Страница:
— Быстро я? — Боб с трудом стащил с плеч рюкзак, поковырялся в нем и вытащил маленький такой бутерброд.
— Это все? — я, конечно, понимаю, что янкель большой жлоб, но до такой степени…
— Один заказ, один бутерброд, — заталкивая рюкзак в кабину, констатировал Боб. Видимо, недельный запас. На случай непредвиденных природных катаклизмов. Однозначно, жлоб.
— Второй номер! — лучшее средство отыграться, заставить американца поработать. Пахать, зная, что где-то там, внутри Милашки есть еда — не для слабонервных. Ничего. В следующий раз подумает два раза, прежде чем предлагать первому номеру какой-то вшивый бутерброд.
— Что? — Боб, недовольный тем, что его оторвали от раскладывания по полкам сейфа продуктов, высунулся из окна.
— Мне необходимы полные данные метеосводки. Направление и сила ветра. Ожидаются ли в этом районе дожди, снегопады, тайфуны и землетрясения. Через две минуты нужна сводка Воздушной Авиации о возможных рейсах над точкой падения Объекта. И последнее. Мне нужна полная тишина.
До Боба быстро доходит. Если командир запрашивает столько сведений, то дело принимает серьезный оборот. Лучше не спорить. И с продуктами подождать.
Пока янкель, опасливо поглядывая в мою сторону, выполнял поставленные перед ним задачи, я подготавливал посадочную площадку. Это так у нас, у спасателей, называется конструкция приема падающего Объекта. Они ведь, Объекты, нет-нет, да и падают.
Первым делом основание. Забить сваи — десять штук. Одна, последняя не лезет. Значит динамитом. Р-раз! Готово. Памятник чугунному мужику на кобыле по соседству, правда, в хлам. Но это так, мелочь. После нас разберутся. Памятники, столбы, домики пониженной сейсмичности входят в параграф непредвиденных расходов. Потом восстановят, как было.
Сваи на месте. Теперь площадку. Залить, завибрировать, выровнять и обработать. Красота. Хоть в футбол.
— Ветер в допустимых пределах. Осадков не ожидается. Ближайшее землетрясение в Греции. Цунами в Ямайке. Министерство транспорта сообщает, что в ближайшие два часа никакого движения над точкой падения не ожидается.
Ведь умеет, когда захочет. И даже преданно в глаза глядит. Знает, что напакостил с бутербродом. Но вожжи пока рано опускать. Вожжи? Да не знаю я!
— Боб. Что такое “вожжи”? Узнать и доложить.
Пусть поработает. А мы займемся установкой именно самой спасательной конструкции.
— Милашка! Срочный запрос. Где у нас комплект РГ-58.14\ 1А.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать задумалась, но вовремя разгадала мое издевательство. Любой школьник знает, что вышеназванное устройство, не что иное как “бумага туалетная тюковая”.
— Шутить изволишь, командор? — ехидства ей не занимать. — А если на полном серьезе?
— Ха, ха, — посмеялся я вместе с ней. — Мне бы попрыгун. Где он?
Естественно, что Милашка отправила меня в самое нутро, где и освещение похуже, и хлама побольше.
Выволочь попрыгун на свет оказалось делом непростым. Но я справился.
— Боб! Где тебя носит.
Американец появился с раскрытым старорусским словарем.
— А я еще…
— Брось ты эти “вожжи!”. Потом. У нас со временем и так… Помоги-ка.
Вот ведь работка. Все на себе, да на себе. А ведь давно Милашке втолковывал, что пора отремонтировать тягач. Все по барабану.
— Разворачивать? — Боб уже стоял наготове, с разводными плоскогубцами и много насадочной отверткой.
— Контрольное время?
— Две минуты до падения Объекта.
— Дальность?
— В пределах видимости.
— Твоя северная сторона. Сверим часы. Цать часов, цать минут.
— Цать часов, цать минут.
— Тогда на счет “три”. Жми!
Мне всегда нравился момент завершения развертки. Когда многотонная конструкция из телескопических стоек, паутины кабелей и навесного оборудования распускается прекрасным, невиданным цветком, у меня аж слезы наворачиваются на глаза.
— Командир! Начать предпусковую подготовку?
Боб всегда был далек от прекрасного. В его душе нет места доброму и вечному. Нет бы, подойти, встать рядом и вздохнуть от избытка прекрасных чувств. Красота-то, какая!
— Второму номеру начать предпусковую подготовку.
Пока Боб, он же второй номер, проверял силовые агрегаты, я поболтал немного с Милашкой. А если быть точнее, то отчитал ее за пыль на ветровом стекле. В обязанности командира команды входит не только руководство спасательными операциями, но и соблюдение элементарных норм санитарии.
Милашка долго припиралась и отказывалась признать свою вину, пока я не ткнул грязный палец, предварительно испачканный в земле при подготовке котлована, прямо в наглый светящийся глаз Милашки. После чего динамики машины издали звуки всхлипывания и осознания вины.
Иногда просто необходимо устраивать подобные разносы. Иначе подотчетная техника может распоясаться и совершенно отбиться от рук. Что для подразделения 000 совершенно недопустимо.
— Тридцать секунд до завершения операции!
Американец всегда нервничает на концовках. Надо отправить его на обследование к невропатологу. Конечно, как человек, я его понимаю. Попробуйте всю жизнь кушать куриные сосиски с булкой — нервы совсем ни к черту станут.
— Двадцать секунд до завершения операции. Командир!
А вот это уже крик души. Чужие нервы надо беречь. Особенно, если это нервы второго номера.
— Десять секунд. Десять секунд! Падает! Падает! Командир!!!
Пора. Тем более что у Боба сегодня день рождения.
Спотыкаясь от усталости и ответственности, я доплелся до второго номера, который вспотевшими ладонями сжимал рычаг включения силовых установок. Будь немного времени, я с удовольствием рассказал бы принцип действия этих силовых установок и самого аппарата, над установкой которого мы столько времени бились. Может быть не во всех подробностях, но основные главы из правил по эксплуатации я помню. Но времени нет. Пора спасать человека. А вот, кстати, и он. Или она. Но точно падает.
С жуткой скоростью, со страшным свистом, на сверхзвуковой, к нам приближался Объект. Из-за перегрузок, которые достигали в момент соприкосновения с поверхностью десяти “жы” (по мнению некоторых специалистов — десяти с половиной “жы”), совершенно невозможно было рассмотреть лицо. Но я был уверен, что Объект давно увидел наши приготовления и уверен в своем спасении.
— Ну? — рука напарника тряслась и дергалась неимоверно.
Я прикинул на глаз расстояние от приемника до Объекта, обслюнявленным пальцем уточнил направление ветра и дал команду:
— Пора!
Боб хмыкнул, и резко дернул ручку включения вниз, как того предписывали правила эксплуатации приемным устройством. (Для новичков там еще стрелка вниз).
Раздался довольно нехарактерный для подразделения 000 звук, и рычаг включения приемного устройства остался в руках у второго номера.
Объект просвистел мимо и, подняв кучу пыли, с глухим ударом приземлилось прямо в центре неработающего приемного устройства.
Несколько секунд я тупо смотрел на переплетение стоек самой уродливой конструкции во вселенной. Потом перевел взгляд на Боба. На которого, честно говоря, было б лучше не смотреть.
Американец сжимал обломок рычага крепкими американскими руками, которым место на американской ферме. Глаза его были сведены строго в переносице. Шок. Это не по-русски.
И только потом повернулся к Милашке.
Куча железа по выражению моих глаз моментально поняла, кто виноват в случившейся неприятности. Она мгновенно вырубила всю звуковую и световую иллюминацию. (Разобраться: почему все это время она работала и нарушала покой жителей столицы)? Потушила фары и прикинулась компрессором.
В лучшем случае ее ждала переработка в металлолом.
Американец, который так и не получил свою американскую мечту, наконец-то очнулся и отбросил сломанный рычаг в сторону, за что моментально получил внушение о сокрытии вещественных доказательств.
— Командир, а что теперь с нами будет? Ведь он, Объект этот… вниз… как… с такой… скоростью…
Боб рукой показал скорость. И оказался не прав. С такой скоростью только бабочки летают. Наш-то раза в три быстрее просвистел. А что нам будет?… Серьезный вопрос.
— Вычтут из зарплаты за погнутые стойки, — покусывая губы, успокоил я Боба. Правда, я не уточнил, что удерживать из зарплаты будут всю зарплату в течение всей жизни. — Ты бы смотался, проверил. Может, и не слишком погнулись.
Но Боб еще раз рубанул воздух рукой и простонал:
— Объект. Упал. Вдребезги. С шестого уровня.
Ну, упал. Ну, с шестого уровня. Подумаешь. У меня и с десятого падали.
— А может, он жив еще?
О, юность, как ты наивна.
Но лучше подумать о старости.
— Боб. Боб! — привести в чувство янкеля можно только грубым криком. — Быстро в Милашку. Герасима сюда. Живо.
Меня часто спрашивают, для чего в команде третий номер. И я никогда не отвечаю. Потому, что это служебная тайна. Но по секрету. Герасим, именно для таких вот случаев. Непредвиденных. И я не кому не доверю его работу.
Протирая глаза, помятый и небритый, в старой, линялой футболке с изображением старой, линялой певицы, из Милашки появился Герасим. Посмотрел на небо, посмотрел на площадку. Его цепкий взгляд заметил оторвавшуюся деталь.
— Мм?
Я вкратце изложил суть дела, не забыв упомянуть некачественную работу нашей спецмашины.
— Мм!
— Боб, покажи, с какой скоростью.
Боб старательно рубанул воздух.
Герасим почесал щетину. Посмотрел на меня, на американца. Не забыл бросить презрительный взгляд на Милашку.
— Мм.
— Понял, — кивнул я. Вот она, правда жизни. Есть, есть еще умные головы, готовые всегда придти на помощь в трудную минуту. — Боб, быстро разыщи на складе лопаты совковые — две, и метлы березовые обыкновенные — две. Милашка их, кажется, на стеллажи с тазиками запихнула.
Боб выполнил все быстро и без проволочек. Милашка, чувствуя горячее дыхание автогена, выпендрилась, и даже осветила то место внутри себя, где находилось запрашиваемое оборудование.
— Ну что, пошли, — спросил я напарника, примеряясь к несвойственному мне предмету труда. Боб промолчал, потому, что понимал. То, что мы сейчас сделаем — против правил. И против Закона, кстати, тоже. Но так как предложить ничего путное американец не мог, то двинулся вслед за мной в сторону приемного устройства.
— Если делаем все быстро, то даже пятна не останется, — кажется, я говорил сам себе, но Боб жадно впитывал каждое мое слово. — Заровняем, пластиком зальем, а в диспетчерскую сообщим, что Объект не прибыл. Не дрейфь, напарник. Может быть, и обойдется. Ты только метлой аккуратней, чтоб ни кусочка не осталось.
Боб кивнул, но неожиданно отбросил в сторону метлу, схватил лопату и принялся, остервенело, скаля от бессильной злобы, закидывать котлован грунтом из отвала. Ни слова больше не говоря, я присоединился к скорбному нашему долгу.
Вот так всегда. Душу выкладываешь ради дела. А тебе раз, и неожиданные сюрпризы. И весь послужной список в мусорную корзину. Черт с ней, с зарплатой, можно и на леваках прожить. А ведь могут и медали отобрать.
От перекидывания земли меня оторвал истошный крик Боба. Он таращился в сторону полу зарытого приемного устройства, старая привлечь мое внимание к чему-то, чего я еще не видел.
А когда увидел, мне стало плохо.
Цепляясь за погнутые стойки (погнулись таки), уклоняясь от летящих комьев земли (чего это я?) из приемного устройства вылезал Объект. И Объектом был никто иной, как Директор Службы 000. Собственной персоной.
Я стал медленно сдирать с комбинезона шевроны и знаки отличия. Боб же упал на колени и стал обливаться слезами умиления. Дурак. Директор еще не до конца вылез. Вот когда совсем вылезет, посмотрим, какими слезами плакать.
— Товарищ Директор! — я попытался изобразить на лице приветливое выражение, но подрагивающая от волнения щека явно портила все впечатление. — Товарищ Директор, докладывает командир спецмашины за номером…
Директор махнул рукой, останавливая меня.
Я замолчал.
Боб прекратил плакать и теперь просто простирал сложенные руки к Директору.
— Ну, вот что, молодцы…
Директор закашлялся землей. Кашлял долго, выплевывая чернозем с бетоном вперемешку.
— …Основание заложили на “отлично”. Приемное устройство развернули точно в срок и как положено…
Кашель скрыл слова Директора.
— …сам наблюдал. Ваши действия одобряю и поздравляю вас с очередным…
Очередная порция кашля. На сей раз щебень.
— …и впредь Родине-Матери. Контрольная проверка завершена.
Директор закончил, и, пошатываясь, побрел к ближайшей остановке аэрочастников. Потом что-то вспомнил, остановился.
— И вот еще… Там, на дне котлована, подарок для американца. Банка с клубничным вареньем. Сам на даче собирал. Разбилась, наверно.
Ничего больше не сказал Директор. Посмотрел на нас каким-то особенным, внимательным взглядом, от которого сердце запросилось в неоплачиваемый внеочередной отпуск с последующим увольнением, развернулся и ушел выполнять дальше свой нелегкий долг по сохранению порядка и спокойствия.
Я провожал его глазами, сколько мог. И даже тогда, когда его чуть сутулая фигура стала неразличима, я не мог остановиться, и все шептал и шептал сухими губами: — “Когда такие люди в стране любимой есть!”
А Боб в это время лежал на покрытом толстым слоем земли дне котлована и, стуча сжатыми кулаками горячую землю, рыдал уже без всякого стеснения.
Сзади подошел Герасим, который все это время скрывался вместе с Милашкой за ближайшим поворотом.
— Мм!!!
— Ты прав, друг мой. Этот американец очень любит свою работу. И не его беда, что люди не летают словно птицы. Ну что, команда. На базу? На базу!
Эпизод 2.
— Это все? — я, конечно, понимаю, что янкель большой жлоб, но до такой степени…
— Один заказ, один бутерброд, — заталкивая рюкзак в кабину, констатировал Боб. Видимо, недельный запас. На случай непредвиденных природных катаклизмов. Однозначно, жлоб.
— Второй номер! — лучшее средство отыграться, заставить американца поработать. Пахать, зная, что где-то там, внутри Милашки есть еда — не для слабонервных. Ничего. В следующий раз подумает два раза, прежде чем предлагать первому номеру какой-то вшивый бутерброд.
— Что? — Боб, недовольный тем, что его оторвали от раскладывания по полкам сейфа продуктов, высунулся из окна.
— Мне необходимы полные данные метеосводки. Направление и сила ветра. Ожидаются ли в этом районе дожди, снегопады, тайфуны и землетрясения. Через две минуты нужна сводка Воздушной Авиации о возможных рейсах над точкой падения Объекта. И последнее. Мне нужна полная тишина.
До Боба быстро доходит. Если командир запрашивает столько сведений, то дело принимает серьезный оборот. Лучше не спорить. И с продуктами подождать.
Пока янкель, опасливо поглядывая в мою сторону, выполнял поставленные перед ним задачи, я подготавливал посадочную площадку. Это так у нас, у спасателей, называется конструкция приема падающего Объекта. Они ведь, Объекты, нет-нет, да и падают.
Первым делом основание. Забить сваи — десять штук. Одна, последняя не лезет. Значит динамитом. Р-раз! Готово. Памятник чугунному мужику на кобыле по соседству, правда, в хлам. Но это так, мелочь. После нас разберутся. Памятники, столбы, домики пониженной сейсмичности входят в параграф непредвиденных расходов. Потом восстановят, как было.
Сваи на месте. Теперь площадку. Залить, завибрировать, выровнять и обработать. Красота. Хоть в футбол.
— Ветер в допустимых пределах. Осадков не ожидается. Ближайшее землетрясение в Греции. Цунами в Ямайке. Министерство транспорта сообщает, что в ближайшие два часа никакого движения над точкой падения не ожидается.
Ведь умеет, когда захочет. И даже преданно в глаза глядит. Знает, что напакостил с бутербродом. Но вожжи пока рано опускать. Вожжи? Да не знаю я!
— Боб. Что такое “вожжи”? Узнать и доложить.
Пусть поработает. А мы займемся установкой именно самой спасательной конструкции.
— Милашка! Срочный запрос. Где у нас комплект РГ-58.14\ 1А.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать задумалась, но вовремя разгадала мое издевательство. Любой школьник знает, что вышеназванное устройство, не что иное как “бумага туалетная тюковая”.
— Шутить изволишь, командор? — ехидства ей не занимать. — А если на полном серьезе?
— Ха, ха, — посмеялся я вместе с ней. — Мне бы попрыгун. Где он?
Естественно, что Милашка отправила меня в самое нутро, где и освещение похуже, и хлама побольше.
Выволочь попрыгун на свет оказалось делом непростым. Но я справился.
— Боб! Где тебя носит.
Американец появился с раскрытым старорусским словарем.
— А я еще…
— Брось ты эти “вожжи!”. Потом. У нас со временем и так… Помоги-ка.
Вот ведь работка. Все на себе, да на себе. А ведь давно Милашке втолковывал, что пора отремонтировать тягач. Все по барабану.
— Разворачивать? — Боб уже стоял наготове, с разводными плоскогубцами и много насадочной отверткой.
— Контрольное время?
— Две минуты до падения Объекта.
— Дальность?
— В пределах видимости.
— Твоя северная сторона. Сверим часы. Цать часов, цать минут.
— Цать часов, цать минут.
— Тогда на счет “три”. Жми!
Мне всегда нравился момент завершения развертки. Когда многотонная конструкция из телескопических стоек, паутины кабелей и навесного оборудования распускается прекрасным, невиданным цветком, у меня аж слезы наворачиваются на глаза.
— Командир! Начать предпусковую подготовку?
Боб всегда был далек от прекрасного. В его душе нет места доброму и вечному. Нет бы, подойти, встать рядом и вздохнуть от избытка прекрасных чувств. Красота-то, какая!
— Второму номеру начать предпусковую подготовку.
Пока Боб, он же второй номер, проверял силовые агрегаты, я поболтал немного с Милашкой. А если быть точнее, то отчитал ее за пыль на ветровом стекле. В обязанности командира команды входит не только руководство спасательными операциями, но и соблюдение элементарных норм санитарии.
Милашка долго припиралась и отказывалась признать свою вину, пока я не ткнул грязный палец, предварительно испачканный в земле при подготовке котлована, прямо в наглый светящийся глаз Милашки. После чего динамики машины издали звуки всхлипывания и осознания вины.
Иногда просто необходимо устраивать подобные разносы. Иначе подотчетная техника может распоясаться и совершенно отбиться от рук. Что для подразделения 000 совершенно недопустимо.
— Тридцать секунд до завершения операции!
Американец всегда нервничает на концовках. Надо отправить его на обследование к невропатологу. Конечно, как человек, я его понимаю. Попробуйте всю жизнь кушать куриные сосиски с булкой — нервы совсем ни к черту станут.
— Двадцать секунд до завершения операции. Командир!
А вот это уже крик души. Чужие нервы надо беречь. Особенно, если это нервы второго номера.
— Десять секунд. Десять секунд! Падает! Падает! Командир!!!
Пора. Тем более что у Боба сегодня день рождения.
Спотыкаясь от усталости и ответственности, я доплелся до второго номера, который вспотевшими ладонями сжимал рычаг включения силовых установок. Будь немного времени, я с удовольствием рассказал бы принцип действия этих силовых установок и самого аппарата, над установкой которого мы столько времени бились. Может быть не во всех подробностях, но основные главы из правил по эксплуатации я помню. Но времени нет. Пора спасать человека. А вот, кстати, и он. Или она. Но точно падает.
С жуткой скоростью, со страшным свистом, на сверхзвуковой, к нам приближался Объект. Из-за перегрузок, которые достигали в момент соприкосновения с поверхностью десяти “жы” (по мнению некоторых специалистов — десяти с половиной “жы”), совершенно невозможно было рассмотреть лицо. Но я был уверен, что Объект давно увидел наши приготовления и уверен в своем спасении.
— Ну? — рука напарника тряслась и дергалась неимоверно.
Я прикинул на глаз расстояние от приемника до Объекта, обслюнявленным пальцем уточнил направление ветра и дал команду:
— Пора!
Боб хмыкнул, и резко дернул ручку включения вниз, как того предписывали правила эксплуатации приемным устройством. (Для новичков там еще стрелка вниз).
Раздался довольно нехарактерный для подразделения 000 звук, и рычаг включения приемного устройства остался в руках у второго номера.
Объект просвистел мимо и, подняв кучу пыли, с глухим ударом приземлилось прямо в центре неработающего приемного устройства.
Несколько секунд я тупо смотрел на переплетение стоек самой уродливой конструкции во вселенной. Потом перевел взгляд на Боба. На которого, честно говоря, было б лучше не смотреть.
Американец сжимал обломок рычага крепкими американскими руками, которым место на американской ферме. Глаза его были сведены строго в переносице. Шок. Это не по-русски.
И только потом повернулся к Милашке.
Куча железа по выражению моих глаз моментально поняла, кто виноват в случившейся неприятности. Она мгновенно вырубила всю звуковую и световую иллюминацию. (Разобраться: почему все это время она работала и нарушала покой жителей столицы)? Потушила фары и прикинулась компрессором.
В лучшем случае ее ждала переработка в металлолом.
Американец, который так и не получил свою американскую мечту, наконец-то очнулся и отбросил сломанный рычаг в сторону, за что моментально получил внушение о сокрытии вещественных доказательств.
— Командир, а что теперь с нами будет? Ведь он, Объект этот… вниз… как… с такой… скоростью…
Боб рукой показал скорость. И оказался не прав. С такой скоростью только бабочки летают. Наш-то раза в три быстрее просвистел. А что нам будет?… Серьезный вопрос.
— Вычтут из зарплаты за погнутые стойки, — покусывая губы, успокоил я Боба. Правда, я не уточнил, что удерживать из зарплаты будут всю зарплату в течение всей жизни. — Ты бы смотался, проверил. Может, и не слишком погнулись.
Но Боб еще раз рубанул воздух рукой и простонал:
— Объект. Упал. Вдребезги. С шестого уровня.
Ну, упал. Ну, с шестого уровня. Подумаешь. У меня и с десятого падали.
— А может, он жив еще?
О, юность, как ты наивна.
Но лучше подумать о старости.
— Боб. Боб! — привести в чувство янкеля можно только грубым криком. — Быстро в Милашку. Герасима сюда. Живо.
Меня часто спрашивают, для чего в команде третий номер. И я никогда не отвечаю. Потому, что это служебная тайна. Но по секрету. Герасим, именно для таких вот случаев. Непредвиденных. И я не кому не доверю его работу.
Протирая глаза, помятый и небритый, в старой, линялой футболке с изображением старой, линялой певицы, из Милашки появился Герасим. Посмотрел на небо, посмотрел на площадку. Его цепкий взгляд заметил оторвавшуюся деталь.
— Мм?
Я вкратце изложил суть дела, не забыв упомянуть некачественную работу нашей спецмашины.
— Мм!
— Боб, покажи, с какой скоростью.
Боб старательно рубанул воздух.
Герасим почесал щетину. Посмотрел на меня, на американца. Не забыл бросить презрительный взгляд на Милашку.
— Мм.
— Понял, — кивнул я. Вот она, правда жизни. Есть, есть еще умные головы, готовые всегда придти на помощь в трудную минуту. — Боб, быстро разыщи на складе лопаты совковые — две, и метлы березовые обыкновенные — две. Милашка их, кажется, на стеллажи с тазиками запихнула.
Боб выполнил все быстро и без проволочек. Милашка, чувствуя горячее дыхание автогена, выпендрилась, и даже осветила то место внутри себя, где находилось запрашиваемое оборудование.
— Ну что, пошли, — спросил я напарника, примеряясь к несвойственному мне предмету труда. Боб промолчал, потому, что понимал. То, что мы сейчас сделаем — против правил. И против Закона, кстати, тоже. Но так как предложить ничего путное американец не мог, то двинулся вслед за мной в сторону приемного устройства.
— Если делаем все быстро, то даже пятна не останется, — кажется, я говорил сам себе, но Боб жадно впитывал каждое мое слово. — Заровняем, пластиком зальем, а в диспетчерскую сообщим, что Объект не прибыл. Не дрейфь, напарник. Может быть, и обойдется. Ты только метлой аккуратней, чтоб ни кусочка не осталось.
Боб кивнул, но неожиданно отбросил в сторону метлу, схватил лопату и принялся, остервенело, скаля от бессильной злобы, закидывать котлован грунтом из отвала. Ни слова больше не говоря, я присоединился к скорбному нашему долгу.
Вот так всегда. Душу выкладываешь ради дела. А тебе раз, и неожиданные сюрпризы. И весь послужной список в мусорную корзину. Черт с ней, с зарплатой, можно и на леваках прожить. А ведь могут и медали отобрать.
От перекидывания земли меня оторвал истошный крик Боба. Он таращился в сторону полу зарытого приемного устройства, старая привлечь мое внимание к чему-то, чего я еще не видел.
А когда увидел, мне стало плохо.
Цепляясь за погнутые стойки (погнулись таки), уклоняясь от летящих комьев земли (чего это я?) из приемного устройства вылезал Объект. И Объектом был никто иной, как Директор Службы 000. Собственной персоной.
Я стал медленно сдирать с комбинезона шевроны и знаки отличия. Боб же упал на колени и стал обливаться слезами умиления. Дурак. Директор еще не до конца вылез. Вот когда совсем вылезет, посмотрим, какими слезами плакать.
— Товарищ Директор! — я попытался изобразить на лице приветливое выражение, но подрагивающая от волнения щека явно портила все впечатление. — Товарищ Директор, докладывает командир спецмашины за номером…
Директор махнул рукой, останавливая меня.
Я замолчал.
Боб прекратил плакать и теперь просто простирал сложенные руки к Директору.
— Ну, вот что, молодцы…
Директор закашлялся землей. Кашлял долго, выплевывая чернозем с бетоном вперемешку.
— …Основание заложили на “отлично”. Приемное устройство развернули точно в срок и как положено…
Кашель скрыл слова Директора.
— …сам наблюдал. Ваши действия одобряю и поздравляю вас с очередным…
Очередная порция кашля. На сей раз щебень.
— …и впредь Родине-Матери. Контрольная проверка завершена.
Директор закончил, и, пошатываясь, побрел к ближайшей остановке аэрочастников. Потом что-то вспомнил, остановился.
— И вот еще… Там, на дне котлована, подарок для американца. Банка с клубничным вареньем. Сам на даче собирал. Разбилась, наверно.
Ничего больше не сказал Директор. Посмотрел на нас каким-то особенным, внимательным взглядом, от которого сердце запросилось в неоплачиваемый внеочередной отпуск с последующим увольнением, развернулся и ушел выполнять дальше свой нелегкий долг по сохранению порядка и спокойствия.
Я провожал его глазами, сколько мог. И даже тогда, когда его чуть сутулая фигура стала неразличима, я не мог остановиться, и все шептал и шептал сухими губами: — “Когда такие люди в стране любимой есть!”
А Боб в это время лежал на покрытом толстым слоем земли дне котлована и, стуча сжатыми кулаками горячую землю, рыдал уже без всякого стеснения.
Сзади подошел Герасим, который все это время скрывался вместе с Милашкой за ближайшим поворотом.
— Мм!!!
— Ты прав, друг мой. Этот американец очень любит свою работу. И не его беда, что люди не летают словно птицы. Ну что, команда. На базу? На базу!
Эпизод 2.
— Диспетчерская вызывает тринадцатую машину. Тринадцатая машина! Срочно ответьте диспетчерской.
Боб отлип от стекла, по которому текли грустные капли двухчасового дождя. Он всегда становился грустным во время двухчасового дождя. Странно. Девятичасовой утренний и двадцати часовой вечерний его не заводили. Сам Боб говорил, что это ностальгия.
Я его не понимал. Как может десятиминутный, запрограммированный машинами дождь вызывать грусть по родине. Все он врет. Скорее всего, у Боба портилось настроение оттого, что в дождь он не мог сбегать в магазин. Да его никто и не отпустит. После случая с Директором я решил подстраховаться и отработать оставшийся день честно.
— Тринадцатая!
Я отложил в сторону только что купленный журнал для мужчин преклонного возраста под названием “Садоводство в экстремальных условиях семьи”, переключил рацию на громкую связь и возвестил о своем присутствии:
— Тринадцатая на связи. У нас поломка в четвертом двигателе. Пытаемся залатать пробоины и устранить пожар. Жертв и разрушений нет.
Диспетчер оценил ситуацию и посочувствовал:
— Как только справитесь с пожаром, отправляйтесь на проспект Космонавтов. Точный адрес на мониторе. Срочно требуется ваше присутствие. Неординарная ситуация.
— Что там еще? — ехать в такую даль не хотелось.
— Точных данных нет. Запрос поступил по линии милиции. По нашим сведениям там уже три их экипажа. Подтягиваются пожарные и скорые со всего города.
— Нас там только не хватало, — точно. Ехать абсолютно не хочется.
— Говорят, без подразделения 000 не справятся. Вероятно, нештатная ситуация. Просили специально ваш экипаж.
Это приятно. Это почетно. Но нисколько не прибавляет энтузиазма.
— …и, об этом просил сам Директор.
Милашка завелась, даже не дослушав до конца, и с места взяла в карьер.
— Как там он? — спросил Боб, всеми силами стараясь удержаться в кресле на поворотах.
— Выпил анальгин, и только что уехал инспектировать следующую команду. Передавал вам привет. У вас все?
— Все.
Я отключил рацию.
— Милашка. Командир в водительском кресле! Сбавь обороты.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать послушно сбавила обороты, но увеличила тягу. Скорость стала повыше, но гул в ушах исчез.
— Ты бы сирену погромче включила, а то Директор не услышит, — съязвил я. В ответ за бортом раздался вой межгалактического звездолета на разгоне. Язва.
— Что там могло случиться? — это Боб. Он еще никак не может отойти от потери подарка самого Директора. Перерыл весь котлован два раза, но нашел только металлическую крышку. Привязал шнурок и повесил на шею. Говорит — талисман. А я считаю — жаба.
— Приедем, узнаем.
— Герасима будить?
— Ну, ты даешь, Боб. Он же вымотался, как портянка. Тебе бы так работать, как ему. Мозгами ворочать, не руками махать.
— Это да, — согласился Боб. — А я и не говорю ничего. Просто подумал…
— Вот это и оставь Герасиму. Думать.
Чего это я на него взъелся? Неужто из-за варенья? Может быть и из-за варенья. На мой день рождения Директор не придумал ничего лучшего, как всучить мне самоучитель по ухаживанию за новорожденными. Комик. Хоть и Директор.
— Милашка. Будешь так гнать, гусеницы раньше времени сотрешь, — попытался вразумить я спецмашину, которая, по ее личному мнению, могла взлететь, если хорошо разогнаться. — А наш лимит на эту неделю исчерпан. Снова в долг залезать?
— Простите, командор, что сообщаю это только сейчас, но я позволила себе обменять десять тонн удобрения, которые вот уже четыре года лежали без дела, на полный комплект внесезонных гусениц.
— И я узнаю об этом только сейчас? — командир я, или не командир?
— Простите, командор. Но я посчитала сделку обоснованной. У нас удобрения, как…
— Понял тебя, Милашка, — прервал я ее. Боб еще не совсем освоился с нашим языком и второму номеру совсем не обязательно знать все тонкости товарообмена. — С кем поменялась-то? — поинтересовался я.
— С милицией и поменялась, — призналась Милашка.
— Так у них у самих хватает этого…
— Поняла вас, командор. Но сделанного не вернешь. Тем более они не записали мой бортовой номер.
Иногда я уважаю эту груду металлолома. Хоть с норовом, но откровенная душка. Мыслит на три дня вперед. Надо бы договориться в гараже, чтобы заменили на кресле американца новые подлокотники. Старые янкель совсем изгрыз.
— Подъезжаем, — возвестил грустный Боб, сверившись с картой города. Координаты на восьмом мониторе в третьем ряду полностью соответствовали голографическим координатам на фасаде здания.
Впрочем, и так ясно, что мы приехали именно туда, куда так спешили. Шесть милицейских танков, дюжина контейнеровозов скорой помощи и три десантно-спасательных автобуса пожарников.
Огласив проспект дополнительными сиренами, которые прошлым летом “Милашка” сперла с боевого крейсера дальней космической разведки, мы стали протискиваться поближе к точке происшествия.
— Фазе, мазе, лав ю бразе! Что творится то! — иногда Боб, в минуты сильного волнения, переходит на родной язык.
Разберемся, что творится. Раз столько народу собралось, знать дело серьезное. Прошлый раз подобное случилось, если память не изменяет, три года назад, когда инопланетный космический корабль без опознавательных знаков с флагом Меркурия на бортах приземлился без разрешения на главной площади столицы. Вот где шума то было. Одних уполномоченных два эшелона пригнали. Специально ветку железнодорожную для этого протянули. А оказалось, дело банки с черной икрой не стоит. Пацан инопланетный карты перепутал, и вместо созвездия Стрельца к нам приблудил. Но, ничего. Разобрались, да и отпустили с миром.
— Милашка, тормозни у киоска и глуши мотор. Второму номеру оставаться в командном отсеке и держать постоянную связь. Остальному экипажу на выход. Форма одежды рабочая. Всем системам находится в полной готовности до специальной команды.
Я поправил клапана на комбинезоне, и спустился по парадному эскалатору, любезно выдвинутому спецмашиной, вниз.
— Как слышимость, второй номер?
— Слышу вас хорошо, командир, — голос Боба в связь-наушнике был слегка громковат, я убавил звук и поправил тембр.
— Теперь нормально.
Не успел я отряхнуть ладони, как передо мной возник (кто бы мог подумать!) сам Директор. Слегка запыхавшийся, но в целом здоровый и бодрый.
— Честь у пустой головы не отдают, — сообщил он радостную новость, чем помешал мне почесыванию затылка.
— Как дела, товарищ Директор? — поинтересовался я, пытаясь узнать подробности задания.
— Подробностей не знаю, ненароком мимо проходил. Так что действуй сам по обстановке.
Что-то у него глаза как-то странно бегают. Наверняка давно здесь и все знает. А говорить боится. Следовательно, дело совсем темное.
— Здесь уже все шишки собрались. Вон, под грибком на детской площадке маются. Так что, приступай.
Среди тусующихся у песочницы я узнал Главного пожарника, Главного врача и Главного милиционера города. И это не обрадовало. Не с моими лычками вперед генералов лезть. Об этом я и сообщил Директору, который пытался скрыться в толпе зевак.
Директор, недолго думая, тут же дважды повысил меня в звании, отлепил от своего мундира несколько шевронов и погон, и пришлепал все это дело на моем комбинезоне.
— А медальки? — нагло поинтересовался я.
Директор, душа — человек, вздохнул, залез в карман и вытащил горсть орденов и медалей.
— Только сделай все, как положено, — попросил он. — Если завалим вызов, то полетит много голов.
Я клятвенно заверил, что разберусь с полной ответственностью, и попрощался с Директором.
— Боб! — я вызвал по рации второй номер. — Мне срочно нужны снимки места происшествия из космоса. В единичном масштабе. Свяжись с космическим агентством страны, пусть поработают.
Получив подтверждение от американца, я направился к детской площадке.
При моем приближении генералы прекратили разговоры и споры, и вытянулись по команде Главного пожарника: — “Смирно! Старший офицер в песочнице”.
Я уселся на деревянного слоника, закинул ногу на ногу и попросил доложить обстановку.
— Сообщение поступило на центральный пульт полчаса назад. — Главный милиционер преданно смотрел на меня и четко выговорил слова. Вот что значит выправка. — Через три минуты я уже был в курсе и, согласно пунктам устава, поднял вверенные мне подразделения по боевой тревоге. Сообщение было продублировано пожарным и скорой помощи. Через десять минут мы были на месте. Но… — замешкался генерал. — Ситуация настолько нештатная, что было принято решение срочно вызвать на помощь ваше подразделение, маршал-майор.
Директор, кажется, слегка перегнул с шевронами.
— Показывайте, что случилось.
По команде Главного пожарного, передо мной мгновенно установили полевой военный перископ с увеличением сто к одному.
Я прильнул к окулярам и долго изучал место пришествия.
Меня никто и никогда не сможет обвинить в трусости. Меня никто и никогда не сможет обвинить в незнании своего дела. И, наконец, меня никто и так далее, в не компетенции. Но то, что предстало перед моими глазами, было самым ужасным за весь срок работы в доблестных рядах подразделения 000.
На одиноком дереве, на высоте три с половиной метра от поверхности земли, на толстом суку сидело маленькое пушистое животное, предположительно неизвестного вида, и дико орало.
— Что скажите, маршал-майор?
Генералы, боевые генералы, знающие не понаслышке, что такое боль и кровь, чуть не плакали от собственного бессилия.
А ведь наверняка и их погоны могут, того… полететь. Это вам не отлов чокнутого пришельца на главной площади страны.
Я думал ровно минуту. А потом стал действовать.
— Генерал, ваши люди должны немедленно очистить зону происшествия. Перегородить все в радиусе ста метров. Колючая проволока, пластиковые заграждения, электрический ток. Не пропускать внутрь ни одно живое существо без специального, моего, разумеется, разрешения. Выполняйте.
Главный милиционер просветлел лицом, щелкнул каблуками и бросился выполнять поставленные задачи.
— Пожарникам развернуть временный лагерь для участников операции. Немедленно доставить сюда с десяток сборных домов. Обеспечить всех горячим питанием. Трехразовым. Разместить компактные сортиры, из расчета одно «двадцать одно» на десять служащих.
— Простите, маршал, — не по уставу перебил меня Главный пожарник. — Но где их размещать? Места маловато.
Я обвел глазами двор.
— Это что? — показал я пальцем на двухэтажное строение старого образца с колоннами.
— Театр, маршал. Восемнадцатый век. Без единого лазерного шва. Навечно строили.
— Вот вам и место, — мои брови поднялись ко лбу, как бы показывая, что такие вещи пожарник мог решить самостоятельно. — Снести, расчистить место и поставить кабинки.
— А что делать нам? — подал голос Главный медик.
Сразу видно, гражданская служба. Ни уважения к маршальским звездам, ни субординации.
— Как обычно. Походный госпиталь. Поголовные прививки. Запас крови. Всем, кроме меня, сдать анализы. Стандартный набор, восемь баночек плюс слепок челюсти. И еще. Соберите весь материал, который найдете. Все об этих, предположительно, животных. Их внутренний мир. Строение. Привычки и интересы. Чем питаются, и так далее. При необходимости подключите большой городской мозг. Для чего-то мы его строили? Вопросы?
Боб отлип от стекла, по которому текли грустные капли двухчасового дождя. Он всегда становился грустным во время двухчасового дождя. Странно. Девятичасовой утренний и двадцати часовой вечерний его не заводили. Сам Боб говорил, что это ностальгия.
Я его не понимал. Как может десятиминутный, запрограммированный машинами дождь вызывать грусть по родине. Все он врет. Скорее всего, у Боба портилось настроение оттого, что в дождь он не мог сбегать в магазин. Да его никто и не отпустит. После случая с Директором я решил подстраховаться и отработать оставшийся день честно.
— Тринадцатая!
Я отложил в сторону только что купленный журнал для мужчин преклонного возраста под названием “Садоводство в экстремальных условиях семьи”, переключил рацию на громкую связь и возвестил о своем присутствии:
— Тринадцатая на связи. У нас поломка в четвертом двигателе. Пытаемся залатать пробоины и устранить пожар. Жертв и разрушений нет.
Диспетчер оценил ситуацию и посочувствовал:
— Как только справитесь с пожаром, отправляйтесь на проспект Космонавтов. Точный адрес на мониторе. Срочно требуется ваше присутствие. Неординарная ситуация.
— Что там еще? — ехать в такую даль не хотелось.
— Точных данных нет. Запрос поступил по линии милиции. По нашим сведениям там уже три их экипажа. Подтягиваются пожарные и скорые со всего города.
— Нас там только не хватало, — точно. Ехать абсолютно не хочется.
— Говорят, без подразделения 000 не справятся. Вероятно, нештатная ситуация. Просили специально ваш экипаж.
Это приятно. Это почетно. Но нисколько не прибавляет энтузиазма.
— …и, об этом просил сам Директор.
Милашка завелась, даже не дослушав до конца, и с места взяла в карьер.
— Как там он? — спросил Боб, всеми силами стараясь удержаться в кресле на поворотах.
— Выпил анальгин, и только что уехал инспектировать следующую команду. Передавал вам привет. У вас все?
— Все.
Я отключил рацию.
— Милашка. Командир в водительском кресле! Сбавь обороты.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать послушно сбавила обороты, но увеличила тягу. Скорость стала повыше, но гул в ушах исчез.
— Ты бы сирену погромче включила, а то Директор не услышит, — съязвил я. В ответ за бортом раздался вой межгалактического звездолета на разгоне. Язва.
— Что там могло случиться? — это Боб. Он еще никак не может отойти от потери подарка самого Директора. Перерыл весь котлован два раза, но нашел только металлическую крышку. Привязал шнурок и повесил на шею. Говорит — талисман. А я считаю — жаба.
— Приедем, узнаем.
— Герасима будить?
— Ну, ты даешь, Боб. Он же вымотался, как портянка. Тебе бы так работать, как ему. Мозгами ворочать, не руками махать.
— Это да, — согласился Боб. — А я и не говорю ничего. Просто подумал…
— Вот это и оставь Герасиму. Думать.
Чего это я на него взъелся? Неужто из-за варенья? Может быть и из-за варенья. На мой день рождения Директор не придумал ничего лучшего, как всучить мне самоучитель по ухаживанию за новорожденными. Комик. Хоть и Директор.
— Милашка. Будешь так гнать, гусеницы раньше времени сотрешь, — попытался вразумить я спецмашину, которая, по ее личному мнению, могла взлететь, если хорошо разогнаться. — А наш лимит на эту неделю исчерпан. Снова в долг залезать?
— Простите, командор, что сообщаю это только сейчас, но я позволила себе обменять десять тонн удобрения, которые вот уже четыре года лежали без дела, на полный комплект внесезонных гусениц.
— И я узнаю об этом только сейчас? — командир я, или не командир?
— Простите, командор. Но я посчитала сделку обоснованной. У нас удобрения, как…
— Понял тебя, Милашка, — прервал я ее. Боб еще не совсем освоился с нашим языком и второму номеру совсем не обязательно знать все тонкости товарообмена. — С кем поменялась-то? — поинтересовался я.
— С милицией и поменялась, — призналась Милашка.
— Так у них у самих хватает этого…
— Поняла вас, командор. Но сделанного не вернешь. Тем более они не записали мой бортовой номер.
Иногда я уважаю эту груду металлолома. Хоть с норовом, но откровенная душка. Мыслит на три дня вперед. Надо бы договориться в гараже, чтобы заменили на кресле американца новые подлокотники. Старые янкель совсем изгрыз.
— Подъезжаем, — возвестил грустный Боб, сверившись с картой города. Координаты на восьмом мониторе в третьем ряду полностью соответствовали голографическим координатам на фасаде здания.
Впрочем, и так ясно, что мы приехали именно туда, куда так спешили. Шесть милицейских танков, дюжина контейнеровозов скорой помощи и три десантно-спасательных автобуса пожарников.
Огласив проспект дополнительными сиренами, которые прошлым летом “Милашка” сперла с боевого крейсера дальней космической разведки, мы стали протискиваться поближе к точке происшествия.
— Фазе, мазе, лав ю бразе! Что творится то! — иногда Боб, в минуты сильного волнения, переходит на родной язык.
Разберемся, что творится. Раз столько народу собралось, знать дело серьезное. Прошлый раз подобное случилось, если память не изменяет, три года назад, когда инопланетный космический корабль без опознавательных знаков с флагом Меркурия на бортах приземлился без разрешения на главной площади столицы. Вот где шума то было. Одних уполномоченных два эшелона пригнали. Специально ветку железнодорожную для этого протянули. А оказалось, дело банки с черной икрой не стоит. Пацан инопланетный карты перепутал, и вместо созвездия Стрельца к нам приблудил. Но, ничего. Разобрались, да и отпустили с миром.
— Милашка, тормозни у киоска и глуши мотор. Второму номеру оставаться в командном отсеке и держать постоянную связь. Остальному экипажу на выход. Форма одежды рабочая. Всем системам находится в полной готовности до специальной команды.
Я поправил клапана на комбинезоне, и спустился по парадному эскалатору, любезно выдвинутому спецмашиной, вниз.
— Как слышимость, второй номер?
— Слышу вас хорошо, командир, — голос Боба в связь-наушнике был слегка громковат, я убавил звук и поправил тембр.
— Теперь нормально.
Не успел я отряхнуть ладони, как передо мной возник (кто бы мог подумать!) сам Директор. Слегка запыхавшийся, но в целом здоровый и бодрый.
— Честь у пустой головы не отдают, — сообщил он радостную новость, чем помешал мне почесыванию затылка.
— Как дела, товарищ Директор? — поинтересовался я, пытаясь узнать подробности задания.
— Подробностей не знаю, ненароком мимо проходил. Так что действуй сам по обстановке.
Что-то у него глаза как-то странно бегают. Наверняка давно здесь и все знает. А говорить боится. Следовательно, дело совсем темное.
— Здесь уже все шишки собрались. Вон, под грибком на детской площадке маются. Так что, приступай.
Среди тусующихся у песочницы я узнал Главного пожарника, Главного врача и Главного милиционера города. И это не обрадовало. Не с моими лычками вперед генералов лезть. Об этом я и сообщил Директору, который пытался скрыться в толпе зевак.
Директор, недолго думая, тут же дважды повысил меня в звании, отлепил от своего мундира несколько шевронов и погон, и пришлепал все это дело на моем комбинезоне.
— А медальки? — нагло поинтересовался я.
Директор, душа — человек, вздохнул, залез в карман и вытащил горсть орденов и медалей.
— Только сделай все, как положено, — попросил он. — Если завалим вызов, то полетит много голов.
Я клятвенно заверил, что разберусь с полной ответственностью, и попрощался с Директором.
— Боб! — я вызвал по рации второй номер. — Мне срочно нужны снимки места происшествия из космоса. В единичном масштабе. Свяжись с космическим агентством страны, пусть поработают.
Получив подтверждение от американца, я направился к детской площадке.
При моем приближении генералы прекратили разговоры и споры, и вытянулись по команде Главного пожарника: — “Смирно! Старший офицер в песочнице”.
Я уселся на деревянного слоника, закинул ногу на ногу и попросил доложить обстановку.
— Сообщение поступило на центральный пульт полчаса назад. — Главный милиционер преданно смотрел на меня и четко выговорил слова. Вот что значит выправка. — Через три минуты я уже был в курсе и, согласно пунктам устава, поднял вверенные мне подразделения по боевой тревоге. Сообщение было продублировано пожарным и скорой помощи. Через десять минут мы были на месте. Но… — замешкался генерал. — Ситуация настолько нештатная, что было принято решение срочно вызвать на помощь ваше подразделение, маршал-майор.
Директор, кажется, слегка перегнул с шевронами.
— Показывайте, что случилось.
По команде Главного пожарного, передо мной мгновенно установили полевой военный перископ с увеличением сто к одному.
Я прильнул к окулярам и долго изучал место пришествия.
Меня никто и никогда не сможет обвинить в трусости. Меня никто и никогда не сможет обвинить в незнании своего дела. И, наконец, меня никто и так далее, в не компетенции. Но то, что предстало перед моими глазами, было самым ужасным за весь срок работы в доблестных рядах подразделения 000.
На одиноком дереве, на высоте три с половиной метра от поверхности земли, на толстом суку сидело маленькое пушистое животное, предположительно неизвестного вида, и дико орало.
— Что скажите, маршал-майор?
Генералы, боевые генералы, знающие не понаслышке, что такое боль и кровь, чуть не плакали от собственного бессилия.
А ведь наверняка и их погоны могут, того… полететь. Это вам не отлов чокнутого пришельца на главной площади страны.
Я думал ровно минуту. А потом стал действовать.
— Генерал, ваши люди должны немедленно очистить зону происшествия. Перегородить все в радиусе ста метров. Колючая проволока, пластиковые заграждения, электрический ток. Не пропускать внутрь ни одно живое существо без специального, моего, разумеется, разрешения. Выполняйте.
Главный милиционер просветлел лицом, щелкнул каблуками и бросился выполнять поставленные задачи.
— Пожарникам развернуть временный лагерь для участников операции. Немедленно доставить сюда с десяток сборных домов. Обеспечить всех горячим питанием. Трехразовым. Разместить компактные сортиры, из расчета одно «двадцать одно» на десять служащих.
— Простите, маршал, — не по уставу перебил меня Главный пожарник. — Но где их размещать? Места маловато.
Я обвел глазами двор.
— Это что? — показал я пальцем на двухэтажное строение старого образца с колоннами.
— Театр, маршал. Восемнадцатый век. Без единого лазерного шва. Навечно строили.
— Вот вам и место, — мои брови поднялись ко лбу, как бы показывая, что такие вещи пожарник мог решить самостоятельно. — Снести, расчистить место и поставить кабинки.
— А что делать нам? — подал голос Главный медик.
Сразу видно, гражданская служба. Ни уважения к маршальским звездам, ни субординации.
— Как обычно. Походный госпиталь. Поголовные прививки. Запас крови. Всем, кроме меня, сдать анализы. Стандартный набор, восемь баночек плюс слепок челюсти. И еще. Соберите весь материал, который найдете. Все об этих, предположительно, животных. Их внутренний мир. Строение. Привычки и интересы. Чем питаются, и так далее. При необходимости подключите большой городской мозг. Для чего-то мы его строили? Вопросы?