- Корифена! - крикнул Ваня.
   - Может быть, - согласился Фёдор Михайлович. Вокруг всё кипело. Шла настоящая охота.
   ЗМЕЙ! ЗМЕЙ!
   Ночь, как всегда в тропиках, наступила быстро. Вода на горизонте вспыхнула напоследок и почернела - словно сгорела. Теперь всё - и берег, и волны, и небо слились в одну влажную, липкую черноту. Руки липли к поручням, рубаха - к плечам. Только из рулевой рубки пробивалась прохладная струя воздуха. И я то и дело подставлял под неё лицо.
   Веня молча стоял рядом. Но вдруг он привстал на цыпочки. Впереди справа засветилось какое-то пятно.
   - Наверное, рыбий косяк, - подумал я вслух.
   Но тут такое же пятно засветилось и слева. Потом ещё и ещё. И скоро в воде заклубились десятки пятен непонятного зеленоватого цвета.
   - Может, дельфины гонят рыбу, вот всё и фосфорится, - сказал вахтенный матрос.
   - К-кто его знает, а вдруг к-крак-кены! - глуховато произнёс Веня. Он любил таинственность.
   Но тут фосфорические пятна появились и в воздухе. Над водой заколебалось непонятное мерцание. Будто кто-то мазнул по туману светящейся краской!
   И вдруг на судне потух свет.
   Веня бросился звонить капитану. Телефон не работал. К капитану побежал вахтенный и стал стучать в дверь. Иван Савельич выслушал его и сказал:
   - Чудеса! Электрикам выговор вкатим - всё заработает и пятна пропадут. Позвать электриков!
   Но Валерий Иванович сам уже выбежал на палубу с фонариком в руке. Он окунулся в светящийся туман, и фонарь у него в руке погас. Я пошёл в кают-компанию проверить,есть ли там свет, как вдруг за спиной раздался взволнованный шёпот:
   - Сюда! Сюда! Змей, змей!
   Я вернулся на мостик и в темноте разглядел перепуганного Веню. Он показывал рукой в сторону берега. Туда, к мангровым зарослям, уходила широкая зелёная полоса.
   Туман рассеялся. И потихоньку засветились огни. А в рубке появился Иван Савельич.
   - Ну что тут у вас? - спросил он хрипловато.
   - Змей! Метров восемь. Длиной с третий трюм!
   - Видел? - спросил Иван Савельич.
   - Т-то-о-чно! Ог-г-громный и голову поднимал!
   - А марсиан не было? - усмехнулся Иван Савельич.
   - Я се-серьёзно, - обиделся Веня.
   - И свет погас, - подошёл Валерий Иванович к капитану. - Вон и фонарь не горел.
   - Лучше работать надо! - сказал капитан. Ни в какие таинственные случаи он не верил.
   - Да, может, здесь какие-то электромагнитные волны, - возразил электромеханик.
   - И з-мей был, - повторил, волнуясь, Веня.
   - Ерунда, - сказал капитан.
   - Все видели, Иван Савельич, - подтвердил я. - И свет гас, и что-то волнистое убегало к берегу. Похоже на змея.
   - Змеи, волны... - рассмеялся капитан. - Фантастика! Вот тут недавно случай был на самом деле фантастический! - с ударением произнёс он. - Вот это фантастика!
   И хотя все были взволнованы, но капитан обещал историю не менее фантастическую, и все притихли. А Иван Савельич поглядел на воду и сказал:
   - Да, может, и сами слышали эту историю?
   САМАЯ ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
   - С полгода назад в этих местах тоже шло наше судно, дальневосточное. Ночь была. Чуть-чуть швыряло. Все улеглись спать. Остались только вахтенный да капитан.
   А часа в три ночи один машинист вышел на корму покурить перед сном. Встретил в дверях механика, кивнул - и разошлись. Один - в каюту, другой на корму.
   Ночью судно тряхнуло раз-другой - волна прошла. Покачало и успокоилось.
   А утром стали поднимать вахтенных на работу, зашли к машинисту - нет его, стали искать на палубе - нет! Заглянули в шлюпки - и там не ночевал!
   Капитан крикнул механика, спрашивает:
   "Кто машиниста в последний раз видел?"
   Механик говорит:
   "Я. Он на корму вышел".
   "Когда?"
   "Да часа в три ночи".
   "Так в это время по корме волна прокатилась! Да не одна, - спохватился капитан. - Неужто смыло? .. - И тут же приказал: - Развернуться на сто восемьдесят градусов! Полный вперёд!"
   Посмотрел капитан на часы: восемь часов утра.
   - А вода вон какая - акул полно! - воскликнул Иван Савельич.
   - И з-змеи и-плавают, - вставил в рассказ Веня.
   - Да, - сказал Иван Савельич. - Развернулись они.
   Пошли обратно по тому же курсу. Точь-в-точь. Волнуются! Шутка ли, человек потерялся! Вся команда глядит за борт - в волны, по горизонту.
   Час прошли они, другой. Нет человека! То акулий плавник мелькнёт, то плеснёт рыба. Дошли до ночной точки.
   Проверили там. Никого!
   И вдруг кто-то сверху как закричит:
   "Вижу, вижу! Человек за бортом!"
   Присмотрелись - действительно человек! А ведь восемь часов уже прошло!
   Спустили шлюпку, подгребли к человеку - машинист! Лежит на воде и ждёт. Устал, конечно. Руки дрожат. Помогли ему взобраться на борт, потащили в медпункт. А он отмахивается:
   "Не надо, - говорит. - Дайте закурить".
   "Как же ты так? - спрашивают. - Почему к берегу не плыл?"
   А он отмахнулся:
   "А куда мне плыть? В мангры?"
   "А не боялся? Тут акулы, там акулы!"
   "Сперва боялся, - говорит. - А потом перестал. Какая польза от страха?"
   "И никого, - спрашивают, - не было?"
   "Были... Прошли японцы. Позвал - не слышат. Ещё кто-то проплыл; хотел крикнуть, голоса не стало. А что за мной вернётесь, верил. Потому и не уплывал никуда. Вы вернётесь, а меня нет. Волноваться будете..."
   Вот случай так случай, - сказал Иван Савельич. - Почище любого змея. Человек в друзей верил! Вот как жить надо, чтоб в море никаких змеев не бояться!
   - Да, - согласились все. А Веня сказал:
   - А змей в-всё р-равно был.
   - Ну ладно, передай по вахте: если вдруг ещё выплывет, пусть задержат, - сказал Иван Савельич и пошёл спать. Но мы ещё долго вглядывались в смутную воду. Ведь сами видели, как уходила к манграм извилистая змеистая линия.
   АКУЛЫ НА КРЮЧКЕ
   В залив Кач мы вошли вечером. Ни огонька, ни деревца. И тишь стояла такая, что голос глох. Далеко забрались. Посмотришь на карту: справа пустыня, сверху - Азия, снежные хребты Гиндукуша. А за ними наши пустыни. А там тайга, и только потом, далеко-далеко, Москва. Попробуй доберись!
   За бортом шелестели вода и песок. Пробирались мы с осторожностью, как в лоции велено. Тут мель, там затонуло судно. А в полутора милях от затонувшего судна - наша стоянка.
   Боцман бросил якорь в мутную воду, тихо сказал:
   - Ну и жара. Хоть бы пальмочка где...
   - А вон! - показал я на Валерия Иваныча.
   "Чудеса ботаники" поливал у трюма ящики с цветами.
   - И то верно, - улыбнулся боцман и подошёл к электромеханику.
   Сел рядом на железную палубу, погладил железной ладонью зелёные хвостики в фанерном ящике и сказал:
   - Хорошо. Пустыня, железо. А тут - на тебе - трава-мурава, чудеса ботаники!
   И вдруг с кормы раздался весёлый крик и хохот:
   - Ага! Я говорил!..
   - И я говорил.
   Все потянулись на корму. Там Фёдор Михайлович тянул леску, а на ней билась, растопырив жабры, большая, как сом, рыбина.
   - Ну и рыбка! Вот теперь сварим ушицу! - приговаривал Ваня.
   - Да ты уж наваришь, - сказал боцман.
   - А что? - обиделся Ваня. - Я когда в армии служил, так самому генералу варил!..
   Наступила ночь.
   Всё притихло, погасло, и только откуда-то издалека пробивался к нам далёкий свет маяка.
   С рассвета все, кто мог, бросились на корму. Лески переплетались, как паутина, вспыхивали от солнца, и рыбы шлёпались на палубу одна за другой. Я оттащил на камбуз уже два ведра - лески у меня не было - и бежал с третьим, как вдруг кто-то крикнул:
   - Акула!
   Один из электриков стал выбирать леску. На крючке, прозрачный от жира и солнца, дёргался молодой акулёнок и пытался схватить электрика за палец.
   - Вот это улов, - оценил добычу начальник рации.
   - Да выбрось ты его! - сказал Ваня. - На что он мне.
   Но тут через борт перелез тонкий, чёрный индиец. Это подошли уже баржи с грузом и грузчиками. И на корму к нам торопился их повар. Он увидел акулу, протянул руки:
   - Не надо выбрасывать! Дайте нам. Это очень вкусно! Электрик стряхнул акулёнка, забросил леску и мгновенно вытащил ещё одного.
   Повар достал тесак и стал с размаху рубить акулу на куски и бросать в котёл. И я тоже взял леску. Мне тоже хотелось поймать акулу.
   ГОВОРИТ "МОСКВА-РАДИО"
   Я насадил на крючок кусок рыбы, опустил его в воду и стал ждать. Но акула не дёргала.
   - Насади мяса, - сказал артековец и накрошил ножом баранины.
   Я продел крючок в кусок мяса, и алый комок быстро пошёл ко дну. Леска тут же натянулась, дёрнулась в глубине и поехала, разрезая воду.
   На крючке отчаянно дёргалась тяжёлая серая рыбина. Я схватил её за жабры. Она выгнулась и больно ударила меня шипом.
   - О палубу её, о палубу! - крикнул Коля.
   Я шмякнул рыбину, выдернул крючок и снова метнул в воду.
   Но клёв кончился. Рядом со мной пританцовывал индийский повар, тянул какую-то непонятную песню. От берега к нам шли баржи с мешками. Опять пахло кунжутом, пылью. На краю неба отражался пустынный песок.
   Вдруг леску слегка повело.
   - Э-эй! Внимание! - сказал Коля.
   Леска ушла под корму. Я отвёл её от винта и стал тянуть.
   - Дёргай! - крикнул Коля. - Дёргай! Я потянул быстрее.
   Но тут откуда-то сверху меня окликнул Митя. Я показал: "Тихо: акула".
   Но Митя закричал ещё громче:
   - Какая акула?! Скорей в рубку! Москва!
   - Что? - переспросил я.
   - Москва! - крикнул, волнуясь, Митя. - Москва! Леска полетела в воду, и я со всех ног бросился в
   рубку.
   Начальник рации поднял вверх палец и повернулся в кресле. Он снял наушники, передал мне и поднёс поближе микрофон. Я затаил дыхание и вжался в кресло.
   В наушниках зашептало, зашелестело знакомое: "О мама миа!", раздался чей-то крик: "Вася, больше не пущу!"
   Н вдруг откуда-то донёсся голос:
   - "Старый большевик", "Старый большевик", говорит "Москва-радио", говорит "Москва-радио". Сейчас будете говорить. С кем будете говорить?
   Я назвал фамилию, домашний телефон и испугался: а вдруг дома никого нет?! Вот так фокус будет! Но всё равно радостно: я слышу Москву! Голос из Москвы. Через пустыню, через хребты Гиндукуша. Кругом пески, волны, индийские акулы, а я говорю с Москвой.
   СКОРО
   Радио зашипело, я не выдержал и закричал:
   - Алло! Алло!
   - Спокойно, "Старый большевик", - сказала в Москве телефонистка, Сейчас будете говорить. Говорите...
   Я нажал на кнопку приёма, и в трубке тотчас раздалось:
   - Алло, алло! Это кто? Папа?
   - Конечно, я! Здравствуй!
   - Как здоровье? - донеслось из Москвы.
   - Здоров! Здоров!
   - А что ты сейчас делаешь?
   - Акулу ловлю! - крикнул я.
   В Москве что-то грохнуло! Наверное, у сына из рук выпала трубка.
   - Шутишь! - сказал сын.
   - Какие там шуточки! - сказал я. И в рубку донёсся голос артековца:
   - Акула!
   В это время в трубке затрещало. Разряд. Наверное, где-нибудь между нами - на Гиндукуше или в Сибири - ударила молния... А потом раздался уже тихий голос:
   - Долго ты ещё?
   - Так ведь ещё Австралия и Новая Зеландия! - сказал я.
   - Ты и так уже полгода плаваешь. И командировка твоя кончилась. Да и судно на Зеландию, говорят, ушло...
   - А как же кенгурёнок? - спросил я.
   - Приезжай без кенгурёнка, - сказал сын. - Ладно?
   - Ладно!
   - Скоро?
   - Скоро! - сказал я, а сам посмотрел в иллюминатор на пустыню, от которой тянулись баржи с мешками.
   Вот загрузят нас через недельку или две, и тронемся в обратный путь. Через Индийский океан, мимо Индии и Цейлона, через Андаманское море и Малаккский пролив. Мимо Тайваня, мимо Филиппин, мимо Японии. А потом из Владивостока через всю Сибирь самолётом в Москву.
   Скоро! Очень скоро!
   ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНА БЫТЬ!
   Ещё два месяца нас перебрасывало с волны на волну. То Индийский океан устраивал шумные пляски, валил с борта на борт, то во все флейты свистели ветры в Японском море. Наконец подошли мы к японским островам, остановились у вулкана. Сосенки с островов протянули навстречу нам ветви, пахнуло зимой.
   Открыл я иллюминатор, полетели в него снежинки. Подставил я ладони. Снежинки-то свои, родные, с севера! Сели на руку одна, другая. Даже в горле защипало. Здравствуйте, милые! Летят снежинки, тают, а всё равно на руки садятся, своего узнают! Впереди родина, Владивосток. Вот и конец плаванию!
   Стал я складывать вещи, каюту чистить, хлам выбрасывать. Поднял было осколки от кокосовых орехов, пошёл к трапу. А Валерий Иванович, "Чудеса ботаники", остановил меня:
   - Что выбрасываешь? Да ты лучше с собой возьми. Им любой мальчишка обрадуется. Орех-то кокосовый, из Индии! Положил я осколки в картонный ящик. А тут заглядывает Иван Савельич.
   - Пошли, - говорит, - за бечёвкой в артелку. Вещи увязывать.
   Спустились в артелку по трапу, а там уже вся команда. Боцман отматывает бечеву - парусник и летучую рыбу упаковывать. Валерий Иванович, чтобы орехи связывать. Целую рощу домой увозит! Да и мне есть что увезти. Художнику - кисти, другу - монеты...
   Вернулся я в каюту, открыл чемодан, а сверху - ещё чашка из Сан-Франциско, по которому мы всей командой ходили. Рядом лежит слон из Кочина. Стоят японские куклы - вон сколько проплыли!
   А под ними маленькая книжица - пропуск в Диснейленд.
   Уложил я всё, связал. И кружку, и слона, и кисти. Всё потихоньку вспомнил. Итак, получилось: и Индия, и Япония, и Америка - всё одной морской верёвочкой связано.
   Только вот жаль, что Австралия и Новая Зеландия не увязались. А хотелось бы мне кенгурёнка покачать на ладони.
   Но тут зашёл в каюту Веня, подбросил на ладони монету и протягивает мне.
   - Б-бери, - говорит, - сыну отдашь! М-монета-то с к-кенг-гуру.
   Положил я её рядом с сувенирами.
   Стали мы подходить к Владивостоку; поднимаемся на цыпочки, в сопки вглядываемся, а навстречу идут суда. Мы - туда, а они - оттуда.
   Смотрю я и думаю: "Куда это они? Может, в Австралию, может, в Японию?" Тут я, как пионеры в Бомбее, позавидовал: "А что, неплохо бы опять с ними в дальние страны!"
   Подумал и рассмеялся: "А может, и ничего, что я пока не побывал ни в Австралии, ни в Новой Зеландии? Есть ещё куда плыть!"
   Правильно сказал когда-то мне капитан: "У каждого впереди должна быть своя Новая Зеландия". А что? Верно! Обязательно должна быть. Впереди.
   1974-1975 гг.