Страница:
— Фрэнсис!
Неужели, думал управляющий, вытирая со лба обильный пот, неужели викарий, его отец, кроткий и богобоязненный человек, джентльмен до мозга костей, в таких же натянутых отношениях с женой? Он решил, что в самом скором времени попросит пару недель отпуска под предлогом визита к родителям.
Фрэнсис словно провалилась сквозь землю. Хоку удалось обнаружить только дворецкого, да и то в самом дальнем углу кухни. Неожиданное появление хозяина вызвало переполох среди кухонной прислуги.
— Милорд! — произнес Отис самым казенным тоном, на который был способен.
Суета среди слуг тотчас прекратилась, и каждый из них обратился в слух.
— Я заметил, что на лакеях другая ливрея. Как это понимать? Надеюсь услышать разъяснение хотя бы от вас.
— Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство, — ответил дворецкий с таким видом, словно объяснял школьнику очевидные вещи. — Ее светлость решила, что внешний вид лакеев можно изменить к лучшему. Мы вместе ездили в Йорк, чтобы распорядиться относительно этого вопроса. Смею надеяться, наши труды оправдали себя.
Да уж! — буркнул Хок.
— Внешний вид горничных также улучшился, — продолжал Отис. — На этот раз ее светлость в Йорк сопровождала миссис Дженкинс.
— Та-ак… а что еще было улучшено, позвольте спросить?
— Вам лучше обратиться за разъяснениями к миссис Дженкинс. Она в курсе всех нововведений внутри особняка, — ответил Отис с лицом непроницаемым, как у египетского сфинкса.
— Чтоб тебя разразило! — проворчал Хок себе под нос, покидая кухню.
— …новая посуда и, конечно, постельное белье. Вы ведь знаете, милорд, что большинство простыней буквально рассыпалось от ветхости, так что…
— Спасибо, миссис Дженкинс, — прервал Хок, конвульсивно стискивая челюсти.
Экономка осталась равнодушной к этой демонстрации недовольства. Чего ради? Было время, когда его светлость бегал по двору в коротких штанишках, и, сколько бы он ни старался, она хорошо знала, что он далеко не Синяя Борода.
— Милорд, ее светлость — весьма разумная и хозяйственная молодая леди. Она приняла близко к сердцу заботы Дес-боро-Холла. (Тон миссис Дженкинс явно намекал на то, что кое-кому давно пора было это сделать.) А как она добра и справедлива по отношению к прислуге! И это при том, что лень у нее не в чести…
Хок решил, что будет проще дать экономке высказаться. Дождавшись, когда она остановилась передохнуть и набрать побольше воздуха, он заговорил более мягко, хотя это и далось ему не без усилия.
— Спасибо, миссис Дженкинс. Теперь я вижу, что ее светлость… э-э… кладезь премудрости.
Его ирония прошла незамеченной. Миссис Дженкинс просияла от гордости за хозяйку и закивала строго причесанной седой головой. Хок не спешил отпускать ее, скользя рассеянным взглядом по гостиной и бессознательно ероша волосы.
— Что-нибудь еще, милорд?
— Нет-нет… впрочем, не знаете ли, где может быть ее светлость?
— На конюшне, где же еще! В это время дня она может быть только там. Я думаю, она слишком уж усердствует и совсем не бережет себя, но иначе дело не стронуть с мертвой точки. Шутка ли, отремонтировать конюшни, наладить работу племенного завода, осмотреть вместе с мистером Бел-висом каждую из скаковых лошадей, чтобы он мог поскорее начать тренировки…
— Что?! — вскричал Хок, обретая дар речи, временно утраченный.
— Ее светлость в конюшне с мистером Белвисом, — терпеливо, как маленькому ребенку, повторила экономка. — Она проводит там каждое утро, а порой и послеобеденные часы. Как я уже говорила, милорд, ее светлость — весьма разум…
— Разрази меня гром… — прошептал Хок, внезапно обессилев от самых ужасных предчувствий.
Что еще приготовила ему непредсказуемая шотландка-жена?
Он вдруг сорвался с места и выбежал из гостиной, оставив миссис Дженкинс с раскрытым на полуслове ртом. Вихрем промчавшись вниз по лестнице, он понесся к конюшням. С неба сыпалась неприятная изморось. «Фрэнсис совершенно не бережет себя», — вдруг подумал Хок, чувствуя себя полностью дезориентированным.
«Это я себя не берегу. У меня скоро начнется мозговая горячка! Она доведет меня рано или поздно!»
— Фрэнсис!
Два подростка, чистившие одно из стойл, разом пригнулись, словно над ними пронеслось пушечное ядро.
— Где ее светлость?
— Е-е-ее све-ветлость… — начал тот, что помоложе, высовываясь из-за дверцы.
— Милорд, ее светлость у тренера, мистера Белвиса, — объяснил старший, Дэн, стараясь держаться с достоинством.
Тренерская находилась в отдельном зданьице, рядом с кругом и несколькими отгороженными друг от друга выгонами. Дождь разразился не на шутку, и к тому моменту, когда Хок нырнул в дверь, с его волос на шею уже стекали противные ручейки.
Он нашел дверь тренерской открытой и решительно вошел. В ноздри ему ударил густой запах, хорошо знакомый каждому кавалеристу: запах кожи, льняного семени и всевозможных ветеринарных снадобий.
Фрэнсис была поглощена разговором с невысоким жилистым стариком, круглая лысина которого успела загореть до орехового цвета. На его дубленом лице, прорезанном бесчисленными морщинами, смешались озабоченность и веселость, с тех пор как они виделись в последний раз, тренер помолодел лет на пять.
— Белвис! Мне говорили, что вы покинули Десборо-Холл. Поистине жизнь полна неожиданностей!
Ну вот, карты и раскрыты, подумала Фрэнсис, стараясь справиться с подступающей нервозной дурнотой. Она ждала слишком долго и упустила момент. Нужно было во всем признаться за завтраком, когда рот мужа был набит седлом барашка.
— Милорд, — начала она в нелепой попытке остановить надвигающуюся грозу, — могу я что-нибудь сделать для вас?
— Можешь, Фрэнсис, можешь, — отозвался Хок с чем-то вроде благодушия (он даже ухитрился улыбнуться). — У меня накопилось множество тем для разговора с тобой. Пойдем-ка в запасник.
«Я не хочу! Не хочу!»
— Как вам будет угодно, милорд. Займитесь делами, Бел-вис, я скоро вернусь, и мы продолжим, — спокойным голосом сказала Фрэнсис, пытаясь сохранить самообладание.
В памяти Хока запасник был довольно запущенным помещением, где по углам громоздились груды седел, упряжи и прочих атрибутов коневодства. Теперь же здесь царила безукоризненная чистота, каждый предмет был начищен до блеска и висел на предназначенном ему месте. Хок заметил, что зол он уже не так сильно, как поначалу.
— Сядь, — сказал он коротко, ткнув пальцем в один из старых (но чисто вымытых) плетеных стульев.
Сам он тоже уселся, скрестив руки на груди и расставив ноги. Вид у него был очень воинственный.
— Я жду объяснений, мадам, — заявил он с ледяной вежливостью. — Что происходит? Что вы себе позволили за время моего отсутствия?
Фрэнсис села, собираясь с мыслями.
— Я жду, — тихо, почти ласково повторил Хок.
Глава 18
Фрэнсис позволила себе представить на секунду-другую, что сидит в окопе на поле битвы и что к ней движется строй вражеских солдат с примкнутыми штыками. Отступать ей, разумеется, некуда.
— Ми… Хок! Десборо-Холл владеет многообещающим племенным заводом и скаковыми конюшнями, — начала она, радуясь тому, что голос не дрожит, а тон выбран уверенный и рассудительный. — Мне удалось уговорить мистера Белви-са вернуться на тренерскую работу, чтобы повернуть события вспять, к былой славе скакунов Десборо.
— Насколько я понимаю, Маркус сумел покрыть расходы из текущих сумм?
Фрэнсис облегченно перевела дух. Это была не атака разъяренного врага, а всего лишь разумное наведение необходимых справок, естественное для хозяина поместья.
— Вы и сами знаете, что это невозможно. Ни я, ни Маркус не осмелились бы на столь неразумные траты в ущерб текущим расходам… — Она помедлила, собралась с духом и продолжала:
— Мне пришлось обратиться за деньгами к вашему отцу.
— Что?!
Как быстро его спокойствие разлетелось в прах, с горечью подумала Фрэнсис.
— Я обратилась к вашему отцу, и он ссудил меня деньгами. Усилием воли Хок удержал рвущийся наружу гневный
Рев и сказал иронически, но достаточно спокойно:
А деньги на все ваши «улучшения»? На новое постельное белье? На посуду? На ливреи для лакеев и новые бархатные занавеси в каждой из комнат? На все это тоже ссудил деньги мой отец? Скажите уж сразу, мадам, насколько велик теперь наш долг моему сиятельному предку?
— Деньги на хозяйство (в том числе на его обновление) у меня не было причин занимать у маркиза, милорд. В распоряжении хозяйки дома всегда есть необходимая сумма, а если того требует положение дел, она имеет право распоряжаться капиталами супруга. Так меня учили, милорд, и Маркус согласился с этой точкой зрения.
— Допустим. Однако я хочу знать, мадам, как много денег потребовалось вам на восстановление племенного завода.
Сухо глотнув, Фрэнсис с показным спокойствием посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, на развешанные по стенам уздечки, стремена, упряжь.
— Пять тысяч фунтов, — наконец сказала она, не отрывая взгляда от пола.
Послышалось витиеватое, многословное ругательство.
— Полагаю, вы считаете, что хозяйка дома отвечает также и за племенной завод, если таковой имеется. Возможно, вы относите лошадей к домашнему скоту…
Хок говорил все с тем же неестественным спокойствием, с той же ядовитой насмешкой. Задетая, Фрэнсис вспыхнула до корней волос.
— Нет, конечно, ми… Филип… но я подумала, что…
— Я был бы весьма признателен, если бы вы пришли наконец к решению, мадам: Филип или Хок — что-нибудь одно.
— Я предпочитаю Хока, так как всей душой надеюсь на то, что вы расправите крылья и исчезнете из виду!
Фрэнсис тут же пожалела о своей вспышке, заметив сквозь ресницы, что глаза мужа зло сверкнули. Менее всего она хотела вызвать очередной приступ его бешенства, так хорошо ей знакомый.
— Я не могла просто стоять и смотреть, как все идет прахом, — заторопилась она.
— Разве Маркус не поставил вас в известность, что я намерен избавиться от лошадей, а с ними и от всей проблемы с племенным заводом? — медленно спросил Хок, внимательно наблюдая за реакцией Фрэнсис.
— Да, он предупредил меня об этом, но я не думала, что вы всерьез собираетесь…
— Откуда вам знать, мадам, собираюсь я или не собираюсь делать то или это, настроен я серьезно или нет? Откуда вам знать?
Фрэнсис продолжала молча разглядывать носки грубых ботинок, в которых обычно посещала конюшни.
— Вы слишком много на себя берете, мадам.
— Кто-то же должен!.. — буркнула она.
— В таком случае возьмите на себя и разговор с Белви-сом. Вы скажете ему, что Десборо-Холл больше не нуждается в его услугах.
— Поздно, милорд. Я уже потратила все пять тысяч фунтов.
— На что, позвольте спросить? На ливреи для лошадей? На новые кормушки, украшенные слоновой костью? Да что вы — как и любая другая женшина в мире — можете знать о таких вещах?
— Я знаю о лошадях побольше, чем вы, милорд! — крикнула Фрэнсис, вскакивая на ноги. — Я умею заботиться о них! Я хочу о них заботиться в отличие от вас! Лучше уж тратить время и деньги на что-то полезное, чем на беготню за юбками в Лондоне!
— Насколько я понимаю, это очередной намек на мою любовницу?
— Как бы мне хотелось, чтобы вы не покидали ее гостеприимных объятий!
Щеки Фрэнсис пылали, грудь вздымалась, и внимание Хока очень скоро отвлеклось от предмета разговора. Она заметила, куда он смотрит, и невольно отступила. К несчастью для нее, левее стула было разложено для ремонта одно из седел. Запнувшись, Фрэнсис опрокинулась на спину, так что юбки высоко взлетели, открывая ноги.
— Фрэнсис!
Хок бросился на помощь, но, заметив, что она не пострадала, усмехнулся с самым ехидным видом:
— Как мило! Когда не помогают уговоры, мы переходим к активным действиям, не так ли, мадам? Меня еще не пытались соблазнить в запаснике… Может быть, подождем до постели с чистыми простынями?
Фрэнсис выбралась из угла, судорожно одергивая юбки. Без посторонней помощи это далось ей нелегко: сначала пришлось подняться на колени, потом — опираясь на злополучное седло — на ноги. Хок стоял поодаль, хладнокровно наблюдая за ее усилиями. Огрызаться на насмешку было бы верхом неблагоразумия. Наоборот, нужно было как-то смягчить его сердце.
— Хок… то есть Филип… прошу вас! Племенной завод значит для меня так много! Я уверена, что возвращение к былой славе — задача вполне достижимая. Если вам все это скучно, предоставьте действовать мне. Единственное, что требуется от вас, — это официальное разрешение. Я сумею окупить затраты. Ваш отец верит в меня, поверьте и вы! Умоляю вас, не продавайте ничего!
— Окупите затраты? Вы, мадам? Я бы и рад поверить, да не могу. До сих пор вы только и делали, что тратили!
— Не совсем так, милорд. Считайте эти затраты вложением капитала. Что же касается расходов на усовершенствования по дому, они назрели давным-давно…
— Вы знали о том, что я получил предложение о продаже лошадей от сестры и ее жениха, лорда Чалмерса? — вдруг спросил Хок.
— Нет, не знала. Какое имеет значение, кто предложил вам это?
Хок понятия не имел, зачем спросил об этом. Некоторое время он рассеянно потирал подбородок, погрузившись в раздумья, потом задал еще один неожиданный вопрос:
— Что именно вы знаете о лошадях, мадам?
— Многое, милорд! — воскликнула Фрэнсис, против воли просияв. — Можно сказать, я выросла среди лошадей, проводила в конюшне все свободное время. Мне кажется, у меня есть дар… врожденная способность к пониманию их болезней. Я умею подобрать нужное лекарство, могу приготовить его сама, если нужно. Я не невежда в этом вопросе, Хок.
Снова Хок, подумал он невольно. Значит ли это, что она надеется на его скорейшее исчезновение с горизонта? Или это просто попытка задобрить?
— Итак, на что же вы потратили пять тысяч фунтов?
— На то, чтобы нанять еще трех опытных тренеров, на
Новое снаряжение вместо устаревшего, на ограду для 236 выгонов, на жалованье Белвису…
— Достаточно! — прервал Хок неожиданно и снял со стены одно из новых седел, на время погрузившись в его созерцание. — А знаете ли вы, мадам, почему женщина не может принимать участие в охоте?
Вопрос застал Фрэнсис врасплох. Она решила, что сейчас последует одна из нелепых мужских сентенций в отношении женского пола.
— Потому, что женское седло не дает возможности контролировать лошадь давлением ног. Во время скачки женщина отдает все свое внимание тому, чтобы удерживать равновесие, а лошадь при этом бывает предоставлена самой себе. Это опасно.
— Я охотилась всю свою жизнь, милорд. Мой отец согласился бы с вами насчет женского седла. Он тоже считал его опасным и не позволял мне им пользоваться.
Хок посмотрел на Фрэнсис и улыбнулся краешками губ — совсем чуть-чуть.
— Как ни странно, я нисколько не удивлен. То есть я не удивлен потому, что успел многое узнать о вас, мадам.
— Как вы намерены поступить, Хок?
Тот подумал, что наконец-то достиг полного контроля над ситуацией. Но чувствовал ли он торжество? Неожиданно ему не понравился умоляющий тон жены, и только врожденное упрямство заставило продолжать.
— Беатриса, моя сестра, — великолепная наездница… во всяком случае, так было в прежние дни. Она перестала пользоваться женским седлом сразу после того, как лошадь сбросила ее на охоте. Именно Беатриса указала мне на то, что женское седло опасно для всадницы. В то время мне было не
Более десяти лет.
— Хок…
— Когда Беатриса начала ездить на лошади по-мужски, отец устроил скандал. Старшее поколение, мадам, — что с ним поделаешь? Если бы не Невил, который убедил старого интригана…
— Хок!..
Желаете вернуться к текущим делам? Что ж, отлично. В таком случае отправляйтесь к Белвису и немедленно известите его о моем решении. Его услуги более не потребуются.
— Ах вот как! — крикнула Фрэнсис, тотчас теряя всю свою новообретенную кротость. — Негодяй! Ничтожный, жалкий… ублюдок, недостойный имени Хоксбери!
Она схватила седло, за которым так и стояла в углу, и швырнула его в Хока. Старинное, слишком тяжелое, оно приземлилось у его ног. Хок не двинулся с места, только пожал плечами и улыбнулся с оттенком презрения.
— Какое счастье, что женщины не имеют права служить в армии! Если бы вы находились в составе орудийной прислуги, мадам, противник после каждого выстрела откупоривал бы шампанское в вашу честь.
Вне себя от ярости, Фрэнсис забегала взглядом по сторонам в поисках еще какого-нибудь метательного снаряда.
— Мадам, вы своими руками разрушили крепостную стену, за которой прятались, — заметил Хок, указывая на седло. — Я бы мог без труда разрушить ее и сам, но вы любезно избавили меня от хлопот.
Фрэнсис заметила, как потемнели глаза мужа, и заметалась в углу, когда он двинулся к ней. Хок знал, что она попробует, как обычно, нырнуть ему под руку, и легко пресек этот маневр.
— А теперь ответь мне, жена, — сказал он, привлекая Фрэнсис к себе за локоть, — на что я могу рассчитывать, если оставлю в покое и Белвиса, и весь твой драгоценный проект?
В следующее мгновение он прижался губами к ее раскрытому рту, заглушив возглас возмущения. Поцелуй — первый поцелуй за всю их совместную жизнь явился для Хока откровением. У нее были нежные горячие губы, а частое гневное дыхание, вырывающееся между ними, оказалось удивительно сладостным. Фрэнсис билась в его руках, стараясь освободиться, ему же хотелось, чтобы поцелуй длился и длился. Он постарался вложить в него нежность, которую чувствовал и в которой не решился бы признаться, и опыт, которому успел набраться с другими женщинами. Когда кончик его языка скользнул вдоль нижней губы Фрэнсис, она оцепенела, но стоило проникнуть ей в рот, как зубы сомкнулись со стуком, так что Хок едва успел отдернуть язык.
Даже мысль о том, что он только что едва не лишился части языка, не остудила желания Хока. Он продолжал поцелуи, пока Фрэнсис не притихла в его объятиях.
— Ты до сих пор ни разу не целовалась? — спросил Хок, отстраняясь. — Мне так показалось.
— Правильно показалось! Это гадко! Что-то слюнявое, противное, унизительное!..
В ответ он поцеловал ее снова, а потом насильно заставил склонить голову ему на плечо. Так они и стояли некоторое время. Только шумное дыхание Фрэнсис нарушало тишину запасника, толстые стены которого не позволяли проникать никаким звукам снаружи. Когда Хок наконец отпустил ее, Фрэнсис отскочила, по очереди вытирая рот тыльными сторонами ладоней.
— Так ты поговоришь с Белвисом, дорогая?
— Нет, Хок, не нужно… — прошептала она, роняя руки.
— В таком случае тебе придется привыкать к поцелуям, Фрэнсис. Сегодня ночью я собираюсь целовать тебя всюду с головы до ног.
На ее лице выразился ужас. Всякие мысли о племенном заводе растаяли как дым.
— Вы этого не сделаете! Это… это просто невозможно!
— Уверяю тебя, я так и поступлю.
— Я не позволю! Умоляю, Хок, умоляю! Я не буду сопротивляться, не буду прятаться от вас. Я буду лежать молча и позволю вам… позволю то, что вы обычно делаете!
— В полной темноте? И очень быстро, буквально за пару минут? Даже не пытаясь тебя ласкать… вообще не прикасаясь к тебе?
— Но вы прекрасно обходились без ласк! Все, что вам было нужно, это наследник, а теперь вам и этого мало! Вы хотите мучить, унижать меня! За что? Что я вам сделала? Я не заставляла вас жениться на мне, милорд, не устраивала вам ловушек, не пыталась обольстить! Я вообще не желала иметь с вами ничего общего!
— И не желаешь до сих пор, я правильно понимаю?
— Нет… то есть да, не желаю!
И все-таки я думаю, что крем мне больше не понадобится, — вдруг сказал Хок с глубочайшей убежденностью.
Фрэнсис не знала, как появилась краска на ее лице, очень скоро она вся просто пылала. Щеки жгло, словно в них плеснули кипятком.
— Впрочем, дорогая, я могу обмакнуть в него палец, если тебе так больше нравится. Помнишь, как это делается? Палец вводится внутрь и движется там, чтобы ты могла расслабиться, растянуться достаточно для моего…
— Хватит! Вы… вы… вы — омерзительный, похотливый, тошнотворный…
— Ладно, ладно, — засмеялся Хок, — оставим палец до лучших времен. И все же я хотел бы объяснить, почему крем мне больше не понадобится.
Она бросилась к двери запасника, только чтобы наткнуться на Хока, оказавшегося там раньше нее. Тем не менее Фрэнсис продолжала в отчаянии дергать за ручку под тихий смех мужа.
— Итак, Фрэнсис, крем нам больше не понадобится. Признаюсь, он мне и самому надоел. Тебе, конечно, интересно, как мы обойдемся без него. Очень просто. Нужно, чтобы ты была готова принять меня, точно так же как я буду готов войти в тебя. Если ты будешь горячей, влажной, изнемогающей от нетерпения, то…
— Вы омерзительны… — повторила она едва слышно, закрывая лицо руками.
— Посмотрим, что ты скажешь утром. Впрочем, зачем ждать до утра? Предупреди прислугу, что мы не спустимся к вечернему чаю. — Хок убрал руку и отступил, позволив ей рвануть дверь изо всех сил. — Одну минуту, Фрэнсис! Не вздумай приглашать на ужин кого-нибудь из соседей.
— Я уже пригласила! К пяти часам должны прибыть Мел-черы!
— Викарий с женой? Отмени приглашение — да поскорее! Скажись больной, выдумай любую причину, но никаких гостей в Десборо-Холле сегодня быть не должно. Если Мелчеры все-таки приедут, я встречу их на пороге и объясню, что я и моя красавица жена намерены провести этот вечер в супружеской постели. Ты знаешь, что я это сделаю.
Фрэнсис спаслась бегством. Хок стоял в дверях и видел, как она бежит под струями ливня по направлению к особняку. Самодовольная улыбка победителя играла на его губах. Маленькая чертовка поняла, что ей остается лишь подчиниться его воле. Как, должно быть, ей это ненавистно! Теперь она знает, что нет женщины, которая одержала бы верх над Филипом Хоксбери. И все же этот поцелуй… в нем было нечто новое, нечто до сих пор не испытанное…
После обеда дождь прекратился, и Хок отправился в гости к Джону и Алисии Буршье. Это был не столько дружеский визит, сколько разумная предосторожность: он опасался, что повалит жену на пол прямо в гостиной, если останется в Десборо-Холле.
Подняв бокал, Джон торжественно и гордо объявил, что Алисия беременна. У Хока странно и сладостно сжалось сердце.
— Что с тобой? — спросила его Алисия, слегка краснея. — Ты улыбаешься до ушей, словно этот ребенок — твой!
Восторженная улыбка не покидала его лица вплоть до возвращения в Десборо-Холл. В то время как камердинер оглядывал и одергивал его со всех сторон перед выходом к ужину, Хок мурлыкал себе под нос мотив одного из вальсов.
— Согревает душу, — заметил Граньон, подавая ему шейный платок.
— Что именно?
— Да все эти перемены, дело рук леди Фрэнсис.
Хок издал неопределенный звук, сосредоточившись на изяществе складок платка.
— Три новых тренера — парни что надо и притом знают свое дело. Не то чтобы они могли сравниться с Белвисом, но рвения им не занимать.
Хок промолчал, но бессознательно стиснул челюсти.
— Я вот что скажу, — не унимался Граньон, — самое время Десборо-Холлу заполучить хозяйку, которая все принимала бы близко к сердцу. Я тут поговорил с мистером Карутерсом, и этот достойнейший молодой человек сказал…
Мне плевать, что сказал этот достойнейший болван! Я не дам за его мнение и пенни!
— По-моему, милорд, — продолжал камердинер с видом полнейшего простодушия, — вам пора состричь этот ноготь или подпилить его. Он как-то зазубрился…
Хок вытянул средний палец правой руки. Внезапно его пронзило опасение, что ноготь был зазубрен уже накануне ночью. Именно этим пальцем он пытался ласкать жену. Неужели он поцарапал ее внутри? Неудивительно, что она…
— Принеси пилочку! — сказал он резко.
Немного позже Хок вошел в гостиную с оживлением на лице и радостным оживлением в сердце. Гостиная была пуста.
— Отис!
Тот вырос на пороге, словно по мановению волшебной палочки. Уж не скрывался ли он в ближайшем углу, спросил себя Хок раздраженно.
— Где леди Фрэнсис?
Отис с усилием заставил себя сохранять внешнее спокойствие. В этот момент он желал бы уступить пост дворецкого первому попавшемуся лакею и на весь вечер запереться у себя в комнате.
— Ее светлость после обеда отбыла в Йорк. У нее была назначена деловая встреча. Насколько мне известно, с ней отправилась Агнес и, конечно, лакей… леди Фрэнсис собиралась переночевать в гостинице. Она вернется утром, милорд, как вы, без сомнения, знаете.
Отис был посвящен в план бегства Фрэнсис и очень сочувствовал ей, но готов был язык себе откусить за последнюю фразу! С чего он взял, что ее светлость хоть словом обмолвилась о своих планах мужу? Его светлость был так страшен в этот миг — непонятно чем, потому что он не двинул даже бровью. Отис выразил свои ощущения тем, что одеревенел с макушки до пят.
— В какой гостинице она собиралась остановиться? — спросил Хок ласково.
Отис не обманулся, просто спросил себя, не пора ли спрятаться за карточным столиком.
— Мне это неизвестно, милорд, — ответил он, собравшись с духом.
— А сколько всего гостиниц в Йорке?
Неужели, думал управляющий, вытирая со лба обильный пот, неужели викарий, его отец, кроткий и богобоязненный человек, джентльмен до мозга костей, в таких же натянутых отношениях с женой? Он решил, что в самом скором времени попросит пару недель отпуска под предлогом визита к родителям.
Фрэнсис словно провалилась сквозь землю. Хоку удалось обнаружить только дворецкого, да и то в самом дальнем углу кухни. Неожиданное появление хозяина вызвало переполох среди кухонной прислуги.
— Милорд! — произнес Отис самым казенным тоном, на который был способен.
Суета среди слуг тотчас прекратилась, и каждый из них обратился в слух.
— Я заметил, что на лакеях другая ливрея. Как это понимать? Надеюсь услышать разъяснение хотя бы от вас.
— Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство, — ответил дворецкий с таким видом, словно объяснял школьнику очевидные вещи. — Ее светлость решила, что внешний вид лакеев можно изменить к лучшему. Мы вместе ездили в Йорк, чтобы распорядиться относительно этого вопроса. Смею надеяться, наши труды оправдали себя.
Да уж! — буркнул Хок.
— Внешний вид горничных также улучшился, — продолжал Отис. — На этот раз ее светлость в Йорк сопровождала миссис Дженкинс.
— Та-ак… а что еще было улучшено, позвольте спросить?
— Вам лучше обратиться за разъяснениями к миссис Дженкинс. Она в курсе всех нововведений внутри особняка, — ответил Отис с лицом непроницаемым, как у египетского сфинкса.
— Чтоб тебя разразило! — проворчал Хок себе под нос, покидая кухню.
— …новая посуда и, конечно, постельное белье. Вы ведь знаете, милорд, что большинство простыней буквально рассыпалось от ветхости, так что…
— Спасибо, миссис Дженкинс, — прервал Хок, конвульсивно стискивая челюсти.
Экономка осталась равнодушной к этой демонстрации недовольства. Чего ради? Было время, когда его светлость бегал по двору в коротких штанишках, и, сколько бы он ни старался, она хорошо знала, что он далеко не Синяя Борода.
— Милорд, ее светлость — весьма разумная и хозяйственная молодая леди. Она приняла близко к сердцу заботы Дес-боро-Холла. (Тон миссис Дженкинс явно намекал на то, что кое-кому давно пора было это сделать.) А как она добра и справедлива по отношению к прислуге! И это при том, что лень у нее не в чести…
Хок решил, что будет проще дать экономке высказаться. Дождавшись, когда она остановилась передохнуть и набрать побольше воздуха, он заговорил более мягко, хотя это и далось ему не без усилия.
— Спасибо, миссис Дженкинс. Теперь я вижу, что ее светлость… э-э… кладезь премудрости.
Его ирония прошла незамеченной. Миссис Дженкинс просияла от гордости за хозяйку и закивала строго причесанной седой головой. Хок не спешил отпускать ее, скользя рассеянным взглядом по гостиной и бессознательно ероша волосы.
— Что-нибудь еще, милорд?
— Нет-нет… впрочем, не знаете ли, где может быть ее светлость?
— На конюшне, где же еще! В это время дня она может быть только там. Я думаю, она слишком уж усердствует и совсем не бережет себя, но иначе дело не стронуть с мертвой точки. Шутка ли, отремонтировать конюшни, наладить работу племенного завода, осмотреть вместе с мистером Бел-висом каждую из скаковых лошадей, чтобы он мог поскорее начать тренировки…
— Что?! — вскричал Хок, обретая дар речи, временно утраченный.
— Ее светлость в конюшне с мистером Белвисом, — терпеливо, как маленькому ребенку, повторила экономка. — Она проводит там каждое утро, а порой и послеобеденные часы. Как я уже говорила, милорд, ее светлость — весьма разум…
— Разрази меня гром… — прошептал Хок, внезапно обессилев от самых ужасных предчувствий.
Что еще приготовила ему непредсказуемая шотландка-жена?
Он вдруг сорвался с места и выбежал из гостиной, оставив миссис Дженкинс с раскрытым на полуслове ртом. Вихрем промчавшись вниз по лестнице, он понесся к конюшням. С неба сыпалась неприятная изморось. «Фрэнсис совершенно не бережет себя», — вдруг подумал Хок, чувствуя себя полностью дезориентированным.
«Это я себя не берегу. У меня скоро начнется мозговая горячка! Она доведет меня рано или поздно!»
— Фрэнсис!
Два подростка, чистившие одно из стойл, разом пригнулись, словно над ними пронеслось пушечное ядро.
— Где ее светлость?
— Е-е-ее све-ветлость… — начал тот, что помоложе, высовываясь из-за дверцы.
— Милорд, ее светлость у тренера, мистера Белвиса, — объяснил старший, Дэн, стараясь держаться с достоинством.
Тренерская находилась в отдельном зданьице, рядом с кругом и несколькими отгороженными друг от друга выгонами. Дождь разразился не на шутку, и к тому моменту, когда Хок нырнул в дверь, с его волос на шею уже стекали противные ручейки.
Он нашел дверь тренерской открытой и решительно вошел. В ноздри ему ударил густой запах, хорошо знакомый каждому кавалеристу: запах кожи, льняного семени и всевозможных ветеринарных снадобий.
Фрэнсис была поглощена разговором с невысоким жилистым стариком, круглая лысина которого успела загореть до орехового цвета. На его дубленом лице, прорезанном бесчисленными морщинами, смешались озабоченность и веселость, с тех пор как они виделись в последний раз, тренер помолодел лет на пять.
— Белвис! Мне говорили, что вы покинули Десборо-Холл. Поистине жизнь полна неожиданностей!
Ну вот, карты и раскрыты, подумала Фрэнсис, стараясь справиться с подступающей нервозной дурнотой. Она ждала слишком долго и упустила момент. Нужно было во всем признаться за завтраком, когда рот мужа был набит седлом барашка.
— Милорд, — начала она в нелепой попытке остановить надвигающуюся грозу, — могу я что-нибудь сделать для вас?
— Можешь, Фрэнсис, можешь, — отозвался Хок с чем-то вроде благодушия (он даже ухитрился улыбнуться). — У меня накопилось множество тем для разговора с тобой. Пойдем-ка в запасник.
«Я не хочу! Не хочу!»
— Как вам будет угодно, милорд. Займитесь делами, Бел-вис, я скоро вернусь, и мы продолжим, — спокойным голосом сказала Фрэнсис, пытаясь сохранить самообладание.
В памяти Хока запасник был довольно запущенным помещением, где по углам громоздились груды седел, упряжи и прочих атрибутов коневодства. Теперь же здесь царила безукоризненная чистота, каждый предмет был начищен до блеска и висел на предназначенном ему месте. Хок заметил, что зол он уже не так сильно, как поначалу.
— Сядь, — сказал он коротко, ткнув пальцем в один из старых (но чисто вымытых) плетеных стульев.
Сам он тоже уселся, скрестив руки на груди и расставив ноги. Вид у него был очень воинственный.
— Я жду объяснений, мадам, — заявил он с ледяной вежливостью. — Что происходит? Что вы себе позволили за время моего отсутствия?
Фрэнсис села, собираясь с мыслями.
— Я жду, — тихо, почти ласково повторил Хок.
Глава 18
Война до победного конца — вот мой ответ!
Мильтон
Фрэнсис позволила себе представить на секунду-другую, что сидит в окопе на поле битвы и что к ней движется строй вражеских солдат с примкнутыми штыками. Отступать ей, разумеется, некуда.
— Ми… Хок! Десборо-Холл владеет многообещающим племенным заводом и скаковыми конюшнями, — начала она, радуясь тому, что голос не дрожит, а тон выбран уверенный и рассудительный. — Мне удалось уговорить мистера Белви-са вернуться на тренерскую работу, чтобы повернуть события вспять, к былой славе скакунов Десборо.
— Насколько я понимаю, Маркус сумел покрыть расходы из текущих сумм?
Фрэнсис облегченно перевела дух. Это была не атака разъяренного врага, а всего лишь разумное наведение необходимых справок, естественное для хозяина поместья.
— Вы и сами знаете, что это невозможно. Ни я, ни Маркус не осмелились бы на столь неразумные траты в ущерб текущим расходам… — Она помедлила, собралась с духом и продолжала:
— Мне пришлось обратиться за деньгами к вашему отцу.
— Что?!
Как быстро его спокойствие разлетелось в прах, с горечью подумала Фрэнсис.
— Я обратилась к вашему отцу, и он ссудил меня деньгами. Усилием воли Хок удержал рвущийся наружу гневный
Рев и сказал иронически, но достаточно спокойно:
А деньги на все ваши «улучшения»? На новое постельное белье? На посуду? На ливреи для лакеев и новые бархатные занавеси в каждой из комнат? На все это тоже ссудил деньги мой отец? Скажите уж сразу, мадам, насколько велик теперь наш долг моему сиятельному предку?
— Деньги на хозяйство (в том числе на его обновление) у меня не было причин занимать у маркиза, милорд. В распоряжении хозяйки дома всегда есть необходимая сумма, а если того требует положение дел, она имеет право распоряжаться капиталами супруга. Так меня учили, милорд, и Маркус согласился с этой точкой зрения.
— Допустим. Однако я хочу знать, мадам, как много денег потребовалось вам на восстановление племенного завода.
Сухо глотнув, Фрэнсис с показным спокойствием посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, на развешанные по стенам уздечки, стремена, упряжь.
— Пять тысяч фунтов, — наконец сказала она, не отрывая взгляда от пола.
Послышалось витиеватое, многословное ругательство.
— Полагаю, вы считаете, что хозяйка дома отвечает также и за племенной завод, если таковой имеется. Возможно, вы относите лошадей к домашнему скоту…
Хок говорил все с тем же неестественным спокойствием, с той же ядовитой насмешкой. Задетая, Фрэнсис вспыхнула до корней волос.
— Нет, конечно, ми… Филип… но я подумала, что…
— Я был бы весьма признателен, если бы вы пришли наконец к решению, мадам: Филип или Хок — что-нибудь одно.
— Я предпочитаю Хока, так как всей душой надеюсь на то, что вы расправите крылья и исчезнете из виду!
Фрэнсис тут же пожалела о своей вспышке, заметив сквозь ресницы, что глаза мужа зло сверкнули. Менее всего она хотела вызвать очередной приступ его бешенства, так хорошо ей знакомый.
— Я не могла просто стоять и смотреть, как все идет прахом, — заторопилась она.
— Разве Маркус не поставил вас в известность, что я намерен избавиться от лошадей, а с ними и от всей проблемы с племенным заводом? — медленно спросил Хок, внимательно наблюдая за реакцией Фрэнсис.
— Да, он предупредил меня об этом, но я не думала, что вы всерьез собираетесь…
— Откуда вам знать, мадам, собираюсь я или не собираюсь делать то или это, настроен я серьезно или нет? Откуда вам знать?
Фрэнсис продолжала молча разглядывать носки грубых ботинок, в которых обычно посещала конюшни.
— Вы слишком много на себя берете, мадам.
— Кто-то же должен!.. — буркнула она.
— В таком случае возьмите на себя и разговор с Белви-сом. Вы скажете ему, что Десборо-Холл больше не нуждается в его услугах.
— Поздно, милорд. Я уже потратила все пять тысяч фунтов.
— На что, позвольте спросить? На ливреи для лошадей? На новые кормушки, украшенные слоновой костью? Да что вы — как и любая другая женшина в мире — можете знать о таких вещах?
— Я знаю о лошадях побольше, чем вы, милорд! — крикнула Фрэнсис, вскакивая на ноги. — Я умею заботиться о них! Я хочу о них заботиться в отличие от вас! Лучше уж тратить время и деньги на что-то полезное, чем на беготню за юбками в Лондоне!
— Насколько я понимаю, это очередной намек на мою любовницу?
— Как бы мне хотелось, чтобы вы не покидали ее гостеприимных объятий!
Щеки Фрэнсис пылали, грудь вздымалась, и внимание Хока очень скоро отвлеклось от предмета разговора. Она заметила, куда он смотрит, и невольно отступила. К несчастью для нее, левее стула было разложено для ремонта одно из седел. Запнувшись, Фрэнсис опрокинулась на спину, так что юбки высоко взлетели, открывая ноги.
— Фрэнсис!
Хок бросился на помощь, но, заметив, что она не пострадала, усмехнулся с самым ехидным видом:
— Как мило! Когда не помогают уговоры, мы переходим к активным действиям, не так ли, мадам? Меня еще не пытались соблазнить в запаснике… Может быть, подождем до постели с чистыми простынями?
Фрэнсис выбралась из угла, судорожно одергивая юбки. Без посторонней помощи это далось ей нелегко: сначала пришлось подняться на колени, потом — опираясь на злополучное седло — на ноги. Хок стоял поодаль, хладнокровно наблюдая за ее усилиями. Огрызаться на насмешку было бы верхом неблагоразумия. Наоборот, нужно было как-то смягчить его сердце.
— Хок… то есть Филип… прошу вас! Племенной завод значит для меня так много! Я уверена, что возвращение к былой славе — задача вполне достижимая. Если вам все это скучно, предоставьте действовать мне. Единственное, что требуется от вас, — это официальное разрешение. Я сумею окупить затраты. Ваш отец верит в меня, поверьте и вы! Умоляю вас, не продавайте ничего!
— Окупите затраты? Вы, мадам? Я бы и рад поверить, да не могу. До сих пор вы только и делали, что тратили!
— Не совсем так, милорд. Считайте эти затраты вложением капитала. Что же касается расходов на усовершенствования по дому, они назрели давным-давно…
— Вы знали о том, что я получил предложение о продаже лошадей от сестры и ее жениха, лорда Чалмерса? — вдруг спросил Хок.
— Нет, не знала. Какое имеет значение, кто предложил вам это?
Хок понятия не имел, зачем спросил об этом. Некоторое время он рассеянно потирал подбородок, погрузившись в раздумья, потом задал еще один неожиданный вопрос:
— Что именно вы знаете о лошадях, мадам?
— Многое, милорд! — воскликнула Фрэнсис, против воли просияв. — Можно сказать, я выросла среди лошадей, проводила в конюшне все свободное время. Мне кажется, у меня есть дар… врожденная способность к пониманию их болезней. Я умею подобрать нужное лекарство, могу приготовить его сама, если нужно. Я не невежда в этом вопросе, Хок.
Снова Хок, подумал он невольно. Значит ли это, что она надеется на его скорейшее исчезновение с горизонта? Или это просто попытка задобрить?
— Итак, на что же вы потратили пять тысяч фунтов?
— На то, чтобы нанять еще трех опытных тренеров, на
Новое снаряжение вместо устаревшего, на ограду для 236 выгонов, на жалованье Белвису…
— Достаточно! — прервал Хок неожиданно и снял со стены одно из новых седел, на время погрузившись в его созерцание. — А знаете ли вы, мадам, почему женщина не может принимать участие в охоте?
Вопрос застал Фрэнсис врасплох. Она решила, что сейчас последует одна из нелепых мужских сентенций в отношении женского пола.
— Потому, что женское седло не дает возможности контролировать лошадь давлением ног. Во время скачки женщина отдает все свое внимание тому, чтобы удерживать равновесие, а лошадь при этом бывает предоставлена самой себе. Это опасно.
— Я охотилась всю свою жизнь, милорд. Мой отец согласился бы с вами насчет женского седла. Он тоже считал его опасным и не позволял мне им пользоваться.
Хок посмотрел на Фрэнсис и улыбнулся краешками губ — совсем чуть-чуть.
— Как ни странно, я нисколько не удивлен. То есть я не удивлен потому, что успел многое узнать о вас, мадам.
— Как вы намерены поступить, Хок?
Тот подумал, что наконец-то достиг полного контроля над ситуацией. Но чувствовал ли он торжество? Неожиданно ему не понравился умоляющий тон жены, и только врожденное упрямство заставило продолжать.
— Беатриса, моя сестра, — великолепная наездница… во всяком случае, так было в прежние дни. Она перестала пользоваться женским седлом сразу после того, как лошадь сбросила ее на охоте. Именно Беатриса указала мне на то, что женское седло опасно для всадницы. В то время мне было не
Более десяти лет.
— Хок…
— Когда Беатриса начала ездить на лошади по-мужски, отец устроил скандал. Старшее поколение, мадам, — что с ним поделаешь? Если бы не Невил, который убедил старого интригана…
— Хок!..
Желаете вернуться к текущим делам? Что ж, отлично. В таком случае отправляйтесь к Белвису и немедленно известите его о моем решении. Его услуги более не потребуются.
— Ах вот как! — крикнула Фрэнсис, тотчас теряя всю свою новообретенную кротость. — Негодяй! Ничтожный, жалкий… ублюдок, недостойный имени Хоксбери!
Она схватила седло, за которым так и стояла в углу, и швырнула его в Хока. Старинное, слишком тяжелое, оно приземлилось у его ног. Хок не двинулся с места, только пожал плечами и улыбнулся с оттенком презрения.
— Какое счастье, что женщины не имеют права служить в армии! Если бы вы находились в составе орудийной прислуги, мадам, противник после каждого выстрела откупоривал бы шампанское в вашу честь.
Вне себя от ярости, Фрэнсис забегала взглядом по сторонам в поисках еще какого-нибудь метательного снаряда.
— Мадам, вы своими руками разрушили крепостную стену, за которой прятались, — заметил Хок, указывая на седло. — Я бы мог без труда разрушить ее и сам, но вы любезно избавили меня от хлопот.
Фрэнсис заметила, как потемнели глаза мужа, и заметалась в углу, когда он двинулся к ней. Хок знал, что она попробует, как обычно, нырнуть ему под руку, и легко пресек этот маневр.
— А теперь ответь мне, жена, — сказал он, привлекая Фрэнсис к себе за локоть, — на что я могу рассчитывать, если оставлю в покое и Белвиса, и весь твой драгоценный проект?
В следующее мгновение он прижался губами к ее раскрытому рту, заглушив возглас возмущения. Поцелуй — первый поцелуй за всю их совместную жизнь явился для Хока откровением. У нее были нежные горячие губы, а частое гневное дыхание, вырывающееся между ними, оказалось удивительно сладостным. Фрэнсис билась в его руках, стараясь освободиться, ему же хотелось, чтобы поцелуй длился и длился. Он постарался вложить в него нежность, которую чувствовал и в которой не решился бы признаться, и опыт, которому успел набраться с другими женщинами. Когда кончик его языка скользнул вдоль нижней губы Фрэнсис, она оцепенела, но стоило проникнуть ей в рот, как зубы сомкнулись со стуком, так что Хок едва успел отдернуть язык.
Даже мысль о том, что он только что едва не лишился части языка, не остудила желания Хока. Он продолжал поцелуи, пока Фрэнсис не притихла в его объятиях.
— Ты до сих пор ни разу не целовалась? — спросил Хок, отстраняясь. — Мне так показалось.
— Правильно показалось! Это гадко! Что-то слюнявое, противное, унизительное!..
В ответ он поцеловал ее снова, а потом насильно заставил склонить голову ему на плечо. Так они и стояли некоторое время. Только шумное дыхание Фрэнсис нарушало тишину запасника, толстые стены которого не позволяли проникать никаким звукам снаружи. Когда Хок наконец отпустил ее, Фрэнсис отскочила, по очереди вытирая рот тыльными сторонами ладоней.
— Так ты поговоришь с Белвисом, дорогая?
— Нет, Хок, не нужно… — прошептала она, роняя руки.
— В таком случае тебе придется привыкать к поцелуям, Фрэнсис. Сегодня ночью я собираюсь целовать тебя всюду с головы до ног.
На ее лице выразился ужас. Всякие мысли о племенном заводе растаяли как дым.
— Вы этого не сделаете! Это… это просто невозможно!
— Уверяю тебя, я так и поступлю.
— Я не позволю! Умоляю, Хок, умоляю! Я не буду сопротивляться, не буду прятаться от вас. Я буду лежать молча и позволю вам… позволю то, что вы обычно делаете!
— В полной темноте? И очень быстро, буквально за пару минут? Даже не пытаясь тебя ласкать… вообще не прикасаясь к тебе?
— Но вы прекрасно обходились без ласк! Все, что вам было нужно, это наследник, а теперь вам и этого мало! Вы хотите мучить, унижать меня! За что? Что я вам сделала? Я не заставляла вас жениться на мне, милорд, не устраивала вам ловушек, не пыталась обольстить! Я вообще не желала иметь с вами ничего общего!
— И не желаешь до сих пор, я правильно понимаю?
— Нет… то есть да, не желаю!
И все-таки я думаю, что крем мне больше не понадобится, — вдруг сказал Хок с глубочайшей убежденностью.
Фрэнсис не знала, как появилась краска на ее лице, очень скоро она вся просто пылала. Щеки жгло, словно в них плеснули кипятком.
— Впрочем, дорогая, я могу обмакнуть в него палец, если тебе так больше нравится. Помнишь, как это делается? Палец вводится внутрь и движется там, чтобы ты могла расслабиться, растянуться достаточно для моего…
— Хватит! Вы… вы… вы — омерзительный, похотливый, тошнотворный…
— Ладно, ладно, — засмеялся Хок, — оставим палец до лучших времен. И все же я хотел бы объяснить, почему крем мне больше не понадобится.
Она бросилась к двери запасника, только чтобы наткнуться на Хока, оказавшегося там раньше нее. Тем не менее Фрэнсис продолжала в отчаянии дергать за ручку под тихий смех мужа.
— Итак, Фрэнсис, крем нам больше не понадобится. Признаюсь, он мне и самому надоел. Тебе, конечно, интересно, как мы обойдемся без него. Очень просто. Нужно, чтобы ты была готова принять меня, точно так же как я буду готов войти в тебя. Если ты будешь горячей, влажной, изнемогающей от нетерпения, то…
— Вы омерзительны… — повторила она едва слышно, закрывая лицо руками.
— Посмотрим, что ты скажешь утром. Впрочем, зачем ждать до утра? Предупреди прислугу, что мы не спустимся к вечернему чаю. — Хок убрал руку и отступил, позволив ей рвануть дверь изо всех сил. — Одну минуту, Фрэнсис! Не вздумай приглашать на ужин кого-нибудь из соседей.
— Я уже пригласила! К пяти часам должны прибыть Мел-черы!
— Викарий с женой? Отмени приглашение — да поскорее! Скажись больной, выдумай любую причину, но никаких гостей в Десборо-Холле сегодня быть не должно. Если Мелчеры все-таки приедут, я встречу их на пороге и объясню, что я и моя красавица жена намерены провести этот вечер в супружеской постели. Ты знаешь, что я это сделаю.
Фрэнсис спаслась бегством. Хок стоял в дверях и видел, как она бежит под струями ливня по направлению к особняку. Самодовольная улыбка победителя играла на его губах. Маленькая чертовка поняла, что ей остается лишь подчиниться его воле. Как, должно быть, ей это ненавистно! Теперь она знает, что нет женщины, которая одержала бы верх над Филипом Хоксбери. И все же этот поцелуй… в нем было нечто новое, нечто до сих пор не испытанное…
После обеда дождь прекратился, и Хок отправился в гости к Джону и Алисии Буршье. Это был не столько дружеский визит, сколько разумная предосторожность: он опасался, что повалит жену на пол прямо в гостиной, если останется в Десборо-Холле.
Подняв бокал, Джон торжественно и гордо объявил, что Алисия беременна. У Хока странно и сладостно сжалось сердце.
— Что с тобой? — спросила его Алисия, слегка краснея. — Ты улыбаешься до ушей, словно этот ребенок — твой!
Восторженная улыбка не покидала его лица вплоть до возвращения в Десборо-Холл. В то время как камердинер оглядывал и одергивал его со всех сторон перед выходом к ужину, Хок мурлыкал себе под нос мотив одного из вальсов.
— Согревает душу, — заметил Граньон, подавая ему шейный платок.
— Что именно?
— Да все эти перемены, дело рук леди Фрэнсис.
Хок издал неопределенный звук, сосредоточившись на изяществе складок платка.
— Три новых тренера — парни что надо и притом знают свое дело. Не то чтобы они могли сравниться с Белвисом, но рвения им не занимать.
Хок промолчал, но бессознательно стиснул челюсти.
— Я вот что скажу, — не унимался Граньон, — самое время Десборо-Холлу заполучить хозяйку, которая все принимала бы близко к сердцу. Я тут поговорил с мистером Карутерсом, и этот достойнейший молодой человек сказал…
Мне плевать, что сказал этот достойнейший болван! Я не дам за его мнение и пенни!
— По-моему, милорд, — продолжал камердинер с видом полнейшего простодушия, — вам пора состричь этот ноготь или подпилить его. Он как-то зазубрился…
Хок вытянул средний палец правой руки. Внезапно его пронзило опасение, что ноготь был зазубрен уже накануне ночью. Именно этим пальцем он пытался ласкать жену. Неужели он поцарапал ее внутри? Неудивительно, что она…
— Принеси пилочку! — сказал он резко.
Немного позже Хок вошел в гостиную с оживлением на лице и радостным оживлением в сердце. Гостиная была пуста.
— Отис!
Тот вырос на пороге, словно по мановению волшебной палочки. Уж не скрывался ли он в ближайшем углу, спросил себя Хок раздраженно.
— Где леди Фрэнсис?
Отис с усилием заставил себя сохранять внешнее спокойствие. В этот момент он желал бы уступить пост дворецкого первому попавшемуся лакею и на весь вечер запереться у себя в комнате.
— Ее светлость после обеда отбыла в Йорк. У нее была назначена деловая встреча. Насколько мне известно, с ней отправилась Агнес и, конечно, лакей… леди Фрэнсис собиралась переночевать в гостинице. Она вернется утром, милорд, как вы, без сомнения, знаете.
Отис был посвящен в план бегства Фрэнсис и очень сочувствовал ей, но готов был язык себе откусить за последнюю фразу! С чего он взял, что ее светлость хоть словом обмолвилась о своих планах мужу? Его светлость был так страшен в этот миг — непонятно чем, потому что он не двинул даже бровью. Отис выразил свои ощущения тем, что одеревенел с макушки до пят.
— В какой гостинице она собиралась остановиться? — спросил Хок ласково.
Отис не обманулся, просто спросил себя, не пора ли спрятаться за карточным столиком.
— Мне это неизвестно, милорд, — ответил он, собравшись с духом.
— А сколько всего гостиниц в Йорке?