Страница:
Норрек открыл глаза и увидел, что лежит в своей каюте. Только две силы могли притащить его сюда, и одна из них — доспехи. Однако после расправы с дьявольским кальмаром они, похоже, ослабели и вряд ли способны на такие подвиги. Норрек и сам чувствовал себя выжатым как лимон, и это чудо, что он вообще может шевелиться. Слабость была такая, что вымотанному солдату казалось, что либо доспехи, либо морская тварь каким-то образом высосали из него часть жизни. Тут дверь со скрипом открылась и в крохотную каюту, хромая, ввалился капитан Каско с миской в руках. Из лоханки струился аромат, который Норрек нашел манящим и отталкивающим одновременно.
— Проснуться! Добро! Не пропадать еде! — Не дожидаясь, когда солдат поднимется, подобный мумии моряк пихнул ему миску.
Норрек с трудом сел.
— Спасибо.
В ответ капитан буркнул что-то неразборчивое.
— Долго я был в отключке?
Каско задумался над вопросом, вероятно, разбираясь, правильно ли понял его.
— День. Чуть больше.
— А как корабль? Эта тварь сильно повредила его?
Снова пауза.
— Корабль всегда повредить… но может плыть, да.
— А как мы сможем плыть в шторм, если никого из команды не осталось?
Капитан нахмурился. Норрек решил, что наконец задал вопрос, на который у Каско нет подходящего ответа. Конечно, без экипажа много не наплаваешь. Вероятно, «Ястребиный огонь» будет кружить, подгоняемый случайными ветрами и волнами. Пусть они пережили нападение левиафана, но это не значит, что они доберутся до Лат Голейна.
Левиафан… Воспоминания Норрека о случившемся были столь шокирующими, что солдат даже спросил у Каско, правда ли то, что он видел.
Капитан пожал плечами:
— Видеть ты падать… видеть падать Морской Ведьм.
Моряк-иноземец, очевидно, решил, что то, с чем они столкнулись, было легендарным чудовищем, истории о котором часто рассказывают матросы. Норрек же был уверен в обратном — после его столкновений с бесами и крылатым монстром в таверне он знал, что тут тоже проявила себя демоническая сила, но на этот раз вызванная не его магическими доспехами.
Легенды о черной славе Бартука гласили, что сперва он был пешкой в игре адских сил, затем колдуном, которого те же силы уважали и боялись; и вел он легион демонов, дабы подчинить своей власти все и вся. Но нигде не говорилось, что могут чувствовать великие демоны, когда захватывают их силу. А что, если они заметили исчезновение доспехов из гробницы и испугались, что призрак Бартука захочет восстановить свою власть над их родом?
Нелепые мысли колотились в голове, но все же лучше озаботиться своим положением. Корабль без команды продолжит дрейфовать по Морям-Близнецам, обрекая двоих несчастных на медленную смерть, либо наконец затонет при одном из порывов этого бесконечного шторма.
— Я не моряк, — сообщил Норрек Каско между двумя глотками. — Но покажи мне, что я могу сделать, и я помогу. Нам надо вернуть корабль на курс.
Каско фыркнул:
— Сделать и так довольно! Что еще? Что еще?
Отношение капитана не только задело Норрека, но и разозлило его. Он знал, что в случившемся есть его вина — или, скорее, его доспехов, — но свою помощь он предлагал искренне. Норрек сомневался, что латы помешают ему в этом; в конце концов, это ведь именно им очень нужно попасть в Лат Голейн.
— Слушай! Мы погибнем, если не сумеем взять под контроль «Ястребиный огонь»! Если нас не накроет шторм, мы наверняка умрем с голоду, когда припасы закончатся или испортятся, или, что куда более вероятно, врежемся к какую-нибудь скалу и камнем пойдем на дно! Такой судьбы ты хочешь своему кораблю?
Долговязый капитан затряс головой,
— Дурак! Падать ломать черепок? — И он решительно схватил Норрека за руку. — Идти! Идти!
Отложив почти пустую миску, солдат последовал за Каско в бурю. Неустойчивые ноги сделали несколько шагов по качающейся палубе, но капитан был наготове и в случае чего подхватил бы. Каско метался между ненавистью, уважением и страхом перед своим пассажиром. Он не предлагал помощи, но и не пытался заставить Норрека шагать быстрее, чем мог ослабевший человек.
Добравшись до верхней палубы, моряк позволил Норреку обогнать себя. Ветеран покрепче ухватился за остатки поручней, всматриваясь в густую пелену ливня, пытаясь разглядеть то, что показывал ему Каско. Кругом было пусто: по канатам не сновали матросы и у штурвала не стоял рулевой.
И все же… рулевое колесо поворачивалось. Его больше не держали тросы. Норрек прищурился, уверенный, что штурвал вот-вот начнет бешено вращаться, но нет, он едва двигался то в одну, то в другую сторону, словно в умелых руках какого-то невидимого матроса.
В стороне что-то зашевелилось. Присмотревшись, Норрек сперва дико испугался, что один из главных канатов вдруг развязался, но линь на его глазах сам собой свернулся петлей, затянув новый узел.
И всюду вокруг себя солдат стал замечать незначительные перемещения, легкие изменения. Тросы приспосабливались под нужды парусов. Паруса сами поворачивались под ветер. Руль продолжал бороться с пенными волнами, твердо ведя «Ястребиный огонь» по прямой; несмотря на безумие бури, Норрек полагал, что прямая эта ведет точно на запад.
Экипаж на судне отсутствовал, но «Ястребиный огонь», кажется, совсем не нуждался в людях.
— Что происходит? — прокричал он капитану.
Каско лишь одарил его понимающим взглядом.
Доспехи! Снова их сила поразила его. Они расправились с огромным демоном, а теперь уверяют, что путешествие продолжится, несмотря на предательство экипажа. «Ястребиный огонь» достигнет порта — так или иначе.
Норрек, шатаясь, побрел вниз в кают-компанию. Каско хромал позади без определенной цели. Оба человека стряхивали с себя дождевые капли. Каско порылся в сундуке и извлек на свет пыльную бутыль, не предложив ее содержимое своему компаньону. Норрек хотел было попросить выпить — видят боги, он нуждался в хорошем глотке, — но решил, что все же не стоит. Голова и так трещала, и он предпочел оставить ее ясной.
— Скоро ли мы доберемся до порта? — спросил он наконец.
Каско лишь слегка оторвался от бутылки.
— Три. Четыре дней, может.
Норрек скривился. Он надеялся на меньший срок.
Еще три, а то и четыре дня на этой посудине, где штурвал и канаты движутся сами по себе, а твоя единственный спутник — капитан, настроенный не очень дружелюбно и считающий тебя дьяволом в человеческом обличье, — это весьма неприятно. Он поднялся.
— Я буду в своей каюте, пока не придет время подкрепиться.
Каско не попытался остановить его — колченогий моряк совсем не прочь был остаться наедине с бутылкой.
И Норрек вновь оказался во власти шторма. Он бы предпочел остаться на куда более просторном и желательно сухом участке под палубой, но в присутствии капитана Каско Норрека мучили угрызения совести за несчастья старика. Солдата несколько удивляло, что Каско не перерезал, глотку его бесчувственному телу. Конечно, после того как капитан насмотрелся на все, что сделал Норрек, и даже падение не убило беспокойного пассажира, капитан, вероятно, заподозрил, что любая попытка покушения закончится трагически для самого Каско.
И он, вероятно, не так уж и ошибался.
Дождь продолжал и продолжал поливать и без того уже насквозь мокрого Норрека, словно стараясь пригвоздить его к палубе. В те годы, когда он сражался то за одного, то за другого хозяина, ветерану доводилось встречаться со всякой суровой погодой, включая пургу и снежные бури. Однако с этим штормом ничто не могло сравниться. И оставалось только молиться, чтобы все поскорее закончилось и «Ястребиный огонь» прибыл в порт Лат Голейна.
Если, конечно, предположить, что корабль вообще доберется до порта.
Нескончаемый ливень сильно ограничивал видимость, и ни на борту, ни за бортом среди волн практически ничего разглядеть было невозможно. Тем не менее, Норрек продолжал смахивать капли с лица, смутно различая предметы в нескольких ярдах перед собой. Хорошо еще, что о ржавчине на доспехах беспокоиться не нужно — чары, наложенные Бартуком, несомненно, сохраняли латы такими же, как в первый день, когда они только что вышли из-под молота демона-кузнеца. Но вот металлические пластины весили словно вдвое больше обычного.
Норрек споткнулся уже не в первый раз. Проклиная погоду, он выпрямился и снова протер глаза, чтобы определить, далеко ли еще до двери его каюты.
Чья-то мрачная фигура смотрела на него с кормы.
— Каско? — окликнул солдат и тут же сообразил, что капитан просто не смог бы оказаться здесь, да еще и раньше него, — с его-то раненой ногой.
К тому же фигура была выше моряка и куталась в широкополый плащ, напоминающий облачение колдуна-Вижири…
Напоминающий облачение Фаузтина.
Он шагнул вперед, пытаясь разглядеть фигуру получше. Человек казался вылепленным из тумана, и Норрек подумал, не результат ли это его больного воображения.
— Фаузтин? Это ты, Фаузтин?
Фигура не ответила.
Норрек сделал еще шаг, и волосы у него на голове внезапно зашевелились.
Он резко обернулся.
Вторая фигура, пониже, то появлялась на носу корабля, то исчезала из виду — такая гибкость подобала бы акробату или, скорее, вору. На ветру трепыхалось нечто, похожее на дорожный плащ, мешая разглядеть саму фигуру, но Норрек представил себе голову, слегка вздернутую из-за сломанной шеи, и мертвое, все еще ухмыляющееся лицо.
— Сэдан… — выдавил солдат.
Руки вдруг стало покалывать. Норрек опустил глаза и обнаружил слабую красноватую ауру вокруг них.
Молния ударила так близко, что осветила весь корабль, и ошеломленный боец мог поклясться, что она врезалась в «Ястребиный огонь», хотя ничуть не повредила судно. Слепящее сияние окутало Норрека, на миг заставив его забыть о двух призраках.
Наконец зрение Норрека восстановилось. Моргая, он посмотрел сперва на нос, потом на корму, но не увидел и тени зловещих фигур.
— Сэдан! Трист! — закричал взбешенный боец. Повернувшись к носу, он взревел снова: — Фаузтин!
Ответил лишь шторм, яростно взвывший с новой силой. Не желая сдаваться, наперекор ветру Норрек направился в сторону бака, снова и снова выкрикивая имя Сэдана. Он пробирался по открытой палубе, лихорадочно озираясь по сторонам. Почему он жаждал встретиться лицом к лицу с двумя мертвыми товарищами, Норрек Вижаран и сам не мог точно сказать. Попытаться попросить прощения? Объяснить? Но как это сделать? Ведь, даже зная, что в их гибели виновны доспехи, бывший наемник все еще винил себя за то, что не внял совету Фаузтина и не снял перчатку. Послушайся Норрек тогда, он бы не оказался сейчас здесь.
Послушайся Норрек тогда, его друзья были бы сейчас живы.
— Трист! Проклятие! Если ты настоящий, если ты тут — выходи! Прости меня! Прости!
На плечо его опустилась рука.
— Кого звать? — сурово спросил Каско. — Кого звать теперь?
Даже в темноте, за завесой дождя Норрек увидел поднимающийся в водянистых глазах капитана страх. Видимо. Каско решил, что его пассажир совершенно свихнулся, раз замыслил вызвать новых демонов. Ни то ни другое, очевидно, не вдохновляло моряка.
— Никого… ничего!
— Больше нет демоны?
— Нет. Больше нет. — Он протиснулся мимо Каско, не желая ничего, кроме покоя, но и тесная каютка его больше не привлекала. Оглянувшись на недоумевающего моряка, Норрек спросил: — Койки экипажа внизу?
Каско угрюмо кивнул. Наверное, он спал в каюте рядом с этими койками, и ему не понравилось куда клонит пассажир. Делить корабль с заклинателем адских тварей — это ужасно, но теперь этот хозяин демонов вознамерился спать поблизости. Без сомнения, Каско полагал, что если такое произойдет, по нижней палубе будут бродить толпы чудовищ…
— Я займу одну из них.
И, не обращая внимания на реакцию капитана, Норрек направился вниз. Возможно, битва с демоническим кальмаром слишком истощила его, воскресив вину за смерти товарищей. Возможно, он просто вообразил их обоих. Это казалось весьма вероятным, как и казалось вероятным то, что он вообразил Фаузтина на причале в Ги Куле. Изуродованные трупы друзей по-прежнему лежат в гробнице, где их и обнаружат последующие жадные охотники за сокровищами.
И все же, пока он стряхивал с одежды капли дождя и искал общую спальню, одна мысль, тревожная мысль, ударила ему в голову. Норрек взглянул на свои руки в латных перчатках, пошевелил пальцами, в данным момент повиновавшимися его воле. Если ему все померещилось, если тени Фаузтина и Сэдана Триста не возникали перед ним на палубе, отчего же перчатки засветились, пусть даже лишь на секунду?
Глухой ночью армия командующего Августаса Злорадного выступила, углубившись в обширную, наводящую ужас пустыню Аранох. Многие не ожидали этого марша, но им отдали приказ, и не подчиниться они не могли. Даже то, что некоторые из них наверняка погибнут, не добравшись до места назначения — притягательного Лат Голейна, — не отпугнуло их. Каждый надеялся, что ему повезет и он останется в числе счастливчиков-выживших, одним из тех, кому удастся заполучить частицу богатства портового королевства.
Во главе армий шествовал сам командующий, гордо неся шлем Бартука. Перед ним плыл тускло светящийся, шар, наколдованный Галеоной, указывая путь коню генерала. То, что свет превращает его в отличную мишень для кого-нибудь, укрывшегося в засаде, Злорадного не волновало. Облаченный в древний шлем и собственные заговоренные доспехи, генерал рассчитывал показать солдатам, что ничего не боится и никто не может нанести ему поражение.
Галеона ехала рядом со своим любовником, внешне безразличная ко всему. На самом деле колдунья была настороже — ее чары работали, выискивая возможную угрозу колонне. За ведьмой следовала крытая повозка со свернутой палаткой Злорадного и бездонным деревянным сундуком Галеоны.
— Наконец-то… доспехи скоро будут моими,- бормотал командующий, вглядываясь во тьму. — Я уже чувствую, что они рядом. С ними я обрету полноту! С ними я буду повелевать войском демонов!
Галеона подумала, потом все-таки осмелилась спросить:
— А уверен ли ты, мой генерал, что латы сделают все это для тебя? Конечно, шлем заколдован, а на доспехи, говорят, наложены еще более сильные заклинания, но до сих пор шлем только озадачивал нас! Что, если доспехи еще больше все усложнят и собьют нас с толку? Молюсь, чтобы это было не так, но тайны Бартука могут потребовать от нас куда больше того, что мы способны…
— Нет! — рявкнул он так свирепо, что охранники, следующие в шаге от командира, выхватили мечи, подумав, что колдунья замыслила предать их предводителя.
Августас Злорадный дал им знак, чтобы не суетились, потом зыркнул на Галеону:
— Этого не будет, моя дорогая! Шлем принес мне видения славы, тень Бартука взывает ко мне, чтобы я продолжил его победы! В каждом сне я видел, как силы доспехов и шлема сливаются! Дух Кровавого Полководца живет в латах, и он желает, чтобы я вновь поднял ввысь его знамя! — Он махнул рукой на пустыню. — Зачем еще этот дурак, напяливший их, идет ко мне? Это предопределено судьбой! Я буду преемником Бартука, говорю тебе?
Ведьма съежилась, захваченная врасплох его вспышкой.
— Как скажешь, мой генерал.
Злорадный вдруг успокоился, и самодовольная улыбка вновь легла на его лицо.
— Как скажу. А затем Лат Голейн станет моим. На этот раз я не потерплю поражения.
Галеона, путешествовавшая с командующим от самых Западных Пределов, знала его куда лучше, чем любой его подчиненный. Все это время Лат Голейн упоминался лишь как конечная цель, к которой стремился Злорадный. Женщина никогда не слышала, чтобы он говорил о поражении в прошлом.
— Ты был там… прежде?
Военачальник с почти религиозным рвением поправил шлем, отворачиваясь от колдуньи и не давая мерцающему, шару осветить свое лицо:
— Да… и если бы не мой брат… я бы захватил его… но на этот раз… на этот раз Виж-жун падет.
— Виж-жун? — недоверчиво вскинулась женщина.
К счастью, командующий Злорадный не придал значения восклицанию женщины — все его внимание было сосредоточено на потемневших изменчивых песках. А Галеона не стала повторять, предпочитая немедленно закрыть, если не забыть, эту тему. Возможно, он и сам не сознавал того, что соскользнуло сейчас у него с языка. Возможно, он еще проговорится. В конце концов, у генерала на уме многое, очень многое…
Она знала, что он никогда не бывал в сказочном городе-храме Кешьястан, как никогда не пересекал моря. Вдобавок Августас Злорадный был единственным ребенком — да еще и нежеланным ублюдком к тому же.
И все же… кто-то другой, кого Галеона знала, не только был в легендарном Виж-жуне, но и хотел покорить, разрушить его, и планы его расстроил родной брат.
Бартук.
Ведьма, глядя исподтишка, изучала шлем, пытаясь угадать его замыслы. Видения, явленные командиру, явно были предназначены лишь для него; даже когда колдунья тайком попыталась примерить вещицу, ей ничего не привиделось. Но чем дольше Августас носил шлем, тем труднее ему становилось разделять собственную жизнь и жизнь чудовищного Полководца.
Виноват ли в этом шлем? Галеона невольно дотронулась до перстня с черным камнем на пальце своей левой руки, повернув самоцвет в сторону головы своего любовника. Она неслышно пробормотала два запретных слова и скосила глаза удостовериться, что генерал не обратил внимания, как шевелятся ее губы.
Он этого не увидел, как не заметил и невидимые щупальца, потянувшиеся от кольца, щупальца, присосавшиеся к шлему с разных сторон. Только Галеона знала, что они там, ищут, пробуют, стараются определить, какие силы пропитали древние доспехи.
Возможно, если ей, наконец, откроется, как чары шлема действуют на командующего, ведьма сделает первый шаг к использованию этих колдовских сил для своих целей. Даже малейшая кроха знания намного расширит ее собственные возможности…
Шлем полыхнул малиновой вспышкой, осветив ошеломленной Галеоне все магические щупальца, поднявшиеся от ее перстня. Энергия в единый миг поглотила все отростки и обхватила палец. Испугавшись за себя, колдунья инстинктивно попыталась сорвать кольцо.
Но, будучи всего лишь смертной, она двигалась слишком медленно. Поток красного света уничтожил последние щупальца, а потом занялся черным самоцветом.
Камень зашипел и расплавился в мгновение ока. Горячие капли потекли по пальцу, обжигая кожу, разъедая плоть…
Галеоне удалось сдержать крик, женщина лишь чуть слышно задохнулась от боли.
— Ты что-то сказала, дорогая? — небрежно бросил командующий, не отрывая взгляда от окружающего пейзажа.
Несмотря на боль, голос колдуньи — невероятными усилиями — остался спокойным и уверенным.
— Нет, Августас. Просто закашлялась… наверное, песчинка из пустыни попала в горло.
— Да, тут есть риск. Возможно, тебе следует прикрыться вуалью.
Больше он ничего не сказал, или сосредоточившись на обязанностях командующего, или снова заплутав в прошлом Бартука.
Галеона внимательно огляделась. Никто не заметил поразительного столкновения могущественных энергий. Только она сама была свидетелем собственного поражения и наказания.
Безмолвно благодаря непонятно кого за эту песчинку удачи, женщина осторожно исследовала повреждения. Кольцо превратилось в грязную окалину, редкий черный камень — в обугленное пятно на пальце. Оправу ей, в конце концов, удалось снять, но расплавившийся самоцвет навеки оставил на безупречной руке женщины болезненную и безобразную кляксу.
Сам ожог — ерунда. По роду своих занятий она переживала и куда более тяжелые. Нет, Галеону тревожила жестокая реакция шлема на прощупывание. Ни одно из ее прошлых заклинаний не вызывало столь яростного отклика. Кажется, в доспехе что-то пробудилось, что-то с собственными определенными намерениями.
Ведьма всегда предполагала, что древний Полководец наложил на свои доспехи множество заклятий огромной мощи, чтобы те помогали ему в сражениях. Такие предосторожности имели смысл. Но что, если она догадывалась только о части целого? Что, если те, кто убил Бартука, не осознавали полной меры его магического господства над демоническими силами?
Заговорены ли лишь шлем и броня — или Галеона обнаружила большее?
Что, если сам Бартук стремится вернуться из мира смерти?
Глава 10
— Проснуться! Добро! Не пропадать еде! — Не дожидаясь, когда солдат поднимется, подобный мумии моряк пихнул ему миску.
Норрек с трудом сел.
— Спасибо.
В ответ капитан буркнул что-то неразборчивое.
— Долго я был в отключке?
Каско задумался над вопросом, вероятно, разбираясь, правильно ли понял его.
— День. Чуть больше.
— А как корабль? Эта тварь сильно повредила его?
Снова пауза.
— Корабль всегда повредить… но может плыть, да.
— А как мы сможем плыть в шторм, если никого из команды не осталось?
Капитан нахмурился. Норрек решил, что наконец задал вопрос, на который у Каско нет подходящего ответа. Конечно, без экипажа много не наплаваешь. Вероятно, «Ястребиный огонь» будет кружить, подгоняемый случайными ветрами и волнами. Пусть они пережили нападение левиафана, но это не значит, что они доберутся до Лат Голейна.
Левиафан… Воспоминания Норрека о случившемся были столь шокирующими, что солдат даже спросил у Каско, правда ли то, что он видел.
Капитан пожал плечами:
— Видеть ты падать… видеть падать Морской Ведьм.
Моряк-иноземец, очевидно, решил, что то, с чем они столкнулись, было легендарным чудовищем, истории о котором часто рассказывают матросы. Норрек же был уверен в обратном — после его столкновений с бесами и крылатым монстром в таверне он знал, что тут тоже проявила себя демоническая сила, но на этот раз вызванная не его магическими доспехами.
Легенды о черной славе Бартука гласили, что сперва он был пешкой в игре адских сил, затем колдуном, которого те же силы уважали и боялись; и вел он легион демонов, дабы подчинить своей власти все и вся. Но нигде не говорилось, что могут чувствовать великие демоны, когда захватывают их силу. А что, если они заметили исчезновение доспехов из гробницы и испугались, что призрак Бартука захочет восстановить свою власть над их родом?
Нелепые мысли колотились в голове, но все же лучше озаботиться своим положением. Корабль без команды продолжит дрейфовать по Морям-Близнецам, обрекая двоих несчастных на медленную смерть, либо наконец затонет при одном из порывов этого бесконечного шторма.
— Я не моряк, — сообщил Норрек Каско между двумя глотками. — Но покажи мне, что я могу сделать, и я помогу. Нам надо вернуть корабль на курс.
Каско фыркнул:
— Сделать и так довольно! Что еще? Что еще?
Отношение капитана не только задело Норрека, но и разозлило его. Он знал, что в случившемся есть его вина — или, скорее, его доспехов, — но свою помощь он предлагал искренне. Норрек сомневался, что латы помешают ему в этом; в конце концов, это ведь именно им очень нужно попасть в Лат Голейн.
— Слушай! Мы погибнем, если не сумеем взять под контроль «Ястребиный огонь»! Если нас не накроет шторм, мы наверняка умрем с голоду, когда припасы закончатся или испортятся, или, что куда более вероятно, врежемся к какую-нибудь скалу и камнем пойдем на дно! Такой судьбы ты хочешь своему кораблю?
Долговязый капитан затряс головой,
— Дурак! Падать ломать черепок? — И он решительно схватил Норрека за руку. — Идти! Идти!
Отложив почти пустую миску, солдат последовал за Каско в бурю. Неустойчивые ноги сделали несколько шагов по качающейся палубе, но капитан был наготове и в случае чего подхватил бы. Каско метался между ненавистью, уважением и страхом перед своим пассажиром. Он не предлагал помощи, но и не пытался заставить Норрека шагать быстрее, чем мог ослабевший человек.
Добравшись до верхней палубы, моряк позволил Норреку обогнать себя. Ветеран покрепче ухватился за остатки поручней, всматриваясь в густую пелену ливня, пытаясь разглядеть то, что показывал ему Каско. Кругом было пусто: по канатам не сновали матросы и у штурвала не стоял рулевой.
И все же… рулевое колесо поворачивалось. Его больше не держали тросы. Норрек прищурился, уверенный, что штурвал вот-вот начнет бешено вращаться, но нет, он едва двигался то в одну, то в другую сторону, словно в умелых руках какого-то невидимого матроса.
В стороне что-то зашевелилось. Присмотревшись, Норрек сперва дико испугался, что один из главных канатов вдруг развязался, но линь на его глазах сам собой свернулся петлей, затянув новый узел.
И всюду вокруг себя солдат стал замечать незначительные перемещения, легкие изменения. Тросы приспосабливались под нужды парусов. Паруса сами поворачивались под ветер. Руль продолжал бороться с пенными волнами, твердо ведя «Ястребиный огонь» по прямой; несмотря на безумие бури, Норрек полагал, что прямая эта ведет точно на запад.
Экипаж на судне отсутствовал, но «Ястребиный огонь», кажется, совсем не нуждался в людях.
— Что происходит? — прокричал он капитану.
Каско лишь одарил его понимающим взглядом.
Доспехи! Снова их сила поразила его. Они расправились с огромным демоном, а теперь уверяют, что путешествие продолжится, несмотря на предательство экипажа. «Ястребиный огонь» достигнет порта — так или иначе.
Норрек, шатаясь, побрел вниз в кают-компанию. Каско хромал позади без определенной цели. Оба человека стряхивали с себя дождевые капли. Каско порылся в сундуке и извлек на свет пыльную бутыль, не предложив ее содержимое своему компаньону. Норрек хотел было попросить выпить — видят боги, он нуждался в хорошем глотке, — но решил, что все же не стоит. Голова и так трещала, и он предпочел оставить ее ясной.
— Скоро ли мы доберемся до порта? — спросил он наконец.
Каско лишь слегка оторвался от бутылки.
— Три. Четыре дней, может.
Норрек скривился. Он надеялся на меньший срок.
Еще три, а то и четыре дня на этой посудине, где штурвал и канаты движутся сами по себе, а твоя единственный спутник — капитан, настроенный не очень дружелюбно и считающий тебя дьяволом в человеческом обличье, — это весьма неприятно. Он поднялся.
— Я буду в своей каюте, пока не придет время подкрепиться.
Каско не попытался остановить его — колченогий моряк совсем не прочь был остаться наедине с бутылкой.
И Норрек вновь оказался во власти шторма. Он бы предпочел остаться на куда более просторном и желательно сухом участке под палубой, но в присутствии капитана Каско Норрека мучили угрызения совести за несчастья старика. Солдата несколько удивляло, что Каско не перерезал, глотку его бесчувственному телу. Конечно, после того как капитан насмотрелся на все, что сделал Норрек, и даже падение не убило беспокойного пассажира, капитан, вероятно, заподозрил, что любая попытка покушения закончится трагически для самого Каско.
И он, вероятно, не так уж и ошибался.
Дождь продолжал и продолжал поливать и без того уже насквозь мокрого Норрека, словно стараясь пригвоздить его к палубе. В те годы, когда он сражался то за одного, то за другого хозяина, ветерану доводилось встречаться со всякой суровой погодой, включая пургу и снежные бури. Однако с этим штормом ничто не могло сравниться. И оставалось только молиться, чтобы все поскорее закончилось и «Ястребиный огонь» прибыл в порт Лат Голейна.
Если, конечно, предположить, что корабль вообще доберется до порта.
Нескончаемый ливень сильно ограничивал видимость, и ни на борту, ни за бортом среди волн практически ничего разглядеть было невозможно. Тем не менее, Норрек продолжал смахивать капли с лица, смутно различая предметы в нескольких ярдах перед собой. Хорошо еще, что о ржавчине на доспехах беспокоиться не нужно — чары, наложенные Бартуком, несомненно, сохраняли латы такими же, как в первый день, когда они только что вышли из-под молота демона-кузнеца. Но вот металлические пластины весили словно вдвое больше обычного.
Норрек споткнулся уже не в первый раз. Проклиная погоду, он выпрямился и снова протер глаза, чтобы определить, далеко ли еще до двери его каюты.
Чья-то мрачная фигура смотрела на него с кормы.
— Каско? — окликнул солдат и тут же сообразил, что капитан просто не смог бы оказаться здесь, да еще и раньше него, — с его-то раненой ногой.
К тому же фигура была выше моряка и куталась в широкополый плащ, напоминающий облачение колдуна-Вижири…
Напоминающий облачение Фаузтина.
Он шагнул вперед, пытаясь разглядеть фигуру получше. Человек казался вылепленным из тумана, и Норрек подумал, не результат ли это его больного воображения.
— Фаузтин? Это ты, Фаузтин?
Фигура не ответила.
Норрек сделал еще шаг, и волосы у него на голове внезапно зашевелились.
Он резко обернулся.
Вторая фигура, пониже, то появлялась на носу корабля, то исчезала из виду — такая гибкость подобала бы акробату или, скорее, вору. На ветру трепыхалось нечто, похожее на дорожный плащ, мешая разглядеть саму фигуру, но Норрек представил себе голову, слегка вздернутую из-за сломанной шеи, и мертвое, все еще ухмыляющееся лицо.
— Сэдан… — выдавил солдат.
Руки вдруг стало покалывать. Норрек опустил глаза и обнаружил слабую красноватую ауру вокруг них.
Молния ударила так близко, что осветила весь корабль, и ошеломленный боец мог поклясться, что она врезалась в «Ястребиный огонь», хотя ничуть не повредила судно. Слепящее сияние окутало Норрека, на миг заставив его забыть о двух призраках.
Наконец зрение Норрека восстановилось. Моргая, он посмотрел сперва на нос, потом на корму, но не увидел и тени зловещих фигур.
— Сэдан! Трист! — закричал взбешенный боец. Повернувшись к носу, он взревел снова: — Фаузтин!
Ответил лишь шторм, яростно взвывший с новой силой. Не желая сдаваться, наперекор ветру Норрек направился в сторону бака, снова и снова выкрикивая имя Сэдана. Он пробирался по открытой палубе, лихорадочно озираясь по сторонам. Почему он жаждал встретиться лицом к лицу с двумя мертвыми товарищами, Норрек Вижаран и сам не мог точно сказать. Попытаться попросить прощения? Объяснить? Но как это сделать? Ведь, даже зная, что в их гибели виновны доспехи, бывший наемник все еще винил себя за то, что не внял совету Фаузтина и не снял перчатку. Послушайся Норрек тогда, он бы не оказался сейчас здесь.
Послушайся Норрек тогда, его друзья были бы сейчас живы.
— Трист! Проклятие! Если ты настоящий, если ты тут — выходи! Прости меня! Прости!
На плечо его опустилась рука.
— Кого звать? — сурово спросил Каско. — Кого звать теперь?
Даже в темноте, за завесой дождя Норрек увидел поднимающийся в водянистых глазах капитана страх. Видимо. Каско решил, что его пассажир совершенно свихнулся, раз замыслил вызвать новых демонов. Ни то ни другое, очевидно, не вдохновляло моряка.
— Никого… ничего!
— Больше нет демоны?
— Нет. Больше нет. — Он протиснулся мимо Каско, не желая ничего, кроме покоя, но и тесная каютка его больше не привлекала. Оглянувшись на недоумевающего моряка, Норрек спросил: — Койки экипажа внизу?
Каско угрюмо кивнул. Наверное, он спал в каюте рядом с этими койками, и ему не понравилось куда клонит пассажир. Делить корабль с заклинателем адских тварей — это ужасно, но теперь этот хозяин демонов вознамерился спать поблизости. Без сомнения, Каско полагал, что если такое произойдет, по нижней палубе будут бродить толпы чудовищ…
— Я займу одну из них.
И, не обращая внимания на реакцию капитана, Норрек направился вниз. Возможно, битва с демоническим кальмаром слишком истощила его, воскресив вину за смерти товарищей. Возможно, он просто вообразил их обоих. Это казалось весьма вероятным, как и казалось вероятным то, что он вообразил Фаузтина на причале в Ги Куле. Изуродованные трупы друзей по-прежнему лежат в гробнице, где их и обнаружат последующие жадные охотники за сокровищами.
И все же, пока он стряхивал с одежды капли дождя и искал общую спальню, одна мысль, тревожная мысль, ударила ему в голову. Норрек взглянул на свои руки в латных перчатках, пошевелил пальцами, в данным момент повиновавшимися его воле. Если ему все померещилось, если тени Фаузтина и Сэдана Триста не возникали перед ним на палубе, отчего же перчатки засветились, пусть даже лишь на секунду?
Глухой ночью армия командующего Августаса Злорадного выступила, углубившись в обширную, наводящую ужас пустыню Аранох. Многие не ожидали этого марша, но им отдали приказ, и не подчиниться они не могли. Даже то, что некоторые из них наверняка погибнут, не добравшись до места назначения — притягательного Лат Голейна, — не отпугнуло их. Каждый надеялся, что ему повезет и он останется в числе счастливчиков-выживших, одним из тех, кому удастся заполучить частицу богатства портового королевства.
Во главе армий шествовал сам командующий, гордо неся шлем Бартука. Перед ним плыл тускло светящийся, шар, наколдованный Галеоной, указывая путь коню генерала. То, что свет превращает его в отличную мишень для кого-нибудь, укрывшегося в засаде, Злорадного не волновало. Облаченный в древний шлем и собственные заговоренные доспехи, генерал рассчитывал показать солдатам, что ничего не боится и никто не может нанести ему поражение.
Галеона ехала рядом со своим любовником, внешне безразличная ко всему. На самом деле колдунья была настороже — ее чары работали, выискивая возможную угрозу колонне. За ведьмой следовала крытая повозка со свернутой палаткой Злорадного и бездонным деревянным сундуком Галеоны.
— Наконец-то… доспехи скоро будут моими,- бормотал командующий, вглядываясь во тьму. — Я уже чувствую, что они рядом. С ними я обрету полноту! С ними я буду повелевать войском демонов!
Галеона подумала, потом все-таки осмелилась спросить:
— А уверен ли ты, мой генерал, что латы сделают все это для тебя? Конечно, шлем заколдован, а на доспехи, говорят, наложены еще более сильные заклинания, но до сих пор шлем только озадачивал нас! Что, если доспехи еще больше все усложнят и собьют нас с толку? Молюсь, чтобы это было не так, но тайны Бартука могут потребовать от нас куда больше того, что мы способны…
— Нет! — рявкнул он так свирепо, что охранники, следующие в шаге от командира, выхватили мечи, подумав, что колдунья замыслила предать их предводителя.
Августас Злорадный дал им знак, чтобы не суетились, потом зыркнул на Галеону:
— Этого не будет, моя дорогая! Шлем принес мне видения славы, тень Бартука взывает ко мне, чтобы я продолжил его победы! В каждом сне я видел, как силы доспехов и шлема сливаются! Дух Кровавого Полководца живет в латах, и он желает, чтобы я вновь поднял ввысь его знамя! — Он махнул рукой на пустыню. — Зачем еще этот дурак, напяливший их, идет ко мне? Это предопределено судьбой! Я буду преемником Бартука, говорю тебе?
Ведьма съежилась, захваченная врасплох его вспышкой.
— Как скажешь, мой генерал.
Злорадный вдруг успокоился, и самодовольная улыбка вновь легла на его лицо.
— Как скажу. А затем Лат Голейн станет моим. На этот раз я не потерплю поражения.
Галеона, путешествовавшая с командующим от самых Западных Пределов, знала его куда лучше, чем любой его подчиненный. Все это время Лат Голейн упоминался лишь как конечная цель, к которой стремился Злорадный. Женщина никогда не слышала, чтобы он говорил о поражении в прошлом.
— Ты был там… прежде?
Военачальник с почти религиозным рвением поправил шлем, отворачиваясь от колдуньи и не давая мерцающему, шару осветить свое лицо:
— Да… и если бы не мой брат… я бы захватил его… но на этот раз… на этот раз Виж-жун падет.
— Виж-жун? — недоверчиво вскинулась женщина.
К счастью, командующий Злорадный не придал значения восклицанию женщины — все его внимание было сосредоточено на потемневших изменчивых песках. А Галеона не стала повторять, предпочитая немедленно закрыть, если не забыть, эту тему. Возможно, он и сам не сознавал того, что соскользнуло сейчас у него с языка. Возможно, он еще проговорится. В конце концов, у генерала на уме многое, очень многое…
Она знала, что он никогда не бывал в сказочном городе-храме Кешьястан, как никогда не пересекал моря. Вдобавок Августас Злорадный был единственным ребенком — да еще и нежеланным ублюдком к тому же.
И все же… кто-то другой, кого Галеона знала, не только был в легендарном Виж-жуне, но и хотел покорить, разрушить его, и планы его расстроил родной брат.
Бартук.
Ведьма, глядя исподтишка, изучала шлем, пытаясь угадать его замыслы. Видения, явленные командиру, явно были предназначены лишь для него; даже когда колдунья тайком попыталась примерить вещицу, ей ничего не привиделось. Но чем дольше Августас носил шлем, тем труднее ему становилось разделять собственную жизнь и жизнь чудовищного Полководца.
Виноват ли в этом шлем? Галеона невольно дотронулась до перстня с черным камнем на пальце своей левой руки, повернув самоцвет в сторону головы своего любовника. Она неслышно пробормотала два запретных слова и скосила глаза удостовериться, что генерал не обратил внимания, как шевелятся ее губы.
Он этого не увидел, как не заметил и невидимые щупальца, потянувшиеся от кольца, щупальца, присосавшиеся к шлему с разных сторон. Только Галеона знала, что они там, ищут, пробуют, стараются определить, какие силы пропитали древние доспехи.
Возможно, если ей, наконец, откроется, как чары шлема действуют на командующего, ведьма сделает первый шаг к использованию этих колдовских сил для своих целей. Даже малейшая кроха знания намного расширит ее собственные возможности…
Шлем полыхнул малиновой вспышкой, осветив ошеломленной Галеоне все магические щупальца, поднявшиеся от ее перстня. Энергия в единый миг поглотила все отростки и обхватила палец. Испугавшись за себя, колдунья инстинктивно попыталась сорвать кольцо.
Но, будучи всего лишь смертной, она двигалась слишком медленно. Поток красного света уничтожил последние щупальца, а потом занялся черным самоцветом.
Камень зашипел и расплавился в мгновение ока. Горячие капли потекли по пальцу, обжигая кожу, разъедая плоть…
Галеоне удалось сдержать крик, женщина лишь чуть слышно задохнулась от боли.
— Ты что-то сказала, дорогая? — небрежно бросил командующий, не отрывая взгляда от окружающего пейзажа.
Несмотря на боль, голос колдуньи — невероятными усилиями — остался спокойным и уверенным.
— Нет, Августас. Просто закашлялась… наверное, песчинка из пустыни попала в горло.
— Да, тут есть риск. Возможно, тебе следует прикрыться вуалью.
Больше он ничего не сказал, или сосредоточившись на обязанностях командующего, или снова заплутав в прошлом Бартука.
Галеона внимательно огляделась. Никто не заметил поразительного столкновения могущественных энергий. Только она сама была свидетелем собственного поражения и наказания.
Безмолвно благодаря непонятно кого за эту песчинку удачи, женщина осторожно исследовала повреждения. Кольцо превратилось в грязную окалину, редкий черный камень — в обугленное пятно на пальце. Оправу ей, в конце концов, удалось снять, но расплавившийся самоцвет навеки оставил на безупречной руке женщины болезненную и безобразную кляксу.
Сам ожог — ерунда. По роду своих занятий она переживала и куда более тяжелые. Нет, Галеону тревожила жестокая реакция шлема на прощупывание. Ни одно из ее прошлых заклинаний не вызывало столь яростного отклика. Кажется, в доспехе что-то пробудилось, что-то с собственными определенными намерениями.
Ведьма всегда предполагала, что древний Полководец наложил на свои доспехи множество заклятий огромной мощи, чтобы те помогали ему в сражениях. Такие предосторожности имели смысл. Но что, если она догадывалась только о части целого? Что, если те, кто убил Бартука, не осознавали полной меры его магического господства над демоническими силами?
Заговорены ли лишь шлем и броня — или Галеона обнаружила большее?
Что, если сам Бартук стремится вернуться из мира смерти?
Глава 10
«Королевский щит» вошел в шторм на исходе пятого дня после отплытия корабля из Ги Кула. Кара надеялась, что погода переменится до того, как они столкнутся с худшим, но, по правде говоря, винить за возникшую ситуацию можно было только себя. Капитану Джероннану достался отличный экипаж, люди прекрасно понимали, что такое бушующее море. Колдунья сомневалась, чтобы какое-либо другое судно так успешно маневрировало и двигалось с такой скоростью наперекор волнам, хотя гарантий того, что «Королевский щит» сохранит темп, не было никаких.
Бедолагу Калкоса похоронили в морской пучине, и Кара во время церемонии сказала несколько слов в его память, как принято среди ее народа. Она считала, что Калкос просто перешел на другой уровень существования, он и те, кто ушел до него, сохраняют природное равновесие. Однако она все равно чувствовала некоторую вину за произнесенные молитвы — волшебница не забыла собственное отчаянное желание жить, когда она оказалась замурованной в дереве. Кара нашла единственный способ примириться со своей верой, решив, что если бы погибла она, это не только нарушило бы баланс, но и помешало выследить пропавшие доспехи. А этого позволить было никак нельзя.
Кара Ночная Тень поймала себя на том, что уже долго наблюдает с носа корабля за бушующим морем. Джероннан даже забеспокоился о рассудке девушки, но она отвергала все предложения вернуться в безопасную каюту. Капитан думал, что она высматривает «Ястребиный огонь»; — что частично являлось правдой, — но в действительности ее беспокоила возможность возвращения демона, оживленного памятью Калкоса, левиафана, погубившего экипаж судна. Не сказав капитану о его существовании, Кара чувствовала себя, по крайней мере, обязанной нести вахту. Она считала, что у нее больше шансов, чем у прочих, отпугнуть или даже уничтожить чудовище, если «Королевскому щиту» придется спасаться бегством.
Экипаж Джероннана, попавший, словно меж молотом и наковальней, меж струями жестокого ливня и волнами безумного моря, оставался решителен и — с девушкой — весьма вежлив. Сперва Кара, слышавшая немало рассказов о моряках, боялась, что будет привлекать к себе ненужное внимание. Однако, хотя несколько мужчин открыто любовались ею — и это несмотря на то что род ее занятий был им известен,- давления на девушку никто не оказывал. В сущности, только офицер Дрэйко сделал попытку сблизиться, но сделал это так осторожно, словно ее просил об одолжении кто-то из своих. Предложение Кара мягко отвергла, но обнаружила, что внимание офицера ей льстит.
А капитан Джероннан давно уже пресек любые вопросы, касающиеся его отношений с пассажиркой. Иногда он вел себя с Карой как с клиенткой-аристократкой, иногда так, словно она стала приемной дочерью в его доме. Бывший морской офицер суетился вокруг нее, опекая сверх меры. Кара подозревала, что так он суетился вокруг Терании. И колдунья позволяла ему это отчасти, чтобы сделать приятное капитану, отчасти потому, что девушка и сама находила в чужой заботе успокоение и поддержку. В детстве она не была лишена родительской любви, но едва девочка подросла, началось взрослое обучение. Последователи Рашмы отвергают любые эмоции ради знаний о том, как сохранять равновесие мира. Баланс важнее всего, даже семьи.
«Королевский щит» подпрыгнул на очень высокой волне и через пару секунд вновь врезался в воду. Кара крепко держалась за перила, пытаясь разглядеть что-то за пеленой дождя и тумана. День уже начал уступать дорогу ночи, но глаза девушки остротой превосходили глаза любого опытного матроса и хорошо видели в темноте. Теперь «Королевский щит» наверняка достиг — и даже прошел — воды, где Калкоса и его товарищей атаковал монстр, а значит, в любую секунду и на судно могут напасть сверхъестественные силы.
— Леди Кара! — окликнул девушку Дрэйко. — Погода ухудшается! Лучше бы вам все-таки спуститься вниз!
— Все нормально.
Хотя она и не была высокорожденной дамой, колдунья никак не могла заставить мужчин называть себя просто по имени. Это вина Джероннана, который, представляя ее экипажу, подчеркнул титул и тем самым свое уважение к ней. А что годится для капитана, подходит и команде.
— Но шторм!…
— Спасибо за заботу, офицер Дрэйко.
Он уже знал, что лучше не спорить с пассажиркой.
— Только будьте осторожны, миледи.
И пока он прокладывал себе дорогу назад, Кара решила, что предупредительность Джероннана и его людей наверняка усложнит ей пребывание в Лат Голейне. Она знала, что там весьма распространены предубеждения касательно таких, как она. Некроманты имеют дело со смертью, а большинство людей не любят, когда им напоминают о том, что они смертны и что на их вечные души, ушедшие за грань бытия, могут влиять всякие темные маги.
Несмотря на свой отказ Дрэйко, Кара вскоре решила, что на носу больше оставаться невозможно. Надвигающаяся ночь и жуткая погода уменьшали видимость с каждой секундой. Очень скоро наступит момент, когда даже ее глаза будут бессильны прорезать этот мрак. И все же девушка настроилась стоять на своем посту до последнего.
Бедолагу Калкоса похоронили в морской пучине, и Кара во время церемонии сказала несколько слов в его память, как принято среди ее народа. Она считала, что Калкос просто перешел на другой уровень существования, он и те, кто ушел до него, сохраняют природное равновесие. Однако она все равно чувствовала некоторую вину за произнесенные молитвы — волшебница не забыла собственное отчаянное желание жить, когда она оказалась замурованной в дереве. Кара нашла единственный способ примириться со своей верой, решив, что если бы погибла она, это не только нарушило бы баланс, но и помешало выследить пропавшие доспехи. А этого позволить было никак нельзя.
Кара Ночная Тень поймала себя на том, что уже долго наблюдает с носа корабля за бушующим морем. Джероннан даже забеспокоился о рассудке девушки, но она отвергала все предложения вернуться в безопасную каюту. Капитан думал, что она высматривает «Ястребиный огонь»; — что частично являлось правдой, — но в действительности ее беспокоила возможность возвращения демона, оживленного памятью Калкоса, левиафана, погубившего экипаж судна. Не сказав капитану о его существовании, Кара чувствовала себя, по крайней мере, обязанной нести вахту. Она считала, что у нее больше шансов, чем у прочих, отпугнуть или даже уничтожить чудовище, если «Королевскому щиту» придется спасаться бегством.
Экипаж Джероннана, попавший, словно меж молотом и наковальней, меж струями жестокого ливня и волнами безумного моря, оставался решителен и — с девушкой — весьма вежлив. Сперва Кара, слышавшая немало рассказов о моряках, боялась, что будет привлекать к себе ненужное внимание. Однако, хотя несколько мужчин открыто любовались ею — и это несмотря на то что род ее занятий был им известен,- давления на девушку никто не оказывал. В сущности, только офицер Дрэйко сделал попытку сблизиться, но сделал это так осторожно, словно ее просил об одолжении кто-то из своих. Предложение Кара мягко отвергла, но обнаружила, что внимание офицера ей льстит.
А капитан Джероннан давно уже пресек любые вопросы, касающиеся его отношений с пассажиркой. Иногда он вел себя с Карой как с клиенткой-аристократкой, иногда так, словно она стала приемной дочерью в его доме. Бывший морской офицер суетился вокруг нее, опекая сверх меры. Кара подозревала, что так он суетился вокруг Терании. И колдунья позволяла ему это отчасти, чтобы сделать приятное капитану, отчасти потому, что девушка и сама находила в чужой заботе успокоение и поддержку. В детстве она не была лишена родительской любви, но едва девочка подросла, началось взрослое обучение. Последователи Рашмы отвергают любые эмоции ради знаний о том, как сохранять равновесие мира. Баланс важнее всего, даже семьи.
«Королевский щит» подпрыгнул на очень высокой волне и через пару секунд вновь врезался в воду. Кара крепко держалась за перила, пытаясь разглядеть что-то за пеленой дождя и тумана. День уже начал уступать дорогу ночи, но глаза девушки остротой превосходили глаза любого опытного матроса и хорошо видели в темноте. Теперь «Королевский щит» наверняка достиг — и даже прошел — воды, где Калкоса и его товарищей атаковал монстр, а значит, в любую секунду и на судно могут напасть сверхъестественные силы.
— Леди Кара! — окликнул девушку Дрэйко. — Погода ухудшается! Лучше бы вам все-таки спуститься вниз!
— Все нормально.
Хотя она и не была высокорожденной дамой, колдунья никак не могла заставить мужчин называть себя просто по имени. Это вина Джероннана, который, представляя ее экипажу, подчеркнул титул и тем самым свое уважение к ней. А что годится для капитана, подходит и команде.
— Но шторм!…
— Спасибо за заботу, офицер Дрэйко.
Он уже знал, что лучше не спорить с пассажиркой.
— Только будьте осторожны, миледи.
И пока он прокладывал себе дорогу назад, Кара решила, что предупредительность Джероннана и его людей наверняка усложнит ей пребывание в Лат Голейне. Она знала, что там весьма распространены предубеждения касательно таких, как она. Некроманты имеют дело со смертью, а большинство людей не любят, когда им напоминают о том, что они смертны и что на их вечные души, ушедшие за грань бытия, могут влиять всякие темные маги.
Несмотря на свой отказ Дрэйко, Кара вскоре решила, что на носу больше оставаться невозможно. Надвигающаяся ночь и жуткая погода уменьшали видимость с каждой секундой. Очень скоро наступит момент, когда даже ее глаза будут бессильны прорезать этот мрак. И все же девушка настроилась стоять на своем посту до последнего.