Страница:
— Куда пойдем, проказник? — спросил Хэмф, снова хлопая Ниниана по спине. — Сегодня ты имеешь право заказывать музыку и, конечно, платить за нее! Ха-ха-ха!
Ниниан был вне себя от счастья.
— Пойдем к Тимоти Две Мелодии, — громко вскричал он, — Тимоти споет для нас, и мы прикажем, чтобы нам в эль добавили фенхель[2].
Таверна «Тимоти Две Мелодии» была переполнена, когда они туда прибыли. Там собирался обеспеченный народ из университетов. Кроме того, в таверну любили заглядывать клирики из Пеквотер-Инн, Сент-Мэрис Энтри, Лиденпорч-холл и Сарацине-Хед. Сначала Уолтер решил, что все изучали тривиум[3], состоящий из грамматики, риторики, логики и латыни, но потом увидел одного легиста-правоведа, который не переставая болтал о налогах и других тоскливых вещах, которые могут ему пригодиться, когда он станет настоящим законником. У очага сидел священник. Полы его сутаны были поддернуты на коленях. С первого взгляда его можно было принять за священника из часовни — он был толстым и не обращал внимания на собственную внешность. Подобные священники должны были только молиться в часовне за упокой души умерших людей, оставивших им для этого деньги.
— Этот отбиватель поклонов Небесам забирает у нас все тепло, — проворчал Хэмф.
В то время в Оксфорде было модным выражать непочтительность к духовным лицам.
— Просто неприлично иметь такую жирную спину, как у него. Вы только представьте себе, сколько он проглотил хорошей баранины и вылакал эля, чтобы отъесть подобную! Почему он не находится там, где больше всего нужен, и не читает молитвы за бедную душу, чтобы помочь ей поменьше жариться в аду?!
Ниниан обратился к Тимоти:
— Хозяин, подай нам эль на семерых и не забудь в каждую кружку бросить фенхель!
Тимоти пел в другом конце помещения и не обратил на них никакого внимания. Он сильнее забренчал по струнам и продолжал петь. Он исполнял новую мелодию, ее припев брал за душу:
— Уедем в Китай. Прощай, прощай!
К юношам подошла его дочь Дервагилла. Это была разбитная девица с большой грудью. Она спасалась от неприятных ухаживаний тем, что в открытую хвасталась своей распущенностью и грубила ненужным ей ухажерам. Девица уперла руки в боки, насмешливо глянула на Ниниана и заявила:
— Значит, тебе нужен эль и фенхель. Будь повежливее, иначе получишь бородавки в рожу. — Она повернулась к остальным студентам и прошептала: — Если он когда-нибудь попадет со мной в постель, я ему переломаю спину, этому тощему ржущему лошаку!
Легист продолжал болтать о том, что станет делать молодой король Эдуард, когда вернется из крестового похода.
— Наконец у нас будет настоящий король. Он подпустит блох под хвосты гордых баронов! Их власть кончится, и на земле у нас воцарятся мир и покой!
Мир и покой на земле, где власть короля была абсолютной и он пытался свести все права людей к нулю! Уолтер подумал, что парень, видимо, не в себе, если мелет подобную чепуху!
— Если на земле воцарятся мир и покой, как тогда законники будут зарабатывать себе на пропитание? — спросил он.
Хэмф Армстронг сказал легисту, чтобы тот не обращал внимания на Ублюдка, потому что он постоянно со всеми спорит.
Уолтер не стал возражать. Он просто встал и отошел в другой конец комнаты, где нашел себе место на деревянной скамье. Ему не следует принимать участие в подобных разговорах. Новый правитель обладал всеми королевскими качествами Плантагенетов. Тут Уолтер не станет с ними спорить: он был храбр и обидчиво горд. Король был высокий, с пламенным взглядом и золотистыми кудрями. Короли Плантаге-неты были красивыми мужчинами. Но Эдуард убил Симона де Монфора при Ившеме, великого графа Монфора, боровшегося за права народа, а его отец, старый король, забрал земли Герни. Уолтер не будет клясться в вассальной преданности Эдуарду I.
Он попытался поймать взгляд Ниниана в надежде, что тот присоединится к нему и они продолжат разговор. Что это за неприятная история об Ингейн? Жирная рыбка, болтающаяся на крючке! Это могло значить только одно — что лорд Тресе-линга спланировал брак для своей дочери и наследницы!
Уолтера никогда не волновали притязания Ниниана. Но было бы интересно узнать побольше о новом кандидате в женихи. Когда он вспоминал о браке Ингейн, казалось, что в сердце у него поворачивался кинжал.
Ниниан продолжал хмуриться над кружкой эля и не взглянул на Уолтера. Что случилось с этим парнем? Он забыл, зачем они сюда пришли?
Легист наконец закончил свою нудную болтовню. Священник из часовни повернулся и подмигнул честной компании.
— Страждущая душа умершего быстро направляется в ад, — заметил он. — Мне следует поспешить и прочитать молитвы. Мне неплохо живется на оставленное им золото, и, наверно, не стоит заставлять его поджариваться слишком долго…
Уолтер внезапно выпрямился на жесткой лавке. На улицах послышались громкие крики. Перебивая шум толпы, раздался громкий сигнал, на который реагировали все студенты, где бы они в этот момент ни находились.
— Surgite! Surgite!
— Вставайте! Поднимайтесь!
Уолтер проворно вскочил на ноги и ухватился за нож, подвешенный на поясе. Армстронг так резко поднялся, что свалил священника, который упал на спину и болтал ногами, как перевернутый кверху лапками жук. Ниниан запротестовал:
— Это не наше дело.
На него никто не обратил внимания. Все выскочили на улицу и громко завопили:
— Студенты! Клирики!
Уолтеру не раз приходилось принимать участие в небольших стычках с городской охраной, но он сразу понял, что на этот раз это нечто иное. Студенты бежали по Квин-стрит, пока не достигли Квадривиума, где сходились пять дорог. Там находилось множество караульных. Двоих их. товарищей-студентов захватила стража. Им завязали за спиной руки и натянули на голову мешки из-под муки. Эти двое несчастных продолжали бороться, но их усилия ни к чему не приводили.
Ночной дозор был настроен весьма воинственно и мрачно и вооружен до зубов. На плечах караульные тащили крепкие пики, а на головах у них были надеты железные шлемы. Из-за ощетинившихся алебард они насмешливо поглядывали на подкрепление студентов, и даже звук подбитых гвоздями подошв по булыжной мостовой, казалось, говорил об их решительности. Некоторые горожане забрались на колокольню церкви Святого Мартина и громко оскорбляли клириков и швыряли в них камни.
Легист сообщил:
— У них в руках Джек Паншон и Рик Стендлек.
— Они оба неплохие парни, — сказал Хэмф Армстронг, который сразу возглавил отряд студентов. — И к тому же студенты третьего-четвертого курсов. Что они сделали?
— Я слышал, что была ссора в Блю Болдрике, — ответил ему легист. — Все началось из-за жареного гуся. Они его съели, а потом заявили, что кошельки у них пусты. Хозяин поклялся, что изметелит парней, но Джек схватил вертел, на котором жарилось мясо, и разбил им хозяину голову. Мне говорили, — продолжал он с завистью, — что это было потрясающее сражение!
— Что они собираются сделать с Джеком и Риком?
— Отвести их на Гриндитч.
— Чтобы повесить? — поражение воскликнул Хэмф. — Мы не подчиняемся городским властям! Об этом всем прекрасно известно.
— Дозору об этом также прекрасно известно, — мрачно согласился с ним легист. — Поэтому на этот раз они не собираются дожидаться легальной процедуры. Они хотят, чтобы Джек и Рик поплясали в воздухе, а все рассуждения о том, кто прав и кто не прав, будут потом. Мне кажется, мы не сможем для них ничего сделать.
Хэмф взглянул на сверкающее кольцо из наконечников алебард, которые удерживали студентов на расстоянии, и покачал головой:
— Невозможно ничего сделать. Если мы попытаемся на них напасть, они нас наколют на пики, как селедку.
Студенты все прибывали к Квадривиуму. Уолтер был уверен, что им удастся спасти товарищей просто потому, что студентов было больше, чем караульных. Он крикнул Хэмфу:
— Я считаю, что мы не можем спокойно позволить им повесить наших товарищей. Клянусь святым Эйданом, нам следует объединиться! Мы можем прорвать их оборону.
— И ты отправишься впереди всех?
— Да, но нам нельзя зря терять время. Хэмф нахмурился и начал оправдываться:
— Ублюдок, ты знаешь, что я никогда не уклоняюсь от сражения. Но Рику и Джеку не поможет, если нам распорют животы алебардами.
К ним подошел Ниниан. Он глядел совсем «кисло» и спросил недовольным тоном:
— Почему они не отправились в церковь Святого Джайл-са и не попросили убежища?
— У них не было такой возможности, — сказал Уолтер. — Поэтому мы должны попытаться им помочь, Хэмф. Тебе вскоре предстоит сражаться за право называться рыцарем. Сейчас тебе представляется удобный шанс проверить свою храбрость.
— Это означает смерть, — вздрогнул Ниниан. Хэмф с ним мрачно согласился.
— Это не станет благородным поступком. Что тебе известно о рыцарстве, Ублюдок?
— Трусы! — заорал на них Уолтер.
Начали прибывать подкрепления горожан, и стало ясно, что они настроены так же решительно, как дозор.
Началось обычное сражение между горожанами и студенчеством с применением дубинок и тяжелых палок. Уолтер понимал: пока идет сражение, караульные уведут отсюда Рика и Джека. Они уже двинулись по боковой улочке и успели отойти довольно далеко, так что слова капитана были еле слышны:
— Дорогу королевской справедливости!
Уолтер последовал за ними и через мгновение услышал, что кто-то идет за ним. Он был уверен, что это студент. Парень был таким высоким, что Уолтер едва доставал ему головой до плеча. Он начал злиться, потому что гордился собственным ростом.
— Ты — Уолтер из Герни, так? — спросил его студент.
— Да, а тебя как зовут?
— Тристрам Гриффен. Я из тех же краев, что и ты. Ты обо мне никогда не слыхал, но мой отец — мастер по изготовлению луков из Сенкастера.
Было слишком темно, чтобы рассмотреть незнакомца, но Уолтеру понравился его голос. Он был достаточно уважительным, как положено сыну мастера по изготовлению луков, но в нем также были слышны решительные нотки. Если парень и был студентом, то учился вольнослушателем. Настоящие студенты презирали вольнослушателей, потому что у них не было денег, чтобы жить в университетских общежитиях, и им приходилось искать себе жилье в мансардах и чердаках города.
— Я видел Нэта Гриффена во время соревнований. В Англии нет лучшего лучника, — сказал Уолтер.
— Ну, он никогда себя лучшим не считал. Но… мне кажется, было время, когда он мог стрелять из лука лучше многих в Англии. Сейчас он постарел и руки у него стали слабыми.
Уолтер посмотрел на своего спутника:
— Тристрам Гриффен, могу поклясться, что ты и сам хорошо стреляешь из лука.
— Ты прав, я действительно неплохо стреляю, но не надеюсь, что когда-либо смогу стать равным своему отцу.
— Ты рассуждаешь весьма скромно, — решил Уолтер и добавил: — Почему я никогда тебя прежде не видел?
— Я — вольнослушатель и живу в мансарде переплетчика на Шейдьярд-стрит. Ты меня видел, но, наверное, не можешь этого помнить.
Юноша сказал это без оттенка уничижительности или горечи. Он просто констатировал факт.
Они проходили мимо дома, хозяин которого вышел с фонарем, чтобы посмотреть, что же происходит на улице. При свете фонаря можно было различить великолепную широкоплечую фигуру Тристрама Гриффина. У него были жесткие светлые волосы и приятные серые глаза. Тристрам застенчиво улыбнулся, как будто не был уверен, что Уолтеру понравилась его фамильярность.
Уолтер тоже ему улыбнулся. Он с трудом заводил друзей, но сейчас, как только с ним заговорил, он был уверен, что станет дружить с сыном лучника, несмотря на разницу в их социальном положении. В нем чувствовалась прямота, доброта и истинная крепость духа.
Уолтер понял, что вольнослушатель очень беден. Его потертый плащ сшит из грубой ткани. Короткие панталоны доходили до колен, а ниже виднелись голые посиневшие ноги. Тяжелые башмаки были черного цвета, что означало его низкий социальный статус.
«Ну и что? — решил Уолтер. — Он мне нравится больше остальных студентов из общежития в Холле».
— Если мы рискнем, то можем их спасти, — заметил Тристрам, кивком головы показав на идущих впереди охранников. — Я бы предпочел, чтобы в ребрах у меня свистел ветер, чем видеть, как бедняги студенты станут болтаться на дереве, как спелые груши!
— Я с тобой полностью согласен, — сказал Уолтер. — Но поможет ли нам кто-нибудь? Мне кажется, что остальные предпочитают поднимать шум, но не действовать.
— Если мы начнем, к нам может присоединиться много народу.
Тристрам остановился и стал снимать плохонький плащ. Он его аккуратно свернул, отошел в сторону и положил сверху на столб коновязи перед домом с темными окнами. Потом нагнулся, нашел булыжник и придавил им сверху плащ.
— У меня он единственный, — объяснил он со смущенной улыбкой. — Я предпочту, чтобы мне сломали пару костей, но не переживу зиму без теплой одежды.
Народу на улице становилось все больше, и караульным пришлось замедлить движение. Капитан размахивал коротким мечом и продолжал громко возмущаться:
— Дорогу правосудию, болваны! Вольнослушатель засучил рукава и спросил:
— Ты готов, Уолтер из Герни?
— Готов!
Уолтеру казалось, что сердце у него сейчас выскочит из груди. Им предстояло опасное приключение, и он понимал, что может не выйти из него живым.
— Обмотай плащ вокруг руки, — посоветовал ему сын лучника. — Это может тебе послужить вместо щита. Не стоит рисковать, чтобы твое брюхо пронзили пикой.
— Но у тебя же нет плаща! — закричал Уолтер. Тристрам уже начал действовать. Он быстро и энергично ринулся вперед и так ударил капитана, что у того резко откинулась назад голова в железном шлеме. Громадная лапа схватила осевшего капитана за горло, другая обхватила его под коленками. Тристрам с усилием поднял тело капитана над головой, а затем швырнул его на остальных дозорных. Двое из них свалились на землю, образовалась брешь, Тристрам быстро ринулся туда и вскоре нарушил ряды караульных.
Уолтер пытался следовать за ним. Он даже не понял, что выкрикивает боевой клич крестоносцев: «Божья воля!» Он позабыл обмотать плащ вокруг руки, но противники сражались, стоя так тесно друг к другу, что теперь это не имело значения. Уолтер не знал, присоединились к ним остальные студенты или нет, потому что продолжал биться с одним из караульных. Это был сильный парень и дрался, как дикая кошка.
Все произошло очень быстро, но схватка была напряженной. Как только прорвали ряды дозора, оказавшиеся поблизости студенты начали атаковать караульных. Они дрались с таким удовольствием и яростью, и их было слишком много. Вскоре они заняли все пространство внутри кольца алебард. Караульные дрогнули. Все сражались на близком расстоянии друг к другу, поэтому караульные не могли воспользоваться алебардами.
Уолтер продолжал драться с упорным противником и до тех пор не замечал, что битва окончена, пока Тристрам не пришел к нему на помощь. Он схватил дозорного сзади за горло и небрежным жестом швырнул на край дороги.
— Джек и Рик свободны, — громовым голосом прокричал Тристрам, чтобы его слышали все вокруг. По лицу у него струилась кровь, но казалось, он не чувствовал раны и радостно улыбался Уолтеру. — Они уже отправились к ректору университета. Так для них будет безопаснее, чем скрываться в церкви Святого Джайлса.
Прибыл Хэмф Армстронг, и ему каким-то образом удалось снова подтвердить звание лидера. Большинство студентов выстроились за ним, и послышалось приказание прекратить свалку и побыстрее убираться отсюда. Студенты гордо зашагали по улице, запев старую песню крестоносцев «Старик с гор».
— Хэмф будет гордиться совершенным нами подвигом, — горько заметил Уолтер.
Ему никто не ответил. Уолтер посмотрел назад и увидел, что Тристрам отстал на несколько шагов. Он растерянно смотрел на коновязь, где оставил плащ. Булыжник валялся рядом, но плащ исчез.
— Украли! — воскликнул Тристрам. Лицо у него стало цвета воска.
Его плащ был таким потрепанным, и Уолтеру казалось, что из-за этого не стоит так расстраиваться. Он сказал приятелю:
— Тристрам, за десять пенсов ты сможешь купить себе другой плащ.
— Десять пенсов? У меня есть как раз десять пенсов. Но я должен продержаться на них до конца года!
Уолтер был поражен.
— Ты хочешь сказать, что должен прожить на такую крохотную сумму?
— Да, это не так просто, но я смогу прожить на эти деньги. Многие в Оксфорде живут на пенни в неделю. Разве тебе это не известно?
— Я знаю, что многие вольнослушатели должны брать работу, чтобы продолжить здесь учебу.
— Да, чтобы подработать немного денег. Но не стоит так волноваться. Никто из нас еще не умер. — Он улыбнулся Уолтеру. — Мне приходится немного труднее, чем остальным, потому что нужно кормить еще кое-кого. У меня есть ручной барсук.
— Барсук? И ты держишь его у себя дома?
— Он мне достался во время травли барсуков. Собаки вытаскивали его из ящика три раза, и я понял, что следующее нападение он не выдержит. Ему переломали передние лапы, и из пасти лилась кровь. Барсук был наполовину прирученный, и мне… Ну, может, мне это показалось, что зверь молил меня о помощи. Это очень жестокий спорт, и я не мог спокойно стоять и смотреть, как убивают беззащитное животное. Я попросил, чтобы хозяева оттащили своих собак. Вокруг меня началась ругань, и мне пришлось ударить букмекера, а потом удалось забрать у них умирающее животное. — Тристрам снова улыбнулся. — Это храбрая самочка, я назвал ее Боадиция.
— Но где же ты ее держишь?
— В своем углу на чердаке. Она почти не может передвигаться из-за сломанных лапок. Я приношу ей все, что могу достать съедобного. Когда я на чердаке, она всегда ползает за мной и спит рядом на соломе.
У Уолтера в кошельке было пусто, и ему, чтобы получить очередную сумму, требовалось посетить отца Френсиса. Он заведовал казной в колледже Святого Фрайдесвайда и выдавал Уолтеру два шиллинга первого числа каждого месяца.
— Ты сейчас богаче меня на целых десять пенсов, — признался он Тристраму.
— Я не прошу мне помочь, но мне придется обойтись без плаща!
— Но ты пострадал, освобождая наших товарищей, начал протестовать Уолтер. — Мы должны собрать деньги, чтобы компенсировать тебе потерю.
— Ничего, я обойдусь. — Тристрам покачал головой, а потом улыбнулся: — Может, мне повезет и зима будет мягкой.
Студенты почти все покинули улицу, и Уолтер почувствовал, что им не стоит тут больше оставаться, потому что горожане мрачно на них поглядывали.
— Они нас могут избить, — шепнул он Тристраму. — Нужно быстрее убегать отсюда.
Они заспешили прочь. Сын лучника принялся мрачно рассуждать:
— Этот Таунли, капитан дозора, родственник переплетчика книг, у которого я живу. Это скверная парочка. Боюсь, что меня ждут неприятности.
— Тогда тебе лучше не возвращаться сегодня домой. — Уолтер стал рассуждать. Он не имел права вести вольнослушателя в общежитие. На это существовал строгий запрет. Он поколебался, а потом сказал: — Я не могу тебя привести к нам в общежитие. Что ты будешь делать?
— Я уже как-то ночевал в свинарнике и могу проделать это еще раз, — спокойно ответил Тристрам.
— Для меня это что-то новенькое.
Они стояли перед таверной, и из приоткрытой двери на улицу сочился свет. Тристрам прищурился и взглянул в лицо Уолтеру, чтобы понять, что тот имеет в виду.
— Клянусь распятием, это очень благородная мысль. Но не стоит этого делать. Я могу о себе позаботиться, а тебе нужно отправиться в общежитие и спокойно выспаться на своей постели.
— Мы были в драке вместе, и если я не могу провести тебя через запертые двери Батгербамп-холла, то хотя бы могу переночевать с тобой на свежем воздухе. И не стоит об этом спорить, Тристрам Гриффен.
Они наконец нашли сухое место под внешней лестницей дома на границе еврейского гетто. Ветер нанес туда горку опавших листьев. Уолтер снял с себя теплый плащ, и они вдвоем прикрылись им.
Уолтеру даже начала нравиться сложившаяся ситуация.
— Во всех этих домах в окнах вставлено стекло, — прошептал он Тристраму. — А наше общежитие граничит с гетто, и некоторые из парней с удовольствием проводят целые вечера, подглядывая за девицами, расхаживающими по комнате без юбок. Как раз больше всего этим грешит хозяин плаща. Надеюсь, что он выглянет и увидит, как помогает нам его прекрасный плащ.
Что-то прошелестело в листьях у ног Уолтера, и он быстро подтянул под себя ноги. Не так-то легко будет здесь проспать всю ночь.
— Я думаю, — сказал Тристрам после долгой паузы, — что тебе интересно, что делает сын лучника в Оксфорде. Может, это даже покажется чересчур вызывающим. Но ты, наверное, знаешь, что в университете учится много сыновей простых людей.
Как только они встретились, Уолтер начал обдумывать один очень важный для него вопрос.
— Я не могу понять, какую пользу тебе принесет образование, — заметил он. — Конечно, тебе хочется многого добиться в жизни, но, чтобы стать членом гильдии торговцев, образование не обязательно. А кроме этого, что еще открыто для тебя? Ты же не собираешься вступить в ряды духовенства?
Тристрам покачал головой:
— Конечно нет. Меня не привлекает перспектива надеть на себя коричневую рясу и надвинуть на лоб капюшон! Меня тянет к себе земля, но ее у меня нет и не будет. Я бы хотел строить корабли, и я занимаюсь у брата Роджера Бэкона.
— Роджер Бэкон! — Уолтер сел и присвистнул от удивления.
У него для этого имелись серьезные причины. За границей Роджер Бэкон был весьма уважаем за мудрость и ученость; но в Оксфорде над ним издевались, хотя в то же самое время и побаивались. Многие твердо верили, что он продал душу дьяволу и за это ему открылись все секреты черной магии. Когда он проходил по улицам города, матери быстро зазывали детей домой и крепко запирали двери домов, чтобы на ребенка не упала даже его тень. В университетских кругах его обвиняли во многих грехах. Иногда он читал лекции на английском языке, а не на латыни, и это считалось самым ужасным отступлением от устоявшихся правил.
— Считают, — сказал Уолтер, помолчав, — что все, кто посещает его лекции, закончат путь на перекрестке, и из сердца у них будет торчать осиновый кол.
— Брат Бэкон, — серьезно ответил ему Тристрам, — учит правде о мире, в котором мы живем. Я узнаю у него о навигации и ветрах, приливах и звездах. Как изготавливать некоторые вещи, плавить металл и правильно вести подсчеты. Мне прекрасно известно, что считается, что арифметику лучше оставить евреям и менялам, а астрономия нужна только магам. Но если я собираюсь строить хорошие корабли, все эти знания для меня просто необходимы.
Уолтер был поражен и расстроен.
— Я никогда не думал об этом. Меня всегда убеждали в том, что так называемые науки — весьма неопределенны и сплошь одна теория, они не имеют отношения к реальности, и еще что в науке отсутствует логика.
— Я не так уж много знаю, — ответил Тристрам, — и уверен, что ты знаешь гораздо больше меня. Тебя, Уолтер из Гер-ни, в Оксфорде очень ценят как прилежного студента и уважают. Но я твердо знаю одну вещь. В науках нет ничего неопределенного. Наоборот, науки весьма точны и основаны на фактах, на доказанных фактах…
— Ты хочешь сказать, что логика, на которой основано все наше учение, не построена на фактах?
— Я никогда не изучал логику, но кажется, что она состоит из логических рассуждений, основанных на мечтах и ложных представлениях умерших философов.
— Мои учителя называют это бесконечной ересью, — заявил Уолтер, употребив выражение, которое так часто повторяли в Оксфорде, что оно грозило навязнуть на зубах. — Меня учили тому, что реальность принадлежит сфере абстрактной мысли. Человек меняется, но все человеческое неизменно. Материальные вещи преходящи, и они не имеют важного значения. В будущем станет необязательно путешествовать, и поэтому сейчас нет смысла строить суда. Нам следует только изучить установленные вечные истины, правду о человечестве, переданную нам знаменитыми мыслителями прошлого.
— Ты не обидишься, если я скажу тебе, что это все не что иное, как бесконечная чепуха?
Ветер переменился и теперь задувал под лестницу. Наносимые ветром струи дождя мочили им лицо. Уолтер попытался защитить лицо и подтянуть окаймленный мехом плащ, но тогда оставались непокрытыми ноги. Он изо всех сил старался не дрожать. Но, несмотря на все неудобства, ему было интересно продолжить спор с Тристрамом.
— Какая удивительная ночь. Тристрам Гриффен, ты мне очень нравишься. Мне раньше никогда не приходило в голову, что два человека из разных социальных слоев могут стать близки и интересны друг другу.
— Мы родились так далеко друг от друга, как ад и рай, — заявил сын лучника. — Наверно, в том, что мы чувствуем и во что верим, тоже должна быть такая же огромная разница. Меня поражает, что ты разговариваешь со мной как с равным себе человеком.
Ниниан был вне себя от счастья.
— Пойдем к Тимоти Две Мелодии, — громко вскричал он, — Тимоти споет для нас, и мы прикажем, чтобы нам в эль добавили фенхель[2].
Таверна «Тимоти Две Мелодии» была переполнена, когда они туда прибыли. Там собирался обеспеченный народ из университетов. Кроме того, в таверну любили заглядывать клирики из Пеквотер-Инн, Сент-Мэрис Энтри, Лиденпорч-холл и Сарацине-Хед. Сначала Уолтер решил, что все изучали тривиум[3], состоящий из грамматики, риторики, логики и латыни, но потом увидел одного легиста-правоведа, который не переставая болтал о налогах и других тоскливых вещах, которые могут ему пригодиться, когда он станет настоящим законником. У очага сидел священник. Полы его сутаны были поддернуты на коленях. С первого взгляда его можно было принять за священника из часовни — он был толстым и не обращал внимания на собственную внешность. Подобные священники должны были только молиться в часовне за упокой души умерших людей, оставивших им для этого деньги.
— Этот отбиватель поклонов Небесам забирает у нас все тепло, — проворчал Хэмф.
В то время в Оксфорде было модным выражать непочтительность к духовным лицам.
— Просто неприлично иметь такую жирную спину, как у него. Вы только представьте себе, сколько он проглотил хорошей баранины и вылакал эля, чтобы отъесть подобную! Почему он не находится там, где больше всего нужен, и не читает молитвы за бедную душу, чтобы помочь ей поменьше жариться в аду?!
Ниниан обратился к Тимоти:
— Хозяин, подай нам эль на семерых и не забудь в каждую кружку бросить фенхель!
Тимоти пел в другом конце помещения и не обратил на них никакого внимания. Он сильнее забренчал по струнам и продолжал петь. Он исполнял новую мелодию, ее припев брал за душу:
— Уедем в Китай. Прощай, прощай!
К юношам подошла его дочь Дервагилла. Это была разбитная девица с большой грудью. Она спасалась от неприятных ухаживаний тем, что в открытую хвасталась своей распущенностью и грубила ненужным ей ухажерам. Девица уперла руки в боки, насмешливо глянула на Ниниана и заявила:
— Значит, тебе нужен эль и фенхель. Будь повежливее, иначе получишь бородавки в рожу. — Она повернулась к остальным студентам и прошептала: — Если он когда-нибудь попадет со мной в постель, я ему переломаю спину, этому тощему ржущему лошаку!
Легист продолжал болтать о том, что станет делать молодой король Эдуард, когда вернется из крестового похода.
— Наконец у нас будет настоящий король. Он подпустит блох под хвосты гордых баронов! Их власть кончится, и на земле у нас воцарятся мир и покой!
Мир и покой на земле, где власть короля была абсолютной и он пытался свести все права людей к нулю! Уолтер подумал, что парень, видимо, не в себе, если мелет подобную чепуху!
— Если на земле воцарятся мир и покой, как тогда законники будут зарабатывать себе на пропитание? — спросил он.
Хэмф Армстронг сказал легисту, чтобы тот не обращал внимания на Ублюдка, потому что он постоянно со всеми спорит.
Уолтер не стал возражать. Он просто встал и отошел в другой конец комнаты, где нашел себе место на деревянной скамье. Ему не следует принимать участие в подобных разговорах. Новый правитель обладал всеми королевскими качествами Плантагенетов. Тут Уолтер не станет с ними спорить: он был храбр и обидчиво горд. Король был высокий, с пламенным взглядом и золотистыми кудрями. Короли Плантаге-неты были красивыми мужчинами. Но Эдуард убил Симона де Монфора при Ившеме, великого графа Монфора, боровшегося за права народа, а его отец, старый король, забрал земли Герни. Уолтер не будет клясться в вассальной преданности Эдуарду I.
Он попытался поймать взгляд Ниниана в надежде, что тот присоединится к нему и они продолжат разговор. Что это за неприятная история об Ингейн? Жирная рыбка, болтающаяся на крючке! Это могло значить только одно — что лорд Тресе-линга спланировал брак для своей дочери и наследницы!
Уолтера никогда не волновали притязания Ниниана. Но было бы интересно узнать побольше о новом кандидате в женихи. Когда он вспоминал о браке Ингейн, казалось, что в сердце у него поворачивался кинжал.
Ниниан продолжал хмуриться над кружкой эля и не взглянул на Уолтера. Что случилось с этим парнем? Он забыл, зачем они сюда пришли?
Легист наконец закончил свою нудную болтовню. Священник из часовни повернулся и подмигнул честной компании.
— Страждущая душа умершего быстро направляется в ад, — заметил он. — Мне следует поспешить и прочитать молитвы. Мне неплохо живется на оставленное им золото, и, наверно, не стоит заставлять его поджариваться слишком долго…
Уолтер внезапно выпрямился на жесткой лавке. На улицах послышались громкие крики. Перебивая шум толпы, раздался громкий сигнал, на который реагировали все студенты, где бы они в этот момент ни находились.
— Surgite! Surgite!
— Вставайте! Поднимайтесь!
Уолтер проворно вскочил на ноги и ухватился за нож, подвешенный на поясе. Армстронг так резко поднялся, что свалил священника, который упал на спину и болтал ногами, как перевернутый кверху лапками жук. Ниниан запротестовал:
— Это не наше дело.
На него никто не обратил внимания. Все выскочили на улицу и громко завопили:
— Студенты! Клирики!
3
Студенты Оксфорда будут долго вспоминать и рассказывать о потасовке, которая произошла сырым вечером в 1233 году от Рождества Христова. Уолтер всегда вспоминал это побоище, потому что тогда он познакомился с Тристрамом.Уолтеру не раз приходилось принимать участие в небольших стычках с городской охраной, но он сразу понял, что на этот раз это нечто иное. Студенты бежали по Квин-стрит, пока не достигли Квадривиума, где сходились пять дорог. Там находилось множество караульных. Двоих их. товарищей-студентов захватила стража. Им завязали за спиной руки и натянули на голову мешки из-под муки. Эти двое несчастных продолжали бороться, но их усилия ни к чему не приводили.
Ночной дозор был настроен весьма воинственно и мрачно и вооружен до зубов. На плечах караульные тащили крепкие пики, а на головах у них были надеты железные шлемы. Из-за ощетинившихся алебард они насмешливо поглядывали на подкрепление студентов, и даже звук подбитых гвоздями подошв по булыжной мостовой, казалось, говорил об их решительности. Некоторые горожане забрались на колокольню церкви Святого Мартина и громко оскорбляли клириков и швыряли в них камни.
Легист сообщил:
— У них в руках Джек Паншон и Рик Стендлек.
— Они оба неплохие парни, — сказал Хэмф Армстронг, который сразу возглавил отряд студентов. — И к тому же студенты третьего-четвертого курсов. Что они сделали?
— Я слышал, что была ссора в Блю Болдрике, — ответил ему легист. — Все началось из-за жареного гуся. Они его съели, а потом заявили, что кошельки у них пусты. Хозяин поклялся, что изметелит парней, но Джек схватил вертел, на котором жарилось мясо, и разбил им хозяину голову. Мне говорили, — продолжал он с завистью, — что это было потрясающее сражение!
— Что они собираются сделать с Джеком и Риком?
— Отвести их на Гриндитч.
— Чтобы повесить? — поражение воскликнул Хэмф. — Мы не подчиняемся городским властям! Об этом всем прекрасно известно.
— Дозору об этом также прекрасно известно, — мрачно согласился с ним легист. — Поэтому на этот раз они не собираются дожидаться легальной процедуры. Они хотят, чтобы Джек и Рик поплясали в воздухе, а все рассуждения о том, кто прав и кто не прав, будут потом. Мне кажется, мы не сможем для них ничего сделать.
Хэмф взглянул на сверкающее кольцо из наконечников алебард, которые удерживали студентов на расстоянии, и покачал головой:
— Невозможно ничего сделать. Если мы попытаемся на них напасть, они нас наколют на пики, как селедку.
Студенты все прибывали к Квадривиуму. Уолтер был уверен, что им удастся спасти товарищей просто потому, что студентов было больше, чем караульных. Он крикнул Хэмфу:
— Я считаю, что мы не можем спокойно позволить им повесить наших товарищей. Клянусь святым Эйданом, нам следует объединиться! Мы можем прорвать их оборону.
— И ты отправишься впереди всех?
— Да, но нам нельзя зря терять время. Хэмф нахмурился и начал оправдываться:
— Ублюдок, ты знаешь, что я никогда не уклоняюсь от сражения. Но Рику и Джеку не поможет, если нам распорют животы алебардами.
К ним подошел Ниниан. Он глядел совсем «кисло» и спросил недовольным тоном:
— Почему они не отправились в церковь Святого Джайл-са и не попросили убежища?
— У них не было такой возможности, — сказал Уолтер. — Поэтому мы должны попытаться им помочь, Хэмф. Тебе вскоре предстоит сражаться за право называться рыцарем. Сейчас тебе представляется удобный шанс проверить свою храбрость.
— Это означает смерть, — вздрогнул Ниниан. Хэмф с ним мрачно согласился.
— Это не станет благородным поступком. Что тебе известно о рыцарстве, Ублюдок?
— Трусы! — заорал на них Уолтер.
Начали прибывать подкрепления горожан, и стало ясно, что они настроены так же решительно, как дозор.
Началось обычное сражение между горожанами и студенчеством с применением дубинок и тяжелых палок. Уолтер понимал: пока идет сражение, караульные уведут отсюда Рика и Джека. Они уже двинулись по боковой улочке и успели отойти довольно далеко, так что слова капитана были еле слышны:
— Дорогу королевской справедливости!
Уолтер последовал за ними и через мгновение услышал, что кто-то идет за ним. Он был уверен, что это студент. Парень был таким высоким, что Уолтер едва доставал ему головой до плеча. Он начал злиться, потому что гордился собственным ростом.
— Ты — Уолтер из Герни, так? — спросил его студент.
— Да, а тебя как зовут?
— Тристрам Гриффен. Я из тех же краев, что и ты. Ты обо мне никогда не слыхал, но мой отец — мастер по изготовлению луков из Сенкастера.
Было слишком темно, чтобы рассмотреть незнакомца, но Уолтеру понравился его голос. Он был достаточно уважительным, как положено сыну мастера по изготовлению луков, но в нем также были слышны решительные нотки. Если парень и был студентом, то учился вольнослушателем. Настоящие студенты презирали вольнослушателей, потому что у них не было денег, чтобы жить в университетских общежитиях, и им приходилось искать себе жилье в мансардах и чердаках города.
— Я видел Нэта Гриффена во время соревнований. В Англии нет лучшего лучника, — сказал Уолтер.
— Ну, он никогда себя лучшим не считал. Но… мне кажется, было время, когда он мог стрелять из лука лучше многих в Англии. Сейчас он постарел и руки у него стали слабыми.
Уолтер посмотрел на своего спутника:
— Тристрам Гриффен, могу поклясться, что ты и сам хорошо стреляешь из лука.
— Ты прав, я действительно неплохо стреляю, но не надеюсь, что когда-либо смогу стать равным своему отцу.
— Ты рассуждаешь весьма скромно, — решил Уолтер и добавил: — Почему я никогда тебя прежде не видел?
— Я — вольнослушатель и живу в мансарде переплетчика на Шейдьярд-стрит. Ты меня видел, но, наверное, не можешь этого помнить.
Юноша сказал это без оттенка уничижительности или горечи. Он просто констатировал факт.
Они проходили мимо дома, хозяин которого вышел с фонарем, чтобы посмотреть, что же происходит на улице. При свете фонаря можно было различить великолепную широкоплечую фигуру Тристрама Гриффина. У него были жесткие светлые волосы и приятные серые глаза. Тристрам застенчиво улыбнулся, как будто не был уверен, что Уолтеру понравилась его фамильярность.
Уолтер тоже ему улыбнулся. Он с трудом заводил друзей, но сейчас, как только с ним заговорил, он был уверен, что станет дружить с сыном лучника, несмотря на разницу в их социальном положении. В нем чувствовалась прямота, доброта и истинная крепость духа.
Уолтер понял, что вольнослушатель очень беден. Его потертый плащ сшит из грубой ткани. Короткие панталоны доходили до колен, а ниже виднелись голые посиневшие ноги. Тяжелые башмаки были черного цвета, что означало его низкий социальный статус.
«Ну и что? — решил Уолтер. — Он мне нравится больше остальных студентов из общежития в Холле».
— Если мы рискнем, то можем их спасти, — заметил Тристрам, кивком головы показав на идущих впереди охранников. — Я бы предпочел, чтобы в ребрах у меня свистел ветер, чем видеть, как бедняги студенты станут болтаться на дереве, как спелые груши!
— Я с тобой полностью согласен, — сказал Уолтер. — Но поможет ли нам кто-нибудь? Мне кажется, что остальные предпочитают поднимать шум, но не действовать.
— Если мы начнем, к нам может присоединиться много народу.
Тристрам остановился и стал снимать плохонький плащ. Он его аккуратно свернул, отошел в сторону и положил сверху на столб коновязи перед домом с темными окнами. Потом нагнулся, нашел булыжник и придавил им сверху плащ.
— У меня он единственный, — объяснил он со смущенной улыбкой. — Я предпочту, чтобы мне сломали пару костей, но не переживу зиму без теплой одежды.
Народу на улице становилось все больше, и караульным пришлось замедлить движение. Капитан размахивал коротким мечом и продолжал громко возмущаться:
— Дорогу правосудию, болваны! Вольнослушатель засучил рукава и спросил:
— Ты готов, Уолтер из Герни?
— Готов!
Уолтеру казалось, что сердце у него сейчас выскочит из груди. Им предстояло опасное приключение, и он понимал, что может не выйти из него живым.
— Обмотай плащ вокруг руки, — посоветовал ему сын лучника. — Это может тебе послужить вместо щита. Не стоит рисковать, чтобы твое брюхо пронзили пикой.
— Но у тебя же нет плаща! — закричал Уолтер. Тристрам уже начал действовать. Он быстро и энергично ринулся вперед и так ударил капитана, что у того резко откинулась назад голова в железном шлеме. Громадная лапа схватила осевшего капитана за горло, другая обхватила его под коленками. Тристрам с усилием поднял тело капитана над головой, а затем швырнул его на остальных дозорных. Двое из них свалились на землю, образовалась брешь, Тристрам быстро ринулся туда и вскоре нарушил ряды караульных.
Уолтер пытался следовать за ним. Он даже не понял, что выкрикивает боевой клич крестоносцев: «Божья воля!» Он позабыл обмотать плащ вокруг руки, но противники сражались, стоя так тесно друг к другу, что теперь это не имело значения. Уолтер не знал, присоединились к ним остальные студенты или нет, потому что продолжал биться с одним из караульных. Это был сильный парень и дрался, как дикая кошка.
Все произошло очень быстро, но схватка была напряженной. Как только прорвали ряды дозора, оказавшиеся поблизости студенты начали атаковать караульных. Они дрались с таким удовольствием и яростью, и их было слишком много. Вскоре они заняли все пространство внутри кольца алебард. Караульные дрогнули. Все сражались на близком расстоянии друг к другу, поэтому караульные не могли воспользоваться алебардами.
Уолтер продолжал драться с упорным противником и до тех пор не замечал, что битва окончена, пока Тристрам не пришел к нему на помощь. Он схватил дозорного сзади за горло и небрежным жестом швырнул на край дороги.
— Джек и Рик свободны, — громовым голосом прокричал Тристрам, чтобы его слышали все вокруг. По лицу у него струилась кровь, но казалось, он не чувствовал раны и радостно улыбался Уолтеру. — Они уже отправились к ректору университета. Так для них будет безопаснее, чем скрываться в церкви Святого Джайлса.
Прибыл Хэмф Армстронг, и ему каким-то образом удалось снова подтвердить звание лидера. Большинство студентов выстроились за ним, и послышалось приказание прекратить свалку и побыстрее убираться отсюда. Студенты гордо зашагали по улице, запев старую песню крестоносцев «Старик с гор».
— Хэмф будет гордиться совершенным нами подвигом, — горько заметил Уолтер.
Ему никто не ответил. Уолтер посмотрел назад и увидел, что Тристрам отстал на несколько шагов. Он растерянно смотрел на коновязь, где оставил плащ. Булыжник валялся рядом, но плащ исчез.
— Украли! — воскликнул Тристрам. Лицо у него стало цвета воска.
Его плащ был таким потрепанным, и Уолтеру казалось, что из-за этого не стоит так расстраиваться. Он сказал приятелю:
— Тристрам, за десять пенсов ты сможешь купить себе другой плащ.
— Десять пенсов? У меня есть как раз десять пенсов. Но я должен продержаться на них до конца года!
Уолтер был поражен.
— Ты хочешь сказать, что должен прожить на такую крохотную сумму?
— Да, это не так просто, но я смогу прожить на эти деньги. Многие в Оксфорде живут на пенни в неделю. Разве тебе это не известно?
— Я знаю, что многие вольнослушатели должны брать работу, чтобы продолжить здесь учебу.
— Да, чтобы подработать немного денег. Но не стоит так волноваться. Никто из нас еще не умер. — Он улыбнулся Уолтеру. — Мне приходится немного труднее, чем остальным, потому что нужно кормить еще кое-кого. У меня есть ручной барсук.
— Барсук? И ты держишь его у себя дома?
— Он мне достался во время травли барсуков. Собаки вытаскивали его из ящика три раза, и я понял, что следующее нападение он не выдержит. Ему переломали передние лапы, и из пасти лилась кровь. Барсук был наполовину прирученный, и мне… Ну, может, мне это показалось, что зверь молил меня о помощи. Это очень жестокий спорт, и я не мог спокойно стоять и смотреть, как убивают беззащитное животное. Я попросил, чтобы хозяева оттащили своих собак. Вокруг меня началась ругань, и мне пришлось ударить букмекера, а потом удалось забрать у них умирающее животное. — Тристрам снова улыбнулся. — Это храбрая самочка, я назвал ее Боадиция.
— Но где же ты ее держишь?
— В своем углу на чердаке. Она почти не может передвигаться из-за сломанных лапок. Я приношу ей все, что могу достать съедобного. Когда я на чердаке, она всегда ползает за мной и спит рядом на соломе.
У Уолтера в кошельке было пусто, и ему, чтобы получить очередную сумму, требовалось посетить отца Френсиса. Он заведовал казной в колледже Святого Фрайдесвайда и выдавал Уолтеру два шиллинга первого числа каждого месяца.
— Ты сейчас богаче меня на целых десять пенсов, — признался он Тристраму.
— Я не прошу мне помочь, но мне придется обойтись без плаща!
— Но ты пострадал, освобождая наших товарищей, начал протестовать Уолтер. — Мы должны собрать деньги, чтобы компенсировать тебе потерю.
— Ничего, я обойдусь. — Тристрам покачал головой, а потом улыбнулся: — Может, мне повезет и зима будет мягкой.
Студенты почти все покинули улицу, и Уолтер почувствовал, что им не стоит тут больше оставаться, потому что горожане мрачно на них поглядывали.
— Они нас могут избить, — шепнул он Тристраму. — Нужно быстрее убегать отсюда.
Они заспешили прочь. Сын лучника принялся мрачно рассуждать:
— Этот Таунли, капитан дозора, родственник переплетчика книг, у которого я живу. Это скверная парочка. Боюсь, что меня ждут неприятности.
— Тогда тебе лучше не возвращаться сегодня домой. — Уолтер стал рассуждать. Он не имел права вести вольнослушателя в общежитие. На это существовал строгий запрет. Он поколебался, а потом сказал: — Я не могу тебя привести к нам в общежитие. Что ты будешь делать?
— Я уже как-то ночевал в свинарнике и могу проделать это еще раз, — спокойно ответил Тристрам.
— Для меня это что-то новенькое.
Они стояли перед таверной, и из приоткрытой двери на улицу сочился свет. Тристрам прищурился и взглянул в лицо Уолтеру, чтобы понять, что тот имеет в виду.
— Клянусь распятием, это очень благородная мысль. Но не стоит этого делать. Я могу о себе позаботиться, а тебе нужно отправиться в общежитие и спокойно выспаться на своей постели.
— Мы были в драке вместе, и если я не могу провести тебя через запертые двери Батгербамп-холла, то хотя бы могу переночевать с тобой на свежем воздухе. И не стоит об этом спорить, Тристрам Гриффен.
Они наконец нашли сухое место под внешней лестницей дома на границе еврейского гетто. Ветер нанес туда горку опавших листьев. Уолтер снял с себя теплый плащ, и они вдвоем прикрылись им.
Уолтеру даже начала нравиться сложившаяся ситуация.
— Во всех этих домах в окнах вставлено стекло, — прошептал он Тристраму. — А наше общежитие граничит с гетто, и некоторые из парней с удовольствием проводят целые вечера, подглядывая за девицами, расхаживающими по комнате без юбок. Как раз больше всего этим грешит хозяин плаща. Надеюсь, что он выглянет и увидит, как помогает нам его прекрасный плащ.
Что-то прошелестело в листьях у ног Уолтера, и он быстро подтянул под себя ноги. Не так-то легко будет здесь проспать всю ночь.
— Я думаю, — сказал Тристрам после долгой паузы, — что тебе интересно, что делает сын лучника в Оксфорде. Может, это даже покажется чересчур вызывающим. Но ты, наверное, знаешь, что в университете учится много сыновей простых людей.
Как только они встретились, Уолтер начал обдумывать один очень важный для него вопрос.
— Я не могу понять, какую пользу тебе принесет образование, — заметил он. — Конечно, тебе хочется многого добиться в жизни, но, чтобы стать членом гильдии торговцев, образование не обязательно. А кроме этого, что еще открыто для тебя? Ты же не собираешься вступить в ряды духовенства?
Тристрам покачал головой:
— Конечно нет. Меня не привлекает перспектива надеть на себя коричневую рясу и надвинуть на лоб капюшон! Меня тянет к себе земля, но ее у меня нет и не будет. Я бы хотел строить корабли, и я занимаюсь у брата Роджера Бэкона.
— Роджер Бэкон! — Уолтер сел и присвистнул от удивления.
У него для этого имелись серьезные причины. За границей Роджер Бэкон был весьма уважаем за мудрость и ученость; но в Оксфорде над ним издевались, хотя в то же самое время и побаивались. Многие твердо верили, что он продал душу дьяволу и за это ему открылись все секреты черной магии. Когда он проходил по улицам города, матери быстро зазывали детей домой и крепко запирали двери домов, чтобы на ребенка не упала даже его тень. В университетских кругах его обвиняли во многих грехах. Иногда он читал лекции на английском языке, а не на латыни, и это считалось самым ужасным отступлением от устоявшихся правил.
— Считают, — сказал Уолтер, помолчав, — что все, кто посещает его лекции, закончат путь на перекрестке, и из сердца у них будет торчать осиновый кол.
— Брат Бэкон, — серьезно ответил ему Тристрам, — учит правде о мире, в котором мы живем. Я узнаю у него о навигации и ветрах, приливах и звездах. Как изготавливать некоторые вещи, плавить металл и правильно вести подсчеты. Мне прекрасно известно, что считается, что арифметику лучше оставить евреям и менялам, а астрономия нужна только магам. Но если я собираюсь строить хорошие корабли, все эти знания для меня просто необходимы.
Уолтер был поражен и расстроен.
— Я никогда не думал об этом. Меня всегда убеждали в том, что так называемые науки — весьма неопределенны и сплошь одна теория, они не имеют отношения к реальности, и еще что в науке отсутствует логика.
— Я не так уж много знаю, — ответил Тристрам, — и уверен, что ты знаешь гораздо больше меня. Тебя, Уолтер из Гер-ни, в Оксфорде очень ценят как прилежного студента и уважают. Но я твердо знаю одну вещь. В науках нет ничего неопределенного. Наоборот, науки весьма точны и основаны на фактах, на доказанных фактах…
— Ты хочешь сказать, что логика, на которой основано все наше учение, не построена на фактах?
— Я никогда не изучал логику, но кажется, что она состоит из логических рассуждений, основанных на мечтах и ложных представлениях умерших философов.
— Мои учителя называют это бесконечной ересью, — заявил Уолтер, употребив выражение, которое так часто повторяли в Оксфорде, что оно грозило навязнуть на зубах. — Меня учили тому, что реальность принадлежит сфере абстрактной мысли. Человек меняется, но все человеческое неизменно. Материальные вещи преходящи, и они не имеют важного значения. В будущем станет необязательно путешествовать, и поэтому сейчас нет смысла строить суда. Нам следует только изучить установленные вечные истины, правду о человечестве, переданную нам знаменитыми мыслителями прошлого.
— Ты не обидишься, если я скажу тебе, что это все не что иное, как бесконечная чепуха?
Ветер переменился и теперь задувал под лестницу. Наносимые ветром струи дождя мочили им лицо. Уолтер попытался защитить лицо и подтянуть окаймленный мехом плащ, но тогда оставались непокрытыми ноги. Он изо всех сил старался не дрожать. Но, несмотря на все неудобства, ему было интересно продолжить спор с Тристрамом.
— Какая удивительная ночь. Тристрам Гриффен, ты мне очень нравишься. Мне раньше никогда не приходило в голову, что два человека из разных социальных слоев могут стать близки и интересны друг другу.
— Мы родились так далеко друг от друга, как ад и рай, — заявил сын лучника. — Наверно, в том, что мы чувствуем и во что верим, тоже должна быть такая же огромная разница. Меня поражает, что ты разговариваешь со мной как с равным себе человеком.