Страница:
После этого случая Анита стала как-то странно на меня поглядывать при встрече, и мы подолгу разговаривали. Иногда о всяких пустяках, но чаще всего она спрашивала о моей Родине. Многого нам говорить было нельзя, но я буквально покорил девушку всякими охотничьими байками, коих знаю великое множество, поскольку вырос в небольшом поселке в Восточной Сибири и часто ходил с отцом на промысел. Правда сам не пристрастился: зверя люблю только наблюдать, убивать ради шкуры рука не поднимается. Само собой, рассказывал без подробностей и имен. Но думаю, что девушка хотела просто проводить со мной время и наверное испытывала некие чувства. Хотя я сказал ей, что счастливо женат, это не сильно остудило пыл девчонки. Казалось, Анита даже удвоила усилия, стараясь доказать, что она лучше моей Наташи. После этого встреч приходилось избегать, отговариваясь разными делами. Но вскоре меня вызвал Рауль и просветил, что я спас не просто девушку, а будто бы прямую внучку самого генерала Франсиско. Потом меня долго прорабатывал Батя, доходчиво разъясняя, что раз девка непростая, то лучше бы мне быть посговорчивее. И вот с тех самых пор я играю в прятки с этой знойной красавицей, поскольку, если бы что-то действительно между нами произошло, не смог бы смотреть жене в глаза.
Санчасть располагалась в центре лагеря, рядом с хижиной, которую Рауль именовал своим штабом. Но туда я пока заглядывать не стал: оба разговора, предстоявшие мне в ближайшие полчаса, были не из приятных. Медпункт состоял из трех комнат. В одной из них, самой большой, была смотровая. В другой – нечто вроде операционной с настоящим хирургическим столом, его Рауль приволок откуда-то еще до нашего прихода в отряд. Старый доктор, бывший тут до Аниты, подорвался на мине около пяти месяцев назад, и некоторое время бойцы команданте Рауля занимались самолечением. Третья комната была своеобразной девичьей светелкой, в которой, кроме кровати и письменного стола, ничего не было. Туда-то я и вошел. Девушка ждала меня, сидя с ногами на узкой постели, забранной домотканым пестрым покрывалом. Штука это очень редкая и дорогая. Такую холстину можно только получить в подарок, они, как правило, не продаются туристам. В орнамент вплетен хитрый оберег, он защищает того, кто спит на застеленной этой накидкой постели или укрыт ей от болезней и вообще всяких неприятностей. Бережет от сглаза, порчи и многих других разновидностей деревенского колдовства.
– Привет, Мигель. – Лицо девушки осветилось радушной улыбкой, глаза заблестели, на смуглой коже выступил румянец. – Ты уходишь на задание?
– Здравствуй, Анита. Ты сегодня еще более хороша, чем обычно.
– Не скажешь? – Лицо Аниты стало задумчивым. – Это работа, я понимаю. Я буду молиться за тебя и за всех, кто пойдет с тобой.
Девушка отвернулась к окну, выходящему в лес. Лагерь наш располагался в самой чаще, поэтому солнечный свет лишь изредка пробивался сквозь переплетение лиан, снастями опутавших все отдельно растущие высоченные деревья. Но от душной, влажной жары тень не спасала: вентилятор в комнате маленькими пластмассовыми лопастями разгонял плотный, почти осязаемый воздух. Анита снова повернулась ко мне, справившись с эмоциями. Ох, как нелегко стоять перед красивой девушкой, на которой только легкое белое льняное платье до колен, почти не скрывающее явных достоинств фигуры! Сглотнув, я мужественно отвел глаза от узких, изящных щиколоток Аниты и продолжил светский разговор:
– Зачем ты хотела видеть меня?
– Лазарету нужны медикаменты, у меня остался только двухдневный запас, а Рауль кивает на тебя. Группа Серхио Рамиреса напоролась на засаду гринго. Они блокируют выход к побережью, все старые тропы теперь небезопасны.
– Ничего обещать не могу, но сделаю все, чтобы медикаменты появились у тебя раньше, чем твои запасы подойдут к концу.
Она усмехнулась и, сменив позу, села ко мне вполоборота, спустив босые ноги на пол. Под платьем грудь девушки маняще ворохнулась, под тканью явственно проступила линия бедра. Она знала, что я это вижу, но намеренно смотрела в окно, не встречаясь со мной взглядом.
– Знаешь, Мигель, твой испанский стал лучше за последние два месяца. Мне уже не надо напрягаться, чтобы понимать тебя. Научи меня своему языку, тогда я смогу писать тебе письма. Может быть, даже позвоню как-нибудь…
Девушка лукаво, но с долей затаенной грусти посмотрела на меня из-под опущенных ресниц.
– Мы уже обсуждали это, Анита. Не дразни меня. Я обычный мужик, и ты, наверное, когда-нибудь меня переиграешь. Напоишь там, или что… Но, как это ни банально будет звучать, жену я люблю, хоть она далеко, а ты рядом. Если это все, за чем ты хотела меня видеть, то я пойду – дел много.
Отведя взгляд от пола, куда все время старался смотреть, я повернулся и сделал пару шагов к двери.
– Стой, Мигель!
Анита порывисто подбежала ко мне, обняла и крепко поцеловала в губы. Она пахла смесью терпких трав и пота здоровой женщины. Поцелуй был горьковато-сладким, дурманящим, но вместе с тем будоражил и бодрил одновременно. Голова закружилась, как после стакана водки, и я невольно ответил на поцелуй. Потом она сама отстранилась, глядя мне прямо в глаза.
– Прости, Мигель, не могла отпустить тебя так. С самого утра меня мучают нехорошие предчувствия. Брухо{6} Родриго говорит, что с моря идет Ветер Судьбы, такое нечасто бывает: ветер этот дует раз в три года и всегда приносит болезни и смерть. Все очень скоро изменится: многие умрут, а ты окажешься в беде.
– Брось, со мной все будет нормально. Но если тебе так спокойней, я обещаю быть осторожным. И… не делай так больше, ладно?
Девушка отстранилась и отошла к окну, обхватив себя руками за плечи. Потом кивнула в такт каким-то своим мыслям и махнула рукой в сторону двери:
– Иди. Колдун был прав: ты все поймешь, но будет слишком поздно. Видно, судьбу не обманешь. – Она обернулась, в глазах ее стояли слезы. – Но я все равно буду молиться, ты дорог мне, Мигелино. А теперь иди, Рауль уже ищет тебя по всему лагерю. Прошу тебя, иди. Мне тяжело. – Девушка решительно смахнула слезинки с уголков глаз и выпрямилась, голос ее стал тверже, хотя нотки отчаяния все еще звенели в нем. – Отец не верил в Бога, но я все равно буду просить Всевышнего уберечь тебя от того, что грядет… Уходи.
Больше девушка не произнесла ни слова, и я вышел из медпункта и направился к «штабу», где квартировал Рауль. Намеки на некие мистические силы меня совершенно не занимали. В такой профессии, как моя, всегда есть вероятность прохлопать некое западло. Тем более что холодок опасности постоянно существует где-то на фоне остальных эмоций. Скорее я забеспокоюсь, если перестану его ощущать. Если такое случится, это будет означать, что либо я потерял чутье, либо я уже умер, но еще не понял этого. Так бывает, если схватишь сквозное ранение – боль еще не пришла, адреналин глушит сообщения вопящих от боли нервных окончаний, а мозг продолжает думать, что ты еще цел и невредим. Но в какой-то момент приходит осознание, что ты не можешь сделать следующий шаг. А потом все встает на свои места: боль затапливает сознание, тело живет своей отдельной жизнью, и только мозг отказывается повиноваться инстинкту, который транслирует внутрь вопль окровавленного куска мяса, имея целью изничтожить личность, превратить разумного, тренированного человека в безмозглую тварь. Воспоминания вызвали укол в районе левой верхней трети бедра. Первая и пока единственная серьезная отметина, подарок от беглого заключенного, с которым не так давно свела меня судьба, снова дала о себе знать. Стряхнув нахлынувшие воспоминания, я вытер испарину со лба и ускорил шаг.
Хижина вождя местных партизан состояла из трех больших комнат с дощатым полом, устланным плетеными циновками из волокна какого-то особого сорта лиан, отпугивавшего змей и прочих ядовитых гадов. Они источали горьковато-приторный аромат, чем-то напоминающий сандаловую эссенцию. Сам команданте жил в подвале, откуда были прорыты два подземных хода за пределы лагеря. Рауль, несмотря на свои совершенно паршивые качества боевого командира, всегда был очень осторожен и часто, благодаря почти звериному чутью на опасность, угрожающую лично ему, выводил отряд из хитрых ловушек федералов. Генерал Вера, весьма чувствительный на подлянки своих конкурентов из правительства, щедро спонсируемого американцами, ценил подобную чуйку и у своих подчиненных. Рауля он поднял из самых низов. Ходили слухи, что вождь приходится генералу дальним родственником, хотя никакого портретного сходства я между ними не замечал. Франсиско Вера – видный, плотного телосложения мужик, чем-то неуловимо напоминающий Панчо Вилью{7}, может, из-за пышных вислых усов и внимательного, с прищуром взгляда умных карих глаз. А наш Рауль – обычный, ничем не примечательный субъект, среднего роста, с зализанными назад сальными черными волосами, собранными в недлинную косичку, бегающими, водянисто-серыми глазами на круглом, испещренном оспинами лоснящемся лице. В общем, эти двое ни в чем схожи не были, может, только в упомянутой выше способности предчувствовать опасность.
Рауль встретил меня в крайней справа от входа комнате, где у него было нечто вроде канцелярии. Вдоль стен стояли ящики из-под снарядов, в которых хранилась вся документация отряда. Случись что – только подхвати эти короба, и в путь. Мобильность была страстью Рауля, к тому же ее постоянно требовала необходимость. Сейчас команданте сидел за обычным письменным столом, на котором не было ничего, кроме керосинового фонаря и походной планшетки. В комнате пахло старым табачным духом и свежей пороховой гарью. Видимо, слухи о безвременно ушедшем при помощи Рауля начштаба имели под собой основания. Увидев меня, «вождь» вскинул голову и жестом указал на стул напротив.
– Hola, Мигель! Ты, наверное, знаешь, зачем я искал тебя?
– Здравия желаю, команданте. Слышал, но хотелось бы уточнить, в чем заключается роль нашей группы.
– Эх, почему у всех гринго такая холодная кровь? Ты никогда не пьешь с нами и не поешь песен… Или сеньор Ленин запретил коммунистам веселиться?
– Товарищ Ленин, команданте, завещал нам другое: учиться, учиться и еще раз учиться. А кто много учится, тот не тратит время даром, и в конечном итоге весь мир лежит у его ног. Товарищ Ленин это доказал личным примером. Так что вы хотите от нас?
– Ай, Мигель! – «Вождь» всплеснул волосатыми, как у обезьяны, руками. – Что мне может быть нужно, когда мои идиоты прохлопали поставку и теперь нужно считать каждый патрон?
Улыбка слетела с его лица, он грохнул кулаком по столешнице, отчего керосинка подпрыгнула сантиметра на два, а планшетка сдвинулась ближе к моему краю стола.
– Не горячитесь так, команданте. Дело житейское: сегодня они взяли наше, а завтра, точнее, через тридцать часов, мы отыграем свое и, может быть, даже слегка увеличим разрыв в счете.
– Любишь футбол, камрад?
– Нет, бокс уважаю. Там как-то острее чувствуется результат: каждый удар – это зачетное очко. Футбол таких сильных ощущений не дает.
– Я запомню твои слова. Пожалуй, я посмотрю пару боев, может, тоже проникнусь. Как считаешь?
– Мне трудно судить о вкусах других, команданте. Надеюсь, что вам понравится.
– Хорошо, Мигель. Только возьми с собой Пако и Симона, парням нужно набираться опыта. А у кого же им учиться, как не у тебя?
Вот оно что: Рауль давал нам одного своего племянника, до этого отиравшегося у Алехандро Саламоса, интенданта отряда, на непыльной хозяйственной должности, но уравновешивал местным парнишкой – Симоном, который прибился к отряду после того, как федералы сожгли его деревню вместе со всеми жителями. Пацану было тогда лет двенадцать, что по местным меркам считается почти совершеннолетием. Он сам пришел к подпольщикам, и ему было плевать на идеологию, кокаин и прочие несущественные для сироты вещи: парень хотел отомстить. Брался за любые поручения, и вскоре на его счету было двое собственноручно убитых полицейских и один разгромленный благодаря раздобытым Симоном сведениям конвой с новобранцами, следовавший на военную базу в Эль-Бера. Потом его вычислили, и он оказался тут, у Рауля. А когда мы прибыли обучать местных повстанцев, как правильно воевать с федералами, Симон стал одним из первых и самым способным из моих учеников. Он буквально глотал знания, выспрашивая каждую мелочь. При этом в глазах у него я замечал такое выражение, какое увидеть можно только в глазах большой белой акулы, когда она выискивает жертву, кружа на глубине. Но в то же время у меня не было ощущения, что парень растет маньяком, скорее ненависть к конкретным людям проецировалась у него только на тех, кто носил знаки различия регулярной армии или серую форму полицейских. Лучше всего у него получалось со стрелковой подготовкой, хотя АКМ был ему слегка великоват и поначалу оставлял огромные синяки на плече. Но с течением времени Симон наловчился и сшил себе нечто вроде кожаной подушечки, которую надевал таким образом, чтобы подкладка из конского волоса смягчала импульс отдачи. Парень скользил по сельве, словно тень, не потревожив ни одной лианы или ветки на кусте, и стрелял без промаха. Каждый раз, когда намечалась «острая» акция, первым в рядах добровольцев был этот невысокий худощавый парень с невыразительным круглым лицом и стриженными почти наголо черными, с ранней проседью, волосами. Пацан отлично знал местность и мог очень нам пригодиться. Видимо, команданте считал, что груз действительно очень важен для отряда.
Я попрощался с Раулем, пообещав, что его груз мы постараемся вернуть уже завтра вечером. Честно говоря, видеть его сальную рожу означало испортить себе настроение как минимум часа на два. Зайдя в нашу общую с парнями мазанку, я присел за стол, сплетенный из легкого, но очень прочного сорта местного камыша, который был тем более ценен, что очень плохо загорался, а высыхая, становился очень прочным на излом. Трое спали после ночной вылазки, еще двое чистили оружие, осматривая наши хитрые, по местным меркам, АКМН{8}. Раскинув подробную карту района и затеплив фитиль в керосинке, я стал прикидывать действия «водил» каравана федералов. Пойдут они там, где и сказал подполковник Серебрянников, в просторечии просто Батя, поскольку он был старше всех в нашем небольшом коллективе наставников. Груз будут переправлять на руках, складывая тюки и ящики на северном берегу, и лишь потом снова навьючат его на мулов. При таком сильном течении ручья, или, вернее сказать, небольшой, но очень бурной речушки, логичнее было поступить именно так, чтобы избежать риска потерять животных и груз. План виделся мне очень простым: дождаться, когда противник выдвинет передовое охранение на противоположный берег. Тогда мы разделимся на две группы. Одна ударит во фланг охранению каравана, когда бо́льшая часть груза уже будет переправлена на северо-восточный берег речки, поскольку вряд ли противник решится снаряжать мулов по одному. Вторая группа собьет средства прикрытия на противоположном берегу и отсечет поползновения основной группы охраны, задействовав управляемые мины, которые мы развесим на деревьях загодя. Тут важно будет подгадать момент, когда груз, или по крайней мере его основную часть, федералы перетащат на северо-восточный берег реки, чтобы содержимое не пострадало во время стычки…
От размышлений меня отвлек далекий гул двигателя. Американские F-14 морского базирования, судя по воющей нотке в тоне звука, что странно: местные всегда покупали у французов, амеры поставляли сюда только старенькие «ирокезы»{9}, помнившие еще Вьетнам. В соответствии с новыми договоренностями о борьбе с наркомафией колумбийцы получили около двух десятков этих подержанных жестянок, чем очень гордились. Но истребители… Это могло означать только одно: новые друзья затеяли какую-то грандиозную пакость и пустили к колумбийским берегам ударную авианосную группу, разрешив амеровским «птичкам» свободно парить в своем воздушном пространстве. Нужно уточнить оперативную сводку у нашего радиста. Степан Иванов, или, как его тут звали, камрад Чжан, был нашим специалистом по связи. Бурят по национальности, старший лейтенант по званию и очень спокойный и приветливый человек по жизни. Наши особисты ничего лучше придумать не смогли, как окрестить Степу китайцем. Такой выверт мог бы обмануть гражданского или не сильно искушенного в вопросах распознавания рас человека, но самих китайцев или американских разведчиков вряд ли удастся провести. Более чем уверен, в досье с первичными установочными данными Степу уже окрестили русским военным советником, не делая скидок на такие мелочи, как разрез глаз, форма носа или овал лица. Все всё понимали, но в нашей профессии такая нелепая легенда делалась в расчете именно на обывателя, буде тому попадется фотография, сделанная каким-нибудь шустрым иностранным журналюгой. Ведь именно налогоплательщиков будут пугать «желтой опасностью» в лице упертых коммунистов с ядерными ракетами, мечтающих украсть покой и благополучие среднестатистического Джона Джонсона, мирно пьющего кофе и читающего этот бред на страницах вполне респектабельного издания.
Камрад Чжан вместе со своими железками разместился в пещере, на глубине двенадцати метров от поверхности. Антенна была замаскирована в зарослях и располагалась на другом конце лагеря. Мы слушали частоты федералов и некоторые переговоры с базы в Санта-Хос, где амеры тренировали местных рейнджеров. Но основная функция степановского хозяйства заключалась в поддержании связи с «учеными» гидрографического судна «Академик Владимир Александрович Потапов»[4]. По сути, это был корабль радиоэлектронной разведки, который обеспечивал нам связь с Москвой и снабжал всякого рода информацией, от расшифрованных радиопереговоров американских «коллег» до сводки погоды на месяц вперед. Американцы тоже знали, что «Академик Потапов» не просто безобидное научное судно. Много раз они пытались ему навредить. Но на этот случай рядом всегда оказывались то советские корабли, то наш подводный ракетоносец, а на случай пакостей помельче на борту «Потапова» имелся десяток крепких парней, очень ловко обращающихся с аквалангами и огнестрельным оружием. Боевые пловцы сопровождали судно всякий раз, когда намечалась хотя бы видимость неприятностей со стороны противника в лице аналогичных структур американцев. До открытого противостояния доходило редко, но я слышал, что стычки, приводившие к потерям с обеих сторон, имели место и считались чем-то вроде соревнований со смертельным исходом.
Миновав вход в пост радиосвязи, замаскированный под трещину в поросшей буйной растительностью скале, я спустился по выдолбленным в камне ступеням. Пройдя еще два поста охраны и поздоровавшись с одним из бойцов – кажется, он был из Пскова[5], – оказался в просторном прохладном помещении прямоугольной формы, освещаемом рассеянным светом двух ламп дневного света. По сути, все электричество в отряде работало на это помещение, являющееся нервным центром местного партизанского движения. Отсюда передавались сведения нашей разведки местным «команданте» и «генералам», сюда же стекалась и вся собранная в регионе информация, пусть не широким, но бурным потоком утекавшая затем в советский разведцентр за много тысяч километров отсюда. Весь отряд Рауля являлся просто прикрытием и защитой для хозяйства, которым командовал камрад Чжан. Степа сидел ко мне вполоборота, уставившись в светящийся зеленым светом экран монитора ЭВМ. Пальцы связиста бодро стучали по клавишам миниатюрной клавиатуры, и он обратил на меня внимание, только когда я тронул «китайца» за плечо.
– Здрав буди, червь подземный, чем порадуешь?
– А! Здоров, Егорша. – Связист рассеянно улыбнулся, отчего лицо его приобрело несколько зловещий вид. В зеленых отсветах монитора и некоем полумраке круглое, с едва пробивающейся порослью бороды и усов, оно напоминало морду демона с буддийских фресок. – Совсем зашиваюсь: последние полчаса данные поступают непрерывным потоком. Обрабатывать еле успеваю.
– К нам опять гости пожаловали.
– Уже рассказали. – Связист только прищелкнул карандашом, который он всегда вертел в пальцах, по столу. – Ну?..
– Не кипятись, Степан. Амеры снова в местное небо пролезли, я ж их движки из тысячи узнаю. Пара истребителей минут двадцать назад прошла над лагерем.
– Угу. – Степа метнулся к зарослям проводов и железа, выудил рулон распечатки, лихо заткнув карандаш за ухо. – Верно догадался: в нейтральных водах сейчас болтается ударная группировка Второго флота США.
– Кто на сей раз пришел? – Я пододвинул криво сколоченный табурет вплотную к столу связиста. – Уже можешь точно рассказать?
– Многоцелевой авианосец «Энтерпрайз»{10}. С ним группа кораблей эскорта: два крейсера – «Норфолк» и «Геверин», а также три эсминца. Это странно, но ордер усилен подводной лодкой класса «Лос-Анжелес». Что они тут делают такой толпой, просто ума не приложу. Московский Центр тоже помалкивает, хотя запрос я послал десять часов назад. Пока есть только приказ наблюдать и слушать.
– Сам-то чего думаешь? – Степа у нас был кем-то вроде пророка. Когда дело касалось ближайшей перспективы, его прогнозы сбывались с точностью до третьего знака после запятой. – Не просто же так они тут трутся?
– Есть одна странность, вот смотри. – Связист щелкнул какой-то кнопкой, и на зеленом фоне монитора появилась топографическая карта побережья с какими-то странными отметками. – Десять часов назад три грузовых вертушки в сопровождении вертолетов и звена истребителей пошли на юг, в сторону джунглей.
Интересно девки пляшут. В указанном направлении были только непроходимые джунгли и груды поросших лианами и всякой растительной мелочью камней. Раньше там копошились археологи, но после трех похищений и перманентного грабежа членов направляемых к развалинам экспедиций мирные люди туда больше не совались.
– Там ни черта нет. Только болота да заброшенные руины индейского города. Примерно три месяца назад мы все там излазили, это пустышка. Ни тебе подземных коммуникаций, ни пещер, просто груды поросших лианами каменных глыб, и все. – Степа сунул в рот кончик обгрызенного карандаша и задумчиво уставился в зеленый экран ЭВМ. – Чего амеры там ищут, сам пока не пойму. – Степа усмехнулся и кивнул на карту. Выделил группу точек ровно на том месте, где располагались руины. – Думаю, что им нужна база. Тут всего одна нормальная дорога и куча всяких мелких тропинок. Если я все правильно рассчитал, отсюда американцы будут вам сильно пакостить, а попытки их выкурить обойдутся нам примерно как три к десяти.
– Контора?
– Вот тебе и еще одна загадка, Егорша: группа использует штатные частоты NSA, более того, я услышал знакомое имя одного их крутого спеца – Майкла Стокса. Но командует кто-то другой. Этот Стокс очень важная шишка, кого попало над ним не поставят. Это означает, что кто бы к нам в гости ни прилетел, это очень серьезные игроки. Тебе и Бате стоит быть настороже, заваруха будет та еще, нутром чую. Стокс работает только над проектами высшего приоритета, последнее время курировал закрытую тему по созданию средств связи для новой глобальной системы «Эшелон-4». Это сверхбыстрая связь, планируется интегрировать в нее систему управления всеми вооруженными силами США. Спец такого уровня не полетит за тридевять земель просто чтобы развеять скуку. Все очень серьезно, Егор.
Санчасть располагалась в центре лагеря, рядом с хижиной, которую Рауль именовал своим штабом. Но туда я пока заглядывать не стал: оба разговора, предстоявшие мне в ближайшие полчаса, были не из приятных. Медпункт состоял из трех комнат. В одной из них, самой большой, была смотровая. В другой – нечто вроде операционной с настоящим хирургическим столом, его Рауль приволок откуда-то еще до нашего прихода в отряд. Старый доктор, бывший тут до Аниты, подорвался на мине около пяти месяцев назад, и некоторое время бойцы команданте Рауля занимались самолечением. Третья комната была своеобразной девичьей светелкой, в которой, кроме кровати и письменного стола, ничего не было. Туда-то я и вошел. Девушка ждала меня, сидя с ногами на узкой постели, забранной домотканым пестрым покрывалом. Штука это очень редкая и дорогая. Такую холстину можно только получить в подарок, они, как правило, не продаются туристам. В орнамент вплетен хитрый оберег, он защищает того, кто спит на застеленной этой накидкой постели или укрыт ей от болезней и вообще всяких неприятностей. Бережет от сглаза, порчи и многих других разновидностей деревенского колдовства.
– Привет, Мигель. – Лицо девушки осветилось радушной улыбкой, глаза заблестели, на смуглой коже выступил румянец. – Ты уходишь на задание?
– Здравствуй, Анита. Ты сегодня еще более хороша, чем обычно.
– Не скажешь? – Лицо Аниты стало задумчивым. – Это работа, я понимаю. Я буду молиться за тебя и за всех, кто пойдет с тобой.
Девушка отвернулась к окну, выходящему в лес. Лагерь наш располагался в самой чаще, поэтому солнечный свет лишь изредка пробивался сквозь переплетение лиан, снастями опутавших все отдельно растущие высоченные деревья. Но от душной, влажной жары тень не спасала: вентилятор в комнате маленькими пластмассовыми лопастями разгонял плотный, почти осязаемый воздух. Анита снова повернулась ко мне, справившись с эмоциями. Ох, как нелегко стоять перед красивой девушкой, на которой только легкое белое льняное платье до колен, почти не скрывающее явных достоинств фигуры! Сглотнув, я мужественно отвел глаза от узких, изящных щиколоток Аниты и продолжил светский разговор:
– Зачем ты хотела видеть меня?
– Лазарету нужны медикаменты, у меня остался только двухдневный запас, а Рауль кивает на тебя. Группа Серхио Рамиреса напоролась на засаду гринго. Они блокируют выход к побережью, все старые тропы теперь небезопасны.
– Ничего обещать не могу, но сделаю все, чтобы медикаменты появились у тебя раньше, чем твои запасы подойдут к концу.
Она усмехнулась и, сменив позу, села ко мне вполоборота, спустив босые ноги на пол. Под платьем грудь девушки маняще ворохнулась, под тканью явственно проступила линия бедра. Она знала, что я это вижу, но намеренно смотрела в окно, не встречаясь со мной взглядом.
– Знаешь, Мигель, твой испанский стал лучше за последние два месяца. Мне уже не надо напрягаться, чтобы понимать тебя. Научи меня своему языку, тогда я смогу писать тебе письма. Может быть, даже позвоню как-нибудь…
Девушка лукаво, но с долей затаенной грусти посмотрела на меня из-под опущенных ресниц.
– Мы уже обсуждали это, Анита. Не дразни меня. Я обычный мужик, и ты, наверное, когда-нибудь меня переиграешь. Напоишь там, или что… Но, как это ни банально будет звучать, жену я люблю, хоть она далеко, а ты рядом. Если это все, за чем ты хотела меня видеть, то я пойду – дел много.
Отведя взгляд от пола, куда все время старался смотреть, я повернулся и сделал пару шагов к двери.
– Стой, Мигель!
Анита порывисто подбежала ко мне, обняла и крепко поцеловала в губы. Она пахла смесью терпких трав и пота здоровой женщины. Поцелуй был горьковато-сладким, дурманящим, но вместе с тем будоражил и бодрил одновременно. Голова закружилась, как после стакана водки, и я невольно ответил на поцелуй. Потом она сама отстранилась, глядя мне прямо в глаза.
– Прости, Мигель, не могла отпустить тебя так. С самого утра меня мучают нехорошие предчувствия. Брухо{6} Родриго говорит, что с моря идет Ветер Судьбы, такое нечасто бывает: ветер этот дует раз в три года и всегда приносит болезни и смерть. Все очень скоро изменится: многие умрут, а ты окажешься в беде.
– Брось, со мной все будет нормально. Но если тебе так спокойней, я обещаю быть осторожным. И… не делай так больше, ладно?
Девушка отстранилась и отошла к окну, обхватив себя руками за плечи. Потом кивнула в такт каким-то своим мыслям и махнула рукой в сторону двери:
– Иди. Колдун был прав: ты все поймешь, но будет слишком поздно. Видно, судьбу не обманешь. – Она обернулась, в глазах ее стояли слезы. – Но я все равно буду молиться, ты дорог мне, Мигелино. А теперь иди, Рауль уже ищет тебя по всему лагерю. Прошу тебя, иди. Мне тяжело. – Девушка решительно смахнула слезинки с уголков глаз и выпрямилась, голос ее стал тверже, хотя нотки отчаяния все еще звенели в нем. – Отец не верил в Бога, но я все равно буду просить Всевышнего уберечь тебя от того, что грядет… Уходи.
Больше девушка не произнесла ни слова, и я вышел из медпункта и направился к «штабу», где квартировал Рауль. Намеки на некие мистические силы меня совершенно не занимали. В такой профессии, как моя, всегда есть вероятность прохлопать некое западло. Тем более что холодок опасности постоянно существует где-то на фоне остальных эмоций. Скорее я забеспокоюсь, если перестану его ощущать. Если такое случится, это будет означать, что либо я потерял чутье, либо я уже умер, но еще не понял этого. Так бывает, если схватишь сквозное ранение – боль еще не пришла, адреналин глушит сообщения вопящих от боли нервных окончаний, а мозг продолжает думать, что ты еще цел и невредим. Но в какой-то момент приходит осознание, что ты не можешь сделать следующий шаг. А потом все встает на свои места: боль затапливает сознание, тело живет своей отдельной жизнью, и только мозг отказывается повиноваться инстинкту, который транслирует внутрь вопль окровавленного куска мяса, имея целью изничтожить личность, превратить разумного, тренированного человека в безмозглую тварь. Воспоминания вызвали укол в районе левой верхней трети бедра. Первая и пока единственная серьезная отметина, подарок от беглого заключенного, с которым не так давно свела меня судьба, снова дала о себе знать. Стряхнув нахлынувшие воспоминания, я вытер испарину со лба и ускорил шаг.
Хижина вождя местных партизан состояла из трех больших комнат с дощатым полом, устланным плетеными циновками из волокна какого-то особого сорта лиан, отпугивавшего змей и прочих ядовитых гадов. Они источали горьковато-приторный аромат, чем-то напоминающий сандаловую эссенцию. Сам команданте жил в подвале, откуда были прорыты два подземных хода за пределы лагеря. Рауль, несмотря на свои совершенно паршивые качества боевого командира, всегда был очень осторожен и часто, благодаря почти звериному чутью на опасность, угрожающую лично ему, выводил отряд из хитрых ловушек федералов. Генерал Вера, весьма чувствительный на подлянки своих конкурентов из правительства, щедро спонсируемого американцами, ценил подобную чуйку и у своих подчиненных. Рауля он поднял из самых низов. Ходили слухи, что вождь приходится генералу дальним родственником, хотя никакого портретного сходства я между ними не замечал. Франсиско Вера – видный, плотного телосложения мужик, чем-то неуловимо напоминающий Панчо Вилью{7}, может, из-за пышных вислых усов и внимательного, с прищуром взгляда умных карих глаз. А наш Рауль – обычный, ничем не примечательный субъект, среднего роста, с зализанными назад сальными черными волосами, собранными в недлинную косичку, бегающими, водянисто-серыми глазами на круглом, испещренном оспинами лоснящемся лице. В общем, эти двое ни в чем схожи не были, может, только в упомянутой выше способности предчувствовать опасность.
Рауль встретил меня в крайней справа от входа комнате, где у него было нечто вроде канцелярии. Вдоль стен стояли ящики из-под снарядов, в которых хранилась вся документация отряда. Случись что – только подхвати эти короба, и в путь. Мобильность была страстью Рауля, к тому же ее постоянно требовала необходимость. Сейчас команданте сидел за обычным письменным столом, на котором не было ничего, кроме керосинового фонаря и походной планшетки. В комнате пахло старым табачным духом и свежей пороховой гарью. Видимо, слухи о безвременно ушедшем при помощи Рауля начштаба имели под собой основания. Увидев меня, «вождь» вскинул голову и жестом указал на стул напротив.
– Hola, Мигель! Ты, наверное, знаешь, зачем я искал тебя?
– Здравия желаю, команданте. Слышал, но хотелось бы уточнить, в чем заключается роль нашей группы.
– Эх, почему у всех гринго такая холодная кровь? Ты никогда не пьешь с нами и не поешь песен… Или сеньор Ленин запретил коммунистам веселиться?
– Товарищ Ленин, команданте, завещал нам другое: учиться, учиться и еще раз учиться. А кто много учится, тот не тратит время даром, и в конечном итоге весь мир лежит у его ног. Товарищ Ленин это доказал личным примером. Так что вы хотите от нас?
– Ай, Мигель! – «Вождь» всплеснул волосатыми, как у обезьяны, руками. – Что мне может быть нужно, когда мои идиоты прохлопали поставку и теперь нужно считать каждый патрон?
Улыбка слетела с его лица, он грохнул кулаком по столешнице, отчего керосинка подпрыгнула сантиметра на два, а планшетка сдвинулась ближе к моему краю стола.
– Не горячитесь так, команданте. Дело житейское: сегодня они взяли наше, а завтра, точнее, через тридцать часов, мы отыграем свое и, может быть, даже слегка увеличим разрыв в счете.
– Любишь футбол, камрад?
– Нет, бокс уважаю. Там как-то острее чувствуется результат: каждый удар – это зачетное очко. Футбол таких сильных ощущений не дает.
– Я запомню твои слова. Пожалуй, я посмотрю пару боев, может, тоже проникнусь. Как считаешь?
– Мне трудно судить о вкусах других, команданте. Надеюсь, что вам понравится.
– Хорошо, Мигель. Только возьми с собой Пако и Симона, парням нужно набираться опыта. А у кого же им учиться, как не у тебя?
Вот оно что: Рауль давал нам одного своего племянника, до этого отиравшегося у Алехандро Саламоса, интенданта отряда, на непыльной хозяйственной должности, но уравновешивал местным парнишкой – Симоном, который прибился к отряду после того, как федералы сожгли его деревню вместе со всеми жителями. Пацану было тогда лет двенадцать, что по местным меркам считается почти совершеннолетием. Он сам пришел к подпольщикам, и ему было плевать на идеологию, кокаин и прочие несущественные для сироты вещи: парень хотел отомстить. Брался за любые поручения, и вскоре на его счету было двое собственноручно убитых полицейских и один разгромленный благодаря раздобытым Симоном сведениям конвой с новобранцами, следовавший на военную базу в Эль-Бера. Потом его вычислили, и он оказался тут, у Рауля. А когда мы прибыли обучать местных повстанцев, как правильно воевать с федералами, Симон стал одним из первых и самым способным из моих учеников. Он буквально глотал знания, выспрашивая каждую мелочь. При этом в глазах у него я замечал такое выражение, какое увидеть можно только в глазах большой белой акулы, когда она выискивает жертву, кружа на глубине. Но в то же время у меня не было ощущения, что парень растет маньяком, скорее ненависть к конкретным людям проецировалась у него только на тех, кто носил знаки различия регулярной армии или серую форму полицейских. Лучше всего у него получалось со стрелковой подготовкой, хотя АКМ был ему слегка великоват и поначалу оставлял огромные синяки на плече. Но с течением времени Симон наловчился и сшил себе нечто вроде кожаной подушечки, которую надевал таким образом, чтобы подкладка из конского волоса смягчала импульс отдачи. Парень скользил по сельве, словно тень, не потревожив ни одной лианы или ветки на кусте, и стрелял без промаха. Каждый раз, когда намечалась «острая» акция, первым в рядах добровольцев был этот невысокий худощавый парень с невыразительным круглым лицом и стриженными почти наголо черными, с ранней проседью, волосами. Пацан отлично знал местность и мог очень нам пригодиться. Видимо, команданте считал, что груз действительно очень важен для отряда.
Я попрощался с Раулем, пообещав, что его груз мы постараемся вернуть уже завтра вечером. Честно говоря, видеть его сальную рожу означало испортить себе настроение как минимум часа на два. Зайдя в нашу общую с парнями мазанку, я присел за стол, сплетенный из легкого, но очень прочного сорта местного камыша, который был тем более ценен, что очень плохо загорался, а высыхая, становился очень прочным на излом. Трое спали после ночной вылазки, еще двое чистили оружие, осматривая наши хитрые, по местным меркам, АКМН{8}. Раскинув подробную карту района и затеплив фитиль в керосинке, я стал прикидывать действия «водил» каравана федералов. Пойдут они там, где и сказал подполковник Серебрянников, в просторечии просто Батя, поскольку он был старше всех в нашем небольшом коллективе наставников. Груз будут переправлять на руках, складывая тюки и ящики на северном берегу, и лишь потом снова навьючат его на мулов. При таком сильном течении ручья, или, вернее сказать, небольшой, но очень бурной речушки, логичнее было поступить именно так, чтобы избежать риска потерять животных и груз. План виделся мне очень простым: дождаться, когда противник выдвинет передовое охранение на противоположный берег. Тогда мы разделимся на две группы. Одна ударит во фланг охранению каравана, когда бо́льшая часть груза уже будет переправлена на северо-восточный берег речки, поскольку вряд ли противник решится снаряжать мулов по одному. Вторая группа собьет средства прикрытия на противоположном берегу и отсечет поползновения основной группы охраны, задействовав управляемые мины, которые мы развесим на деревьях загодя. Тут важно будет подгадать момент, когда груз, или по крайней мере его основную часть, федералы перетащат на северо-восточный берег реки, чтобы содержимое не пострадало во время стычки…
От размышлений меня отвлек далекий гул двигателя. Американские F-14 морского базирования, судя по воющей нотке в тоне звука, что странно: местные всегда покупали у французов, амеры поставляли сюда только старенькие «ирокезы»{9}, помнившие еще Вьетнам. В соответствии с новыми договоренностями о борьбе с наркомафией колумбийцы получили около двух десятков этих подержанных жестянок, чем очень гордились. Но истребители… Это могло означать только одно: новые друзья затеяли какую-то грандиозную пакость и пустили к колумбийским берегам ударную авианосную группу, разрешив амеровским «птичкам» свободно парить в своем воздушном пространстве. Нужно уточнить оперативную сводку у нашего радиста. Степан Иванов, или, как его тут звали, камрад Чжан, был нашим специалистом по связи. Бурят по национальности, старший лейтенант по званию и очень спокойный и приветливый человек по жизни. Наши особисты ничего лучше придумать не смогли, как окрестить Степу китайцем. Такой выверт мог бы обмануть гражданского или не сильно искушенного в вопросах распознавания рас человека, но самих китайцев или американских разведчиков вряд ли удастся провести. Более чем уверен, в досье с первичными установочными данными Степу уже окрестили русским военным советником, не делая скидок на такие мелочи, как разрез глаз, форма носа или овал лица. Все всё понимали, но в нашей профессии такая нелепая легенда делалась в расчете именно на обывателя, буде тому попадется фотография, сделанная каким-нибудь шустрым иностранным журналюгой. Ведь именно налогоплательщиков будут пугать «желтой опасностью» в лице упертых коммунистов с ядерными ракетами, мечтающих украсть покой и благополучие среднестатистического Джона Джонсона, мирно пьющего кофе и читающего этот бред на страницах вполне респектабельного издания.
Камрад Чжан вместе со своими железками разместился в пещере, на глубине двенадцати метров от поверхности. Антенна была замаскирована в зарослях и располагалась на другом конце лагеря. Мы слушали частоты федералов и некоторые переговоры с базы в Санта-Хос, где амеры тренировали местных рейнджеров. Но основная функция степановского хозяйства заключалась в поддержании связи с «учеными» гидрографического судна «Академик Владимир Александрович Потапов»[4]. По сути, это был корабль радиоэлектронной разведки, который обеспечивал нам связь с Москвой и снабжал всякого рода информацией, от расшифрованных радиопереговоров американских «коллег» до сводки погоды на месяц вперед. Американцы тоже знали, что «Академик Потапов» не просто безобидное научное судно. Много раз они пытались ему навредить. Но на этот случай рядом всегда оказывались то советские корабли, то наш подводный ракетоносец, а на случай пакостей помельче на борту «Потапова» имелся десяток крепких парней, очень ловко обращающихся с аквалангами и огнестрельным оружием. Боевые пловцы сопровождали судно всякий раз, когда намечалась хотя бы видимость неприятностей со стороны противника в лице аналогичных структур американцев. До открытого противостояния доходило редко, но я слышал, что стычки, приводившие к потерям с обеих сторон, имели место и считались чем-то вроде соревнований со смертельным исходом.
Миновав вход в пост радиосвязи, замаскированный под трещину в поросшей буйной растительностью скале, я спустился по выдолбленным в камне ступеням. Пройдя еще два поста охраны и поздоровавшись с одним из бойцов – кажется, он был из Пскова[5], – оказался в просторном прохладном помещении прямоугольной формы, освещаемом рассеянным светом двух ламп дневного света. По сути, все электричество в отряде работало на это помещение, являющееся нервным центром местного партизанского движения. Отсюда передавались сведения нашей разведки местным «команданте» и «генералам», сюда же стекалась и вся собранная в регионе информация, пусть не широким, но бурным потоком утекавшая затем в советский разведцентр за много тысяч километров отсюда. Весь отряд Рауля являлся просто прикрытием и защитой для хозяйства, которым командовал камрад Чжан. Степа сидел ко мне вполоборота, уставившись в светящийся зеленым светом экран монитора ЭВМ. Пальцы связиста бодро стучали по клавишам миниатюрной клавиатуры, и он обратил на меня внимание, только когда я тронул «китайца» за плечо.
– Здрав буди, червь подземный, чем порадуешь?
– А! Здоров, Егорша. – Связист рассеянно улыбнулся, отчего лицо его приобрело несколько зловещий вид. В зеленых отсветах монитора и некоем полумраке круглое, с едва пробивающейся порослью бороды и усов, оно напоминало морду демона с буддийских фресок. – Совсем зашиваюсь: последние полчаса данные поступают непрерывным потоком. Обрабатывать еле успеваю.
– К нам опять гости пожаловали.
– Уже рассказали. – Связист только прищелкнул карандашом, который он всегда вертел в пальцах, по столу. – Ну?..
– Не кипятись, Степан. Амеры снова в местное небо пролезли, я ж их движки из тысячи узнаю. Пара истребителей минут двадцать назад прошла над лагерем.
– Угу. – Степа метнулся к зарослям проводов и железа, выудил рулон распечатки, лихо заткнув карандаш за ухо. – Верно догадался: в нейтральных водах сейчас болтается ударная группировка Второго флота США.
– Кто на сей раз пришел? – Я пододвинул криво сколоченный табурет вплотную к столу связиста. – Уже можешь точно рассказать?
– Многоцелевой авианосец «Энтерпрайз»{10}. С ним группа кораблей эскорта: два крейсера – «Норфолк» и «Геверин», а также три эсминца. Это странно, но ордер усилен подводной лодкой класса «Лос-Анжелес». Что они тут делают такой толпой, просто ума не приложу. Московский Центр тоже помалкивает, хотя запрос я послал десять часов назад. Пока есть только приказ наблюдать и слушать.
– Сам-то чего думаешь? – Степа у нас был кем-то вроде пророка. Когда дело касалось ближайшей перспективы, его прогнозы сбывались с точностью до третьего знака после запятой. – Не просто же так они тут трутся?
– Есть одна странность, вот смотри. – Связист щелкнул какой-то кнопкой, и на зеленом фоне монитора появилась топографическая карта побережья с какими-то странными отметками. – Десять часов назад три грузовых вертушки в сопровождении вертолетов и звена истребителей пошли на юг, в сторону джунглей.
Интересно девки пляшут. В указанном направлении были только непроходимые джунгли и груды поросших лианами и всякой растительной мелочью камней. Раньше там копошились археологи, но после трех похищений и перманентного грабежа членов направляемых к развалинам экспедиций мирные люди туда больше не совались.
– Там ни черта нет. Только болота да заброшенные руины индейского города. Примерно три месяца назад мы все там излазили, это пустышка. Ни тебе подземных коммуникаций, ни пещер, просто груды поросших лианами каменных глыб, и все. – Степа сунул в рот кончик обгрызенного карандаша и задумчиво уставился в зеленый экран ЭВМ. – Чего амеры там ищут, сам пока не пойму. – Степа усмехнулся и кивнул на карту. Выделил группу точек ровно на том месте, где располагались руины. – Думаю, что им нужна база. Тут всего одна нормальная дорога и куча всяких мелких тропинок. Если я все правильно рассчитал, отсюда американцы будут вам сильно пакостить, а попытки их выкурить обойдутся нам примерно как три к десяти.
– Контора?
– Вот тебе и еще одна загадка, Егорша: группа использует штатные частоты NSA, более того, я услышал знакомое имя одного их крутого спеца – Майкла Стокса. Но командует кто-то другой. Этот Стокс очень важная шишка, кого попало над ним не поставят. Это означает, что кто бы к нам в гости ни прилетел, это очень серьезные игроки. Тебе и Бате стоит быть настороже, заваруха будет та еще, нутром чую. Стокс работает только над проектами высшего приоритета, последнее время курировал закрытую тему по созданию средств связи для новой глобальной системы «Эшелон-4». Это сверхбыстрая связь, планируется интегрировать в нее систему управления всеми вооруженными силами США. Спец такого уровня не полетит за тридевять земель просто чтобы развеять скуку. Все очень серьезно, Егор.