Страница:
Отец Коринтиан вдруг замолчал и затем продолжил тихой скороговоркой:
Нет, это было невозможно, однако она не ошиблась. Дария впилась в отца Коринтиана взглядом, когда он повторил по-латыни:
«Neque auribus neque oculie satis consto…»
"Я теряю зрение и слух».
Девушка прошептала эти слова по-английски:
«Hostis in ceruicibus alicuinus est…»
"Враг следует за нами по пятам».
"Nihil tibi a me poslulanti recusabo. — .Opfate mihi contingunt… Quid de me fiet?.. Naves ex porta solvunt… Nostrl circiter centum ceciderunt… Dulce lignanum, dulces claws, dulcia ferens ponelera: quae sola fuist'i digna sustinere regem caelorum, et Domininum. Alleluia».
Дария была потрясена. Она сразу догадалась, что граф, запрокинув голову и закрыв глаза в экзальтации, не понимал, что его новый священник, его образованный и эрудированный бенедиктинец, перемежает мессу бытовой латынью. Однако он делал это не по незнанию, как предыдущий священник. Нет, этот человек умел жонглировать словами и заменять их, но…
"Я ни в чем не откажу тебе… Мои желания осуществились… Что станет со мной?.. Корабли уходят из гавани… Около сотни наших людей пали… Благословен деревянный крест, благословенны гвозди, держащие благословенное тело; они одни достойны держать царя небесного и Господа нашего. Аллилуйя».
Остаток мессы пролетел быстро, и отец Коринтиан больше не упоминал о врагах или отрезанных головах. Он благословил графа и Дарию, воздев руки и воскликнув: «Dominus vobiscum», и граф отозвался: «Et cum spiritu tuo».
Отец Коринтиан выжидательно взглянул на Дарию, и она тихо сказала: «Capilli horrent».
Роланд едва не выронил из рук хлеб и эль, а девушка без всякого выражения повторила снова:
"Capilli horrent».
Маленькая плутовка знала латынь! Черт возьми, она смеялась над ним, она могла его выдать! Роланд старался не выказать своего удивления, когда Дария отчетливо произнесла: «Bene id tibi vertat».
Он склонил голову, а ее слова продолжали звучать у него в ушах: «Я желаю вам успеха в вашей миссии».
Роланд сделал шаг назад и поднял руки: «Deo gratias».
Он улыбнулся графу, у которого был такой вид, словно сам Бог только что даровал ему свои милости.
— Благодарю вас, святой отец, моя душа ликует оттого, что вы здесь, — граф молитвенно сложил свои огромные ладони. — Я переживал, что в моем замке нет Божьего человека, который бы заботился о наших душах. — Он повернулся к Дарии и заметил неодобрительно:
— Что ты сказала отцу Коринтиану?
Она даже не изменилась в лице.
— Я не запомнила ответ и поэтому придумала набор звуков. Извините, милорд, извините, святой отец.
— Это богохульство. Я попрошу доброго отца Коринтиана научить тебя правильным ответам. Стыдно не знать их, Дария.
Девушка смиренно потупилась:
— Да, милорд.
— Твой дядя пренебрегал своими обязанностями по отношению к тебе. Ты проведешь следующий час с отцом Коринтианом.
— Да, милорд.
Граф еще раз поклонился Роланду и ушел. Они остались одни в промозглой часовне.
— Кто вы?
— Вы спрашиваете сразу в лоб, — заметил Роланд, не сводя глаз с закрытой двери. — Я должен убедиться в том, что в коридоре никого нет.
— Даже если там подслушивает дюжина людей, они ничего не услышат. В этом проклятом склепе дверь такая же толстая, как и каменные стены.
Тем не менее Роланд подошел к двери, распахнул ее и медленно закрыл снова. Затем повернулся к ней.
— Кто вы? — повторила Дария.
— Вы говорите по-латыни.
— Да, я говорю по-латыни. Вы этого не ожидали?
— Нет. Но вы не выдали меня графу. Могу ли я предположить, что вы хотите убежать от него? Девушка кивнула и в третий раз спросила:
— Кто вы?
— Я послан вашим дядей спасти вас. Как вы теперь знаете, я не священник.
Она улыбнулась ему ослепительной лукавой улыбкой. А он-то думал, что выглядит настоящим священником, черт бы побрал ее проницательность.
Роланд собрался было нахмуриться, однако она быстро произнесла:
— Но вы образованный человек, не то что предыдущий священник, который с трудом мог связать несколько слов. Как вы от него отделались?
— Очень просто. Он был так несчастлив здесь, в Тибертоне, что с радостью принял немного монет, чтобы исчезнуть. Значит, вы догадались, что я не священник, когда вчера упали в обморок? Смекнули, едва взглянув на меня? Потому вы так побледнели и потеряли сознание?
Дария отрицательно покачала головой.
— Я не знаю почему, — с запинкой произнесла она. — Вернее, я не знала этого тогда, и все же я знала вас, может быть, даже лучше, чем самое себя.
"Бессмыслица какая-то», — подумала девушка и взглянула на него. И снова почувствовала, что они связаны с ним невидимыми узами. Она попятилась. Отец Коринтиан подумает, что она просто сумасшедшая.
— В чем дело? Я пугаю вас?
— Да, — пробормотала Дария. — Я не понимаю, что со мной.
Роланд решил не обращать внимания на ее загадочные слова. У него не было ни времени, ни желания, чтобы вникнуть получше.
— Итак, я здесь, чтобы спасти вас.
— Я не хочу выходить замуж за Ральфа Колчестера. Он противный и бесхарактерный. Роланд нахмурился:
— Меня это не касается. Ваш дядя платит мне за то, чтобы я привез вас обратно, и я намерен это сделать. Вашу судьбу будет решать он, ваш опекун. Ни одна женщина не имеет права выбирать, кто будет ее мужем. Это приведет мир к хаосу.
— Мир, которым вы, мужчины, правите испокон веков, все время пребывает в хаосе. Чем еще может навредить ему женщина?
— Вы заблуждаетесь в своем неведении. Возможно, ваш дядюшка не слишком умен или сострадателен, но так заведено. Женщине пристало подчиняться.
Дария вздохнула. Он был всего лишь мужчина, такой же, как те, что входили в ее жизнь. Ей стало обидно, но она быстро справилась с болью. Этого человека также не волновало, что с ней будет. И с какой стати это должно было его тревожить? Все эти обуревавшие ее чувства не имели к нему никакого отношения. Если он освободит ее от Эдмонда Клэра, она сможет убежать и от него. Ведь в конце концов ему все равно, что с ней станет.
— Вы еще не назвали своего имени.
— Зовите меня Роландом.
— Как знаменитого храброго Роланда? Так когда мы покинем это место, сэр?
Глава 3
При этих словах Роланд отпрянул.
— Вот как? Значит, вы верите мне, и вам не требуется больше никаких доказательств?
Дария покачала головой, улыбаясь ему этой ослепительной, невинной и все же странной улыбкой.
— Конечно же, я верю вам. Я рада, что вы не священник.
— Почему?
Как сказать ему о том, что ее душа ликует, ибо он — мужчина из плоти и крови, человек земли, а не слуга Бога? Тогда он наверняка посчитает ее сумасшедшей.
— Вы видели мою маму? Она здорова? Вы ездили в Реймерстоунский замок?
— Да, и ваша матушка в добром здравии. Вы немного на нее похожи выражением лица. Насколько я помню, ваш отец был смуглый, как неаполитанец.
— Вы знали моего отца?
— Я встречал его в окружении короля Эдуарда. Сэр Джеймс был храбрым и преданным человеком. Жаль, что он умер так не вовремя. Эдуарду очень не хватало его на святой земле.
Дверь часовни отворилась, и снова появился граф.
— Ну что, девочка? Скажи мне правильный ответ. Дария опустила глаза и быстро проговорила:
— "Et cum spiritu tuo».
Граф удовлетворенно прикрыл глаза.
— Прекрасно. Я никогда не соглашался с тем, что женщины не способны учиться. А как считаете вы, отец Коринтиан?
Роланд снисходительно посмотрел на Дарию, как на собаку, только что хорошо выполнившую трюк, и произнес менторским тоном:
— Женщины могут научиться произносить слова на любом языке, если им дать достаточно времени на повторение, но сомнительно, чтобы они понимали их истинный смысл. Однако Господь милостиво прощает своих слабых созданий.
Граф согласно кивнул, а Дария заскрежетала зубами.
— Пойдем со мной, Дария, — продолжал граф. — Пришел портной, и ты можешь выбрать себе наряд. В конце этого месяца ты станешь моей женой, и я хочу сделать тебе подарок.
Девушка удивленно уставилась на него, а Роланд застыл в тревожном ожидании, но она ничего не сказала и покорно пошла за графом.
Когда они остались вдвоем, Дария дотронулась до рукава Эдмонда и спросила, не в силах скрыть своего недоумения:
— Вы похитили меня, милорд, чтобы жениться на мне?
Недоверие, звучавшее в ее голосе, было вполне понятно, так же как и сам вопрос, хотя он граничил с дерзостью. Но на сей раз граф решил сдержаться.
— Нет, малышка, я задумал отомстить твоему дяде, которого ненавижу больше всего на свете. Сначала я требовал в качестве выкупа твое приданое. Но ты заставила мое сердце забиться сильнее, и я передумал. К концу мая Дэймон пришлет мне своего священника и твое приданое, и мы поженимся. Тогда моя месть не настигнет его. — Он нахмурился. — Посмотрим. Может быть, я еще передумаю, потому что Дэймон Лемарк — ядовитая гадина, которую надо раздавить.
— А что вы сделаете, если он вам не подчинится? Убьете меня?
Граф замахнулся и отвесил Дарии звонкую оплеуху. Что позволяет себе эта девчонка, которая должна была стать его женой!
— Держи свой дерзкий язычок за зубами, Дария. Я сам скажу тебе то, что сочту нужным. Твое неповиновение не нравится мне и наверняка не понравится нашему Господу.
Она почувствовала ярость, но совсем не ту, что испытывала к своему дяде. Дэймон был намеренно жесток, более того, ему доставляло удовольствие истязать других, в то время как Эдмонд Клэр просто видел в ней женщину — существо, которое надо было постоянно поправлять и ругать для ее же блага. Он искренне верил в Бога, по крайней мере в того Бога, который соответствовал его собственным убеждениям и чаяниям, и считал своим долгом учить ее правильному поведению. Ее гнев остыл, и она взяла себя в руки.
Роланд слышал ее вопрос графу и видел, как тот ударил девушку. Он не вмешивался, хотя для этого ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку.
Де Турне не мог не восхититься ею в эту минуту. В Дарии угадывалось мужество, которое с годами могло окрепнуть, если у нее будет для этого хотя бы малейшая возможность. Она не плакала, не жаловалась, просто поправила одежду и стояла в гордом молчании, ожидая пока граф уйдет. «Интересно, сколько раз он бил ее во время заточения, чтобы поставить ее на место», — подумал Роланд. Надо как можно скорее увезти ее отсюда. Граф мог не только изнасиловать ее, но и покалечить в приступе гнева.
Остаток дня Роланд осматривал замок и нашел потайной выход, которым собирался воспользоваться для побега. Он узнал, что у Дарии есть служанка, но понимал, что старушку придется оставить. Если Дария станет протестовать, он… Что он сделает? Ударит ее, как Эдмонд Клэр? При этой мысли Роланд отрицательно покачал головой.
Вечером граф снова безраздельно завладел вниманием Роланда, так что у последнего не выдалось ни минутки, чтобы побеседовать с Дарией один на один. Она больше не смотрела на него так, словно он какая-то невидаль или человек, которого она уже видела раньше в другом месте или в другое время. Однако девушка избегала его взгляда, и это тревожило его.
— Меня очень занимает один вопрос, — начал граф, расставляя на доске шахматные фигуры.
Роланд сделал ход пешкой и стал молча ждать. Он узнал цену терпению и давал графу возможность заговорить первым.
— Есть ли у женщин душа? Что думают по этому поводу бенедиктинцы?
— Это спорный вопрос, как вы знаете. Даже среди бенедиктинцев по этому поводу существуют разногласия.
— Верно, верно, но как вы считаете, следует ли наказывать женщин за непослушание, за лень или отсутствие благочестия?
— Безусловно, но это обязанность мужа — наказывать.
Граф откинулся на спинку кресла, сдвинув густые брови.
— Дария почти что моя жена. Она молода, и ее характер еще окончательно не сформировался, но поскольку она унаследовала упрямство своих родичей и в ее жилах течет кровь человека, чья душа погрязла в грехе, — я говорю о ее дяде, конечно, — она становится с каждым днем все более непокорной. Ей требуется твердая мужская рука. Я хочу только направлять ее на путь истинный.
— Вы пока не женаты.
— Какое это имеет значение — жена она, служанка или шлюха, если у нее есть душа?
Роланд с силой стиснул королевского слона и медленно передвинул фигуру.
— Я полагаю, женщины — такие же Божьи создания, как и мужчины. У них те же руки, ноги, сердце и печень… Действительно, они слабее нас и телом и, возможно, духом. Но обладают и самостоятельной ценностью. Они рожают детей и защищают их всю свою жизнь, а посему вправе уповать на Божью милость, как и мужчины. В конце концов, милорд, мы же не можем производить потомство, не можем кормить грудью наших детей.
"Это Господь наградил их своими дарами, и этим дарам мы обязаны своим продолжением и тем самым своим бессмертием».
— Вы осаждаете меня пустой софистикой, святой отец, и не отвечаете на мой вопрос. Женщины не более чем сосуды для сохранения мужского семени. Я не считаю их способность к деторождению Божьим даром, поскольку они часто умирают родами. Из-за этого мужчины зря теряют время. Две жены, которые у меня были, не обладали ни честью, ни преданностью, ни силой духа. Они были слабы и телом и духом. Я никогда не видел в них ничего, кроме средства продолжения себя самого.
Роланд вспомнил Иоанну Тенесби и мог бы поклясться, что силой духа она превосходила любого мужчину. То, с какой надменностью и безжалостностью она уничтожала окружающих ее мужчин, потрясало его даже теперь, спустя шесть лет.
— Однако вы вожделеете юную Дарию, не так ли? Вы купили ей платье, так как хотели доставить ей удовольствие, потешить ее тщеславие. Но на самом деле вы тешили собственное тщеславие.
— Вы жонглируете словами, святой отец. Этот разговор о тщеславии абсурден. Что же до моего вожделения к этой девушке, стало быть, так угодно Господу. В противном случае мы не продолжали бы свой род. Так что именно наше вожделение является подлинным даром Божьим. Бог дает нам женщин, и наше право пользоваться ими, пока они могут рожать. Конечно, наша обязанность не оставлять их чрево бесплодным.
Роланд улыбнулся и, переставляя фигуру на доске, небрежно заметил:
— Вы умелый спорщик, милорд. Из вас получился бы хороший епископ.
Он вдруг увидел, что своим ходом поставил графа в трудное положение на доске. Но Эдмонду Клэру важнее было высказать собственные взгляды. Он потянул себя за ухо, откашлялся и произнес запинаясь:
— Есть еще один вопрос, отец Коринтиан. Он уже несколько недель не дает мне покоя. Как я сказал, Дария молода, но я нахожу ее чрезвычайно легкомысленной, своенравной и тщеславной. Я мог бы избавить ее от этих недостатков, однако теперь я стал сомневаться в ее добродетели. Видите ли, я хорошо знаю ее дядюшку, а он известный развратник. И теперь я снова и снова думаю: девственница ли она? Не отдал ли дядя ее Ральфу Колчестеру, когда тот посещал Реймерстоунский замок?
Роланд отрицательно замотал головой.
— Нет, дядя бы защитил ее, а не отдал Колчестеру. Не сомневайтесь.
Граф недоверчиво хмыкнул. Похоже, он не хотел, чтобы его убеждали в невинности девушки.
— Я не доверяю женщинам. Они соблазняют мужчин своей красотой и скромностью, которая не что иное, как хитрость и практичность. Возможно, именно таким способом она завоевала благосклонность Колчестера. Я должен узнать это, прежде чем женюсь на ней, и я узнаю.
— Верьте мне, милорд. Девушка невинна. Ее дядюшка никогда бы не позволил Колчестеру овладеть ею. Она бы утратила свою ценность, свою репутацию, более того, опорочила доброе имя семьи. Пусть Дэймон и развратник, но глупцом его не назовешь.
Граф Клэр пожал плечами, не желая признавать правоту священника. Роланд был мрачен, когда взглянул на своего хозяина.
— Значит, милорд, вы хотите, чтобы церковь благословила ваше насилие над женщиной, до того как возьмете ее в жены. Право же, я не могу смотреть на это сквозь пальцы. Есть другой способ удовлетворить ваше любопытство. Позвольте мне спросить у нее самой. Я сумею отличить ложь от правды, ибо обладаю этим даром, и скажу вам.
— Вы поверите словам, которые слетят с ее уст, святой отец, или осмотрите ее и убедитесь сами?
Роланд чуть было не потерял дар речи от возмущения. Граф оказался таким же мерзавцем, как и Дэймон Лемарк. Неужели Эдмонд Клэр действительно считал, что слуга Божий может осмотреть женщину, чтобы убедиться в том, что она непорочна? Глядя графу прямо в глаза, он сказал как мог твердо:
— Я пойму, лжет она или нет. Роланд ждал, стиснув ферзя, пока не побелели костяшки пальцев. Наконец граф кивнул.
— Что ж, поговорите с ней прямо сейчас, святой отец. Я должен знать.
Клэр не отпустил Роланда, пока они не завершили партию. Сначала Роланд хотел наказать графа, выиграв у него в шахматы, но потом решил, что это ему не поможет. Поэтому он намеренно пожертвовал ферзем, и скоро все было окончено, — Вы хорошо играете, отец Коринтиан, но хуже меня. Я буду учить вас.
Роланд напустил на себя смиренный вид, который, по его мнению, подобал священнику, и вежливо ответил:
— Почту за честь, милорд.
Его покорность понравилась графу, и он добавил:
— А я подумаю над вашими словами. Роланд снова склонил голову. Спустя несколько минут он легко постучал в дверь спальни Дарии. Ему открыла служанка, Ина.
— Ваша госпожа у себя? Старушка кивнула.
— Это он послал вас сюда, святой отец?
— Да. Я должен поговорить с ней. Наедине. Служанка быстро взглянула на Дарию, стоявшую у нее за спиной, и вышла из спальни. Девушка поспешила ему навстречу.
— Что случилось? Мы сейчас уходим отсюда? Что…
— Тише, — шикнул он и стиснул ее руки. — Граф послал меня поговорить с вами. Он хочет убедиться в том, что вы все еще девственница.
Она непонимающе уставилась на него, и Роланд улыбнулся.
— Я знаю, не думайте больше об этом. У графа весьма необычные взгляды на то, как Бог относится к его похоти. Нам надо поговорить и как можно скорее, ибо я не сомневаюсь, что он вот-вот придет сюда узнать о результате моего допроса.
Роланд все еще держал ее руки в своих, и она чувствовала, как его жизненная сила передается ей и заставляет дрожать от предвкушения чего-то неведомого. Казалось, он тоже что-то ощутил, потому что отпустил ее руки. Сделав шаг назад, Роланд торопливо произнес:
— Я не доверяю графу. Он вожделеет вас, сказал мне, что хочет овладеть вами до свадьбы. Я пытался отговорить его, но не уверен, что слово Божье возьмет верх над его похотью, ибо он считает, что его желания и желания Господа — одно и то же. Мы покидаем Тибертон сегодня вечером. Слушайте меня, поскольку у нас мало времени.
Роланд заговорил тихо и быстро, но неожиданно дверь в спальню распахнулась, и вошел граф. Он переводил взгляд со священника на Дарию. Они стояли поодаль друг от друга и невинно беседовали, но в голосе графа прозвучало подозрение, когда он спросил:
— Ну что, святой отец, она все еще девственница?
— Да.
— Это она вам сказала?
— Ни один мужчина не дотрагивался до меня! — вскричала Дария.
— Ты женщина, а значит, прирожденная лгунья. Я хотел бы поверить вам, отец Коринтиан, но меня одолевают сомнения. Когда вы ушли, я услышал от слуг, что все женщины замка не прочь лечь с вами в постель. Признаться, до этого я видел в вас только священника. Возможно, я склонен не правильно истолковывать то, что вижу, и Бог, несомненно, покарает меня, но теперь я вижу мужчину, который находится наедине с моей невестой.
Роланд моментально принял свою самую набожную позу.
— Поверьте, ваша невеста в моих глазах лишь одно из Божьих созданий и ничего больше.
Сердце Роланда бешено колотилось. Он понял, что граф не в своем уме.
Эдмонд Клэр тяжело вздохнул. Как жаль, что ревность к бенедиктинцу возобладала над его христианскими чувствами! Он прикажет наказать плетьми человека, посмевшего непочтительно говорить об этом священнике. Но граф не мог оторвать глаз от Дарии. Ее щеки были бледны, глаза расширены. Граф понял: все, что бы она ни сказала отцу Коринтиану, больше не имело значения. Он принял решение и не сомневался, что Бог одобряет его действия.
— Я осмотрю ее сейчас, — заявил Эдмонд, направляясь к Дарии. — Вы останетесь здесь, чтобы подтвердить, что я не изнасиловал ее, святой отец.
И если она не девственна, вы также будете свидетельствовать, ибо тогда я сделаю с ней все, что захочу, поскольку желания шлюхи ничего не значат, Роланд откашлялся и строго произнес:
— Я запрещаю это, сын мой.
Граф уставился на него не веря своим ушам.
— Я хозяин здесь, отец Коринтиан, и никто, даже слуга Божий, не имеет права перечить мне, потому что мое слово — закон. Вы меня поняли? Подойдите сюда, вы будете свидетелем.
Однако Дария не собиралась сдаваться без борьбы. Она подобрала юбки и побежала от графа, но он быстро схватил ее за талию и, подняв, швырнул навзничь на кровать.
— Черт тебя побери, девчонка, лежи спокойно. — Эдмонд замахнулся, чтобы ударить ее, но, перехватив неодобрительный взгляд священника, медленно опустил руку и склонился над девушкой. — Делай, как я тебе велю, не то я изобью тебя, когда священник уйдет.
Граф говорил тихо, так, чтобы слышала только она. Девушка почувствовала его слюну на своей шее.
Он был взбешен и полон решимости исполнить задуманное.
— Милорд, пожалуйста, — взмолилась она, — не позорьте меня. Я девственница. Почему вы мне не верите? Прошу вас, пощадите.
Но граф не внял ее мольбам. Он был возбужден, и ему безумно хотелось дотронуться до нее, запустить пальцы в теплую пещерку, коснуться мягкой плоти. На лбу его каплями выступил пот от разгорающегося желания. Дария ощутила на своем животе его огромную руку с распластанными пальцами; другой рукой он стягивал с нее шерстяную юбку, в спешке дергая и распарывая ее. Холодный воздух обжег обнаженные бедра девушки, и она вскрикнула и забилась в его руках, стараясь вырваться. Широкая ладонь сжала ее колено, Дария вскрикнула снова, на сей раз от боли.
— Не сопротивляйся, и я быстро закончу.
Но она не могла заставить себя лежать, повинуясь его воле, пока он унижал ее, разглядывал и трогал. Роланд стоял рядом, вне себя от гнева и ярости. Дария подумала, что, если она не прекратит бороться с графом, Роланд нападет на него, и тогда все пропало: Роланд умрет.
И девушка решила смириться, несмотря на унижение. Закрыв глаза, она постаралась не думать о том, что он собирался с ней сделать. Смирение далось ей дорогой ценой, но она терпела, потому что ничего другого ей не оставалось. Граф взглянул на нее и хмыкнул, довольный тем, что она наконец сдалась.
Роланд все понял. Он ненавидел графа, ненавидел его руки, касавшиеся Дарии. Его затрясло от желания убить Клэра, но он знал, так же как и Дария, что, если он поддастся порыву, у них не будет шанса убежать. Роланд овладел собой и принялся молча наблюдать за происходящим. Это было для него самым трудным испытанием за всю жизнь. Лицо графа исказилось от страсти, и его шумное дыхание наполнило комнату.
Дария застонала, когда толстый палец графа проник в нее. Когда он стал продвигаться глубже, она закричала от боли. Эдмонд нахмурился, но не прекратил своего занятия, готовя ее к соитию, поскольку вознамерился овладеть ею как можно скорее, несмотря ни на что. Теперь он знал, что она девственна, и его неудержимо влекла ее нежная плоть.
Наконец ужасная пытка для девушки закончилась. Граф натянул на нее юбки и посмотрел ей в лицо.
— Она невинна, — констатировал он и тут же закричал на Дарию:
— Открой глаза, черт тебя побери! Я женюсь на тебе, и ты будешь верна и послушна мне, своему господину. Ты поняла меня, Дария? Хоть ты плоть от плоти своего распутного дядюшки, это не важно, потому что ты станешь такой, какой я захочу.
Граф поднялся и еще раз взглянул на девушку.
— Встань и приведи себя в порядок. Святой отец, вы свидетель, что она невинна. А сейчас давайте оставим ее.
Роланд кивнул и опустил глаза. Он еле сдерживался, чтобы не броситься на графа, сгоравшего от похоти.
Он избегал смотреть на Дарию, не в силах выдержать написанного на ее бледном лице страдания, но снова принужденно кивнул графу и дал ему знак выйти первым из спальни. Роланд нисколько не сомневался, что тот вернется и овладеет Дарией. Если бы не присутствие священника, отца Коринтиана, ничто не помешало бы графу изнасиловать девушку несколько минут назад. Но Эдмонд Клэр наверняка придет вечером. Значит, Роланд немедленно должен увезти Дарию из Тибертона.
Роланд все еще дрожал от гнева и возблагодарил Господа за то, что граф не обернулся к нему с каким-нибудь вопросом, иначе он бы свернул негодяю шею.
Дария сползла с кровати, подошла к двери и выглянула наружу. Граф и Роланд ушли. Она вернулась в комнату, прикрыв за собой дверь. Дверь не запиралась, и граф мог войти в любой момент. Она не знала, какой у Роланда план побега, но не сомневалась, что он придет за ней. Девушка заходила по комнате, не находя себе места от стыда и унижения. Она не сознавала, что плачет, пока Ина не проскользнула в спальню и не запричитала, увидев ее:
— Он изнасиловал вас! И этот негодник-бенедиктинец вместе с ним! Я знала, что он никакой не священник, больно уж он красивый, слишком худой и голодный. Ну да, они оба…
Дария рассвирепела и, повернувшись к служанке, закричала:
— Закрой свой рот, старая карга! Я не желаю слышать твои мерзости!
— Вот как? Значит, вы верите мне, и вам не требуется больше никаких доказательств?
Дария покачала головой, улыбаясь ему этой ослепительной, невинной и все же странной улыбкой.
— Конечно же, я верю вам. Я рада, что вы не священник.
— Почему?
Как сказать ему о том, что ее душа ликует, ибо он — мужчина из плоти и крови, человек земли, а не слуга Бога? Тогда он наверняка посчитает ее сумасшедшей.
— Вы видели мою маму? Она здорова? Вы ездили в Реймерстоунский замок?
— Да, и ваша матушка в добром здравии. Вы немного на нее похожи выражением лица. Насколько я помню, ваш отец был смуглый, как неаполитанец.
— Вы знали моего отца?
— Я встречал его в окружении короля Эдуарда. Сэр Джеймс был храбрым и преданным человеком. Жаль, что он умер так не вовремя. Эдуарду очень не хватало его на святой земле.
Дверь часовни отворилась, и снова появился граф.
— Ну что, девочка? Скажи мне правильный ответ. Дария опустила глаза и быстро проговорила:
— "Et cum spiritu tuo».
Граф удовлетворенно прикрыл глаза.
— Прекрасно. Я никогда не соглашался с тем, что женщины не способны учиться. А как считаете вы, отец Коринтиан?
Роланд снисходительно посмотрел на Дарию, как на собаку, только что хорошо выполнившую трюк, и произнес менторским тоном:
— Женщины могут научиться произносить слова на любом языке, если им дать достаточно времени на повторение, но сомнительно, чтобы они понимали их истинный смысл. Однако Господь милостиво прощает своих слабых созданий.
Граф согласно кивнул, а Дария заскрежетала зубами.
— Пойдем со мной, Дария, — продолжал граф. — Пришел портной, и ты можешь выбрать себе наряд. В конце этого месяца ты станешь моей женой, и я хочу сделать тебе подарок.
Девушка удивленно уставилась на него, а Роланд застыл в тревожном ожидании, но она ничего не сказала и покорно пошла за графом.
Когда они остались вдвоем, Дария дотронулась до рукава Эдмонда и спросила, не в силах скрыть своего недоумения:
— Вы похитили меня, милорд, чтобы жениться на мне?
Недоверие, звучавшее в ее голосе, было вполне понятно, так же как и сам вопрос, хотя он граничил с дерзостью. Но на сей раз граф решил сдержаться.
— Нет, малышка, я задумал отомстить твоему дяде, которого ненавижу больше всего на свете. Сначала я требовал в качестве выкупа твое приданое. Но ты заставила мое сердце забиться сильнее, и я передумал. К концу мая Дэймон пришлет мне своего священника и твое приданое, и мы поженимся. Тогда моя месть не настигнет его. — Он нахмурился. — Посмотрим. Может быть, я еще передумаю, потому что Дэймон Лемарк — ядовитая гадина, которую надо раздавить.
— А что вы сделаете, если он вам не подчинится? Убьете меня?
Граф замахнулся и отвесил Дарии звонкую оплеуху. Что позволяет себе эта девчонка, которая должна была стать его женой!
— Держи свой дерзкий язычок за зубами, Дария. Я сам скажу тебе то, что сочту нужным. Твое неповиновение не нравится мне и наверняка не понравится нашему Господу.
Она почувствовала ярость, но совсем не ту, что испытывала к своему дяде. Дэймон был намеренно жесток, более того, ему доставляло удовольствие истязать других, в то время как Эдмонд Клэр просто видел в ней женщину — существо, которое надо было постоянно поправлять и ругать для ее же блага. Он искренне верил в Бога, по крайней мере в того Бога, который соответствовал его собственным убеждениям и чаяниям, и считал своим долгом учить ее правильному поведению. Ее гнев остыл, и она взяла себя в руки.
Роланд слышал ее вопрос графу и видел, как тот ударил девушку. Он не вмешивался, хотя для этого ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку.
Де Турне не мог не восхититься ею в эту минуту. В Дарии угадывалось мужество, которое с годами могло окрепнуть, если у нее будет для этого хотя бы малейшая возможность. Она не плакала, не жаловалась, просто поправила одежду и стояла в гордом молчании, ожидая пока граф уйдет. «Интересно, сколько раз он бил ее во время заточения, чтобы поставить ее на место», — подумал Роланд. Надо как можно скорее увезти ее отсюда. Граф мог не только изнасиловать ее, но и покалечить в приступе гнева.
Остаток дня Роланд осматривал замок и нашел потайной выход, которым собирался воспользоваться для побега. Он узнал, что у Дарии есть служанка, но понимал, что старушку придется оставить. Если Дария станет протестовать, он… Что он сделает? Ударит ее, как Эдмонд Клэр? При этой мысли Роланд отрицательно покачал головой.
Вечером граф снова безраздельно завладел вниманием Роланда, так что у последнего не выдалось ни минутки, чтобы побеседовать с Дарией один на один. Она больше не смотрела на него так, словно он какая-то невидаль или человек, которого она уже видела раньше в другом месте или в другое время. Однако девушка избегала его взгляда, и это тревожило его.
— Меня очень занимает один вопрос, — начал граф, расставляя на доске шахматные фигуры.
Роланд сделал ход пешкой и стал молча ждать. Он узнал цену терпению и давал графу возможность заговорить первым.
— Есть ли у женщин душа? Что думают по этому поводу бенедиктинцы?
— Это спорный вопрос, как вы знаете. Даже среди бенедиктинцев по этому поводу существуют разногласия.
— Верно, верно, но как вы считаете, следует ли наказывать женщин за непослушание, за лень или отсутствие благочестия?
— Безусловно, но это обязанность мужа — наказывать.
Граф откинулся на спинку кресла, сдвинув густые брови.
— Дария почти что моя жена. Она молода, и ее характер еще окончательно не сформировался, но поскольку она унаследовала упрямство своих родичей и в ее жилах течет кровь человека, чья душа погрязла в грехе, — я говорю о ее дяде, конечно, — она становится с каждым днем все более непокорной. Ей требуется твердая мужская рука. Я хочу только направлять ее на путь истинный.
— Вы пока не женаты.
— Какое это имеет значение — жена она, служанка или шлюха, если у нее есть душа?
Роланд с силой стиснул королевского слона и медленно передвинул фигуру.
— Я полагаю, женщины — такие же Божьи создания, как и мужчины. У них те же руки, ноги, сердце и печень… Действительно, они слабее нас и телом и, возможно, духом. Но обладают и самостоятельной ценностью. Они рожают детей и защищают их всю свою жизнь, а посему вправе уповать на Божью милость, как и мужчины. В конце концов, милорд, мы же не можем производить потомство, не можем кормить грудью наших детей.
"Это Господь наградил их своими дарами, и этим дарам мы обязаны своим продолжением и тем самым своим бессмертием».
— Вы осаждаете меня пустой софистикой, святой отец, и не отвечаете на мой вопрос. Женщины не более чем сосуды для сохранения мужского семени. Я не считаю их способность к деторождению Божьим даром, поскольку они часто умирают родами. Из-за этого мужчины зря теряют время. Две жены, которые у меня были, не обладали ни честью, ни преданностью, ни силой духа. Они были слабы и телом и духом. Я никогда не видел в них ничего, кроме средства продолжения себя самого.
Роланд вспомнил Иоанну Тенесби и мог бы поклясться, что силой духа она превосходила любого мужчину. То, с какой надменностью и безжалостностью она уничтожала окружающих ее мужчин, потрясало его даже теперь, спустя шесть лет.
— Однако вы вожделеете юную Дарию, не так ли? Вы купили ей платье, так как хотели доставить ей удовольствие, потешить ее тщеславие. Но на самом деле вы тешили собственное тщеславие.
— Вы жонглируете словами, святой отец. Этот разговор о тщеславии абсурден. Что же до моего вожделения к этой девушке, стало быть, так угодно Господу. В противном случае мы не продолжали бы свой род. Так что именно наше вожделение является подлинным даром Божьим. Бог дает нам женщин, и наше право пользоваться ими, пока они могут рожать. Конечно, наша обязанность не оставлять их чрево бесплодным.
Роланд улыбнулся и, переставляя фигуру на доске, небрежно заметил:
— Вы умелый спорщик, милорд. Из вас получился бы хороший епископ.
Он вдруг увидел, что своим ходом поставил графа в трудное положение на доске. Но Эдмонду Клэру важнее было высказать собственные взгляды. Он потянул себя за ухо, откашлялся и произнес запинаясь:
— Есть еще один вопрос, отец Коринтиан. Он уже несколько недель не дает мне покоя. Как я сказал, Дария молода, но я нахожу ее чрезвычайно легкомысленной, своенравной и тщеславной. Я мог бы избавить ее от этих недостатков, однако теперь я стал сомневаться в ее добродетели. Видите ли, я хорошо знаю ее дядюшку, а он известный развратник. И теперь я снова и снова думаю: девственница ли она? Не отдал ли дядя ее Ральфу Колчестеру, когда тот посещал Реймерстоунский замок?
Роланд отрицательно замотал головой.
— Нет, дядя бы защитил ее, а не отдал Колчестеру. Не сомневайтесь.
Граф недоверчиво хмыкнул. Похоже, он не хотел, чтобы его убеждали в невинности девушки.
— Я не доверяю женщинам. Они соблазняют мужчин своей красотой и скромностью, которая не что иное, как хитрость и практичность. Возможно, именно таким способом она завоевала благосклонность Колчестера. Я должен узнать это, прежде чем женюсь на ней, и я узнаю.
— Верьте мне, милорд. Девушка невинна. Ее дядюшка никогда бы не позволил Колчестеру овладеть ею. Она бы утратила свою ценность, свою репутацию, более того, опорочила доброе имя семьи. Пусть Дэймон и развратник, но глупцом его не назовешь.
Граф Клэр пожал плечами, не желая признавать правоту священника. Роланд был мрачен, когда взглянул на своего хозяина.
— Значит, милорд, вы хотите, чтобы церковь благословила ваше насилие над женщиной, до того как возьмете ее в жены. Право же, я не могу смотреть на это сквозь пальцы. Есть другой способ удовлетворить ваше любопытство. Позвольте мне спросить у нее самой. Я сумею отличить ложь от правды, ибо обладаю этим даром, и скажу вам.
— Вы поверите словам, которые слетят с ее уст, святой отец, или осмотрите ее и убедитесь сами?
Роланд чуть было не потерял дар речи от возмущения. Граф оказался таким же мерзавцем, как и Дэймон Лемарк. Неужели Эдмонд Клэр действительно считал, что слуга Божий может осмотреть женщину, чтобы убедиться в том, что она непорочна? Глядя графу прямо в глаза, он сказал как мог твердо:
— Я пойму, лжет она или нет. Роланд ждал, стиснув ферзя, пока не побелели костяшки пальцев. Наконец граф кивнул.
— Что ж, поговорите с ней прямо сейчас, святой отец. Я должен знать.
Клэр не отпустил Роланда, пока они не завершили партию. Сначала Роланд хотел наказать графа, выиграв у него в шахматы, но потом решил, что это ему не поможет. Поэтому он намеренно пожертвовал ферзем, и скоро все было окончено, — Вы хорошо играете, отец Коринтиан, но хуже меня. Я буду учить вас.
Роланд напустил на себя смиренный вид, который, по его мнению, подобал священнику, и вежливо ответил:
— Почту за честь, милорд.
Его покорность понравилась графу, и он добавил:
— А я подумаю над вашими словами. Роланд снова склонил голову. Спустя несколько минут он легко постучал в дверь спальни Дарии. Ему открыла служанка, Ина.
— Ваша госпожа у себя? Старушка кивнула.
— Это он послал вас сюда, святой отец?
— Да. Я должен поговорить с ней. Наедине. Служанка быстро взглянула на Дарию, стоявшую у нее за спиной, и вышла из спальни. Девушка поспешила ему навстречу.
— Что случилось? Мы сейчас уходим отсюда? Что…
— Тише, — шикнул он и стиснул ее руки. — Граф послал меня поговорить с вами. Он хочет убедиться в том, что вы все еще девственница.
Она непонимающе уставилась на него, и Роланд улыбнулся.
— Я знаю, не думайте больше об этом. У графа весьма необычные взгляды на то, как Бог относится к его похоти. Нам надо поговорить и как можно скорее, ибо я не сомневаюсь, что он вот-вот придет сюда узнать о результате моего допроса.
Роланд все еще держал ее руки в своих, и она чувствовала, как его жизненная сила передается ей и заставляет дрожать от предвкушения чего-то неведомого. Казалось, он тоже что-то ощутил, потому что отпустил ее руки. Сделав шаг назад, Роланд торопливо произнес:
— Я не доверяю графу. Он вожделеет вас, сказал мне, что хочет овладеть вами до свадьбы. Я пытался отговорить его, но не уверен, что слово Божье возьмет верх над его похотью, ибо он считает, что его желания и желания Господа — одно и то же. Мы покидаем Тибертон сегодня вечером. Слушайте меня, поскольку у нас мало времени.
Роланд заговорил тихо и быстро, но неожиданно дверь в спальню распахнулась, и вошел граф. Он переводил взгляд со священника на Дарию. Они стояли поодаль друг от друга и невинно беседовали, но в голосе графа прозвучало подозрение, когда он спросил:
— Ну что, святой отец, она все еще девственница?
— Да.
— Это она вам сказала?
— Ни один мужчина не дотрагивался до меня! — вскричала Дария.
— Ты женщина, а значит, прирожденная лгунья. Я хотел бы поверить вам, отец Коринтиан, но меня одолевают сомнения. Когда вы ушли, я услышал от слуг, что все женщины замка не прочь лечь с вами в постель. Признаться, до этого я видел в вас только священника. Возможно, я склонен не правильно истолковывать то, что вижу, и Бог, несомненно, покарает меня, но теперь я вижу мужчину, который находится наедине с моей невестой.
Роланд моментально принял свою самую набожную позу.
— Поверьте, ваша невеста в моих глазах лишь одно из Божьих созданий и ничего больше.
Сердце Роланда бешено колотилось. Он понял, что граф не в своем уме.
Эдмонд Клэр тяжело вздохнул. Как жаль, что ревность к бенедиктинцу возобладала над его христианскими чувствами! Он прикажет наказать плетьми человека, посмевшего непочтительно говорить об этом священнике. Но граф не мог оторвать глаз от Дарии. Ее щеки были бледны, глаза расширены. Граф понял: все, что бы она ни сказала отцу Коринтиану, больше не имело значения. Он принял решение и не сомневался, что Бог одобряет его действия.
— Я осмотрю ее сейчас, — заявил Эдмонд, направляясь к Дарии. — Вы останетесь здесь, чтобы подтвердить, что я не изнасиловал ее, святой отец.
И если она не девственна, вы также будете свидетельствовать, ибо тогда я сделаю с ней все, что захочу, поскольку желания шлюхи ничего не значат, Роланд откашлялся и строго произнес:
— Я запрещаю это, сын мой.
Граф уставился на него не веря своим ушам.
— Я хозяин здесь, отец Коринтиан, и никто, даже слуга Божий, не имеет права перечить мне, потому что мое слово — закон. Вы меня поняли? Подойдите сюда, вы будете свидетелем.
Однако Дария не собиралась сдаваться без борьбы. Она подобрала юбки и побежала от графа, но он быстро схватил ее за талию и, подняв, швырнул навзничь на кровать.
— Черт тебя побери, девчонка, лежи спокойно. — Эдмонд замахнулся, чтобы ударить ее, но, перехватив неодобрительный взгляд священника, медленно опустил руку и склонился над девушкой. — Делай, как я тебе велю, не то я изобью тебя, когда священник уйдет.
Граф говорил тихо, так, чтобы слышала только она. Девушка почувствовала его слюну на своей шее.
Он был взбешен и полон решимости исполнить задуманное.
— Милорд, пожалуйста, — взмолилась она, — не позорьте меня. Я девственница. Почему вы мне не верите? Прошу вас, пощадите.
Но граф не внял ее мольбам. Он был возбужден, и ему безумно хотелось дотронуться до нее, запустить пальцы в теплую пещерку, коснуться мягкой плоти. На лбу его каплями выступил пот от разгорающегося желания. Дария ощутила на своем животе его огромную руку с распластанными пальцами; другой рукой он стягивал с нее шерстяную юбку, в спешке дергая и распарывая ее. Холодный воздух обжег обнаженные бедра девушки, и она вскрикнула и забилась в его руках, стараясь вырваться. Широкая ладонь сжала ее колено, Дария вскрикнула снова, на сей раз от боли.
— Не сопротивляйся, и я быстро закончу.
Но она не могла заставить себя лежать, повинуясь его воле, пока он унижал ее, разглядывал и трогал. Роланд стоял рядом, вне себя от гнева и ярости. Дария подумала, что, если она не прекратит бороться с графом, Роланд нападет на него, и тогда все пропало: Роланд умрет.
И девушка решила смириться, несмотря на унижение. Закрыв глаза, она постаралась не думать о том, что он собирался с ней сделать. Смирение далось ей дорогой ценой, но она терпела, потому что ничего другого ей не оставалось. Граф взглянул на нее и хмыкнул, довольный тем, что она наконец сдалась.
Роланд все понял. Он ненавидел графа, ненавидел его руки, касавшиеся Дарии. Его затрясло от желания убить Клэра, но он знал, так же как и Дария, что, если он поддастся порыву, у них не будет шанса убежать. Роланд овладел собой и принялся молча наблюдать за происходящим. Это было для него самым трудным испытанием за всю жизнь. Лицо графа исказилось от страсти, и его шумное дыхание наполнило комнату.
Дария застонала, когда толстый палец графа проник в нее. Когда он стал продвигаться глубже, она закричала от боли. Эдмонд нахмурился, но не прекратил своего занятия, готовя ее к соитию, поскольку вознамерился овладеть ею как можно скорее, несмотря ни на что. Теперь он знал, что она девственна, и его неудержимо влекла ее нежная плоть.
Наконец ужасная пытка для девушки закончилась. Граф натянул на нее юбки и посмотрел ей в лицо.
— Она невинна, — констатировал он и тут же закричал на Дарию:
— Открой глаза, черт тебя побери! Я женюсь на тебе, и ты будешь верна и послушна мне, своему господину. Ты поняла меня, Дария? Хоть ты плоть от плоти своего распутного дядюшки, это не важно, потому что ты станешь такой, какой я захочу.
Граф поднялся и еще раз взглянул на девушку.
— Встань и приведи себя в порядок. Святой отец, вы свидетель, что она невинна. А сейчас давайте оставим ее.
Роланд кивнул и опустил глаза. Он еле сдерживался, чтобы не броситься на графа, сгоравшего от похоти.
Он избегал смотреть на Дарию, не в силах выдержать написанного на ее бледном лице страдания, но снова принужденно кивнул графу и дал ему знак выйти первым из спальни. Роланд нисколько не сомневался, что тот вернется и овладеет Дарией. Если бы не присутствие священника, отца Коринтиана, ничто не помешало бы графу изнасиловать девушку несколько минут назад. Но Эдмонд Клэр наверняка придет вечером. Значит, Роланд немедленно должен увезти Дарию из Тибертона.
Роланд все еще дрожал от гнева и возблагодарил Господа за то, что граф не обернулся к нему с каким-нибудь вопросом, иначе он бы свернул негодяю шею.
Дария сползла с кровати, подошла к двери и выглянула наружу. Граф и Роланд ушли. Она вернулась в комнату, прикрыв за собой дверь. Дверь не запиралась, и граф мог войти в любой момент. Она не знала, какой у Роланда план побега, но не сомневалась, что он придет за ней. Девушка заходила по комнате, не находя себе места от стыда и унижения. Она не сознавала, что плачет, пока Ина не проскользнула в спальню и не запричитала, увидев ее:
— Он изнасиловал вас! И этот негодник-бенедиктинец вместе с ним! Я знала, что он никакой не священник, больно уж он красивый, слишком худой и голодный. Ну да, они оба…
Дария рассвирепела и, повернувшись к служанке, закричала:
— Закрой свой рот, старая карга! Я не желаю слышать твои мерзости!