Страница:
Два часа они тщетно перебирали имена всех известных актеров. Затем в игру вступил Джаспер. Он ждал подходящего момента. Момента, когда уже будут названы кандидатуры Тома Селлека, Джорджа Гамильтона, Роберта Вагнера, Джеймса Фарентино, Алена Делона, Майкла Лэндона, Питера Страусса, Мартина Шина, Джеффа Бриджеса и Грегори Харрисона и, одна за другой, по разным причинам отклонены.
– Как насчет Луиса Мендозы? – предложил тогда Джаспер.
Луис сидел с Джаспером в «Ма Мэзон», пребывая в совершенном безделье. Прошло три года, как был снят его фильм с Сисси – сенсация, но далеко не в лучшем смысле. Продюсеры не смогли его продать даже кабельному телевидению. С тех пор предложения сниматься в кино все чаще обходили Луиса. Если бы не его страсть к Сабрине, он бы давно уже уехал обратно в Мексику, где считался суперзвездой и его диски до сих пор вытесняли Хулио Иглезиаса. Несмотря на привлекательную внешность и талант, в который Луис свято верил, Голливуд отказывался воспринимать поющего мексиканца. Луис нанял лучшую в городе фирму по связям с прессой, которая должна была пропагандировать его как серьезного, но чувственного актера. Он выгнал Клингера и взял агентом Джаспера Свэнсона. Луиса рассматривали на роли в фильмах с участием Бо Дерек, Ким Бэссинджер и Кэтлин Тернер, но твердых предложений так и не было.
Он приближался к тридцати и выглядел еще красивее – с черной блестящей волнистой шевелюрой, раскосыми, опушенными густыми ресницами, карими глазами. Они с Сабриной были самой очаровательной и фотогеничной парой в Голливуде; репортеры сходили с ума, стоило им показаться вместе на каком-нибудь светском мероприятии, что, впрочем, случалось не так часто. Влюбленные предпочитали проводить время на берегу, занимаясь любовью, или в их двухместной ванне фирмы «Джакуцци», установленной на крыше их дома, лежа в которой, они пили вино и мечтали о будущем.
В последнее время, однако, Луис почувствовал некоторое пресыщение Сабриной. Прелестная, любящая, она становилась чуть-чуть надоедлива. Иногда он с ужасом осознавал, что не может ответить на ее страстные призывы к сексу. Притворяясь, что болит голова, устал или надо учить роль, он уходил в свой кабинет, мучимый вопросом, почему его либидо, которым он всегда так гордился, подводит его. Он вспоминал, как «настоящие мужчины» из его юности обсуждали своих приятелей, у которых «не вставало»; теперь, казалось, и он пополнил ряды таких неудачников. И хотя за последний месяц такое недоразумение случилось лишь пару раз, этого было достаточно, чтобы горячая латиноамериканская кровь Луиса застыла в жилах. Все это время – почти три года, что они пробыли с Сабриной вместе, – Луис был более или менее верен ей, что совсем несвойственно латиноамериканскому мужчине. Они занимались любовью по меньшей мере один-два раза в день. И вот теперь мужское достоинство подвело Луиса, что было равносильно смерти.
Поглощенный своими переживаниями, Луис едва слушал Джаспера.
– Я думаю, тебе следует заняться сериалом, – говорил Джаспер, опытным движением разворачивая сигару «Давидофф».
– Сериалом? Ай, mama, мне это уже предлагали месяц назад. Обещали славу звезды и автомобиль. Нет уж, спасибо.
– Я не имею в виду какой-нибудь сериал. – Джаспер начинал терять терпение. – Я говорю о «Саге», самом горячем на сегодняшний день.
– Ну и что? Там уже снимаются Сэм и Сисси – уф! – Луис при упоминании о Сисси поморщился, вспомнив тот злополучный фильм и их еще более злополучный мимолетный роман.
– Что ты скажешь о Хлое Кэррьер? – спросил Джаспер, с наслаждением раскуривая огромную сигару. В его возрасте сигара доставляла большее удовольствие и внутренний комфорт, нежели секс.
– Хлоя Кэррьер… хитрая сучка, я слышал, – рассмеялся Луис. – Говорят, она отрывает яйца у своих партнеров и поджаривает их на завтрак как яичницу.
– Неправда, Луис, – смутился Джаспер. – Это совсем не так. На самом деле Хлоя – прекрасная девчонка, которая стала в некотором роде жертвой своей же популярности.
– Но она, кажется, не страдает от этого, не так ли? – упорствовал Луис.
– Милая Хлоя – это удивительное создание, должен признаться, – рассмеялся Джаспер. – Она слишком долго шла к успеху и теперь пытается воспользоваться этим сполна. Но вернемся к делу, Луис. Эбби Арафат и Гертруда сделали нам предложение, от которого трудно отказаться.
– Что же это?
– Два года работы в «Саге» с перспективой на третий. Двадцать пять тысяч за серию в первый год, сорок тысяч во второй, ну и в третий – по договоренности.
– Хм, да я больше могу сделать за месяц гастролей по Испании, – ответил Луис.
– Луис, старина, – Джаспер уже говорил серьезно. – «Сага» – самый горячий сериал этого года, и на следующий год успех ему обеспечен. А если повезет, он растянется на шесть-семь лет. Хлоя Кэррьер сейчас очень популярна. Тебя хотят взять на роль ее любовника, мужа, приятеля – в общем, ее партнера. Это принесет тебе огромный успех, ты наконец станешь любимцем всех домохозяек Америки, о чем ты как раз и мечтаешь. Послушай, что я тебе скажу. Даже Николсону и Редфорду сегодня тяжело найти подходящие роли и устоять на своих пьедесталах. А телевидение создает звезд именно сегодня. Бери эту роль, Луис. Заставь всех женщин Америки млеть от одного твоего появления на экране, и за два года ты создашь себе имя. Посмотри на Селлека – он состоялся как звезда именно на телевидении, а сейчас у него предложений сниматься в кино хоть отбавляй.
Луис задумался. Англичанин был, пожалуй, прав. Телевидение процветало. За редким исключением, в кинематографе уже не осталось великих звезд. Телезвезды правили теперь бал в шоу-бизнесе, их приглашали в Белый дом, к королеве, они украшали обложки ведущих журналов.
– Может, мне и стоит взяться за это. Я подумаю.
– Подумай, старина. У тебя есть двадцать четыре часа на раздумья, потом они начнут искать в другом направлении.
Луис нахмурился.
– Не угрожай мне.
– Я не угрожаю, ни в коем случае. Я просто уверен, что это могло бы стать поворотным моментом в твоей карьере.
– Я же сказал тебе, что подумаю, – ответил Луис.
Луис раздумывал недолго, и уже через несколько недель, слившись в страстном поцелуе со своей новой экранной возлюбленной, Хлоей, он вновь ощутил себя самым что ни на есть настоящим мужчиной. Он почувствовал, как вновь воспряло его мужское начало, стоило ему коснуться прозрачного шифона ее ночной сорочки. Влюбленные лежали под тонкими лиловыми простынями. Вокруг постели сновали десятки мужчин и женщин, они выкрикивали приказы и распоряжения, торопились сделать тысячу дел, прежде чем камера сможет заснять любовную сцену, которая должна была сейчас развернуться на съемочной площадке. Луис начал потеть, такого с ним обычно не бывало. Как он мог возбудиться от этой Хлои? Она ведь слишком стара для него, и ее британские манеры ему ненавистны. Ему всегда казалось, что Хлоя втайне подсмеивается над ним, и, хотя она была дружелюбна и приветлива, он ненавидел ее хладнокровие и независимость в отношениях с мужчинами.
Хлоя, похоже, была поражена, почувствовав, как обычно вялый член Луиса сейчас трется об ее бедро.
Она взглянула ему в глаза, пока они лежали обнявшись, а помощник оператора замерял рулеткой расстояние до камеры, и заговорщически подмигнула. Луис выдавил жалкую улыбку, поскольку чувствовал неловкость из-за своего непокорного атрибута.
Почему, Боже, ну почему сейчас и с Хлоей? Почему не с нежной, обожаемой, прелестной молодой Сабриной?
– Отлично, детки. – Челси Дин был сама любезность. – Я даю вам полную свободу. Я хочу, чтобы вы заставили зрителя млеть от наслаждения. У нас в запасе много времени, гак что давайте-ка проверим, правда ли все то, что о вас пишут в газетах, а? – Он ухмыльнулся Хлое, она улыбнулась в ответ. Челси обладал огромным чувством юмора, чего, к сожалению, недоставало большинству продюсеров и режиссеров сериала. Они с Хлоей яростно переругивались на площадке, оскорбляли друг друга, шутили и подтруни вали друг над другом, пока вся бригада вокруг не начинала закатываться от хохота, а Хлое приходилось убегать в свою уборную, чтобы успокоиться от смеха.
– И-и-и… начали! – прокричал Челси.
Когда страстная сцена любви была сыграна, на площадке все еще царило молчание. Трикси подала ошеломленной Хлое халат. Луис просто поразил Хлою. Его пылкость, подогретая внезапно вспыхнувшим, необъяснимым желанием, захватила ее врасплох и вызвала ответную страсть.
– Вот это да, ребята, просто поразительно! – восхищенно воскликнул Челси. – Нам даже не нужны будут дубли. Эй, Луис, ты был хорош, настоящий мужчина!
Луис с гордостью принял комплименты и от других членов съемочной группы и, когда объявили перерыв на обед, отправился в свой трейлер.
Дебби Дрейк, миловидная молоденькая вторая помощница режиссера, принесла Луису его обычный салат, чай со льдом и яблочный пирог с мороженым.
– Что-нибудь еще, Луис? – весело спросила она, стоя в дверях, в лучах яркого калифорнийского полуденного солнца; под простой белой майкой проступали упругие груди.
У нее был прелестный задик, соблазнительно обтянутый потертыми голубыми джинсами. Миловидное лицо, не тронутое макияжем, обрамляли длинные светлые волосы, схваченные на затылке в конский хвост.
– Да, querida, я хочу тебя, – хрипло произнес Луис, устремив на нее «коронный» взгляд своих карих глаз, от которого так бились сердца юных девушек.
– О, – взволнованно произнесла Дебби, которая только что была свидетельницей любовной сцены на съемочной площадке.
«А, собственно, почему нет? – спросила она себя. – Ну-ка, посмотрим, правда ли то, что говорят о латиноамериканских любовниках».
Резким движением ноги она захлопнула дверь трейлера и, сняв через голову майку, присоединилась к лежащему на софе Луису.
На следующей неделе Луис попробовал и Пандору. Хотя его никогда и не интересовали женщины старше, но решительная манера Пандоры, в сочетании с восхитительным лоном, разожгли его интерес. Новые завоевания Луиса, казалось, восстановили его страсть к Сабрине. Он вдруг понял, что наряду с удивительными обеденными забавами он достиг и новых вершин в своих отношениях с Сабриной. Хотя было ясно, что долго так продолжаться не может. Один пирог два раза не съешь.
Его неожиданная слава удивила даже его самого. Появившись на телеэкране в «Саге» всего лишь два раза, он уже получил тонны писем поклонниц. Женщины были без ума от его мужской силы, слегка нахальной, обаятельной внешности. Совершенно неожиданно он стал самым популярным актером месяца в Соединенных Штатах. Редакторы осаждали Кристофера Маккарти, ответственного за связи с прессой, просьбами предоставить какие-нибудь материалы о Луисе, фотографии, организовать интервью с ним.
Луис не успел еще осознать, что же с ним произошло, как его портреты уже украсили обложки «Ю-эс», «Пипл», «Ю-эс-эй Тудей», «Америкэн Информер», «Джи-кью», «Нэшнл Инкуайрер», «Стар», «Глоб» и даже угол обложки «Ньюсуик». Успех был опьяняющим, кружил голову. Луис никогда не отличался скромностью, а уж теперь его латиноамериканская гордость просто расцвела от внезапного внимания и обожания.
Сабрине это не нравилось. Не то чтобы она ревновала. Сама настоящая американская красавица, она пользовалась большой популярностью, и ее карьера в кинематографе процветала. Но она не одобряла того, что Луис целыми днями холит себя, постоянно расчесывает свои блестящие черные волосы, разрабатывает мышцы, подолгу любуется ими перед зеркалом в ее же гардеробной. Все остальное время он лежал у бассейна, «шлифуя» свой и без того совершенный загар; рядом стоял неизменный отражатель солнца, чтобы не упустить ни одного лучика. Их отношения с Луисом все еще оставались прекрасными, но что-то было утеряно, и Сабрина никак не могла понять, что именно.
19
20
– Как насчет Луиса Мендозы? – предложил тогда Джаспер.
Луис сидел с Джаспером в «Ма Мэзон», пребывая в совершенном безделье. Прошло три года, как был снят его фильм с Сисси – сенсация, но далеко не в лучшем смысле. Продюсеры не смогли его продать даже кабельному телевидению. С тех пор предложения сниматься в кино все чаще обходили Луиса. Если бы не его страсть к Сабрине, он бы давно уже уехал обратно в Мексику, где считался суперзвездой и его диски до сих пор вытесняли Хулио Иглезиаса. Несмотря на привлекательную внешность и талант, в который Луис свято верил, Голливуд отказывался воспринимать поющего мексиканца. Луис нанял лучшую в городе фирму по связям с прессой, которая должна была пропагандировать его как серьезного, но чувственного актера. Он выгнал Клингера и взял агентом Джаспера Свэнсона. Луиса рассматривали на роли в фильмах с участием Бо Дерек, Ким Бэссинджер и Кэтлин Тернер, но твердых предложений так и не было.
Он приближался к тридцати и выглядел еще красивее – с черной блестящей волнистой шевелюрой, раскосыми, опушенными густыми ресницами, карими глазами. Они с Сабриной были самой очаровательной и фотогеничной парой в Голливуде; репортеры сходили с ума, стоило им показаться вместе на каком-нибудь светском мероприятии, что, впрочем, случалось не так часто. Влюбленные предпочитали проводить время на берегу, занимаясь любовью, или в их двухместной ванне фирмы «Джакуцци», установленной на крыше их дома, лежа в которой, они пили вино и мечтали о будущем.
В последнее время, однако, Луис почувствовал некоторое пресыщение Сабриной. Прелестная, любящая, она становилась чуть-чуть надоедлива. Иногда он с ужасом осознавал, что не может ответить на ее страстные призывы к сексу. Притворяясь, что болит голова, устал или надо учить роль, он уходил в свой кабинет, мучимый вопросом, почему его либидо, которым он всегда так гордился, подводит его. Он вспоминал, как «настоящие мужчины» из его юности обсуждали своих приятелей, у которых «не вставало»; теперь, казалось, и он пополнил ряды таких неудачников. И хотя за последний месяц такое недоразумение случилось лишь пару раз, этого было достаточно, чтобы горячая латиноамериканская кровь Луиса застыла в жилах. Все это время – почти три года, что они пробыли с Сабриной вместе, – Луис был более или менее верен ей, что совсем несвойственно латиноамериканскому мужчине. Они занимались любовью по меньшей мере один-два раза в день. И вот теперь мужское достоинство подвело Луиса, что было равносильно смерти.
Поглощенный своими переживаниями, Луис едва слушал Джаспера.
– Я думаю, тебе следует заняться сериалом, – говорил Джаспер, опытным движением разворачивая сигару «Давидофф».
– Сериалом? Ай, mama, мне это уже предлагали месяц назад. Обещали славу звезды и автомобиль. Нет уж, спасибо.
– Я не имею в виду какой-нибудь сериал. – Джаспер начинал терять терпение. – Я говорю о «Саге», самом горячем на сегодняшний день.
– Ну и что? Там уже снимаются Сэм и Сисси – уф! – Луис при упоминании о Сисси поморщился, вспомнив тот злополучный фильм и их еще более злополучный мимолетный роман.
– Что ты скажешь о Хлое Кэррьер? – спросил Джаспер, с наслаждением раскуривая огромную сигару. В его возрасте сигара доставляла большее удовольствие и внутренний комфорт, нежели секс.
– Хлоя Кэррьер… хитрая сучка, я слышал, – рассмеялся Луис. – Говорят, она отрывает яйца у своих партнеров и поджаривает их на завтрак как яичницу.
– Неправда, Луис, – смутился Джаспер. – Это совсем не так. На самом деле Хлоя – прекрасная девчонка, которая стала в некотором роде жертвой своей же популярности.
– Но она, кажется, не страдает от этого, не так ли? – упорствовал Луис.
– Милая Хлоя – это удивительное создание, должен признаться, – рассмеялся Джаспер. – Она слишком долго шла к успеху и теперь пытается воспользоваться этим сполна. Но вернемся к делу, Луис. Эбби Арафат и Гертруда сделали нам предложение, от которого трудно отказаться.
– Что же это?
– Два года работы в «Саге» с перспективой на третий. Двадцать пять тысяч за серию в первый год, сорок тысяч во второй, ну и в третий – по договоренности.
– Хм, да я больше могу сделать за месяц гастролей по Испании, – ответил Луис.
– Луис, старина, – Джаспер уже говорил серьезно. – «Сага» – самый горячий сериал этого года, и на следующий год успех ему обеспечен. А если повезет, он растянется на шесть-семь лет. Хлоя Кэррьер сейчас очень популярна. Тебя хотят взять на роль ее любовника, мужа, приятеля – в общем, ее партнера. Это принесет тебе огромный успех, ты наконец станешь любимцем всех домохозяек Америки, о чем ты как раз и мечтаешь. Послушай, что я тебе скажу. Даже Николсону и Редфорду сегодня тяжело найти подходящие роли и устоять на своих пьедесталах. А телевидение создает звезд именно сегодня. Бери эту роль, Луис. Заставь всех женщин Америки млеть от одного твоего появления на экране, и за два года ты создашь себе имя. Посмотри на Селлека – он состоялся как звезда именно на телевидении, а сейчас у него предложений сниматься в кино хоть отбавляй.
Луис задумался. Англичанин был, пожалуй, прав. Телевидение процветало. За редким исключением, в кинематографе уже не осталось великих звезд. Телезвезды правили теперь бал в шоу-бизнесе, их приглашали в Белый дом, к королеве, они украшали обложки ведущих журналов.
– Может, мне и стоит взяться за это. Я подумаю.
– Подумай, старина. У тебя есть двадцать четыре часа на раздумья, потом они начнут искать в другом направлении.
Луис нахмурился.
– Не угрожай мне.
– Я не угрожаю, ни в коем случае. Я просто уверен, что это могло бы стать поворотным моментом в твоей карьере.
– Я же сказал тебе, что подумаю, – ответил Луис.
Луис раздумывал недолго, и уже через несколько недель, слившись в страстном поцелуе со своей новой экранной возлюбленной, Хлоей, он вновь ощутил себя самым что ни на есть настоящим мужчиной. Он почувствовал, как вновь воспряло его мужское начало, стоило ему коснуться прозрачного шифона ее ночной сорочки. Влюбленные лежали под тонкими лиловыми простынями. Вокруг постели сновали десятки мужчин и женщин, они выкрикивали приказы и распоряжения, торопились сделать тысячу дел, прежде чем камера сможет заснять любовную сцену, которая должна была сейчас развернуться на съемочной площадке. Луис начал потеть, такого с ним обычно не бывало. Как он мог возбудиться от этой Хлои? Она ведь слишком стара для него, и ее британские манеры ему ненавистны. Ему всегда казалось, что Хлоя втайне подсмеивается над ним, и, хотя она была дружелюбна и приветлива, он ненавидел ее хладнокровие и независимость в отношениях с мужчинами.
Хлоя, похоже, была поражена, почувствовав, как обычно вялый член Луиса сейчас трется об ее бедро.
Она взглянула ему в глаза, пока они лежали обнявшись, а помощник оператора замерял рулеткой расстояние до камеры, и заговорщически подмигнула. Луис выдавил жалкую улыбку, поскольку чувствовал неловкость из-за своего непокорного атрибута.
Почему, Боже, ну почему сейчас и с Хлоей? Почему не с нежной, обожаемой, прелестной молодой Сабриной?
– Отлично, детки. – Челси Дин был сама любезность. – Я даю вам полную свободу. Я хочу, чтобы вы заставили зрителя млеть от наслаждения. У нас в запасе много времени, гак что давайте-ка проверим, правда ли все то, что о вас пишут в газетах, а? – Он ухмыльнулся Хлое, она улыбнулась в ответ. Челси обладал огромным чувством юмора, чего, к сожалению, недоставало большинству продюсеров и режиссеров сериала. Они с Хлоей яростно переругивались на площадке, оскорбляли друг друга, шутили и подтруни вали друг над другом, пока вся бригада вокруг не начинала закатываться от хохота, а Хлое приходилось убегать в свою уборную, чтобы успокоиться от смеха.
– И-и-и… начали! – прокричал Челси.
Когда страстная сцена любви была сыграна, на площадке все еще царило молчание. Трикси подала ошеломленной Хлое халат. Луис просто поразил Хлою. Его пылкость, подогретая внезапно вспыхнувшим, необъяснимым желанием, захватила ее врасплох и вызвала ответную страсть.
– Вот это да, ребята, просто поразительно! – восхищенно воскликнул Челси. – Нам даже не нужны будут дубли. Эй, Луис, ты был хорош, настоящий мужчина!
Луис с гордостью принял комплименты и от других членов съемочной группы и, когда объявили перерыв на обед, отправился в свой трейлер.
Дебби Дрейк, миловидная молоденькая вторая помощница режиссера, принесла Луису его обычный салат, чай со льдом и яблочный пирог с мороженым.
– Что-нибудь еще, Луис? – весело спросила она, стоя в дверях, в лучах яркого калифорнийского полуденного солнца; под простой белой майкой проступали упругие груди.
У нее был прелестный задик, соблазнительно обтянутый потертыми голубыми джинсами. Миловидное лицо, не тронутое макияжем, обрамляли длинные светлые волосы, схваченные на затылке в конский хвост.
– Да, querida, я хочу тебя, – хрипло произнес Луис, устремив на нее «коронный» взгляд своих карих глаз, от которого так бились сердца юных девушек.
– О, – взволнованно произнесла Дебби, которая только что была свидетельницей любовной сцены на съемочной площадке.
«А, собственно, почему нет? – спросила она себя. – Ну-ка, посмотрим, правда ли то, что говорят о латиноамериканских любовниках».
Резким движением ноги она захлопнула дверь трейлера и, сняв через голову майку, присоединилась к лежащему на софе Луису.
На следующей неделе Луис попробовал и Пандору. Хотя его никогда и не интересовали женщины старше, но решительная манера Пандоры, в сочетании с восхитительным лоном, разожгли его интерес. Новые завоевания Луиса, казалось, восстановили его страсть к Сабрине. Он вдруг понял, что наряду с удивительными обеденными забавами он достиг и новых вершин в своих отношениях с Сабриной. Хотя было ясно, что долго так продолжаться не может. Один пирог два раза не съешь.
Его неожиданная слава удивила даже его самого. Появившись на телеэкране в «Саге» всего лишь два раза, он уже получил тонны писем поклонниц. Женщины были без ума от его мужской силы, слегка нахальной, обаятельной внешности. Совершенно неожиданно он стал самым популярным актером месяца в Соединенных Штатах. Редакторы осаждали Кристофера Маккарти, ответственного за связи с прессой, просьбами предоставить какие-нибудь материалы о Луисе, фотографии, организовать интервью с ним.
Луис не успел еще осознать, что же с ним произошло, как его портреты уже украсили обложки «Ю-эс», «Пипл», «Ю-эс-эй Тудей», «Америкэн Информер», «Джи-кью», «Нэшнл Инкуайрер», «Стар», «Глоб» и даже угол обложки «Ньюсуик». Успех был опьяняющим, кружил голову. Луис никогда не отличался скромностью, а уж теперь его латиноамериканская гордость просто расцвела от внезапного внимания и обожания.
Сабрине это не нравилось. Не то чтобы она ревновала. Сама настоящая американская красавица, она пользовалась большой популярностью, и ее карьера в кинематографе процветала. Но она не одобряла того, что Луис целыми днями холит себя, постоянно расчесывает свои блестящие черные волосы, разрабатывает мышцы, подолгу любуется ими перед зеркалом в ее же гардеробной. Все остальное время он лежал у бассейна, «шлифуя» свой и без того совершенный загар; рядом стоял неизменный отражатель солнца, чтобы не упустить ни одного лучика. Их отношения с Луисом все еще оставались прекрасными, но что-то было утеряно, и Сабрина никак не могла понять, что именно.
19
В видавшем виды домике на окраине Санта-Моники жил давний приятель Сэма Шарпа Фредди.
Модельер женской одежды, Фредерик Ланглан был далек по классу от Боба Макки или Нолана Миллера; его платья в Голливуде шли больше в разряде семисотдолларовых, чем семитысячных, но у него была своя устойчивая клиентура – состоятельные, но экономные женщины, юные начинающие актрисы, которые хотели выглядеть эффектно, но не могли себе позволить ни Боба, ни Нолана, ни даже Найман-Маркуса. Жены малоизвестных актеров, пытавшиеся сочетать свой скромный бюджет с активной светской жизнью, подружки студийных служащих, стареющие актрисы, которых иногда приглашали выступить в популярных телешоу «Лавбоат» и «Магнум», – все они были частыми гостями салона Фредди.
Он усердно разрабатывал «оригинальные модели Фредерика Ланглана», индивидуальные для каждой клиентки; они были удивительно схожи с творениями Валентино или Жаклин де Риб из последних номеров французского и итальянского журналов «Вог».
Но для клиенток Фредди это значения не имело. Главным было то, что в моделях Фредди они чувствовали себя полностью застрахованными от катастроф, подобных той, что произошла недавно на благотворительном балу в Беверли Хиллз. Жены двух продюсеров, обе выложившие по девять тысяч долларов за роскошный наряд от Галаноса, появились на балу в одинаковых платьях. Если бы взглядом можно было убить, Эбби Арафату и Вильяму Херберту, продюсерам «Саги», не миновать бы участи вдовцов. Голливуд с восторгом смаковал пикантную подробность, когда «Сплетник Беверли Хиллз» опубликовал на первой же странице фотографии обеих женщин, стоявших рядом в этих злополучных платьях.
Ожидая Фредди в холле его салона, Сабрина Джоунс и Дафни Свэнсон как раз просматривали «Сплетник Беверли Хиллз» и посмеивались над фотографиями несчастных.
Откинув портьеру из серебристой парчи, Фредди вышел в холл, обуреваемый впечатлениями от последней сплетни.
– Дорогие мои, вы что-нибудь слышали о новом приятеле Эмералд? – хихикая, спросил он, одновременно приспуская дюйма на полтора вырез кремового шелкового платья Сабрины так, чтобы чуть больше обнажить ее роскошную грудь, что вполне могло бы обеспечить ей место если не в рубрике «Люди» журнала «Тайм», то уж в рубрике «Что носят звезды» в «Сплетнике Беверли Хиллз».
– Я думала, она все еще видится с Соломоном. Так кто же это? – Дафни даже отвлеклась от коробки молочного шоколада «Кэдбери», которую приятель Фредди – стюард авиалайнера – привез ему из Англии.
Дафни всегда гордилась тем, что первая узнавала, кто с кем спит; очень часто к моменту, когда парочка влюбленных оказывалась наконец в постели, новость об их связи была уже устаревшей. С обширной сетью тайных осведомителей в каждом ресторане, студии, лавке, отеле от Палм-Спрингс до Лос-Анджелеса Дафни обычно становились известны такие пикантные подробности еще в тот момент, когда потенциальные любовники впервые встречались взглядами.
– Дорогая моя, но это уж слишком древняя история, – пробурчал Фредди; его рот был набит булавками, которыми он пришпиливал вырез платья Сабрины. – Ты ведь знаешь, что она снимается в том фильме в Италии?
– Да, да, – нетерпеливо ответила Дафни, закуривая «Данхилл», как всегда преданная всему английскому. – Конечно, всем известно, что это хлам, и играет она в паре с этой бывшей итальянской звездой – как же его зовут?
– Фабиано Фрапани, – благоговейно прошептала имя актера Сабрина. – Да уж, поистине звезда! Величайший итальянский актер. И что из того, что ему уже под шестьдесят – для такого таланта возраст значения не имеет.
– Ну, и… – лукаво продолжал Фредди, предвкушая эффект от сплетни. – Знаешь, кто режиссер в этом фильме, а?
– Ой!! – Фредди нечаянно уколол булавкой левый сосок Сабрины.
– О, прости, дорогая, не надо было мне отвлекаться. Хочешь, я поцелую там, где больно? – хихикнул Фредди, хотя обе женщины заметили, что сегодня он не столь энергичен, как обычно.
– Все в порядке, продолжай. – Даже Сабрину, которую сплетни всегда так утомляли, как, впрочем, и всех, кто живет полной жизнью, заинтриговали россказни об эскападах Эмералд.
Уже почти три поколения выросли на этих сказках, и все равно интерес к ее личной жизни не угасал.
– Горацио – режиссер, правильно? – наугад спросила Дафни.
Хотя ей всегда было известно, кто с кем спит, такие малозначительные детали, как кто у кого режиссер, обычно проходили мимо ее внимания.
– Да, верно. Горацио Джордж Вашингтон. – Фредди сделал паузу, занявшись теперь глубиной разреза юбки Сабрины.
– До бедра или выше, дорогая? Как ты думаешь?
– До бедра, пожалуйста. Я же не Шер.
– Ну, так и что с этим Горацио Джорджем Вашингтоном? – Дафни уже начинала терять терпение. – Он женат на Эдне Энн Мейсон, у них только что родился ребенок. О, Боже, я же должна послать ей цветы.
– Дорогая, они с Эмералд резвятся, как кролики, еще с тех пор, как впервые встретились, а это было почти три года назад.
– Откуда ты знаешь, Фредди? – накинулась на него Дафни, взбешенная тем, что ее итальянские источники упустили такую информацию.
– Об этом писали в английских газетах. Колонка Демпстера, между прочим. Теперь-то тебе уж приходится верить Нигелю Демпстеру, не так ли, дорогая?
– Совсем необязательно, – огрызнулась Дафни. – Но откуда тебе известно, что это достоверный факт?
– Извини, дорогая, но я не могу раскрывать свои источники. – Фредди слегка откинулся назад на своих каблуках, любуясь совершенством Сабрины в его копии «Хальстона». – Всем известно, что Эмералд всегда была неравнодушна к темным оттенкам кожи, а Горацио как раз и есть цветной, разве не так?
– Черный, – поправила Дафни. – Мы теперь говорим «черный», а не «цветной», Фредди, дорогой.
– Черный, грязный, как бы то ни было – он не грязнее нас с тобой, дорогая, – ухмыльнулся Фредди. – К тому же, я бы сказал, он по цвету ближе к этому шоколаду. Хотя это и не имеет никакого значения. Я думаю, что как раз тот факт, что он женат, вносит некоторый оттенок, как бы это сказать…
– Дешевки, дорогой? – договорила за него Дафни.
– Да, пожалуй.
– Ну, если американские газеты раздуют эту историю и то только в том случае, если это окажется правдой, – рассуждала Дафни, расстегивая свое платье и пытаясь влезть в приготовленную для нее «органзу», – тогда, конечно, у них обоих будут большие проблемы.
– Не понимаю, – вмешалась в разговор Сабрина, накидывая линялую хлопчатобумажную рубашку. – Он женат на Эдне. Она белая, он черный, никого это не волнует, тогда почему должен возникнуть такой скандал, если Эмералд спит с ним? Не ты ли однажды говорила мне, Дафни, что любовь не знает границ?
– Все верно, – ответила Дафни, делая такой глубокий вдох, как будто последний в жизни, и подтягивая бока, пока Фредди пытался застегнуть молнию ее нового платья. – Черт возьми, Фредди, почему ты его сделал таким узким?
– Голубушка, признайся, ты поправилась, – Фредди терпеливо принялся расставлять швы.
Пока Фредди работал, Дафни разъясняла Сабрине ситуацию.
– Эдна, как бы тебе сказать, слишком правильная, что ли. Я имею в виду, что никого не интересует, что и с кем она делает. Она может выйти голой на крышу Эмпайр Стейт Билдинг и спихнуть оттуда Кинг-Конга, и об этом не будет ни строчки в газетах. Она слишком правильная, слишком нудная, аморфная. Поэтому тот факт, что она замужем за чернокожим режиссером, даже если он не черный, а всего лишь молочношоколадный, публику не интересует. Эдна есть Эдна. Солидная, зависимая, скучная. Но Эмералд – это Эмералд, и все, что она делает, даже если она отправит назад в магазин пережаренный стейк, вызывает огромный интерес у публики – и все из-за ее колдовского обаяния. Вот так, дорогая… А, так-то лучше, Фред, – Дафни облегченно вздохнула, когда Фредди удалось наконец впихнуть ее в платье.
– Вас к телефону, мистер Ланглан. – В комнату робко заглянула горничная, смущенная красотой Сабрины и солидностью Дафни.
– Кто это? Я занят. – Фредди суетился с оборками, обрамлявшими все еще аппетитную фигуру Дафни.
Она была решительно настроена переплюнуть в количестве оборок леди Сару на гала-обеде в пользу противораковых исследований, который должен был состояться на следующей неделе. Ее платье было точной копией самой последней модели Зандры Родес.
– Это мистер Смит, – поколебавшись, сказала девушка.
Дафни многозначительно посмотрела на Сабрину.
– Извините, милые, я на минутку. – Фредди исчез в крошечном закутке своего офиса.
– Теперь-то, я надеюсь, дорогая, ты догадалась, кто такой мистер Смит? – самодовольно заметила Дафни.
– Нет, – ответила Сабрина.
Ее волновало, потянет ли она на целую страницу в «Репортере» или «Вэрайети», когда выйдет продолжение ее фильма о студентах. Этого хотели и ее пресс-агент, и она сама, но зануда менеджер уверял, что она не сможет себе этого позволить. Какой скряга. Она зарабатывала по двести тысяч за фильм, а он говорит, что она не сможет позволить отдать каких-то девять сотен за рекламу, которая так нужна ее карьере. Куда же тогда уходят все ее деньги? – задавала она себе вопрос. Похоже, это была извечная проблема голливудских актеров.
Ее снятый в аренду меблированный дом на побережье стоил три тысячи в месяц – сумма, которую они делили с Луисом. Машина была взята напрокат. У нее было несколько хороших туалетов – те, которые она заказала у Фредди. Уж он-то выкладывался для Сабрины, поскольку она была самой юной, самой красивой из его клиенток. Куда же уходили деньги? Ее размышления были прерваны шепотом Дафни:
– Если ты не знаешь, кто такой мистер Смит, я скажу тебе, дорогая.
Сабрина не только не знала, но ее это и не волновало. Ее интересы в жизни, в основном, сводились к карьере и Луису, которые занимали ее полностью, особенно Луис, – в эти дни он казался несколько рассеянным. Да и любовью они уже не занимались так часто, как это бывало раньше.
Дафни продолжала:
– Это, разумеется, Сэм Шарп. Их связь длится вот уже несколько лет.
– О, – Сабрина взглянула на Дафни, которая была явно довольна, что сумела поделиться сплетней с одной из немногих, кто еще не знал ее. – Как интересно. – Боже, как она устала от этих сплетен!
Поговорив с Фредди, Сэм выпрямился и оглядел себя в зеркале ванной своего роскошного трейлера, который сейчас мчался по шоссе Вентура.
Неплохо, совсем неплохо. Энергичный, атлетического телосложения, сексуальный на вид пятидесятитрехлетний мужчина. Если бы только он не чувствовал такую слабость… Может, и вправду пришло время обратиться к врачу?
– Что случилось? – спросил Фредди Сэма, который почти никогда не звонил ему в рабочее время.
Они встречались по мере возможности два раза в месяц в квартире Фредди, над магазином.
– Я что-то не очень хорошо себя чувствую, Фредди, и работаю допоздна. Сегодня вечером меня не жди. Я подумал, что лучше предупредить тебя, поскольку мы будем на натуре, а этот проклятый телефон работает только в радиусе двадцати пяти миль от Лос-Анджелеса.
– Не беспокойся, дружок, – успокоил его Фредди, с облегчением подумав о том, что сегодня вечером он будет свободен.
Наконец-то он сможет встретиться с этим милым юным матросом, который был в увольнительной вот уже неделю и каждый вечер пил в баре «Кингз Хэд» в Санта-Монике. Несколько раз они встречались взглядами, и Фредди подумал, что пора действовать, пока морячка не перехватили другие.
– Следующий вторник, хорошо? – спросил Сэм.
– Конечно, любовь моя.
– Тогда до встречи. – Сэм был предельно лаконичен по телефону.
С каждым годом его все больше охватывал ужас при мысли о том, что его похождения станут достоянием гласности.
Модельер женской одежды, Фредерик Ланглан был далек по классу от Боба Макки или Нолана Миллера; его платья в Голливуде шли больше в разряде семисотдолларовых, чем семитысячных, но у него была своя устойчивая клиентура – состоятельные, но экономные женщины, юные начинающие актрисы, которые хотели выглядеть эффектно, но не могли себе позволить ни Боба, ни Нолана, ни даже Найман-Маркуса. Жены малоизвестных актеров, пытавшиеся сочетать свой скромный бюджет с активной светской жизнью, подружки студийных служащих, стареющие актрисы, которых иногда приглашали выступить в популярных телешоу «Лавбоат» и «Магнум», – все они были частыми гостями салона Фредди.
Он усердно разрабатывал «оригинальные модели Фредерика Ланглана», индивидуальные для каждой клиентки; они были удивительно схожи с творениями Валентино или Жаклин де Риб из последних номеров французского и итальянского журналов «Вог».
Но для клиенток Фредди это значения не имело. Главным было то, что в моделях Фредди они чувствовали себя полностью застрахованными от катастроф, подобных той, что произошла недавно на благотворительном балу в Беверли Хиллз. Жены двух продюсеров, обе выложившие по девять тысяч долларов за роскошный наряд от Галаноса, появились на балу в одинаковых платьях. Если бы взглядом можно было убить, Эбби Арафату и Вильяму Херберту, продюсерам «Саги», не миновать бы участи вдовцов. Голливуд с восторгом смаковал пикантную подробность, когда «Сплетник Беверли Хиллз» опубликовал на первой же странице фотографии обеих женщин, стоявших рядом в этих злополучных платьях.
Ожидая Фредди в холле его салона, Сабрина Джоунс и Дафни Свэнсон как раз просматривали «Сплетник Беверли Хиллз» и посмеивались над фотографиями несчастных.
Откинув портьеру из серебристой парчи, Фредди вышел в холл, обуреваемый впечатлениями от последней сплетни.
– Дорогие мои, вы что-нибудь слышали о новом приятеле Эмералд? – хихикая, спросил он, одновременно приспуская дюйма на полтора вырез кремового шелкового платья Сабрины так, чтобы чуть больше обнажить ее роскошную грудь, что вполне могло бы обеспечить ей место если не в рубрике «Люди» журнала «Тайм», то уж в рубрике «Что носят звезды» в «Сплетнике Беверли Хиллз».
– Я думала, она все еще видится с Соломоном. Так кто же это? – Дафни даже отвлеклась от коробки молочного шоколада «Кэдбери», которую приятель Фредди – стюард авиалайнера – привез ему из Англии.
Дафни всегда гордилась тем, что первая узнавала, кто с кем спит; очень часто к моменту, когда парочка влюбленных оказывалась наконец в постели, новость об их связи была уже устаревшей. С обширной сетью тайных осведомителей в каждом ресторане, студии, лавке, отеле от Палм-Спрингс до Лос-Анджелеса Дафни обычно становились известны такие пикантные подробности еще в тот момент, когда потенциальные любовники впервые встречались взглядами.
– Дорогая моя, но это уж слишком древняя история, – пробурчал Фредди; его рот был набит булавками, которыми он пришпиливал вырез платья Сабрины. – Ты ведь знаешь, что она снимается в том фильме в Италии?
– Да, да, – нетерпеливо ответила Дафни, закуривая «Данхилл», как всегда преданная всему английскому. – Конечно, всем известно, что это хлам, и играет она в паре с этой бывшей итальянской звездой – как же его зовут?
– Фабиано Фрапани, – благоговейно прошептала имя актера Сабрина. – Да уж, поистине звезда! Величайший итальянский актер. И что из того, что ему уже под шестьдесят – для такого таланта возраст значения не имеет.
– Ну, и… – лукаво продолжал Фредди, предвкушая эффект от сплетни. – Знаешь, кто режиссер в этом фильме, а?
– Ой!! – Фредди нечаянно уколол булавкой левый сосок Сабрины.
– О, прости, дорогая, не надо было мне отвлекаться. Хочешь, я поцелую там, где больно? – хихикнул Фредди, хотя обе женщины заметили, что сегодня он не столь энергичен, как обычно.
– Все в порядке, продолжай. – Даже Сабрину, которую сплетни всегда так утомляли, как, впрочем, и всех, кто живет полной жизнью, заинтриговали россказни об эскападах Эмералд.
Уже почти три поколения выросли на этих сказках, и все равно интерес к ее личной жизни не угасал.
– Горацио – режиссер, правильно? – наугад спросила Дафни.
Хотя ей всегда было известно, кто с кем спит, такие малозначительные детали, как кто у кого режиссер, обычно проходили мимо ее внимания.
– Да, верно. Горацио Джордж Вашингтон. – Фредди сделал паузу, занявшись теперь глубиной разреза юбки Сабрины.
– До бедра или выше, дорогая? Как ты думаешь?
– До бедра, пожалуйста. Я же не Шер.
– Ну, так и что с этим Горацио Джорджем Вашингтоном? – Дафни уже начинала терять терпение. – Он женат на Эдне Энн Мейсон, у них только что родился ребенок. О, Боже, я же должна послать ей цветы.
– Дорогая, они с Эмералд резвятся, как кролики, еще с тех пор, как впервые встретились, а это было почти три года назад.
– Откуда ты знаешь, Фредди? – накинулась на него Дафни, взбешенная тем, что ее итальянские источники упустили такую информацию.
– Об этом писали в английских газетах. Колонка Демпстера, между прочим. Теперь-то тебе уж приходится верить Нигелю Демпстеру, не так ли, дорогая?
– Совсем необязательно, – огрызнулась Дафни. – Но откуда тебе известно, что это достоверный факт?
– Извини, дорогая, но я не могу раскрывать свои источники. – Фредди слегка откинулся назад на своих каблуках, любуясь совершенством Сабрины в его копии «Хальстона». – Всем известно, что Эмералд всегда была неравнодушна к темным оттенкам кожи, а Горацио как раз и есть цветной, разве не так?
– Черный, – поправила Дафни. – Мы теперь говорим «черный», а не «цветной», Фредди, дорогой.
– Черный, грязный, как бы то ни было – он не грязнее нас с тобой, дорогая, – ухмыльнулся Фредди. – К тому же, я бы сказал, он по цвету ближе к этому шоколаду. Хотя это и не имеет никакого значения. Я думаю, что как раз тот факт, что он женат, вносит некоторый оттенок, как бы это сказать…
– Дешевки, дорогой? – договорила за него Дафни.
– Да, пожалуй.
– Ну, если американские газеты раздуют эту историю и то только в том случае, если это окажется правдой, – рассуждала Дафни, расстегивая свое платье и пытаясь влезть в приготовленную для нее «органзу», – тогда, конечно, у них обоих будут большие проблемы.
– Не понимаю, – вмешалась в разговор Сабрина, накидывая линялую хлопчатобумажную рубашку. – Он женат на Эдне. Она белая, он черный, никого это не волнует, тогда почему должен возникнуть такой скандал, если Эмералд спит с ним? Не ты ли однажды говорила мне, Дафни, что любовь не знает границ?
– Все верно, – ответила Дафни, делая такой глубокий вдох, как будто последний в жизни, и подтягивая бока, пока Фредди пытался застегнуть молнию ее нового платья. – Черт возьми, Фредди, почему ты его сделал таким узким?
– Голубушка, признайся, ты поправилась, – Фредди терпеливо принялся расставлять швы.
Пока Фредди работал, Дафни разъясняла Сабрине ситуацию.
– Эдна, как бы тебе сказать, слишком правильная, что ли. Я имею в виду, что никого не интересует, что и с кем она делает. Она может выйти голой на крышу Эмпайр Стейт Билдинг и спихнуть оттуда Кинг-Конга, и об этом не будет ни строчки в газетах. Она слишком правильная, слишком нудная, аморфная. Поэтому тот факт, что она замужем за чернокожим режиссером, даже если он не черный, а всего лишь молочношоколадный, публику не интересует. Эдна есть Эдна. Солидная, зависимая, скучная. Но Эмералд – это Эмералд, и все, что она делает, даже если она отправит назад в магазин пережаренный стейк, вызывает огромный интерес у публики – и все из-за ее колдовского обаяния. Вот так, дорогая… А, так-то лучше, Фред, – Дафни облегченно вздохнула, когда Фредди удалось наконец впихнуть ее в платье.
– Вас к телефону, мистер Ланглан. – В комнату робко заглянула горничная, смущенная красотой Сабрины и солидностью Дафни.
– Кто это? Я занят. – Фредди суетился с оборками, обрамлявшими все еще аппетитную фигуру Дафни.
Она была решительно настроена переплюнуть в количестве оборок леди Сару на гала-обеде в пользу противораковых исследований, который должен был состояться на следующей неделе. Ее платье было точной копией самой последней модели Зандры Родес.
– Это мистер Смит, – поколебавшись, сказала девушка.
Дафни многозначительно посмотрела на Сабрину.
– Извините, милые, я на минутку. – Фредди исчез в крошечном закутке своего офиса.
– Теперь-то, я надеюсь, дорогая, ты догадалась, кто такой мистер Смит? – самодовольно заметила Дафни.
– Нет, – ответила Сабрина.
Ее волновало, потянет ли она на целую страницу в «Репортере» или «Вэрайети», когда выйдет продолжение ее фильма о студентах. Этого хотели и ее пресс-агент, и она сама, но зануда менеджер уверял, что она не сможет себе этого позволить. Какой скряга. Она зарабатывала по двести тысяч за фильм, а он говорит, что она не сможет позволить отдать каких-то девять сотен за рекламу, которая так нужна ее карьере. Куда же тогда уходят все ее деньги? – задавала она себе вопрос. Похоже, это была извечная проблема голливудских актеров.
Ее снятый в аренду меблированный дом на побережье стоил три тысячи в месяц – сумма, которую они делили с Луисом. Машина была взята напрокат. У нее было несколько хороших туалетов – те, которые она заказала у Фредди. Уж он-то выкладывался для Сабрины, поскольку она была самой юной, самой красивой из его клиенток. Куда же уходили деньги? Ее размышления были прерваны шепотом Дафни:
– Если ты не знаешь, кто такой мистер Смит, я скажу тебе, дорогая.
Сабрина не только не знала, но ее это и не волновало. Ее интересы в жизни, в основном, сводились к карьере и Луису, которые занимали ее полностью, особенно Луис, – в эти дни он казался несколько рассеянным. Да и любовью они уже не занимались так часто, как это бывало раньше.
Дафни продолжала:
– Это, разумеется, Сэм Шарп. Их связь длится вот уже несколько лет.
– О, – Сабрина взглянула на Дафни, которая была явно довольна, что сумела поделиться сплетней с одной из немногих, кто еще не знал ее. – Как интересно. – Боже, как она устала от этих сплетен!
Поговорив с Фредди, Сэм выпрямился и оглядел себя в зеркале ванной своего роскошного трейлера, который сейчас мчался по шоссе Вентура.
Неплохо, совсем неплохо. Энергичный, атлетического телосложения, сексуальный на вид пятидесятитрехлетний мужчина. Если бы только он не чувствовал такую слабость… Может, и вправду пришло время обратиться к врачу?
– Что случилось? – спросил Фредди Сэма, который почти никогда не звонил ему в рабочее время.
Они встречались по мере возможности два раза в месяц в квартире Фредди, над магазином.
– Я что-то не очень хорошо себя чувствую, Фредди, и работаю допоздна. Сегодня вечером меня не жди. Я подумал, что лучше предупредить тебя, поскольку мы будем на натуре, а этот проклятый телефон работает только в радиусе двадцати пяти миль от Лос-Анджелеса.
– Не беспокойся, дружок, – успокоил его Фредди, с облегчением подумав о том, что сегодня вечером он будет свободен.
Наконец-то он сможет встретиться с этим милым юным матросом, который был в увольнительной вот уже неделю и каждый вечер пил в баре «Кингз Хэд» в Санта-Монике. Несколько раз они встречались взглядами, и Фредди подумал, что пора действовать, пока морячка не перехватили другие.
– Следующий вторник, хорошо? – спросил Сэм.
– Конечно, любовь моя.
– Тогда до встречи. – Сэм был предельно лаконичен по телефону.
С каждым годом его все больше охватывал ужас при мысли о том, что его похождения станут достоянием гласности.
20
– Ну, и что ты думаешь о них? – неуверенно спросила Эмералд.
В футлярах на черных бархатных подушечках сверкали золотые браслеты с изумрудами.
– Красиво, ничего не скажешь, – вздохнула Ванесса Вандербилт. – Я должна их иметь. Сколько?
– Можем сойтись на тринадцати тысячах, – закинула удочку Эмералд. – Что скажешь?
Тринадцать тысяч долларов. Ванесса мысленно прикинула прибыль, которую она могла бы иметь от браслетов Эмералд.
– Слишком дорого, любовь моя. Девять тысяч и ни цента больше.
И Эмералд пришлось смириться. Вот уже три года прошло с тех пор, как она потерпела неудачу с Мирандой. И все эти годы дела шли как нельзя хуже. Все знали, кто она, но, как всегда, не было желающих предложить ей работу. Эмералд все так же мотала деньги и пыталась жить так, как будто она все еще была в пятьдесят седьмом.
Однако времена уже были далеко не те. И Эмералд была не той двадцатилетней любимицей Америки, и поклонники были не в изобилии, и не было уже выгодных контрактов, суливших большие деньги, которые она могла беспечно тратить на свои девичьи прихоти.
Шел 1985 год, и, несмотря на чудодейственные пластические операции и популярность, Эмералд окружали большие проблемы.
Шесть фильмов, в которых она снялась в последние три года, оказались ниже среднего уровня. Они были просто из разряда потерпевших фиаско. Эмералд уже была согласна на любые съемки, в любой части света – везде, где бы ей предложили хотя бы двадцать пять тысяч, где бы оплачивали дорогой номер в лучшем отеле недалеко от места съемки, где бы гарантировали оплату еженедельных расходов в пятьсот долларов, где бы она смогла поддерживать на уровне свой гардероб.
Ее уже не волновало, хороший ли фильм, плохой ли, средний ли. Главное было поддержать свой жизненный стиль, не уронить марку.
В футлярах на черных бархатных подушечках сверкали золотые браслеты с изумрудами.
– Красиво, ничего не скажешь, – вздохнула Ванесса Вандербилт. – Я должна их иметь. Сколько?
– Можем сойтись на тринадцати тысячах, – закинула удочку Эмералд. – Что скажешь?
Тринадцать тысяч долларов. Ванесса мысленно прикинула прибыль, которую она могла бы иметь от браслетов Эмералд.
– Слишком дорого, любовь моя. Девять тысяч и ни цента больше.
И Эмералд пришлось смириться. Вот уже три года прошло с тех пор, как она потерпела неудачу с Мирандой. И все эти годы дела шли как нельзя хуже. Все знали, кто она, но, как всегда, не было желающих предложить ей работу. Эмералд все так же мотала деньги и пыталась жить так, как будто она все еще была в пятьдесят седьмом.
Однако времена уже были далеко не те. И Эмералд была не той двадцатилетней любимицей Америки, и поклонники были не в изобилии, и не было уже выгодных контрактов, суливших большие деньги, которые она могла беспечно тратить на свои девичьи прихоти.
Шел 1985 год, и, несмотря на чудодейственные пластические операции и популярность, Эмералд окружали большие проблемы.
Шесть фильмов, в которых она снялась в последние три года, оказались ниже среднего уровня. Они были просто из разряда потерпевших фиаско. Эмералд уже была согласна на любые съемки, в любой части света – везде, где бы ей предложили хотя бы двадцать пять тысяч, где бы оплачивали дорогой номер в лучшем отеле недалеко от места съемки, где бы гарантировали оплату еженедельных расходов в пятьсот долларов, где бы она смогла поддерживать на уровне свой гардероб.
Ее уже не волновало, хороший ли фильм, плохой ли, средний ли. Главное было поддержать свой жизненный стиль, не уронить марку.