Тут движение было редким. Дорога Соколиного гнезда заканчивалась тупиком недалеко от его дома, а несколько ферм, расположившихся по ту сторону дороги, в начале зимы пребывали в спячке. На Перигрин-клифе у Райана было тридцать акров. Ближайший сосед, инженер Арт Палмер, жил в полумиле от них - через лесистые склоны и угрюмый ручей. Скалы на западном берегу Чесапикского залива, где жил Джек, были почти пятнадцать метров высотой, а дальше, на юг, они были даже выше. Приманка для палеонтологов. То и дело сюда наезжали команды из местных колледжей или из музея и, глядишь, находили какой-нибудь зуб, принадлежавший когда-то созданию величиной с небольшую подлодку. Или кости еще более немыслимых тварей, живших тут сто миллионов лет назад.
   Скверным оказалось то, что скалы были подвержены эрозии. Их дом стоял в тридцати метрах от обрыва, и Салли было строжайше запрещено приближаться к нему. Запрет этот дважды пришлось подкреплять шлепками. Пытаясь сохранить облик скал, местные защитники окружающей среды убедили Райана и его соседей сажать здесь кудзу, плодовитый сорняк с юга Америки. Сорняк и в самом деле укрепил скалы, но потом начал теснить деревья, и, чтобы спасти их, Джеку приходилось время от времени прибегать к помощи химикалий. Впрочем, в это время года бороться с сорняками не было необходимости.
   Участок Райана только наполовину был покрыт лесом. Землю возле дороги когда-то обрабатывали, но без особого успеха, поскольку трактору там негде было разгуляться из-за неровностей почвы. Чем ближе к дому, тем больше было деревьев - старые, корявые дубы и прочие лиственные, теперь обнаженные, тянущие
   151 свои костистые ветви навстречу холодному воздуху. Подрулив к гаражу, он понял, что Кэти уже дома - ее "порш" стоял под навесом, рядом с фургоном. Пришлось оставить "фольксваген на улице.
   Салли выскочила навстречу ему с воплем:
   - Папа!
   - Тут холодно, - сказал он.
   - И совсем нет, - ответила Салли, схватила его портфель и, пыхтя, потащила его в дом.
   Райан выбрался из пальто и повесил его в стенном шкафу. С одной рукой все становилось проблемой - даже пальто вот... То есть мало-помалу он уже включал левую руку в работу, но так, чтобы не растревожить плечо. Оно практически уже не болело, но он знал, что стоило сделать одно неосторожное движение, и оно даст о себе знать.
   Кэти была на кухне - проверяла кладовку и хмурилась при этом.
   - Привет, дорогая.
   - Привет, Джек. Ты что-то поздно сегодня:
   - Ты тоже.
   Он поцеловал ее, и она, уловив исходящий от него запах, сморщила нос.
   - Как Робби?
   - Отлично. Я выпил только две маленьких... - Ясно, - сказала она и снова повернулась к кладовке. - Что тебе на ужин?
   - А ты меня удиви чем-нибудь, - предложил он.
   - Но от тебя же никакой помощи! Это ты должен меня удивить.
   - Очередь не моя! Забыла?
   - Не забыла, - вздохнула Кэти. - Надо было мне заскочить в супермаркет...
   - Как на работе?
   - Всего одна операция - помогала Верни в пересадке роговицы. А потом водила больных на прогулку. Скучный день. Завтра будет повеселей. Кстати, Верни передавал тебе привет. Как ты отнесешься к сосискам с фасолью?
   Джек рассмеялся. С тех пор как они вернулись домой, их меню неизменно состояло из простейших блюд, и сегодня уже было поздновато для чего-нибудь особенного.
   - Ладно. Я переоденусь и постучу малость на компьютере.
   - Осторожно с рукой, Джек.
   "По пять раз в день она меня предупреждает, - вздохнул Джек. - Никогда не женись на враче".
   К гостиной примыкала смотревшая на залив просторная терраса. Потолок в гостиной был а-ля готика - уходил вверх углом: от его верхней точки до покрытого ковром пола было около пяти метров. Райан бодро взбежал по ступенькам на второй этаж, где была его с Кэти спальня, отыскал в одном из шкафов домашнюю одежду и приступил к нелегкому делу - переодеванию при помощи всего лишь одной руки. Потом, миновав гостиную, он спустился на этаж ниже - в библиотеку. Она была обширной. Райан много читал, а кроме того, покупал книги, на чтение которых у него не было времени, - покупал в надежде, что когда-нибудь это время у него появится. Возле выходившего на залив окна просторно раскинулся письменный стол, на котором стоял компьютер со всем хозяйством. Райан включил его, отстукал соответствующую команду и через секунду уже изучал данные об акциях компании Холловер за последние три года. Акции этой компании котировались весьма низко - от двух долларов до шести. Правда, это было два года тому назад. Какое-то время эта компания считалась многообещающей, но потом вкладчики почему-то утратили к ней доверие. Судя по последнему годовому отчету, компания получала все-таки прибыль, хотя и незначительную. Обычное дело с современной технологией: вкладчики рассчитывают на очень быстрый оборот капитала, а когда этого не случается, ищут что-нибудь другое. Судя по всему, теперь компания нащупала какой-то смелый ход и собиралась сделать его. Райан прикинул, сколько может этой компании принести контракт с ВМС...
   "Ладно!" - сказал он, выключив компьютер. Теперь надо было позвонить маклеру.
   - Привет, Морт. Это Джек. Как семья?
   - Добрый вечер, доктор Райан. Все в порядке. Чем могу служить?
   - Компания Холловер, Хайвей сто двадцать восемь, в пригороде Бостона.
   - Сейчас.
   Райану было слышно, как тот застучал по клавиатуре компьютера. Везде компьютеры!
   - Ага, вот она. Идет на четыре семьдесят восемь. Довольно вяло... до последнего времени. В последние месяцы признаки кое-какого оживления.
   - Какого рода? - спросил Райан.
   - Минутку... Ага, ясно. Они покупают свои акции. "Вот оно! - усмехнулся Райан. - Спасибо, Робби. - Интересно, - задумался он, - не подпадает ли это под определение сделок, совершенных на основании внутренней информации? Первоначальную информацию, полученную им, можно было характеризовать подобным образом, но решение покупать акции зиждилось на сведениях, полученных законным образом, и на базе его личного опыта. - 0'кей, это вполне законно", - сказал он себе.
   - Сколько, думаете, вы могли бы купить для меня?
   - Акции-то не больно впечатляющи...
   - Как часто я ошибался, Морт?
   - Сколько вы хотите?
   - Как можно больше.
   Все равно он не мог купить больше пятидесяти тысяч акций, но так или иначе он решил завладеть как можно большим числом их. Потеряет так потеряет... Но давно уже не охватывало его такое чувство уверенности в удаче. Если эта компания получит контракт с ВМС, акции подскочат в десятки раз. И сама компания о такой возможности уже знает. Скупка собственных акций при столь тощих ресурсах означает - если Райан верно понимает ситуацию, - что компания намерена резко расширить оперативную базу. Компания делала ставку на будущее, и ставка эта была высокой.
   - Что вам известно, Джек? - спросил маклер после довольно продолжительного молчания.
   - Я доверяю интуиции.
   - 0'кей... Я позвоню вам завтра в десять. Думаете, я?..
   - Это риск. Но, полагаю, с хорошими шансами...
   - Хорошо. Что-нибудь еще?
   - Нет. Меня ждет ужин. Всего хорошего, Морт.
   - Пока, - сказал маклер и, положив трубку, решил, что и для себя купит тысячу этих акций. Райану случалось ошибаться, но когда он был прав, он бывал очень даже прав.
   - В Рождество, - тихо сказал 0'Доннелл. - Превосходно.
   - Они что, в этот день будут перевозить Сина? - спросил Маккини.
   - Его повезут из Лондона в четыре утра, в фургоне. Это чертовски хорошие новости. Я боялся, что потащат его на вертолете. Какой дорогой они поедут, неизвестно, - читал он. - Но в восемь тридцать они погрузятся на паром в Лаймингтоне. Великолепное время, честно говоря. Большого движения еще нет. Все сидят по домам и открывают рождественские подарки или наряжаются перед походом в церковь. Может, этот фургон и вовсе будет без сопровождения... Ну кому придет в голову, что заключенного будут этапировать в Рождество?
   - Значит, мы попытаемся освободить Сина?
   - Майкл, когда наши люди под замком, от них мало пользы, не так ли? Мы вылетаем вместе завтра утром. Надо съездить в Лаймингтон и взглянуть на паром.
   Глава 9
   ПРАЗДНИК
   - Боже, скорее бы уже моя рука пришла в норму, - сказал Райан.
   - Еще две, от силы три недели. Только не вынимай руку из подвязки, напомнила Кэти.
   - Слушаюсь, милая.
   Было около двух часов ночи. Согласно семейной традиции - пусть и всего трехлетней давности, - надо было, дождавшись, когда Салли уснет, прокрасться в подвал, где хранились игрушки, притащить их наверх и украсить елку. В предыдущие два года эта операция сопровождалась шампанским. Украшать елку, будучи при этом изрядно навеселе, - лучшего праздника не придумать.
   Сначала все шло отлично. К семи вечера Джек отвез Салли на мессу для детей в церковь Святой Марии, сразу после девяти он уложил ее в постель. Ее головка еще дважды высовывалась из-за камина, но Джек самым решительным образом скомандовал:
   "Марш в постель!" Салли ушла и вскоре заснула, прижимая к себе говорящего медведя. В полночь они решили, что она спит уже достаточно крепко, так что можно и пошуметь малость. Разувшись, чтобы не издавать лишнего шума, они отправились в подвал. Джек, само собой разумеется, забыл ключ от висячего замка - пришлось ему подниматься за ним в спалню. Наконец, дверь была отперта. Каждый из них спустился в подвал по четыре раза, и вскоре под елкой высилась груда разноцветных коробок. Потом Джек притащил ящик с инструментами.
   - Знаешь два самых противных слова по-английски? - спросил Джек часа через два.
   - Собери сам - ответила Кэти, смеясь. - Милый, я это сказала в прошлом году.
   - Отвертку, - сказал Джек, протягивая руку. Кэти сунула в ладонь отвертку - как хирургический инструмент. Они сидели на ковре среди разбросанных повсюду игрушек - часть из них уже была собрана, другую еще только предстояло собрать.
   - Давай я буду собирать, - сказала Кэти, увидев, что Джек изрядно уже измучался.
   - Это мужская работа, - ответил он и отхлебнул шампанского.
   - Ты типичный шовинист, презирающий женщин! Без меня ты не кончишь и к Пасхе.
   Она была права. Собирать все это, даже и в подпитии, - несложно. Сложность была в его руке. С одной рукой, да еще поддавши, - это... Проклятые шурупы не входили куда им было положено, и вообще инструкция могла бы быть и попроще составлена!
   - Зачем куклам дом? - жалобно спросил Джек.
   - Да, быть шовинистом трудно. Трудно обходиться без женщин. Вы ведь ничего не понимаете, - сочувственно сказал Кэти. - Мужчинам большего, нежели бейсбольные клюшки, не дано, благо клюшка - игрушка примитивная, из одного куска сделанная.
   - Ну тогда хотя бы выпей еще стакан.
   - Стакан в неделю - мой предел. И я уже его достигла.
   - А мне пришлось выпить все остальное.
   - Это ты ведь купил бутылку. И большую при этом. Райан повернулся спиной к дому для куклы по имени Барби. Ему казалось, что он помнил, когда именно эта треклятая Барби появилась в продаже - довольно примитивное существо, но все девочки от нее без ума. Ему тогда и в голову не приходило, что однажды у него тоже будет дочь. "Чего только не сделаешь для ребенка, - сказал он сам себе, усмехаясь. - Конечно, и себе в удовольствие тоже. Завтра все это станет всего лишь забавным воспоминанием, как и прошлогодняя рождественская ночь, когда я вот этой самой отверткой чуть не проткнул себе ладонь". Если он не призовет на помощь жену, подумал он, ему не кончить до следующего Рождества. Он вздохнул и, подавив гордость, сказал:
   - На помощь!
   Кэти взглянула на часы.
   - Для этого тебе потребовалось на сорок минут больше, чем я предполагала.
   - С годами, видно, труднее стал соображать.
   - Бедняжке пришлось выдуть все шампанское, - она поцеловала его в лоб. Отвертку.
   Он протянул ей отвертку. Кэти окинула глазом чертеж.
   - Не мудрено... Тут же нужен длинный винт, а не короткий.
   - Я все время забываю, что женился на первоклассном механике. На хорошеньком, умненьком и крайне симпатичном механике, - он провел пальцем по ее шее.
   - Вот это уже лучше.
   - Который куда лучше управляется с инструментами, чем я, однорукий.
   Она обернулась к нему с улыбкой.
   - Дай мне еще один винт, и я тебя прощу.
   - Ты не думаешь, что сперва надо достроить кукольный дом?
   - Винт, черт побери! Он протянул ей винт.
   - У тебя мозги работают лишь в одном направлении, - сказала она, - но я все равно, так и быть, прощу тебя.
   - Спасибо. Если бы это не сработало, у меня все равно было еще кое-что запланировано.
   - Ого, неужели Санта Клаус что-то и для меня принес?
   - Я не уверен. Надо будет проверить.
   - Ты не так уж и плохо справился, принимая во внимание... - сказала она, привинчивая оранжевую крышу. - Ну вот, все, кажется.
   - Спасибо за помощь, детка, - сказал Джек.
   - Рассказывала я тебе... Нет, не рассказывала. Одна фрейлина, графиня... Ну, прямо из "Унесенных ветром", - хохотнула Кэти. Этим эпитетом она обозначала женщин, от которых нет никакой пользы. - Она спросила меня, вышиваю ли я по канве.
   "Таких вопросов нельзя задавать моей жене", - ухмыльнулся Джек.
   - Ну, и что ты ей ответила?
   - Вышиваю, но только на глазных яблоках.
   - И, конечно, с такой же, как сейчас, милой и дерзкой улыбкой... Надеюсь, хотя бы не за столом ты ее поддела?
   - Джек! Ты же меня знаешь. Она была вполне мила и хорошо играла на рояле.
   - Так же хорошо, как ты?
   - Нет, - улыбнулась Кэти.
   Ухватив ее за кончик носа, он продекламировал:
   - Каролина Райан, доктор, женщина свободных нравов, хирург-офтальмолог, пианистка с мировой известностью, жена и мать, спуску никому не дает.
   - Кроме мужа.
   - Когда это я в последний раз тягался с тобой?
   - Но мы не соревнуемся. У нас с тобой любовь, - она прижалась к нему.
   - Это верно, - сказал он, целуя ее. - Многие ли, по-твоему, способны пребывать в любви после стольких, как у нас, лет семейной жизни?
   - Не многие, а только везунчики вроде тебя, старый ты болтун. Подумаешь: "После стольких лет семейной жизни". И не стыдно?
   Поцеловав ее, он встал с пола. С оглядкой миновав всю груду игрушек, он извлек из-под елки маленькую коробочку, завернутую в зеленую бумагу. Снова усевшись возле жены, он бросил коробку ей на колени.
   - С Рождеством, Кэти.
   Она набросилась на подарок с нетерпением ребенка и разорвала обертку. Там оказалась бархатная коробочка, а в ней золотое ожерелье - судя по всему, из дорогих. Джек затаил дыхание. Он не был силен в умении выбрать подарок. Но тут ему помогала Сисси Джексон.
   - Да, - сказала она восхищенно. - В бассейне, я буду его снимать.
   - Давай я застегну, - Джек с легкостью справился с замочком одной рукой.
   - Ты, я вижу, тренировался... Чтобы самому надеть мне его на шею, да?
   - Целую неделю. На работе.
   - Оно просто великолепно, Джек! - воскликнула Кэти и поцеловала его.
   - Оно попалось мне на глаза случайно, - соврал он. На самом деле он искал его не меньше девяти часов и обошел семь магазинов.
   - Джек, а я с подарком оказалась не на уровне...
   - Брось. Ты мой самый лучший подарок.
   - Ты сентиментальный чудак, прямо из какой-то старой книжки. Но я не возражаю.
   - Так тебе оно нравится"? - осторожно спросил он.
   - Ты тупица! Я от него без ума! Они снова поцеловались. Родителей Джек потерял, сестра его жила в Сиэтле, прочие родичи - в Чикаго. Все, что он любил, было сосредоточено здесь, в этом доме: жена, ребенок и еще один, будущий. Ему удалось обрадовать жену на Рождество, - значит, в их семейной летописи этот год будет значиться как счастливый.
   Примерно в то время, когда Райан принялся за сборку кукольного дома, четыре одинаковых голубых фургона выехали - с интервалом в пять минут - из ворот брикстонской тюрьмы. Все четыре полчаса кружили по окраинным улицам Лондона, а двое полицейских - в каждом из них - не отрывали глаз от маленького окошечка сзади, высматривая, не пристроится ли к ним какая-нибудь машина.
   Для этапирования день был во всех смыслах удачный. Типичное английское зимнее утро. Фургоны продирались сквозь завесу тумана и дождя. На Ла-Манше был шторм, и даже здесь, у Лондоне, это чувствовалось. Но главное - было темно. Солнце должно было взойти лишь через несколько часов, а пока голубого цвета фургоны были почти не видны в сумерках раннего утра.
   Меры безопасности были настолько строгими, что сержант Боб Хайленд из Си-13 заранее даже не знал, что его фургон выедет из тюремных ворот третьим по счету. Не знал он и того, что будет всего в метре сидеть от Сина Миллера и что отправятся они в небольшой порт Лаймингтон. До острова Уайт они могли добраться из трех портов, причем на одном из трех видов паромов: обычном, на воздушной подушке или на подводных крыльях. Не исключено, что они воспользуются вертолетом... Но Хайленд только глянул на беззвездное небо и тут же отмел последний вариант.
   "Это не то", - сказал он себе. А кроме того, меры безопасности были приняты чрезвычайные. Не более тридцати человек знали о том, что Миллера будут этим утром этапировать. Сам Миллер узнал об этапе только три часа назад. И он понятия не имеет, в какую тюрьму его везут. Об этом он узнает лишь когда окажется на острове.
   С годами становилось все яснее, что британская тюремная система далеко не идеальна. Оказалось, что бежать из этих расположенных в уединенных местах Дортмуре или Корнуолле - старинных, внушающих страх стен, поразительно легко. И в результате, на острове Уайт воздвигли две новые тюрьмы особо строгого режима - Олбани и Паркхерст. В этом был свой смысл. Во-первых, на острове легче организовать охрану. А во-вторых, и это было важнее, Уайт был довольно малонаселенным островом и любой незнакомец тут же привлек бы к себе внимание. Новые тюрьмы в известном смысле были даже комфортабельнее, чем старые, вековой давности. Но зато вместе с улучшением условий содержания заключенных, здесь использовались все достижения современной техники, затрудняющие побег. Конечно, нет ничего в жизни невозможного, однако тут были установлены телевизионные камеры, благодаря которым просматривался каждый сантиметр тюремной стены, была введена в действие система электронной сигнализации, и охрана вооружена автоматами.
   Хайленд потягивался и позевывал. Если повезет, он вернется домой где-то после обеда и проведет с семьей хотя бы часть Рождества.
   - Пока не видать ничего, что могло бы нам помешать, - сказал другой констебль, уткнувшийся носом в дверное окошко. - На улицах машин - раз-два и обчелся, и ни одна не следует за нами.
   - Тем лучше, - заметил Хайленд. Он обернулся - взглянуть, как там Миллер.
   Тот сидел на левой скамейке. Его руки были в наручниках, и от них тянулась цепь к ножным кандалам. Если скованному так человеку помочь, то он мог бы не отстать от ползунка, но маловероятно, чтобы он был способен догнать двухгодовалого малыша. Миллер сидел, откинув голову к стене и закрыв глаза. Голова его моталась туда-сюда, когда фургон подбрасывало на ходу. Казалось, он спал, но Хайленд знал, что это не так. Миллер просто снова ушел в себя.
   "О чем ты думаешь, мистер Миллер?" - хотелось спросить Хайленду. Желание это вовсе не означало, что он был лишен возможности задавать вопросы Миллеру. Чуть ли не каждый день после инцидента на Молу Хайленд и еще несколько детективов проводили по несколько часов за грубым деревянным столом, на Другом конце которого сидел вот этот молодой человек. Разговорить его было трудно. Парень был крепким, признался самому себе Хайленд. За все время он произнес всего одно слово, и было это девять дней тому назад. Надзиратель, у которого эмоции возобладали над соображениями долга, под предлогом, что в камере Миллера испортился водопровод, временно перевел его в камеру, где сидели два "ОПП", то бишь "обычные порядочные преступники", как их звали в тюрьме в противовес политическим, с которыми имели дело сотрудники Си-13. Один из них ждал приговора по делу о серии уличных грабежей, другой - за убийство владельца магазина в Кенсингтоне. Оба знали, кем был Миллер, и, ненавидя его, усмотрели в нем возможность загладить содеянные ими преступления, в которых они на самом деле ничуть не раскаивались. Когда Хайленд пришел за ним, чтобы отвести на очередной бесполезный допрос, он увидел, что Миллер лежит на полу лицом вниз штаны его были спущены, а на нем возлежал грабитель. Зрелище было настолько ужасным, что Хайленд, по правде говоря, посочувствовал террористу. По команде Хайленда "ОПП" отошли в угол камеры, и, когда дверь была открыта, Хайленд помог Миллеру подняться с пола и отвел его в медпункт. И только там Миллер впервые заговорил с ним, словно вдруг усмотрев в нем человеческое существо. "Спасибо", - выговорил он разбитыми, кровоточащими губами.
   "Полицейский спасает террориста! Какой заголовочек для газет", - думал Хайленд. Надзиратель, конечно, заявил, что вины его тут нет. Водопровод в камере Миллера действительно был испорчен, а водопроводчик по каким-то причинам не спешил, самого же надзирателя в тот момент вызвали наводить порядок в какой-то другой камере. Он не слышал, чтобы из того блока доносился какой-либо шум. Ни звука. Лицо Миллера было сплошной кровавой массой. И хотя сочувствие к нему недолго жило в душе Хайленда, на надзирателя он был все еще зол. Содеянное тем было оскорблением чувства профессионализма Хайленда. Мало того, что это было нарушением правил, это потенциально было первым шагом назад - к дыбе и раскаленным щипцам. Закон ведь нацелен не столько на защиту общества от преступников, сколько на защиту общества от самого себя. Эту истину понимали далеко не все полицейские, но Хайленд хорошо усвоил ее за пять лет работы в Отделе борьбы с терроризмом. Истина была из трудных, особенно когда ты видишь, что творят террористы.
   На лице Миллера еще были видны следы побоев, но он был молод, и все на нем заживало быстро. Только на несколько минут он предстал в облике жертвы человека, ставшего жертвой. Теперь он снова был всего лишь животным. Хайленду трудно было заставить себя смотреть на него как на человека, хотя именно этого требовала от него его профессия. "Считать человеком даже таких, как ты". Он отвернулся от Миллера, снова уставясь в заднее окошко.
   Скучное это было дело - ни тебе радио, ни поболтать, знай лишь проявляй бдительность, хотя ясней ясного, что опасаться нечего. Хайленд пожалел, что налил в термос чай, а не кофе. Вот они миновали Уокинг, потом Олдершот и Фарнхэм. Теперь они были в Южной Англии, повсюду импоэатные дома владельцев скаковых лошадей и менее солидные дома тех, кто на них работал. Жаль, что было темно, иначе можно было бы поглазеть по сторонам - все не так скучно. В долинах лежал туман, дождь молотил по крыше фургона, а извилистая дорога, характерная для сельских местностей Англии, была узка, так что шоферу надо было быть внимательным. Одно хорошо - дорога была почти пуста. Тут и там порой виднелся свет в каком-нибудь окне, но не более того.
   Часом позже фургон, дабы объехать Саутгемптон, вышел на шоссе М-25, а потом свернул на проселочную дорогу - класса "А", - по направлению к Лаймингтону. Небольшие деревни встречались им каждые несколько миль. Уже тут и там видны были признаки жизни. Возле булочных стояли фургоны - из них выгружали свежий, горячий еще хлеб. Уже шла в церквах заутреня, но настоящее движение начнется только с восходом солнца, до которого было еще часа два. Чем ближе к морю, тем хуже была погода, ветер все усиливался. Он разогнал туман, но зато пелена дождя стала плотней и порывы ветра неистовей - фургон раскачивало.
   - Хреновый денек для морских путешествий, - сказал второй полицейский.
   - Всего полчаса, - ответил Хайленд, но уже при одной лишь мысли о морской качке желудок его сжался. Несмотря на принадлежность к нации моряков, он терпеть не мог морской болтанки.
   - В такой день? Не менее часа, - сказал тот и замурлыкал себе под нос "Жизнь на качающейся волне".
   Хайленду заранее стало жаль того обильного завтрака, с которым он управился сегодня дома перед поездкой. - "Ничего, - уговаривал он себя. Доставим мистера Миллера - и домой. Два дня отпуска. Я, черт побери, их заслужил". Через полчаса они прибыли в Лаймингтон.
   Хайленду уже приходилось бывать тут, и хотя ничего почти не было видно, он более или менее помнил, как там все выглядит. Ветер с моря дул теперь со скоростью не менее сорока миль в час - настоящий шторм. Паром "Сенлэк" уже ждал их в доке. Только за полчаса до того капитану сообщили, что на борту будет "особый пассажир". Это объясняло наличие четверых вооруженных полицейских, разместившихся в разных концах парома. Операция эта не должна была привлекать к себе излишнего внимания, и уж ни в коем случае осложнять жизнь прочих пассажиров.
   Паром отчалил ровно в половине девятого. Хайленд с другим констеблем остались в фургоне, тогда как шофер с офицером стояли снаружи. "Еще часок, сказал себе Хайленд, - потом еще минут десять до тюрьмы - а затем уже спокойненько назад, в Лондон. Можно будет даже вздремнуть". Рождественский обед планировался на четыре часа дня, и он представил себе...
   Вдруг его мечтания были прерваны.
   "Сенлэк" вошел в Солент, пролив, отделяющий английский материк от острова Уайт. Считалось, что это спокойные воды... Хайленду даже и думать не хотелось о том, что же тогда творится в открытом море. Паром был небольшой, так что его кренило теперь в обе стороны градусов на пятнадцать.
   "Черт побери", - пробормотал сержант и бросил взгляд на Миллера. Выражение его лица не изменилось ни на йоту. Он сидел как истукан - голова откинута к стенке, глаза закрыты, руки на коленях. Хайленд решил тоже расслабиться. За дорогой теперь все равно ведь не надо было наблюдать. Он откинулся назад и вытянул ноги, пристроив их на скамью напротив. Где-то он вычитал, что с закрытыми глазамиле так укачивает. Миллера опасаться не приходилось. Оружия у Хайленда, конечно, не было, а ключ от наручников и кандалов находился в кармане у шофера. Он закрыл глаза. И правда - немного вроде бы полегчало. Желудок хотя и давал о себе знать, но терпимо. Хайленд лишь уповал, что не будет хуже, когда они выйдут в открытое море.