Кондратьев Вадим. Извек

   — А дед, — малец шмыгнул носом. — Да он с трёх сотен шагов разобрал, что у этих белоголовых тройные копыта, и соображал он лучше, чем все эти камнекопатели вместе взятые. Они же кроме своей горючей земли ничего на свете не видели.
   Сотник сочувствующе вздохнул и негромко поинтересовался:
   — Эт что за земля такая, горючая?
   Микишка тряхнул кудрями, пояснил за насупившегося мальчонку:
   — Ага, есть тут такая, на высохших болотах добывают. У нас весь Вышень зимой печи топит. Хорошо горит, жарко и долго. Здешняя деревушка этим испокон промышляет… — Микишка поймал взгляд пацана, умолк на полуслове.
   — Промышляла. Как нечисть разошлась, уходить уж поздно было. Дед позлился конечно, но делать нечего, остался с ними, помочь ежели что. Несколько раз отгонял этих тварей от деревни. Потом, когда некоторые из наших пытались к Вышеню выбраться, опять в воду смотрел. Говорил, что все, кто болотами нечисти избежал, всё одно не выжили. Кто из проплешин по дороге выходит, бьют сразу, как оборотней.
   — Эт точно. — подтвердил Резан. — По дороге лучше не выходить. А ежели по оврагам, то в общем можно… только никто ж не знает… А что там в деревне случилось?
   Мальчишка помолчал, с трудом сдерживая слёзы. Свежие воспоминания перехватили горло. Он судорожно вздохнул, стёр со щеки начало мокрой дорожки.
   — Последний раз дед держал обережный круг сколько мог, думал всё будет как обычно: побьются рогами в стену, да отступят. А они прорвались с двух сторон. Две разных орды одному не удержать, а от меня толку мало, я ещё не в Силе… — мальчишка судорожно вздохнул. — Как прорвались, домишки полыхнули, народ наружу подался. А нечисть уже людей режет, да ещё и жрёт всех на ходу. Дед вмиг почернел, встал посреди двора и рёк Слово Смерти*. Последние слова кричал уже раненый, когда вдвоём из последних сил отбивались. Потом на меня как небо рухнуло: землю тряхнуло и всё потемнело. Очнулся посреди пепелища. В голове звенит. Куда ни глянь — нелюди ошмётками навалены будто жерновами перемолоты. Дед хрипит, велит на капище уходить…
   Пацан надолго замолчал. Под копытами коней изредка пощёлкивали палые ветки, а высоко над головами беззаботные пичуги затягивали вычурные трели. Извек о чём-то думал. Брови перетирали переносицу, уголки рта тянуло к земле. Глаза смотрели сквозь развилку Вороновых ушей, но вряд ли что-нибудь видели. Сердце стукнуло раз триста, прежде чем на мальчишку сверкнули по прежнему цепкие глаза.
   — Говоришь попёрли из ям?
   — Ага, — пацан шмыгнул носом. — Дед говорил, сначала в лесу шастало что-то не наше, чуял что какая-то иноземная хмарь, точнее зло чужеземного бога. Оно то как раз само пришло. И зла в нём будто бы больше, чем в нашем Чернобоге. Побродило промеж болот, да в землю зарылось. А уж когда земля в том месте лопнула, тогда и закишело их, как червей в дохлой собаке. Чуть позже и другая гадина забрела, а как логовом обзавелась, там тоже загуртовалось. Поначалу всё пешими таскались, потом одни себе и коней из под земли натягали.
   Мальчишка кивнул на Шайтана. Тот виновато моргнул белыми ресницами и дружелюбно завертел куцым хвостом.
   — Вот тогда мы с Дедом и стали людей уговаривать, да всё зря…
   Сотник с Микишкой молчали, обдумывая сказанное. Парнишка ещё несколько раз задрёмывал, но постоянно вздрагивал, дёргая к себе дедовский посох. Едва солнце стало терять дневной жар, съехали с дороги и, подбирая место для ночёвки, некоторое время продирались по густолесью. Остановились на небольшом пятачке, прижатом к топям густым путанным кустарником. Пока Резан с мальчонкой рассёдлывали коней, дружинник обошёл стоянку. Внимательно вглядывался в прогалы между стволами. Наконец, более или менее успокоенный, вернулся к спутникам. Оба оставили занимающийся костерок, обернулись к Извеку.
   — Надо думать место доброе. С болот не подойдут. Переть через буераки ночью тоже радости мало. Думаю, переночуем.
   Микишка согласно кивнул, а мальчишка снова отвернулся к костру. Усаживаясь на Шайтановом седле поудобней, тихо пробурчал себе под нос:
   — Нету тут добрых мест.
   Мужчины усмехнулись, но перечить не стали. Извек достал съестное, наполнил плошки вином, сам хлебнул из фляги. Ополченец с мальцом жадно набросились на еду, с удивлением взирая на дружинника, что остался стоять, не притрагиваясь к пище.
   — А ты что, сыт? — поинтересовался Микишка с набитым ртом.
   — Да я её уже пять дней ем. — скушно проговорил Сотник. — В зубах навязла, вместе с печеньем. Чем-нибудь другим бы порадоваться…
   — Ммм, — протянул Резан понятливо и подмигнул мальчишке. — Это дело поправимо. Вон на краю болота поохоться, свежей дичи добудешь. Она тут крупная, удивишься. Только смотри, чтобы не квакнула, не то распугаешь всю.
   Малец поперхнулся, кашлянул, затряс головой. Микишка услужливо бухнул ладонью по спине, едва не сшибив его с седла.
   — И то дело! — как ни в чём ни бывало согласился дружинник. — Для настоящего воина, да в походе, да с голодухи, да на безрыбье…
   — И безмясье! — вставил Резан.
   — Вот и я говорю, — кивнул Сотник. — Всё полезно, что в рот пролезло.
   Достав засапожник*, он в самом деле направился к воде. Под взглядами остолбеневших спутников, срезал по дороге длинный прут и, заострив с узкого конца, двинулся вдоль зыбкого берега. Пацан с Микишкой переглянулись. Жевать стали медленно, будто бы прежний голод спешно отступил. Ужин закончили быстро. Запив утятину вином, покосились на печенье, но есть не стали. Отдали по несколько штук жеребцам и кинули оставшееся в суму.
   Вечер быстро утверждался в правах. С деревьев плавно стекали сумерки и, сгущаясь возле земли, превращали воздух в серую неподвижную дымку. Фигура Извека начинала скрадываться подступающей темнотой, но он уже сидел у воды и, судя по всему, охоту уже закончил. Когда кусты слились в сплошную тёмную массу, послышались уверенные шаги. Лицо дружинника сияло, как у ловчего, надевшего на рогатину помесь лося и медведя. В одной руке, словно кукан с рыбой, мотался прут с насаженными лягушачьими ляжками. Другая рука вытирала о штанину вымытый нож. Не обращая внимания на вытянувшиеся лица, охотник присел у огня и, присыпав белое мясо золой, повесил прут над углями. Опустившись на землю, опёрся на седло и, с чувством выполненного долга, приложился к питью.
   — И ты это будешь кушать? — осторожно поинтересовался Резан.
   Сотник утёр ладонью губы и довольно крякнул, глядя на прогревающийся вертелок.
   — Причём с удовольствием, и не малым!
   Микишка отвёл глаза в сторону. На добычу старался не смотреть но когда от костра потянуло жаренным, украдкой зыркнул. Лапки уже задорно шкворчали, обретая жёлтую корочку и щекоча ноздри заманчивым ароматом. Мальчонка тоже поглядывал, как дружинник терпеливо поворачивает прут с пухленькими окорочками. Когда мясо было снято с огня, Микишка хмыкнул.
   — А на вид, вроде куропаточьих ножек! С перепонками, конечно, было бы не то, а так… похоже.
   Сотник захрустел первой лапкой, блаженно закрыл глаза.
   — А на вкус гораздо славно. Гораздо!
   Он снял с вертела вторую ножку, подумав, протянул прут Резану с мальчишкой. Внук волхва решительно замотал головой, а Микишка помедлил, но с любопытством отцепил румяный окорочёк. Пробовал недоверчиво, готовый тут же выплюнуть, но с каждым жевком глаза округлялись и, скоро пятерня ополченца потянулась за добавкой.
   Извек сдержал улыбку, отломав край прута, отдал пяток лапок Микишке. Тот благодарно кивнул и уже смело принялся за угощение. После третьей прервался, опустошил плошку, сладко причмокнул. Мальчонка же, поглядывая на них, вздохнул и потянулся за печеньем.
   — Интересная у меня всё-таки жизнь, — заговорил Микишка с довольной улыбкой. — Вчера чуть не убили, сегодня чуть не убили и завтра… чуть не убьют.
   Он осёкся, задумчиво почесал вьющуюся шевелюру и помотал головой.
   — Правда завтра хорошо бы отдохнуть. Шмотки постирать, помыться, просушиться. А то вон рукава, от засохшей крови, до локтей колом стоят. Да и на самом три слоя грязи…
   Извек ухмыльнулся Микишкиной речи.
   — Эт, брат, ничё. До пяти слоёв — не грязь, а после пяти — сама отваливается.
   Резан замер, осмысливая мудрые слова, даже жевать перестал. Наконец до него дошло, что это шутка. Он серьёзно кивнул, мол, понял и вернулся к остывающим лягушачьим лапкам. Дожевав лягушатину, с видом знатока заключил:
   — Всё-таки жизнь интересная штука! Даже без бани. Чего только не испробуешь, пока не помрёшь. И по мордасам получал, и молнией по башке отведывал, и с нечистью поганой бранился, и на чудном коне сиживал, и вина от пуза пивал, и лупоглазыми закусывал, и к девкам боярским… — он осёкся, шмыгнул носом, потрогал места ссадин и уже тише закончил: — Весело в общем.
   Внук волхва мельком глянул на него, потёр лоб и направился от костра. Сотник крутнул в руках корявый сучёк, проследил глазами за удаляющимся мальчишкой. Резан тоже бросил взгляд вслед пареньку и, запустив пальцы в курчавую шевелюру, задумчиво уставился в костёр. Извек кинул сучёк в огонь. Вскинувшиеся язычки пламени высветили напряжённую гримасу ополченца. Наблюдая как по лбу Микишки ползают морщины, Сотник усмехнулся.
   — Чёт ты, братец, не весел. Иль думаешь о чём? Так поделись, вместе думать веселей, а ежели не придумаешь, то не так обидно.
   Микишка покосился на Извека, оглянулся на кусты, за которыми скрылся мальчишка и, тяжело вздохнув, понизил голос.
   — Никак не пойму, то ли мерещится, то ли меня по башке сильно стукнуло, только чудно мне. Малец наш какой-то не такой. Делает всё как-то не по-пацанячьи. А ещё… — Резан замялся. — Мы… пока ехали… моя рука-то перед ним… ну в общем мне почудилось…
   — Что за пазухой у нашего мальца многовато! — перебил Извек, улыбаясь. — И при его худобе под телогрейкой уж больно торчит. Так?
   Микишка вытаращил глаза, а Сотник, прищурившись на огонь, продолжал:
   — И коленки у этого заморыша круглые, и плечи, для такого шустрого, маленько узковаты. И сесть норовит, сдвинув ноги… Да девка это. Девка!
   Извек хохотнул, глядя как Микишкина челюсть поползла на грудь. Ворон тоже настропалил уши и замер с видом мудреца. Сотник махнул рукой, бросил в огонь ещё пару веток, подмигнул ополченцу.
   — Ладно тебе столбенеть. И пасть прикрой, не-то кишки простудишь. Сейчас вернётся, да поговорим. И нам, и ей легче будет.
   Из кустов показался парнишка, губы Резана с хлопком закрылись, оторопелый взгляд застыл в одной точке. Извек наполнил плошки, флягу оставил себе. Поймав встревоженный взгляд паренька, негромко проговорил.
   — Послушай, а ты не помнишь как у твоего деда внучку звали?
   Пацан замер. В глазах отразились суматошные мысли, которые тут же сменились пониманием. Пальцы дрогнули, по краю плошки побежала струйка вина. Над костром прозвучал еле слышный голос:
   — Дара. Дед Дарькой звал. — Она вздохнула и опустила глаза.
   — Ну и славно! — подытожил Извек. — Волос вот только жалко! Небось косища до пояса была?
   — До колен, — голос дрогнул. — А с волосами, по нашим проплешинам, от рогатых не набегаешься.
   Сотник погладил склонённую головку.
   — Ничего. Не печалься, отрастут ещё. Ты и так красивая…
   — Ага. — поддакнул Микишка.
   Он искоса глянул на девчонку и снова уставился в костёр, укладывая в голове новый порядок дел.
   Помолчали. Сотник глянул в звёздное небо.
   — Ты бы легла. Завтра встанем рано.
   Девчонка послушно кивнула. Сделав последний глоток, поднялась, отступила от костра и сбросив медвежью безрукавку, прилегла у Шайтанова седла. Дрёма мгновенно опустился в изголовье и, когда Дарьку укрыл плащ дружинника, она уже безмятежно спала…
 
   …Микишка тронул за плечо. Внучка волхва вздрогнула, распахнула испуганные глаза, вцепилась в посох. Резан отшатнулся, с виноватым лицом тихонько проговорил:
   — Пора, Дара. Надо бы выезжать.
   Девчонка кивнула, легко поднялась, огляделась. Осёдланные кони дожидались рядом, Извек сидел у потухшего костра. Рядом с ним, на листах орешника дожидались несколько лепёшек и наполненная плошка. Набросив безрукавку, Дарька поспешила к ручью, вернувшись встретила улыбку Извека.
   — Не торопись, девонька, ешь спокойно. Мы тут, пока суму увяжем, пока сами умоемся… Не спеши.
   Небо быстро светлело. Издалека донеслось бульканье. Кони дрогнули ушами, но, не поймав больше ни звука, успокоились. Когда седоки оказались в сёдлах, Ворон топнул копытом, двинулся первым. Шайтан дёрнул обрубком хвоста и мелкой трусцой последовал за чёрным собратом. Осторожно переставляя копыта, выехали на дорогу, постояли без движения, ловя ноздрями воздух. Двинулись дальше, вглядываясь в редеющий лес. За толстыми осинами, по левую руку, проступила ровная как стол проплешина. Кое-где, по ярко-зелёной траве стелились корявенькие деревца неузнаваемой породы. Дальняя часть проплешины пряталась в тумане. Едва с той стороны подул лёгкий ветерок, ноздри обоих скакунов округлились. Прокачивая сквозь них воздух, оба жеребца стали как вкопанные. Глаза вперились в пустошь, уши застыли как караси в осеннем льду. Сотник покосился на Шайтана.
   — Видать опять шелупонь с трезубцами пожаловала. Вон у рогатого глаза огнём наливаются.
   — Похоже, — задумчиво согласился Микишка. — Ежели б другие, мы бы сами от вони морщились. А этих только кони чуют…
   — А может не будем дожидаться! — воскликнула Дарька. — Мне ни тех ни других не надо!
   — И то верно! — опомнился Извек. — Двигаем отсюда, пока ветер без сучков.
   Кони уже расходились во весь опор, когда в тумане начали вырисовываться приземистые фигуры с длинными древками. Выходили неспешной вереницей, но заметив всадников, бросались бегом. Благо острые копытца быстро вязли в рыхлой дернине, и воющая стая скоро отстала.
   Дорога впереди расщеплялась надвое.
   — Правей! На болота! — заранее крикнул Микишка. — Слева короче, но могут опять засадить, да и овраги там, второпях не пройдём.
   Дарька пыталась что-то крикнуть в ответ, но бешенная скачка сбивала дух и, кони послушно свернули направо. Сквозь стволы стали проглядывать просторные водные плеши, скрывающие бездонные топи. Дорога пологой косой вдавалась в болота и деревья постепенно редели. Скоро проскакали мимо последнего чахлого деревца и выметнулись на каменистую гряду, не шире семи саженей
   — Придержи! — скомандовал Извек. — Вроде оторвались. Бегуны они никудышные, на своих копытцах и до развилки не скоро доберутся, к чему коней трудить.
   Микишка оглянулся, прикинул сколько проскакали, заулыбался.
   — Верно! Теперь можно и шагом! Скоро островок будет. От него до конца болот рукой подать. А там дорога на Рудож — городище вроде нашего. Ежели до неё доберёмся, то считай прошли.
   Едва перестало трясти, Дарька торопливо перевела дух, хотела что-то сказать, но так и замерла с открытым ртом. Глаза с ужасом остановились, рука медленно двинулась вверх, но Сотник с Микишкой уже сами остановили коней.
   В прозрачной дымке болотных испарений, по единственной дороге, навстречу двигалась куча рогатых.
   — Ну что, Сотник, — устало произнёс Микишка. — Тряхнём стариной?
   — Тряхнём, если не отвалится. — мрачно отозвался Извек, вынимая ноги из стремян.
   Едва люди спешились, жеребцы заняли места по краям тропы. Внучка волхва прерывисто вздохнула и, закусив губу, попыталась встать между мужчинами.
   — Держись сзади, — медленно проговорил Микишка. — И постарайся не попасть под удар.
   Дарька молча кивнула и отступила за широкую спину ополченца, посох держала обеими руками перед собой. Встревоженно поглядывала то на коней, то на приближающихся рогачей.
   — Умница! Понимает с полуслова, — подумал Извек. — А то хуже нет, когда баба под ногами путается.
   Краем глаза заметил, как девчонка пригнулась и напружинила ноги в коленях. Видать кое-чему научена. Однако, весу маловато, супротив крупной твари не сдюжит. Хотя крупную постараемся не пускать. Сотник поддёрнул доспех на плечах и придвинулся к Микишке.
   — Ну, кучерявый, держись. Огневиков нет и то хорошо.
   — Угу, — зло буркнул Микишка. — Зато этих по два десятка на брата, и все с рогами.
   — Сбавляй! — утешающе протянул Сотник. — Про сестру забыл? А ведь она у нас боевая. Да и коники, думаю, подсобят.
   — Коников я посчитал. — невесело вздохнул Резан.
   Извек прищурился на подкатывающую волну нечисти и оскалил зубы в недоброй усмешке. Уже достаточно чётко различались горящие глаза и клыкастые рыла. В последний раз выверяя свободное пространство, повертел головой: сбоку камнем застыл Ворон. Только ноздри шевелились на высоко поднятой морде. Глаза смотрели гордо и прямо. Казалось ещё чуть-чуть и из зрачков вылетит всесжигающий огонь. Шайтан наоборот: возбуждённо топал копытом, голову отвёл в сторону и повернул боком, готовя сверкающие рога к молниеносным ударам. Одно копыто стояло в воде, в локте от того места, где каменная гать обрывается в бездонную трясину.
   — Яга!* — гаркнул Сотник и воздел меч.
   Волна демонов преодолела последние шаги и над болотом разнёсся треск, и звон металла. Эхо, вернувшееся от дальнего леса, потонуло в шуме боя. Все звуки слились в общий рёв и слух перестал отмечать отдельные крики, стоны и удары.
   Несколько чертей, сорвавшись с рогов Шайтана, уже залетели в топь и скрылись в трясине. Перед Вороном начала скапливаться россыпь рогатых, с промятыми рёбрами и разбитыми черепами. Толпа чертей остановилась и, мешая друг другу, толкалась на узкой гати. Извек выдвинулся чуть вперёд и размашисто крошил набегавших рогачей. Перед Микишкой росла гора из тел. Перепрыгивая через неё, свинорылые попадали под встречные удары и отлетали назад, наращивая собой заградительный вал. По гати уже потекли ручейки крови, вода по краям тропы начала окрашиваться красным. Две большие группы нападавших попытались обойти коней по воде, но оказавшись в топи, быстро погружались, пускали пузыри и навсегда исчезали в болоте.
   Краем глаза Извек заметил как в воде, среди рогатых голов, мелькнуло что-то гладкое и блестящее. Когда через несколько мгновений показалось ещё несколько бледных пятен, Сотник уже не сомневался, что к их потехе присоединились болотники. Те самые болотники, которые вызывали жуткий озноб даже у бывалых мужей. На этот раз мертвяки сделали свой выбор. Извек хохотнул между ударами: хоть и нечисть, но своя!
   Нападавших оставалось всё меньше, но и людских сил поубавилось. Одного из свинорылых угораздило дважды промахнуться и остаться в живых. После второй атаки трезубец разлетелся в щепки и неудачник, взвыв от ярости, бросился вперёд рогами. Попытка забодать Извека тоже не увенчалась успехом. Дружинник отшагнул в сторону и дал верещащей твари подзатыльник мечём плашмя. Получив дополнительное ускорение, рогатый стрелой пронёсся мимо и упал в двух шагах от Дарьки. Хлестнув по камням облезлым хвостом, попытался вскочить, но древний посох мощно хрястнул поперёк спины. Хребет лопнул и рогатый вновь рухнул на камни. Хвост бешено застегал в предсмертных судорогах. Когтистая лапа потянулась за булыжником, но лишь скребанула по нему пальцем и замерла.
   Резан с Сотником уставали всё больше. Мимо них то и дело прорывались недобитые рогачи, и Дарька всё чаще пускала в ход дедовский посох. Ополченец двигался всё медленней. Уже дважды трезубцы вскользь задевали Микишкины рёбра, пока вскользь. Сотник перекинул меч в левую руку, давая правой отдохнуть. Однако, заметив, как Дарька еле отбилась от очередного рогача, схватил оружие обеими руками.
   — За безрукого! — пронеслось над болотом и дружинник рванулся в самую гущу тварей.
   Сея смерть, пронёсся сквозь копошащуюся массу, как медведь через малинник. В самом конце развернулся и заметался в толпе, разя вкруговую. Свинорылые растерялись, не зная в какую сторону нападать. За краткие мгновения большая часть была помята, посечена или сброшена в воду. Пока вновь вынырнувшие болотники расправлялись с добычей, на косе не осталось ни одного нападавшего. В грудах переломанных рогачей еле шевелились покаленные.
   Микишка, Извек и Дарька, не в силах двинуться, тяжело дышали. Стояли на свободных пятачках, высматривая как пройти, не наступая на битые тела. Пока мужчины оглядывалась, девчонка медленно сползла на землю. Кони, остывая, подрагивали рядом. Губы дрожали от возбуждения. Когда направились к людям, старательно переступали через наваленные в беспорядке трупы. Дарька ловя ртом воздух указала Микишке на расползающееся по рубахе пятно, потянулась за сумкой, но Резан спешно махнул рукой.
   — Потом, ерунда, царапина. Пойдём отсюда скорей.
   Сотник уцепил повод Ворона, помог Дарьке подняться. Микишка подсадил в седло, похлопал по мокрому боку Шайтана, двинулся пешком. Скоро дорога сузилась и Резан с Извеком тоже сели в сёдла.
   — Зря мы сюда свернули — тихо проронила Дарька.
   — Эт почему же зря? — вскинулся Резан. Здесь самая лучшая дорога, правда посреди трясин петляет, зато с боков не зайдут. А что длинная, так это ничего, тише едешь — дальше будешь!
   Девчонка с сожалением оглянулась на Микишку.
   — На Рудож не пройдём. Нет больше той дороги.
   — Как нет?
   — Нет и всё. Когда нечисть расплодилась, то стала появляться, и на той стороне болот. Мужики тамошние сперва дозоры у болота поставили, а потом решили, гать разобрать. У большого острова, со своей стороны. Каменная гряда конечно осталась, да только под водой она. Самой дороги не разглядеть, а уж начала тем более.
   — Ну дела… — протянул Микишка. — Может вернуться, пока не поздно?
   — Поздно, — вмешался Извек. — Кони устали, позади — рогатые.
   Микишка в задумчивости закусил губу, отчего стал похож на обиженного ребёнка. На лице обозначилась титаническая работа мысли. Извек с Дарькой затихли, с опаской поглядывая, как на лбу ополченца надуваются жилы. Чудилось, что уже слышен скрежет работающих мозгов.
   Сотник склонил голову на бок и осторожно проговорил:
   — Эй, парень, ты это, полегче. Эк набычился. Гляди, как бы пробку не сорвало!
   — Или днище не выбило! — в тон ему добавила Дарька.
   Ополченец рассеянно кивнул, не выныривая из бурлящего в голове потока мыслей, шевелиил губами, щурился на ровную гладь воды.
   — Выход есть! — вдруг выпалил Микишка и вперился в девчонку горящим взглядом.
   Та, скосившись на ополченца, попыталась отодвинуться к шее Шайтана, но не тут-то было. Микишка уцепил медвежью безрукавку и подтащил внучку волхва к себе.
   — Будем искать!
   — Что искать? — не поняла Дарька.
   — Искать гряду, которая под водой. Мы с Сотником пока за дорогой присмотрим, хотя, сюда теперь вряд ли сунутся, место открытое. А ты смотри в оба, ищи место где гряда начинается. Другого выхода нет! Найдёшь?
   — Не знаю. — растерялась девчонка и обернулась к Сотнику.
   — Найдёшь. — успокоил Извек. — Надо найти. Очень надо.
   Он поторопил Ворона. Шайтан заспешил следом. На мордах обоих скакунов было написано большое сомнение.
   Скоро дорога сузилась ещё больше и, коням пришлось двигаться друг за другом. Ворон меланхолично рассматривал хвост Шайтана. Козлорогий же, при каждом бульканьи болотных газов, испуганно таращился по сторонам.
   Перед самым островом тропа плавно нырнула, и вода дошла коням до брюха. Когда копыта затопали по твёрдой земле, неподалёку снова вспучились огромные пузыри и над болотом пронёсся низкий утробный звук. С той стороны понесло нехорошим, будто что-то издохло, и этого сдохшего было очень много. Кони фыркали, люди тоже морщили носы но приходилось терпеть и ждать, пока ветер переменится.
   — Надо бы родничок поискать, — вспомнил Сотник. — из болота ни пить, ни умываться не тянет.
   Дарька и Резан озадаченно переглянулись, а Микишка развёл руками.
   — А воды на острове и не было никогда. Да и откуда ей взяться посреди болот.
   — Так, — нахмурился дружинник. — Тогда по чарке и на поиски дороги.
   Услышав голос хозяина, подковылял Ворон, подставил бок, где висела сума. С завистью поглазев как люди утоляют жажду, оглянулся на Шайтана. Козлорогий подступил к берегу, несколько раз нюхнул воду, но пить не стал.
   — Погодь маленько, может к вечеру выберемся, тогда и напьёшься.
   Чернеющая посреди острова сушина, неохотно рассталась с тремя нижними сучьями. Слеги получились не особо ровными, но достаточно длинными и лёгкими. До темноты все трое бродили вдоль берега, тыкали жердями в чёрную воду и всё больше смурнели. Дарька несколько раз отходила к концу тропы, закрывала глаза, вспоминала где было продолжение дороги но всякий раз подходя к выбранному месту чувствовала под слегой лишь бездонную пустоту.
   Солнце, тем временем, потускнело, незаметно подкралось к окоёму и постепенно растаяло в неподвижной дымке, висящей над далёким краем топи. Сотник окликнул замученную Дарьку, махнул рукой Микишке и принялся разводить костёр. Когда спутники подошли, указал им на камни.
   — Хватит на сегодня, сядьте, передохните.
   Уселись. Невесело посмотрели на унылых коников. Те уже несколько раз подходили к воде, но так и стали пить тёмную нездоровую жижу. Мучимые жаждой, даже не глянули на печенье. Микишка не находил себе места. Отложив недоеденный кусок, покачал головой.
   — Кусок в горло не лезет, когда эти не кормлены и не поены стоят.
   — Это правильно, — угрюмо согласился Извек. — У меня тоже сердце кровью обливается. Только, если мы голодные останемся, им легче не будет. Потому жуй, целая ночь впереди. Как пройдёт ещё не известно, а силы могут понадобиться.