Экипаж, несущий первую вахту, повернул самолёт к северу. Небо было тёмным и останется таким на протяжении почти всего полёта. Самым главным для экипажа было не заснуть, находиться всё время начеку. Управлять самолётом будет автоматическое навигационное оборудование, в это время суток ночные коммерческие рейсы уже закончились, а дневные только начинались. Военным пилотам принадлежало сейчас все небо вместе с рваными облаками и обжигающим ледяным ветром за алюминиевой обшивкой самолёта, направляющегося к самому невероятному месту назначения, о котором мог только помыслить резервный экипаж. Экипажу второго «гэлэкси» повезло больше. Их самолёт повернул на юго-запад и меньше чем через час уже летел над Тихим океаном, выполняя свой более короткий рейс к базе ВВС Хикем.
* * *
   Подводная лодка ВМС США «Теннесси» вошла в гавань Пирл-Харбора на час раньше намеченного срока и направилась к крайнему причалу, отказавшись от портового лоцмана и положившись при швартовке на помощь одного военно-морского буксира. Причал был погружён в темноту, и швартовка проводилось при свете прожекторов на других пирсах гавани. Ещё одной странностью было то, что на причале «Теннесси» ждал огромный автозаправщик. То, что рядом с ним стоял служебный автомобиль, доставивший сюда адмирала, не вызвало удивления у капитана третьего ранга Клаггетта. Тут же на пирс подали сходни, и командующий подводными силами Тихоокеанского флота поспешно поднялся на палубу ещё до того, как на кормовой части паруса субмарины успели поднять флаг. Тем не менее адмирал отсалютовал ему.
   — Добро пожаловать на борт, адмирал, — послышался сверху голос командира, и Клаггетт спустился по трапу, чтобы встретить адмирала Манкузо в своей каюте.
   — Голландец, я рад, что тебе удалось вывести её в море, — произнёс Манкузо с улыбкой, сдерживаемой серьёзностью ситуации.
   — А я просто счастлив, что мне удалось наконец потанцевать с моей красавицей, — признался Клаггетт и тут же добавил: — У меня полные ёмкости дизельного топлива, сэр.
   — Нам придётся освободить один из твоих баков. — Огромные размеры «Теннесси» позволяли иметь несколько ёмкостей для вспомогательного дизеля.
   — Почему, сэр?
   — Возьмёшь запас JP-5. — Манкузо открыл кейс и достал оттуда пачку оперативных приказов, на которых едва успели высохнуть чернила. — Тебе предстоит участвовать в проведении специальных операций. — Клаггетт автоматически едва не задал вопрос: «А почему я?» — но вовремя удержался. Он открыл обложку папки с приказами и начал проверять запрограммированный для него курс.
   — У меня могут возникнуть определённые трудности, сэр, — заметил Клаггетт.
   — Смысл операции заключается в том, что ты должен принять все меры, чтобы тебя не обнаружили, но имеешь право прибегнуть и к обычному правилу. — Обычное правило означало, что в случае необходимости капитан сам принимает решение, полагаясь на собственное суждение.
   — Слушайте все, — донеслось по системе корабельной трансляции. — С этого момента курение на борту запрещается. Повторяю, курение запрещается.
   — Ты разрешаешь команде курить во время похода? — спросил комнадующий подводными силами Тихоокеанского флота, потому что многие шкиперы не допускали этого.
   — Вы же сами сказали, что мне следует полагаться на собственное суждение.
   В тридцати футах от каюты командира Рон Джоунз вошёл в гидроакустический пост и достал из кармана компьютерный диск.
   — У нас уже проведены работы по расширению вычислительных возможностей, — заметил старший акустик.
   — Это совершенно новый диск. — Подрядчик вставил диск в прорезь запасного компьютера. — С помощью этого программного обеспечения мне удалось обнаружить вас, как только лодка в первую же ночь пересекла линию раннего оповещения у Орегона. В кормовом отсеке что-то не было закреплено?
   — Да, переносный ящик с инструментами. Его сразу убрали. С тех пор мы пересекли ещё две линии раннего оповещения, — напомнил ему акустик.
   — На какой скорости? — спросил Джоунз.
   — Вторую прошли почти на полной и сделали над ней несколько зигзагов.
   — Я заметил всего лишь лёгкий скачок, ничего больше, а на ней было установлено то же программное обеспечение, что я только что ввёл в ваш компьютер. У вас действительно тихий корабль, чиф. Совершили обход лодки?
   — Да, капитан даже позверствовал, но теперь у нас нет ничего незакреплённого. — Акустик сделал паузу. — Если не считать свисающих концов туалетной бумаги.
   Джоунз поудобнее устроился в одном из кресел и окинул взглядом тесный гидроакустический пост. Он провёл здесь несколько лет жизни, это было его рабочее место. Рон получил всего лишь намёк на операцию, в которую уходила «Теннесси», — Манкузо спросил его относительно акустических условий в западной части Тихого океана и выразил беспокойство по поводу того, что японцы могли захватить наземную станцию линии раннего обнаружения ВМС на острове Хонсю до того, как персонал успеет вывести из строя её оборудование, — но и этого было вполне достаточно. Подводная лодка, вне всякого сомнения, отправлялась в логово врага — по-видимому, это была первая субмарина Тихоокеанского флота, перед которой поставили такую задачу. Господи, и к тому же это поручено подводному ракетоносцу, подумал он. Огромному и тихоходному. Рон протянул руку и коснулся пальцами приборной панели.
   — Мне довелось слышать о вас, доктор Джоунз, — произнёс старший акустик, прочитав его мысли. — Я тоже знаю своё дело, понимаете?
   — Когда японские лодки всплывают на шноркельную глубину…
   — …частота акустических колебаний на линии тысяча герц. У нас самая совершенная буксируемая антенна и полностью обновлённое программное обеспечение — включая ваши средства расширения её возможностей, наверно. — Старший акустик протянул руку к кофейнику, подумал и налил кружку для гостя.
   — Спасибо.
   — «Эшвилл» и «Шарлотт» погибли?
   Джоунз кивнул, глядя в кружку.
   — Вы знакомы с «Французом» Лавалем?
   — Он преподавал на наших курсах, много лет назад.
   — Француз был моим старшиной на «Далласе», когда мы плавали вместе с адмиралом Манкузо. У него на «Эшвилл» служил сын. Я знал его. Мы должны расплатиться за его смерть.
   — Понял, — коротко бросил старший акустик.
* * *
   — Соединённые Штаты Америки считают неприемлемой создавшуюся ситуацию, господин посол. Мне казалось, что я выразил эту точку зрения достаточно ясно, — сказал Адлер через два часа после начала очередного этапа переговоров. По сути дела заместитель госсекретаря США выражал эту точку зрения чётко и ясно по меньшей мере восемь раз на дню с начала переговоров.
   — Мистер Адлер, если ваша страна не хочет продолжения войны, которая никому не принесёт ни малейшей пользы, вам нужно только одно — дать согласие на признание результатов предстоящих выборов, которые будут проведены под международным контролем.
   В одном из городов Калифорнии, вспомнил Адлер, есть радиостанция, которая неделями исполняла все известные аранжировки знаменитой мелодии «Луи, Луи». Может быть, посоветовать Госдепартаменту передавать эту запись в качестве подготовки к подобным дипломатическим переговорам! Японский посол ожидал от американской стороны ответа на любезное предложение Японии вернуть Гуам — словно японские войска не захватили этот остров силой — и теперь проявлял раздражение из-за того, что Адлер отказывался пойти на уступки в благодарность за такой дружеский жест. Может быть, у американца есть ещё какие-нибудь козыри? Если так, то пока он не увидит, что за карты у Адлера, не сделает и шага.
   — Мы благодарны, разумеется, за то, что ваша страна выразила согласие на международный контроль за выборами, равно как и за то, что вы берете на себя обязательство признать их результаты, но это отнюдь не меняет того обстоятельства, что речь идёт о суверенной национальной территории, население которой уже проявило своё желание, политически объединившись с Соединёнными Штатами. К сожалению, мы не можем принять ваше благородное предложение при создавшемся положении.
   Посол поднял руки кверху, выражая тем самым разочарование от того, что его на дипломатическом языке назвали лгуном.
   — Как же нам убедить вас?! — воскликнул он.
   — Просто вывести с островов вооружённые силы, разумеется, — ответил Адлер. Он, однако, уже сделал небольшую уступку. Признав, что Америка не отвергает безоговорочно вопрос о выборах, заместитель государственного секретаря позволил тем самым послу сообщить в Токио о некотором прогрессе в переговорах. Это совсем немного, вовсе не то, что хотелось бы услышать послу, но всё-таки определённый шаг вперёд. Позиции сторон были подтверждены ещё раз, перед тем как утренний перерыв предоставил дипломатам возможность встать и размять затёкшие мышцы.
   Было холодно и ветрено, и, как обычно, Адлер и посол разошлись на террасе, которая превращалась в летнее время в столовую на открытом воздухе, в противоположные стороны. Члены делегаций встречались, чтобы выяснить позиции друг друга, в то время как руководители делали вид, что не имеют к этому отношения.
   — Разве это можно назвать значительной уступкой? — Нагумо пригубил чашку с чаем.
   — Хорошо, что удалось добиться хотя бы этого. Мы ведь знаем, что многие в вашем правительстве не согласны с предпринятыми действиями.
   — Да, я говорил об этом, — согласился Сейджи. Крис Кук подавил желание оглянуться вокруг, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор. Это могло показаться излишне театральным. Он снова поднёс к губам чашку, глядя на юго-запад, в сторону Центра Кеннеди.
   — Проводятся неофициальные встречи, — заметил американский дипломат.
   — С кем?
   — В них принимает участие Кога, — тихо проговорил Кук. Если Адлер отказывается вести честную игру, по крайней мере он исправит положение.
   — А-а. Да конечно, взаимодействие с ним вполне логично.
   — Сейджи, если мы выберем верный курс, то оба выйдем из этой заварухи героями. — Разве это не будет идеальным решением для всех? — подумал он.
   — Что за встречи? — спросил Нагумо.
   — Мне известно одно — они проводятся по тайным каналам. А теперь скажи мне, это Кога стоит во главе оппозиции, с которой ты поддерживаешь связь?
   — Он принадлежит к её числу, разумеется, — ответил Нагумо. Ему только что удалось получить важнейшую информацию: американцы не идут на уступки, и вот теперь причина ясна — они рассчитывают на то, что хрупкая парламентская коалиция Гото развалится под напором времени и неуверенности. А сейчас от него требовалось лишь одно — подорвать моральный дух американцев и таким образом закрепить выигрышную позицию своей страны… Да, это элегантное решение проблемы. К тому же предсказание Криса относительно того, что они выйдут из затруднительного положения героями, окажется наполовину правильным — Нагумо действительно проявит себя с лучшей стороны перед соотечественниками.
   — А остальные? — спросил Кук.
   Ответ был автоматическим и заранее предсказуемым.
   — Они тоже, разумеется, только я не рискую назвать их имена. — Нагумо уже обдумывал дальнейшее направление действий. Раз американцы делают ставку на подрыв политической стабильности Японии, значит, у них недостаточно возможностей для силового решения проблемы. Вот это новость!
* * *
   Первый воздушный заправщик поднялся с авиабазы ВВС в Элмендорфе и присоединился к С-5 чуть к западу от Нома. Пришлось найти воздушное пространство, свободное от турбулентных потоков, но даже при этом несколько минут, необходимых для дозаправки, оказались весьма рискованными — есть даже что-то противоестественное в том, когда два самолёта, каждый весом в несколько сот тонн, соединяются в воздухе подобно мухам-однодневкам. Положение усложнялось ещё и тем, что пилот С-5 видел всего лишь нос заправщика и был вынужден лететь в таком положении на протяжении двадцати пяти минут. Но хуже всего было то, что двигатель трехмоторного КС-10, размещённый в хвостовой части самолёта, отбрасывал свои выхлопные газы прямо на Т-образное хвостовое оперение «гэлэкси», создавая турбулентность, постоянно сотрясающую огромный транспортный самолёт, что вынуждало пилота непрерывно корректировать его положение по отношению к заправщику. Большие деньги не платят даром, подумал он, обливаясь потом под своим лётным комбинезоном. Наконец баки С-5 наполнились, самолёты разошлись, «гэлэкси» начал снижаться, а заправщик отвернул направо. У всех, кто находились на борту транспортника, желудки вернулись в нормальное положение, и С-5 продолжил полёт на запад, через Берингов пролив. Скоро с аэродрома в Шемье взлетит очередной заправщик и тоже войдёт в воздушное пространство России. Они не знали о том, что ещё один американский самолёт уже находился там и вёл за собой эту тайную процессию к месту, обозначенному на американских навигационных картах как Верино — город на транссибирской железнодорожной магистрали, построенный ещё в начале века.
* * *
   Новый гребной вал был наконец установлен, что показалось шкиперу самым продолжительным и однообразным ремонтом в его жизни. Со стороны корабля установили и отрегулировали подшипники, а внутри гребного туннеля набили и закрепили сальники. Этим занималась сотня мужчин и женщин. Работы велись круглые сутки без малейших возражений со стороны гражданского персонала, занятого на подъёмных механизмах по сторонам гигантского бетонного сооружения, называемого сухим доком. Приближался последний этап — огромный подъёмный кран уже подносил новенький сверкающий винт к пятке гребного вала. Винт имел тридцать футов в диаметре и прошёл прецизионную балансировку, через два часа он будет установлен на гребном валу авианосца, которому суждено теперь стать самым дорогим двухвинтовым кораблём в мире.
   Телевизионная передача компании Си-эн-эн совпала по времени с восходом в этой части земного шара. Камера, заметил Райан, была установлена на противоположном берегу гавани. Ведущая держала в руке микрофон, а внизу на экране появилась надпись: «Прямая трансляция». Ничего нового в порту Пирл-Харбора, сообщила, ведущая, не произошло.
   — Вы видите, что позади меня в сухих доках находятся авианосцы «Энтерпрайз» и «Джон Стеннис». Судьба двух самых дорогих военных кораблей в мире зависит сейчас от усилий целой армии рабочих, которые делают всё возможное, чтобы отремонтировать их для выхода в море, на что потребуется не менее…
   — …нескольких месяцев, — закончил за неё Райан. — Давай, милая, продолжай, продолжай говорить им это…
   Скоро в эфир выйдут и другие телевизионные компании с такой же информацией, но советник по национальной безопасности больше всего полагался на репортажи Си-эн-эн. Именно эта компания снабжала мир самыми достоверными и надёжными новостями.
* * *
   «Теннесси» только что миновала выходной буй и начала погружение. Подводную лодку сопровождали два вертолёта противолодочной обороны. Недалеко находился эсминец типа «спрюэнс», он заканчивал подготовку и сигнализировал прожектором, чтобы субмарина подошла поближе провести последние испытания по слежению.
   Перед самым отплытием на борт «Теннесси» поднялись пять военнослужащих армии США. Им выделили места в соответствии с воинскими званиями. Старший лейтенант разместился на койке, которая при обычных условиях принадлежала бы офицеру-ракетчику. Старший сержант, который по военно-учётному расписанию числился как Е-7 и равнялся по званию главному старшине, получил место в «козлином закутке». Остальные разместились в матросских кубриках. Обучение морскому делу началось с того, что каждый из них получил туфли на резиновом ходу и выслушал лекцию о необходимости соблюдать полную тишину.
   — Зачем? Разве это так важно? — спросил старший сержант, глядя на выделенную ему койку в кубрике старшинского состава и думая о том, что гроб по сравнению с нею вовсе не худший вариант — если, разумеется, он сумеет дожить до него.
   И тут же донёсся звук, похожий на раскат грома.
   — Вот почему, — ответил старший электрик. Он сумел удержаться от дрожи, но прибавил: — Я так и не смог привыкнуть к этому.
   — Боже мой! Что это?
   — Гидролокатор SQS-53 на эсминце. Если ты слышишь его так отчётливо, это означает, что нас засекли. У японцев гидролокаторы не хуже, сардж.
   — Не обращай внимания, — произнёс старший акустик в гидропосту. Он стоял позади молодого матроса-акустика, глядя на дисплей. Действительно, новое программное обеспечение намного облегчило задачу обнаружения надводных кораблей, несмотря на использование ими системы «прерия-маскер», особенно если ты знаешь, что над головой ясное небо и дождевые капли не обрушиваются на морскую поверхность.
   — Но ведь он засёк нас, чиф.
   — Только потому, что капитан распорядился не мешать ему в этом. Больше мы не будем ни для кого такой лёгкой добычей.
* * *
   Верино представляло собой обычный российский аэродром, на котором базировались МиГи, в этом районе таких аэродромов были десятки. Никто точно не знал, чем было вызвано беспокойство русских, разместивших здесь столько истребителей-бомбардировщиков. Отсюда они могли нанести удар по Японии или по Китаю или защищаться от налётов из любой азиатской страны, в зависимости от того, у кого обострялась параноидальная агрессивность в тот или иной момент или кого считали врагом при постоянно меняющейся политической обстановке, подумал американский пилот. Раньше ему никогда не доводилось подлетать сюда так близко, и даже после изменений, произошедших в отношениях между их странами, он не рассчитывал побывать здесь, разве что приехать с дружеским визитом в европейскую часть России, как это делали время от времени лётчики американских ВВС. А теперь всего в тысяче ярдов он ясно видел русский перехватчик Су-27 в направлении на два часа, причём под крыльями истребителя висели настоящие ракеты, а в голове русского пилота наверняка роились соблазнительные мысли: ты только посмотри, какая громадная цель!
   Два таких разных самолёта встретились час назад, потому что у американцев не было времени подыскать офицера ВВС, говорящего по-русски, а объясняться по-английски на частоте радиопереговоров, отведённой для воздушного транспорта, никто не решался, опасаясь выдать этим себя. Поэтому транспортный самолёт послушно следовал за истребителем, подобно тому как овчарка бежит за крохотным терьером.
   — Вижу посадочную дорожку, — устало произнёс второй пилот. Самолёт начал содрогаться от возросшей турбулентности, обычной для малой высоты, что ещё больше усилилось, когда выдвинулись закрылки. Посадка шла как обычно, пока перед самым касанием дорожки пилот не заметил в стороне пару самолётов С-17. Значит, его «гэлэкси» не первый американский . самолёт, прилетевший сюда. Может быть, пилоты этих двух самолётов скажут ему, где находится помещение для отдыха экипажей.
* * *
   Авиалайнер JAL-747 с полным комплектом пассажиров на борту оторвался от земли и полетел на запад, навстречу дующим в это время года над Тихим океаном ветрам, оставив позади Канаду. Капитан Сато не был уверен, какие чувства надлежит испытывать по поводу происходящего. Как всегда, ему было приятно лететь домой с таким количеством соотечественников, но в то же время его не оставляло ощущение, что они поспешно покидают Америку, и это вызывало тревогу. Сын сумел сообщить ему о сбитых американских Б-1, и Сато пришёл к выводу, что если его страна способна вывести из строя два крупнейших американских авианосца, потопить две якобы неуловимые атомные подводные лодки, а затем ещё и сбить один или два хвалёных стратегических бомбардировщика, то стоит ли опасаться такого противника? Теперь остаётся только ждать, подумал он. Справа Сато увидел очертания ещё одного «Боинга-747», раскрашенного в цвета авиакомпании KLM, летящего из Японии, несомненно полного американских бизнесменов. Вот они уж точно уносят ноги. Разумеется, им нечего бояться, и они руководствуются не чувством страха, а скорее чувством стыда. Сато улыбнулся при этой мысли. Предстоящий перелёт будет несложным. Четыре тысячи шестьсот морских миль, время в полёте — девять с половиной часов, если не произойдёт внезапной смены погоды. Триста шестьдесят шесть пассажиров, находящихся на борту авиалайнера, прилетят домой в заново рождённую страну, которую охраняют его сын и брат. Придёт время, и соотечественники, летящие сейчас домой, вернутся в Северную Америку с гордыми лицами, как и надлежит людям, представляющим японскую нацию, сказал себе Сато. Он жалел, что больше не является частью военной машины, восстановившей национальную гордость, однако ошибка была совершена слишком давно и теперь её уже не исправить. Тем не менее он внесёт свою крохотную долю в обновление истории, управляя самолётом со свойственным ему искусством.
* * *
   Ямате сообщили об этом рано утром в тот день, когда он собирался вернуться на Сайпан и начать там кампанию по выборам в губернаторы острова. Правительственные департаменты передали эту информацию ему и его коллегам. Теперь все адресованное Гото и министру иностранных дел попадало прямо к Ямате и собравшейся вокруг него группировке. Организовать это оказалось нетрудно. В стране происходили изменения и наступила пора должным образом обра1цаться с людьми, держащими в руках полноту истинной власти. Постепенно это станет ясно и широким массам, население поймёт, кто являются подлинными хозяевами в стране, как это уже поняли — пусть с некоторым опозданием — правительственные чиновники.
   Значит, Кога — предатель, подумал промышленник. Впрочем, это не было таким уж неожиданным. Бывший премьер-министр придерживался наивной точки зрения относительно честности правительства и чистоты в управлении государством, считал, что следует обращаться за поддержкой к трудящимся массам. Как типично для него, что он испытывает ностальгию по тому, чего никогда и не существовало. Разве можно сомневаться в том, что политические деятели нуждаются в руководстве и поддержке со стороны таких людей, как он, Ямата. Разумеется, политики должны проявлять должное уважение к своим истинным хозяевам и повиноваться их воле. В конце концов, их задача заключается всего лишь в том, чтобы стремиться к сохранению благосостояния, с таким трудом завоёванного для Японии людьми, подобными Ямате. Если бы страна полагалась только на правительство, где бы сейчас она находилась? Но у таких людей, как Кога, нет ничего, кроме идеалов, ведущих в тупик. Простые люди — что они знают? Что могут? Они знают и могут лишь то, что говорят им те, кто сумели подняться выше их, и признавая своё место в жизни, выполняя порученные им задания, они достигли процветания как для себя, так и для своей страны. Разве это непонятно?
   Ведь никто не требует возвращения к средневековым обычаям, когда страной правили аристократы, передававшие власть своим потомкам. Эта система правления оправдывала себя на протяжении двух тысячелетий, но оказалась непригодной для эпохи промышленной революции. Наследственная аристократия вырождалась, становилась вялой и анемичной или высокомерной и жестокой. Нет, такие люди, как он, Райзо Ямата, заслуженно добились высокого места в обществе, власти и денег сначала на службе у других, затем пробиваясь вверх с помощью усердия и интеллекта — да, и везения, конечно, признался он себе. Это они помогли Японии достигнуть теперешнего величия, возродили маленькую островную страну из руин и пепла, превратили её в могучую промышленную державу. Это они унизили одну из «великих» сверхдержав мира, скоро унизят ещё одну и одновременно возвысят свою страну, возведя её на вершину мирового порядка, достигнут всего, чего не сумели добиться тупоголовые военные вроде генерала Того.
   Совершенно очевидно, что для Кога не осталось выбора, кроме как уйти с дороги или подчиниться подобно Гото. Но Кога оказался слишком упрямым. А теперь он вступил в заговор для того, чтобы лишить свою страну предоставившейся ей исторической возможности достичь подлинного величия. Почему? Да потому, что путь, избранный Яматой для Японии, не соответствовал его глупому эстетическому представлению о плохом и хорошем — или потому, что Кога счёл такой путь слишком опасным, не понимая, что достигнуть подлинного величия без риска невозможно.
   Ну что ж, я не могу допустить этого, сказал себе Ямата и протянул руку к телефону. Надо поручить дело Канеде, чтобы не предавать его гласности. Пора привыкать к личной власти. Даже Гото может не согласиться со столь решительными мерами.
* * *
   На заводе корпорации «Нортроп» самолёт прозвали «армадилло» по имени приземистого неуклюжего млекопитающего, покрытого толстым панцирем. Несмотря на то что его корпус был настолько гладким, что очертаниями походил на парящую морскую птицу, В-2А на самом деле был совсем не таким, как казался на первый взгляд. Синевато-серые композитные материалы, составляющие его наружную обшивку, представляли собой лишь часть технологии «стеле», использованной при строительстве самолёта. Внутренний металлический корпус был угловатым и изломанным вроде глаза насекомого, и отражал лучи радиолокатора таким образом, что они уходили в сторону от приёмной антенны. Гладкая наружная поверхность была предназначена для того, чтобы сделать самолёт более обтекаемым, улучшить его аэродинамические характеристики и увеличить таким образом дальность полёта. Конструкторы добились успеха — их усилия оказались весьма успешными.