В следующее мгновение Ивану стало жарко. Били молча, быстро и жестоко. Несколько раз его жизнь висела буквально на волоске. Подстегнутые смертельной опасностью нервы взвыли, чувства обострились, и обломок скорее почувствовал, чем услышал хриплый рев: «Наземь!» Не теряя ни мгновения на раздумья, он рухнул ничком. В ту же секунду один из ночных убийц взревел, прогнулся и начал падать. Из его спины торчал метательный диск, а на ступенях бассейна стоял мрачный Кастор и нервно кривил губы. «Номер три», даром что был пьян, сообразил нащупать ногами фрезу на дне бассейна. Чтобы понять, что это такое, ему хватило доли секунды.
   Последний убийца выставил вперед руку, сложился и перекатился через нее, встав на колено. Холодная улыбка оживила каменное лицо. Еще кувырок, несколько быстрых семенящих шагов – и он исчез в зарослях, покачав на прощание головой. С минуту Иван, готовый ко всему, напряженно вглядывался в темноту зарослей, но сюрпризы, похоже, кончились.
   – Выходи, одевайся. – Он сделал Кастору приглашающий жест, и тот, покачиваясь, вылез из воды.
   – Таки они были правы. – Иван кивнул в сторону деревьев, куда скрылся самый удачливый из нападавших. – Если бы утром люди нашли тебя лицом в воде, а рядом бутылку, многие поняли бы, что винопитие и вода несовместимы.
   Кастор не ответил. Его трясло, но Иван не мог понять отчего: то ли от пережитой опасности, то ли от злости. Скорее от злости, «третий номер» несколько раз не попал в рукав сорочки и едва не порвал ее в чувствах.
   – Ты кто? – хрипло вопросил Кастор и подошел вплотную. – Мне кажется, я тебя знаю.
   – Трудно не заметить меня за две недели, – буркнул Иван. – Считай для собственного спокойствия ходячим талисманом. – Он присел возле тела нападавшего, вырвал из спины фрезу. – Итак, задача: имеются два трупа, что с ними делать?
   Кастор огляделся по сторонам, почесал лоб, пожал плечами.
   – Может быть, в колодец влюбленных? – предложил Иван.
 
Совет да любовь
 
   В скальной части недалеко от купальни имелась узкая расщелина, уходившая вниз настолько глубоко, что оттуда не возвращался свет. Любопытные бросали вниз факелы, дабы потешить свой пытливый дух. Огонь гас, особо чуткие утверждали, что слышали при этом всплеск воды.
   Как гласила легенда, в стародавние времена в этих местах стояло поселение. И вот один юноша полюбил девушку или наоборот, однако, воспылав друг к другу сильными чувствами, они стали поговаривать о свадьбе. Но не тут-то было. Обе семьи воспротивились решению молодых и отказали в благословении. Более того, и для юноши и для девушки у предусмотрительных родителей уже давно имелась другая партия. Тогда молодые решили бежать. Но куда уйдешь с плато от конной погони, если вниз, в долину, ведет единственная дорога, прямая как нить? Тогда-то влюбленные и вспомнили о скальной расщелине, что, по слухам, вела сквозь гору и заканчивалась небольшой пещерой в море. И они решили спуститься в эту расщелину по веревке. Веревка была длинная, чрезвычайно длинная, но хватило ли ее молодым – об этом гадало все поселение, утром высыпавшее из домов к расщелине. Проверять не полез никто. Отцы семейств мрачно посмотрели друг на друга, вдвоем заперлись в трактире и долго оттуда не выходили, породив среди односельчан самые нелепые предположения. Наконец оба появились в три кувшина пьяные, запанибратски обнялись на виду у всех, и поселение ахнуло, когда главы семейств объявили свое решение.
   Сам Фанес всеблагой повелел сочетать два семейства узами родства, и противиться Божьей воле не с руки простым смертным. Воспротивились уж разок, хватит! Детей только потеряли. Посему быть так: коль не получилось со старшими детьми, породниться младшими. Все селение кричало, восторгаясь мудростью глав семейств, только младшие дети от ужаса были ни живы ни мертвы. Что сложилось у старших, не повторилось в младших. Брат, потерявший в расщелине старшую сестру, с малых лет на дух не переносил сверстницу, чей старший брат нашел под скалами то ли свободу, то ли страшный конец. Невольно обрученные лишь с ненавистью посмотрели Друг на друга и отвернулись. У каждого из них имелась своя тайная любовь сердца, и решение родителей похоронило мечты о счастливой жизни уже четверых.
   Сыграли пышную свадьбу, отгремели сельские торжества, вино лилось рекой, даруя усладу языку и веселье душе, но молодые не казались счастливыми. Угрюмо смотрели каждый в свою сторону и даже за руки не взялись. Казалось бы, жизнь проживай да счастье наживай, но не заладилось у молодоженов. Пошли у них скандалы, ругань, и однажды глубокой ночью селение взбудоражил громкий женский крик, и не иначе – с ним вместе вылетела душа. Оказалось, что уже далеко за полночь какая-то безумица, истерично хохоча, пробежала по улице, а затем ее смех резко оборвался где-то возле расщелины. Люди с факелами высыпали из домов, их взгляду предстала страшная картина: у расщелины стоял молодой человек и мрачно таращился в темную, бездонную яму.
   – Сорвалась, дура.
   – Что произошло, где твоя жена? – вопросил староста юношу.
   – Там. – Молодой человек показал вниз.
   – Упала?
   – Бросилась.
   – Почему? Ты с нею плохо обращался?
   – Я не любил ее. Она меня тоже.
   – Убийца! – вскричал отец девушки. – Это ты виноват в ее смерти! Люди, хватайте его! Ему не место среди нас! Казнить негодяя!
   – Казнить? – усмехнулся юноша. – Я с радостью сам убегу от такой жизни!
   Швырнул факел в толпу и шагнул следом за постылой женой…
 
One way ticket
 
   – Не верю я в эти сказки. – Под весом трупа Кастор пыхтел и отдувался. – Готов биться об заклад, парень с девчонкой нарочно оставили веревку у расщелины, чтобы все думали, что они в трещине. А сами преспокойно удрали по дороге.
   В противоположной части плато запускали гигантские воздушные шары, украшенные узорами из люминесцентного мха, и, по счастью, почти все отдыхающие были там. Редко-редко кто-то попадался на дорожках. Обломок с Кастором тут же ныряли в заросли, благо недостатка в растительности не было.
   – Ну не знаю. – Иван тащил на плечах того из убитых, кто был помассивнее. – Женщина и без того существо тяжелое, нелюбимая – вовсе беда.
   – Очень уж ты вовремя появился, – бурчал Кастор. – До того вовремя, аж подозрительно делается. Ты кто?
   – Говорил уже – твой талисман. Пришли.
   Упреждающая табличка выросла на пути Ивана и Кастора. Расщелина вызмеилась под ногами метра на полтора. Узкая, черная, зловещая.
   – Я первый, – прошептал Иван.
   Заправил голову и плечи трупа в щель, слегка подтолкнул, и трещина поглотила тело.
   – Теперь ты.
   Кастор действовал на удивление оборотисто. Второй труп также исчез в расщелине.
   – Эти двое встретятся там со своей судьбой, – прошептал Кастор. – Слышал? Мне показалось или там, внизу, действительно булькнуло?
   – Нет, не слышал. – Иван отряхнул руки. – Мы тоже встретимся со своей судьбой. Чуть позже. И, наверное, не в этой расщелине.
   – По крайней мере, для меня ты эту встречу отсрочил. Кто ты? Следил за мной?
   Иван вздохнул, снял шляпу и парик. Кастор секунду вглядывался в его лицо, а когда узнал, аж попятился.
   – Ну все, допился! Ты ли это, Иван?
   – Я.
   – То-то мне несколько раз казалось, что это ты! Но я всякий раз спрашивал себя, что этому одиночке и затворнику здесь делать? Ответа не было.
   – Ну дружище, ты не прав! Я нахожу отдых здесь весьма интересным! Аттракцион «поиграй со смертью». Что может быть забавней?
   – Так все же ты следил за мной?
   – Да. С тех пор как узнал, что меч над твоей головой уже занесен.
   – Представляешь, эти подонки предложили…
   – Знаю, Кастор. – Иван покачал головой. – Это и внушает опасения. Могут попытаться еще. Не получится с нами – переключатся на наших близких. В средствах они не стесняются. А мы даже не представляем, кто пытается прибрать нас к рукам.
   – Подпольный тотализатор. – Кастор произносил слова глухо, по одному. – Они делают ставки на исход наших поединков с торгами. Можно себе представить, сколько денег получит тот, кто в нужный момент поставит на горга!
   – И чем выше имяхранитель в табели о рангах, тем больше можно выиграть от его поражения.
   – Иван, они подбираются к тебе!
   Обломок несколько мгновений смотрел в расщелину, затем скривился и плюнул в бездну.
 
Маска, я вас не знаю
 
   – Что с твоим лицом?
   – Упал.
   – Несколько раз подряд?
   – Аглаюшка, бабскую недалекость ты играешь превосходно! Прекрасно знаешь, что я подрался, но все равно делаешь вид, что не догадываешься.
   Аглая долгим взглядом посмотрела на имяхранителя, без необходимости поправила платье.
   – Иван… завтра мы уезжаем. Две недели пролетели совершенно незаметно. Доволен ли мною?
   – Более чем. – Обломок поморщился. – Ипполите я дам о тебе самые лестные отзывы.
   – Не это меня интересует. Доволен ли ты мною?
   – О да. – Иван усмехнулся, нахлынули недавние воспоминания. – Синяя Борода очень доволен!
   – Но, клянусь, он кое-чего не знает!
   – Чего?
   – Синяя Борода в полной мере вкусил умение храмовой Цапли, но он даже не догадывается, какой бывает Цапля без него.
   – Ты хочешь мне что-то показать?
   – Да. Сегодня ночью я буду просто Аглаей. Сладеньких храмовых штучек ты не увидишь и познаешь меня такой, какой мне хочется быть!
   Иван пожевал губу. Аглая говорила серьезные вещи с несерьезным выражением лица – улыбалась, прятала глаза и теребила кончик пеплума.
   – У меня такое чувство, будто я пропустил почти весь спектакль и попал лишь на финальный акт. И, кажется, очень многого не видел.
   – Ты действительно смотрел, но не видел. Не видел девушки за спинами Софии и Феодоры, не замечал меня за делами и уж конечно не смотрел по сторонам. Я не лезла на глаза, всегда стояла с краю, но сейчас я воспользуюсь своим положением. Буду такой, какая есть. Не гетера, а просто глупая Аглая. И клянусь, тебе не будет пощады!
   – Пощады? – Обломок усмехнулся. – Не больно-то и хотелось.
 
   Занавес!
   Иван вернулся не в Гелиополис, а в Акриотерм. В доме покойного мастера Просто хорошо думалось, а крепко призадуматься сейчас ой как стоило. Торговцы удачей не оставят имяхранителей в покое. В последнюю ночь на водах удалось отбить их удар. Но провести всю жизнь в тревожном ожидании, переживать не за себя, но за близких – просто невыносимо. Эдак можно приобрести нервное расстройство. Опять придется Карла Густава вызывать на подмогу. Разумеется, можно принять их условия, но кем после этого себя будешь чувствовать? Как станешь смотреть в глаза людям, которые доверили тебе самое ценное? Когда речь идет о жизни и смерти, цена ошибки становится особенно высокой.
   Иван тянул мадеру, смотрел на закатное солнце через «второй свет» и вспоминал. Да, умение храмовой Цапли штука неоспоримая, но неподдельная горячность и истинные чувства тоже чего-то стоят. И почему-то ему больше не хотелось от Аглаи храмовых чудес. Ох и горяча девчонка! Так всегда. Как говаривал старик Просто: «Все равновесно в этом лучшем из миров!» С умением уходит душа, но иногда она возвращается – и тогда становится жарко! И когда жар уходит, легче не становится…
   Иван сошел с поезда раньше, Аглая уехала дальше в Гелиополис и даже глаз не подняла, прощаясь. Просто погладила по руке.
   До полной луны оставалось три дня. Утром обломок покинул дом старика Просто, заказал экипаж и отправился в Гелиополис. Довольно прятаться за спины вторых и третьих номеров. Пора выйти на сцену имяхранителю номер один и встретиться с врагом лицом к лицу.
 
На том же месте в тот же час
 
   – Барма, старина, здравствуй!
   – Какие люди пожаловали! Ребята, поглядите, кто к нам пришел!
   – Ого, отец-основатель! Обломок с самыми острыми гранями! Эй, муж великий, ты разучился точить бритву? – Имяхранители приветствовали Ивана по-настоящему тепло.
   В рабочем кабинете секретаря шел горячий спор, обломок явился в самый его разгар. Пожимая руки, хлопая по плечам и получая ответные тумаки, он мало-помалу продвигался к секретарскому столу.
   – Ребята, потише! Того и гляди, подеретесь!
   – Иван, ты не представляешь, что тут было! – Барма закатил глаза. – Все с ног сбились, тебя ищут.
   – Кто это – все?
   – Ну во-первых, полиция. Комиссар Диогенус, сыскной бык, не признающий преград. Заявляет, что ты ему крайне необходим. Обещает устроить гору неприятностей, если выяснится, что это мы тебя прячем. Во-вторых, еще какой-то тип тут ошивался. Славный внешне, но… неприятный. Ищейка. Тоже про тебя выпытывал.
   – Чего хотел?
   – Не сказал. Записку тебе передал на тот случай, если явишься до полной луны.
   – Давай.
   Барма передал ему небольшой конверт, помялся.
   – Рассказывай, что еще?
   – Они вышли на Лайморанжа.
   – Он жив? Прах их забери, но парня же охраняла полиция!
   – Жив, жив, с ним они просто беседовали. Переслали линзу и посредством ее устроили переговоры. Полиция даже не знала.
   – Предложили сдавать поединки?
   – Ты откуда знаешь?
   – Знаю.
   Все имяхранители на мгновение умолкли. Уставились на Ивана, потом их прорвало. Заговорили разом.
   – И что нам прикажешь делать? Соглашаться? У нас семьи, дети! Уйти? Но куда? В егеря? Заводчиками волков?
   – Тихо! – Иван, призывая к тишине, поднял руки. – Дайте хоть записку прочитать! «…Эв Иван, необходимо срочно встретиться, дабы обсудить интересующий нас предмет. Дело может оказаться чрезвычайно выгодным для нас обоих. Надеюсь, к моему призыву отнесетесь с пониманием. О времени и месте встречи вас известят особо. С уважением, Н.».
   – Иван, не ходи. – Барма покачал головой. – Все, что угодно, только не это!
   – Не ходи! – наперебой загалдели имяхранители. – Как пить дать, ловушка!
   – Пойду! – Иван упрямо тряхнул головой. – Теперь-то уж точно пойду. Даже не уговаривайте. Послушайте-ка лучше, как я Кастора стерег! – И он принялся рассказывать о своих приключениях в «Жарком полдне», умолчав лишь о том, что не касалось непосредственно присмотра за коллегой.
   – Через три дня полная луна, – с тревогой бросил на прощание Барма. – Всего ничего. А ну как скажут: ты сдай поединок, а ты непременно выиграй? Не хочешь спросить, кто делает ставки в этих игрищах?
   Иван многозначительно посмотрел на секретаря и остальных имяхранителей. Убивая своего первого торга, он невольно протоптал дорожку, по которой вслед за ним потянулись крепкие и бесстрашные люди. Все они действовали на свой страх и риск, но беспомощность человека, отчаянно идущего на хищника, угнетала как ничто иное.
   – Да, полная луна через три дня, но за это время многое может случиться. Следите за газетами. – Иван попрощался и вышел, оставив коллегам чувство неясной надежды.
   Имяхранители молчали. Наконец Барма громко крякнул и, прочистив горло, зычно заорал на весь кабинет, подражая крупье в казино:
   – Принимаются ставки на исход дела! Ставлю сотню на Ивана!
   Стены кабинета едва в пыль не осели от оглушительного хохота десятка здоровенных мужчин. По крайней мере, стекла задрожали точно.
   – И от меня сотка на Ивана!
   – И я ставлю на Ивана… И я… И я…
   – Ты гляди, ни одного против! – расхохотался секретарь, глядя на ворох декартов на столе. – А знаете что? Закатим веселую пирушку после полнолуния, раз такое дело!
   – Закатим!
 
Заходите к нам на огонек
 
   Выйдя из дверей гильдии, Иван свистнул извозчика, назвал адрес и погрузился в размышления. Кто скрывается за таинственной буквой Н.? «Некто»? Или «Неизвестность»? Как велика его армия? Заметили в ней потерю двух боевых единиц или она настолько многолюдна, что тех двоих никто не хватился?
   – Куда мы едем? – Иван высунулся из окна кареты и крикнул извозчику: – Ты заблудился, отец!
   Возница оглянулся, щербато улыбнулся обломку… и свет померк перед глазами Ивана, будто прикрутили газовый рожок.
   – …Иван, очнитесь! Проспите все на свете!
   Голос донесся, словно издалека. Слабый и блеклый, будто прошедший десять слоев плотной ваты. Иван с трудом открыл глаза, обнаружил вокруг незнакомую обстановку, рывком вздернул себя на ноги, но… тут же рухнул обратно. Голова закружилась. Какой-то человек с глубоко посаженными глазами навис над Иваном и участливо смотрел, склонив голову набок.
   – Ну очнитесь, полно разлеживаться. Выпейте-ка, это поможет.
   К губам приложили бутыль, и обломок парой судорожных глотков осушил ее. Вкус ягод, кажется ежевики. Стало полегче, даже веки не казались больше неподъемными.
   Человек в темном одеянии вернулся за стол, а Иван кое-как уселся на диване. Тело слушалось плохо. К горлу подступала тошнота.
   – Это я вас пригласил. Помните записку: «О времени и месте встречи вас известят особо»? Настало время, и вы в нужном месте. Поговорим?
   Иван кивнул, однако говорить ему совершенно не хотелось.
   – Вы у меня в гостях. Надеюсь, вам удобно. Не ломайте голову над тем, почему вас разморило в карете – это был выстрел из духового ружья. Парализующий яд. Очень действенно, но несмертельно.
   Иван огляделся. Мало-помалу силы возвращались в онемевшее тело, но чересчур, чересчур медленно. Может быть, стоит крутить головой энергичней, рискуя заблевать диван?
   По прихоти хозяина потолки помещения были обильно украшены лепниной, мебель вызолочена до немыслимых пределов, ножки стола и стульев увиты резными завитушками и цветами. Стены задрапированы коричневым шелком с лилиями, шитыми золотом; газовые рожки на стенах держали золотые атланты в локоть величиной. Картины на стенах были под стать прочей обстановке, щеголяя пестротой изображений и неимоверно пышными багетами.
   – Ваш взгляд о многом говорит. Нравится?
   – Просто без ума от ампира и барокко! Обожаю пышность и золото! – съязвил Иван.
   – Что выдает в вас утонченную персону! – довольно улыбаясь, изрек хозяин, по-видимому не уловив иронии в словах гостя. – Не буду томить, я пригласил вас для чрезвычайно важного разговора. Скажите, Иван, что для вас неудача?
   – Неудача – дура, – отреагировал обломок. – И, как все дуры, неистребима.
   – Совершенно с вами согласен! Увы, не мы главенствуем над неудачами, а они над нами. Сами выбирают момент, когда нагрянуть и застать врасплох.
   «Если от неудач никто не застрахован, давайте станем хозяевами своих провалов. Пусть они случаются не тогда, когда укажет слепая судьба, а когда захотим мы. Обманем судьбу», – вспомнил Иван; он даже не думал, что запомнил всю эту чушь.
   – Наконец-то нашелся человек, который меня понимает! Мы одинаково мыслим, поэтому обойдемся без дискуссий. Каждый должен испытать тяжесть провала, даже вы. Я укажу для вас несчастливый день, Иван. Вам, должно быть, неприятно думать, что вами командуют… Поэтому просто считайте меня своим астрологом. А в делах лунного свойства нас, астрологов, нужно слушаться.
   Из глубины глазниц на Ивана внимательно посмотрели черные глаза, проницательные, как сто Цапель сразу.
   Тонкий нос, высокий лоб, слегка тяжеловатая челюсть – хозяин чем-то походил на чернокнижника, как представлял их себе Иван. Темные, прилизанные волосы лезли на глаза, и чернокнижник время от времени каким-то птичьим движением головы отбрасывал их назад. Но не это приковало к себе внимание Ивана. Имя. Чернокнижник обладал Именем. Волосы ярко блестели на концах, и оттого казалось, что на срезах горят огоньки вроде огней Эльма. Полноименный. Только этого не хватало.
   – Послушайте, чернокнижник, – сказал Иван и забросил ногу на ногу. Мутило его значительно меньше, а значит, пришло время принимать позу гордую и непреклонную. Моллюск не может быть равным собеседником для акулы. Зато касатка… – Шутки шутками, но не лезьте не в свое дело. Не злите природу, не прикрывайтесь ее именем. Ну зачем вам столько денег? С собой на Погребальный заберете? Кстати, до сих пор не знаю, кто вы.
   – Мы сбрасываем овечьи шкуры и предстаем друг перед другом в обличье волков, – усмехнулся псевдоастролог. – Зовите меня Немезис.
   – О! Возомнили себя карающим богом, подобно Немезиде? Впрочем, можете не отвечать. К чему вы затеяли эту возню вокруг имяхранителей, Немезис? Неужели причиной только деньги?
   – Только деньги я делал на бегах и на спортивных состязаниях. Это уже неинтересно. Вы сами подсказали мне, где брать истинный накал страстей. Схватки с торгами! Вот кладезь непредсказуемости! А то, что на кону каждый раз Имя творца… как это будоражит! – Немезис покачал головой. – Непредсказуемость… И лишь вы стабильны как скала! Вы нужны мне гораздо больше, чем остальные. Больше, чем эти неудачники, которые проигрывают чаще, чем следует. С вами исход будет по-настоящему непредсказуемым. Для всех, кроме меня.
   – Так объектом вашей охоты был я? Стоик, Урсус, Кастор – все это лишь для того, чтобы образумить меня?
   – В основном. Впрочем, двух последних я также со временем пристрою к делу. А вот со Стоиком мои люди явно перестарались, я не ставил задачи убрать его. Зато его смерть стала отличной иллюстрацией того, что я предельно серьезен. Вы убедились, что мои интересы не поле для шуток. На вас готовы ставить большие деньги, Иван. Неимоверно большие деньги… и время от времени вы станете проигрывать. Когда вашему личному астрологу укажут звезды. Договорились?
   – А если я скажу «нет»?
   – Вам немедленно докажут, что «нет» – глупое, нелепое, мерзкое слово. – Немезис взял со стола колокольчик и позвонил.
   Дверь открылась, и вошел… Иван даже не предполагал, что бывают такие существа, считал рассказы о них слухами и побасенками. Пузатый коротышка с козлиной бородой, волосатый, как меховая волынка, громко стуча каблуками, прошествовал через всю комнату к столу. Обломок чудом не потерял дар речи. Нет, не каблуками стучал жизнерадостный толстяк, а копытцами. Всамделишными копытцами, лакированными и раздвоенными, как у козла. Нелепая панама сбилась набок и не падала лишь потому, что держалась на рожках, торчавших из обметанных зеленой тесьмой проушин. Сатир положил на стол Немезису какой-то конверт.
   – Вот веское доказательство того, что «нет» – отвратительное слово, и сейчас вы со мной согласитесь. – Чернокнижник вынул из конверта несколько фотографий, полюбовался ими и через сатира передал Ивану.
   Обломок с тяжелым чувством принял фотографии. Снимки были не вполне четкими, но ошибиться в том, что на них изображено, было невозможным. Вот Иван в гостях у Стоика, оба сидят за столом и весело о чем-то беседуют. На столе стоит та самая бутылка вина, которую обнаружила полиция наутро после убийства. Вот Иван с улыбкой, бесспорно позируя для линзы, держит нож, который торчит в спине Стоика. Тот, всплеснув руками, валится вперед. Вот, сидя на корточках рядом с трупом Стоика и по-прежнему улыбаясь, Иван замер перед линзой – одна рука сжимает рукоять ножа, вторая держит бокал с вином.
   – Это далеко не все. Расмус, линзу, пожалуйста.
   Сатир взял со стола Немезиса линзу и встал перед Иваном. Линза ожила. Обломок до рези в глазах вглядывался в ее мерцающее нутро и видел… Идет человек, очень большой человек, в котором Иван без колебаний признал Урсуса. Его кто-то окликает, линза наплывает, делая изображение больше и четче. Это Иван. Он подходит к Урсусу, оглядывается на снимающую линзу, улыбается, позволяя запечатлеть свое лицо в мельчайших подробностях, и наотмашь бьет Октита чем-то тяжелым. Урсуса спасает лишь неимоверное здоровье и чутье. Он успевает заслониться и даже навязать какую-то борьбу, но удар в голову потрясает здоровяка. Тяжелая палка продолжает подниматься и опускаться. Наконец Урсус падает и больше не двигается.
   – Глядите-ка, дем Октит оказался крепким орешком! Даже вам не по зубам. Может быть, кофе?
   Иван бездумно кивнул. Из головы не шла удовлетворенная улыбка Ивана из линзы, с которой тот избивал Урсуса.
   Однако, когда открылась дверь и принесли кофе, у имяхранителя нашелся новый и очень серьезный повод не верить собственным глазам. Вошел… он сам, Иван, собственной персоной – высоченный и здоровенный обломок, несущий кофе на подносе. Один прибор двойник поставил перед Немезисом, второй – на столик для гостей. После чего, опустив поднос, встал рядом с сатиром.
   – Вы по-прежнему говорите «нет»? Убежден, «нет» – мерзкое, отвратительное, плохое слово. Стоит вам его произнести, полиция очень скоро получит на руки фотографии и линзу с записью. Ваше резюме?
   Иван огляделся по сторонам. Да, его взяли в клещи. В крепкие, острые клещи, из которых не вырваться.
   – Вы сами полноименный, Немезис. Можете стать моим клиентом в любой момент. Неужели вас это совсем не пугает?
   – Милейший Иван, я художник. Живопись – мое призвание, для нее – мое Имя. Смотрите, любуйтесь! – Немезис развел руками, показывая на стены. – Картины мои. Я художник и, как все художники, в поиске. Может быть, звери придут за мной… когда-нибудь, но не теперь. Моя лебединая песня еще не спета, я чувствую это! Сказать по чести, художник совершенствуется всю жизнь. Бесконечно, непрерывно движется к вершине, возле которой горги роют лапами вечные снега. Но ведь вы подождете моего восхождения на этот блистающий пик? Немного, лет сорок?
   – И ваш случай конечно же окажется не подвержен неудаче?
   – Разумеется! – Немезис отпил кофе. – А хотите, я подарю вам «Закат на Ифидисе»? Встреча с высоким искусством в какой-то мере компенсирует вам моральные терзания. Я понимаю, сейчас вы предаете сами себя, клянете почем зря, клеймите позором. Но это пройдет. Просто сейчас обстоятельства сильнее. Вы поймете это очень скоро.