Коротков Ю.. 9 рота (главы из романа)

Оторвался только Воробей, коротко взвизгнув и выгнувшись в обратную сторону
после обжигающего удара бляхой пониже спины.
-- Кто такой советский десантник? -- повторил вопрос прапорщик.
-- Советский десантник -- вечная зависть и образец для всех чмырей и
штатских!
-- А вы кто? -- потребовал Дыгало.
-- Мы, второе отделение, -- чушки и позор учебного полка и лично
старшего прапорщика Дыгало! -- гаркнули бойцы, потупив взор.
Сегодня их в юбилейный, десятый, раз сбросили с Ебун-горы. Вываленная
ими перед входом в учебный лагерь груда камней все росла, размерами
напоминая уже средней величины курган.

Вся казарма в ночной послеотбойной тишине прислушивалась к звукам,
доносившимся из каптерки. Дыгало, не привечавший в своих личных апартаментах
даже сержантов, принимал сегодня Чугуна. Казалось, что в каптерке выбивают
старое ватное одеяло, пролежавшее пару лет на чердаке. Только одеяло время
от времени издавало тихие стоны.
Через полчаса Чугун на полусогнутых выбрался из каптерки и свалился на
койку.
-- Эй, хитрец, он как, спарринговал или просто мудохал? --
поинтересовался с соседней койки неугомонный Ряба.
Чугун только отвернулся от него, уткнувшись носом в подушку.

Двухнедельная командировка в Уч-Курган, который парни поклялись не
забывать до самой смерти в окружении внуков и правнуков, подошла к концу. Из
поездки на хлебозавод за хлебом Лютый с Рябой умудрились извлечь весьма
неожиданную пользу.
На две армейские фляжки, которые они выменяли у каптерщика за две пачки
сигарет, они купили у узбеков трехлитровую банку местного алкогольного
напитка под названием чашма. По цвету и консистенции жидкость походила на
неочищенное растительное масло. Узбеки уверяли, что в ней не меньше тридцати
градусов, но Ряба, глотнув на пробу, заявил, что двадцать пять-двадцать семь
максимум. Зато она была очень сладкой и густой и обладала отменным хмельным
эффектом.
Чашму бабаи гнали прямо на хлебозаводе, так что пока старший машины
выправлял нужные документы, парни успели "попробовать" по два стакана.
-- Веришь, нет, Ряба, до армии я пузырь белой без закуси как не фиг
делать выпивал. И ни в одном глазу! -- мычал Лютый, трясясь в кузове.
-- Прям ни в одном? -- усомнился Ряба.
-- Ну, может, в одном, -- согласился Лютый, приподняв бровь. -- А щас,
блин, два стакана говна какого-то -- и в башке метель.
-- Прально, я слышал, что чашма с узбекского переводится как раз как
говно, -- вставил Ряба, мотая головой.
-- Ни фига, не может быть, -- не согласился Лютый. -- Слишком красиво
звучит. К тому же по-татарски говно -- бук. Мне так товарищ говорил,
татарин. А у них с татарами половина слов одинаковые. Так что нет.
-- Один хрен, -- отмахнулся Ряба. -- Трех литров нам, похоже, на всю
банду хватит. Дыгало сегодня вечером отваливает в Фергану, нас ждать не
будет. Так что вечер нормально проведем. Сержанты тоже бухать будут, я
видел, им шофер арака купил.
Прибыв в расположение, заветную банку спрятали с превеликими
предосторожностями. Праздник завершения учебного ада никто не должен
испортить.
Но Дыгало не был бы собой, если бы не отметил последний день по-своему.
Окончание горного курса он ознаменовал десятикилометровым марш-броском по
окрестным горам и троекратным штурмом Ебун-горы. Сначала тринадцатым, потом
четырнадцатым, чтобы на чертовой дюжине не останавливаться, а потом
пятнадцатым для круглого счета.
Первое отделение выдохлось, сбрасывая настырных штурмующих вниз. Сами
же "штурмовики", снова избитые, исцарапанные, изодранные в клочья, вообще не
стояли на ногах.
-- Скорее бы в Афган, что ли, -- тоскливо произнес Ряба, сидя в курилке
и пытаясь зажечь дрожащими пальцами сигарету.
-- Воробей! -- позвал Чугун.
-- Чего тебе?
-- Отнеси мой хер поссать, сил нету.
Но у окружающих и на то, чтобы посмеяться, сил тоже не осталось.
-- Куда ему, надорвется, -- сплюнул Джоконда, вспомнив, как ему
пришлось тащить Воробья на вершину, прежде чем быть оттуда скинутым.
На территорию въехал грузовик с продуктами из Ферганы. Дыгало двинулся
к машине со спортивной сумкой, а солдаты из третьего отделения кинулись
разгружать кузов.
Из кабины, задорно улыбаясь, выскочила белобрысая девушка в коротком
сарафанчике. Дыгало, увидев ее, резко развернулся и обошел машину с другой
стороны.
-- Гляди, Белоснежка! -- встрепенулся Ряба.
-- Эй, сюда иди! -- подскочил с места Пиночет. -- Куда идешь, к нам
заходи! Давай!
-- Вот сука! -- раздосадованно проныл Чугун. -- Ей что, прошла, и все.
А у меня теперь до завтра стоять будет!
-- Какая грудь! -- простонал Пиночет, падая на скамейку.
Белоснежка помахала ребятам рукой, звонко рассмеялась и ушла в сторону
канцелярии.
-- А кто это? -- спросил Воробей, провожая взглядом Белоснежку.
-- Ну дает, салабон! -- развеселился Чугун. -- Ни хера в этой жизни не
понимает!
-- Это санитаркина дочка, похоже, медикаменты привезла, -- пояснил
Лютый. -- Говорят, не баба, а просто чума. Через нее все призывы прошли,
оттрахала пол-Афгана. Пацаны в Фергане говорили, что полный улет, не ты ее
трахаешь, а она тебя. Болезнь типа какая-то. Ну, как ее?
-- Бешенство матки, -- вставил Ряба.
-- Нимфомания, -- коротко ответил Джоконда.
-- Во-во! -- кивнул Лютый. -- Точно.
-- Эй, умники, -- подскочил Пиночет. -- Вы чего языками болтаете?
Лютый, ты можешь ее уговорить? Договориться.
-- А чего с ней договариваться, -- пожал плечами Лютый. -- Безотказная,
как автомат Калашникова. Бери ее и веди. Только куда вести? Здесь она не
задержится, с машиной уедет. А в полку ее через два караула протащить надо,
помещение найти. Не в казарме же.
-- Ага, -- заржал Ряба. -- А то зазеваешься, глядь, ты ее прешь, а
Дыгало уже сзади пристроился, и тебя на шишку натягивает!
-- Да нет, пустой базар, -- махнул рукой Лютый. -- Прошлый призыв,
говорят, перед самым отлетом ее сговорили. Им уже по фигу было, дальше
Афгана не пошлют, уже распределение прошло. А нам еще два месяца тут
корячиться. Если залетим -- хана. Дыгало сгноит тут, как он Чугуна отметелил
-- цветочками покажется. Так что пока насухую Дуньку Кулакову гоняйте.
Пиночет разочарованно покряхтел, ребята замолчали. Джоконда вдруг
изучающее посмотрел на Лютого и насмешливо спросил:
-- Слушай, Лютый, вот ты вроде парень серьезный. Ты после сорока
человек пошел бы с таким обмылком?
Лютаев посмотрел на Белоснежку, вышедшую в этот момент на крыльцо.
Остро глянул на Джоконду.
-- А ты бы нет?
-- А я бы нет, -- брезгливо поджал тот губы. -- Я свой хрен не на
помойке нашел. Лучше с голодухи сдохнуть, чем жрать отбросы.
-- Да? -- тихо спросил Лютый. -- А я жрал.
Он с неожиданной ненавистью посмотрел на тонкие породистые черты
Джоконды. Кожа на его уже загоревших дочерна скулах натянулась и побелела.
-- У тебя когда-нибудь было так, что ты заснуть не можешь, потому что
брюхо третий день пустое? А рядом в койке маленький плачет, потому что живот
от голода болит? Нам, бля, на ужин три ложки столярного клея вместо каши на
миску бросят, и мы потом, если сбежим, по городу ходим, через окна в кафе
заглядываем, где ты, падла, свою телку на папины бабки гуляешь. Ждем, когда
ты свалишь, чтобы с тарелки что осталось схватить да сожрать. Ты понял меня,
козел? -- Лютый сорвался на крик. -- И бабы у меня только такие, общие, и
были. И других не будет, урод, потому что такие, как ты, их уже перекупили.
Ты хоть одну целку в жизни встречал, чистоплюй? Ваши шмары так же жарятся на
всех углах, только рожи умные строят.
-- Ребята, ну зачем вы так? -- встрял Воробей, напуганный вспышкой
ярости Лютого.
-- А ты вообще помалкивай, пернатый! -- взвился тот. -- Ты сначала бабу
между ног понюхай, а потом будешь вякать. Отбросы жрать, бля! Да ты, сучара,
ногтя ее не стоишь! Она, может, чище, чем все твои прошмандовки в дорогих
платьях! Твои мандой жизнь строят, а она просто для удовольствия.
-- Тихо, парни! -- вскочил почувствовавший неприятности Пиночет.
-- Сам тихо! А ты, козлина, еще раз пасть откроешь -- землю жрать
заставлю!
Лютый по глазам Джоконды видел, что тот не испугался, а просто не хочет
связываться, и это заводило его еще больше. Впитанные с детдомовской кашей
правила гласили, что, если полез в драку, дело надо доводить до конца,
додавливать, иначе все уйдет впустую. Он вскочил, бешено сверкая белками
глаз.
-- Че, гнида, помалкиваешь?
Парни сцепились, таская друг друга за грудки, но начавшуюся было драку
пресек в зародыше ироничный голос Дыгало.
-- Кот из дома -- мыши в пляс? Я еще не уехал, а тут уже бардак. Чего
не поделили, военные?
Драчуны молчали, тяжело дыша и глядя исподлобья на командира.
-- Молчим? Отлично. Обоим по залету. Кстати, праздник у вас сегодня
отменяется. То дерьмо, что вы спрятали в пожарном щите, я отдал сержантам.
Нехай потравятся. Чья заначка?
Ребята переглядывались, не понимая о чем речь. Только Ряба с Лютым
заиграли желваками, поняв, что их затея отметить окончание командировки в
горный учебный центр с треском провалилась.
-- Языки проглотили, десантники? -- уже без улыбки спросил Дыгало. --
Пять секунд на размышления. Если не найдется хозяин заначки, все отделение
отметит возвращение в полк ударным трудом на кухне. На неделю. Время пошло.
Раз...
-- Моя затарка, -- мрачно сказал Лютый, опередив Рябу.
Дыгало с интересом посмотрел на него.
-- Второй залет за минуту. Орел. Как вернетесь, после отбоя жду в
каптерке.

4

Фергана. Узбекистан. Учебный полк. День 35-й
-- Рота, подъем!
Громкий крик дневального выдернул сладко спящих солдат из объятий
Морфея, возвращая в ад ферганской учебки. Они выскакивали из кроватей еще
сонные, пытаясь удержать в памяти яркие картинки гражданской жизни, которые
видели перед самой командой, но те ускользали.
Воробей, наученный горьким опытом, теперь прыгал не просто вниз между
кроватями, а через ее спинку сразу в проход, чтобы нечаянно снова не влететь
в штаны спавшего внизу Рябы. Через двадцать секунд второе отделение стояло в
проходе по полной форме, остальные подтянулись спустя еще десяток-другой
секунд. Дыгало довольно хмыкнул.
-- Форма одежды номер два, выходим на зарядку! -- кричали сержанты
своим подопечным.
И только старший прапорщик Дыгало, скривив рот в не обещающей ничего
хорошего усмешке, распорядился:
-- Форма одежды номер четыре. Получаем бронежилеты и каски. Выходим на
кросс. После завтрака получаем оружие и приступим к настоящей боевой учебе.
Дыгало в который уже раз доказал, что его фантазия неистощима, что он
всегда, в любой момент и любой обстановке найдет способ помучаться для своих
"клоунов".
...Посадку-высадку из вертолета отрабатывали четыре часа.
-- Чугайнов, мать твою во все дыры! Ты -- пулеметчик! Ты прыгаешь
первым! Высадку прикрывает пулемет вертушки, а ты сразу бежишь в сторону, и,
пока десантируются остальные, прикрываешь их с направления, откуда стреляют
или куда не смотрит пулемет вертушки. Не стоим, уроды! Выпрыгнул, упал,
перекатился. Занимаем оборону на все стороны. Лютаев за командира,
прикрываем его! Для группы два главных человека -- командир и радист. Без
них группа слепа и глуха. Если будет артиллерийский или авианаводчик, их
тоже хранить нужно, как маму свою! Если потеряете этих людей, то и вам не
жить. Повторяем упражнение. Отделение, на посадку, бегом!
...Отрабатывали полосу препятствий попарно и всем скопом, на скорость и
на слаженность. Джоконда со Стасом ползли под колючкой. Для пущего эффекта
Дыгало из пожарного шланга залил сухую, истолченную в мелкий дисперсный
порошок пыль водой, превратив ее в жидкую грязь. Стас смешно оттопыривал
задницу, чем тут же воспользовался наставник, от души врезав по ней лопаткой
плашмя.
-- Это была пуля, Стасенко, тебе полбулки оторвало. Если повезет и не
истечешь кровью, то домой поедешь с красной нашивкой за ранение. Но никому
не будешь рассказывать, что тебя героически ранили в жопу, и даже в бане
будешь мыться в трусах.
Захихикавший Джоконда тут же за это поплатился. Он слишком высоко
поднял голову, и прапор ногой впечатал его лицом в жижу.
-- А тебе баня уже не понадобится, тебя теперь мыть будут только один
раз, перед укладкой в цинк. Торчащая башка -- подарок для снайпера. Мать уже
похоронку читает!..
...Разрушенный дом, колючка, траншея, бросок гранаты в амбразуру
дота...
-- Бегом, твари! Ускоряемся! Каждая секунда на виду -- это ваша смерть!
Быстрее! Еще быстрее!
Чугун, бежавший по мокрому бревну, соскользнул и с размаху сел на него
верхом. Корчась от дикой боли, он перевернулся и упал в жидкую грязь под
бревном.
-- Куда, уроды! Вернулись быстро! Вашему товарищу отстрелили яйца.
Десант своих не бросает, выносим даже мертвых. Подобрали Чугайнова! Бегом!..
...Индивидуальные действия под огнем.
-- Десять влево! Упал! Перекат! Не лег, урод, а упал! Десять вправо!
Упал! Перекат! Очередь! Перекат! Остался на месте после очереди -- труп!
Рывок вперед, не прямо, урод, а наискосок, к огневой точке, бегущий прямо --
лучшая мишень! Забирай влево, стрелку вправо труднее поворачиваться. Упал,
перекат! Бросил гранату, упал, перекат! Ни секунды на месте, уроды!
Бойцы исполняли жуткий брейк-данс на каменистой площадке перед
выстроенным специально для тренировок небольшим кишлаком. Кувыркались,
падали, переползали от кочки к кочке, ища мельчайшие складки на местности,
чтобы спрятаться от всевидящего ока бога зла по фамилии Дыгало, сидевшего
возле дувала.
-- Рябоконь убит, медленно переползаешь, я успел прицелиться. Воробьев
убит, девушка плачет. Чеку гранаты надо сдергивать до того, как встанешь для
броска, это лишние полсекунды...
...Полуденный марш-бросок на восемь километров, контрольное время по
последнему. Солнце жжет лазером, слепит разъеденные потом глаза. Губы
потрескались от нестерпимого жара. А еще июнь. Парни с ужасом ждут начала
июля, знаменитой узбекской сорокадневки под названием "чиля", самого жаркого
периода в году.
-- Хоть бы дождик разок пошел, -- хрипит пересохшим горлом Джоконда.
-- Не дождетесь, клоуны, -- веселится легко бегущий рядом прапорщик
Дыгало. -- Ближайший дождь в конце сентября, вы к этому времени уже в Афгане
будете.
На миг его лицо мрачнеет. Он оборачивается. От плотной группы солдат, в
которой все три отделения взвода, отстал один боец. Он с трудом ковыляет
метрах в пятидесяти позади. Это Ряба. Дыгало темнеет лицом.
-- Почему бросили товарища, уроды? Петровский, Стасенко, подхватили
друга под руки, время по последнему. Даже если вы установите мировой рекорд,
считать буду по отставшему.
Джоконда со Стасом подхватывают Рябу под руки и ускоряют бег, нагоняя
основную группу. Ряба визжит не своим голосом:
-- Не трогайте меня, суки, отпустите! Я сам! Не тяните!
Парни не обращают внимания на его крики, тянут изо всех сил.
Впереди мелкая, по щиколотку, речушка с каменистым дном. Возле брода
стоит Белоснежка с велосипедом. Ее глаза смеются. Ряба замолкает,
оскалившись в подобии улыбки, но, как только фигура девушки скрывается за
поворотом, снова начинает проклинать тянущих его друзей.
Взвод подбегает к тренировочной площадке, парни отпускают Рябу, и тот с
воплем валится наземь, скорчившись и схватившись руками за живот.
-- Что случилось, солдат?
Дыгало горой нависает над Рябоконем, требуя ответа.
-- По...Понос, -- трясущимися губами тянет едва не наложивший на бегу в
штаны Ряба.
-- Сливы зеленой нажрался? -- гневно хмурит брови прапор. -- Оголодал,
урод? Слушайте сюда, клоуны! Там! -- он протягивает руку в сторону гор. --
Там никогда! Слышите -- никогда! Не жрать ничего с веток! Не пить из ручьев!
Половина потерь не от пуль и мин, а от болезней. Дизентерия -- ерунда.
Схватите гепатит или заведете амеб в печени -- либо сдохнете засранцами,
либо инвалидами на всю жизнь...
...Снова полоса препятствий. Теперь группой. Второе отделение бежит
плотно, не растягиваясь. Траншея, лабиринт, горизонтальная лестница.
Непривычное к полной выкладке первое отделение не смогло ее преодолеть,
пальцы не выдерживали груза брони, оружия и ранца, набитого по уставному
весу песком. Барьеры. Пиночет в прыжке задел ботинком перекладину, и кубарем
полетел на землю. Он успел сгруппироваться, прижать к груди автомат и, упав
спиной вперед, крепко треснулся затылком о следующий барьер.
-- Молодец! -- неожиданно крикнул Дыгало. -- То, что упал, плохо. Что
бережешь автомат -- хорошо. Башку не береги, а оружие сохрани. Без оружия --
смерть...
...Забег "на выживание" -- садистское изобретение старшего прапорщика
Дыгало. Второе отделение изо всех сил неслось по кругу в спорт-городке, а
сзади налегке бежал прапор и от души стегал пряжкой по заднице того, кто
оказывался последним. Отстающий делал все, чтобы стать хотя бы
предпоследним, но и тому не хотелось, чтобы его пороли. Поэтому все
отделение неслось в максимальном темпе, на пределе возможностей. Так люди
бегают стометровку, а они делали уже третий круг по стадиону, то есть почти
полтора километра...
-- ...Делай -- раз!
Десантники в упоре лежа опустились к земле, удерживая тело навесу. Руки
тряслись, силясь не упасть, придавленные грузом бронежилетов.
-- Делай -- два!
Они отжались уже тридцатый раз. На гражданке и без груза тридцать раз
не каждый из них мог отжаться.
-- Делай -- раз! Стоим, держим! Чугайнов! Брюхо отрастил? Не касаемся
земли животом. Держим. Делай -- два!
Дыгало поставил ногу Чугуну между лопаток, не давая выпрямить рук. Тот,
кряхтя от натуги, все же сумел отжаться...
-- ...Делай -- раз!
Сбросив ненавистные бронежилеты, ребята качали пресс через скамейку.
-- Делай -- два! Делай -- раз!
Воробей с искаженным от напряжения лицом силился согнуть тело уже в
шестидесятый раз. Дыгало от души стеганул его ремнем по животу, и тот
мгновенно сложился, как перочинный ножик...
-- ...Рота, подъем! Выходим строиться на зарядку! Второе отделение!
Получаем бронежилеты, каски и оружие!
Чугун с ненавистью смотрел на свой пулемет ПК, который поначалу любовно
называл "красавчиком". Эта "дура" и без боеприпасов вдвое тяжелее автомата.
-- Не ссы, клоун, -- усмехнулся Дыгало, увидев его кислую физиономию.
-- Зато в бою тебя беречь будут, твой пулемет половины отделения стоит.
Правда, духи тоже это знают и будут тебя выцеливать в первую очередь. Так
что учись лучше. И радуйся, что не попал в расчет АГС, тот еще тяжелее...

..."Здравствуй, милая моя Оля..." Воробей застыл над листком бумаги,
уставившись в одну точку на стене. Слова не шли. От неимоверных нагрузок в
душе царило полное опустошение, как после ядерного взрыва. До сих пор он
писал ей почти каждый день, а уж отвечал на ее письма всегда. Но сегодня он
получил ее письмо, где она рассказывала все новости, и не испытывал никаких
чувств, кроме усталости. Известия о том, что Ирка Кузнецова завалила
экзамены, что Валька Чернышова вышла замуж, что у ее кошки, кажется, будут
котята, были так далеки и бессмысленны, что совершенно не затрагивали в нем
никаких струн.
О чем писать? Что он ее любит и скучает? Писал уже в каждом письме. Что
устает так, что нет сил даже спать? Что преследует одно желание -- лечь на
спину и лежать, тупо глядя в потолок? Что закрывая глаза, он теперь видит не
ее лицо, а обожженную рожу прапорщика Дыгало и мельтешение камней под ногами
во время очередного марш-броска?
Рядом остановился Чугун, которому письма не приходили уже пять дней.
Видимо, достал он свою молодую и нераспробованную жену своими претензиями.
-- Как там наша Оля? -- осведомился Чугайнов. -- Не нашла еще себе
друга сердца?
Воробей сжал зубы, яростно зыркнул на него и, смяв ненаписанное письмо,
вышел из казармы...

...Снова стенка на полосе препятствий. Двухметровый забор научились
преодолевать все. Пряжка ремня Дыгало помогала лучше всякого инструктажа.
-- Пуля -- не ремень, догонит! -- приговаривал прапор, отвешивая
очередного "горячего" замешкавшемуся бойцу.
Теперь трехметровый. Парни остановились, не зная, как справиться с
препятствием.
-- Хули встали, бараны? -- заорал прапорщик. -- Крылья не выросли? А на
хера тогда я из вас делаю подразделение? Все делаем вместе! Самый длинный,
Петровский, подбежал, встал лицом к забору, автомат вверх на вытянутые руки.
Самый мелкий, Воробьев, подбежал к нему, встал на колени, уткнулся носом
Петровскому в жопу... Чугайнов, отставить смех или ты не в жопу дышать, а
хрен сосать у него будешь. Теперь разбегаемся, с ходу на спину Воробьеву, на
плечи Петровскому, третий шаг на его автомат, как на ступеньку, и
переваливаемся через забор. Спрыгивая, удерживаемся за край руками, чтобы
ноги не переломать. Лютаев, пошел! Стасенко! Бекбулатов! Все там, сидим под
забором, прикрываем замыкающих, рассредоточились! Петровский, руки в замок,
забрасываешь Воробьева наверх. Воробьев, сидишь на заборе верхом, только
ляг, чтобы не торчать мишенью. Автомат за спину, снять ремень, спусти его
Петровскому и вытягивай его наверх.
Воробей, скуля от напряжения, подтянул тяжелого Джоконду в полной
выкладке до края забора, где он смог зацепиться и подтянуться сам, и мешком
свалился вниз...
...Снова "кишлак", отработка групповых действий.
-- Фильмы про ковбоев видели? -- Дыгало вышагивал перед строем, заложив
руки за спину. -- Тогда вы знаете, что такое прикрытие. Суть в следующем.
Делимся на две группы. Чугайнов во второй, с пулеметом. По сигналу группа
прикрытия открывает шквал огня по кишлаку. Целиться не обязательно, важно
количество пуль на единицу площади. Это огонь на подавление, чтобы те, кто
там, не могли головы поднять. Одновременно передовая группа рывком выходит
на сближение с целью, выбрав себе укрытие заранее. Патронов в рожке у
прикрытия всего тридцать, поэтому у вас три-четыре секунды, не больше. После
этого задачи групп меняются. Передовая становится прикрывающей, а те ломятся
вперед. И так пока не подойдете к цели. Все поняли? ВПЕРЕД!..
...Рывок. Падение. Перекат. Сухой щелчок затвора, имитирующий выстрел.
Перекат. Рывок. Падение. Перекат. Стена дувала. Прижаться к ней спиной.
Дождаться напарника, рывок которого прикрывают другие. Два взрыв-пакета
перебросить через стену -- это "гранаты". Два громких хлопка, глиняная пыль
сыплется со стены. Руки в замок, перебросить напарника через забор. Оттуда
щелкает затвор, это напарник "стреляет" по "уцелевшим". Перепрыгнуть дувал
самому. Там "улица" между двух глиняных стен. Напарник у одной стены, ты --
у другой. Он контролирует твою стену и направление вперед, ты -- его стену и
назад. И не оборачиваться, иначе Дыгало пустит в дело свой ремень. "Ты
должен доверять товарищу! Если ты проверяешь, нормально ли он делает свою
работу, значит, не доверяешь, и вам нечего делать вместе в одном
подразделении!" Вон он, сидит наверху, на крыше одного из домов кишлака,
наблюдает за действиями своих подопечных.
-- Контролируйте окна, щели, любые места, откуда могут выстрелить.
Прикидывайте, где бы спрятались вы, и уделяйте этим местам особое внимание.
Никогда не поворачивайтесь к таким местам спиной, пока не зачистите их
досконально. Никогда не поворачивайтесь спиной к людям! Ни к кому! Старик,
баба в парандже, ребенок -- любой из них опасен! ТАМ может выстрелить в
спину даже ишак или верблюд.
Послушно водя автоматами по потенциальным огневым точкам, пробраться
вдоль пустой "улицы" к приземистому дому из саманной глины.
-- Зачистить дом!
Бегом-перекатом, на корточках подобраться к дощатой двери прямо в
стене, рядом с ней небольшое слуховое окошко. Взрыв-пакет в окошко. Громкий
хлопок. Рвануть дверь на себя, напарник заскакивает в помещение, полное
сизого, резко пахнущего порохового дыма...
-- Стоять! Стоять, я сказал! Уроды! Вы трупы! Оба! Дверь была на
растяжке. Теперь вас по кускам будут вытаскивать ваши товарищи. Сюда, в
чужой кишлак, будут вызывать вертушку, которой придется садиться под
обстрелом. Ваши сраные трупы будут тащить в них под огнем. И вполне
возможно, что кто-то погибнет из-за того, что ваше мясо надо отправить домой
и зарыть там в землю. А все потому, что у кого-то башка ни хера не
соображает. ТАМ все опасно, все заминировано. Чужие двери открываете,
привязав к ним веревку. Чужие вещи поднимаете, сдернув их предварительно
веревкой. Труп товарища стаскиваете с места, привязав к нему веревку. Именно
для этого у каждого из вас есть моток стропы. Поняли, уроды? По пятьдесят
отжиманий. Вторая пара пошла!..
...Марш-бросок, любимые прапором восемь километров. Прогулка для
аппетита перед ужином, как он шутит, если он вообще умеет шутить.
День выдался особенно трудным. С раннего утра откуда-то со стороны гор
принесло тучи. Солдаты с нетерпением ждали, что пойдет дождь, и предсказание
Дыгало наконец-то не сбудется. Но дождь так и не пошел, после обеда тучи
унесло в сторону Ташкента. Зато осталась духота, которая при сорока с лишним
градусах страшнее палящего зноя.
Раньше пот сох на бегу от лучей солнца, застывая соляными потеками, под
которыми горела и зудела кожа. Сегодня он лил сплошной волной, вымывая из
организма последние силы.
Парни бежали молча, глядя только под ноги, чтобы не оступиться.
Багровое марево перед глазами Воробья все сгущалось, и, вдруг, резко
посветлело, сверкнув белой вспышкой. Каменистая дорога встала на дыбы и с
размаху ударила его в лицо. Автомат выпал из рук, и брякнулся на землю.
-- Встать, солдат! -- взревел над ухом голос Дыгало. -- Встать! Поднять
оружие! Бегом!
-- Не могу... Не могу больше... -- простонал Воробей, не в силах