Мишель подняла брови. Она слышала о густых джунглях далеко к югу от Пустынь, но никогда не встречала никого, кто утверждал бы, что побывал там. Даже по морю туда нужно было плыть целую зиму.
   — Что же привело тебя в земли, столь далекие от твоей родины, целительница? — спросила женщина-воин. Она знала, что должна торопиться в касту наемников, но любопытство удерживало ее на месте.
   — Работорговцы, — ответ старухи прозвучал небрежно, без горечи и злобы. — Много лет назад.
   Мишель, смущенная своим нетактичным вопросом, готова была попрощаться с женщиной и отправиться своей дорогой, но старуха опять поманила ее к себе, на этот раз настойчивее.
   — Зайди.
   — Я не нуждаюсь в услугах целителей.
   — А я не могу ждать целый день, — целительница повернулась к Мишель спиной и начала водить пальцами по полкам на стене, словно разыскивая что-то. — Я знаю о друзьях, которых ты ищешь, — Целительница подчеркнула последнее слово. Она знала, что Мишель — искательница.
   Что это значит? Насторожившись, но и заинтересовавшись, Мишель спешилась. Никакой черной магии она не чувствовала. Что же известно этой старухе?
   — Фардайл, посторожи коня.
   Волк занял позицию между конем и улицей. Его шерсть все еще стояла дыбом. Удовлетворенная, Мишель проскользнула в дверь. Зверек с огненной гривой все висел на хвосте и заверещал на нее, когда она проходила мимо. Прежде чем подойти к прилавку Мишель осмотрела углы комнаты в поисках чего-нибудь подозрительного. Она не чувствовала присутствия кого-либо еще.
   — Что тебе известно о моих делах? — спросила Мишель, шагнув вперед.
   Старуха не отвечала.
   За спиной у Мишель захлопнулась дверь аптеки, громко стукнул засов. Мишель вдруг вспомнила, что любопытство в Порт Роуле вредит здоровью, и вспомнила маленького портного с гигантом-охранником. С каких пор в этом городе слепая женщина может вести дела заведения в одиночку?
   За спиной воительницы раздался грубый голос:
   — Коснешься меча — умрешь.
* * *
   — Даже те, кто искушен в этом искусстве слишком часто путают обычный сон со сплетением, — объяснял могучий темнокожий брат Джоаху.
   Морис и Эррил сидели на скамье за столом из сосновых досок напротив Джоаха на камбузе «Морского Скорохода». Лица у обоих были суровые. Джоах не собирался позволить стендайцу повлиять на его решение.
   — Это было сплетение, — решительно объявил Джоах. — Эррил нас предаст.
   Флинт, стоявший у плиты, попробовал похлебку. Потом удовлетворенно вздохнул и сказал:
   — Джоах, какой же ты идиот.
   От прямоты рыбака щеки Джоаха заалели.
   Флинт в последний раз помешал похлебку и накрыл кипящий котел крышкой.
   — Тебе следовало сначала прийти к нам. Пугать сестру и вешать на нее бремя твоей тайны чертовски неправильно. На нее и так слишком много всего свалилось, не хватало ей еще твоих домыслов.
   Кровь Джоаха все еще горела от осознания того, что Елена нарушила обещание и рассказала стендайцу про его сон. Елена даже не пришла на эту встречу, она слишком плохо себя чувствовала и потому лежала у себя в каюте, но Джоах подозревал, что она прячется, потому что ей стыдно. Он сжал в руках посох из дерева пои, лежавший у него на коленях. Вот необходимое ему доказательство. Он чувствовал ладонями, как черная магия течет по дереву, словно масло по коже.
   — Заклинание из сна подействовало, — объяснил он. — Как это может быть ложным сплетением?
   — Черная магия по сути своей лжива, — ответил Эррил. — Этот гадкий посох Грешюма давным-давно необходимо было сжечь.
   — Тебе бы этого хотелось, потому что во сне этим посохом я защищал от тебя свою сестру, — огрызнулся Джоах.
   Брови Эррила грозно сошлись на переносице.
   — Я никогда не предам Елену. Никогда.
   — Ты сам сказал, что черная магия лжива, — пробормотал Джоах, повторяя слова стендайца.
   Джоах и Эррил злобно уставились друг на друга.
   — Хватит! — рявкнул Флинт, стукнув половником по столу. — Довольно болтать ерунду. Черная там магия или нет, истинность твоего сна можно проверить другим способом.
   — Как? — удивился Джоах.
   Флинт указал ложкой на Мориса.
   — Расскажи им. Мне нужно мешать похлебку, а то подгорит. Еще не хватало, чтобы из-за эдакой чепухи пропал обед.
   Все время разговора Морис молчал, видимо, выжидая, пока спорщики спустят пар, прежде чем демонстрировать им свои знания.
   — Теперь, когда вы меня опять слушаете, я закончу свои объяснения, — заговорил он, прикасаясь к своей серебряной серьге. — Прежде всего, у Джоаха действительно есть серьезное обоснование для того, чтобы с самого начала поверить в истинность своего сна. Черное заклинание действительно сработало.
   Джоах выпрямился на скамье. По крайней мере, хоть кто-то здесь рассуждает здраво.
   — Чтобы счесть сон сплетением, необходимо, чтобы при тщательном изучении все его аспекты оказались истинными, — продолжал Морис. — Заклинание действительно сработало, но это всего лишь один элемент сна. И, как сказал Эррил, черная магия обманчива. Может быть, не слова заклинания, услышанного во сне, разбудили магию в посохе, а твоя собственная воля, потому что ты хотел, чтобы так было. Прежде, чем ты горячо поверишь в свой сон, необходимо как следует его изучить.
   В сердце Джоаха зародилось семя сомнения. Он доверял Морису — темнокожему брату, который спас ему жизнь на Алоа Глен. Теперь он не мог не прислушаться к словам брата.
   — Как же мы можем судить об истинности моего сна, если события сна еще не произошли?
   — По деталям, — объяснил Морис.
   — По всем деталям, — отозвался от плиты Флинт.
   Морис кивнул.
   — Расскажи нам свой сон еще раз, а я буду задавать тебе вопросы о некоторых его аспектах, пытаясь найти что-нибудь ложное. Если хотя бы один элемент окажется неверным, значит, твой сон не был сплетением.
   Джоах выпустил из рук посох и сложил руки на столе.
   — Понятно. Значит, истинным должно быть все, иначе все ложно.
   Флинт фыркнул.
   — Наконец-то мальчик думает головой, а не задницей.
   Джоах прикусил губу. Может, они и правы. Он потрогал зуб дракона, висевший у него на шее.
   — Сон начался с того, что мы с Еленой стояли на вершине башни на Алоа Глен. Мы были…
   — Погоди, — прервал его Морис. — Опиши башню.
   Джоах закрыл глаза и представил себе башню.
   — Она была узкой… на вершине — не шире двух лошадей. Я мало что еще смог разглядеть, потому что ни разу не смотрел через парапет.
   — Что еще? Какого цвета были камни? Какие еще башни находились поблизости?
   Джоах просиял, вспомнив:
   — Камни были огненно-оранжевого цвета, и через дорогу от башни стояла гигантская статуя женщины с побегом цветущего дерева.
   — Статуя госпожи Силлы с ветвью объединения, — кивнул Флинт.
   — Хмм… Рядом с ней Шпиль Ушедших, — добавил Морис, — Он красновато-оранжевый. — Два брата со значением посмотрели друг на друга. — Вероятно, мальчик пару раз видел их из окон Здания, когда находился там в заточении.
   Флинт недоверчиво хмыкнул.
   — Продолжай, Джоах.
   Он продолжал описывать нападение черного крылатого чудовища.
   — Похоже на виверну, но никого из их мерзкого рода не видели уже много веков, — прошептал себе под нос Морис.
   — Кто знает, что владыка Гульгота выкопал из прошлого для защиты острова? — пробормотал Флинт, озабоченно хмурясь. Теперь он не обращал внимания на пар, выбивавшийся из под крышки котла. Джоах заметил, как Флинт быстро взглянул на Эррила. Что было в глазах старика — сомнение?
   Флинт махнул Джоаху половником:
   — Расскажи нам, как Эррил напал на твою сестру.
   Джоахем владели смешанные чувства. Сначала он боялся, что они ему не поверят. Теперь он гораздо больше опасался того, что ему поверят. Если уж Эррил — предатель, кому же можно доверять? Джоах посмотрел на Эррила, сидевшего с тем же стоическим выражением на лице. Джоах сглотнул и продолжал рассказывать:
   — Расправившись с тварью, я услышал, как у меня за спиной скрипнуло дерево. Я обернулся и увидел, что на площадку входит Эррил. Лицо его кривилось, словно у безумного, меч сверкал в поднятой руке. Я понял, что он собирается напасть на нас. Он захлопнул дверь и закрыл ее на засов, перекрыв нам единственный выход.
   — Я никогда не нападу ни на тебя, ни на Елену, — едва сдерживая ярость проговорил Эррил. — Этот сон смешон.
   Флинт подошел к столу, бросив без присмотра плиту с кипящей похлебкой.
   — Пока что образы из его сна соответствуют истине, Эррил. Может быть, ты был под воздействием какого-нибудь черного заклятия.
   Эррил сердито посмотрел на Флинта, но не возразил.
   Возразил Морис.
   — Нет, сон Джоаха ложен. Мы можем спокойно забыть о нем.
   — Как это? — спросил флинт.
   — Джоах, расскажи нам еще раз, как Эррил лишил вас единственной возможности убежать с башни.
   Озадаченный Джоах еще раз описал этот момент своего сна.
   — Стендаец замахнулся на нас мечом, а потом протянул руку и закрыл дверь на засов.
   И вдруг, словно луч солнца, прорвавшийся сквозь тучи, на Джоаха снизошло понимание.
   — Сладчайшая матерь, может быть, этот сон действительно ложен!
   — Что? — удивился Флинт, все еще не понимая.
   — Во сне у Эррила было две руки! В одной он держал меч; другой — закрыл дверь. И эта рука была не призрачной, а из плоти и крови!
   — Две руки, — Флинт разом обмяк. — Благодарение Верховной Матери! Эта деталь явно ложная, так что ложны и остальные. Таков закон сплетений.
   Джоах все еще не полностью в это поверил.
   — Вы уверены?
   В ответ зазвучал низкий голос Мориса:
   — Даже самой могущественной магии не под силу вырастить новую конечность. И Флинт совершенно прав: в истинном сплетении не бывает ложных деталей.
   — Тогда, может быть, я неправильно запомнил, — настаивал Джоах. — Может быть, во сне у него была только одна рука, но при свете дня мой разум изменил эту мелкую деталь.
   Морис покачал головой и встал.
   — Это было бы подтверждением того, что твой сон не был пророческим, — вздохнул он. — Истинное сплетение запечаталось бы в твою память навсегда.
   Джоах вздохнул и посмотрел на двух решительных братьев. Стало быть, этот сон всего лишь обычный ночной кошмар. Он повернулся к Эррилу. Стендаец ничего не говорил и смотрел на собравшихся с легким отвращением.
   Флинт продолжал.
   — Стало быть, раз это был всего лишь дурной сон, я думаю, нет нужды брать мальчика с собой. Он может остаться и ухаживать за моими животными.
   И тогда странно напряженным голосом заговорил Эррил:
   — Нет, мальчику следует отправиться с нами… в качестве меры предосторожности.
   — Против чего? — удивился Морис. — Ему всего лишь приснился страшный сон, рожденный подавленными воспоминаниями о его заточении на острове. Просто вспомнились старые страхи.
   — Тем не менее ему следует поехать, — Эррил отодвинулся от стола, тем самым показывая, что решение принято и обсуждение закончено.
   Не успел кто-либо что-либо сказать, как по кораблю пронесся пронзительный визг.
   Джоах вскочил, сжимая в руке посох.
   — Елена!

3

   — Обернись… медленно, — приказал хриплый голос у Мишель за спиной.
   Старая целительница уже перестала разыскивать что-то на заставленных полках среди снадобий и бальзамов. В руке у нее была бутылка с каким-то травяным настоем. Мишель нелегко было прочесть выражение на лице старухи: из-за того, что у целительницы не было глаз, понять ее настроение было нелегко. И все же Мишель уловила в уголках тонких губ женщины намек на улыбку.
   — Тикал, — сказала она, — оставь бедную женщину в покое.
   Мишель медленно обернулась. У нее за спиной никого не было. Крохотный пушистый зверек теперь висел на дверном засове. Должно быть, это он своим весом захлопнул дверь. Но кто говорил? Мишель огляделась вокруг. Больше там не было никого.
   Тикал взобрался выше по двери, уставившись на нее своими большими черными глазами.
   — Коснешься меча — умрешь, — сказал он тем же грубым голосом.
   Мишель изумленно вытаращила глаза.
   У нее за спиной прозвучал голос старой целительницы:
   — Не обращай на него внимания. Тикал не знает, что говорит. Он просто повторяет то, что слышит с улицы.
   — Почем апельсины? — спросил Тикал, на этот раз резким женским голосом. — Да за эти деньги я могу купить три бушеля!
   Маленькое создание взобралось на веревочные качели, свисавшие с потолка, и повисло вниз головой, зацепившись за перекладину ногой и хвостом. Он уставился на Мишель и произнес детским голосом:
   — Я люблю лошадок.
   Мишель несколько раз моргнула. Ее сердце все еще испуганно колотилось.
   — Что это за зверь?
   — Тамринк. Точнее, золотогривый тамринк из джунглей Ирендля. Искусство звукоподражания — один из его многочисленных талантов, хотя я бы скорее назвала его надоедливой помехой, а не талантом.
   Слегка покачав головой, Мишель повернулась к целительнице.
   — Меня зовут Мама Фрида, — сказала старуха, кивнув в знак приветствия. Она протянула руку к короткой палке, стоявшей у стены, и, хоть и слепая, сразу же нащупала ее и, опираясь на палку, обошла прилавок.
   — Ты что-то говорила о моих друзьях.
   — Да, они как раз вчера приехали. Им был нужен целитель.
   Мишель забеспокоилась. Кто ранен?
   — Ты знаешь, где остановились мои друзья?
   Старуха обернулась, словно для того, чтобы взглянуть Мишель в лицо.
   — Конечно. Идем.
   Фрида подошла к задней двери и распахнула ее. За дверью обнаружился темный лестничный пролет, ведущий наверх.
   Тикал с легким стуком спрыгнул на пол позади Мишель.
   — Тикал… Тикал… Тикал… — заговорил он нараспев, подбежал к лестнице и поспешил наверх.
   Мишель оглядела темные ступени. Она не чувствовала ничего плохого или злого. И все же она не забыла, как только что чуть не попалась на собственное любопытство, и заговорила о том, что ее озадачило:
   — Фрида, пожалуйста, не сочтите мой вопрос за оскорбление, но как слепая женщина защищает свою жизнь в таком суровом городе, как Порт Роул?
   Фыркнув, Мама Фрида обернулась к Мишель:
   — Защищать свою жизнь? Да я единственная стоящая целительница во всем Болотном Городе, и здесь все это знают. — Она взмахнула своей палочкой. — Мою лавочку весь город охраняет. Кто, кроме меня, будет пользовать порезы от мечей или лечить от отравления? Этот народ, конечно, суров и груб, но не следует считать их глупцами. — Она еще раз оглянулась через плечо, словно изучая Мишель. — Кроме того, кто сказал, что я слепа?
   С этими словами Мама Фрида ступила на первую ступеньку лестницы.
   — Иди за мной.
   Мишель секунду поколебалась, потом последовала за ней. Эта странная женщина знала куда больше, чем говорила. Вместе с Мишель по лестнице поднимались ее сомнения и тревоги.
   Наверху они оказались в небольшом коридоре с несколькими дверями. Мама Фрида повела Мишель к самой дальней комнате. По пути Мишель осматривала остальные двери. Здесь легко было бы устроить засаду. Одна из дверей была приоткрыта, и Мишель заметила там множество полок с ящиками и корзинками. Она также заметила сушильную сеть, где сушились стебли и листья различных трав. Из комнаты в коридор тянулся густой запах специй и земли. Это была просто кладовая, не стоившая дальнейшего внимания.
   И все же, проходя мимо, Мишель почувствовала легчайшее прикосновение магии, от которого встали дыбом самые крошечные волоски у нее на руках. Не сильная магия, но прикосновение чего-то стихийного, что-то, чего она не ощущала еще никогда — а поскольку она в качестве искательницы прошла много стран и земель Аласии, ощущение незнакомой магии заставило ее замедлить шаг. Оно пахло глиной и даром земных глубин — вероятно, углем.
   Должно быть, Мама Фрида услышала, что Мишель замедлила шаг.
   — Идем. Не задерживайся.
   Мишель поспешила вперед. Эту женщину окружало множество тайн, но сейчас перед Мишель стояла более срочная задача.
   Подойдя к последней двери, старая целительница постучала навершием посоха по дубовому косяку — стук-стук-стук — очевидно, сигнал для тех, кто ждал за дверью.
   Маленький тамринк взволнованно затанцевал у ног старухи.
   — Тикал… О, Тикал — хороший детеныш.
   Мама Фрида оттолкнула зверька в сторону кончиком посоха.
   — Он любит гостей, — сказала она.
   Мишель не столько услышала, сколько почувствовала движение в комнате за стеной. Она напрягла руки, готовясь выхватить мечи. Когда дверь распахнулась, из нее смерчем вырвался поток стихийной магии. Атака на ее ощущения была настолько внезапной, что ее колени чуть не подогнулись. Шум ветра, рокот грозовых туч, резкий крик сокола. И с этими вкусами смешивался еле заметный намек на гранит и низкое ворчание мельничных жерновов. Она узнала эти течения и снова твердо встала на ноги.
   В дверях стояла знакомая фигура.
   — Мама?
   — Толчук! — Мишель рванулась вперед, мимо старухи, отступившей в сторону. Она крепко обняла сына, а Тикал взобрался по ноге огра — так же легко, как взобрался бы по древесному стволу.
   — Благодарение Матери, ты в безопасности, — прошептала она, спрятав лицо у него на груди, такой широкой, что руки Мишель не сходились у него на спине. Он был гораздо выше ее, хоть и ходил слегка сутулясь, как обычно ходят огры. Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Как же он похож на своего погибшего отца, подумала она. Тот же самый плоский нос и густые нависающие брови, даже губа точно так же чуть приподнята над клыками, а меховой свалявшийся гребень так же спускается с шишковатой головы на шею и вдоль позвоночника.
   Только его глаза, большие золотые глаза с вертикальными кошачьими зрачками, говорили, что в нем течет не только огрская кровь, но и силуранская, унаследованная от матери.
   Толчук ответил на приветствие Мишель с такой же радостью, но разорвал объятия раньше, чем хотелось бы ей.
   — Ты проехала через болота, — сказал он. — Как Елена и Эррил?
   Не желая сболтнуть лишнего в присутствии Мамы Фриды, Мишель осторожно сказала:
   — С моей племянницей все в порядке. Со всеми нами все в порядке. Несколько царапин и шрамов, только и всего.
   Толчук сказал мрачным голосом:
   — Хотел бы я, чтобы и нам так же повезло. Заходи.
   Суровый тон сына напомнил ей о ее долге. Она ощупала комнату с помощью своих умений, отыскивая признаки затемнения. Но даже при ближайшем изучении стихийная магия в комнате ощущалась чистой, неискаженной. Но она чувствовала в комнате еще и боль. Она последовала за Толчуком внутрь.
   Комната изумила Мишель. Она ожидала увидеть темную мрачную клетушку, а обнаружила просторную комнату, хоть и без окон, но освещенную веселым светом ламп и небольшого очага с раскаленными угольями. Ощущение тепла и безопасности подчеркивал толстый шерстяной ковер на дубовом полу. У каждой стены стояли две кровати, а перед очагом — три мягких кресла.
   Из одного кресла поднялся, приветствуя ее, знакомый долговязый парень в поношенной дорожной одежде. Лицо его было хмурым, а тонкие губы недовольно кривились. Янтарные глаза с щелеобразными зрачками под светло-каштановыми волосами были такими же, как у его брата-близнеца.
   — Могвид, — сказала Мишель, желая, чтобы недовольство на лице этого человека хотя бы немного рассеялось, — твой брат Фардайл внизу сторожит моего коня. Он будет рад увидеть тебя живым и здоровым.
   Эта новость, похоже, не принесла Могвиду особой радости. Лицо оборотня еще больше помрачнело.
   — Хорошо будет снова увидеть брата, — просто сказал он.
   Мишель вопросительно посмотрела на Толчука. Огр потянул мать к одной из кроватей.
   — Не обращай внимания на Могвида, — выдохнул он, изо всех сил стараясь говорить тихо. — У нас у всех тяжело на душе.
   Подходя к постели, она увидела, что в кровати кто-то лежит, и покалывание от запаха стихийной магии ветра усилилось. Она знала, кто лежит в постели — Мерик, эльфийский лорд. Но, подойдя к постели, она его не узнала. Мерик, исхудавшее тело которого было наполовину укрыто льняными покрывалами, выглядел совсем не так, как во время их последней встречи в Шадоубруке. Его грудь была крепко перебинтована, но даже сквозь повязки чувствовался запах горелой плоти. Разбитые губы потрескались, а прекрасные серебристые волосы сгорели до самой кожи. К счастью, он, похоже, спокойно спал — его глаза были закрыты, а дыхание было глубоким и ровным. Мишель почувствовала, что даже этим маленьким облегчением они были обязаны бальзамам и эликсирам Мамы Фриды.
   Мишель больше не могла на него смотреть.
   — Что случилось?
   — Его поймал и мучил один из ищеек Темного Лорда. — Толчук продолжал рассказ о событиях, которые привели их сюда: как он в последнюю минуту спас Мерика из рук предавшегося злу лорда гномов, и как Могвид перехитрил пару близнецов-иллгардов в центральном замке города. — Мы сумели уйти и сесть на баржи, когда башни Замка рушились и падали. Но Мерик совсем ослаб от ран. Хотя от затемнения мы его спасли, его загрязненные раны загноились. Нам очень-очень повезло, что вскоре после нашего прибытия в Порт Роул хозяин постоялого двора отправил нас к Маме Фриде.
   — Я не думаю, что вам просто повезло, Толчук, — пробормотала Мишель, зная, что в портовом городе великодушие встречалось редко и почти всегда имело свою цену. Тавернщик наверняка боялся инфекции и предпочел отправить постояльцев к целительнице, нежели рисковать заражением и возможной эпидемией в собственном дворе.
   — Просто повезло или не просто, но мы здесь, — Толчук скормил кусочек бисквита Тикалу, рывшемуся в карманах огра. Тамринк проглотил угощение целиком, потом тщательно вылизал пальцы.
   — Вам повезло, — сказала Мама Фрида. — Должно быть, вам покровительствует сама Верховная Матерь. — Она забрала Тикала с плеча огра, взяла зверька на руки и села с ним в кресло. — Чтобы сбить жар, понадобилась трава, которая растет только в Ирендле — редкая разновидность, которую я выращиваю здесь. Еще день, и он бы наверняка умер.
   Толчук кивнул.
   — Мерику уже стало гораздо лучше.
   Мишель нахмурилась. Если эльфу стало лучше, ей было страшно подумать, как Мерик выглядел накануне. Она оглядела комнату.
   — А Крал? Где он? — В комнате не хватало только его.
   Могвид ответил:
   — Он ждет тебя у северных ворот города. Мы ведь не знали, через какие ворота ты въедешь в Порт Роул.
   — Он обычно возвращается только после наступления темноты, — добавил Толчук.
   — Еще в Шадоубруке, — продолжал Могвид, — большой человек начал беспокоиться. Он почти каждый вечер ходит искать признаки присутствия врагов.
   — Ну, встречать меня ему было необязательно, — сказала Мишель. — Я нашла бы вас с помощью моей способности ощущать стихийную магию. Я думала, это и так понятно.
   Могвид подошел к креслу рядом с креслом Мамы Фриды и сел со снисходительной улыбкой на лице.
   — Ты почувствовала Мерика с улицы? — спросил он. — Или даже в лавочке внизу?
   Брови Мишель сошлись на переносице. Слова оборотня доказывали, что они хорошо продумали ситуацию. Она не почувствовала даже признака уникальной воздушной магии Мерика до тех пор, пока не открылась дверь комнаты.
   — Как?.. Я должна была бы суметь… — Мишель повернулась к Маме Фриде.
   Старая целительница улыбнулась ей:
   — Ты многого не знаешь, юная госпожа. В моих родных джунглях, где магия земли так же плодородна, как и сами леса, мы научились защищаться. Я давным-давно покрыла эти стены ароматическим маслом защитного корня. Оно прячет мое магическое искусство от любопытных глаз.
   Мишель осмотрела промасленные доски стен. Она попыталась нащупать что-либо за пределами комнаты — и ей это не удалось. Как будто за этими стенами ничего не существовало.
   — Так вот почему я никогда не чувствовала присутствие Мамы Фриды, когда приезжала в город, — пробормотала она. — А вы сумели уйти от очерняющего присутствия иллгарда. Вы нашли безопасное убежище.
   Мама Фрида фыркнула:
   — В Порт Роуле не бывает безопасных убежищ. Болотный Город их не потерпит. Но это — мой дом.
   Мишель насторожилась. Каждая минута, проведенная рядом с этой женщиной, похоже, приносила с собой новые открытия — и Мишель это не нравилось! Она как будто сражалась, стоя на зыбучем песке, и меч Мамы Фриды был длиннее.
   — С вашей стороны было очень великодушно предоставить ваш дом моим друзьям. Но…
   Мама Фрида закончила ее мысль:
   — Но великодушие в Порт Роуле всегда имеет свою цену.
   Лицо Мишель окаменело.
   Мама Фрида глубже уселась в кресле и указала на кресло, оставшееся свободным.
   — Если мрак на твоем лице станет еще гуще, мне понадобится фонарь, чтобы увидеть его. Сядь… Сядь.
   Мишель садиться отказалась и заговорила прямо:
   — Хватит глупостей. Говори прямо. Ты не можешь видеть мое лицо. У тебя нет глаз.
   — Что мне глаза? Я вижу капельку засохшей грязи у тебя на щеке и несколько соломинок, запутавшихся у тебя в волосах над левым ухом.
   Мишель стерла грязь с лица, вытащила солому из волос.
   — Как?
   Мама Фрида потрепала золотистую гриву своего зверька и пощекотала его за ухом. Тамринк отмахнулся от дразнящих пальцев, потом уселся у нее на коленях и принялся сосать палец ноги. Все это время глаза тамринка не отрывались от лица Мишель.
   — Тамринки, — начала Мама Фрида, — умеют не только воспроизводить звуки, но и обладают многими другими уникальными способностями. В наших джунглях они кочуют большими группами — едиными семьями. Они растут в такой тесной связи друг с другом, что каждый становится частью целого. Что слышит один тамринк, слышат все. Что видит один тамринк, видят все. В определенном смысле слова стая становится одним существом, всевидящим и всеслышащим.