Светлана молча пялила на него полные ужаса глаза. Фонарик дрожал в её руке, и луч прыгал по комнате, создавая жуткие пляшущие тени-чудовища. Казалось, ещё немного, и она упадёт без чувств прямо в люк и ему не придётся тащить её туда на себе. Он ждал, но она так и не свалилась, обманув его тайные надежды, а тихо прошептала:
— Мне кажется, я знаю, куда ведёт этот ход, но не помню… Это как «дежа вю», когда…
— Знаю, знаю, — оборвал он её. — Я полезу первый, а ты за мной. По дороге все расскажешь.
— Там что-то очень страшное, Егор. Умоляю тебя, не делай этого… — Но её слабые попытки вразумить ошалевшего от радости парня были тщетны — он уже наполовину скрылся под полом и выжидающе смотрел на неё, протянув ей обе руки навстречу. И она повиновалась, ощущая, как сжимается от страха сердце, терзаемое недобрым предчувствием.
Привязав к поясу её платья фонарик, чтобы он освещал путь сверху и не мешал передвигаться, Егор смело полез в неизвестность, которая так пугала совсем недавно. Теперь она притягивала его, как мальчишку, мечтающего о романтических и опасных приключениях. Светлана, дрожа от страха и отвращения к сырости и вони, молча следовала за ним, осторожно наступая на ненадёжные, прогнившие ступеньки своими шикарными туфлями на высоких каблуках. Егор не смотрел вниз, там все равно ничего не было видно, лишь нащупывал ногами очередную опору. Наконец, спустившись метра на три, он ступил на что-то твёрдое, похожее на пол. Подождав подругу по несчастью, он отвязал фонарь и посветил вокруг. Каменный свод высотой в человеческий рост уползал, пугая паутиной и запахом гнили, куда-то вбок и вниз.
— Господи, — прошептала бедняжка, — надеюсь, ты не собираешься туда идти?
— И не надейся, радость моя, это может быть нашим единственным спасением. Только подожди здесь, а я сгоняю наверх — нужно закрыть люк и поставить тахту на место, чтобы нас сразу не обнаружили.
— Я здесь одна не останусь, — простонала она, но он уже быстро карабкался вверх, зажав фонарик в зубах. Поднявшись, он прислушался к звукам, но все было тихо как в могиле. Тогда он придвинул, сколько можно было тахту к стене, спустился на полкорпуса вниз и стал подтягивать тахту, пока та не накрыла его с головой, встав на место. Таким же макаром задвинув крышку, он вставил её на место и со спокойной душой вернулся к дрожащей от страха Светлане.
— Ну, идём, дорогая, — весело прошептал он. — Нас ждут, надо полагать, великие дела и спасение. Вперёд!
Взяв её за руку, он пошёл по коридору, освещая путь все ещё дышащим из последних сил декоративным фонариком. Проход напоминал серпантин и вёл куда-то вниз по часовой стрелке. Стены были выложены из старого камня, потемневшего от времени и сырости, под ногами лежал обыкновенный песок, без признаков следов. Его не покидало ощущение, что это какой-то давно забытый подземный ход, ведущий к пиратским сокровищам. Сделав кругов десять за полчаса и опустившись таким образом, по его подсчётам, метров на двадцать под землю, они оказались в просторной пещере, из которой в разные стороны вели два коридора. Никаких признаков жизни не наблюдалось, кроме вбитых в стены на уровне роста железных проржавевших скоб — держателей факелов, как он догадывался. Светлана тоже остановилась и разглядывала пещеру, прижавшись к нему дрожащим от страха телом.
— Интересно, который коридор ведёт к сокровищам? — попытался пошутить он, но она шутки не поддержала.
— Нужно идти вон туда, — веско сказала Светлана и показала рукой на правый проход. — Только не спрашивай, почему, — я сама не знаю, но что-то мне подсказывает, что выход там.
— Ты мне мозги, случайно, не пудришь? — насторожился Егор, помня о недавнем разговоре. — А то заведёшь прямо в самое пекло, к своему Закревскому, и сбудется твоя мечта.
— Глупый, думаешь, я сама не хочу от него сбежать? Ладно, не веришь, иди в другую сторону, а я пойду в эту, только отдай фонарик:
— С какой стати? — возмутился Егор.
— Он ведь принадлежит моему мужу, сам сказал, так что не спорь, давай сюда моё законное имущество и отваливай.
— Ишь какая шустрая! — он убрал фонарь за спину. — Если бы не я, то этот фонарик лежал бы сейчас у тебя дома. Это я его сюда принёс.
— Не ты, а мужнины штаны. Давай сюда!
Они стояли друг против друга посреди пещеры, на глубине десятиэтажного дома и по-детски запальчиво спорили о каком-то несчастном фонарике По существу же спор шёл о другом — Егор был почти уверен, что там, куда хотела идти Светлана, его ждёт неминуемая смерть. Эта возникшая внезапно уверенность овладела его сознанием. Он не мог этого объяснить, но готов был сейчас убить девушку, если она не согласится идти с ним в левый коридор; по наитию он чувствовал — именно там настоящий выход. Но она твёрдо стояла на своём, слушая свой внутренний голос. Оба понимали, что без фонарика и спичек отсюда не выбраться, слишком далеко они зашли, а выход виделся им по-разному.
— Хорошо, — вдруг согласилась Светлана, — идём в твой проход, но поклянись: если окажешься не прав, то…
— Клянусь, — быстро прошептал он.
— Но ты же ещё не знаешь, о чем я?
— Это неважно, идём быстрее, пока эта штука ещё светит.
И они пошагали по левому коридору. Он уже никуда не сворачивал и не спускался, а вёл прямо.
— Интересно, что здесь раньше было? — спросил он, пристально вглядываясь в темноту.
— Похоже на подземный ход…
— Это я и сам вижу, но куда он ведёт?
— А бог его знает. Под Москвой знаешь сколько не раскрытых до сих пор тайн? Видно, мы наткнулись на одну из них. Господи, хоть бы выбраться отсюда живыми и здоровыми, куплю целый мешок свечей и буду месяц молиться, не вылезая из церкви.
— А деньги-то у тебя есть? — подковырнул он.
— Не переживай, для такого дела найду.
— Ты обещала про графиню рассказать, — напомнил он.
— Подожди ты с графиней, если выберешься, тогда все и узнаешь. Смотри лучше вперёд.
— Да я смотрю, но там все равно ничего не видно.
— А это что?
— Где? — приглядевшись, он увидел впереди игру каких-то бликов. Камни так свет от фонарика не отражали, значит, это нечто другое. — Точно, ну ты глазастая! — восхитился он и медленно двинулся вперёд.
Метров через пять они оказались над обрывом, по крайней мере так им показалось. Коридор заканчивался маленьким балкончиком, свисавшим над огромной круглой залой. Перила балкончика были покрыты то ли медью, то ли латунью — они-то и давали блики. С балкончика вниз вела боковая крутая лестница, но они не решились спускаться по ней, а стали осматриваться кругом, на сколько хватал луч. По всему периметру залы были расположены такие же балкончики на такой же высоте. Потолок был очень высоким, и луча не хватало. В центре этого странного помещения, расположенного, казалось, в самом центре Земли, стоял постамент размером с бильярдный стол, больше вроде бы ничего.
— Ну и что ты думаешь? — шёпотом спросил Егор.
— Честно?
— Угу.
— Я сейчас сойду с ума. Мне опять кажется, что и здесь я была когда-то. Но это ведь невозможно, правда? — Она с надеждой взглянула на него. — Здесь уже лет двести никого не было, судя по всему — Это-то меня и пугает, дорогая, — задумчиво произнёс он. — Мне тут один добрый человек порассказал, что происходило в Москве как раз двести лет назад. Но то были лишь догадки, а вот это уже, по-моему, факт.
— И что же он тебе наговорил?
— Много всякого. Это, кстати, связано с твоей графиней.
— Евдокией Павловной Раевской? — прошептала она. — Но… при чем здесь подземелья?
— Это-то и предстоит нам сейчас выяснить. Не зря же именно в этом доме Закревский открыл свою контору с дурацким названием. Уверен, что он знает про это место, и это как-то связано с тобой. Улавливаешь, как лихо я увязываю факты? — не без бахвальства спросил он.
— Ты прав только в одном, — сухо ответила она. — Нам нужно как можно быстрее отсюда бежать, пока они не спохватились. Здесь нам делать нечего, мы тут ещё в более крутой западне, чем в той комнате. Говорила же я тебе, что не нужно сюда идти, а ты не послушался. Как мы теперь выберемся, если фонарик почти сдох?
Только теперь Егор заметил, что лучик начал блекнуть на глазах и, слабо помигав, на самом деле сдох. Их поглотила кромешная тьма и неизвестность. Светлана тесно прижалась к нему.
— Боже мой, мы погибли! — проскулила она. — Что же теперь делать?
— Не ной, радость моя, — успокоил он её, погладив по голове. — Сейчас я попробую спуститься вниз и, может быть, найду там что-нибудь горящее. Не могли же люди находиться здесь без света? А ты сиди смирно и прислушивайся. Если что — беги по коридору и забудь про меня. Закревскому свет не нужен, как он утверждает, а мне сдаётся, что он его просто боится. Нет, без света нам никак нельзя. Все, я пошёл.
Он нащупал руками перила и двинулся к лестнице, по которой вслепую спустился в зал. Пол был там твёрдый и ровный, словно паркет, и он двинулся вдоль стены, ощупывая все руками Хуже нет, когда приходится познавать, может быть, вековые тайны на ощупь. Сюда бы парочку галогенных ламп или хотя бы костёр развести — все было бы легче. Его руки провалились в пустоту, и он едва не упал, но они упёрлись в какой-то хлам, лежащий в сделанной в стене нише. Он стал шарить в ней, замирая от страха, что в любой момент его может укусить крыса или какая другая тварь, ещё почище, и понял, что перебирает полуистлевшие от времени книги — большого формата и очень тяжёлые. На обложке ещё прощупывалось тиснение, но разобрать руками буквы было невозможно. Оставив книги в покое, он отправился дальше, но почти сразу же споткнулся о сухие, как он понял, дрова, которые с хрустом поломались под его ногой.
— Господи, пронеси меня! — услышал он сверху испуганный стон Светланы. — Тебя не убили? — её голос гулким эхом разносился по просторному помещению.
— Нет ещё. Я наступил на дрова, нам повезло, сейчас разведём костёр, — сказал он громко, уже не боясь, что кто-нибудь услышит, и опустился, чтобы проверить, не сырые ли они.
— Но у нас же нет спичек! — донёсся до него раздражённый голос Светланы, но ему уже было не до этого. Пальцы его скользили по гладкой поверхности сложенных на полу различной длины предметов с утолщениями на концах. Господи — это были не дрова, перед ним лежал иссохший скелет.
Все похолодело внутри у Егора, и он едва не упал в обморок — так сразило его присутствие мертвеца в этой страшной и таинственной зале да ещё в полной тьме.
— Ну, что ты там замолчал? — нетерпеливо спросила она. — Я боюсь, — скажи что-нибудь.
Но у него все пересохло во рту, и он не мог ни говорить, ни даже подняться на ноги, чтобы с диким криком убежать подальше от этого жуткого места.
— Егор, прошу тебя! — чуть не плача взмолилась наверху Светлана. — Ты ещё жив?
— Хрен его знает! — вырвался наконец из его глотки хриплый звук. — Ты только не пугайся, радость моя, но я нашёл человеческий скелет. — Он поднялся, машинально вытирая руки о штаны — Ох… — услышал он сдавленный вздох своей впечатлительной подруги и по наступившей тишине понял, что она вырубилась.
— А мне что теперь делать? — сердито спросил он сам себя, разгоняя пугающее безмолвие.
В ответ раздался грохот — судя по всему, с противоположной стороны залы отодвигали тяжёлый камень и он скрипел, как несмазанная дверь. А может, это и была дверь?
— Кто тут? — услышал он до омерзения знакомый голос Закревского. — А-а, это ты, Егор. А я был уверен, что за последние двести лет я первый, кто посетил это укромное местечко. Ну что ты там встал над костями? Ему уже не поможешь, если ты об этом думаешь, иди сюда, поговорим.
Но Егор окаменел и не мог пошевелиться. Этот вражина стоял где-то там, в темноте, и видел его, как чёрный кот. Это был конец. Они опять попались, и теперь уже, как видно, окончательно и бесповоротно. Мысли его спутались, и по телу пошли мелкие судороги. Он более не хотел жить и участвовать во всем этом кошмаре. Он был готов встать перед тем гадом на колени и слёзно умолять его, как маленький ребёнок, о пощаде, только бы все это вдруг исчезло, оказалось страшным сном или, на крайний случай, дурацкой игрой. Но он продолжал тупо стоять, уставившись в темноту и слушая приближающиеся к нему шаги.
— Да ты, я смотрю, испугался меня? — насмешливо спросил тот, остановившись где-то у постамента. — А мне говорили, что ты герой. Там, наверху, сейчас как раз стену ломают, чтобы вас вызволить. А где, кстати, моя должница, почему я её не вижу и не чувствую?
— Она осталась наверху, — нашёл в себе силы соврать Егор, чтобы хоть как-то помочь бедняжке. — Не захотела убегать со мной, сказала, что все равно уже ваша. А кто там, говорите, нас вызволить хочет?
— Да много их там, но это неважно — здесь нас никто не найдёт, Егор все ещё стоял и молил бога, чтобы Светлана не пришла в себя — тогда Закревский сразу же учует её своим колдовским нюхом. И потом, мысль, что откуда-то пришло спасение, пусть даже и бесполезное в данный момент, обдала его горячей волной, и сердце забилось с удвоенной силой. Теперь он не будет выпрашивать пощады, он… — Ты особо губки-то не раскатывай, дружок, — опять усмехнулся колдун, словно читая его мысли, — тебе уже никто не поможет. Тебя мне на месяцок хватит, а потом, когда наверху все успокоится, я уйду восвояси.
Волосы встали дыбом на голове Егора от этих слов, и ноги подкосились сами собой, и если бы он не схватился за стену, то непременно упал бы прямо на скелет, от которого так и не смог отойти Он сипло спросил дрожащим голосом:
— В каком смысле вам меня хватит?
— В прямом! — Закревский рассмеялся. — Чтобы с голоду не умереть. Я, правда, мясо не очень люблю, но в такой щекотливой ситуации и оно сгодится.
— Вы людоед?
— Да ты сядь хотя бы на пол, а то упадёшь сейчас. Я же понимаю, как тебе это неприятно, но что поделаешь, такова жизнь. Побеждает сильнейший.
— Это вы-то сильнейший? — попытался съязвить Егор, но у него получилась лишь жалкая потуга насмешки.
— А ты ещё не понял? Кстати, если ты думаешь, что выберешься тем же путём, каким попал сюда, то забудь об этом. — Он тяжко вздохнул. — Я привёл в действие систему безопасности, и отсюда теперь нельзя выйти. Она хоть и очень старая, по вполне надёжная. Раньше людям было что скрывать от властей и от любопытных глаз, и они умели это делать.
— Но вы ведь как-то собираетесь выходить? — нашёлся Егор, опускаясь на пол у стены рядом с костями.
— Я-то выйду, потому что знаю, как работает эта система. Между прочим, жаль, что Светлана осталась там, мне о многом хотелось бы с ней поговорить. Если бы она была сейчас здесь, мы бы устроили неплохую вечеринку. Ты хотя бы догадался, кто она такая?
— А чего тут догадываться — прапраправнучка графини Раевской.
— Ну, для этого большого ума не нужно. Я спрашиваю, понял ли ты, зачем я её преследую?
— Боюсь, что вы просто маньяк, сбежавший из психушки, — других соображений пока нет. Но оставим это, скажите лучше, что вы будете делать, если я сейчас вас поймаю в темноте и прикончу?
— Ха-ха-ха! — разнеслось по всему залу громкое противное ржание, и у Егора опять пробежал мороз по коже. — Он меня поймает! Ой, уморил! Ты помнишь, как при нашей последней встрече я ударил тебя по голове?
Егор напрягся и припомнил, что даже не заметил того, как он приблизился и нанёс удар. Ему стало неуютно, и он спросил:
— А как вам это удалось, кстати? И чем вы меня огрели, тоже чулком?
— Да ничем я тебя не огревал, в том-то и дело, — мягко проговорил колдун. — Я даже не дотрагивался до тебя.
— А как же шишка? — опешил Егор. — У меня же появилась вторая, когда я очнулся — Это ты уже потом, когда я тебя отключил, свалился и головой о ножку тахты ударился. Я просто спровоцировал в твоём сознании этот удар, и тебе хватило. Так что если хочешь попробовать мою силу, то можешь побегать в темноте, а я сделаю так, что тебе покажется, будто тебе ломают кости на дыбе или вообще конечности отваливаются. Мне все равно делать нечего теперь, так хоть развлекусь немного. Ну, что сидишь, начинай!
— Да идите вы! — буркнул Егор. — А зачем вы меня вообще второй раз сюда притащили?
— А чтобы не болтал лишнего. Ведь отпусти мы тебя, ты бы сразу в милицию побежал, разве не так? И потом, здесь труп сподручнее спрятать, вот как тот, что рядом с тобой лежит. Он, видать, тоже кому-то помешал в своё время. Представляешь, какая мучительная была смерть? Ни света, ни еды, ни воды — одни камни и песок и ещё, конечно, тишина, мёртвая, душераздирающая — чем не рай для самоубийцы?
— Так вы меня привезли, чтобы убить?
— Конечно, для чего ж ещё? Душа твоя мне не нужна, от неё проку никакого в отличие от той, что ты в себе прятал, а как человек… Впрочем, ты сам говорил, что ты никто, помнишь?
— Ну, я это образно выразился, — смутился он.
— Хорошие у тебя образы, Егор Тимофеевич, яркие, впечатляющие, но по сути ты и есть никто. Нуль, пустое место. Таких миллионы на этой планете, а то, что ты о себе возомнил, — это лишь глупый самообман, утешение для ничтожеств.
— Вы поосторожнее слова выбирайте! — повысил голос Егор. — А то у меня тоже может терпение лопнуть.
— И что будет? — насмешливо бросил колдун. — Станешь руками и ногами махать или страшно грозиться? Сам же понимаешь, насколько это смешно и бесполезно. Умрёшь, и через неделю о тебе никто не вспомнит и не пожалеет, что тебя нет. Спрашивается: зачем жил, воздух переводил? Чтобы денег заработать и пару раз кому-нибудь морду набить? Но для этого не стоило проделывать такой долгий и сложный путь с неба на Землю. Да ты сиди, сиди, не дёргайся, горячий ты мой, я пока ещё не голоден и мне нет смысла тебя убивать, а то мясо испортится. Погуляй пока…
— Сволочь! — не выдержал Егор.
— Знаю, — спокойно ответил Закревский. — По понятиям таких вот нулей вроде тебя я сволочь. А равные называют меня магистром.
— Так вы тот самый, один из пяти на планете? — ошеломлённо пробормотал Егор.
— Все может быть.
— Но мне сказали, что в России нет магистров.
— А кто сказал, что я из России? Я говорю на многих языках.
— Так это правда, что рассказывала бабка Наталья про ваши игры с людьми? Там у них какой-то мужик выколол себе глаза и родных живьём закопал… Со мной вы тоже так играли?
— Нет, конечно. Для того чтобы так играть, нам вовсе не обязательно приезжать и лично контактировать с жертвой. Для этого существуют астральные двойники. Нам нужно подпитываться энергией, поэтому мы и внедряемся в сознание уязвимых людей, и заставляем их немного попереживать, поработать для нас, ведь чем больше человек страдает, тем больше энергии выделяет. Ну а страх и ужас, как известно, самые сильные чувства, поэтому мы и доводим жертв до белого каления, после чего, как правило, очень трудно вернуться к нормальной жизни. Но нас это уже не волнует — ваши жизни для нас лишь почва, где сама собой растёт пища. У нас своя мораль, и ваши надуманные представления о добре и зле, которыми вы тешите свои души, не зная, чем их ещё занять, для нас смешны, нелепы и бесполезны.
— То-то я смотрю, что «сволочь» — это вроде похвалы для вас, — усмехнулся он.
— Не совсем так. Пойми, льву все равно, что думает о нем заяц, за которым он гонится.
— Значит, вы лев, а я заяц? Кажется, от скромности в ближайшее время вы не умрёте, а жаль. Почему вы так испугались, когда колдун хотел мне о вас рассказать? Значит, вас все-таки можно убить?
— В том-то ваша и беда, что нет. Мы сами выбираем время своей смерти, и уничтожить нас можно, только если мы сами этого захотим — не раньше. А этот ваш колдун… Нет, я не испугался, просто не хочу, чтобы кто-то знал, что я нахожусь в России. Слишком много здесь нечисти развелось в последнее время, колдунов и магов, которые играют не по правилам, потому что просто не знают их. Зачем мне отвлекаться на дилетантов, когда у меня есть конкретная цель? Достаточно того, что я привлёк своих давнишних знакомых, я имею в виду Семена и Борю, но они не проболтаются.
— А кто они такие?
— Я смотрю, вы решили удовлетворить своё любопытство? Это похвально. Жаль, что эти знания вам уже не пригодятся, по крайней мере в этой жизни точно.
— То есть, в отличие от Светланы, вы не сомневаетесь, что живым и нормальным я отсюда не выйду? А то она, бедняжка, все переживала и не хотела ничего говорить.
— Нет, не сомневаюсь. Так что спрашивайте о чем угодно — времени у меня достаточно, тем более что я сегодня плотно пообедал и поужинал. Как знать, может, в следующей своей жизни вы сможете вспомнить об этой, и приобретённые знания вам пригодятся. Это на самом деле тайна, надёжно скрытая за семью печатями смерти. Её можно узнать лишь тогда, когда уже не можешь воспользоваться этими знаниями на Земле. Там, в другом мире, ты сразу все поймёшь и увидишь, как все просто и обыденно, и станешь рвать на себе несуществующие волосы, что не смог додуматься до этого здесь, при жизни в теле. А что касается Бори с Семёном, то оба они с Дальнего Востока, самые обычные деревенские колдуны, которые не устраивают из своих способностей шоу и не зарабатывают на них деньги. Как те, что не ведают, что творят и с какими силами играют. Я говорю о дилетантах.
— А бабульки тоже колдуньи?
— Нет, скорее ведьмы, но послабее бабки Натальи. Кстати, в определённом смысле вам повезло, что вы наткнулись на неё. Она, правда, сама многого не понимает из того, что видит и делает, но у неё хорошая специализация, по человеческим понятиям, — она добрая.
— Угораздило же мне вляпаться в такую дрянь! — сокрушённо проговорил Егор. — Жил себе, горя не знал, и вдруг на тебе — магистры какие-то, колдуны разные. Вы же в курсе, что я одному такому рожу набил?
— В курсе, но к колдунам он не имеет, к счастью, никакого отношения. Он аферист и даже не дилетант.
— Ну ладно, господин Магистр, если уж пошла такая драка, то расскажите мне, за каким дьяволом вы сюда припёрлись и всех тут переполошили? А то я уже умираю от любопытства.
— Боюсь, что умрёшь ты все же не от этого, — донеслось из темноты. — Зачем ты меня обманул?
— О чем вы? — заволновался Егор, вспомнив о Светлане.
— Она где-то здесь, я её почувствовал.
— Не понимаю.
— Это уже неважно, голубчик! — злорадно рассмеялся Магистр. — Светлана, где ты прячешься?
Выходи, нам пора наконец встретиться! Я же чувствую твою душу, ты боишься и вся дрожишь.
Егора прошиб холодный пот, он закрыл глаза и стал слушать пульсирующие удары в висках, в которых неистово колотилась кровь, подгоняемая обезумевшим от страха сердцем. Теперь, когда их стало двое (а он не сомневался, что Светлана предаст его), они расправятся с ним в два счета. Страшная смерть, которую ещё мгновение назад он не воспринимал всерьёз, наконец стала неотвратимой реальностью, наполнив паническим ужасом его сознание. Он вскочил и закричал в темноту:
— Сиди и не говори ничего! Он тебя не видит! Беги отсюда, слышишь?! Он ничего тебе не сможет сделать тогда! Умоляю тебя, беги!!!
Когда гулкое эхо воплей осыпалось вместе с вековой пылью на его голову, он отчётливо услышал в тишине стук каблуков. Медленно, как часовой механизм в бомбе, отсчитывающий последние секунды жизни, они приближались сверху. Он бросился туда, в темноту, чтобы затащить её обратно наверх и заставить бежать по коридору, но ударился лицом о стену и взвыл от боли, сразу же почувствовав во рту солёный привкус крови. Шаги на мгновение замерли, и раздался её тусклый, бесцветный голос:
— Прости меня, Егор, но я принадлежу ему. Это не моя вина…
Она так же медленно прошла мимо него, и вскоре стук каблуков смолк в темноте, там, откуда прежде доносился голос Закревского. Ноги у Егора подкосились, и он рухнул на пол, понимая, что все теперь кончено для него. К горлу подступили рыдания, и он не смог их сдержать — они вырвались произвольно, его грудь и плечи, распластанные на холодном каменном полу, затряслись.
В тот момент он пожалел, что у людей бывает разный порог чувствительности к страху и ужасу. Будь он у него чуть пониже, сердце бы не выдержало и разорвалось, избавив его от мучений раз и навсегда. Но оно, к несчастью, было крепким и здоровым, и он бился в истерике, теряя остатки разума и контроль над собой. Тело перестало подчиняться ему, оно уже жило само по себе. Природные инстинкты заставляли судорожно сокращаться мышцы, так они пытались защититься от невидимого врага, и душа металась в теле в поисках спасения и выхода, но что-то прочно держало её, затравленную и перепуганную, внутри, не выпускало на желанную свободу. Когда боль и отчаяние стали уже нестерпимыми, тело само собой вскинулось и понеслось во мрак на своих врагов, но вместо них он наткнулся на каменный постамент, врезавшись в него всем телом, и упал, корчась от боли и душевных мук, на пол. Силы оставили его, мышцы обмякли и перестали отвечать на жалобные призывы мозга. Но сознание вдруг стало ясным, слух обострился, и он стал видеть в темноте. Это дошло до него не сразу. Сначала он с удивлением увидел отчётливые очертания комнаты и потолок, украшенный мозаикой, выложенной в виде непонятных каббалистических знаков. Он ещё успел подумать, что же они означают, как до него дошло, что он видит все до мельчайших подробностей. Ему даже показалось, что включили свет, но никаких лампочек или свечей не было. Он лежал на полу у постамента на спине и не мог пошевелить головой, а только смотрел, куда хватал глаз. Закревского и Светланы нигде не было, и он не слышал никаких звуков, поэтому, когда над ним склонилось её равнодушное, абсолютно белое лицо с пустыми глазами, он испугался, но не моргнул, ибо не мог даже и этого — тело отказало ему в помощи, предоставив душе и сознанию самим решать свои непонятные проблемы.
— Мне кажется, я знаю, куда ведёт этот ход, но не помню… Это как «дежа вю», когда…
— Знаю, знаю, — оборвал он её. — Я полезу первый, а ты за мной. По дороге все расскажешь.
— Там что-то очень страшное, Егор. Умоляю тебя, не делай этого… — Но её слабые попытки вразумить ошалевшего от радости парня были тщетны — он уже наполовину скрылся под полом и выжидающе смотрел на неё, протянув ей обе руки навстречу. И она повиновалась, ощущая, как сжимается от страха сердце, терзаемое недобрым предчувствием.
Привязав к поясу её платья фонарик, чтобы он освещал путь сверху и не мешал передвигаться, Егор смело полез в неизвестность, которая так пугала совсем недавно. Теперь она притягивала его, как мальчишку, мечтающего о романтических и опасных приключениях. Светлана, дрожа от страха и отвращения к сырости и вони, молча следовала за ним, осторожно наступая на ненадёжные, прогнившие ступеньки своими шикарными туфлями на высоких каблуках. Егор не смотрел вниз, там все равно ничего не было видно, лишь нащупывал ногами очередную опору. Наконец, спустившись метра на три, он ступил на что-то твёрдое, похожее на пол. Подождав подругу по несчастью, он отвязал фонарь и посветил вокруг. Каменный свод высотой в человеческий рост уползал, пугая паутиной и запахом гнили, куда-то вбок и вниз.
— Господи, — прошептала бедняжка, — надеюсь, ты не собираешься туда идти?
— И не надейся, радость моя, это может быть нашим единственным спасением. Только подожди здесь, а я сгоняю наверх — нужно закрыть люк и поставить тахту на место, чтобы нас сразу не обнаружили.
— Я здесь одна не останусь, — простонала она, но он уже быстро карабкался вверх, зажав фонарик в зубах. Поднявшись, он прислушался к звукам, но все было тихо как в могиле. Тогда он придвинул, сколько можно было тахту к стене, спустился на полкорпуса вниз и стал подтягивать тахту, пока та не накрыла его с головой, встав на место. Таким же макаром задвинув крышку, он вставил её на место и со спокойной душой вернулся к дрожащей от страха Светлане.
— Ну, идём, дорогая, — весело прошептал он. — Нас ждут, надо полагать, великие дела и спасение. Вперёд!
Взяв её за руку, он пошёл по коридору, освещая путь все ещё дышащим из последних сил декоративным фонариком. Проход напоминал серпантин и вёл куда-то вниз по часовой стрелке. Стены были выложены из старого камня, потемневшего от времени и сырости, под ногами лежал обыкновенный песок, без признаков следов. Его не покидало ощущение, что это какой-то давно забытый подземный ход, ведущий к пиратским сокровищам. Сделав кругов десять за полчаса и опустившись таким образом, по его подсчётам, метров на двадцать под землю, они оказались в просторной пещере, из которой в разные стороны вели два коридора. Никаких признаков жизни не наблюдалось, кроме вбитых в стены на уровне роста железных проржавевших скоб — держателей факелов, как он догадывался. Светлана тоже остановилась и разглядывала пещеру, прижавшись к нему дрожащим от страха телом.
— Интересно, который коридор ведёт к сокровищам? — попытался пошутить он, но она шутки не поддержала.
— Нужно идти вон туда, — веско сказала Светлана и показала рукой на правый проход. — Только не спрашивай, почему, — я сама не знаю, но что-то мне подсказывает, что выход там.
— Ты мне мозги, случайно, не пудришь? — насторожился Егор, помня о недавнем разговоре. — А то заведёшь прямо в самое пекло, к своему Закревскому, и сбудется твоя мечта.
— Глупый, думаешь, я сама не хочу от него сбежать? Ладно, не веришь, иди в другую сторону, а я пойду в эту, только отдай фонарик:
— С какой стати? — возмутился Егор.
— Он ведь принадлежит моему мужу, сам сказал, так что не спорь, давай сюда моё законное имущество и отваливай.
— Ишь какая шустрая! — он убрал фонарь за спину. — Если бы не я, то этот фонарик лежал бы сейчас у тебя дома. Это я его сюда принёс.
— Не ты, а мужнины штаны. Давай сюда!
Они стояли друг против друга посреди пещеры, на глубине десятиэтажного дома и по-детски запальчиво спорили о каком-то несчастном фонарике По существу же спор шёл о другом — Егор был почти уверен, что там, куда хотела идти Светлана, его ждёт неминуемая смерть. Эта возникшая внезапно уверенность овладела его сознанием. Он не мог этого объяснить, но готов был сейчас убить девушку, если она не согласится идти с ним в левый коридор; по наитию он чувствовал — именно там настоящий выход. Но она твёрдо стояла на своём, слушая свой внутренний голос. Оба понимали, что без фонарика и спичек отсюда не выбраться, слишком далеко они зашли, а выход виделся им по-разному.
— Хорошо, — вдруг согласилась Светлана, — идём в твой проход, но поклянись: если окажешься не прав, то…
— Клянусь, — быстро прошептал он.
— Но ты же ещё не знаешь, о чем я?
— Это неважно, идём быстрее, пока эта штука ещё светит.
И они пошагали по левому коридору. Он уже никуда не сворачивал и не спускался, а вёл прямо.
— Интересно, что здесь раньше было? — спросил он, пристально вглядываясь в темноту.
— Похоже на подземный ход…
— Это я и сам вижу, но куда он ведёт?
— А бог его знает. Под Москвой знаешь сколько не раскрытых до сих пор тайн? Видно, мы наткнулись на одну из них. Господи, хоть бы выбраться отсюда живыми и здоровыми, куплю целый мешок свечей и буду месяц молиться, не вылезая из церкви.
— А деньги-то у тебя есть? — подковырнул он.
— Не переживай, для такого дела найду.
— Ты обещала про графиню рассказать, — напомнил он.
— Подожди ты с графиней, если выберешься, тогда все и узнаешь. Смотри лучше вперёд.
— Да я смотрю, но там все равно ничего не видно.
— А это что?
— Где? — приглядевшись, он увидел впереди игру каких-то бликов. Камни так свет от фонарика не отражали, значит, это нечто другое. — Точно, ну ты глазастая! — восхитился он и медленно двинулся вперёд.
Метров через пять они оказались над обрывом, по крайней мере так им показалось. Коридор заканчивался маленьким балкончиком, свисавшим над огромной круглой залой. Перила балкончика были покрыты то ли медью, то ли латунью — они-то и давали блики. С балкончика вниз вела боковая крутая лестница, но они не решились спускаться по ней, а стали осматриваться кругом, на сколько хватал луч. По всему периметру залы были расположены такие же балкончики на такой же высоте. Потолок был очень высоким, и луча не хватало. В центре этого странного помещения, расположенного, казалось, в самом центре Земли, стоял постамент размером с бильярдный стол, больше вроде бы ничего.
— Ну и что ты думаешь? — шёпотом спросил Егор.
— Честно?
— Угу.
— Я сейчас сойду с ума. Мне опять кажется, что и здесь я была когда-то. Но это ведь невозможно, правда? — Она с надеждой взглянула на него. — Здесь уже лет двести никого не было, судя по всему — Это-то меня и пугает, дорогая, — задумчиво произнёс он. — Мне тут один добрый человек порассказал, что происходило в Москве как раз двести лет назад. Но то были лишь догадки, а вот это уже, по-моему, факт.
— И что же он тебе наговорил?
— Много всякого. Это, кстати, связано с твоей графиней.
— Евдокией Павловной Раевской? — прошептала она. — Но… при чем здесь подземелья?
— Это-то и предстоит нам сейчас выяснить. Не зря же именно в этом доме Закревский открыл свою контору с дурацким названием. Уверен, что он знает про это место, и это как-то связано с тобой. Улавливаешь, как лихо я увязываю факты? — не без бахвальства спросил он.
— Ты прав только в одном, — сухо ответила она. — Нам нужно как можно быстрее отсюда бежать, пока они не спохватились. Здесь нам делать нечего, мы тут ещё в более крутой западне, чем в той комнате. Говорила же я тебе, что не нужно сюда идти, а ты не послушался. Как мы теперь выберемся, если фонарик почти сдох?
Только теперь Егор заметил, что лучик начал блекнуть на глазах и, слабо помигав, на самом деле сдох. Их поглотила кромешная тьма и неизвестность. Светлана тесно прижалась к нему.
— Боже мой, мы погибли! — проскулила она. — Что же теперь делать?
— Не ной, радость моя, — успокоил он её, погладив по голове. — Сейчас я попробую спуститься вниз и, может быть, найду там что-нибудь горящее. Не могли же люди находиться здесь без света? А ты сиди смирно и прислушивайся. Если что — беги по коридору и забудь про меня. Закревскому свет не нужен, как он утверждает, а мне сдаётся, что он его просто боится. Нет, без света нам никак нельзя. Все, я пошёл.
Он нащупал руками перила и двинулся к лестнице, по которой вслепую спустился в зал. Пол был там твёрдый и ровный, словно паркет, и он двинулся вдоль стены, ощупывая все руками Хуже нет, когда приходится познавать, может быть, вековые тайны на ощупь. Сюда бы парочку галогенных ламп или хотя бы костёр развести — все было бы легче. Его руки провалились в пустоту, и он едва не упал, но они упёрлись в какой-то хлам, лежащий в сделанной в стене нише. Он стал шарить в ней, замирая от страха, что в любой момент его может укусить крыса или какая другая тварь, ещё почище, и понял, что перебирает полуистлевшие от времени книги — большого формата и очень тяжёлые. На обложке ещё прощупывалось тиснение, но разобрать руками буквы было невозможно. Оставив книги в покое, он отправился дальше, но почти сразу же споткнулся о сухие, как он понял, дрова, которые с хрустом поломались под его ногой.
— Господи, пронеси меня! — услышал он сверху испуганный стон Светланы. — Тебя не убили? — её голос гулким эхом разносился по просторному помещению.
— Нет ещё. Я наступил на дрова, нам повезло, сейчас разведём костёр, — сказал он громко, уже не боясь, что кто-нибудь услышит, и опустился, чтобы проверить, не сырые ли они.
— Но у нас же нет спичек! — донёсся до него раздражённый голос Светланы, но ему уже было не до этого. Пальцы его скользили по гладкой поверхности сложенных на полу различной длины предметов с утолщениями на концах. Господи — это были не дрова, перед ним лежал иссохший скелет.
Все похолодело внутри у Егора, и он едва не упал в обморок — так сразило его присутствие мертвеца в этой страшной и таинственной зале да ещё в полной тьме.
— Ну, что ты там замолчал? — нетерпеливо спросила она. — Я боюсь, — скажи что-нибудь.
Но у него все пересохло во рту, и он не мог ни говорить, ни даже подняться на ноги, чтобы с диким криком убежать подальше от этого жуткого места.
— Егор, прошу тебя! — чуть не плача взмолилась наверху Светлана. — Ты ещё жив?
— Хрен его знает! — вырвался наконец из его глотки хриплый звук. — Ты только не пугайся, радость моя, но я нашёл человеческий скелет. — Он поднялся, машинально вытирая руки о штаны — Ох… — услышал он сдавленный вздох своей впечатлительной подруги и по наступившей тишине понял, что она вырубилась.
— А мне что теперь делать? — сердито спросил он сам себя, разгоняя пугающее безмолвие.
В ответ раздался грохот — судя по всему, с противоположной стороны залы отодвигали тяжёлый камень и он скрипел, как несмазанная дверь. А может, это и была дверь?
— Кто тут? — услышал он до омерзения знакомый голос Закревского. — А-а, это ты, Егор. А я был уверен, что за последние двести лет я первый, кто посетил это укромное местечко. Ну что ты там встал над костями? Ему уже не поможешь, если ты об этом думаешь, иди сюда, поговорим.
Но Егор окаменел и не мог пошевелиться. Этот вражина стоял где-то там, в темноте, и видел его, как чёрный кот. Это был конец. Они опять попались, и теперь уже, как видно, окончательно и бесповоротно. Мысли его спутались, и по телу пошли мелкие судороги. Он более не хотел жить и участвовать во всем этом кошмаре. Он был готов встать перед тем гадом на колени и слёзно умолять его, как маленький ребёнок, о пощаде, только бы все это вдруг исчезло, оказалось страшным сном или, на крайний случай, дурацкой игрой. Но он продолжал тупо стоять, уставившись в темноту и слушая приближающиеся к нему шаги.
— Да ты, я смотрю, испугался меня? — насмешливо спросил тот, остановившись где-то у постамента. — А мне говорили, что ты герой. Там, наверху, сейчас как раз стену ломают, чтобы вас вызволить. А где, кстати, моя должница, почему я её не вижу и не чувствую?
— Она осталась наверху, — нашёл в себе силы соврать Егор, чтобы хоть как-то помочь бедняжке. — Не захотела убегать со мной, сказала, что все равно уже ваша. А кто там, говорите, нас вызволить хочет?
— Да много их там, но это неважно — здесь нас никто не найдёт, Егор все ещё стоял и молил бога, чтобы Светлана не пришла в себя — тогда Закревский сразу же учует её своим колдовским нюхом. И потом, мысль, что откуда-то пришло спасение, пусть даже и бесполезное в данный момент, обдала его горячей волной, и сердце забилось с удвоенной силой. Теперь он не будет выпрашивать пощады, он… — Ты особо губки-то не раскатывай, дружок, — опять усмехнулся колдун, словно читая его мысли, — тебе уже никто не поможет. Тебя мне на месяцок хватит, а потом, когда наверху все успокоится, я уйду восвояси.
Волосы встали дыбом на голове Егора от этих слов, и ноги подкосились сами собой, и если бы он не схватился за стену, то непременно упал бы прямо на скелет, от которого так и не смог отойти Он сипло спросил дрожащим голосом:
— В каком смысле вам меня хватит?
— В прямом! — Закревский рассмеялся. — Чтобы с голоду не умереть. Я, правда, мясо не очень люблю, но в такой щекотливой ситуации и оно сгодится.
— Вы людоед?
— Да ты сядь хотя бы на пол, а то упадёшь сейчас. Я же понимаю, как тебе это неприятно, но что поделаешь, такова жизнь. Побеждает сильнейший.
— Это вы-то сильнейший? — попытался съязвить Егор, но у него получилась лишь жалкая потуга насмешки.
— А ты ещё не понял? Кстати, если ты думаешь, что выберешься тем же путём, каким попал сюда, то забудь об этом. — Он тяжко вздохнул. — Я привёл в действие систему безопасности, и отсюда теперь нельзя выйти. Она хоть и очень старая, по вполне надёжная. Раньше людям было что скрывать от властей и от любопытных глаз, и они умели это делать.
— Но вы ведь как-то собираетесь выходить? — нашёлся Егор, опускаясь на пол у стены рядом с костями.
— Я-то выйду, потому что знаю, как работает эта система. Между прочим, жаль, что Светлана осталась там, мне о многом хотелось бы с ней поговорить. Если бы она была сейчас здесь, мы бы устроили неплохую вечеринку. Ты хотя бы догадался, кто она такая?
— А чего тут догадываться — прапраправнучка графини Раевской.
— Ну, для этого большого ума не нужно. Я спрашиваю, понял ли ты, зачем я её преследую?
— Боюсь, что вы просто маньяк, сбежавший из психушки, — других соображений пока нет. Но оставим это, скажите лучше, что вы будете делать, если я сейчас вас поймаю в темноте и прикончу?
— Ха-ха-ха! — разнеслось по всему залу громкое противное ржание, и у Егора опять пробежал мороз по коже. — Он меня поймает! Ой, уморил! Ты помнишь, как при нашей последней встрече я ударил тебя по голове?
Егор напрягся и припомнил, что даже не заметил того, как он приблизился и нанёс удар. Ему стало неуютно, и он спросил:
— А как вам это удалось, кстати? И чем вы меня огрели, тоже чулком?
— Да ничем я тебя не огревал, в том-то и дело, — мягко проговорил колдун. — Я даже не дотрагивался до тебя.
— А как же шишка? — опешил Егор. — У меня же появилась вторая, когда я очнулся — Это ты уже потом, когда я тебя отключил, свалился и головой о ножку тахты ударился. Я просто спровоцировал в твоём сознании этот удар, и тебе хватило. Так что если хочешь попробовать мою силу, то можешь побегать в темноте, а я сделаю так, что тебе покажется, будто тебе ломают кости на дыбе или вообще конечности отваливаются. Мне все равно делать нечего теперь, так хоть развлекусь немного. Ну, что сидишь, начинай!
— Да идите вы! — буркнул Егор. — А зачем вы меня вообще второй раз сюда притащили?
— А чтобы не болтал лишнего. Ведь отпусти мы тебя, ты бы сразу в милицию побежал, разве не так? И потом, здесь труп сподручнее спрятать, вот как тот, что рядом с тобой лежит. Он, видать, тоже кому-то помешал в своё время. Представляешь, какая мучительная была смерть? Ни света, ни еды, ни воды — одни камни и песок и ещё, конечно, тишина, мёртвая, душераздирающая — чем не рай для самоубийцы?
— Так вы меня привезли, чтобы убить?
— Конечно, для чего ж ещё? Душа твоя мне не нужна, от неё проку никакого в отличие от той, что ты в себе прятал, а как человек… Впрочем, ты сам говорил, что ты никто, помнишь?
— Ну, я это образно выразился, — смутился он.
— Хорошие у тебя образы, Егор Тимофеевич, яркие, впечатляющие, но по сути ты и есть никто. Нуль, пустое место. Таких миллионы на этой планете, а то, что ты о себе возомнил, — это лишь глупый самообман, утешение для ничтожеств.
— Вы поосторожнее слова выбирайте! — повысил голос Егор. — А то у меня тоже может терпение лопнуть.
— И что будет? — насмешливо бросил колдун. — Станешь руками и ногами махать или страшно грозиться? Сам же понимаешь, насколько это смешно и бесполезно. Умрёшь, и через неделю о тебе никто не вспомнит и не пожалеет, что тебя нет. Спрашивается: зачем жил, воздух переводил? Чтобы денег заработать и пару раз кому-нибудь морду набить? Но для этого не стоило проделывать такой долгий и сложный путь с неба на Землю. Да ты сиди, сиди, не дёргайся, горячий ты мой, я пока ещё не голоден и мне нет смысла тебя убивать, а то мясо испортится. Погуляй пока…
— Сволочь! — не выдержал Егор.
— Знаю, — спокойно ответил Закревский. — По понятиям таких вот нулей вроде тебя я сволочь. А равные называют меня магистром.
— Так вы тот самый, один из пяти на планете? — ошеломлённо пробормотал Егор.
— Все может быть.
— Но мне сказали, что в России нет магистров.
— А кто сказал, что я из России? Я говорю на многих языках.
— Так это правда, что рассказывала бабка Наталья про ваши игры с людьми? Там у них какой-то мужик выколол себе глаза и родных живьём закопал… Со мной вы тоже так играли?
— Нет, конечно. Для того чтобы так играть, нам вовсе не обязательно приезжать и лично контактировать с жертвой. Для этого существуют астральные двойники. Нам нужно подпитываться энергией, поэтому мы и внедряемся в сознание уязвимых людей, и заставляем их немного попереживать, поработать для нас, ведь чем больше человек страдает, тем больше энергии выделяет. Ну а страх и ужас, как известно, самые сильные чувства, поэтому мы и доводим жертв до белого каления, после чего, как правило, очень трудно вернуться к нормальной жизни. Но нас это уже не волнует — ваши жизни для нас лишь почва, где сама собой растёт пища. У нас своя мораль, и ваши надуманные представления о добре и зле, которыми вы тешите свои души, не зная, чем их ещё занять, для нас смешны, нелепы и бесполезны.
— То-то я смотрю, что «сволочь» — это вроде похвалы для вас, — усмехнулся он.
— Не совсем так. Пойми, льву все равно, что думает о нем заяц, за которым он гонится.
— Значит, вы лев, а я заяц? Кажется, от скромности в ближайшее время вы не умрёте, а жаль. Почему вы так испугались, когда колдун хотел мне о вас рассказать? Значит, вас все-таки можно убить?
— В том-то ваша и беда, что нет. Мы сами выбираем время своей смерти, и уничтожить нас можно, только если мы сами этого захотим — не раньше. А этот ваш колдун… Нет, я не испугался, просто не хочу, чтобы кто-то знал, что я нахожусь в России. Слишком много здесь нечисти развелось в последнее время, колдунов и магов, которые играют не по правилам, потому что просто не знают их. Зачем мне отвлекаться на дилетантов, когда у меня есть конкретная цель? Достаточно того, что я привлёк своих давнишних знакомых, я имею в виду Семена и Борю, но они не проболтаются.
— А кто они такие?
— Я смотрю, вы решили удовлетворить своё любопытство? Это похвально. Жаль, что эти знания вам уже не пригодятся, по крайней мере в этой жизни точно.
— То есть, в отличие от Светланы, вы не сомневаетесь, что живым и нормальным я отсюда не выйду? А то она, бедняжка, все переживала и не хотела ничего говорить.
— Нет, не сомневаюсь. Так что спрашивайте о чем угодно — времени у меня достаточно, тем более что я сегодня плотно пообедал и поужинал. Как знать, может, в следующей своей жизни вы сможете вспомнить об этой, и приобретённые знания вам пригодятся. Это на самом деле тайна, надёжно скрытая за семью печатями смерти. Её можно узнать лишь тогда, когда уже не можешь воспользоваться этими знаниями на Земле. Там, в другом мире, ты сразу все поймёшь и увидишь, как все просто и обыденно, и станешь рвать на себе несуществующие волосы, что не смог додуматься до этого здесь, при жизни в теле. А что касается Бори с Семёном, то оба они с Дальнего Востока, самые обычные деревенские колдуны, которые не устраивают из своих способностей шоу и не зарабатывают на них деньги. Как те, что не ведают, что творят и с какими силами играют. Я говорю о дилетантах.
— А бабульки тоже колдуньи?
— Нет, скорее ведьмы, но послабее бабки Натальи. Кстати, в определённом смысле вам повезло, что вы наткнулись на неё. Она, правда, сама многого не понимает из того, что видит и делает, но у неё хорошая специализация, по человеческим понятиям, — она добрая.
— Угораздило же мне вляпаться в такую дрянь! — сокрушённо проговорил Егор. — Жил себе, горя не знал, и вдруг на тебе — магистры какие-то, колдуны разные. Вы же в курсе, что я одному такому рожу набил?
— В курсе, но к колдунам он не имеет, к счастью, никакого отношения. Он аферист и даже не дилетант.
— Ну ладно, господин Магистр, если уж пошла такая драка, то расскажите мне, за каким дьяволом вы сюда припёрлись и всех тут переполошили? А то я уже умираю от любопытства.
— Боюсь, что умрёшь ты все же не от этого, — донеслось из темноты. — Зачем ты меня обманул?
— О чем вы? — заволновался Егор, вспомнив о Светлане.
— Она где-то здесь, я её почувствовал.
— Не понимаю.
— Это уже неважно, голубчик! — злорадно рассмеялся Магистр. — Светлана, где ты прячешься?
Выходи, нам пора наконец встретиться! Я же чувствую твою душу, ты боишься и вся дрожишь.
Егора прошиб холодный пот, он закрыл глаза и стал слушать пульсирующие удары в висках, в которых неистово колотилась кровь, подгоняемая обезумевшим от страха сердцем. Теперь, когда их стало двое (а он не сомневался, что Светлана предаст его), они расправятся с ним в два счета. Страшная смерть, которую ещё мгновение назад он не воспринимал всерьёз, наконец стала неотвратимой реальностью, наполнив паническим ужасом его сознание. Он вскочил и закричал в темноту:
— Сиди и не говори ничего! Он тебя не видит! Беги отсюда, слышишь?! Он ничего тебе не сможет сделать тогда! Умоляю тебя, беги!!!
Когда гулкое эхо воплей осыпалось вместе с вековой пылью на его голову, он отчётливо услышал в тишине стук каблуков. Медленно, как часовой механизм в бомбе, отсчитывающий последние секунды жизни, они приближались сверху. Он бросился туда, в темноту, чтобы затащить её обратно наверх и заставить бежать по коридору, но ударился лицом о стену и взвыл от боли, сразу же почувствовав во рту солёный привкус крови. Шаги на мгновение замерли, и раздался её тусклый, бесцветный голос:
— Прости меня, Егор, но я принадлежу ему. Это не моя вина…
Она так же медленно прошла мимо него, и вскоре стук каблуков смолк в темноте, там, откуда прежде доносился голос Закревского. Ноги у Егора подкосились, и он рухнул на пол, понимая, что все теперь кончено для него. К горлу подступили рыдания, и он не смог их сдержать — они вырвались произвольно, его грудь и плечи, распластанные на холодном каменном полу, затряслись.
В тот момент он пожалел, что у людей бывает разный порог чувствительности к страху и ужасу. Будь он у него чуть пониже, сердце бы не выдержало и разорвалось, избавив его от мучений раз и навсегда. Но оно, к несчастью, было крепким и здоровым, и он бился в истерике, теряя остатки разума и контроль над собой. Тело перестало подчиняться ему, оно уже жило само по себе. Природные инстинкты заставляли судорожно сокращаться мышцы, так они пытались защититься от невидимого врага, и душа металась в теле в поисках спасения и выхода, но что-то прочно держало её, затравленную и перепуганную, внутри, не выпускало на желанную свободу. Когда боль и отчаяние стали уже нестерпимыми, тело само собой вскинулось и понеслось во мрак на своих врагов, но вместо них он наткнулся на каменный постамент, врезавшись в него всем телом, и упал, корчась от боли и душевных мук, на пол. Силы оставили его, мышцы обмякли и перестали отвечать на жалобные призывы мозга. Но сознание вдруг стало ясным, слух обострился, и он стал видеть в темноте. Это дошло до него не сразу. Сначала он с удивлением увидел отчётливые очертания комнаты и потолок, украшенный мозаикой, выложенной в виде непонятных каббалистических знаков. Он ещё успел подумать, что же они означают, как до него дошло, что он видит все до мельчайших подробностей. Ему даже показалось, что включили свет, но никаких лампочек или свечей не было. Он лежал на полу у постамента на спине и не мог пошевелить головой, а только смотрел, куда хватал глаз. Закревского и Светланы нигде не было, и он не слышал никаких звуков, поэтому, когда над ним склонилось её равнодушное, абсолютно белое лицо с пустыми глазами, он испугался, но не моргнул, ибо не мог даже и этого — тело отказало ему в помощи, предоставив душе и сознанию самим решать свои непонятные проблемы.