- Ты хочешь сказать, что разлить и наклеить свою этикетку - это значит показать, что гордишься своей работой? Как это делает художник, когда подписывает свою картину?
- Вот именно.
- Мой мошенник тоже должен гордиться своими работами - они сделаны великолепно. - Плам в задумчивости поставила стакан. - Детектив, которого я встретила в Австралии, рассказала, что ловкие фальсификаторы обычно презирают экспертов и гордятся своей способностью дурачить их. - Она отодвинулась на стуле. - Если мой фальсификатор такой же гордый и надменный, то не исключено, что он использует какую-то образную подпись.
- Что это может быть?
- Какой-то небольшой объект, который художник пририсовывает на картине вместо своей подписи или вместе с ней. Подлинные голландские картины зачастую имеют образную подпись - Змейку, муху или моллюска. - Плам бросила на стол свою салфетку и встала. - Поль, пойдем ко мне и заглянем в мое досье.
- Я не могу оставить детей. Плам вздохнула и села-Все равно при свече мне не удастся рассмотреть диапозитивы, черт возьми!
В этот момент вновь вспыхнула электрическая лампочка.
- Я собрался закончить этот вечер по-другому...
- У нас еще будет время, дорогой. Я принесу диапозитивы.
Путаясь в плаще и резиновых сапогах Поля, она поднялась на холм к своему коттеджу, схватила лупу, коробку с записями, фотокопиями и диапозитивами и пошлепала назад к дому учителя.
- Я варю кофе, - сообщил Поль. Он убрал со стола и перенес на него свою рабочую лампу из кабинета. Плам разложила содержимое коробки.
- Меня интересуют восемь картин.
- Но у тебя здесь только семь. Шесть диапозитивов и одна фотография, сделанная "Полароидом".
- На фотографии картина в спальне миссис Картерет. А восьмую картину я даже не видела. Она принадлежит той грубиянке из Суффолка, Джорджине Доддз. Но она, несомненно, связана с остальными.
- Я не понял. - Поль взял чайник и долил горячей воды в свежезаваренный кофе.
- Все эти картины связаны между собой, хотя не всегда непосредственно.
Поль застыл с кипящим чайником в руке.
- Каким образом?
Вместо ответа Плам нацарапала такой перечень:
УЛИКИ:
Манера
Восстановленные порывы
Анахронизмы
Идентичность содержания
Поставщики
- Какая из улик самая важная? - Поль налил кофе в желто-полосатые кружки.
- Такая улика, как манера, установленная Британским институтом, относится к разряду очевидных для многих людей. Поэтому там сразу пришли к выводу, что картины, представленные на шести диапозитивах, скорее всего были выполнены одним и тем же человеком.
- Может ли Британский институт доказать это на основании диапозитивов?
- Не в полной мере. Вот почему так важно сравнить картину Синтии с картиной шведа. И как только мы докажем идентичность манер, сразу станет легче заполучить остальные картины для проведения анализа в институте. Хотя я чувствую, что Джорджина Доддз скорее сделает себе харакири, чем пойдет нам навстречу, да и Джиллиан Картерет может отказаться потому, что не в ее интересах развенчивать последнюю из оставшихся у нее картин, она ведь собирается доживать свой век на деньги от ее продажи.
- А другие улики?
- Есть область, где случайностей может быть сколько угодно. Я имею в виду те подделки, которые были продырявлены, а затем восстановлены. Хотя те, кто их фабрикует, редко утруждают себя работой на латаных холстах.
- Значит, если они восстановлены одинаковым образом, это будет еще одной косвенной уликой?
- Да. В институте обнаружили заплаты на картине шведа, картине Коттона, которая в конечном итоге осела у леди Бингер, и картине Питера Клесца из Бостонского музея. Восстановленные дыры упоминаются также в паспортах картин Сюзанны и Синтии.
- Но ты говоришь, что это еще не убедительное доказательство? - Поль сел за стол и отхлебнул из кружки.
- Да, - подтвердила Плам, - но есть еще одна группа косвенных улик, связанных с предметами, которых не существовало во времена создания картины.
- С такими, как телефон на портрете Наполеона? Плам передала ему два диапозитива:
- Видишь эту черную бабочку с желтыми пятнами на картине Синтии?.. А вон тот ярко-желтый тюльпан с оранжевыми кончиками на картине леди Бингер?.. Этой бабочки и того тюльпана не существовало до начала двадцатого века. - Она подняла свою кружку с кофе. - Любой анахронизм можно объяснить бездумной работой реставратора, но если будут представлены дальнейшие доказательства обмана, то такой довод защиты прозвучит неубедительно.
Поль вскинул брови:
- Чем больше совпадений, тем труднее отвертеться. Плам дала ему еще два диапозитива и показала на двух одинаковых мух, изображенных на картинах Сюзанны и Артура Шнайдера.
- Это другой тип видимой связи.
- Дай мне лупу, пожалуйста.
- Поль, обрати внимание на желтую ящерицу с картины Сюзанны. На картине Синтии точно такая же, только зеленая. Так что эти три картины имеют визуальную связь...
Поль вгляделся в диапозитивы.
- Да, это очевидно.
- Теперь посмотри на гусеницу с картины леди Бингер. Она идентична той, что на картине шведа.
- Точно! - С каждой очередной уликой Поль все больше возбуждался. Плам тихо сказала:
- Но я не вижу ничего такого, что непосредственно и наглядно объединяло бы все эти восемь картин. Вот что я собираюсь искать этим вечером. - Она показала на разложенные по столу диапозитивы:
- Четыре из этих картин, включая принадлежащую Джорджине Доддз, вышли из рук Джиллиан Картерет, дальше которой я пойти не могу. Да в этом сейчас и нет смысла. Если я докажу, что ее картины не что иное, как подделки, она все равно сошлется на кого-то, кто продал их ее деду.
- И может оказаться права?
- Нет, если хоть одна из этих красок не появилась только после 1973 года, когда умер ее дед. - Плам подвинула три диапозитива к Полю. - Эти три вышли из Парижа. Картины Артура Шнайдера и леди Бингер приобретены у Монфьюма, а если к нему они попали от Тонона, то это свяжет их с картиной, которую Тонон продал шведу. Таким образом, эти три картины были бы связаны поставщиком из Парижа. Вот что мне нужно доказать. На каком-то этапе мне придется не мытьем, так катаньем заставить Монфьюма признаться, если, конечно, это так на самом деле.
- Так ты предлагаешь поискать сейчас что-то такое, что было бы одинаковым для всех этих картин? - спросил Поль. - Что-то такое, что зримо объединяло бы две эти группы картин - французскую и английскую?
- Да. Если бы я смогла обнаружить образную подпись, то убила бы сразу двух зайцев. Это связало бы все картины и поставило Монфьюма в сложное положение. Тогда бы ему пришлось отвечать на вопросы полиции.
- Итак, что мы сейчас делаем?
- Мы осматриваем каждую картину и поисках общего знаменателя. Вот если бы здесь было приспособление для подсвета.
Они вместе принялись изучать содержание пяти диапозитивов. Плам по очереди подносила каждый к настольной лампе и разглядывала его через лупу. Поль вел записи.
Хотя какие-то из шести диапозитивов имели сходные или идентичные элементы, ни одна из картин не имела такого, который бы был одинаковым для всех. Фотография картины миссис Картерет, сделанная "Полароидом", была недостаточно большой и четкой, чтобы хорошо разглядеть ее в деталях.
Через час Поль положил лупу на стол и потер глаза.
- Мы изучили все и не нашли ничего. Плам распрямила затекшую спину.
- Нам надо вести поиск более системно и методично.
Они решили зафиксировать все содержание каждой картины, двигаясь по горизонтали дюйм за дюймом и закрывая остальную часть диапозитива бумагой. Обследование каждой картины велось сверху вниз. Работа оказалась трудной и требовала предельного внимания, поэтому они по очереди брались за лупу и диктовали друг другу содержание каждого участка.
Еще через час такой работы Поль принес глазные капли, а Плам принялась массировать затекшую шею.
В полночь ей на мгновение показалось, что она обнаружила некий сморщенный листок, который присутствовал на всех картинах. Но тревога оказалась ложной.
В два часа ночи Поль потер покрасневшие глаза и сказал:
- Моя дорогая, в восемь тридцать меня будут ждать двадцать семь детей. А до этого мне предстоит одеть и накормить двоих своих...
- Закончим эту часть, - пробормотала Плам, зная, что одна она не сможет продолжать эту работу. Содержимое седьмой колонки, обозначенной буквой G, постепенно оказалось вычеркнутым. Оставалась последняя колонка Н.
Поль потянулся.
- Плам, осталось всего около часа работы, но на сегодня это будет слишком много. Я уже не в состоянии сосредоточиться и вряд ли смогу быть полезным...
Он замер на полуслове, видя, как Плам вдруг переменилась в лице и показала на свой список. Без слов стало ясно, что в трех только что проверенных колонках G присутствует один и тот же элемент: в левом нижнем углу каждой картины был изображен опавший лепесток.
Они стали лихорадочно продолжать работу. В три пятнадцать Плам подняла на Поля сияющие глаза:
- Посмотри, вот он! Шестой опавший лепесток! Ручаюсь, что точно такой же есть и на последней из оставшихся картин миссис Картерет!
- И миссис Доддз.
Плам кивнула.
Торжествующая, она обвила руками Поля.
- Вместе с современным тюльпаном леди Бингер это все, что мне надо, чтобы прижать котенке Монфьюма. Поль отстранился.
- Шш, дети, - предостерег он, - они не должны знать, что ты здесь так поздно... Как ты можешь прижать к стенке Монфьюма?
- Я скажу, что, если он не раскроет свой источник, я пойду в полицию.
Поль взял ее за плечи.
- Думаю, тебе надо идти в полицию прямо сейчас - в нашу полицию.
- Нет. Я знаю французский не настолько хорошо, чтобы объяснить эту запутанную историю. Хватит с меня и английской.
- Итак, мы пойдем в парижскую полицию вместе, - твердо повторил Поль. - Я не могу пропускать занятия в школе, но южный экспресс на Париж проходит через нашу станцию в пять утра, так что, если мы сядем на него в субботу, то я смогу вернуться вечерним поездом в воскресенье и успею к занятиям в понедельник.
- Ты прелесть, - Плам посмотрела на него с благодарностью, - но давай вначале нанесем визит Монфьюма, а затем уже в полицию. Терять нам нечего, а выиграть мы можем. Вот только надо проверить, работает ли его салон по субботам. Ты позвонишь?
- Если они не работают по субботам, то в этот раз будут, ибо я собираюсь соблазнить их, прикинувшись богатым виноторговцем с юга, что заодно объяснит мой провинциальный акцент...
- Я в восторге от твоего провинциального акцента. - Плам вскинула руки ему на плечи. - Мне нравится в тебе все без исключения. Я люблю тебя.
Поль приподнял ее подбородок:
- Наконец-то ты сказала это.
- Я не имела в виду... - Плам избегала обещаний, чтобы потом не чувствовать себя виноватой. От услышанных слов Поль забыл об усталости и, подхватив ее на руки, понес по коридору.
Немногочисленные мужчины, которых Плам знала в перерыве между замужествами, торопились как можно скорее покончить с тремя составляющими современного ухаживания: бесплатным ужином, комплиментами и любовной игрой. Их не очень-то занимали такие нежности, как прикосновения и поцелуи. Им сразу хотелось того, что следует за этим. Традиционная увертюра для них была лишь досадной задержкой и неудобством.
Поль прикасался к соскам, набухшим от возбуждения, и ласкал ее тело, пока оно не взорвалось бешеным желанием ощутить его в себе. Соединившись наконец, они замерли в неизъяснимом наслаждении. Затем оно стало нарастать и превратилось чуть ли не в физическую боль, шедшую из глубины и требовавшую удовлетворения. Приближаясь к своему пику, наслаждение переходило в экстаз. Казалось, любовь ее становится безграничной и обнимает всю вселенную. Переплетенная и слитая с Полем, Плам радостно возносилась к вершине блаженства.
После она лежала в истоме удовлетворения и слушала, как бьются их сердца. Она была вся переполнена счастьем, а к горлу уже подступал комок горечи из-за предстоящей разлуки.
- За два года после смерти Анни, - прошептал Поль, - у меня были другие. Но не было любви. Мне не хотелось любить.
- Поль, твоя мать говорила что-нибудь?
- Да, - отрывисто произнес Поль, вспомнив, как негодовала мать, когда он забирал у нее девочек после поездки в Аркашон, Незаметно оттеснив его в свою спальню, она указала на распятие в изголовье старой деревянной кровати.
- Уже не время для намеков. - Она перекрестилась. - Твои шашни с англичанкой зашли слишком далеко! Я прошу тебя уважать нашу религию, мой сын. Она замужняя женщина, а по возрасту годится тебе в матери.
- Мама, я всего лишь на десять лет моложе Плам. Ни меня, ни ее это не заботит.
- Это не единственная проблема.
- Я знаю, мама.
Вначале Поль говорил себе, что он для Плам всего лишь увлечение на отдыхе, всего лишь флирт. Потом он убеждал себя, что у них все будет происходить только на его условиях. Он пошел на жертвы и риск, чтобы зажить своей собственной жизнью, и был уверен, что никто и ничто не помешает ему в этом.
Но когда Плам согласилась с его принципами и с готовностью одобрила его образ жизни, он задумался, а какой эта жизнь окажется для нее, если они поженятся. Проблема заключалась не в том, что она была иностранкой или замужней, а в том, что она совершенно не вписывалась в жизнь Волвера, как если бы имела зеленую луковицеобразную голову с двумя торчащими из нее антеннами. Хотя в Волвере все понимали, что женщинам приходится работать, никто не допускал, что у них может быть карьера. Это, по всеобщему мнению, нарушало естественный ход вещей. По этой причине Плам всегда выглядела бы в их глазах белой вороной. Но имеет ли это значение?
Мать Поля, конечно, считала, что имеет.
- Из этого ничего не выйдет! Она прекрасная соседка, но она не нашего поля ягода. Она иностранка. Причем сумасшедшая. Приезжает сюда раз в десять лет, чтобы развлечься. Это ненормальное поведение, мой сын... А посмотри, какие она рисует картины. Я видела их однажды. Это сплошное помешательство. Она эксцентричная, несерьезная женщина. Так что, надеюсь, этот эпизод тоже несерьезный... - Мадам Мерлин опять осенила себя крестным знамением.
- Все это очень серьезно, мама.
- Нет! У тебя, мой сын, есть естественные мужские потребности, тебе нужна жена, так же как девочкам нужна мать. И, конечно, все мы надеемся, что однажды... Но эта.., она не умеет даже готовить.
- Она умеет, но не любит заниматься этим. А я люблю. - Он мягко дал понять матери, что пока не готов обсуждать дальше столь важный для него вопрос.
Но по пути домой, пока девочки, взявшись за руки, бежали впереди вниз по холму, он напряженно размышлял, неужели женитьба на Плам может оказаться такой трудной, как кажется матери.
И сейчас, глубокой ночью, он опять спрашивал себя о том же самом, глядя на Плам, клубочком свернувшуюся у него под боком. Послышались сдавленные рыдания.
- В чем дело? - Он протянул руку и повернул ее к себе. При свете луны она казалась совсем хрупкой и беззащитной.
- Мне страшно подумать, что я должна уехать от тебя, Поль.
- У тебя нет необходимости уезжать. Ты можешь остаться здесь. Мы могли бы пожениться.
Плам села, обхватив голые плечи руками, словно защищаясь, и медленно проговорила:
- Поль, я очень много думала о том, чтобы остаться с тобой - в качестве жены или любовницы.
- Я знаю. Я тоже думал над этим.
- Я боюсь совершить какую-нибудь женскую глупость или допустить поспешность, бросив все, что у меня есть, и, возможно, вызвав массу несчастий из-за романтической иллюзии. Я видела так много женщин, которые ставили всю свою жизнь на одного мужчину.
- Мужчина тоже ставит все.
- Не вес абсолютно и не так самозабвенно. Почему женщины идут на такой риск?
- Потому что надеются на чудо, - шепотом сказал Поль.
- Я не знаю ни одной замужней женщины, которая продолжает считать, что живет с самым несравненным возлюбленным и лучшим на свете мужчиной. Все свелось к тому, чья очередь выпускать во двор кошку. - Плам дотронулась рукой до его лба. - Это слишком большая ставка. И я уже дважды делала ее. И оба раза проигрывала.
Она почувствовала, как напрягся Поль. - Я не предлагаю тебе розовые иллюзии. Я предлагаю реальность.
- Поль, постарайся понять, почему я нервничаю, - умоляющим тоном проговорила она. - Два развода...
- Тогда давай испробуем альтернативу женитьбе. Может быть, что-нибудь вроде возобновляемого контракта. На пять лет или, возможно, на двадцать, если захотим иметь детей. Контракт - это не постоянное обязательство. Во всяком случае, никто не рассчитывает на это.
- Похоже на планирование развода.
- Напротив, брачные контракты избавляют от горечи разводов. Ты просто ждешь, когда истечет срок, и все.
- Твоя мать не так представляет себе твою семейную жизнь.
Поль взял ее за плечи.
- Нереальные и старомодные взгляды на брак не должны мешать нашему счастью. Зачем проводить остаток жизни с кем-то, если ты любишь меня?
- Теперь ты скажешь, что у меня только одна жизнь и иногда надо идти на безрассудство. А что, Торо тоже отличался этим?
- Отнюдь. Но почему бы тебе не разделить твою проблему на несколько частей? И не связывать свой уход от мужа с приходом ко мне. Здесь всего три принципиальных вопроса.
- На самом деле два.
- Нет, три. Потому, как мне кажется, что тебе необходимо еще прийти к согласию с собой, ведь ты не только ищешь чужие подделки, но и хочешь выяснить, а не есть ли такая же подделка твоя собственная жизнь.
- Неужели это так заметно?
- Не каждому. Ноя люблю тебя и вижу, что ты не в ладах с собой - bien dans sa peau, как мы говорим во Франции. Тебе неуютно в твоей коже.
- Конечно, мне не хотелось бежать от одного замужества к другому, тогда как проблема может заключаться во мне самой.
- Вот поэтому я хочу помочь тебе в обоих поисках.
Суббота, 2 мая 1992 года
Стоял прекрасный весенний день, и глаза у Плам, как сказал Поль, казались такими же синими, как небо над головой. Яркое солнце на улице Жакоб делало интерьер салона Монфьюма еще более мрачным, чем обычно.
Как только на входе звякнул колокольчик, навстречу им лениво двинулся мсье Монфьюма, небрежно засунув руки в карманы зеленого кардигана, из-под которого выглядывала темно-голубая рубаха с вязаным галстуком, непременным атрибутом выходного наряда французского интеллигента средних лет.
- Чем могу служить? - Его хитрые глазки буравили Плам из-за шестиугольных стекол очков без оправы. Маленький рот с поджатыми губами не оставлял никаких надежд на то, что он может сболтнуть что-то по неосторожности.
Вперед выступил Поль в блейзере цвета морской волны, который, по его словам, он надевал только для встречи школьного начальства. В голосе у него звучали скучные нотки утомленного делами правительственного чиновника, а своим поведением он напоминал детектива, занятого рутинной работой. Достав из "дипломата" папку с диапозитивами, Поль обратился к хозяину:
- Нам хотелось бы обсудить с вами кое-какие голландские картины.
И тут Монфьюма вспомнил Плам. Его губы сжались еще плотнее, а взгляд стал настороженным. Торчавший за его спиной светловолосый помощник с простоватым лицом, казалось, тоже встревожился.
Внимательно выслушав Поля, Монфьюма вежливо-оскорбительным тоном поинтересовался, какое ему до всего этого дело.
С тем же скучающим видом Поль объяснил, что наводит справки по поручению леди Бингер из Австралии, мисс Синтии Блай и миссис Сюзанны Марш из США, от имени Центрального музея в Бостоне и Британского института изобразительных искусств в Лондоне.
Произнесенные невыразительным тоном слова Поля звучали, как показалось Плам, правдоподобно и угрожающе. "Если бы я была на месте Монфьюма, - подумала она, - я бы занервничала".
С нескрываемым презрением Монфьюма поинтересовался, есть ли у Поля соответствующие полномочия.
Таким же вежливо-нейтральным тоном Поль ответил, что на данном этапе мсье Монфьюма может считать расследование неофициальным.
Монфьюма потер нос и задумался. Раз к нему обращались неофициально, то не обязательно последует официальное расследование.
- На всех моих квитанциях ясно указано, что я не несу ответственности за подлинность картин, - заявил он.
Поль слегка склонил голову и заметил, что это и так понятно. Вот только почему сам Монфьюма должен страдать, если его попросту обвели вокруг пальца. И не соблаговолит ли он посмотреть диапозитивы и сказать, не проходила ли через его руки какая-нибудь из этих картин.
Монфьюма послал помощника за лупой и, когда тот принес ее, принялся внимательно разглядывать диапозитивы.
Он занимался этим минут десять, но Плам знала, что ему хватило и двух, чтобы узнать товар, который совсем недавно прошел через его салон. Она поняла, что он скорее всего соображает, как ему поступить.
Поль снова раскрыл свой "дипломат", вынул из него пачку свидетельств и протянул владельцу антикварного салона. Просмотрев их, Монфьюма тут же сообразил, что ему не удастся отвертеться. Его тон заметно смягчился, когда он забормотал, что ему кажется, он узнал картины, которые теперь принадлежат леди Бингер и Артуру Шнайдеру, но все же, для полной уверенности, он должен заглянуть в свои записи.
Поль раскрыл записную книжку, в которой, насколько было известно Плам, содержались лишь некоторые мысли по поводу будущих занятий с детьми, и, заглядывая в нее, вежливо попросил Монфьюма обратить внимание на странный тюльпан с картины леди Бингер, который вполне мог быть ошибкой реставратора, а также внимательно взглянуть на гусеницу и сказать, не присутствует ли на картине, проданной шведу, та же самая гусеница. Да, пусть он будет так любезен и обратит внимание на опавший лепесток в левом нижнем углу той и другой картины.
Антиквар молча пригляделся. Затем Поль попросил его взглянуть на муху Шнайдера, которая присутствовала также и на картине, проданной Сюзанне Марш из Нью-Йорка. Наконец Поль порекомендовал ему внимательнее отнестись к опавшему лепестку в левом нижнем углу картины Шнайдера, ибо аналогичный лепесток присутствовал на всех шести картинах. Невозможно не признать в нем своего рода образную подпись того, кто их рисовал, не так ли?
Монфьюма согласно кивнул.
Поль тихо сказал:
- Но если верить свидетельствам, эти шесть картин были созданы пятью разными художниками в течение столетия.
Рот Монфьюма превратился в тонкую линию.
- Что вы хотите от меня?
- Только имя вашего поставщика, только его имя.
- Это, к сожалению, невозможно. Мы никогда не разглашаем имена поставщиков, если они не хотят этого.
- Значит, вы не знакомы с мсье Тононом? Впервые за все время беседы антиквара застали врасплох, он замешкался с ответом, но в конце концов пробормотал, что не будет продолжать этот разговор без своего адвоката. Поль сделал пометку в записной книжке.
- Вы понимаете, мсье Монфьюма, что это дело не будет оставлено без внимания? Ваша помощь облегчит наше положение, да и ваше тоже, поскольку в будущем у нас не будет необходимости примешивать вас к этому делу.
- Так зачем же вы пришли ко мне?
- Нам нужен адрес мсье Тонона, и мы бы хотели, чтобы вы позвонили ему. Поль не хотел оказаться с ложным адресом и таким же вымышленным номером телефона на руках.
- И больше ничего? - Лицо Монфьюма слегка просветлело, когда он понял, что откупиться довольно просто.
- Это все.
- Прошу, пройдемте в мой кабинет.
Они дружно прошли в глубь салона, где находилась небольшая комната, набитая образцами тканей, папками, справочниками и корзинами, полными писем.
Монфьюма подошел к столу с телефоном. Поль стал рядом и взял второй отвод старомодного аппарата, наблюдая одновременно, тот ли номер он набирает, какой записал на бумажке.
На звонок ответил недовольный женский голос.
- Я посмотрю, здесь ли он... - раздался ее пронзительный возглас. - Мсье Тонон!.. Мсье Тонон!.. Да, он идет.
- Кто это? - послышался резкий гнусавый голос с явным тулонским акцентом.
Обменявшись с Тононом несколькими пустыми фразами, Монфьюма, как и просил его Поль, объяснил, что сейчас к нему пришел клиент, которому нужен голландский натюрморт семнадцатого века.
Гнусавый осторожно сказал:
- Для того чтобы достать его, могут понадобиться месяцы.
- Спросите, есть ли у него поставщик голландской живописи, с которым он мог бы связаться по телефону, - прошептал Поль.
Бесцветным голосом Монфьюма повторил вопрос. После долгого молчания Тонон задумчиво произнес:
- Странно, что ты интересуешься моими источниками.
- Мой клиент хотел бы обсудить это дело с тобой лично. Могу я дать ему твой адрес?.. Тогда я записываю. Тонон продиктовал адрес и добавил:
- Но скажи своему клиенту, дружище, что я не могу помочь ему. - Послышался презрительный смешок, и линия разъединилась.
На лице Монфьюма отразилось тихое удовлетворение, его рот слегка расслабился.
- Больше я ничего не могу сделать.
На улице, щурясь от яркого солнца, Поль остановил такси и назвал адрес Тонона. Забравшись в машину, ликующая Плам обняла Поля за шею.
- Ты бесподобен, дорогой! , Поль был настроен не столь оптимистично.
- Мы направляемся в довольно мрачную и опасную часть города, где живут в основном иммигранты. Может быть, я поеду один?
- Вот именно.
- Мой мошенник тоже должен гордиться своими работами - они сделаны великолепно. - Плам в задумчивости поставила стакан. - Детектив, которого я встретила в Австралии, рассказала, что ловкие фальсификаторы обычно презирают экспертов и гордятся своей способностью дурачить их. - Она отодвинулась на стуле. - Если мой фальсификатор такой же гордый и надменный, то не исключено, что он использует какую-то образную подпись.
- Что это может быть?
- Какой-то небольшой объект, который художник пририсовывает на картине вместо своей подписи или вместе с ней. Подлинные голландские картины зачастую имеют образную подпись - Змейку, муху или моллюска. - Плам бросила на стол свою салфетку и встала. - Поль, пойдем ко мне и заглянем в мое досье.
- Я не могу оставить детей. Плам вздохнула и села-Все равно при свече мне не удастся рассмотреть диапозитивы, черт возьми!
В этот момент вновь вспыхнула электрическая лампочка.
- Я собрался закончить этот вечер по-другому...
- У нас еще будет время, дорогой. Я принесу диапозитивы.
Путаясь в плаще и резиновых сапогах Поля, она поднялась на холм к своему коттеджу, схватила лупу, коробку с записями, фотокопиями и диапозитивами и пошлепала назад к дому учителя.
- Я варю кофе, - сообщил Поль. Он убрал со стола и перенес на него свою рабочую лампу из кабинета. Плам разложила содержимое коробки.
- Меня интересуют восемь картин.
- Но у тебя здесь только семь. Шесть диапозитивов и одна фотография, сделанная "Полароидом".
- На фотографии картина в спальне миссис Картерет. А восьмую картину я даже не видела. Она принадлежит той грубиянке из Суффолка, Джорджине Доддз. Но она, несомненно, связана с остальными.
- Я не понял. - Поль взял чайник и долил горячей воды в свежезаваренный кофе.
- Все эти картины связаны между собой, хотя не всегда непосредственно.
Поль застыл с кипящим чайником в руке.
- Каким образом?
Вместо ответа Плам нацарапала такой перечень:
УЛИКИ:
Манера
Восстановленные порывы
Анахронизмы
Идентичность содержания
Поставщики
- Какая из улик самая важная? - Поль налил кофе в желто-полосатые кружки.
- Такая улика, как манера, установленная Британским институтом, относится к разряду очевидных для многих людей. Поэтому там сразу пришли к выводу, что картины, представленные на шести диапозитивах, скорее всего были выполнены одним и тем же человеком.
- Может ли Британский институт доказать это на основании диапозитивов?
- Не в полной мере. Вот почему так важно сравнить картину Синтии с картиной шведа. И как только мы докажем идентичность манер, сразу станет легче заполучить остальные картины для проведения анализа в институте. Хотя я чувствую, что Джорджина Доддз скорее сделает себе харакири, чем пойдет нам навстречу, да и Джиллиан Картерет может отказаться потому, что не в ее интересах развенчивать последнюю из оставшихся у нее картин, она ведь собирается доживать свой век на деньги от ее продажи.
- А другие улики?
- Есть область, где случайностей может быть сколько угодно. Я имею в виду те подделки, которые были продырявлены, а затем восстановлены. Хотя те, кто их фабрикует, редко утруждают себя работой на латаных холстах.
- Значит, если они восстановлены одинаковым образом, это будет еще одной косвенной уликой?
- Да. В институте обнаружили заплаты на картине шведа, картине Коттона, которая в конечном итоге осела у леди Бингер, и картине Питера Клесца из Бостонского музея. Восстановленные дыры упоминаются также в паспортах картин Сюзанны и Синтии.
- Но ты говоришь, что это еще не убедительное доказательство? - Поль сел за стол и отхлебнул из кружки.
- Да, - подтвердила Плам, - но есть еще одна группа косвенных улик, связанных с предметами, которых не существовало во времена создания картины.
- С такими, как телефон на портрете Наполеона? Плам передала ему два диапозитива:
- Видишь эту черную бабочку с желтыми пятнами на картине Синтии?.. А вон тот ярко-желтый тюльпан с оранжевыми кончиками на картине леди Бингер?.. Этой бабочки и того тюльпана не существовало до начала двадцатого века. - Она подняла свою кружку с кофе. - Любой анахронизм можно объяснить бездумной работой реставратора, но если будут представлены дальнейшие доказательства обмана, то такой довод защиты прозвучит неубедительно.
Поль вскинул брови:
- Чем больше совпадений, тем труднее отвертеться. Плам дала ему еще два диапозитива и показала на двух одинаковых мух, изображенных на картинах Сюзанны и Артура Шнайдера.
- Это другой тип видимой связи.
- Дай мне лупу, пожалуйста.
- Поль, обрати внимание на желтую ящерицу с картины Сюзанны. На картине Синтии точно такая же, только зеленая. Так что эти три картины имеют визуальную связь...
Поль вгляделся в диапозитивы.
- Да, это очевидно.
- Теперь посмотри на гусеницу с картины леди Бингер. Она идентична той, что на картине шведа.
- Точно! - С каждой очередной уликой Поль все больше возбуждался. Плам тихо сказала:
- Но я не вижу ничего такого, что непосредственно и наглядно объединяло бы все эти восемь картин. Вот что я собираюсь искать этим вечером. - Она показала на разложенные по столу диапозитивы:
- Четыре из этих картин, включая принадлежащую Джорджине Доддз, вышли из рук Джиллиан Картерет, дальше которой я пойти не могу. Да в этом сейчас и нет смысла. Если я докажу, что ее картины не что иное, как подделки, она все равно сошлется на кого-то, кто продал их ее деду.
- И может оказаться права?
- Нет, если хоть одна из этих красок не появилась только после 1973 года, когда умер ее дед. - Плам подвинула три диапозитива к Полю. - Эти три вышли из Парижа. Картины Артура Шнайдера и леди Бингер приобретены у Монфьюма, а если к нему они попали от Тонона, то это свяжет их с картиной, которую Тонон продал шведу. Таким образом, эти три картины были бы связаны поставщиком из Парижа. Вот что мне нужно доказать. На каком-то этапе мне придется не мытьем, так катаньем заставить Монфьюма признаться, если, конечно, это так на самом деле.
- Так ты предлагаешь поискать сейчас что-то такое, что было бы одинаковым для всех этих картин? - спросил Поль. - Что-то такое, что зримо объединяло бы две эти группы картин - французскую и английскую?
- Да. Если бы я смогла обнаружить образную подпись, то убила бы сразу двух зайцев. Это связало бы все картины и поставило Монфьюма в сложное положение. Тогда бы ему пришлось отвечать на вопросы полиции.
- Итак, что мы сейчас делаем?
- Мы осматриваем каждую картину и поисках общего знаменателя. Вот если бы здесь было приспособление для подсвета.
Они вместе принялись изучать содержание пяти диапозитивов. Плам по очереди подносила каждый к настольной лампе и разглядывала его через лупу. Поль вел записи.
Хотя какие-то из шести диапозитивов имели сходные или идентичные элементы, ни одна из картин не имела такого, который бы был одинаковым для всех. Фотография картины миссис Картерет, сделанная "Полароидом", была недостаточно большой и четкой, чтобы хорошо разглядеть ее в деталях.
Через час Поль положил лупу на стол и потер глаза.
- Мы изучили все и не нашли ничего. Плам распрямила затекшую спину.
- Нам надо вести поиск более системно и методично.
Они решили зафиксировать все содержание каждой картины, двигаясь по горизонтали дюйм за дюймом и закрывая остальную часть диапозитива бумагой. Обследование каждой картины велось сверху вниз. Работа оказалась трудной и требовала предельного внимания, поэтому они по очереди брались за лупу и диктовали друг другу содержание каждого участка.
Еще через час такой работы Поль принес глазные капли, а Плам принялась массировать затекшую шею.
В полночь ей на мгновение показалось, что она обнаружила некий сморщенный листок, который присутствовал на всех картинах. Но тревога оказалась ложной.
В два часа ночи Поль потер покрасневшие глаза и сказал:
- Моя дорогая, в восемь тридцать меня будут ждать двадцать семь детей. А до этого мне предстоит одеть и накормить двоих своих...
- Закончим эту часть, - пробормотала Плам, зная, что одна она не сможет продолжать эту работу. Содержимое седьмой колонки, обозначенной буквой G, постепенно оказалось вычеркнутым. Оставалась последняя колонка Н.
Поль потянулся.
- Плам, осталось всего около часа работы, но на сегодня это будет слишком много. Я уже не в состоянии сосредоточиться и вряд ли смогу быть полезным...
Он замер на полуслове, видя, как Плам вдруг переменилась в лице и показала на свой список. Без слов стало ясно, что в трех только что проверенных колонках G присутствует один и тот же элемент: в левом нижнем углу каждой картины был изображен опавший лепесток.
Они стали лихорадочно продолжать работу. В три пятнадцать Плам подняла на Поля сияющие глаза:
- Посмотри, вот он! Шестой опавший лепесток! Ручаюсь, что точно такой же есть и на последней из оставшихся картин миссис Картерет!
- И миссис Доддз.
Плам кивнула.
Торжествующая, она обвила руками Поля.
- Вместе с современным тюльпаном леди Бингер это все, что мне надо, чтобы прижать котенке Монфьюма. Поль отстранился.
- Шш, дети, - предостерег он, - они не должны знать, что ты здесь так поздно... Как ты можешь прижать к стенке Монфьюма?
- Я скажу, что, если он не раскроет свой источник, я пойду в полицию.
Поль взял ее за плечи.
- Думаю, тебе надо идти в полицию прямо сейчас - в нашу полицию.
- Нет. Я знаю французский не настолько хорошо, чтобы объяснить эту запутанную историю. Хватит с меня и английской.
- Итак, мы пойдем в парижскую полицию вместе, - твердо повторил Поль. - Я не могу пропускать занятия в школе, но южный экспресс на Париж проходит через нашу станцию в пять утра, так что, если мы сядем на него в субботу, то я смогу вернуться вечерним поездом в воскресенье и успею к занятиям в понедельник.
- Ты прелесть, - Плам посмотрела на него с благодарностью, - но давай вначале нанесем визит Монфьюма, а затем уже в полицию. Терять нам нечего, а выиграть мы можем. Вот только надо проверить, работает ли его салон по субботам. Ты позвонишь?
- Если они не работают по субботам, то в этот раз будут, ибо я собираюсь соблазнить их, прикинувшись богатым виноторговцем с юга, что заодно объяснит мой провинциальный акцент...
- Я в восторге от твоего провинциального акцента. - Плам вскинула руки ему на плечи. - Мне нравится в тебе все без исключения. Я люблю тебя.
Поль приподнял ее подбородок:
- Наконец-то ты сказала это.
- Я не имела в виду... - Плам избегала обещаний, чтобы потом не чувствовать себя виноватой. От услышанных слов Поль забыл об усталости и, подхватив ее на руки, понес по коридору.
Немногочисленные мужчины, которых Плам знала в перерыве между замужествами, торопились как можно скорее покончить с тремя составляющими современного ухаживания: бесплатным ужином, комплиментами и любовной игрой. Их не очень-то занимали такие нежности, как прикосновения и поцелуи. Им сразу хотелось того, что следует за этим. Традиционная увертюра для них была лишь досадной задержкой и неудобством.
Поль прикасался к соскам, набухшим от возбуждения, и ласкал ее тело, пока оно не взорвалось бешеным желанием ощутить его в себе. Соединившись наконец, они замерли в неизъяснимом наслаждении. Затем оно стало нарастать и превратилось чуть ли не в физическую боль, шедшую из глубины и требовавшую удовлетворения. Приближаясь к своему пику, наслаждение переходило в экстаз. Казалось, любовь ее становится безграничной и обнимает всю вселенную. Переплетенная и слитая с Полем, Плам радостно возносилась к вершине блаженства.
После она лежала в истоме удовлетворения и слушала, как бьются их сердца. Она была вся переполнена счастьем, а к горлу уже подступал комок горечи из-за предстоящей разлуки.
- За два года после смерти Анни, - прошептал Поль, - у меня были другие. Но не было любви. Мне не хотелось любить.
- Поль, твоя мать говорила что-нибудь?
- Да, - отрывисто произнес Поль, вспомнив, как негодовала мать, когда он забирал у нее девочек после поездки в Аркашон, Незаметно оттеснив его в свою спальню, она указала на распятие в изголовье старой деревянной кровати.
- Уже не время для намеков. - Она перекрестилась. - Твои шашни с англичанкой зашли слишком далеко! Я прошу тебя уважать нашу религию, мой сын. Она замужняя женщина, а по возрасту годится тебе в матери.
- Мама, я всего лишь на десять лет моложе Плам. Ни меня, ни ее это не заботит.
- Это не единственная проблема.
- Я знаю, мама.
Вначале Поль говорил себе, что он для Плам всего лишь увлечение на отдыхе, всего лишь флирт. Потом он убеждал себя, что у них все будет происходить только на его условиях. Он пошел на жертвы и риск, чтобы зажить своей собственной жизнью, и был уверен, что никто и ничто не помешает ему в этом.
Но когда Плам согласилась с его принципами и с готовностью одобрила его образ жизни, он задумался, а какой эта жизнь окажется для нее, если они поженятся. Проблема заключалась не в том, что она была иностранкой или замужней, а в том, что она совершенно не вписывалась в жизнь Волвера, как если бы имела зеленую луковицеобразную голову с двумя торчащими из нее антеннами. Хотя в Волвере все понимали, что женщинам приходится работать, никто не допускал, что у них может быть карьера. Это, по всеобщему мнению, нарушало естественный ход вещей. По этой причине Плам всегда выглядела бы в их глазах белой вороной. Но имеет ли это значение?
Мать Поля, конечно, считала, что имеет.
- Из этого ничего не выйдет! Она прекрасная соседка, но она не нашего поля ягода. Она иностранка. Причем сумасшедшая. Приезжает сюда раз в десять лет, чтобы развлечься. Это ненормальное поведение, мой сын... А посмотри, какие она рисует картины. Я видела их однажды. Это сплошное помешательство. Она эксцентричная, несерьезная женщина. Так что, надеюсь, этот эпизод тоже несерьезный... - Мадам Мерлин опять осенила себя крестным знамением.
- Все это очень серьезно, мама.
- Нет! У тебя, мой сын, есть естественные мужские потребности, тебе нужна жена, так же как девочкам нужна мать. И, конечно, все мы надеемся, что однажды... Но эта.., она не умеет даже готовить.
- Она умеет, но не любит заниматься этим. А я люблю. - Он мягко дал понять матери, что пока не готов обсуждать дальше столь важный для него вопрос.
Но по пути домой, пока девочки, взявшись за руки, бежали впереди вниз по холму, он напряженно размышлял, неужели женитьба на Плам может оказаться такой трудной, как кажется матери.
И сейчас, глубокой ночью, он опять спрашивал себя о том же самом, глядя на Плам, клубочком свернувшуюся у него под боком. Послышались сдавленные рыдания.
- В чем дело? - Он протянул руку и повернул ее к себе. При свете луны она казалась совсем хрупкой и беззащитной.
- Мне страшно подумать, что я должна уехать от тебя, Поль.
- У тебя нет необходимости уезжать. Ты можешь остаться здесь. Мы могли бы пожениться.
Плам села, обхватив голые плечи руками, словно защищаясь, и медленно проговорила:
- Поль, я очень много думала о том, чтобы остаться с тобой - в качестве жены или любовницы.
- Я знаю. Я тоже думал над этим.
- Я боюсь совершить какую-нибудь женскую глупость или допустить поспешность, бросив все, что у меня есть, и, возможно, вызвав массу несчастий из-за романтической иллюзии. Я видела так много женщин, которые ставили всю свою жизнь на одного мужчину.
- Мужчина тоже ставит все.
- Не вес абсолютно и не так самозабвенно. Почему женщины идут на такой риск?
- Потому что надеются на чудо, - шепотом сказал Поль.
- Я не знаю ни одной замужней женщины, которая продолжает считать, что живет с самым несравненным возлюбленным и лучшим на свете мужчиной. Все свелось к тому, чья очередь выпускать во двор кошку. - Плам дотронулась рукой до его лба. - Это слишком большая ставка. И я уже дважды делала ее. И оба раза проигрывала.
Она почувствовала, как напрягся Поль. - Я не предлагаю тебе розовые иллюзии. Я предлагаю реальность.
- Поль, постарайся понять, почему я нервничаю, - умоляющим тоном проговорила она. - Два развода...
- Тогда давай испробуем альтернативу женитьбе. Может быть, что-нибудь вроде возобновляемого контракта. На пять лет или, возможно, на двадцать, если захотим иметь детей. Контракт - это не постоянное обязательство. Во всяком случае, никто не рассчитывает на это.
- Похоже на планирование развода.
- Напротив, брачные контракты избавляют от горечи разводов. Ты просто ждешь, когда истечет срок, и все.
- Твоя мать не так представляет себе твою семейную жизнь.
Поль взял ее за плечи.
- Нереальные и старомодные взгляды на брак не должны мешать нашему счастью. Зачем проводить остаток жизни с кем-то, если ты любишь меня?
- Теперь ты скажешь, что у меня только одна жизнь и иногда надо идти на безрассудство. А что, Торо тоже отличался этим?
- Отнюдь. Но почему бы тебе не разделить твою проблему на несколько частей? И не связывать свой уход от мужа с приходом ко мне. Здесь всего три принципиальных вопроса.
- На самом деле два.
- Нет, три. Потому, как мне кажется, что тебе необходимо еще прийти к согласию с собой, ведь ты не только ищешь чужие подделки, но и хочешь выяснить, а не есть ли такая же подделка твоя собственная жизнь.
- Неужели это так заметно?
- Не каждому. Ноя люблю тебя и вижу, что ты не в ладах с собой - bien dans sa peau, как мы говорим во Франции. Тебе неуютно в твоей коже.
- Конечно, мне не хотелось бежать от одного замужества к другому, тогда как проблема может заключаться во мне самой.
- Вот поэтому я хочу помочь тебе в обоих поисках.
Суббота, 2 мая 1992 года
Стоял прекрасный весенний день, и глаза у Плам, как сказал Поль, казались такими же синими, как небо над головой. Яркое солнце на улице Жакоб делало интерьер салона Монфьюма еще более мрачным, чем обычно.
Как только на входе звякнул колокольчик, навстречу им лениво двинулся мсье Монфьюма, небрежно засунув руки в карманы зеленого кардигана, из-под которого выглядывала темно-голубая рубаха с вязаным галстуком, непременным атрибутом выходного наряда французского интеллигента средних лет.
- Чем могу служить? - Его хитрые глазки буравили Плам из-за шестиугольных стекол очков без оправы. Маленький рот с поджатыми губами не оставлял никаких надежд на то, что он может сболтнуть что-то по неосторожности.
Вперед выступил Поль в блейзере цвета морской волны, который, по его словам, он надевал только для встречи школьного начальства. В голосе у него звучали скучные нотки утомленного делами правительственного чиновника, а своим поведением он напоминал детектива, занятого рутинной работой. Достав из "дипломата" папку с диапозитивами, Поль обратился к хозяину:
- Нам хотелось бы обсудить с вами кое-какие голландские картины.
И тут Монфьюма вспомнил Плам. Его губы сжались еще плотнее, а взгляд стал настороженным. Торчавший за его спиной светловолосый помощник с простоватым лицом, казалось, тоже встревожился.
Внимательно выслушав Поля, Монфьюма вежливо-оскорбительным тоном поинтересовался, какое ему до всего этого дело.
С тем же скучающим видом Поль объяснил, что наводит справки по поручению леди Бингер из Австралии, мисс Синтии Блай и миссис Сюзанны Марш из США, от имени Центрального музея в Бостоне и Британского института изобразительных искусств в Лондоне.
Произнесенные невыразительным тоном слова Поля звучали, как показалось Плам, правдоподобно и угрожающе. "Если бы я была на месте Монфьюма, - подумала она, - я бы занервничала".
С нескрываемым презрением Монфьюма поинтересовался, есть ли у Поля соответствующие полномочия.
Таким же вежливо-нейтральным тоном Поль ответил, что на данном этапе мсье Монфьюма может считать расследование неофициальным.
Монфьюма потер нос и задумался. Раз к нему обращались неофициально, то не обязательно последует официальное расследование.
- На всех моих квитанциях ясно указано, что я не несу ответственности за подлинность картин, - заявил он.
Поль слегка склонил голову и заметил, что это и так понятно. Вот только почему сам Монфьюма должен страдать, если его попросту обвели вокруг пальца. И не соблаговолит ли он посмотреть диапозитивы и сказать, не проходила ли через его руки какая-нибудь из этих картин.
Монфьюма послал помощника за лупой и, когда тот принес ее, принялся внимательно разглядывать диапозитивы.
Он занимался этим минут десять, но Плам знала, что ему хватило и двух, чтобы узнать товар, который совсем недавно прошел через его салон. Она поняла, что он скорее всего соображает, как ему поступить.
Поль снова раскрыл свой "дипломат", вынул из него пачку свидетельств и протянул владельцу антикварного салона. Просмотрев их, Монфьюма тут же сообразил, что ему не удастся отвертеться. Его тон заметно смягчился, когда он забормотал, что ему кажется, он узнал картины, которые теперь принадлежат леди Бингер и Артуру Шнайдеру, но все же, для полной уверенности, он должен заглянуть в свои записи.
Поль раскрыл записную книжку, в которой, насколько было известно Плам, содержались лишь некоторые мысли по поводу будущих занятий с детьми, и, заглядывая в нее, вежливо попросил Монфьюма обратить внимание на странный тюльпан с картины леди Бингер, который вполне мог быть ошибкой реставратора, а также внимательно взглянуть на гусеницу и сказать, не присутствует ли на картине, проданной шведу, та же самая гусеница. Да, пусть он будет так любезен и обратит внимание на опавший лепесток в левом нижнем углу той и другой картины.
Антиквар молча пригляделся. Затем Поль попросил его взглянуть на муху Шнайдера, которая присутствовала также и на картине, проданной Сюзанне Марш из Нью-Йорка. Наконец Поль порекомендовал ему внимательнее отнестись к опавшему лепестку в левом нижнем углу картины Шнайдера, ибо аналогичный лепесток присутствовал на всех шести картинах. Невозможно не признать в нем своего рода образную подпись того, кто их рисовал, не так ли?
Монфьюма согласно кивнул.
Поль тихо сказал:
- Но если верить свидетельствам, эти шесть картин были созданы пятью разными художниками в течение столетия.
Рот Монфьюма превратился в тонкую линию.
- Что вы хотите от меня?
- Только имя вашего поставщика, только его имя.
- Это, к сожалению, невозможно. Мы никогда не разглашаем имена поставщиков, если они не хотят этого.
- Значит, вы не знакомы с мсье Тононом? Впервые за все время беседы антиквара застали врасплох, он замешкался с ответом, но в конце концов пробормотал, что не будет продолжать этот разговор без своего адвоката. Поль сделал пометку в записной книжке.
- Вы понимаете, мсье Монфьюма, что это дело не будет оставлено без внимания? Ваша помощь облегчит наше положение, да и ваше тоже, поскольку в будущем у нас не будет необходимости примешивать вас к этому делу.
- Так зачем же вы пришли ко мне?
- Нам нужен адрес мсье Тонона, и мы бы хотели, чтобы вы позвонили ему. Поль не хотел оказаться с ложным адресом и таким же вымышленным номером телефона на руках.
- И больше ничего? - Лицо Монфьюма слегка просветлело, когда он понял, что откупиться довольно просто.
- Это все.
- Прошу, пройдемте в мой кабинет.
Они дружно прошли в глубь салона, где находилась небольшая комната, набитая образцами тканей, папками, справочниками и корзинами, полными писем.
Монфьюма подошел к столу с телефоном. Поль стал рядом и взял второй отвод старомодного аппарата, наблюдая одновременно, тот ли номер он набирает, какой записал на бумажке.
На звонок ответил недовольный женский голос.
- Я посмотрю, здесь ли он... - раздался ее пронзительный возглас. - Мсье Тонон!.. Мсье Тонон!.. Да, он идет.
- Кто это? - послышался резкий гнусавый голос с явным тулонским акцентом.
Обменявшись с Тононом несколькими пустыми фразами, Монфьюма, как и просил его Поль, объяснил, что сейчас к нему пришел клиент, которому нужен голландский натюрморт семнадцатого века.
Гнусавый осторожно сказал:
- Для того чтобы достать его, могут понадобиться месяцы.
- Спросите, есть ли у него поставщик голландской живописи, с которым он мог бы связаться по телефону, - прошептал Поль.
Бесцветным голосом Монфьюма повторил вопрос. После долгого молчания Тонон задумчиво произнес:
- Странно, что ты интересуешься моими источниками.
- Мой клиент хотел бы обсудить это дело с тобой лично. Могу я дать ему твой адрес?.. Тогда я записываю. Тонон продиктовал адрес и добавил:
- Но скажи своему клиенту, дружище, что я не могу помочь ему. - Послышался презрительный смешок, и линия разъединилась.
На лице Монфьюма отразилось тихое удовлетворение, его рот слегка расслабился.
- Больше я ничего не могу сделать.
На улице, щурясь от яркого солнца, Поль остановил такси и назвал адрес Тонона. Забравшись в машину, ликующая Плам обняла Поля за шею.
- Ты бесподобен, дорогой! , Поль был настроен не столь оптимистично.
- Мы направляемся в довольно мрачную и опасную часть города, где живут в основном иммигранты. Может быть, я поеду один?