Страница:
— Расслабься, просто расслабься… — продолжал он шептать, словно повторяя странную языческую молитву.
Хоку никогда раньше не приходилось заниматься любовью в полной темноте, это оказалось сложным делом. Ориентироваться приходилось только на ощупь, к тому же Фрэнсис била дрожь. Наконец ему удалось проникнуть внутрь. Она вскрикнула, заставив его встревоженно замереть. Ей что же, уже больно?
— Все в порядке… все в порядке… я не буду спешить… Он двинулся вперед буквально по миллиметру, даже не погружаясь, а медленно втискиваясь. Внутри было невероятно узко… даже сладостно узко. Внезапно ему захотелось сделать сильный толчок и погрузиться полностью, но он удержался, вовремя напомнив себе, что имеет дело с девственницей. До сих пор ему не приходилось с этим сталкиваться, и слава Богу! Оказывается, в этом занятии мало приятного. Ко всему прочему она была настоящей леди и заслуживала самого мягкого обращения. Хорошо, что он догадался воспользоваться кремом. Благодаря этому ей не будет больно. Только бы выдержать все до конца. Настоящий джентльмен должен сдерживать себя. В постели с ним находится законная жена, а не какая-нибудь веселая девчонка, в которую можно войти с размаху… и как бы это было здорово!
Хок прикусил губу, призывая на помощь самообладание, и ему удалось вовремя остановиться. Медленно, приказывал он себе, ты будешь двигаться медленно, не делая никаких резких движений!
Фрэнсис вцепилась обеими руками в простыню, чувствуя на лбу и висках ледяную испарину. Она не чувствовала боли, только ужасающее распирание между ног. Ощущение постепенного заполнения и растягивания было едва выносимым. Он был внутри, вот кошмар-то! Потом последовал несильный, недовольно болезненный толчок. Она поняла, что вот-вот начнется настоящая боль.
Фрэнсис?
Что?
Ее голос звучал достаточно спокойно, даже отстраненно. Как бы потактичнее спросить, больно ей или нет? Интересно, очки до сих пор у нее на носу?
— Сейчас будет немного… э-э… неприятно. Это… э-э… такая пленка… словом, ее придется разорвать. Просто расслабься и…
— Нет, — перебила она громко и внятно. — Прекратите это и уходите.
— Это невозможно.
И, прежде чем она успела сказать еще что-то, он сделал резкий толчок, о котором мечтал с самого начала.
Боль была ужасающей, немыслимой! Фрэнсис закричала во весь голос и отчаянно забилась, пытаясь освободиться. Ему пришлось как следует придавить ее к постели, чтобы остаться внутри.
— Тише, тише… шептал он, прижимаясь щекой к мокрой от пота щеке, теперь лихорадочно горячей. — Все уже позади.. осталось совсем недолго…
Резкая боль отступила, но внутри все казалось одной мучительно ноющей раной. Причиной этого был он, ее муж, который по-прежнему не желал убраться восвояси. Он был внутри, очень глубоко. Казалось, он проник в нее до самого желудка Как это было возможно? Почему ее тело позволило это. почему мышцы не сжались и не перекрыли ему доступ? Слезы отступили далеко-далеко, оставив только боль, возмущение и общее чувство нечистоты. Она была совершенно беспомощна, беззащитна, словно вываляна в грязи. Она прижала ладонь ко рту, заглушая сухие рыдания. А его громадные ладони продолжали упираться в плечи, не давая вырваться. Ничего не оставалось, как только выдержать весь этот ужас до конца.
Фрэнсис уронила руки вдоль тела, и тотчас внутри началось движение. Сначала медленное, потом все более частое и быстрое. Туда-сюда, туда-сюда. Было неприятно, но почти совсем не больно.
— Еще немного, Фрэнсис… — процедил он (так ей показалось) сквозь зубы.
Хок почувствовал, что дольше сдерживаться не сможет. Да и чего ради было оттягивать «удовольствие»? Чтобы его увеличить? Это звучало как ядовитая насмешка. Он сделал несколько самозабвенных толчков, ненадолго ощутив бледную тень наслаждения, и позволил себе излиться внутрь неподвижного, безответного тела.
Фрэнсис услышала над ухом что-то вроде глухого рычания и почувствовала внутри противную влажность. И это тоже было из-за него.
Она лежала, затаившись, стараясь не шевелить даже ресницами.
Боже милостивый, как же она его ненавидела! Да и как еще можно было относиться к тому, кто подверг тебя такому унизительному испытанию? Это было мерзко, мерзко и подло!
Первое, что Хок ощутил сразу после оргазма — нет, после семяизвержения, — было легкое отвращение. Ему захотелось отодвинуться подальше от тела, разительно похожего на мертвое, разве что до конца не остывшее. Он чувствовал жалость и вину за боль, которую причинил, но понимал, что это было неизбежно. Проклятие, он ведь старался, чтобы все прошло как можно легче для нее!
— В следующий раз больно не будет, — сказал он, вытягиваясь рядом с Фрэнсис на скомканной простыне.
Он спрашивал себя, все ли мужья пользуются кремом и каждый ли раз ему придется делать это. Поразмыслив, он решил, что надо быть к этому готовым. Жены (во всяком случае, те из них, что были настоящими леди) не испытывали плотского удовольствия, неудивительно поэтому, что мужу приходилось принимать кое-какие меры, чтобы облегчить дело.
Хок встал с постели. Сердце все еще билось учащенно.
— Все в порядке, Фрэнсис? — спросил он, обеспокоенный ее неподвижностью и молчанием.
— Да, — прозвучал тихий, безжизненный ответ.
Хок попытался коснуться ее, но только пожал плечами. Должно быть, ее неведение было большим, чем ему казалось.
— Больно было потому, что у каждой девушки есть девственная плева, — начал он не без неловкости. — Ее приходится разрывать, и… э-э… бывает немного крови. Утром ты можешь увидеть на простыне пятно, так что не волнуйся на этот счет. В первый раз так и должно быть, но потом ни боли, ни крови не бывает.
По крайней мере Хок очень на это надеялся. Как бывало на самом деле, он толком не знал, потому что до сих пор не лишал женщин девственности.
Произнеся эту в высшей степени утешительную речь, он поспешил к двери и обернулся, только взявшись за ручку.
— Увидимся утром, Фрэнсис. Спокойной ночи!
Самое время выпрыгнуть в окно, подумала она равнодушно — и не двинулась с места. Все тело ныло, словно избитое, внутри то подступала, то уходила слабо пульсирующая боль. Между ног было отвратительно мокро. Ее кровь? Его семя?
У нее не было ни малейшего желания выяснять это.
«В следующий раз больно не будет». В следующий раз! Сколько нужно следующих разов, чтобы зачать ребенка? Это была единственная причина, по которой ей пришлось вываляться в грязи, так сколько же раз ей придется чувствовать себя самкой под самцом? А вдруг он нарочно разорвал что-нибудь внутри нее, притворяясь, что лишает ее девственности? То, что случилось, напоминало штурм крепости, ворота которой были разбиты вдребезги здоровенным тараном. Это было забавное сравнение, но Фрэнсис даже не улыбнулась.
Заметив, что в каждое ухо скатилось по крупной слезе, ома разозлилась на себя.
— Ненавижу… ненавижу!.. — прошептала она, не зная точно, к кому обращается: к мужу или к себе самой.
Неуклюже выбравшись из постели, Фрэнсис проковыляла к тазу с водой. Что бы там ни было у нее между ног, она не хотела это видеть и просто судорожно обтерла там мокрым полотенцем.
Расположившись в своей кровати, Хок закинул руки за голову и предался размышлениям. Он чувствовал, что не посрамил себя как джентльмена. Он обошелся с женой как с настоящей леди — то есть с должным уважением и осторожностью. Правда, ей все равно было больно, но в первый раз с этим ничего нельзя было поделать. У нее внутри было так узко… так сладостно тесно! Он заметил, что реагирует на это воспоминание, и нахмурился. Вот еще не хватало! На пару ночей Фрэнсис стоило оставить в покое. Ей, наверное, до сих пор больно. Он ведь не маленького размера, а она не привыкла к сексу.
И все-таки, почему она вела себя так, словно он пытал ее или предавал мучительной смерти? Нет, она вела себя так, словно он надругался над ней!
Фрэнсис стояла перед закрытой дверью, ведущей из апартаментов в общий коридор. Вот уже несколько минут она держалась за ручку и не находила в себе сил повернуть ее, потому что понятия не имела, как держаться с теми, кто мог попасться навстречу по дороге в обеденный зал.
«Ты совсем разнюнилась, дурочка! Раз так, залезай под кровать и сиди там, пока тебя не вытянут за подол!» — сказала она себе. Собравшись с духом, распахнула дверь и попала в объятия только что поднявшегося по лестнице Хока.
— Что с тобой, Фрэнсис? Надеюсь, все в порядке? — воскликнул тот, хватая ее повыше локтей и отстраняя от себя, чтобы встревоженно вглядеться в лицо.
«А как ты думаешь, болван? Конечно, не все в порядке, и виноват в этом ты!» — так готова была кричать Фрэнсис, но она промолчала, отчаянно желая, чтобы муж внезапно исчез на веки вечные. К ее смущению и досаде, взгляд невольно переместился вниз его живота.
Где же теперь все то, что так заполняло, так распирало ее этой ночью? Выходит, у мужчин, как у же ребцов, эта штука увеличивалась только тогда, когда… когда он…
Фрэнсис услышала приглушенный смешок, который Хок безуспешно пытался подавить: неужели ее мысли можно было прочесть по выражению лица? Она подняла голову, не сразу вспомнив, что должна щуриться, но Хоку было слишком смешно, чтобы заметить, достаточно ли узки глаза жены за толстыми стеклами очков.
— Ты же сказала, что уже видела меня голым — там, на озере, — поддразнил он и засмеялся.
— А если и видела, то что? — огрызнулась Фрэнсис, заливаясь краской.
— И ты знаешь, как холодна была вода в тот день: буквально как лед.
— Конечно, как лед! Еще только март! — (К чему он ведет, черт бы его побрал?) — Вы тряслись как осиновый лист, и я смеялась до слез!
Она надеялась задеть его насмешкой, но этот тип продолжал хихикать, словно она паясничала перед ним!
— Если ты решила, что у меня между ног не так уж много, то это потому, что мужчина не всегда готов к…
— Меня это совершенно не интересует! — перебила Фрэнсис в полном смущении. — Я и не думала смотреть на этот… на эту… да прекратите же идиотский смех!
Она собралась с силами и высвободилась, бросившись вниз по ступенькам, словно сзади неслись все фурии ада. Но ее преследовал только веселый смех мужа.
— Животное! Жеребец! — бормотала она, вне себя от унижения и ярости.
Внизу ей встретился Граньон, направлявшийся в ее спальню с известием, что завтрак подадут прямо в апартаменты, По серьезному выражению лица было ясно, что он все понимает, и это доконало Фрэнсис.
Она вернулась наверх, и Хок присоединился к ней в маленькой гостиной. Он уже не смеялся — более того, на его губах не было и следа улыбки. Обдумав свое поведение, он нашел его недопустимым. Насмешки и поддразнивания наутро после брачной ночи! Что это на него нашло?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он заботливо. — Есть какие-нибудь неприятные последствия?
— Ни малейших, — ответила она холодно. — После того как вы ушли, я вымылась. Я сделала это в полной темноте. И потому не знаю ничего о последствиях.
Нечего было и расшаркиваться, подумал Хок и с удовольствием оглядел заставленный кушаньями стол. Среди прочего там был толстый ломоть лангета, приготовленного с кровью, точь-в-точь как он заказывал.
Жуя кусочек восхитительного на вкус жаркого, он с неодобрением оглядел бесформенный чепчик Фрэнсис, совершенно скрывающий ее волосы и нависающий надо лбом. Слуги в Десборо-Холле будут потешаться над ним, а реакцию отца Хок даже не брался предсказать. Следовало как-то намекнуть жене, что она выглядела весьма прискорбно в таком наряде. Но как это сделать?
Он кашлянул, уже понимая, что промолчит: время для критики еще не настало.
— Мы направимся прямо в Десборо-Холл, — сообщил он после долгой напряженной паузы, — а потом я покажу тебе Йорк. Город очень живописен, в нем множество достопримечательностей… и магазинов.
Фрэнсис не ответила, продолжая методично размазывать по тарелке яичницу. Хок принял ее молчание как знак того, что намек понят.
— Некоторые магазины не уступят французским, — продолжал он более оживленно, — а модистки славятся своим искусством.
Фрэнсис дала себе мысленную клятву не менять своего унылого наряда до тех пор, пока тот не развалится от ветхости.
— А врачи! В Йорке их полно, один другого лучше! Думаю, настало время подыскать тебе более… э-э… новые очки. Что, твое зрение настолько слабое?
— Ужасающее! — отрезала Фрэнсис, щурясь не только глазами, но и всем лицом. — Я почти ничего не вижу.
Хок прикусил губу, сдерживая раздражение. Почему она не ценит его доброту? Последняя дурочка и та сообразила бы, сколько усилий он приложил этой ночью, чтобы избавить ее от лишней боли! Он не сделал ничего такого, что могло бы ее смутить, он даже не пытался приставать к ней с ласками! Правда, он позволил себе кое-какие вольности в утреннем разговоре, но это в конце концов не самый низкий поступок! Неужели ей трудно держаться хоть немного любезнее?
Он в два глотка опустошил кружку превосходного английского эля и как следует стукнул ею о стол.
— Ты готова выехать?
— Разумеется, — ответила Фрэнсис, от души сожалея, что под рукой нет ничего, чем можно в ответ грохнуть по столешнице.
Среди английского дворянства Йоркшир считался захолустьем, но Фрэнсис, которая понятия об этом не имела, нашла его прекрасным. По обе стороны от дороги и до самого горизонта тянулись округлые холмы, вересковые пустоши чередовались с купами орешника и живописными каменными осыпями. Местность до того напомнила ей Шотландию, что у нее защипало глаза и она зашмыгала носом, борясь с приступом ностальгии.
Дорога шла вдоль извилистой реки — реки Уз, как сообщил Граньон, когда они остановились для короткого отдыха вблизи бескрайнего болота Нейборн. Фрэнсис остановилась на краю заболоченной долины, зачарованная уходящей вдаль пустошью. Здесь, залитый солнечным светом, в безмолвии дремал цветущий вереск. Болезненная и сладостная безотрадность, та самая, за которую поэты воспевали вересковые пустоши Англии, охватила ее.
— Десборо-Холл расположен на реке Стилингфлит, — объяснил Хок, когда они собрались продолжать путь, — точнее, на ее восточном берегу. Ближайший к поместью город — Акейстер-Селби.
Еще полчаса экипаж гладко катился по ровной дороге, через густо заселенные земли с добротными фермами. Покой и довольство царили в тех деревнях, которые находились вокруг Десборо-Холла.
Фрэнсис тихонько ахнула, когда экипаж выехал на великолепную аллею, обсаженную деревьями. По правую руку виднелись строения, в которых она сразу узнала конюшни. Это были просторные сооружения с черепичными крышами, приветливо краснеющими в лучах закатного солнца.
Присмотревшись, она поняла, что видит не просто стойла. Это был племенной завод с манежем, несколькими выгонами и кругом для тренировки рысаков на корде. Впервые со дня отъезда из Шотландии Фрэнсис почувствовала радостную приподнятость. Разумеется, она и раньше слышала, что Северная Англия славится коневодством, но даже в мыслях не держала, что может найти племенной завод в Десборо-Холле. А ее драгоценный муженек и не подумал упомянуть об этом! Что ж, решила она, вытягивая шею, чтобы получше осмотреться, если ее все равно бросят в глуши, то лучшей глуши придумать невозможно.
Глава 9
— Что ты здесь делаешь, отец? Ты же болен! Тебе нужно оставаться в постели!
Хок осекся, сообразив, как нелепо это звучит. Его умирающий отец, широко улыбаясь, спускался по ступеням Десборо-Холла с распростертыми объятиями.
— Наконец-то ты дома, мой мальчик! — воскликнул он, подходя к сыну. Спешившийся Хок стоял с открытым от удивления ртом.
— У тебя поразительно цветущий вид, отец! — процедил он сквозь зубы.
— А ты, я вижу, разочарован, этим, — заметил маркиз, приподнимая седые брови. — Неужели ты думал, что я сыграю в ящик, не дождавшись твоего возвраще ния? Это совершенно не входило в мои планы. Столько всего предстоит сделать — тут уж не до могилы!
— Я ничуть не разочарован. Просто я удивлен и… и очень счастлив!
— Вот и славно, сынок, вот и славно! Познакомь меня поскорее со своей молодой женой.
Граньон между тем успел открыть дверцу экипажа. Фрэнсис спустилась на гравий дорожки и оказалась перед точной копией своего мужа, разве что постаревшей и поседевшей. Впрочем, нос маркиза очень напоминал клюв хищной птицы, и прозвище Ястреб больше подходило ему. Она вдруг подумала о том, что волосы мужа с годами превратятся в такую же белоснежную шапку. Пронзительный взгляд зеленых глаз, неожиданная мальчишеская ловкость — все роднило их, разве что рядом с довольно хрупким маркизом Чендозом Хок выглядел более крупным.
— Фрэнсис, не так ли? — И маркиз, не спрашивая разрешения, крепко обнял невестку.
— Да, меня зовут Фрэнсис Килбракен, — ответила она, оказавшись наконец на свободе.
— Ну да, как же! — хмыкнул маркиз, на секунду переходя на шотландский простонародный говор и тотчас обратно на безупречный английский. — Вы графиня Ротрмор, Фрэнсис Хоксбери. Надеюсь, ваш отец — этот мерзавец! — пребывает в добром здравии?
— По крайней мере пребывал, когда мы прощались, — ответила она осторожно.
Откуда он знает ее, этот веселый старик? И что у него на уме? Хок всю дорогу твердил ей, как тяжело болен его отец. Не далее как час назад, когда они останавливались на несколько минут, он снова напомнил ей, что рано поутру они выедут в замок «Чендоз». Он выглядел тогда очень встревоженным…
— Что происходит, милорд? Я ничего не понимаю.
— Зато я понимаю, — угрюмо сказал Хок. — О да, я понимаю буквально все!
Фрэнсис покосилась на мужа. Он выглядел так, словно кипел от ярости. Более того, что-то в его голосе дало ей понять, что он смертельно обижен.
Маркиз принял замечание сына с полной безмятежностью.
— Слуги умирают от нетерпения познакомиться с молодой хозяйкой, — заявил он, снова заключая Фрэнсис в объятия. — Идемте, дорогая моя. Хок, присоединяйся к нам. Надеюсь, слуги еще помнят тебя в лицо. Представьте себе, дорогая, он был здесь не более трех раз! Граньон, ни к чему надрывать пуп, перетаскивая багаж, для этого есть Ральф.
Сердце Фрэнсис упало, когда она увидела не менее двадцати слуг, выстроившихся перед высокими двойными дверями Десборо-Холла. С одной стороны стояла женская прислуга, с другой — мужская. Она заметила над входом фамильный герб Хоксбери, вспомнила девиз «Наша рука сильна» и свое ехидное замечание насчет сильного кулака. Она спросила себя, чей же кулак здесь сильнее, украдкой переводя взгляд с мужа на свекра. Интересно, откуда маркиз узнал, какую из дочерей выбрал его сын? Они медленно шествовали вдоль ряда горничных, каждая из которых была одета аккуратно и не без щегольства. Фрэнсис казалось, что она ловит их пренебрежительные взгляды. Ее наряд! Что, если они разом возненавидят ее?
Но самым удивительным казалось то, что маркиз не обращал на ее внешность ни малейшего внимания. Он как будто не замечал того, как ужасно она выглядит. Фрэнсис невольно потянулась к очкам, готовая стащить их и сунуть в карман.
— Служанки все до одной одеты лучше тебя! — прошипел Хок ей на ухо. — Стыд и позор!
Фрэнсис отдернула руку, оставив очки на месте, и вызывающе выпятила подбородок.
Что это его так разбирает, думала она о муже. Разве он не рад, что отец жив-здоров и приехал встретить их? Он вел себя как неотесанный увалень, особенно в сравнении с маркизом.
— Перед вами преданнейший из смертных, Отис, дворецкий Десборо-Холла, — объявил маркиз, сияя любезной улыбкой. — А это, дружище Отис, твоя новая хозяйка, леди Фрэнсис.
В лице дворецкого, прорезанном суровыми морщинами, ничто не изменилось, однако восприятие Фрэнсис было так обострено, что она заметила легкую тень неудовольствия, коснувшуюся губ Отиса. «Вот английский дворецкий, самое пугающее из земных созданий», — подумала она.
— Добрый вечер, Отис, — произнесла она раздельно.
— Добро пожаловать в Десборо-Холл, миледи, — ответствовал тот, поклонившись ей в пояс.
— А это миссис Дженкинс — не экономка, а клад! Мы с ней наперегонки впадаем в старческий маразм.
Миссис Дженкинс присела в реверансе, шурша черным шелком. Вид у нее был энергичный и весьма далекий от слабоумия (как, впрочем, и у новообретенного свекра).
— Миледи! — сказала она низким, довольно грубым голосом.
— Очень приятно! — пролепетала Фрэнсис, сердце которой к тому времени совсем ушло в пятки.
Такая особа, как миссис Дженкинс, могла бы готовить самому Веллингтону, прямо на поле боя, даже не наклоняя головы перед пролетающими снарядами. Должно быть, она и впрямь служила в армии — до того грозный и несгибаемый был у нее вид.
— Миледи, со слугами я познакомлю вас завтра.
Экономка хлопнула в ладоши, и шеренга горничных растаяла, словно по волшебству. Следуя этому примеру, Отис отпустил мужскую прислугу щелчком пальцев.
— Уж и не знаю, почему мы называем ее миссис, — прошептал маркиз на ухо Фрэнсис, — она ведь никогда не была замужем. Добавила, наверное, для престижа… лет эдак тридцать назад.
Внезапно за своими спинами они услышали кашель Хока. Он был так взбешен, что, казалось, мог, как дракон, изрыгать пламя. Обманщик-отец знакомил Фрэнсис со слугами, словно был в Десборо-Холле полновластным хозяином!
— Отис, — приказал он неестественно громким голосом, — пошлите кого-нибудь на помощь Ральфу. Он не справится с багажом в одиночку.
— Будет исполнено, милорд. — И дворецкий вновь щелкнул пальцами.
— Он ничего не сказал мне о том, — заметила Фрэнсис, кивнув в сторону мужа, — что в Десборо-Холле занимаются коневодством. Вы разводите скаковых лошадей, милорд?
— Их разводили при жизни Невила. К сожалению, Хок не захотел этим заниматься. Он, знаете ли, не имеет расположения к коневодству, и здешний племенной завод постепенно приходит в упадок. Но скажите же наконец, дорогая, что вы думаете о своем новом доме? Прежний особняк — Гранд-Холл — был разграблен и сожжен во времена королевы Анны, а нынешний построен в 1715 году (совсем еще не старый, не так ли?) милордом Джоном Ванбрю. Сами видите — истинный классицизм, а по мне, так полная бессмыслица! Насколько я помню, этот стиль называется «палладиум». Знать бы еще, что же значит…
— Стиль палладиум, — объяснил Хок неприятным голосом, — называется так по имени архитектора, создавшего этот стиль.
— Вот я и говорю: полная бессмыслица! — добродушно повторил маркиз, подмигивая Фрэнсис.
— Кто такой этот Палладио? — спросила она.
— Итальянский архитектор, — коротко ответил Хок.
— Жил в шестнадцатом веке, — добавил Граньон, пыхтя под тяжестью одного из чемоданов.
Невозможно поверить, что все это наяву, думала Фрэнсис. Она была до такой степени не в своей тарелке, что впервые в жизни боялась забиться в истерике. Ощущение было в точности такое, словно она сидела на шатком заборе, с обеих сторон которого вовсю кипело сражение.
— Если он жил двести лет назад, то и помнить о нем нечего, — отмахнулся маркиз. — Пусть земля ему будет пухом, но забивать голову его деяниями я не намерен. Идемте со мной, Фрэнсис, я проведу вас по Десборо-Холлу, а потом можете всласть отдохнуть с дороги. — Он послал мрачному, как осеннее кладбище, сыну укоризненный взгляд. — Бьюсь об заклад, он не давал вам толком ноги размять.
— Очень жаль, но я по натуре доверчив, — огрызнулся. Хок. — Подумать только: бегом до Шотландии, бегом назад!
— Название «Десборо-Холл» тоже идет со времен королевы Анны, — сообщил маркиз с лучезарным видом, пропустив реплику сына мимо ушей. — Шарлотта Десборо была наследницей огромного состояния и на эти деньги выстроила сей величественный дворец, н-да…
«А за мной не дали даже медной монеты», — невольно подумала Фрэнсис, обводя взглядом внушительное двухэтажное здание.
— Десборо-Холл по традиции передается во владение старшему сыну. Уже во втором поколении здесь был заведен племенной завод и конюшни для скаковых лошадей. В течение многих лет это был почитаемый знатоками конный завод, не говоря уже о том, что некоторые из рысаков Дес-боро-Холла прославились на всю Англию. Чего стоил один Счастливец — рысак, который опережал своих соперников на целый круг! Это было в 1785 году, и я никогда не забуду скачек в Ньюмаркете. Какие страсти кипели тогда на ипподроме! Я не буду сравнивать его со знаменитой Эклиптикой, но среди жеребцов ему не было равных. Это был жеребенок от чистокровной кобылы и берберийского жеребца. Выносливый, как сам дьявол.
На сей раз слух не обманул Фрэнсис: Хок действительно скрежетал зубами.
Маркиз галантно провел ее в величественный холл, представлявший собой вычурную гостиную высотой в оба этажа здания. Камин и круговой балкон ограждала витая железная решетка. Белые мраморные колонны вздымались вверх, создавая впечатление необъятного пространства над головой.
Рука об руку с Фрэнсис маркиз проследовал по коридору западного крыла особняка, через курительную комнату в Западную гостиную. Повсюду были развешаны полотна Джорджа Стабса, изображающие лошадей, а открытое пространство стен было таким белым, что слепило глаза. Мебель показалась Фрэнсис сказочно — даже пугающе — элегантной.
Хоку никогда раньше не приходилось заниматься любовью в полной темноте, это оказалось сложным делом. Ориентироваться приходилось только на ощупь, к тому же Фрэнсис била дрожь. Наконец ему удалось проникнуть внутрь. Она вскрикнула, заставив его встревоженно замереть. Ей что же, уже больно?
— Все в порядке… все в порядке… я не буду спешить… Он двинулся вперед буквально по миллиметру, даже не погружаясь, а медленно втискиваясь. Внутри было невероятно узко… даже сладостно узко. Внезапно ему захотелось сделать сильный толчок и погрузиться полностью, но он удержался, вовремя напомнив себе, что имеет дело с девственницей. До сих пор ему не приходилось с этим сталкиваться, и слава Богу! Оказывается, в этом занятии мало приятного. Ко всему прочему она была настоящей леди и заслуживала самого мягкого обращения. Хорошо, что он догадался воспользоваться кремом. Благодаря этому ей не будет больно. Только бы выдержать все до конца. Настоящий джентльмен должен сдерживать себя. В постели с ним находится законная жена, а не какая-нибудь веселая девчонка, в которую можно войти с размаху… и как бы это было здорово!
Хок прикусил губу, призывая на помощь самообладание, и ему удалось вовремя остановиться. Медленно, приказывал он себе, ты будешь двигаться медленно, не делая никаких резких движений!
Фрэнсис вцепилась обеими руками в простыню, чувствуя на лбу и висках ледяную испарину. Она не чувствовала боли, только ужасающее распирание между ног. Ощущение постепенного заполнения и растягивания было едва выносимым. Он был внутри, вот кошмар-то! Потом последовал несильный, недовольно болезненный толчок. Она поняла, что вот-вот начнется настоящая боль.
Фрэнсис?
Что?
Ее голос звучал достаточно спокойно, даже отстраненно. Как бы потактичнее спросить, больно ей или нет? Интересно, очки до сих пор у нее на носу?
— Сейчас будет немного… э-э… неприятно. Это… э-э… такая пленка… словом, ее придется разорвать. Просто расслабься и…
— Нет, — перебила она громко и внятно. — Прекратите это и уходите.
— Это невозможно.
И, прежде чем она успела сказать еще что-то, он сделал резкий толчок, о котором мечтал с самого начала.
Боль была ужасающей, немыслимой! Фрэнсис закричала во весь голос и отчаянно забилась, пытаясь освободиться. Ему пришлось как следует придавить ее к постели, чтобы остаться внутри.
— Тише, тише… шептал он, прижимаясь щекой к мокрой от пота щеке, теперь лихорадочно горячей. — Все уже позади.. осталось совсем недолго…
Резкая боль отступила, но внутри все казалось одной мучительно ноющей раной. Причиной этого был он, ее муж, который по-прежнему не желал убраться восвояси. Он был внутри, очень глубоко. Казалось, он проник в нее до самого желудка Как это было возможно? Почему ее тело позволило это. почему мышцы не сжались и не перекрыли ему доступ? Слезы отступили далеко-далеко, оставив только боль, возмущение и общее чувство нечистоты. Она была совершенно беспомощна, беззащитна, словно вываляна в грязи. Она прижала ладонь ко рту, заглушая сухие рыдания. А его громадные ладони продолжали упираться в плечи, не давая вырваться. Ничего не оставалось, как только выдержать весь этот ужас до конца.
Фрэнсис уронила руки вдоль тела, и тотчас внутри началось движение. Сначала медленное, потом все более частое и быстрое. Туда-сюда, туда-сюда. Было неприятно, но почти совсем не больно.
— Еще немного, Фрэнсис… — процедил он (так ей показалось) сквозь зубы.
Хок почувствовал, что дольше сдерживаться не сможет. Да и чего ради было оттягивать «удовольствие»? Чтобы его увеличить? Это звучало как ядовитая насмешка. Он сделал несколько самозабвенных толчков, ненадолго ощутив бледную тень наслаждения, и позволил себе излиться внутрь неподвижного, безответного тела.
Фрэнсис услышала над ухом что-то вроде глухого рычания и почувствовала внутри противную влажность. И это тоже было из-за него.
Она лежала, затаившись, стараясь не шевелить даже ресницами.
Боже милостивый, как же она его ненавидела! Да и как еще можно было относиться к тому, кто подверг тебя такому унизительному испытанию? Это было мерзко, мерзко и подло!
Первое, что Хок ощутил сразу после оргазма — нет, после семяизвержения, — было легкое отвращение. Ему захотелось отодвинуться подальше от тела, разительно похожего на мертвое, разве что до конца не остывшее. Он чувствовал жалость и вину за боль, которую причинил, но понимал, что это было неизбежно. Проклятие, он ведь старался, чтобы все прошло как можно легче для нее!
— В следующий раз больно не будет, — сказал он, вытягиваясь рядом с Фрэнсис на скомканной простыне.
Он спрашивал себя, все ли мужья пользуются кремом и каждый ли раз ему придется делать это. Поразмыслив, он решил, что надо быть к этому готовым. Жены (во всяком случае, те из них, что были настоящими леди) не испытывали плотского удовольствия, неудивительно поэтому, что мужу приходилось принимать кое-какие меры, чтобы облегчить дело.
Хок встал с постели. Сердце все еще билось учащенно.
— Все в порядке, Фрэнсис? — спросил он, обеспокоенный ее неподвижностью и молчанием.
— Да, — прозвучал тихий, безжизненный ответ.
Хок попытался коснуться ее, но только пожал плечами. Должно быть, ее неведение было большим, чем ему казалось.
— Больно было потому, что у каждой девушки есть девственная плева, — начал он не без неловкости. — Ее приходится разрывать, и… э-э… бывает немного крови. Утром ты можешь увидеть на простыне пятно, так что не волнуйся на этот счет. В первый раз так и должно быть, но потом ни боли, ни крови не бывает.
По крайней мере Хок очень на это надеялся. Как бывало на самом деле, он толком не знал, потому что до сих пор не лишал женщин девственности.
Произнеся эту в высшей степени утешительную речь, он поспешил к двери и обернулся, только взявшись за ручку.
— Увидимся утром, Фрэнсис. Спокойной ночи!
Самое время выпрыгнуть в окно, подумала она равнодушно — и не двинулась с места. Все тело ныло, словно избитое, внутри то подступала, то уходила слабо пульсирующая боль. Между ног было отвратительно мокро. Ее кровь? Его семя?
У нее не было ни малейшего желания выяснять это.
«В следующий раз больно не будет». В следующий раз! Сколько нужно следующих разов, чтобы зачать ребенка? Это была единственная причина, по которой ей пришлось вываляться в грязи, так сколько же раз ей придется чувствовать себя самкой под самцом? А вдруг он нарочно разорвал что-нибудь внутри нее, притворяясь, что лишает ее девственности? То, что случилось, напоминало штурм крепости, ворота которой были разбиты вдребезги здоровенным тараном. Это было забавное сравнение, но Фрэнсис даже не улыбнулась.
Заметив, что в каждое ухо скатилось по крупной слезе, ома разозлилась на себя.
— Ненавижу… ненавижу!.. — прошептала она, не зная точно, к кому обращается: к мужу или к себе самой.
Неуклюже выбравшись из постели, Фрэнсис проковыляла к тазу с водой. Что бы там ни было у нее между ног, она не хотела это видеть и просто судорожно обтерла там мокрым полотенцем.
Расположившись в своей кровати, Хок закинул руки за голову и предался размышлениям. Он чувствовал, что не посрамил себя как джентльмена. Он обошелся с женой как с настоящей леди — то есть с должным уважением и осторожностью. Правда, ей все равно было больно, но в первый раз с этим ничего нельзя было поделать. У нее внутри было так узко… так сладостно тесно! Он заметил, что реагирует на это воспоминание, и нахмурился. Вот еще не хватало! На пару ночей Фрэнсис стоило оставить в покое. Ей, наверное, до сих пор больно. Он ведь не маленького размера, а она не привыкла к сексу.
И все-таки, почему она вела себя так, словно он пытал ее или предавал мучительной смерти? Нет, она вела себя так, словно он надругался над ней!
Фрэнсис стояла перед закрытой дверью, ведущей из апартаментов в общий коридор. Вот уже несколько минут она держалась за ручку и не находила в себе сил повернуть ее, потому что понятия не имела, как держаться с теми, кто мог попасться навстречу по дороге в обеденный зал.
«Ты совсем разнюнилась, дурочка! Раз так, залезай под кровать и сиди там, пока тебя не вытянут за подол!» — сказала она себе. Собравшись с духом, распахнула дверь и попала в объятия только что поднявшегося по лестнице Хока.
— Что с тобой, Фрэнсис? Надеюсь, все в порядке? — воскликнул тот, хватая ее повыше локтей и отстраняя от себя, чтобы встревоженно вглядеться в лицо.
«А как ты думаешь, болван? Конечно, не все в порядке, и виноват в этом ты!» — так готова была кричать Фрэнсис, но она промолчала, отчаянно желая, чтобы муж внезапно исчез на веки вечные. К ее смущению и досаде, взгляд невольно переместился вниз его живота.
Где же теперь все то, что так заполняло, так распирало ее этой ночью? Выходит, у мужчин, как у же ребцов, эта штука увеличивалась только тогда, когда… когда он…
Фрэнсис услышала приглушенный смешок, который Хок безуспешно пытался подавить: неужели ее мысли можно было прочесть по выражению лица? Она подняла голову, не сразу вспомнив, что должна щуриться, но Хоку было слишком смешно, чтобы заметить, достаточно ли узки глаза жены за толстыми стеклами очков.
— Ты же сказала, что уже видела меня голым — там, на озере, — поддразнил он и засмеялся.
— А если и видела, то что? — огрызнулась Фрэнсис, заливаясь краской.
— И ты знаешь, как холодна была вода в тот день: буквально как лед.
— Конечно, как лед! Еще только март! — (К чему он ведет, черт бы его побрал?) — Вы тряслись как осиновый лист, и я смеялась до слез!
Она надеялась задеть его насмешкой, но этот тип продолжал хихикать, словно она паясничала перед ним!
— Если ты решила, что у меня между ног не так уж много, то это потому, что мужчина не всегда готов к…
— Меня это совершенно не интересует! — перебила Фрэнсис в полном смущении. — Я и не думала смотреть на этот… на эту… да прекратите же идиотский смех!
Она собралась с силами и высвободилась, бросившись вниз по ступенькам, словно сзади неслись все фурии ада. Но ее преследовал только веселый смех мужа.
— Животное! Жеребец! — бормотала она, вне себя от унижения и ярости.
Внизу ей встретился Граньон, направлявшийся в ее спальню с известием, что завтрак подадут прямо в апартаменты, По серьезному выражению лица было ясно, что он все понимает, и это доконало Фрэнсис.
Она вернулась наверх, и Хок присоединился к ней в маленькой гостиной. Он уже не смеялся — более того, на его губах не было и следа улыбки. Обдумав свое поведение, он нашел его недопустимым. Насмешки и поддразнивания наутро после брачной ночи! Что это на него нашло?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он заботливо. — Есть какие-нибудь неприятные последствия?
— Ни малейших, — ответила она холодно. — После того как вы ушли, я вымылась. Я сделала это в полной темноте. И потому не знаю ничего о последствиях.
Нечего было и расшаркиваться, подумал Хок и с удовольствием оглядел заставленный кушаньями стол. Среди прочего там был толстый ломоть лангета, приготовленного с кровью, точь-в-точь как он заказывал.
Жуя кусочек восхитительного на вкус жаркого, он с неодобрением оглядел бесформенный чепчик Фрэнсис, совершенно скрывающий ее волосы и нависающий надо лбом. Слуги в Десборо-Холле будут потешаться над ним, а реакцию отца Хок даже не брался предсказать. Следовало как-то намекнуть жене, что она выглядела весьма прискорбно в таком наряде. Но как это сделать?
Он кашлянул, уже понимая, что промолчит: время для критики еще не настало.
— Мы направимся прямо в Десборо-Холл, — сообщил он после долгой напряженной паузы, — а потом я покажу тебе Йорк. Город очень живописен, в нем множество достопримечательностей… и магазинов.
Фрэнсис не ответила, продолжая методично размазывать по тарелке яичницу. Хок принял ее молчание как знак того, что намек понят.
— Некоторые магазины не уступят французским, — продолжал он более оживленно, — а модистки славятся своим искусством.
Фрэнсис дала себе мысленную клятву не менять своего унылого наряда до тех пор, пока тот не развалится от ветхости.
— А врачи! В Йорке их полно, один другого лучше! Думаю, настало время подыскать тебе более… э-э… новые очки. Что, твое зрение настолько слабое?
— Ужасающее! — отрезала Фрэнсис, щурясь не только глазами, но и всем лицом. — Я почти ничего не вижу.
Хок прикусил губу, сдерживая раздражение. Почему она не ценит его доброту? Последняя дурочка и та сообразила бы, сколько усилий он приложил этой ночью, чтобы избавить ее от лишней боли! Он не сделал ничего такого, что могло бы ее смутить, он даже не пытался приставать к ней с ласками! Правда, он позволил себе кое-какие вольности в утреннем разговоре, но это в конце концов не самый низкий поступок! Неужели ей трудно держаться хоть немного любезнее?
Он в два глотка опустошил кружку превосходного английского эля и как следует стукнул ею о стол.
— Ты готова выехать?
— Разумеется, — ответила Фрэнсис, от души сожалея, что под рукой нет ничего, чем можно в ответ грохнуть по столешнице.
Среди английского дворянства Йоркшир считался захолустьем, но Фрэнсис, которая понятия об этом не имела, нашла его прекрасным. По обе стороны от дороги и до самого горизонта тянулись округлые холмы, вересковые пустоши чередовались с купами орешника и живописными каменными осыпями. Местность до того напомнила ей Шотландию, что у нее защипало глаза и она зашмыгала носом, борясь с приступом ностальгии.
Дорога шла вдоль извилистой реки — реки Уз, как сообщил Граньон, когда они остановились для короткого отдыха вблизи бескрайнего болота Нейборн. Фрэнсис остановилась на краю заболоченной долины, зачарованная уходящей вдаль пустошью. Здесь, залитый солнечным светом, в безмолвии дремал цветущий вереск. Болезненная и сладостная безотрадность, та самая, за которую поэты воспевали вересковые пустоши Англии, охватила ее.
— Десборо-Холл расположен на реке Стилингфлит, — объяснил Хок, когда они собрались продолжать путь, — точнее, на ее восточном берегу. Ближайший к поместью город — Акейстер-Селби.
Еще полчаса экипаж гладко катился по ровной дороге, через густо заселенные земли с добротными фермами. Покой и довольство царили в тех деревнях, которые находились вокруг Десборо-Холла.
Фрэнсис тихонько ахнула, когда экипаж выехал на великолепную аллею, обсаженную деревьями. По правую руку виднелись строения, в которых она сразу узнала конюшни. Это были просторные сооружения с черепичными крышами, приветливо краснеющими в лучах закатного солнца.
Присмотревшись, она поняла, что видит не просто стойла. Это был племенной завод с манежем, несколькими выгонами и кругом для тренировки рысаков на корде. Впервые со дня отъезда из Шотландии Фрэнсис почувствовала радостную приподнятость. Разумеется, она и раньше слышала, что Северная Англия славится коневодством, но даже в мыслях не держала, что может найти племенной завод в Десборо-Холле. А ее драгоценный муженек и не подумал упомянуть об этом! Что ж, решила она, вытягивая шею, чтобы получше осмотреться, если ее все равно бросят в глуши, то лучшей глуши придумать невозможно.
Глава 9
Человеческие пороки так разнообразны,
Что не стоит удивляться,
Встретив лукавство в человеке почтенного возраста.
Сэмюэл Джонсон
— Что ты здесь делаешь, отец? Ты же болен! Тебе нужно оставаться в постели!
Хок осекся, сообразив, как нелепо это звучит. Его умирающий отец, широко улыбаясь, спускался по ступеням Десборо-Холла с распростертыми объятиями.
— Наконец-то ты дома, мой мальчик! — воскликнул он, подходя к сыну. Спешившийся Хок стоял с открытым от удивления ртом.
— У тебя поразительно цветущий вид, отец! — процедил он сквозь зубы.
— А ты, я вижу, разочарован, этим, — заметил маркиз, приподнимая седые брови. — Неужели ты думал, что я сыграю в ящик, не дождавшись твоего возвраще ния? Это совершенно не входило в мои планы. Столько всего предстоит сделать — тут уж не до могилы!
— Я ничуть не разочарован. Просто я удивлен и… и очень счастлив!
— Вот и славно, сынок, вот и славно! Познакомь меня поскорее со своей молодой женой.
Граньон между тем успел открыть дверцу экипажа. Фрэнсис спустилась на гравий дорожки и оказалась перед точной копией своего мужа, разве что постаревшей и поседевшей. Впрочем, нос маркиза очень напоминал клюв хищной птицы, и прозвище Ястреб больше подходило ему. Она вдруг подумала о том, что волосы мужа с годами превратятся в такую же белоснежную шапку. Пронзительный взгляд зеленых глаз, неожиданная мальчишеская ловкость — все роднило их, разве что рядом с довольно хрупким маркизом Чендозом Хок выглядел более крупным.
— Фрэнсис, не так ли? — И маркиз, не спрашивая разрешения, крепко обнял невестку.
— Да, меня зовут Фрэнсис Килбракен, — ответила она, оказавшись наконец на свободе.
— Ну да, как же! — хмыкнул маркиз, на секунду переходя на шотландский простонародный говор и тотчас обратно на безупречный английский. — Вы графиня Ротрмор, Фрэнсис Хоксбери. Надеюсь, ваш отец — этот мерзавец! — пребывает в добром здравии?
— По крайней мере пребывал, когда мы прощались, — ответила она осторожно.
Откуда он знает ее, этот веселый старик? И что у него на уме? Хок всю дорогу твердил ей, как тяжело болен его отец. Не далее как час назад, когда они останавливались на несколько минут, он снова напомнил ей, что рано поутру они выедут в замок «Чендоз». Он выглядел тогда очень встревоженным…
— Что происходит, милорд? Я ничего не понимаю.
— Зато я понимаю, — угрюмо сказал Хок. — О да, я понимаю буквально все!
Фрэнсис покосилась на мужа. Он выглядел так, словно кипел от ярости. Более того, что-то в его голосе дало ей понять, что он смертельно обижен.
Маркиз принял замечание сына с полной безмятежностью.
— Слуги умирают от нетерпения познакомиться с молодой хозяйкой, — заявил он, снова заключая Фрэнсис в объятия. — Идемте, дорогая моя. Хок, присоединяйся к нам. Надеюсь, слуги еще помнят тебя в лицо. Представьте себе, дорогая, он был здесь не более трех раз! Граньон, ни к чему надрывать пуп, перетаскивая багаж, для этого есть Ральф.
Сердце Фрэнсис упало, когда она увидела не менее двадцати слуг, выстроившихся перед высокими двойными дверями Десборо-Холла. С одной стороны стояла женская прислуга, с другой — мужская. Она заметила над входом фамильный герб Хоксбери, вспомнила девиз «Наша рука сильна» и свое ехидное замечание насчет сильного кулака. Она спросила себя, чей же кулак здесь сильнее, украдкой переводя взгляд с мужа на свекра. Интересно, откуда маркиз узнал, какую из дочерей выбрал его сын? Они медленно шествовали вдоль ряда горничных, каждая из которых была одета аккуратно и не без щегольства. Фрэнсис казалось, что она ловит их пренебрежительные взгляды. Ее наряд! Что, если они разом возненавидят ее?
Но самым удивительным казалось то, что маркиз не обращал на ее внешность ни малейшего внимания. Он как будто не замечал того, как ужасно она выглядит. Фрэнсис невольно потянулась к очкам, готовая стащить их и сунуть в карман.
— Служанки все до одной одеты лучше тебя! — прошипел Хок ей на ухо. — Стыд и позор!
Фрэнсис отдернула руку, оставив очки на месте, и вызывающе выпятила подбородок.
Что это его так разбирает, думала она о муже. Разве он не рад, что отец жив-здоров и приехал встретить их? Он вел себя как неотесанный увалень, особенно в сравнении с маркизом.
— Перед вами преданнейший из смертных, Отис, дворецкий Десборо-Холла, — объявил маркиз, сияя любезной улыбкой. — А это, дружище Отис, твоя новая хозяйка, леди Фрэнсис.
В лице дворецкого, прорезанном суровыми морщинами, ничто не изменилось, однако восприятие Фрэнсис было так обострено, что она заметила легкую тень неудовольствия, коснувшуюся губ Отиса. «Вот английский дворецкий, самое пугающее из земных созданий», — подумала она.
— Добрый вечер, Отис, — произнесла она раздельно.
— Добро пожаловать в Десборо-Холл, миледи, — ответствовал тот, поклонившись ей в пояс.
— А это миссис Дженкинс — не экономка, а клад! Мы с ней наперегонки впадаем в старческий маразм.
Миссис Дженкинс присела в реверансе, шурша черным шелком. Вид у нее был энергичный и весьма далекий от слабоумия (как, впрочем, и у новообретенного свекра).
— Миледи! — сказала она низким, довольно грубым голосом.
— Очень приятно! — пролепетала Фрэнсис, сердце которой к тому времени совсем ушло в пятки.
Такая особа, как миссис Дженкинс, могла бы готовить самому Веллингтону, прямо на поле боя, даже не наклоняя головы перед пролетающими снарядами. Должно быть, она и впрямь служила в армии — до того грозный и несгибаемый был у нее вид.
— Миледи, со слугами я познакомлю вас завтра.
Экономка хлопнула в ладоши, и шеренга горничных растаяла, словно по волшебству. Следуя этому примеру, Отис отпустил мужскую прислугу щелчком пальцев.
— Уж и не знаю, почему мы называем ее миссис, — прошептал маркиз на ухо Фрэнсис, — она ведь никогда не была замужем. Добавила, наверное, для престижа… лет эдак тридцать назад.
Внезапно за своими спинами они услышали кашель Хока. Он был так взбешен, что, казалось, мог, как дракон, изрыгать пламя. Обманщик-отец знакомил Фрэнсис со слугами, словно был в Десборо-Холле полновластным хозяином!
— Отис, — приказал он неестественно громким голосом, — пошлите кого-нибудь на помощь Ральфу. Он не справится с багажом в одиночку.
— Будет исполнено, милорд. — И дворецкий вновь щелкнул пальцами.
— Он ничего не сказал мне о том, — заметила Фрэнсис, кивнув в сторону мужа, — что в Десборо-Холле занимаются коневодством. Вы разводите скаковых лошадей, милорд?
— Их разводили при жизни Невила. К сожалению, Хок не захотел этим заниматься. Он, знаете ли, не имеет расположения к коневодству, и здешний племенной завод постепенно приходит в упадок. Но скажите же наконец, дорогая, что вы думаете о своем новом доме? Прежний особняк — Гранд-Холл — был разграблен и сожжен во времена королевы Анны, а нынешний построен в 1715 году (совсем еще не старый, не так ли?) милордом Джоном Ванбрю. Сами видите — истинный классицизм, а по мне, так полная бессмыслица! Насколько я помню, этот стиль называется «палладиум». Знать бы еще, что же значит…
— Стиль палладиум, — объяснил Хок неприятным голосом, — называется так по имени архитектора, создавшего этот стиль.
— Вот я и говорю: полная бессмыслица! — добродушно повторил маркиз, подмигивая Фрэнсис.
— Кто такой этот Палладио? — спросила она.
— Итальянский архитектор, — коротко ответил Хок.
— Жил в шестнадцатом веке, — добавил Граньон, пыхтя под тяжестью одного из чемоданов.
Невозможно поверить, что все это наяву, думала Фрэнсис. Она была до такой степени не в своей тарелке, что впервые в жизни боялась забиться в истерике. Ощущение было в точности такое, словно она сидела на шатком заборе, с обеих сторон которого вовсю кипело сражение.
— Если он жил двести лет назад, то и помнить о нем нечего, — отмахнулся маркиз. — Пусть земля ему будет пухом, но забивать голову его деяниями я не намерен. Идемте со мной, Фрэнсис, я проведу вас по Десборо-Холлу, а потом можете всласть отдохнуть с дороги. — Он послал мрачному, как осеннее кладбище, сыну укоризненный взгляд. — Бьюсь об заклад, он не давал вам толком ноги размять.
— Очень жаль, но я по натуре доверчив, — огрызнулся. Хок. — Подумать только: бегом до Шотландии, бегом назад!
— Название «Десборо-Холл» тоже идет со времен королевы Анны, — сообщил маркиз с лучезарным видом, пропустив реплику сына мимо ушей. — Шарлотта Десборо была наследницей огромного состояния и на эти деньги выстроила сей величественный дворец, н-да…
«А за мной не дали даже медной монеты», — невольно подумала Фрэнсис, обводя взглядом внушительное двухэтажное здание.
— Десборо-Холл по традиции передается во владение старшему сыну. Уже во втором поколении здесь был заведен племенной завод и конюшни для скаковых лошадей. В течение многих лет это был почитаемый знатоками конный завод, не говоря уже о том, что некоторые из рысаков Дес-боро-Холла прославились на всю Англию. Чего стоил один Счастливец — рысак, который опережал своих соперников на целый круг! Это было в 1785 году, и я никогда не забуду скачек в Ньюмаркете. Какие страсти кипели тогда на ипподроме! Я не буду сравнивать его со знаменитой Эклиптикой, но среди жеребцов ему не было равных. Это был жеребенок от чистокровной кобылы и берберийского жеребца. Выносливый, как сам дьявол.
На сей раз слух не обманул Фрэнсис: Хок действительно скрежетал зубами.
Маркиз галантно провел ее в величественный холл, представлявший собой вычурную гостиную высотой в оба этажа здания. Камин и круговой балкон ограждала витая железная решетка. Белые мраморные колонны вздымались вверх, создавая впечатление необъятного пространства над головой.
Рука об руку с Фрэнсис маркиз проследовал по коридору западного крыла особняка, через курительную комнату в Западную гостиную. Повсюду были развешаны полотна Джорджа Стабса, изображающие лошадей, а открытое пространство стен было таким белым, что слепило глаза. Мебель показалась Фрэнсис сказочно — даже пугающе — элегантной.