- Пусть до утра у тебя побудет, - старику хотелось спать.
   - Не нравится мне он. А не расспрашивал ли тебя: появился кто в городе новенький? О том, что в Камышевске "кешер" залетные взяли - не спрашивал?
   - Нет. Только - полотенце, мол, чистое? Это которое я ему для парилки дал...
   - Подержи его... Ублажи.
   - Может, клофелину? - предложил саксофонист. - Он телку просит, так я ему и бабу, и клофелина для верности...
   - Ты его сервисом задержи, - сказал хозяин.
   Он чувствовал себя старым больным патриархом преступного сообщества Нововладимира. И перед тем, как уснуть, забившись в самый угол огромной кровати и по привычке подложив под голову вместо подушки локоть, подумал:
   "А вдруг и в самом деле залетный из тех, кого еще по закону "бобры" жить учили... А то одни "аллигаторы" кругом." И почувствовал, как стало вдруг приятно от мысли, что он может завтра встретить единомышленника, а, чем не шутят, вдруг и преемника, который не станет на ходу подметки резать, а даст ему дожить в старости и уважении...
   Хозяин уснул. Он даже и не вспомнил, что собирался допить коньяк.
   Через десять минут бесшумно вошли двое. Просто невероятно, как перед этим они также бесшумно открыли хитроумные замки входной двери. Звериное чутье, даже во сне позволявшее хозяину определять малейшее передвижение поблизости, на этот раз не сработало. Один из вошедших в спальню взял свободную подушку и накрыл ею голову старика. Другой навалился на ноги, чтобы тот не дергался в момент удушения.
   - Ну, все, - решил тот, что держал подушку. - Пришла пора ему дых прикрыть.
   - Тебе виднее, ты теперь главный, - согласился тот, что держал старика за ноги.
   * * *
   А тем временем саксофонист, как мог, ублажал клиента. Когда тот вышел из парилки, замотавшись по самые плечи полотенцем, приготовил ему фондю с осетриной. Сам обмакнул в растопленном и смешанном с белым вином сыре первый кусочек, протянул вилку клиенту, а потом налил рюмку перцовки.
   - У нас - не абы как, - пояснил саксофонист. - В Люцерне фондю готовят именно так. Я там был. Обедал. На берегу реки, напротив Банхофштрассе, может слышали, улица там такая, и мост знаменитый...
   _ А как же, - выпив рюмку перцовки подтвердил клиент.
   - И в реке плавают вот такие карпы, - он показал руками, какие они огромные, - а табличка висит - ловить рыбу запрещается.
   - До чего додумались, а, гады? - клиент покачал головой.
   - Вы еще хотели массажистку заказать? - напомнил саксофонист. - Вам ведь высший класс нужен?
   - Самый высший. Только без массажа. Мне массаж ни к чему.
   - А по цене? - уточнил сводник.
   - Сто сейчас, - он подтянул к себе поближе стул, на котором была повешена его одежда, а две кобуры с револьверами лежали на сиденьи, и из внутреннего кармана пиджака достал валюту. - Столько же потом, если понравится...
   "Неплохие деньги, - подумал про себя саксофонист, - Вот уж на самом деле - как с куста.
   Но если вызывать одну из работающих при сауне проституток, то ему самому не достанется ничего. Разве что копейку какую хозяин подкинет в качестве премиальных. Нет. Он не может упустить эти деньги".
   И в голове мгновенно созрел план.
   - Я сейчас вернусь, - извинился он перед клиентом.
   Тот увлеченно дул на вилку с кусочком осетрины в расплавленном сыре.
   * * *
   Саксофонист спустился в подвал, открыл обитую жестью дверь. За дверью находилась крошечное глухое помещение, разве что топчан помещался.
   На топчане спала Джессика, подложив ладонь под щеку. Во сне Джессика хмурилась.
   - Эй! - потряс он ее за плечо.
   - Чего тебе? - она открыла глаза.
   - Хочешь, помогу тебе? А то теперь в покое не оставят, станешь субботники отрабатывать. Это когда тебя человек десять по очереди иметь станут.
   - У меня договор с вашим хозяином, - напомнила она. - Я свою долю получу - и смотаюсь.
   - Нет, красотка, - саксофонист сел рядом на топчан. - Кто ж тебя отпустит, ты еще прибыль принести сможешь. Наплюй на договор, дура, до сих пор сказкам веришь?
   - А что ты предлагаешь? - тревожно спросила Джессика.
   - У меня наверху, - он посмотрел на потолок подвального помещения, клиент сидит. Ты его сейчас обслужишь по первому разряду, а я тебе обещаю: жизнь твоя в будущем станет намного легче и приятнее. Во всяком случае здоровее.
   - Тоже предлагаешь договориться? И тоже, когда я выполню свои обязательства, наплюешь на договор? Вали отсюда, я спать хочу, - и Джессика толкнула его в бок, чтобы он слез с топчана.
   - А если я тебе всю морду разукрашу? - ласково предложил саксофонист.
   - Попробуй, визажист хренов. У меня ведь с братвой какой договор - я им человека с деньгами показать должна, - напомнила Джессика. - Поэтому убить меня ты побоишься. А изобьешь, так ведь я пожалуюсь пахану вашему, время тянуть начну. Как ты думаешь, не озвереют ли они от твоего самоуправства, и тебя самого за это не отделают ли? - и она ядовито улыбнулась.
   - Ладно, - саксофонист решился. - Договор будет честный.
   - А гарантии?
   - Гарантии есть. Тот клиент, что тебя ждет, платит... - он замялся и соврал, - сто долларов. Я эти деньги возьму себе. Ты об этом теперь знаешь. Если расскажешь братве, мне - конец. Они за любые деньги удавят, из принципа. Так что, если я тебе не помогу, у тебя теперь есть убийственный аргумент, чтобы мне отомстить. А я могу тебе помочь. Может, даже вытащить тебя отсюда. Через некоторое время...
   - А вытащишь?
   - Вытащу. Мне самому выгодно, чтобы ты исчезла после того, как дело сделаем.
   - Исчезнуть можно по-разному.
   - Я же не негодяй какой-нибудь, убийца, - он пожал плечами.
   - Ладно, по рукам, - решила Джессика. - Душ сначала прими, - напомнил он, - клиент хочет по высшему разряду...
   - Душ приму непременно, - пообещала она. - Ты клиента прямо в душ и пошли, там я ему устрою водную процедуру.
   - Дама вас ожидает, - вернувшись, сообщил саксофонист.
   А у самого сердце сжималось от страха - вдруг что не так получится? Отвечай потом перед хозяином: почему не вызвал Машку или Наташку, а задействовал незнакомую блядь...
   Но хозяин уже ни в чем не мог его упрекнуть. Он лежал мертвый на скомканной простыне, запрокинув через подушку голову, и из уголка рта тянулась кровавая полоска от прокушенного в момент удушения языка.
   * * *
   03 часа 40 минут. Самый сильный мужик в городе по прозвищу Паша-мореход любил свою жену. Про него рассказывали, мол, он любит свою жену каждую ночь. Что Пашка-мореход исправно делал, упаси кто усомнится в его силе, пусть даже он сам. Ежесуточные любовные игры стали для него своего рода надоевшей, но необходимой процедурой, вроде тренировки в тренажерном зале, которую он тоже неукоснительно проводил.
   Неожиданно на тумбочке у кровати затренькал мобильник.
   - Ну, кто там? - он поднес телефон к уху, похожему на жеваный капустный лист.
   Казалось, и жена была рада неожиданной помехе постельной утехе.
   - Паша, - голос в трубке был тревожный. - Пахан накрылся, помер, понимаешь?
   - Когда?
   - Только что.
   - Жалко Старика, - искренне сказал Паша-мореход. - Надо скинуться, похоронить батю по-человечески.
   - Постой, Паша, не об этом речь...
   - Может, памятник из мрамора? А то - мавзолей? Слушай, братан, мы что, на мавзолей не наскребем, а?
   - Мудак ты, Паша. Старика еще когда хоронить, а вопрос надо сейчас решить...
   - Какой вопрос?
   - Кто на его место станет, Паша? Кто за городом смотреть будет?
   - Ну, как братва проголосует... - Паша засопел.
   - Какая братва, кто проголосует, ты что, о-уел? В общем так, слушай сюда: я, Влас и Затычка решили взять сторону Михея. Ты - с нами?
   - Влас - еще ладно, а Затычка и вовсе мелюзга, - Паша-мореход поморщился. - Это ты охренел, Баклан? Ничего не скажу про Михея, нет. Котелок у него варит. Но у него же ни одной ходки. Он же халдеем в "Уюте" работал. А есть кандидатуры - хотя бы Адидас. Или Учкан? Его весь пригород поддержит. А там, знаешь, какие отморозки. Ну и абреков со счетов сбрасывать не стоит. Кто знает, чью сторону они возьмут...
   - Паша, за Михеем не только мы стоим. Несколько газонокосильщиков из Москвы приехало. Михей подготовился...
   - С какого хрена столичные пацаны в наши дела суются? Без них разберемся.
   - Паша, может, ты сам на место Старика метишь? - подозрительно спросил абонент.
   - Я войны не хочу. А если чужие в наши дела полезут, война будет, можешь не сомневаться.
   - Ладно, Паша. Только не забудь, я тебе первому позвонил.
   Человек, которого Паша-мореход только что называл Бакланом, отключил мобильник. В комнате, где собралось несколько человек, было душно. Кроме него самого, Михея, Власа и Затычки на диване, развалясь, сидели трое молодых людей, то ли одеждой, то ли выражением лица неуловимо похожих. Вроде, как из-под одного пресса вышли. И еще в углу сидел Некто, надвинув бейсболку так, что козырек закрывал почти все лицо.
   - Отказался? - спросил один из троих похожих молодых людей.
   - Я думаю, он нейтралитет возьмет, - Михей чувствовал себя неуютно.
   - Так, - "Похожий" достал сигарету и сунул ее в уголок рта, не зажигая. - Кто еще представляет опасность? Как он его назвал - Адидас?
   - Адидас воевать не станет, - вмешался Баклан. - Если мы его бизнес не тронем, если гарантии дадим - он согласится.
   - А Учкан?
   - Вот тут проблема, точно. У Учкана полсотни быков, да и абреки его поддержат. Он - авторитетный. У абреков с авторитетом строго.
   - Еще какие кандидатуры есть?
   - Остальные - мелкота. Остальные возьмут сторону того, кто круче.
   - Значится так, - произнес молчавший до этого тип в бейсболке, которого местные бандиты поначалу приняли за личность незначительную, но по тому, как синхронно повернули головы в сторону говорившего московские боевики, переменили свое мнение. - Я тебя, Михей, поставлю над этим городишкой.
   Сегодня и поставлю. А ты потом для меня кое-что сделаешь. Не бойся, денег это стоить не будет.
   - Сколько у нас людей? - деловито осведомился Михей.
   - У вас? - тип в бейсболке хмыкнул. - Три промакашки у тебя, а не люди.
   Михею стало обидно, но виду он не подал.
   - Если мы работаем вместе, - он старался, чтобы его голос звучал спокойно и солидно, - то должны быть откровенными... - так, именно так надо говорить с этим типом, решил про себя Михей: ровно, культурно. - Мне хотелось бы знать, какие у нас силы?
   - Силы? Вот они, перед тобой, - тип в бейсболке махнул в сторону трех однотипных молодых людей.
   - И все?
   - И все.
   - Но тогда... Нет, вопрос снят. Я, пожалуй, как Мореход, нейтралитет возьму.
   - Поздно думать о нейтралитете, Михей, - предупредил тип в бейсболке. О нейтралитете надо было думать прежде, чем старика подушкой задушили.
   Присутствовавший при разговоре Затычка, а именно он держал удушаемого хозяина за ноги, почувствовал боль внизу живота, предшествующую поносу. От страха.
   - Я думал... Я полагал... - промямлил Михей. - Не трусь, парень, подбодрил человек в спортивной кепке с огромным козырьком. - К утру город станет твоим. А ты мне после окажешь небольшую услугу.
   - Какую?
   - После обсудим.
   - Это несерьезно...
   - Очень серьезно. Чтоб ты понял - на кону у меня целый вагон денег, хустящих таких "бабок" с портретами американских президентов. Можно, конечно, и конвертировать в другую валюту...
   - А я думал, вы из-за мешка... из-за этого, который в банке в Камышевске взяли...
   - Мешком опосля тоже займемся. Даже от малости бывает польза, как говорил Карабас, растапливая печку Буратиной.
   - Нет, вы что? На самом деле хотите взять город всего с тремя боевиками? - и Михей искоса глянул на парней, непринужденно сидевших на диване.
   - Случалось, я брал города и в одиночку, - тип в бейсболке хихикнул, словно воробей прочирикал.
   * * *
   Саксофонист сидел, как на иголках. Клиент отправился в парилку, где его ожидала девица, и из-за двери раздался громкий возглас. Вскрикнула Джессика.
   "Что он там с ней делает?" - заерзал Саксофонист.
   Через пару минут они появились вместе. Клиент, по-прежнему закутанный в махровую простыню, и она, совершенно голая. Вид у обоих был довольный.
   "Понравились друг другу, - решил саксофонист, и у него отлегло от сердца. - Удачный день. Вернее, ночь".
   Ему как раз не хватало двухсот долларов для покупки подержанного автомобиля. Он уже решил, какого.
   - Перекусим, что ли? - весело спросила девица, глядя на остывший и начавший затвердевать сыр. - Чего добру пропадать?
   - Почему бы и нет? - клиент разлил перцовку в три рюмки и предложил саксофонисту, - Давай с нами, за компанию.
   - Что ж, за то, чтобы посетители нашего заведения всегда были довольны, - напыщенно произнес саксофонист и поднял рюмку.
   "Интересно, все-таки, что значат его наколки, - подумал он. - Надо будет спросить у знающих людей. - и посмотрел на гостя, по-прежнему замотанного в махровую простыню.
   Даже плеч не было видно.
   Тут саксофонист заметил легонькую странность. Саксофонист вообще был наблюдательным человеком, и от его внимания не ускользнуло, что края полотенца были испачканы чем-то синим.
   "Как будто в чернилах, - подумал саксофонист. - А где он взял чернила-то эти?" И, видно, как следствие ночи, а, может, выпитой перцовки, почудился саксофонисту кошмарик - это пот у клиента сине-черного цвета.
   Никак - инопланетянин?
   - Фрукты подавать? - спросил саксофонист.
   Вместо ответа клиент вопросительно посмотрел на девицу.
   - Я съела бы персик, - жеманно сообщила она.
   - Алмазная донна, есть только виноград, - в тон ей ответил клиент. Тоже многообещающий фрукт.
   - Еще арбуз в холодильнике, - поправил его саксофонист.
   - Вот именно, - клиент сделал широкий жест, - арбуза нам, арбуза!
   От резкого движения махровая простыня свалилась с его плеч.
   - Так я мигом принесу, - вызвался саксофонист, и тут вдруг глаза его округлились и стали совершенно безумными, когда он посмотрел на тело клиента.
   Кожа его была девственно чиста.
   "Все татуировки исчезли!" - отчаянно осознал саксофонист.
   - Догадался. - хихикнула девица, - Смышленый оказался, как финдиректор, - непонятно, почему финдиректор, но дальнейшие действия девицы саксофонист воспринимал уже как в страшном сне.
   Она схватила со стула один из револьверов клиента, огромный, похожий на бутафорский, и приставила ствол к виску саксофониста.
   - Нет, нет, - простонал тот.
   * * *
   04 часа 30 минут. Учкан вошел в свое логово на окраине Нововладимира. Иначе как логовом это помещение трудно было назвать. Голые стены, да несколько матрасов на полу. Учкан и относился к этой квартире, как волк к чужой норе: поспать и сматывать. Больше полутора часов подряд он, как знали все его приближенные, не спал. Таких "ночевок" в городе у него было с десяток, и в течение суток он сам выбирал, где заляжет в очередной раз.
   Кентари, друзья, кореша и, в то же время телохранители, готовые разорвать на куски любого, кто приблизится к Учкану на опасно близкое расстояние, остались в машине. Там они и станут ждать его час - полтора, пока он отдохнет.
   Учкан достал из железной коробочки шприц и жгут. Придерживая один конец жгута зубами, перетянул им руку повыше локтя.
   Наркотик вошел в кровь, принося недостижимое иным способом спокойствие.
   Иначе Учкан не мог уснуть.
   Неподалеку от машины, где сидели телохранители, молодой человек выгуливал облезлую собачку.
   - Охота пуще неволи, - заметил один из телохранителей.
   - Куда денешься, если кабысдох какать хочет? - вступился за животное второй телохранитель.
   Тем временем молодой человек подошел вплотную к автомобилю, отбросил поводок, освободившейся рукой достал пистолет с глушителем и сделал три выстрела. Первыми двумя он застрелил обоих охранников, а третья пуля вонзилась в землю перед самым носом псенка.
   Псенок отпрянул от маленькой воронки, оставленной пулей, и зарычал.
   - Не жри дерьмо, говорили тебе, - пояснил свой третий выстрел молодой человек и снял с шеи псенка брючный ремень, служивший одновременно и поводком, и ошейником. - Заразу еще подцепишь. Ну, беги... - и почесал собаку за ухом.
   Охранник, сидевший за рулем, получил пулю в шею и умер практически мгновенно, залив кровью весь салон. А второй сидел как восковой манекен. Он как раз повернул голову, когда подошел парень, выгуливавший собачку, и потому свинцовый конус в медной оболочке вошел ему в переносицу, а вышел на затылке, пройдя сквозь "мозг рептилии" или "центр агрессивности", как его называют в быту.
   Тем временем чем-то неуловимо похожий на убивавшего их, такой же молодой, опрятно и дорого одетый мужчина, осторожно вошел в берлогу Учкана.
   Пшить... Пшить... Пшить...
   Выплюнул громоздкий цилиндр, накрученный на ствол.
   Учкан, как и во сне, продолжал улыбаться после смерти, вернее, улыбалась только нижняя его челюсть, так как остальное размазалось по матрацу.
   * * *
   04 часа 30 минут. Жора Адидас любил красивую жизнь. Он полюбил ее задолго до того, как перестали сажать за спекуляцию в особо крупных размерах.
   Двадцать лет назад он начинал с джинсов. "Техасы" шили в Нововладимире, фирменные этикетки делали в Польше, а Адидас продавал штаны в Москве возле комиссионного магазина на Садовом кольце. После того, как его "замели" и дали условный срок в восемьдесят четвертом, он переключился на фотографию. Стал уличным фотографом. Работал в сквере возле Речного вокзала. Стоило Адидасу завидеть молодую маму с карапузом, как он оказывался тут как тут.
   - Фотографии абсолютно бесплатные, - успокаивал он мамашу. - Это для программы Юнеско. Юнисеф, одним словом.
   Отщелкав пленку, исчезал.
   А через день-два отыскивал мамашу запечатленного на пленке малыша и показывал ей сделанные отпечатки.
   - Не знаю, - говорил он равнодушно, - снимки замечательные, ваш мальчик (девочка) на них такие хорошенькие. Но проект прикрыли, скорее всего, придется снимки уничтожить.
   "Ни одна мать, - рассказывал он позже в кругу друзей, - не допустит, чтобы фотографии ее чада уничтожили. Некоторые, если у них с собой были деньги, выкупали у меня снимки тотчас же. Другие умоляли, чтобы я подождал пару дней, пока они соберут необходимую сумму. Я мог "ломать" за свою халтуру любые бабки. Правда, потом объявился конкурент, никчемный человечек, Женя звали, - тут он произносил, шепелявя: "Зеня", вместо Женя. - Так эта гнида, "Зеня" мой подход использовать стал, да и фотографировал он лучше. Когда конкурента нашли с проломленным черепом на улице Фестивальная, посчитали, что его пытались ограбить, отнять фотоаппаратуру. Пришлось делать ноги из столицы. А аппарат конкурента у меня до сих пор хранится. Антикварная вещь, настоящая "Лейка".
   Сегодня Адидас отдыхал, сидя в беседке спланированного на английский манер поместья.
   "Свободная, пейзажная планировка, - пояснял он частым гостям, показывая свое владение. - Тут важно выявить красоту ландшафта и создать иллюзию естественного происхождения всех элементов".
   Огонь потрескивал в садовом камине, сложенном из обтесанного камня. "Божоле" налито в хрустальные бокалы. "Мисс города" сидит напротив. Вот-вот личный повар принесет рябчиков с клюковкой в клюве Повар восхитительно готовил рябчиков с клюквой. Главный секрет заключался в том, что сначала рябчика надо было подвесить за ножки к потолку. И как только тот самостоятельно упадет вниз, когда протухнет настолько, что сухожилия лапок не смогут удерживать вес, тут сразу и на разделочный стол...
   Адидас отпил из бокала. Он любил молодое вино. А еще он любил молодых красивых женщин и вкусно поесть. Все это у него в достатке. А чего еще желать, прежде чем встретить старость?
   Вместо повара со стороны особняка появился молодой мужчина, и вместо блюда с рябчиками он держал в руках пистолет.
   - Сколько? - торопливо, стремясь опередить выстрел, спросил Адидас. - Я согласен, - подтвердил он.
   "Мисс города" так съежилась от страха в плетеном кресле, что казалось, там лежит только ее одежда.
   - Поддержи Михея, - сказал молодой человек. - И ты меня больше не увидишь.
   - Без базара, - удовлетворил его просьбу Адидас, и когда тот повернулся спиной, произнес, обращаясь к спутнице. - Я предпочитаю вино с северных виноградников. Оно обладает неповторимым фруктовым ароматом. Холодное горное солнце увеличивает acidium, кислоту, но придает неповторимый couleur locale, местный колорит, и вполне пригодно для употребления, ad usum. Да, - задумчиво продолжил он, уже не глядя на застывшую в обмороке местную красавицу, - Caveant consules, в том смысле, что шандец подкрался незаметно. И с чего это меня вдруг на латынь потянуло?
   * * *
   04 часа 35 минут. Паша-мореход сладко спал, даже пустил слюну на подушку, как младенец.
   - Павел, кто-то в дверь звонит! - трясла его за плечо жена.
   - В дверь? - он наконец открыл глаза и уставился на нее. - В такое время?!
   Машинально взял из-под подушки оружие и пошел в прихожую, звонко шлепая босыми ступнями по линолеуму.
   - Тебе чего? - он заглянул в глазок и увидел там Михея. - Я же Баклану сказал, чтоб на меня не рассчитывали.
   - Поговорить надо, Паша, - вежливо попросил Михей. - Мы ведь не станем с тобой через дверь перекрикиваться?
   - Ты один? - подозрительно спросил Паша-мореход.
   - Нет, я к тебе с целым батальоном ОМОНа приехал, - засмеялся Михей. Открывай дверь, не дури.
   Паша-мореход впустил его в темную прихожую, а сам на всякий случай выглянул на наружу. На лестнице, которая вела вверх, спал бомжеватого типа мужичок в бейсболке.
   - Это еще кто? - на всякий случай спросил Паша, хотя бродяга казался безобидным.
   - Не знаю, он тут еще до меня лежал, - пожал плечами Михей и тут заметил пистолет, который Паша-мореход машинально сжимал в руке. - Зачем ты так? - он кивнул в сторону оружия. - Я к тебе договариваться пришел, а не воевать.
   - Не помешает, - заупрямился Паша. - И договариваться нам не о чем. Мои условия знаешь, тебе наверняка Баклан передал...
   - Нет уже никаких условий.
   - Как это - нет?
   - Адидас принял мою строну.
   - Вот уж не поверю.
   - Хочешь, позвони ему сам.
   - Странно. Он что, не понимает: Учкан вас всех размажет, как бешеный грузовик кошку.
   - Проблема Учкана тоже решена.
   - Учкана? Он что, согласился с тобой поделиться...
   - Он уже ни с кем не сможет поделиться.
   - Да ты что!.. - свободной рукой Паша нащупал табуретку, подтянул поближе и сел. - Ты же не такой идиот, Михей, чтобы Учкана грохнуть? "Пригородные" этого не простят, война будет, и большая война. Старик только мог "развести", да и он как назло помер... Постой! - Паша открыл рот, пораженный внезапной догадкой. - А не ты ли, Михей, и Старика убил?
   Михей промолчал, но и так по его лицу все стало ясно.
   - Зачем тебе это понадобилось? - Паша сжал рукоятку пистолета так, что побелели костяшки пальцев. - Все же по понятиям шло. У каждого - своя доля. Тихо, как порядочные люди... Или тебе мало стало? Теперь, когда война начнется, а она начнется непременно, мы все, что у нас сейчас есть, потеряем. Хорошо, если кто жив останется. Нет, ну надо же быть таким мудаком! - он всплеснул руками. - Старика еще - ладно, хотя с ним спокойнее было. Но и без Старика по-мирному со всеми договориться можно было. Что-то уступить, что-то поделить. Но теперь, когда грохнули еще и Учкана... Тебе конец, понял! - крикнул он, продолжая сидеть на стуле.
   - Не все теперь от меня зависит, Паша, - простонал Михей, и выглядел он при этом неважнецки.
   - Вспоминаю, Баклан говорил, ты каких-то "варягов" пригласил?
   - Они сами меня "пригласили". Да что теперь об этом говорить! - Михей раздраженно махнул рукой, - Сила силу ломит. Теперь и у тебя, Паша, выхода нет, одного на льдине не оставят.
   - Все ясно, "варяги" хотят город к своим рукам прибрать. Это меняет дело, - Паша повеселел. - На таком фундаменте можно все "бригады" объединить.
   "А неплохо все складывается", - решил он.
   Основные лидеры, к которым братва могла бы примкнуть, или убиты, или переметнулись к чужакам. Только он, Паша, не сломался, не сговорился ни с кем. Ему и возглавить, тут он усмехнулся про себя, "Сопротивление". Как против фашистов.
   - Значит, ты не с нами? - вяло спросил Михей.
   - Гляди дальше, я собираюсь вышибить твою залетную шпану из города. А их много? - как бы невзначай поинтересовался он.
   - Я только троих видел, нет, четверых, четвертый за главного.
   - Вот и передай этому главному...
   - Он это предвидел, Паша.
   - С натуре, чего предвидел? Что я против пойду? И убрать меня велел? Да только ему ко мне не подступиться, - Паша для наглядности поиграл в руке пистолетом.
   "Надо будет тотчас своих людей высвистать, - решил Паша, - Потом "залечь на матрасы". Жену - к теще на хутор, туда не доберутся. Сам на пароходе отсижусь. Война, так война. И успеть забить стрелку с "пригородными", пока они дров не наломали.
   Объяснить ситуацию: кто Учкана грохнул. Объединить усилия".
   От навалившихся забот голова пошла кругом. Он нетерпеливо посмотрел на Михея - эту проблему тоже придется решать. Вот только когда? Может, прямо сейчас? Нет, пусть лучше Михей погуляет. На него проще будет пальцем тыкать, чем на незнакомых и неизвестных никому "варягов".
   Паше даже стало немного жалко бывшего дружка. Но дураки всегда помирают молодыми. И каков наглец! Явился к нему один, без оружия, и надеялся сломить!
   - Их главный предвидел, - пояснил Михей, - что начнется война. И что ты захочешь всех объединить, чтобы раздолбать чужаков. Он хочет именно такой бойни. Поэтому и приказал мне идти к тебе одному и без оружия. А так, ты думаешь, не грохнул бы я тебя - уже? - и Михей оскалился.
   Пуля вошла ему в рот.
   На грохот выстрела прибежала заспанная жена.
   - С ума сошел? - запричитала она, - Убить человека в собственной квартире? Как я теперь обои отмою?
   - Не сдержался я, - виновато признался Паша-мореход. - Он дерзить начал... Ремонт сделаем, давно пора.