Так и оказалось. Этот японец ростом был почти с Кларка, он уже держал пистолет в руке и вышел из кухни, называя имя и задавая вопрос, но реакция его оказалась замедленной, а пистолет все ещё опущенным вниз, перед ним же оказался человек с поднятым пистолетом, готовый к стрельбе. Последнее, что успел увидеть японец, — это зловещую тёмную фигуру. Кларку понадобилось полминуты, чтобы осмотреть остальные комнаты роскошной квартиры, но все они оказались пустыми.
   — Евгений Павлович! — позвал он.
   — Ваня, сюда!
   Кларк повернул налево, бросил быстрый взгляд на обоих убитых им мужчин, но лишь для того, чтобы убедиться, что они действительно мертвы. Он знал, что навсегда запомнит эти тела — так же как он помнил всех остальных, погибших от его руки, — и постарается убедить себя в необходимости их смерти, как делал это и раньше.
   Кога сидел в кресле, бледный как полотно, пока Чавез-Чеков заканчивал осмотр комнаты. Мужчина перед телевизором даже не успел вытащить пистолет из наплечной кобуры — эта мода пришла из кинофильмов, подумал Кларк. Если требовалось быстро достать оружие, такая кобура была бесполезной.
   — Слева все чисто, — заметил Чавез, вспомнив о необходимости говорить по-русски.
   — Справа чисто. — Кларк заставил себя успокоиться, глядя на мёртвого мужчину в кресле перед телевизором и пытаясь догадаться, кто из троих убил Ким Нортон. Пожалуй, не тот, что стоял снаружи, у входа в квартиру.
   — Кто вы? — резко бросил Кога, потрясённый и одновременно разгневанный, забыв, что они недавно встречались. Кларк сделал глубокий вдох, прежде чем ответить.
   — Кога-сан, мы пришли, чтобы спасти вас.
   — Вы убили их! — Дрожащей рукой он указал на трупы.
   — Поговорим об этом потом. Прошу вас пройти с нами. Мы не представляем опасности для вас, сэр.
   Кога не был лишён человечности. Кларк почувствовал уважение к нему, когда бывший премьер-министр проявил беспокойство относительно смерти охранников, хотя те явно не относились к числу его друзей. Но сейчас настало время уходить, и быстрее.
   — Кто из них Канеда? — спросил Чавез. Кога указал на мёртвого мужчину, сидевшего перед телевизором. Динг подошёл к трупу, посмотрел на него, но сдержался и только переглянулся с Кларком. На лице его появилось выражение, понятное только им двоим.
   — Ваня, пора уходить.
* * *
   Дисплей предупреждения об опасности словно обезумел. Экран был весь покрыт красными и жёлтыми тенями, женский голос твердил, что Рихтер обнаружен, однако в данном случае компьютер ошибался, и пилоту было приятно, что эта чёртова штука всё-таки не всегда оказывается права.
   Даже вести вертолёт и то было трудно, и несмотря на то, что «апачи» обладал большей манёвренностью и был хорошо приспособлен для подобной операции, всё-таки сидеть в кабине RAH-66 лучше. По виду Рихтера не было заметно, что он испытывает напряжение. Годы, проведённые за штурвалом вертолёта, позволяли ему теперь спокойно сидеть в бронированном кресле, положив правую руку на подлокотник, и только кистью управлять рычагом шага винта. Он непрерывно осматривал небо перед собой, то и дело автоматически сравнивая видимый горизонт с тем, что система сенсоров, расположенных в носовой части вертолёта, выдавала на дисплей. Контуры зданий Токио, вырисовывающиеся на горизонте, прямо-таки идеально способствовали успеху предстоящей операции. От них отражались бесчисленные эхо, сбивающие с толку самолёт радиолокационного обнаружения, к которому приближался вертолёт Рихтера, и даже лучшие в мире компьютеры не способны были разобраться в этой путанице сигналов. К тому же у него было достаточно времени, чтобы сделать все правильно и не спеша. Следуя вдоль реки Тоне, он летел, куда надо, а вдоль южного берега реки проходила железная дорога, по ней двигался поезд в Чоши, который мчался со скоростью сто миль в час. Рихтер занял позицию над последним вагоном состава, продолжая полёт на высоте сотни футов от контактной сети, поочерёдно глядя то на поезд внизу, то на движущийся указатель дисплея предупреждения об опасности.
* * *
   — Странно. — Оператор на борту «Ками-2» заметил отражённый сигнал, усиленный компьютерной системой и приближающийся к месту, где барражировал его Е-767. Он включил микрофон внутренней связи и доложил об этом старшему диспетчеру. — Возможно, низко летящий самолёт, — сказал он, указывая на контакт и одновременно переводя изображение на экран в кабине командира.
   — Это поезд, — тут же последовал ответ диспетчера, успевшего свериться с контуром карты, наложенным на дисплей. В этом заключалась одна из трудностей полёта самолёта радиолокационного обнаружения над землёй. Стандартное программное обеспечение, способное различать объекты и закупленное у американцев, подверглось модификации, но не полной. Радиолокатор, расположенный на борту самолёта, следил за всеми движущимися объектами, но в мире не существовало достаточно мощного компьютера, чтобы классифицировать и различать контакты, представляющие собой автомобили и грузовики, которые ехали по шоссе. Чтобы избавиться от неразберихи, возникающей в результате этого, все объекты, движущиеся со скоростью меньше ста пятидесяти километров в час, не проходили через компьютерную систему фильтровки, но при полёте над сушей даже этого было недостаточно, особенно в стране с самыми скоростными поездами в мире. И всё-таки, чтобы окончательно убедиться, старший авиадиспетчер несколько секунд следил за движением отражённого сигнала. Да, он следовал по железнодорожной трассе из Токио в Чоши, Это никак не мог быть реактивный самолёт. Теоретически таким контактом мог оказаться вертолёт, но, судя по слабому сигналу, это, скорее всего, отражение от металлических крыш вагонов или контактной сети.
   — Отрегулируйте дискриминатор скорости до двухсот километров в час, — распорядился авиадиспетчер. На это потребовалось три секунды. Действительно, движущийся вдоль реки Тоне слабый контакт и два ещё более заметных исчезли. Экипажу самолёта нужно было заниматься более важными делами, потому что «Ками-2» принимал информацию, собранную самолётами «Ками-4» и «Ками-6», передавая её затем в наземную станцию штаба ПВО на окраине Токио. Американцы снова прощупывали воздушную оборону Японии и, возможно, прибегнув к помощи своих новейших F-22, искали способы обмануть «ками». Ну что ж, на этот раз им будет оказан не такой дружеский приём, как раньше. Сейчас в воздухе находилось восемь перехватчиков F-15 — по четыре у каждого Е-767. Если американские истребители приблизятся, они дорого заплатят за это.
* * *
   Ему пришлось пойти на риск одной радиопередачи, и даже при использовании кодированного канала полковник испытывал беспокойство, однако для успешного проведения операции приходилось рисковать даже при самых благоприятных обстоятельствах.
   — Ведущая «молния» — остальным самолётам. Разделяемся по моему сигналу; пять — четыре — три — два — один — роспуск!
   Он потянул штурвал на себя, поднимая свой истребитель вверх и в сторону от ударного «игла», последние полчаса летящего в струе его выхлопных газов. В тот же самый момент правой рукой полковник выключил радиолокационный транспондер, который действовал до сих пор для усиления сигнала, посылаемого к нему японским самолётом раннего радиолокационного обнаружения и отражающегося от корпуса. Сзади и чуть ниже ведомый F-15E, управляемый женским экипажем, перейдёт на плавное снижение и повернёт влево. «Молния» F-22 начала стремительно набирать высоту, почти полностью утратив поступательную скорость. Полковник нажал на кнопку включения форсажа и воспользовался возросшей мощностью двигателей, чтобы ускорить движение в противоположном направлении, быстро удаляясь от ведомого истребителя.
   Он знал, что японский радар мог принять — а мог и не принять — какой-нибудь отражённый сигнал от его самолёта, но отлично понимал, как действует сейчас радиолокационная система. Она резко увеличила мощность и в результате начала принимать массу призрачных бликов, проходящих через компьютерную систему, прежде чем появиться на экранах операторов. По сути дела компьютер делал то же, что и диспетчеры, только быстрее и эффективнее, но и он не был идеальным. Теперь полковник и пилоты трех остальных «молний» намеревались доказать это.
   — Поворачивают на юг, — безо всякой надобности доложил оператор, потому что сейчас за приближением самолётов следили уже четыре человека. Ни он, ни его коллеги не знали, что компьютер заметил несколько призрачных бликов, поворачивающих к северу, но эти блики были слабее других отражённых сигналов и двигались слишком медленно, чтобы их можно было классифицировать как самолёты. К тому же направление их движения отличалось от вероятного курса истребителей. И тут ситуация усложнилась.
   — Приближающиеся самолёты включили систему электронного противодействия.
   Ведущая «молния» поднималась вверх почти вертикально. Пилот знал, что это рискованно, потому что сейчас в сторону японского Е-767 был обращён лётный профиль истребителя, наиболее легко распознаваемый для радиолокатора, но в то же время истребитель фактически не передвигался в горизонтальном направлении и его вполне могли принять за призрачный блик, особенно в мешанине отражённых сигналов, принимаемых японскими самолётами радиолокационного обнаружения в результате мощных электронных помех, излучаемых приближающимися ударными «иглами». Меньше чем через тридцать секунд «молния» полковника перешла в горизонтальный полёт на высоте пятидесяти пяти тысяч футов. Сейчас он не отрывал взгляда от экрана предупреждения об опасности. Если японцы заметили его, они продемонстрируют это, осветив истребитель радиолокационными импульсами… но нет, он остался незамеченным. Технология «стелс», использованная в конструкции истребителя, помогла ему затеряться среди множества посторонних бликов. Радиолокатор Е-767 переключился сейчас на высокую частоту наведения, но не был направлен на него. Отлично. Полковник увеличил мощность двигателей, скорость выросла до сверхкрейсерской, и теперь его «молния» покрывала тысячу миль в час. Затем пилот выбрал режим системы наведения для своих ракет.
* * *
   — Вижу его, Санди, в направлении на один час вверху, — доложил стрелок-радист, сидевший за Рихтером. — У него даже включены навигационные огни.
   Поезд остановился на пригородной станции, и «команч» оставил его позади, двигаясь теперь на крейсерской скорости сто двадцать узлов к прибрежному городу. Рихтер последний раз пошевелил пальцами, разминая их, посмотрел вверх и увидел далеко над собой мигающие огни Е-767. Сейчас он находился почти прямо под ним, и каким бы хорошим ни был японский радиолокатор, он не сможет смотреть прямо вниз сквозь корпус самолёта… Да, экран предупреждения об опасности выглядел совершенно черным.
   — Начали, — произнёс Рихтер по системе внутренней связи. Он до предела нажал сектор газа, намеренно перегружая двигатели, и резко потянул штурвал на себя. «Команч» рванулся вверх и начал подниматься по спирали. Единственное, что беспокоило пилота, — это температура двигателей. Они были сконструированы таким образом, что могли выдержать немалую перегрузку, но сейчас Рихтер намеревался превысить этот предел. На дисплее вспыхнул индикатор предупреждения — вертикальная полоса, которая начала увеличиваться в высоту и менять цвет почти так же быстро, как менялись цифры на альтиметре.
   — Вот это да, — еле слышно выдохнул стрелок-радист и окинул взглядом пространство вокруг. — В воздухе чисто, — доложил он.
   Так и должно быть, подумал Рихтер. Они не хотят, чтобы в районе их драгоценного Е-767 летали другие самолёты, представляющие потенциальную угрозу. Лучше и не придумаешь. Теперь, когда вертолёт преодолел отметку три тысячи футов, стремительно набирая высоту, словно истребитель, которым он фактически и являлся, Рихтер отчётливо видел цель.
   Полковник видел его теперь на дисплее наведения ракет, ещё слишком далеко для . точного пуска, но всё-таки видел — крошечный блик внутри маленького квадрата на экране. Пора приступать к проверке. Он включил радиолокационную систему наведения. На истребителе F-22 был установлен радиолокатор низкой вероятности обнаружения, НВО, другими самолётами. Такая оценка оказалась излишне оптимистичной.
   — Нас только что осветили, — доложил офицер системы электронного противодействия. — По нам ударил импульс электронной энергии высокой частоты, пеленг неизвестен, — продолжил он, глядя на приборы в поисках дополнительной информации.
   — Может быть, это наш же рассеянный луч, — заметил старший авиадиспетчер, занятый сейчас наведением своих истребителей на все ещё приближающиеся цели.
   — Нет, у этого импульса другая частота. — Офицер ещё раз проверил приборы, но ничего не обнаружил. И всё-таки от ощущения неминуемой опасности у него похолодели руки.
   — Предупреждение, перегрев двигателей. Перегрев двигателей, — настойчиво повторял голос, потому что, по мнению бортового компьютера, пилот по какой-то причине не обращал внимания на визуальный дисплей.
   — Знаю, милая, — пробормотал Рихтер.
   Над пустыней Невады ему удалось осуществить стремительный подъем до высоты двадцать одна тысяча футов — это настолько далеко выходило за пределы нормальных технических возможностей вертолёта, вспомнил Рихтер, что он даже перепугался. Но тогда это происходило в относительно теплом воздухе, а здесь температура была заметно ниже. Ему удалось пронестись через рубеж двадцать тысяч футов, по-прежнему сохраняя достаточно высокую скорость подъёма. В это мгновение Рихтер заметил, что цель изменила курс, уходя в сторону от него. По-видимому, самолёт барражировал со скоростью около трехсот узлов, совершая полёт на одном двигателе, тогда как второй снабжал электроэнергией огромный радиолокатор. Во время предполётного инструктажа ему не сообщили об этом, но такой вывод казался естественным. Самым главным, однако, было то, что через несколько секунд вертолёт окажется на расстоянии выстрела, а огромные турбовентиляторные двигатели переоборудованного авиалайнера представляли собой привлекательные цели для «стингеров».
   — Мы в пределах досягаемости, Санди.
   — Понял. — Левой рукой он нажал на кнопку, и боковые дверцы вертолёта открылись. К каждой из них было прикреплено по три «стингера». Прилагая все усилия, чтобы не потерять управление машиной, Рихтер развернул вертолёт, откинул крышку над кнопкой пуска и нажал её шесть раз. Все шесть ракет сорвались с направляющих и устремились вверх к самолёту, находящемуся в двух милях над вертолётом. Тут же Рихтер сдвинул сектор газа и начал спуск, охлаждая перегретые двигатели. Он наблюдал за приближающейся землёй, пока стрелок-радист, сидевший позади, следил за полётом ракет.
   Один «стингер» сжёг запас топлива и упал вниз, так и не достигнув цели. Остальные пять продолжали подъем. Хотя ещё два замедлили полет перед попаданием, четыре ракеты поразили цель — три попали в правый двигатель и одна — в левый.
   — Цель поражена, цель поражена!
   Е-767, летящий с небольшой скоростью, просто не имел шансов на спасение. Боеголовки у «стингеров» небольшие, но двигатели на гражданском авиалайнере не предназначены для того, чтобы выдержать попадание нескольких ракет. Оба двигателя сразу вышли из строя, и тот, что вёл самолёт, развалился первым. Осколки лопастей турбины пробили обшивку и разнесли правое крыло, нарушив управление и аэродинамику самолёта. Переоборудованный авиалайнер сразу завалился на правый борт. Экипаж не сразу понял, что произошло, и не смог справиться с управлением. Часть правого крыла отделилась от самолёта и рухнула вниз. Наземные операторы увидели, как на буквенно-цифровом дисплее, обозначающем положение «Ками-2», вспыхнули цифры 7711 — аварийная ситуация — и затем все данные просто-напросто исчезли.
   — Полный успех, Санди.
   — Точно. — «Команч» продолжал быстро снижаться, направляясь к берегу. Температура турбин снова вернулась к норме, и Рихтер надеялся, что огромная перегрузка не причинила серьёзного ущерба двигателям. Что касается остального, то ему приходилось убивать людей и раньше.
* * *
   — Только что прервалась связь с «Ками-2», — доложил связист.
   — Что? — переспросил старший авиадиспетчер, которого этот вызов отвлёк от операции по наведению на цель истребителей.
   — Искажённая фраза, взрыв — что-то вроде этого, затем канал связи исчез.
   — Оставайтесь пока на связи, мне нужно навести своих «иглов».
* * *
   Полковник знал, что истребители F-15E находятся в трудном положении. Сейчас их задача заключалась в том, чтобы служить приманкой, выманить на себя японских «иглов», заставить их лететь над морем, удаляясь от берега, пока «молнии» обойдут японские истребители сзади, уничтожат самолёты радиолокационной поддержки и захлопнут ловушку. В настоящий момент хорошей новостью было то, что прервалась связь с третьим Е-767. Таким образом, часть операции прошла в соответствии с планом. Это хорошо. Что же касается остального…
   — Второй, это ведущий, приступаем! — Полковник включил поисковый радар в двадцати милях от японских самолётов радиолокационного обнаружения. Затем он открыл бомбовый люк, чтобы находящиеся в отсеке ракеты «воздух — воздух» увидели свою цель. Обе ракеты немедленно отреагировали на радиолокационное излучение, и полковник нажал на кнопку «пуск».
   — Фокстрот-два, Фокстрот-два! Атакую северную цель двумя «стрелами»!
   В тот момент, когда открылся бомбовый люк, обе «молнии» мгновенно утратили свою невидимость. На пяти экранах появились чёткие отражённые сигналы и тут же высветилась информация относительно скорости и курса только что обнаруженных самолётов. Окончательным приговором прозвучал крик офицера системы электронного противодействия:
   — Нас освещают с очень близкого расстояния, пеленг ноль— два-семь!
   — Что? Кто это? — У старшего диспетчера были свои проблемы, его «иглы» готовились к пуску ракет в приближающихся американцев. «Ками-6» только что перешёл на высокую частоту режима наведения на цель, чтобы дать возможность перехватчикам осуществить пуск «вслепую», как они сделали это в случае с бомбардировщиками Б-1. Уже нельзя ничего изменить, сказал себе офицер.
   Последнее предупреждение пришло слишком поздно для принятия каких-либо мер. Всего в пяти милях от Е-767 обе ракеты включили радиолокационные головки наведения. Они мчались со скоростью три Маха, увлекаемые тягой твердотопливных ракетных двигателей к гигантской радарной цели. Ракеты AIM-120 AMRAAM, известные лётчикам под названием «стрелы», принадлежали к новому поколению «умного» оружия. Пилот японского Е-767, прислушивавшийся к переговорам по каналу электронного противодействия, наконец осознал опасность. Он круто развернул самолёт влево и попытался бросить его в почти невозможное пике, уже зная всю тщету принятых мер, потому что в последнюю секунду увидел жёлтое свечение ракетного выхлопа.
* * *
   — Сбит, — прошептал про себя полковник за штурвалом ведущей «молнии». — Ведомый, это ведущий, — произнёс он, — северная цель сбита.
   — Ведущий, это Третий, — тут же услышал он. — Южная цель сбита.
   Теперь, подумал полковник, вспоминая особенно жестокий эвфемизм авиаторов, пришла пора охоты на детёнышей тюленей.
   Четыре «молнии» находились между японским побережьем и восемью перехватчиками F-15J. С моря к ним приближались ударные «иглы» F-15E, включившие радары и пустившие в японцев свои ракеты AMRAAM. Часть этих ракет попадёт в цель, и несколько японских перехватчиков будет сбито. Уцелевшие развернутся и помчатся домой, прямо навстречу его звену из четырех F-22.
   С наземных радиолокационных станций не было видно воздушного сражения — оно шло слишком далеко и ниже линии горизонта. Удалось заметить только один самолёт, который мчался к берегу. Судя по коду транспондера, это был японский истребитель. Затем он внезапно исчез с экранов. В штабе противовоздушной обороны не сумели обнаружить никакого объяснения в информации, переданной с трех сбитых теперь самолётов дальнего радиолокационного обнаружения, за исключением одного факта — война, начатая их страной, стала теперь вполне реальной и приняла неожиданный оборот.

43. Поворот событий

   — Я знаю, что вы не русские, — заявил Кога с заднего сиденья, где находился вместе с Чавезом. Кларк вёл машину.
   — Почему вы так считаете? — недоуменно пожал плечами Джон.
   — Потому что Ямата думает, что я встречался с американцами.
   С того момента, как началось все это безумие, я разговаривал лишь с двумя гайджинами — с вами. Так что же происходит? — потребовал ответа бывший премьер-министр.
   — Сэр, сейчас происходит только одно — мы спасаем вас от людей, которые собираются вас убить.
   — Ямата не так глуп, чтобы пойти на такое, — проворчал Кога, все ещё испытывая потрясение от увиденного им насилия, которое совершилось не на экране телевизора, а в действительности.
   — Тем не менее он начал войну, Кога-сан. Что значит ваша смерть по сравнению с этим? — негромко спросил сидевший за рулём.
   — Значит, вы действительно американцы, — кивнул головой Кога. Чёрт возьми, зачем отпираться? — подумал Кларк.
   — Да, сэр, мы американцы.
   — Шпионы?
   — Сотрудники разведывательного управления, — поправил его Чавез, предпочитавший такой термин. — Человек, который находился с вами в комнате…
   — Убитый вами? Канеда?
   — Совершенно верно, сэр. Он убил американскую гражданку, девушку по имени Кимберли Нортон. Должен признаться, что я рад его смерти.
   — Что делала в Японии эта девушка?
   — Она была любовницей Гото, — объяснил Кларк. — А когда Кимберли Нортон стала источником политической опасности для вашего нового премьер-министра, Райзо Ямата решил устранить её. Мы прилетели сюда лишь для того, чтобы отвезти её домой, вот и все, — закончил Кларк, говоря почти правду.
   — Можно было обойтись без всего этого насилия, — бессвязно пробормотал Кога. — Если бы ваш Конгресс дал мне возможность…
   — Не исключено, вы правы, сэр. Я не могу ответить однозначно, но не исключено, — заметил Чавез. — Однако разве сейчас это имеет значение?
   — Тогда что, по-вашему, имеет значение?
   — Нужно положить конец этому проклятому конфликту, пока не пострадало слишком много людей, — сказал Кларк. — Я принимал участие в войнах и знаю, что это вовсе не развлечение. В них гибнет множество молодых парней, прежде чем они успевают создать семью и вырастить своих детей. Вот это по-настоящему имеет значение, разве нет? — Кларк сделал паузу. — Это плохо для моей страны и, можете не сомневаться, станет намного хуже для вашей.
   — Ямата считает…
   — Ямата — бизнесмен, — прервал его Чавез. — Сэр, вы должны понять, что он не отдаёт себе отчёта в том, что наделал.
   — Да, вы, американцы, умеете убивать людей. Я видел это собственными глазами пятнадцать минут назад.
   — В таком случае, мистер Кога, вы также видели, что мы оставили одного живым.
   Резкий ответ Кларка на несколько секунд положил конец разговору. Кога не сразу понял, что это правда. Охранник у входа в апартаменты Яматы, через тело которого они перешагнули, был жив. Он стонал и вздрагивал, словно от электрического шока, но был определённо живым.
   — Почему вы не…
   — Убивать его не было необходимости, — ответил Кларк. — Я не собираюсь извиняться за смерть этого подонка Канеды. Он сам выбрал себе такую участь. Когда я вошёл в комнату, он сунул руку за пистолетом и подписал свой смертный приговор, сэр. Ведь это не кино. Мы не убиваем людей ради развлечения и приехали, чтобы спасти вас, потому что кто-то должен положить конец этой проклятой войне — как вы считаете?
   — Но даже в этом случае — даже в этом случае, ваш Конгресс принял закон… он подорвал экономику нашей страны…
   — Неужели для всех будет лучше, если война продолжится? — спросил Кларк. — Если Япония и Китай начнут воевать с Россией, что тогда будет с вами? Как вы думаете, кто станет расплачиваться за эту ошибку? Китай? Сомневаюсь.
* * *
   Первое сообщение о случившемся поступило в Вашингтон по космической связи. Один из разведывательных спутников Агентства национальной безопасности, АНБ, занимающихся сбором электронной информации, случайно обратил внимание на то, что прекратился обмен сигналами — таков был термин АНБ — между тремя японскими самолётами радиолокационного обнаружения. Другие посты прослушивания АНБ зарегистрировали радиопереговоры, продолжавшиеся несколько минут и затем внезапно прерванные. В докладе, который держал Райан, говорилось, что аналитики пытаются разобраться в этом.
   Всего один сбитый мной самолёт, подумал полковник. Ну что ж, придётся довольствоваться этим. Его ведомый сбил последний из оставшихся японских «иглов» F-15J. Пара «молний» на южном фланге записала на свой счёт три вражеских истребителя, а ударные F-15E сбили пять сразу, после того как японцы внезапно лишились радиолокационной поддержки, что оставило их дезориентированными и уязвимыми. По-видимому, группа «Зорро» справилась с третьим Е-767. В общем удачная ночь, хотя и слишком долгая, подумал полковник, собирая свою четвёрку для встречи с заправщиком и последующего трехчасового перелёта на Шемью. Самым трудным было соблюдать радиомолчание. Его пилоты испытывают, должно быть, прилив эйфории, как часто случается с лётчиками-истребителями, справившимися с заданием и сумевшими уцелеть, чтобы потом рассказать о происшедшем. Им очень хочется поговорить друг с другом. Скоро это настроение изменится, подумал он, вспомнив первый самолёт, сбитый им в воздушном бою. Там было тридцать человек! Проклятие, обычно испытываешь радость после успешного боя. Тогда почему сейчас все по-другому?