— Командор! — кашлянули встроенные в связь-треуголку динамики. — Я так понимаю, командор, что наша миссия полностью провалена?
   Эта сволочь, эта спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать издевается.
   — А как назвать вот это? — я посмотрел на груду исковерканного металла, бывшего некогда самым лучшим представителем класса «жигулей-корона». — Нас повесят, а тебя точно на переплавку. Без апелляций.
   На переплавку спецмашина не хотела. В самые первые дни ее эксплуатации, когда она только-только сошла со штапелей завода по изготовлению спецмашин, их, только что собранный выводок, возили на экскурсию на плавильный завод. Кошмарные впечатления на всю железную жизнь. Чтоб служилось лучше.
   Именно поэтому спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать, вспомнив жаркое пламя и кипящие котлы, решила, что ей не слишком хочется посещать плавильный завод с повторной экскурсией.
   — Командор! Я тут подключила дополнительные секции в центральный мозг, покумекала и пришла к выводу, что ситуация не совсем хреновая, — когда спецмашинам не хочется на переплавку, они начинают выражаться неадекватно. — Если командор прикажет, то я постараюсь в меру своих и без того ослабленных сил исправить ситуацию.
   — Да? — я конечно знаю, что Милашка умная штучка, но мы имеем дело с супругой Директора, а не с самим Директором. — Если знаешь, что делать, то делай это немедленно. У нас не более трех минут до возвращения Объекта.
   Милашка радостно взвизгнула сиреной, развернулась на месте, задними воротами к металлолому «жигули-корона».
   — Посторонись, командор. Это мой звездный час, — загадочно захрипели динамики связь-треуголки.
   Из задних ворот спецмашины на проезжую часть выехали сразу три компактных автокрана, четыре компактных тягача и шесть компактных чернороботов.
   Под громкие команды Милашки вверенная ей техника общими усилиями закидала все запчасти машины Объекта внутрь грузового отсека, и погрузилась сама.
   — Извини, командор, — перед моим носом задние ворота захлопнулись. — Вам, командор, лучше этого не видеть. И не беспокойтесь, командор. Сделаем из запчастей конфетку, лучше чем было. Вы мне верите, командор.
   Я слишком долго работаю спасателем, чтобы кому-нибудь верить. Но сейчас, в этот трудный для всей команды час, я поверил. Слишком много уверенности слышалось в динамиках спецмашины.
   — Мм, — выдворенный из Милашки Герасим стоял, покачиваясь, рядом, обхватив руками ортопедическую подушку.
   — Не знаю, Гера. Но обещала исправить все то, что вы здесь натворили.
   — Мм, — покачиваемость третьего номера стала еще больше.
   — Это ты слишком много болтаешь, — обиделся я на незаслуженно оскорбленную спецмашину. — А она, Гера, работает не покладая своих механических рук.
   — А где моя ласточка? — раздался за спиной голос супруги Директора.
   Объект явился раньше положенного времени. Под ее мышкой счастливо улыбался объевшийся за мой счет американец.
   — Майор Сергеев, — прохрипело я от неожиданности. — Через минуту ваша машина будет готова. В мойке она. Да, Герасим?
   Третий номер сквозь сон подтвердил мою версию.
   В связь-треуголке слышались отдельные приказы Милашки: — «Где зубило? Бей сильней! Тушите, тушите!» А также доносились соответствующие звуки. Скрип сгибаемого железа, звон битого стекла, звяканье лишних деталей.
   Супруга Директора недоверчиво заглянула под Милашку, где через запасной люк в специально вызванный мусоровоз сваливался разный металлический хлам.
   — Вы уверены, пока что майор Сергеев, что с моей ласточкой все будет в порядке?
   «Поберегись!» — раздалось в динамиках, после чего Милашку основательно встряхнуло.
   — С вами работают лучшие спасатели подразделения 000, — не моргнув глазом, не соврал я. — Ваша, как вы изволили выразиться, птичка…
   — Ласточка, — нахмурилась супруга Директора.
   — Ласточка, конечно, — поправился я. — Будет здесь через десять секунд. Гера, тьфу, третий номер! Выведете отремонтированную машину.
   Герасим лихо развернулся, не выпуская подушки и, в слепую, направился четко к задним воротам спецмашины.
   — Знаете, пока что майор Сергеев, — супруга Директора встала рядом, все время поправляя пытающегося свалиться счастливо объевшегося за мой счет Боба. — Вчера за ужином мой супруг, ваш Директор спросил меня, а не присвоить ли пока что майору Сергееву внеочередное звание подполковника? И знаете, что я ответила?
   Задние ворота приоткрылись, и в щель высунулась голова третьего номера. По одному внешнему виду мозга команды я понял, что что-то пошло не так. На лице Герасима не было заметно даже налета сна. А такое с ним случается исключительно в экстремальных ситуациях.
   — Я ответила…, — супруга Директора стала боком заходить в тыл Милашки, пытаясь заглянуть в грузовой отсек.
   Милашка невероятным образом пятилась от нее, стыдливо уворачиваясь от горящего взора супруги Директора.
   — Я ответила…
   Из задних ворот полностью вышел третий номер, держа руки за спиной. Его смущенность переходила все мыслимые границы и нормы.
   На негнущихся ногах, ощущая непривычный жар на плечах, я подпрягал к застывшей супруге Директора и заглянул вместе с ней внутрь Милашки.
   В грузовом отсеке спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать ничего не было. Даже полы подметены и продизенфецированы специальной присыпкой от ржавчины.
   Третий номер с честным и открытым лицом подошел к супруге Директора и вытащил из-за спины небольшой сверток. Супруга Директора тупо уставясь в нутро Милашки, развернула упаковку и заглянула внутрь коробки. Ее лицо на мгновение озарилось той неподдельно ошарашенной удивленностью, которая бывает у детей, когда они узнают, что Дед Мороз это не переодетый сотрудник из агентства, а живой старик, живущий на Северном полюсе.
   — Вот здесь подпишите, пожалуйста.
   Супруга Директора медленно перевела взгляд с отсутствующей машины на присутствующего пока что майора, а в скором времени, возможно, и капитана.
   — Вот здесь, — я протягивал супруге Директора счет на вызов, доклад о проделанной работе и акт приемной комиссии, подписанный, кстати, самим Директором, о незапланированном саморазрушении машины «жигули-корона» ярко красного цвета. Я ж не первый год в спасателях.
   Супруга Директора машинально, не выходя из ступора, подписала все необходимые документы, включая счет из столовой.
   Вырвав счастливо улыбающегося американца из одеревенелых рук супруги Директора, я стал отходить задом, стараясь не терять из виду большие и крепкие руки Объекта.
   — Это ваши экземпляры. Команде срочная погрузка. Спасибо за сотрудничество. Милашка, заводись немедленно. Передавайте привет мужу. Уходим по срочной.
   — Подождите, майор! — окликнула она меня, собирающегося скрыться в кабине притихшей морально, но порыкивающей физически, спецмашины. — Неужели вы не хотите узнать, что я ответила мужу о вашем внеочередном звании?
   Хотеть-то хочу. Но жизнь экипажа мне дороже. Положенные медиками три минуты ступора истекли, и сейчас может возникнуть неадекватная реакция. Ученые еще называют это «роликовым эффектом». Это когда шарики за ролики… в общем, все знают. Страшная штука без смирительной рубашки.
   Я захлопнул парадный люк в тот момент, когда по перекрестку, сметая все на своем пути, промчался урагах, состоящий из ветра, слов и междометий.
   Лобовое стекло покрылось мелкими трещинами, титановые швы затрещали, и Милашку чуть не завалило на бок. Но она сумела выровняться и помчалась вперед, набирая с каждой секундой скорость.
   Через пару сотен кварталов спецмашина сбавила скорость, и устало выпустила пар из топок.
   Я отстегнулся от водительского кресла, на трясущихся ногах подошел к автомату с газированным квасом и долго пил холодную жидкость, стараясь унять пульсирующую боль в груди.
   — Милашка, — спасатели долго не переживают неудачи. — Надеюсь, ты нам всем расскажешь, что было в той коробке.
   Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать, скромно потрескивая внутренними динамиками, включила центральный монитор. И показала красивые, новые, только что сработанные, ярко красные роликовые коньки с ядероускорителем, пневмоподвеской и усовершенствованной тормозной системой.
   Голубая мечта каждой русской женщины.

Эпизод 16

   — Тринадцатая машина! Срочный вызов. Проспект Загородный. Координаты переданы. Налогоплательщик оставил дома магнитные ключи.
   — Тринадцатая машина приняла. Выезжаем. Милашка, координаты на экран. Всей команде приготовиться к работе.
   За лобовым стеклом мирно тарахтел по бронированной обшивке спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать послеобеденный дождик. Редкие налогоплательщики спешили укрыться от запрограммированных струй внутри многочисленных рюмочных и пельменных. Разбавленная чистящим средством «Миф-Россия-универсал» жидкость смывала с города пыль и практически все известные науке микробы. Через час, когда Главный Техник столицы перекроет краны, город превратится в образцово-показательный, уютно-антибактериальный рай. Честные налогоплательщики выйдут из рюмочных и пельменных, улыбнуться начищенному до блеска солнышку и отправятся домой, досматривать отечественный сериал про удачливых милиционеров.
   — И никто, никогда не снимет кино о серых буднях спасателей.
   — Вы что-то сказали, командир? — второй номер, американец первой волны эмиграции Роберт Клинроуз, отложил в сторону карманный ноутбук, в который только что закончил заносить опись имеющегося в его личном сейфе продовольствия.
   — Я сказал, что кроме нас в этом мире есть только один несчастный человек. Тот самый налогоплательщик, который забыл дома ключ. Представляешь Боб, сейчас вся страна замерла у экранов домашних кинотеатров, а этот несчастный домой попасть не может. Расстройство на всю жизнь.
   — До начала сериала еще полчаса. Если постараться, то успеем. Заодно и сами посмотрим. Представляешь, командир, в последней серии милиция все-таки нашла, кто похитил буровую платформу. Три часа погони, а потом платформу разнесли глубоководными бомбами. Смешно, да?
   — Было бы смешно, если бы не было так смешно. Обидно, Боб. Они ж с нас этот сюжет содрали. И платформу мы не подбивали. И не три часа погони, а восемь. И не нашли, а обнаружили на глубине восемьсот метров. И не платформу, а водный велосипед. Скажи, Боб, есть у людей совесть? Хотя бы в титрах указали, так, мол, и так, авторы идеи спасатели подразделения 000.
   Боб в знак солидарности протянул мне надкусанное печенье.
   — А давай, командир, устроим сегодня образцово показательное спасение. Вызовем корреспондентов, телевизионщиков, пресс-службу какую положено. И в самые сжатые сроки обслужим население. Дело-то пустяковое. Дверной шлюз взломаем, и считай, слава и почет у нас в кармане.
   Я откусил половинку надкусанного печенья и вернул остатки Бобу. Чтобы потом не говорил, что я жадный.
   Идея янкеля показалась весьма и весьма перспективной. Давненько о нас, о спасателях, не трубила пресса. Опять же Директор, каждое утро на планерке песочит. Уровень преступности в столице нулевой. Травматизм нулевой. Смертность нулевая. Рождаемость, наоборот, выше головы. Говорит, что если и дальше так пойдет, то непременно встанет вопрос о закрытии Службы. И, если мы сегодня выполним работу без скола и зазубринки, да еще при этом полюбуемся в объективы корреспондентов, да еще вспомним добрым словом самого Директора, то столица вновь заговорит в самых лучших выражения о самых отважных ребятах мира.
   — Ну, вы и кусаете, командир! — Боб повертел перед носом кусочек печенья и, тщательно завернув его в оберточную бумагу, спрятал в сейф. — Вам бы только кусать. Маленький ротик, командирский животик. Так что насчет предложения?
   — Принимается, — даже если что-то пойдет не так, то всегда можно распугать корреспондентов, запретить съемки и оставить налогоплательщиков без темы для вечернего обсуждения. — Милашка, все слышала?
   Спецмашина подразделения 000 слышала все, всегда и везде.
   — В связи с тем, что спецмашины не имеют права высказывать свою точку зрения на решения команды, должна только заметить, что лично мне, как глубоко интеллектуальному созданию, ваша идея не по механизму. В правилах Службы записано, что спасатели должны выполнять работу без лишнего шума, волнения и надежд на дальнейшее продвижение по служебному эскалатору.
   — Все, Мыша, — прервал я спецмашину, которая при удобном случае могла рассуждать долго и нудно. — Ваше мнение понятно. Предлагаю вычеркнуть кандидатуру Милашки из списка, который мы донесем до корреспондентов. Правом командира принято единогласно.
   Милашка хмыкнула и равнодушно промолчала. Уж кто-кто, а она прекрасно понимала, что даже командир спецмашины не способен так поступить с лучшей техникой в мире. Иначе она может жутко обидеться и послать всю команду делать работу вручную.
   — Герасима будить?
   — Пока не вижу в этом необходимости, второй номер. Может чуть позже.
   Третий номер команды отсыпался после двухчасовой лекции в столичном университете, куда его пригласил лично профессорский состав. Название лекции я точно не помнил, так как категорически отказался присутствовать на ней. Мне на работе болтовни Герасима хватает. Известно только, что после лекции Герасима закидали цветами, а профессорский состав принял Геру в почетные члены. Я, правда, так и не понял, в какие.
   — Командор! Исключенная из списков спецмашина никак не может связаться с киностудиями, газетами, журналами и столичным телеканалом. Вы еще бумажку со списком не запечатали?
   Строго поглядывая на хихикающего американца, я, скрепя командирским сердцем, вписал Милашку в списки особо отличившихся на невыполненном еще вызове.
   — Киношный автопоезд выехал. Работу подразделения вызвались освещать все центральные газеты и журналы. Американцы прислали запрос с просьбой разрешить им допуск в район вызова. Хотят сделать мультэпопею под названием «Охотники за несчастными случаями». Голливудмультфильм какой-то. Обещали цветным ломом заплатить.
   — У нас у самих этого лома навалом, — проворчал я, но под умоляющим взглядом Боба согласился. — Свяжись с Министром Иностранных Дел. Пусть выдадут американцам визу на четыре часа. Если Министр вдруг станет гоношиться, то напомни, что он мне должен за спор, что Атлантида, это не гренландское государство, а подводная научная станция в океане. Боб, проверь, как там третий номер. Что-то его личная кривая подрагивает.
   Янкель, счастливый оттого, что скоро встретится с бывшими соплеменниками, умчался проверять тяжелый сон Герасима.
   — Милашка! Сообщи на таможню, что американцы везут контрабанду. А все равно какую. Хоть шпалы, хоть турбины. Пусть в привокзальной тюрьме часа четыре до окончания срока визы промаринуются. К черту общественное мнение. Сами вызываем, сами и сажаем. Не в первой. История подобную практику не порицает. Не дай бог, сманят обратно нашего американца. Пропадет он там после России.
   Не то чтобы я американцев не любил. Совсем наоборот. Уважал я Америку. Как-никак богатая природными ресурсами страна. И сколько людей талантливых миру явила. Только все это меркло на фоне их непоследовательности. Примеров полно.
   Стояла в Америке на одном из островов фигура здоровая. Тетка с фонариком. Эпохи позднего капитализма. И что? Кому-то помешала. Снесли на мелкие камушки. На ее месте поставили вышку для прыжков в воду. А сейчас обратно хотят тетку с фонариком сооружать. Говорят, какой-то там американский дух олицетворят.
   — Третий номер в нестабильном состоянии, — доложил вернувшийся янкель. Это означало, что Герасим сильно храпит. Поэтому и личная кривая прыгала. — Командир, а можно я на вызов парадный комбинезон надену.
   — Разрешаю.
   В какой-то момент мне стало стыдно. Но потом, тщательно подумав, я решил, что стыдиться нечего. Россия приняла отчаявшегося американца в свои широкие объятия. Дала ему двенадцати комнатный кров с отдельным подъездом. Превратила фермера в спасателя с мировым, не побоюсь этого слова, именем. И что? Разрушить все какой-то дешевой мультэпопеей? Нет! И песен коренного американского населения мне не надо. Достаточно того, что русский народ о нас, о спасателях, уже матерные частушки слагает.
   — Командор. Мы на месте, — доложилась Милашка. — Все запланированные и приглашенные гости прибыли. Все ваши индивидуальные заказы выполнены. Четыре часа без права выхода под залог.
   — Какие заказы? — путаясь в рукавах парадного комбинезона, влез в доклад спецмашины Боб.
   — Маринованные соевые орешки, — нашлась спецмашина. — Специально для наших и ваших американских гостей.
   Я выглянул в боковое окошко. Милашка постаралась на славу. Ребята из кино разворачивали походные павильоны, красили стены вокруг окон квартиры, которую нам предстояло открыть и высаживали цветочки для антуража.
   Газетчики всех газет и журналов столицы плотным кольцом обступили испуганную старушку и брали у пострадавшей первые интервью.
   — Скажите, как вам пришло в голову вызвать спасателей подразделения 000?
   — Сколько вы заплатили за вызов?
   — В какую сумму вы оцениваете приблизительный ущерб?
   — Вы намерены обратиться с иском на спасательную службу в суд?
   — Вам известно о том, что спасатели часто наносят честным налогоплательщикам грубые физические увечья?
   Я свернул подслушивающую аппаратуру. Слушать про себя разные мерзости не хотелось. Вот и спросил бы меня кто, за что я не люблю журналистов? Всем известно, что денег мы не берем. Наоборот, каждый спасенный нами Объект самостоятельно норовит всунуть в карман. Но от чистого сердца, и без всякого принуждения. Тем более физического.
   — Моих не видать? — между мной и боковым стеклом втиснулся второй номер в надежде рассмотреть среди кучи народу соплеменников.
   Я многозначительно посмотрел на внутреннюю камеру спецмашины. Вот оно, началось. Что ни говори, а тяга к исторической родине есть даже и у американцев. Милашка многозначительно мигнула в ответ красной лампочкой. Граница на замке.
   — Второй номер, а что это у вас за странная спецодежда?
   Боб растянулся в улыбке и повернулся на сто восемьдесят градусов, показывая обновку.
   — Национальная американская одежда, командир. Джинсы.
   — Странная у вас национальная одежда, второй номер, — я скептически осмотрел невзрачный синий материал. — И почему-то вьетнамского производства.
   — Это название такое, — совершенно искренне засмеялся Боб. — Фирма Ли.
   — Я и говорю, вьетнамское. Вы что, хотите в этом появиться перед широкой аудиторией всей нашей необъятной родины? Перед миллионами и миллионами русских граждан? Что скажут честные налогоплательщики, увидев на вас эти страшные штаны, да еще с непонятно расположенными на, простите, попе, карманами? Вы бы еще их наизнанку вывернули, товарищ второй номер.
   — Национальная…, — попробовал вступить в пререкание с командиром второй номер.
   — Немедленно переодеться, второй номер. За индюками присматривать, да гоняться по прериям за коренным взбунтовавшимся населением вы можете хоть голышом. Но я не позволю оскорблять, простите еще раз за выражение, честные взоры честных русских налогоплательщиков разными там, как вы их назвали?
   — Джинсами, — глаза Боба налились грустью, тоской и слезами.
   — Джинсами, — хмыкнул я. — Слово-то какое. Исковерканное. Идите, второй номер, переоденьтесь. Разрешаю вам надеть национальную одежду русского населения. Портки на веревках и с прорехой вместо вашей глупой железной молнии.
   Пока американец, сдерживая готовый сорваться с губ национальный стон, переодевался в штатную униформу, я решил привести в себя в порядок. Засунул голову в компактную парикмахерскую и попросил Милашку подстричь, побрить и подушить моим любимым одеколоном «Шипр — четыре в одном». Удаляет перхоть, убивает кариес, сглаживает рано проступившую седину и устраняет неприятные запахи от всех рядом стоящих. Специальная разработка для спасателей.
   — Командор! — прервала умная спецмашина командирский туалет. — Американцы, недовольные пленением ребят из Голливудмультфильма выразили ноту протеста и послали к нашим границам три вооруженных ядерожабля.
   — Вот… — рифма так и просилась высказаться, но я сдержался. — Откуда у американцев ядерожабли?
   — Купили на те брюлики, вырученные нами от продажи покрышек населению, — напомнила Милашка. — Сами же приказали.
   Так вот куда идет гуманитарная помощь! Нет, чтобы детишек на мустангах покатать, так они вооружаться надумали!
   — Милашка. Будь добра, соедини с Министром Воздушного флота. Алло, Министр? Сергеев это. И тебя… Ага. И твою… Угу. И твоих. Да. Я вот по какому делу. Дошли до меня слухи, что к нам агрессор приближается? Они, кто ж еще! Ха-ха-ха! Самому смешно. Не говори. У меня тут американец тоскует. Да знаешь ты его. На Новый Год со мной был. Снегурочкой. Боюсь, сманят обратно на историческую родину. И я говорю. Не бывать этому. Ты попроси свояка, он же у тебя в Погодном центре сидит, пусть организует пассат какой-нибудь. Или муссон. Я в этом не разбираюсь. Главное, чтобы часа четыре эти ядерожабли нам настроение не портили. И тебя. И твою. И твоих.
   В обязанности спасателей входит не только спасение честных налогоплательщиков, но также и удержание шаткого мира на отдельно взятых кусках границы.
   — Вот, теперь совсем другое дело! — воскликнул я, оглядев переодевшегося американца с ног до головы. Стандартный желтенький комбинезон связь-картуз для работы в подъездах, ботинки-липучки повышенной проходимости. — Медальки еще надень и будет самый порядок. Журналисты тебя как конфетку оближут.
   Повеселевший янкель полез в личный сейф за медалями, а я переключился на внутреннюю связь:
   — Мыша, гаркни посильней по наружным динамикам. А то эти борзописцы на нас никакого внимания не обращают. Приезжаешь тут, понимаешь, по срочному вызову, стоишь полчаса, а на тебя ни один подлец глаз не повернет.
   Милашка с удовольствием выполнила мою просьбу. По всему местному микрорайону пронесся низкий гул гудка. Новое приобретение Милашки. Махнулась не глядя с каким-то заводом. Они нам гудок заводской, мы им три килограмма обогащенного сахарозаменителя.
   — Ишь как засуетились, — с удовольствием отметила гордая спецмашина подразделения 000. — Командор, а за чей счет они полопавшиеся ядероюпитеры списывать будут?
   — Не наше это дело. Ты лучше за третьим номером приглядывай. Нам ночью еще работать надо. Пару рисунков заковыристых на полях озимых изобразить. Так что пусть выспится хорошенько. Второй номер! Вы готовы?
   Американец похлопал по груди, на которой позвякивала дюжина маленьких и невзрачных медалек. Большинство юбилейных «Один месяц Службы», «Два месяца Службы», и так далее.
   — Тогда следуйте за мной к выходу.
   С трудом оторвав тело от водительсткого сидения, сгибаясь под тяжестью нескольких сотен орденов, медалей, почетных лент, с торчащими из карманов золотыми статуэтками Оскаров, Ник, пальмавых ветвей, держась за поручни, я побрел к парадному люку. Слава, она хоть и приятная штука, но больно тяжелая.
   — Милашка, свяжись с депутатским корпусом. Пусть они на внеочередном своем заседании срочно рассмотрят вопрос о том, чтобы все ордена и медали изготавливались впредь из легких сплавов. Если кто будет против, напомни, что не за горами весна, и копать огороды кое-кому придется самостоятельно, не надеясь на помощь нашего тракторного парка.
   Мы спустились по парадному эскалатору под свет прожекторов, звуки марша и взрывы аплодисментов. Последние звучали из наружных динамиков Милашки.
   Какой-то любитель, явно из районной газеты, навел на нас допотопную камеру и блеснул вспышкой. Я даже улыбнуться не успел. А Боб манерно прикрылся рукой и сказал:
   — Без комментариев.
   Правда, его никто ни о чем и не спрашивал.
   Вежливо попросив присутствующих освободить место вокруг потерпевшей, мы довольно культурно упросили слишком настырных не мешать работе подразделения и только после этого приступили к допросу, то есть я хотел сказать, опросу пострадавшей. Специально для тождественности американец сбегал к Милашке и притащил стол и кресло. Стол оказался хирургическим, а кресло гинекологическим. Но, как говорит наш любимый Директор, что имеем, тем и пользуемся.
   Усадив Объект на кресло, я сам взгромоздился на стол, предварительно очистив его рукавом от засохшей красной краски. Раскрыл дежурный ноутбук и задал первый вопрос:
   — Застрахованы ли вы от несчастных случаев?
   Объект в лице коренной жительницы столицы свято верил в Русстрах. А зря. Потому как Русстрах страхует от всех несчастных случаев, но только не от работы спасателей подразделения 000. Да и то, если страхователь прожил в России не менее пятидесяти лет. Если у него нет родственников в Эстонии. И если не имеет ничего против двусмысленного наименования страхующей организации.
   — Вопрос номер два. Магнитные ключи от квартиры оставлены вами преднамеренно, специально, со злым умыслом, принципиально, по религиозным убеждениям, в знак протеста против правящего кабинета, или по другой какой причине. Нужное выделить.