Коллинз Джоан. Лучшее эфирное время

   «Рада видеть тебя, тетушка Хло, – Аннабель сияла, стоило им встретиться. Но она всегда куда-то спешила, длинные каштановые волосы рассыпаны по плечам, через плечо перекинута гитара, и уже ждали друзья на вечеринке, где она будет играть. – Надо бежать, дорогая, увидимся скоро, обещаю».
   Сьюзан, жена Ричарда, сочувствовала Хлое, но считала, что, если уж она была настолько глупа и неопытна, что забеременела от Мэтта именно в то время, когда это считалось позором, теперь ничего не оставалось, как расплачиваться за это. Кроме того, Аннабель считалась ребенком Сьюзан, законным и горячо любимым. И никому никогда не суждено узнать правду.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

18

   Поздней осенью 1982 года «Сага» вышла в эфир. Сэм Шарп играл Стива Гамильтона, грубоватого, мужественного патриарха клана Гамильтонов. Хлоя играла Миранду Гамильтон, его изысканную сексуальную бывшую жену. Пандора Кинг была в роли холодной лицемерной Джудит Гамильтон, второй бывшей жены, и, наконец, Сисси Шарп исполняла роль Сайроп, святую миссис Гамильтон, супругу Стива на момент действия.
   Кроме того, была довольно многочисленная команда молодых актеров, которые играли сыновей, дочерей, племянников и племянниц, любовниц и любовников. И с таким ансамблем буквально через шесть недель «Сага» стала лидером эфира сезона 1982–1983 годов. Хлоя Кэррьер уверенно шла к успеху, и ее имя вскоре было на устах любой домохозяйки.
   – Это ужасно неприятная история, – признавался Хлое год спустя Лэрри Картер; они сидели в укромном уголке студийного кафе, он – за сэндвичем под названием «Эбби Арафат», она же ограничилась яблоком и авокадо – надо было избавиться от нескольких фунтов. – Ты думаешь, мне легко сознавать, что я обошел Алекса? Все это дело случая, я знаю, но, черт, он же один из лучших моих друзей.
   – Да, но он сам вышел из игры, дорогой, – ответила Хлоя. – Он не хотел подчиняться правилам. Ты же знаешь эти бесконечные интервью, где он высмеивал телесериал, позволял себе недостойные высказывания. Кто же это потерпит?
   – Это верно, – мрачно согласился Лэрри.
   «Сага» шла на экране уже полтора сезона. Успех был грандиозный; телесериал стал самой выдающейся мыльной оперой за всю историю телевидения. Он принес Хлое такую славу, о которой она и не мечтала. Теперь повсюду были в моде куклы-Миранды, макияж Миранды, майки, поздравительные открытки с ее портретом и даже наклейки на бамперы автомобилей «Свободу Миранде!», напоминающие о сцене в суде, когда Миранда, ошибочно обвиняемая в убийстве одного из своих многочисленных любовников, умоляет сохранить ей жизнь.
   Журналы захлебывались от репортажей о Хлое. Бульварная пресса выискивала мельчайшие подробности ее жизни, чтобы донести до читателей. Хлоя начала свое шествие по страницам печати с журналов красоты и диеты, журналов телевизионных болельщиков и мод. Но вскоре она поднялась до уровня интервью в «Пипл», «Ю-эс» и престижных иностранных журналах, таких, как «Пари Матч» во Франции, «Хола» в Испании, «Огги» в Италии, «Санди таймс мэгэзин» в Англии. Затем она стала появляться на обложках журналов. За восемнадцать месяцев ее фотографии украсили обложки более чем двухсот журналов по всему миру. «Сага» принесла Хлое большую удачу, впрочем, не только ей, но и другим звездам сериала. Всем, кроме Алекса Эндрюса.
   В первых тринадцати сериях он играл роль Каина, сына Стива и Джудит, юноши весьма зловредного и порочного. Вскоре Алексу надоели диалоги и ситуации, в которых оказывался волею сценария его герой. Алекс стал позволять себе грубо отзываться о телесериале в своих интервью; на съемочной площадке и в гримерной он пренебрежительно разглагольствовал о том, как глупы должны быть телезрители, если их может интересовать такой пустой фильм.
   Очень скоро его откровения достигли ушей Эбби и Гертруды. Он был вызван на ковер в их офис – роскошный и огромный, который мог бы легко вместить в себя уборные всех актеров, занятых в «Саге». Алексу предложили угомониться, иначе обещали подыскать ему замену.
   – Мы попросту не собираемся терпеть такое от ношение к нашей работе. – Розовый цвет лица Гертруды сменился угрожающим красным оттенком, а обычно спокойный голос сорвался на визг.
   Эбби почти ничего не сказал. Его огромная фигура удивительно гармонировала с массивным столом из черного оникса, совершенно пустым, если не считать стоявшей на нем цветной фотографии Эбби и Мод с президентом Никсоном, одним из его ближайших друзей. Было совершенно очевидно, что Гертруде отводилась роль воспитателя в работе с трудными актерами, эдакой классной дамы, поучающей непослушных мальчишек и девчонок. Именно она должна была раздавать затрещины, отчитывать, призывать к порядку. Алекс был смущен. В свои двадцать три года он считал себя интеллектуально выше этих двух слабоумных голливудских ископаемых, которые ничего не смыслили в искусстве и под высшим проявлением культуры понимали просмотр фильма Бертолуччи в доме Сью Менджерс. И в то же время он был актером, которому надо было зарабатывать на хлеб насущный, и он не собирался так просто отказываться от роли Каина.
   Гневная обличительная речь Гертруды длилась двадцать минут, ее даже не смогли прервать три телефонных звонка Неда, который в панике требовал Алекса обратно на съемочную площадку.
   – Чтобы больше этого не повторялось, – прошипела на прощание Гертруда; ее лицо уже сравнялось оттенком с рыжими взбитыми волосами. – Мы все здесь – семья, счастливая семья, мы делаем одно дело. Мы – опора друг другу. Нельзя кусать руку, которая тебя кормит.
   – Да, Гертруда, конечно. Я так виноват, это больше не повторится, – пообещал Алекс, в глубине души презирая себя за такое лицемерие.
   – Молодец, Герт, – сказал Эбби, когда Алекс вышел, поджав хвост. – Мы не должны спускать им.
   – Этого никогда не будет, – твердо заявила она.
   Через две недели, проводя уик-энд в Нью-Йорке, подвыпивший Алекс оказался в шумной компании новоиспеченных друзей из актерской студии в «Русской чайной». Все они были безработными, все втайне завидовали престижу и деньгам Алекса, но в один голос уверяли его в том, что «Сага» – это просто хлам и что серьезному актеру сниматься в таком фильме по меньшей мере унизительно.
   – Самое худшее из того, что я когда-либо видела; это оскорбление для интеллигенции, – говорила маленькая актриса с жесткими волосами и повязкой на одном глазу, которой, в силу отсутствия таланта и внешности, суждено было остаться безработной в выбранной ею профессии до конца дней.
   – Тебя не тошнит, когда ты произносишь свои смехотворные реплики? – спрашивала Лили, восточная красавица, которой было нелегко найти работу в каком-нибудь ином жанре, кроме порнофильмов.
   – Актеры у вас играют дерьмово. Просто дерьмово, – простонал Мак, который по ночам мыл посуду в «Сарди», а днем слонялся в поисках работы. – Уходи оттуда! Стань настоящим актером, парень. Пошли к черту весь этот хлам. Переезжай и живи в Нью-Йорке, где кипит жизнь, где актера уважают. Где могут оценить подлинный талант. Вернись к истокам, парень, – к театру. Настоящее в том…
 
   Гертруда как раз была на просмотре очередной серии «Саги», когда раздался телефонный звонок.
   – К черту вас всех, к черту ваш дерьмовый сериал. Он смердит. И ты смердишь. Отпустите меня! – кричал пьяный Алекс.
   Гертруда времени не теряла. Не отводя взгляда от экрана и милого лица Хлои, при этом мысленно отмечая, что нужно дать указание парикмахеру сделать Хлое челку покороче, она набрала номер телефона Эбби.
   К следующему полудню новость уже облетела город. Алекс был вышвырнут, как использованный бумажный носовой платок. Его сцены были отменены, и вместо них были смонтированы сцены с другими актерами. Был специально написан эпизод, в котором зритель, удивленный исчезновением Каина, узнавал о том, что он уехал в Австралию искать своего настоящего отца.
   Через две недели на замену Алексу был приглашен Лэрри Картер.
   Телезрителям не объясняли, почему у Каина изменилась внешность, почему он стал на десять лет старше и говорит с британским акцентом.
   Единственное, в чем продюсерам пришлось сделать уступку зрителям – это перекрасить в черный цвет волосы Лэрри. Популярность «Саги» была настолько велика, что зритель принимал все на веру, и телесериал с каждым годом набирал силу.
 
   В пять утра Хлою разбудил звонок дежурной горничной.
   – Доброе утро, уже пять часов. Вы встали? – раздался в трубке сочувственный голос Глории.
   – М-м-м, да, – простонала Хлоя, взглянув на настольные часы у кровати.
   Выскользнув из постели, она прошла в свою роскошную ванную, которая одновременно была и комнатой для переодевания, включила электрокофеварку, стоявшую на маленьком холодильнике рядом с ее любимой кружкой с надписью «Кто говорит, что жизнь кончается в сорок лет?» Десять минут она посвятила гимнастике, пока нагревалась вода в кофеварке и наполнялась ванна; краем глаза Хлоя следила за новостями Си-эн-эн. Через двадцать минут, свежая и благоухающая, в удобном велюровом костюме, она впрыгнула в свой «мерседес» и помчалась на «фабрику», как любовно называли студию актеры и служащие.
   Студия «Макополис Пикчерс» располагалась в мрачном сером здании без окон в самой непривлекательной части бульвара Пико. Здание так же напоминало киностудию, как тюрьма напоминала ночной клуб.
   В своей крохотной уборной Хлоя включила пятый канал местных новостей, прослушала записи на автоответчике и, сидя перед зеркалом, опытной рукой быстро нанесла макияж. Когда он был несложным, она предпочитала делать его сама. Только в эти утренние мгновения Хлоя принадлежала себе – впереди был двенадцатичасовой насыщенный рабочий день, и Хлоя растворялась в его круговерти.
   Тео, парикмахер, накручивал ее волосы на горячие щипцы, пока Хлоя изучала сценарий предстоящей съемки. Дебби, второй помощник режиссера, принесла на тарелке завтрак, пластмассовую вилку, бумажную салфетку, яблочный сок в банке – все было завернуто в алюминиевую фольгу. В семь утра Хлоя спустилась на сцену номер одиннадцать на первую репетицию. Приехала Джина, ее секретарь, привезла пачку фотографий восемь на десять, предназначенных для поклонников, и они с Хлоей обсудили программу ее светских мероприятий и интервью на ближайшие два дня.
   Сегодня снимали сцену приема, в которой были заняты все актеры. Сисси и Сэм, как всегда, уединились в уголочке, о чем-то доверительно беседуя. Для супружеской пары, у которой, как все знали, сексуальной жизни не было, они слишком уж много времени проводили в задушевных беседах. Сегодня оба были в джинсах и простого покроя рубашках. Зад Сисси стал настолько плоским, как будто по нему прошелся нож рубщика мяса. Тонкие светлые волосы были растрепаны. Теперь во время съемок ей приходилось надевать светлый парик – своя шевелюра от сильного освещения и постоянной завивки горячими щипцами заметно потускнела и поредела.
   Серию ставил Челси Дин, любимый режиссер Хлои. Тридцать пятая. До конца года оставалось снять всего лишь девять серий. Рейтинг сериала был чрезвычайно высоким – о таком даже и не мечтали, и настроение всех участников фильма было отменным. «Сага», лучший сериал телеэфира», – бодро отвечал помощник режиссера, снимая трубку телефона, который звонил не умолкая. Сегодня для съемки костюмированного бала были приглашены еще восемьдесят человек массовки – все они были одеты по моде двадцатых годов. Сцену снимали тремя камерами, установленными в особняке Гамильтонов, где Сэм – Стив Гамильтон и Сисси – третья по счету миссис Гамильтон встречали в дверях гостей. Вокруг площадки расположилась съемочная группа – кто-то был поглощен сплетнями, кто-то – сэндвичами с беконом и яйцами, пышками, кофе. Пока актеры репетировали первую сцену, в зале не затихал шум. Обычно во время репетиции Хлоя, Пандора и Сэм прибегали к помощи сценария, поскольку не успевали выучить свои тексты. Сисси же всегда прекрасно помнила не только свои реплики, но и чужие. Горе тому актеру, кто забывал свою роль. Сисси была нетерпелива и беспощадна.
   После репетиции Хлоя вернулась в свою уборную. Она обратила внимание, что в шкафу уже висело расшитое золотом тяжелое платье – творение Рудольфе, модельера «Саги».
   – Боже, оно же неподъемное, – вырвалось у Хлои, пока Трикси, ее костюмер, помогала ей влезть в него. – Оно весит по меньшей мере двадцать фунтов.
   – Тридцать, – коротко ответила Трикси, выкладывая длинные серьги, браслеты с искусственными бриллиантами и золотистые туфли. – Мы его взвешивали. Оно уже две вешалки сломало.
   – Вот это да! – изумилась Хлоя. – Мои плечи уже налились такой тяжестью, будто я тащу плуг.
   – Красота требует жертв, – с кислой миной ответила Трикси, и в этот момент в коридоре раздались вопли Сисси: «Трикси, где тебя черт носит?!»
   – Ага, нежный голосок нашей божественной примы, – Трикси улыбнулась и подмигнула Хлое. – Может, мне удастся прищемить молнией ее тощий зад. Вот тогда уж она действительно завопит! – Сисси не любили ни актеры, ни персонал студии, хотя она, казалось, не обращала на это никакого внимания.
   В парикмахерской Тео уложил Хлое волосы и закрепил на лбу плотную, расшитую бисером ленту, в которую воткнул золотистые страусиные перья. В соседнем кресле сидел Лэрри, и другой парикмахер, Моника, замазывала черным гримом небольшую лысину, которая уже начала проглядывать в его волосах.
   – Какой кошмар, да? – печально произнес Лэрри. – Мое единственное утешение – это то, что и у принца Чарльза лысина.
   – А он ведь моложе тебя, – поддразнила Хлоя. Лэрри поморщился. В тридцать пять лет он играл двадцатилетнего, и это становилось все тяжелее. Он должен был постоянно следить за своим весом, как и все актеры, пытавшиеся сохранить юную внешность перед камерой, которая «никогда не лжет». За каждый сезон участники съемок прибавляли по несколько фунтов – долгие часы проводили они на площадке, где всегда присутствовал неизменный столик с закусками и кофе, предоставляемыми студией. К тому же и камера прибавляла еще по пять – десять фунтов к внешности актеров, так что они старались держаться подальше от соблазнительных закусок, целый день стоявших на заветном столике. Однако частенько в конце дня сила воли изменяла им, и в результате облегающие платья Пандоры и Хлои приходилось периодически расставлять в талии и бедрах. С Сисси, правда, такого не происходило. В диете она была фанатична.
   – Готова, Хлоя! – прощебетала, как всегда, жизнерадостная Дебби. – Одиннадцатая площадка, поторопись, поторопись.
   На съемочной площадке Нед, первый ассистент режиссера, организовывал массовку, в то время как Челси Дин усердно репетировал сцену, в которой Сисси и Сэм приветствовали у себя в гостях Хлою и ее последнего любовника по фильму, которого играл Гарт Фрейзер.
   Сцена была короткой, но трудной для съемки, так как массовка, или «атмосфера», как ее участники предпочитали себя называть, должна была двигаться вокруг главных героев и при этом не загораживать их перед камерой, когда они произносили свои диалоги. Участники массовки должны были выглядеть оживленными, смеяться, болтать, и в то же время не заглушать главных действующих лиц.
   После пяти проб Челси наконец прокричал: «Снято!» Актеры уселись на зеленые стулья среди нагромождения кабелей и прожекторов, им предстоял небольшой отдых на десять – пятнадцать минут, которые требовались для подготовки освещения следующей сцены. Тео и Бен засуетились вокруг Хлои, подправляя прическу и макияж, Трикси была обеспокоена тем, что с корсажа платья осыпался бисер. Она пыталась закрепить его, но в конце концов оставила эту напрасную затею. «Думаю, в кадре это не будет заметно», решила она. Хлоя старалась быть спокойной и сдержанной, хотя уже в половине одиннадцатого утра на улице было настоящее пекло и в студии ненамного прохладнее. Доктор Джордж, выступавший с прогнозом погоды по седьмому каналу, обещал, что сегодня жара достигнет сорока градусов.
   Хлоя чувствовала, как горит лицо под густым слоем грима. Сильное освещение настолько размывало черты лица актеров, что чрезмерный макияж был просто необходим. Сисси млела под вентилятором, который, как она уверяла, принадлежал когда-то Лили Лэнгтри. Гарт, любовник Хлои по сценарию, сидел рядом с ней, пот ручейками стекал по его оранжевому лицу.
   Гарт Фрэйзер был светловолосый, невысокого роста всего пять футов девять дюймов, в то время как большинство других актеров были не ниже шести футов. Ему приходилось подкладывать в свою обувь искусственные каблуки, что придавало ему несколько странный вид – как будто он подавался вперед и, стоило его подтолкнуть, мог легко опрокинуться.
   Хлоя незаметно отодвинула свой стул, чтобы не чувствовать дыхания Гарта, который явно провел вчерашний вечер за превосходным итальянским ужином, обильно сдобренным чесночной приправой. Он совсем не подумал о том, что ему предстояли страстные поцелуи с Хлоей в кадре. Чем дальше она отодвигала свой стул, тем ближе Гарт склонялся к ней, объясняя, словно она этого не знала, малейшие нюансы той сцены, которую им предстояло играть.
   Хлою забавляло, с какой напыщенностью он разъяснял ей те чувства, которые она должна была испытывать в этой сцене. Конечно, Гарт был звездой двух-трех неплохих телефильмов и довольно хорошо сыграл в одном телесериале, но до Лоуренса Оливье ему было далеко. Хлою уже начинало раздражать его снисходительное отношение и к ней, и ко всей остальной труппе.
   – Я знаю, дорогая, что ты не так уж давно играешь, всего три года, – с улыбкой говорил Гарт, обнажая при этом самые отвратительные вставные зубы, которые Хлоя когда-либо видела.
   Сколько еще терпеть ей этого шута? Трикси, Тео, Де-Де и Бен – ее «команда красоты» – сидели поблизости и, сдерживая улыбки, наблюдали за происходящим. Подошла Джина с кипой почты и попыталась отвлечь Хлою, но Гарт бубнил не переставая.
   – Итак, теперь ты понимаешь, дорогая, как мне представляются Миранда и Чарльз в этой сцене? Ты согласна? – приставал он к Хлое.
   – М-да, конечно, – бормотала Хлоя.
   Она чувствовала свою героиню лучше, чем он своего героя и, конечно же, знала, как надо играть и, что немаловажно, знала свой текст. У Гарта же в последних четырех сериях были серьезные проблемы с этим, и они даже отставали из-за него от графика. Все это стоило денег, а лишние расходы были для продюсеров как нож острый. Но Гарта это, казалось, не трогало; он был невоспитанный грубиян с огромным самомнением – типичный пример посредственного телеактера, которому однажды улыбнулась фортуна и успех тут же вскружил голову.
   Извинившись, Хлоя позволила Джине увести себя.
   Несколько часов спустя наступил момент, когда они должны были играть любовную сцену. Хлоя невольно застонала.
   – Все готово, Хлоя, – сказал Нед, в то время как Бен в последний раз прошелся пуховкой по ее лицу, снимая жирный блеск.
   – Все в порядке, дорогая? Давай попробуем? – спросил Челси с теплотой в голосе.
   Осветитель дал команду сдвинуть прожектора левее. Звукорежиссер попросил оператора настроить микрофон, который сильно «фонил». Ассистент оператора щелкнул перед носом актеров «хлопушкой», тут же в уме прикидывая смету. Трикси суетилась с бисером на платье Хлои, Тео – с перьями на ее голове, которые стали влажными и падали ей на ресницы. Бен в пятнадцатый раз за день подчеркнул ее губы персиковым блеском. Бобби, второй гример, со смиренным вздохом протер лицо Гарта влажной замшей, пропитанной настойкой из виргинской лещины, затем промокнул его бумажной салфеткой и наложил толстый слой пудры.
   На съемочную площадку приехала секретарь Билла Херберта со всем своим семейством из Арканзаса. Они стояли, разинув рты, прямо напротив Гарта. Кто-то из них стал щелкать фотоаппаратом, и все они громко перешептывались, делясь впечатлениями.
   Хлоя сделала знак Неду, чтобы их убрали, но он не успел этого сделать, как взорвался Гарт.
   – Пожалуйста, уберите этих людей с глаз моих, – взревел он. – Это что, время кормежки в зоопарке?
   – Успокойся… – начала было Хлоя.
   – Мы здесь пытаемся сыграть эту чертову сцену, а на нас уставились, как на обезьян в зоопарке. О, Боже!
   Вся съемочная группа, как по команде, вознесла очи к небу. Вот уже несколько месяцев они молча страдали от бесконечных причитаний Гарта. Сисси они еще терпели. Все-таки она была большая звезда, играла одну из главных ролей, и от нее в какой-то мере зависел их заработок. У Гарта такого влияния не было. И несмотря на то что Эбби и Гертруда всегда настаивали на том, что их сериал – это коллективная работа, все равно негласно считалось, что это шоу Хлои, Сисси и Сэма.
   Гример Гарта еще раз прошелся по его потному лицу, и Хлоя подумала, уж не на наркотике ли Гарт. Она никогда не видела, чтобы человек так потел.
   – Отлично, ребятки, ну что, начали? – Челси Дин был внешне спокоен, хотя внутри кипел. Этот болван уже достал его. «Что за бездарный олух», – признался он Хлое на прошлой неделе, когда снимали сцену, в которой Гарт умудрился забыть свой текст по меньшей мере раз восемь.
   – Я знаю, знаю, дорогой, он невыносим. Почему они снимают его вместо Колина Бриджеса – для меня до сих пор загадка.
   Хлоя и Челси обменялись многозначительными взглядами.
   – О'кей, ребятки, мотор! – Челси стоял рядом с камерой, внимательно наблюдая, как начинают сцену Хлоя и Гарт.
   Гарт тут же забыл свою первую строчку.
   – О'кей, начнем сначала, – сказал Челси, в то время как гримеры опять засуетились вокруг актеров. Нед попросил дать свет. Третий ассистент оператора щелкнул «хлопушкой».
   – Тридцать три дубль два, – объявил звукооператор. – Запись.
   – Мотор! – взревел Челси.
   – Я люблю тебя, Миранда, – задышал Гарт-Чарльз, нежно склоняя голову к Хлое. Они сидели в шезлонге в поместье Гамильтонов. – Я никогда никого не любил так, как люблю тебя.
   Хлоя почувствовала, как подкатывает тошнота от чесночного дыхания Гарта.
   – О, Чарльз, почему ты говоришь одно, а думаешь совсем другое? – Хлоя отстранила голову, как только позволяла камера. Возникла неловкая пауза. Хлоя попыталась заполнить ее «девичьим вздохом». Гарт опять забыл слова.
   – Извини, любовь моя, – спокойно сказал он. – Это жара на меня так действует.
   Хлоя стиснула зубы. Трикси и Джина сочувственно смотрели на нее.
   – Тридцать три дубль четырнадцать, – час спустя прохрипел помощник оператора, щелкнув «хлопушкой» в опасной близости от носа Гарта. Съемочная группа уже кипела от негодования, и всем было искренне жаль Хлою, которая чувствовала себя явно неуютно. В студии уже дышать было нечем. Тяжелое, расшитое бисером платье, влажные страусиные перья, да еще этот отвратительный партнер, от которого исходил мерзкий запах, и пот капал с его бровей прямо на лицо Хлое – все это было подобно кошмару.
   В конце концов они закончили сцену, и Хлоя отправилась в свою уборную, откуда и позвонила Гертруде.
   – Мне нужно с тобой встретиться, прямо сейчас, – сказала Хлоя. – Дело срочное.
   Под бешеным напором Хлои Эбби и Гертруда вынуждены были признать, что ей нужно подыскать нового любовника, причем как можно скорее. Впервые за три с половиной года Хлоя восстала. Она объяснила, что ей в качестве партнера нужен сильный, уверенный в себе, настоящий мужчина, обаятельный и сексуальный. Эбби и Гертруда понимали, что она права.
   Было созвано экстренное совещание, на которое пригласили Билли Херберта, Хлою и Джаспера Свэнсона. Собравшись в отделанном дубовыми панелями кабинете Эбби, они обсуждали возможные варианты – кто из актеров был свободен, кто нет. Кто согласился бы сниматься на телевидении, а кто считал это унизительным.
   – Берт Рейнольдс, – с надеждой предложила Хлоя. – Это настоящий мужчина, и его последние фильмы не очень-то удачные, он мог бы согласиться.
   – Ха! – возразил Эбби. – Это, милая, актер художественного кино, художественного. Он не станет работать на телевидении.
   – Тимоти Далтон, – предложил Джаспер, как всегда готовый подыскать работенку для англичанина.
   – Тимоти кто? – резко спросила Гертруда. – Никогда не слышала о нем.
   – Хороший парень. Отличный актер шекспировского театра. У него блестящее будущее, – настаивал Джаспер.
   – Может быть, но не в «Саге», – сказал Эбби. – Я видел его в нескольких фильмах, так себе. Кто еще?
   – Ты будешь жалеть потом, – возразил Джаспер. – Тимоти уверенно идет к успеху, он будет большим актером.
   – Пусть преуспевает где-нибудь в другом месте, – съязвила Гертруда. – Нам нужен актер с именем.