– Почему там так тихо?
– Вендолы – ночные твари, как совы и летучие мыши, – ответил мне Хергер. – Весь день они спят. Вот и сейчас они должны спать, а нам надо спуститься и напасть на них неожиданно, и убить как можно больше демонов прямо во сне.
– Но нас же так мало, – возразил я, мысленно прикидывая количество раскинувшихся перед нами хижин.
– Нас вполне достаточно, – сказал Хергер и протянул мне флягу с медом, к которой я с благодарностью приложился, мысленно поблагодарив Аллаха за то, что этот напиток не входит в список запрещенных, и его употребление даже не подлежит осуждению[35]. Если быть честным, теперь мой язык уже привык, и я больше не испытывал такого отвращения к этой субстанции, как в первое время моего пребывания с норманнами; более того, воздействие меда на разум и душу человека в критических ситуациях можно даже считать положительным. Вот так человек и привыкает к тому, что раньше казалось ему странным. Точно так же я постепенно привык к вони, исходящей от вендолов и всех их вещей, и теперь мог спокойно дышать, не опасаясь, что меня вдруг вывернет наизнанку.
У северных народов вообще очень странное отношение к запахам. Как я уже упоминал, они не заботятся о своей чистоте, едят и пьют, если нужно, любую дурно пахнущую пишу и питье, обладающее даже самым резким запахом. Тем не менее справедливо утверждение о том, что больше всех других частей своего тела они ценят нос. Потеря в бою уха не считается у них серьезным увечьем; то же самое относится к утрате пальца ноги или руки, если это не помешает держать оружие и участвовать в битвах; подобные ранения и увечья они воспринимают с присущей им невозмутимостью. Но при этом потеря носа приравнивается ими едва ли не к самой смерти, и даже отсечение малейшей его части, что у других народов считалось бы легким ранением, воспринимается норманнами чрезвычайно болезненно.
Перелом костей носа, будь то в бою или в драке, не считается среди викингов чем-то опасным; поэтому у многих носы сломаны и сильно изуродованы. Что же касается причин такого страха перед потерей даже кусочка носа, то они остались мне неведомы
[36].
Воины Беовульфа, и я в том числе, были вынуждены оставить лошадей на вершине холма. Животные оказались настолько напуганы, что было бы бесполезно заставлять их спускаться вниз, но и бросить их без присмотра мы также не могли. Одному из отряда необходимо было остаться с ними, и я лелеял надежду, что для этой цели выберут меня как наименее опытного и ценного в бою члена отряда; но в тылу оставили Хальтафа, который был ранен в предыдущем сражении. Я же вместе с остальными стал спускаться по склону, стараясь не шуметь и двигаться под прикрытием кустов и деревьев. Нам удалось подобраться незамеченными к самому лагерю вендолов. Не прошло и нескольких минут, как мы стояли прямо в центре логова демонов.
За все это время Беовульф не произнес ни слова, но отдавал приказания при помощи жестов. В такой ситуации перевод мне не потребовался, и я понял, что мы разбиваемся на пары и двигаемся в разных направлениях. Нам с Хергером предстояло напасть на ближайшую из глиняных хижин, а остальные последовали дальше. Дождавшись, когда все займут отведенные места, Беовульф занес над головой меч Рундинг и дал сигнал к атаке.
Я влетел вслед за Хергером в ближайший дом, кровь кипела у меня в жилах, и меч в руке казался легким, как перо. Поистине я был готов к самому кровавому и решительному бою в своей жизни. Но хижина оказалась пустой, в ней не было никого и практически ничего, кроме нескольких куч соломы, явно служивших обитателям этого дома постелями. Солома даже не была сплетена в подобие матрацев, и ложа вендолов больше напоминали не человеческие постели, а гнезда каких-то животных.
Мы выскочили наружу и бросились к следующей хижине. Она также оказалась пустой. Вскоре мы убедились в том, что пусты все хижины. Воины Беовульфа явно не ожидали такого поворота и, остановившись посреди деревни, удивленно смотрели друг на друга.
Тут нас окликнул Эхтгов, и мы вошли вслед за ним в один из домов – самый большой. Здесь также никого не было, зато остались следы пребывания хозяев. Лучше бы я этого не видел. Весь пол хижины был выстлан мелкими костями, которые хрустели под ногами, как тонкие ветки хвороста или птичьи косточки. Я был немало удивлен этим и наклонился, чтобы определить, кому принадлежали эти кости. Меня охватил непередаваемый ужас, когда я увидел безошибочно узнаваемую дугу глазной впадины. Рядом с этом обломком черепа я увидел несколько зубов. Оказалось, что мы стоим буквально на ковре, состоящем из лицевых костей человеческих черепов, и в подтверждение нашей догадки мы обнаружили другие свидетельства чудовищной кровожадности обитателей этих хижин. У дальней стены мы нашли целые пирамиды из обломков человеческих черепов, в основном теменные чаши. Перевернутые, они были вставлены одна в другую и издалека напоминали стопки глиняных мисок неестественно белого цвета. Мне стало плохо, и я поспешил выскочить наружу, где меня вырвало. Хергер сказал, что вендолы пожирают мозг своих жертв точно так же, как люди с удовольствием едят яйца или, например, сыр. Таков их обычай, дикий и чудовищный с нашей с точки зрения, но это истинная правда, и я вынужден поведать ее своему читателю.
Затем нас окликнул другой воин, и мы вошли еще в одну хижину. Вот что я там увидел: помещение было также пустым, за исключением стоявшего в дальнем конце большого троноподобного кресла, грубо вырезанного из цельного куска дерева. Его спинка расширялась веером от нижней части к верхней, и на ней были вырезаны изображения змей и демонов. Пол вокруг этого кресла был усеян обломками человеческих черепов, а подобия подлокотников вымазаны кровью и остатками бело-серой творожистой массы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это вещество является человеческим мозгом. Вонь в этом помещении стояла особенно омерзительная.
Вокруг кресла, на некотором от него отдалении, был выложен крут из уже знакомых мне маленьких каменных фигурок, изображающих беременную женщину.
– Вот, значит, откуда она правит, – негромко сказал Хергер и по его голосу я понял, что на него это место наводит не меньший ужас, чем на меня.
Я был не в состоянии вдумываться в его слова: у меня кружилась голова, болело сердце, и меня все время тошнило. Когда я вышел из этой хижины, меня снова вырвало. Хергер, Беовульф и все остальные тоже были потрясены увиденным, но никого из них не тошнило, и они занялись своим делом. Разворошив в очаге еще горящие угли, они стали поджигать хижины. Пропитанные влагой, те горели медленно и словно неохотно.
После этого мы снова поднялись на холм, оседлали лошадей и направились через пустыню ужасов прочь от владений вендолов. Я прекрасно видел, насколько расстроены воины Беовульфа тем, что вендолы явно превзошли их в хитрости и сумели предугадать дальнейшие действия противника. Вместо того, чтобы дожидаться внезапной атаки, они просто покинули свое логово. Я отлично понимал, что эти чудовища вряд ли сочтут сожженные хижины большой потерей.
СОВЕТ ГНОМА
СОБЫТИЯ НОЧИ ПЕРЕД АТАКОЙ
– Вендолы – ночные твари, как совы и летучие мыши, – ответил мне Хергер. – Весь день они спят. Вот и сейчас они должны спать, а нам надо спуститься и напасть на них неожиданно, и убить как можно больше демонов прямо во сне.
– Но нас же так мало, – возразил я, мысленно прикидывая количество раскинувшихся перед нами хижин.
– Нас вполне достаточно, – сказал Хергер и протянул мне флягу с медом, к которой я с благодарностью приложился, мысленно поблагодарив Аллаха за то, что этот напиток не входит в список запрещенных, и его употребление даже не подлежит осуждению[35]. Если быть честным, теперь мой язык уже привык, и я больше не испытывал такого отвращения к этой субстанции, как в первое время моего пребывания с норманнами; более того, воздействие меда на разум и душу человека в критических ситуациях можно даже считать положительным. Вот так человек и привыкает к тому, что раньше казалось ему странным. Точно так же я постепенно привык к вони, исходящей от вендолов и всех их вещей, и теперь мог спокойно дышать, не опасаясь, что меня вдруг вывернет наизнанку.
У северных народов вообще очень странное отношение к запахам. Как я уже упоминал, они не заботятся о своей чистоте, едят и пьют, если нужно, любую дурно пахнущую пишу и питье, обладающее даже самым резким запахом. Тем не менее справедливо утверждение о том, что больше всех других частей своего тела они ценят нос. Потеря в бою уха не считается у них серьезным увечьем; то же самое относится к утрате пальца ноги или руки, если это не помешает держать оружие и участвовать в битвах; подобные ранения и увечья они воспринимают с присущей им невозмутимостью. Но при этом потеря носа приравнивается ими едва ли не к самой смерти, и даже отсечение малейшей его части, что у других народов считалось бы легким ранением, воспринимается норманнами чрезвычайно болезненно.
Перелом костей носа, будь то в бою или в драке, не считается среди викингов чем-то опасным; поэтому у многих носы сломаны и сильно изуродованы. Что же касается причин такого страха перед потерей даже кусочка носа, то они остались мне неведомы
[36].
Воины Беовульфа, и я в том числе, были вынуждены оставить лошадей на вершине холма. Животные оказались настолько напуганы, что было бы бесполезно заставлять их спускаться вниз, но и бросить их без присмотра мы также не могли. Одному из отряда необходимо было остаться с ними, и я лелеял надежду, что для этой цели выберут меня как наименее опытного и ценного в бою члена отряда; но в тылу оставили Хальтафа, который был ранен в предыдущем сражении. Я же вместе с остальными стал спускаться по склону, стараясь не шуметь и двигаться под прикрытием кустов и деревьев. Нам удалось подобраться незамеченными к самому лагерю вендолов. Не прошло и нескольких минут, как мы стояли прямо в центре логова демонов.
За все это время Беовульф не произнес ни слова, но отдавал приказания при помощи жестов. В такой ситуации перевод мне не потребовался, и я понял, что мы разбиваемся на пары и двигаемся в разных направлениях. Нам с Хергером предстояло напасть на ближайшую из глиняных хижин, а остальные последовали дальше. Дождавшись, когда все займут отведенные места, Беовульф занес над головой меч Рундинг и дал сигнал к атаке.
Я влетел вслед за Хергером в ближайший дом, кровь кипела у меня в жилах, и меч в руке казался легким, как перо. Поистине я был готов к самому кровавому и решительному бою в своей жизни. Но хижина оказалась пустой, в ней не было никого и практически ничего, кроме нескольких куч соломы, явно служивших обитателям этого дома постелями. Солома даже не была сплетена в подобие матрацев, и ложа вендолов больше напоминали не человеческие постели, а гнезда каких-то животных.
Мы выскочили наружу и бросились к следующей хижине. Она также оказалась пустой. Вскоре мы убедились в том, что пусты все хижины. Воины Беовульфа явно не ожидали такого поворота и, остановившись посреди деревни, удивленно смотрели друг на друга.
Тут нас окликнул Эхтгов, и мы вошли вслед за ним в один из домов – самый большой. Здесь также никого не было, зато остались следы пребывания хозяев. Лучше бы я этого не видел. Весь пол хижины был выстлан мелкими костями, которые хрустели под ногами, как тонкие ветки хвороста или птичьи косточки. Я был немало удивлен этим и наклонился, чтобы определить, кому принадлежали эти кости. Меня охватил непередаваемый ужас, когда я увидел безошибочно узнаваемую дугу глазной впадины. Рядом с этом обломком черепа я увидел несколько зубов. Оказалось, что мы стоим буквально на ковре, состоящем из лицевых костей человеческих черепов, и в подтверждение нашей догадки мы обнаружили другие свидетельства чудовищной кровожадности обитателей этих хижин. У дальней стены мы нашли целые пирамиды из обломков человеческих черепов, в основном теменные чаши. Перевернутые, они были вставлены одна в другую и издалека напоминали стопки глиняных мисок неестественно белого цвета. Мне стало плохо, и я поспешил выскочить наружу, где меня вырвало. Хергер сказал, что вендолы пожирают мозг своих жертв точно так же, как люди с удовольствием едят яйца или, например, сыр. Таков их обычай, дикий и чудовищный с нашей с точки зрения, но это истинная правда, и я вынужден поведать ее своему читателю.
Затем нас окликнул другой воин, и мы вошли еще в одну хижину. Вот что я там увидел: помещение было также пустым, за исключением стоявшего в дальнем конце большого троноподобного кресла, грубо вырезанного из цельного куска дерева. Его спинка расширялась веером от нижней части к верхней, и на ней были вырезаны изображения змей и демонов. Пол вокруг этого кресла был усеян обломками человеческих черепов, а подобия подлокотников вымазаны кровью и остатками бело-серой творожистой массы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это вещество является человеческим мозгом. Вонь в этом помещении стояла особенно омерзительная.
Вокруг кресла, на некотором от него отдалении, был выложен крут из уже знакомых мне маленьких каменных фигурок, изображающих беременную женщину.
– Вот, значит, откуда она правит, – негромко сказал Хергер и по его голосу я понял, что на него это место наводит не меньший ужас, чем на меня.
Я был не в состоянии вдумываться в его слова: у меня кружилась голова, болело сердце, и меня все время тошнило. Когда я вышел из этой хижины, меня снова вырвало. Хергер, Беовульф и все остальные тоже были потрясены увиденным, но никого из них не тошнило, и они занялись своим делом. Разворошив в очаге еще горящие угли, они стали поджигать хижины. Пропитанные влагой, те горели медленно и словно неохотно.
После этого мы снова поднялись на холм, оседлали лошадей и направились через пустыню ужасов прочь от владений вендолов. Я прекрасно видел, насколько расстроены воины Беовульфа тем, что вендолы явно превзошли их в хитрости и сумели предугадать дальнейшие действия противника. Вместо того, чтобы дожидаться внезапной атаки, они просто покинули свое логово. Я отлично понимал, что эти чудовища вряд ли сочтут сожженные хижины большой потерей.
СОВЕТ ГНОМА
Возвращались мы той же дорогой, но на большей скорости, потому что лошади на этот раз двигались гораздо резвее. Сначала они спешили покинуть страну вендолов, а затем, когда мы спустились с холмов, увидели знакомую равнину и радостно поскакали домой. Вскоре на горизонте показалось побережье океана, а на нем большой дворец Ротга-ра и дома его подданных.
Но неожиданно Беовульф повел наш отряд не к поселению, а в другую сторону, по направлению к высоким, изрезанным ветрами и омываемым океанскими волнами скалам. Я подъехал к Хергеру и спросил его, зачем мы едем к этим безжизненным камням. На это он мне ответил, что мы должны найти живущих там гномов, с которыми Беовульф хочет о чем-то посоветоваться.
Эти слова меня очень заинтересовали. До тех пор я за все время пребывания среди викингов не видел ни одного карлика и не слышал, чтобы они были включены каким-то образом в структуру общества. В отличие от других стран, я никогда не замечал гномов или карликов в поселках викингов, у подножья тронов их королей и на шумных пиршествах, не видел, чтобы кто-либо из них был казначеем или вел чьи-либо денежные расчеты. В общем, ни разу я не видел, чтобы здесь они выполняли работу, которую в других местах часто поручают карликам[37]. Никто из норманнов никогда не уминал гномов в разговорах со мной, и я даже предположил, что у этих великанов[38] никогда не рождаются дети маленького роста.
Через некоторое время мы подъехали вплотную к скалам и спешились. Идти дальше по грудам камней можно было только пешком. Следуя за Беовульфом и его воинами, я вдруг услышал какое-то шипение и, посмотрев в ту сторону, увидел, что в нескольких местах из-под земли вырываются струи пара. Как оказалось, по этим струям пара легче всего обнаружить пещеры гномов. Зайдя в одну из них, мы сразу же встретились с ее обитателями.
Внешне северные гномы выглядят так: они обыкновенного для карликов роста и отличаются лишь непропорционально большими головами и странными чертами лица, из-за которых все они производят впечатление глубоких старцев. Нам встретились гномы как мужского, так и женского пола, и все они выглядели очень старыми. Все мужчины носят бороды и выглядят угрюмо; у женщин также растут волосы на подбородках, что делает их мужеподобными. Все гномы носят одежды из меха, в основном из соболя; каждый подпоясывается широким кожаным ремнем, украшенным золотыми пластинками.
Гномы встретили нас очень вежливо и без всяких видимых признаков страха. Хергер сказал, что они обладают магическими способностями и поэтому могут не бояться никого из людей, живущих на земле. Зато, по его словам, они с большой опаской относятся к лошадям, и поэтому даже если к их пещере можно подъехать верхом, лучше оставить лошадей подальше от входа в их жилище. Хергер еще сказал, что большая часть колдовских сил гнома заключена в поясе, и если гном его потеряет, то готов на все, чтобы получить пояс обратно.
Кроме того, Хергер сообщил мне вот что: гномы неспроста выглядят такими старыми. Дело в том, что гном живет гораздо дольше обычных людей. Еще он сказал, что гномы зрелы уже с самой ранней юности; даже у младенцев растут волосы на лобке, а половые органы имеют необычайно большие размеры. По этим признакам родители могут догадаться, что их младенец родился гномом, а значит, обладает сверхъестественными способностями, и его следует отвести в горы, чтобы он жил и воспитывался среди себе подобных. Сделав это, родители возносят хвалу богам и приносят им в жертву какое-либо животное, потому что рождение гнома в семье считается событием, приносящим удачу в будущем.
Таковы, по словам Хергера, верования северных народов. Я не знаю, что в его рассказе истинно, а что ложно, и передаю читателю лишь то, что мне рассказали.
В пещере я увидел, что шипящий пар вырывается из больших котлов, в которые прямо при нас гномы опускали только что выкованные раскаленные клинки. Здесь, на Севере, гномы считаются общепризнанными мастерами по изготовлению оружия.
Я обратил внимание на то, что воины Беовульфа заинтересованно и даже жадно рассматривали заготовки и уже почти готовые мечи, находившиеся в пещере; при этом суровые мужчины напомнили мне женщин, зашедших на базаре в лавку, где продаются изысканные шелка.
Беовульф о чем-то расспросил этих существ, и его направили в самую глубокую часть пещеры, где сидел в отдалении от всех наиболее старый из виденных нами гномов. И борода, и волосы у него были белы как снег, а лицо сплошь изрезано глубокими морщинами. Этого гнома его собратья называют «тенгол», что в переводе означает – судья, отделяющий добро от зла, а также – предсказывающий судьбу.
Гном-тенгол, по всей видимости, действительности обладал какими-то колдовскими способностями, потому что, когда мы подошли к нему, он тут же приветствовал Беовульфа по имени. Жестом он пригласил нашего командира сесть рядом с ним. Мы же остались стоять на некотором расстоянии.
Беовульф не стал подносить тенголу никаких подарков; норманны не считают себя чем-либо обязанными этим карликам: в этой стране полагают, что все, что гномы могут дать людям благодаря своему колдовскому дару, должно быть предоставлено бесплатно, и никто из норманнов никогда ничего не дарит гному за предсказание судьбы или какое-нибудь заклинание. Итак, Беовульф сел рядом с тенголом, тот пристально посмотрел на него, а потом закрыл глаза и начал говорить, раскачиваясь на стуле. Голос у тенгола был высокий, почти писклявый, как у ребенка. Хергер пересказал мне его слова вот каким образом:
– О Беовульф, ты великий воин, но ты встретил противника, равного тебе по силе. Это демоны тумана, пожиратели мертвых. Сражаться с ними придется не на жизнь, а на смерть, и чтобы одержать победу, тебе потребуются все твои силы и вся мудрость.
В таком духе он продолжал говорить еще некоторое время, продолжая при этом раскачиваться взад-вперед. Суть его слов сводилась к тому, что Беовульф действительно встретился с трудным противником, что я и без него прекрасно знал, а уж тем более это было понятно самому Беовульфу. Но Беовульф вел себя терпеливо.
Еще я заметил, что Беовульф не обижался, когда гном начинал подшучивать над ним, что происходило неоднократно. Так, например, гном сказал:
–Ты пришел ко мне, потому что напал со своими людьми на логово демонов в топкой пустыне ужаса и ничего при этом не добился. Ты так поступил по своему разумению, а теперь решил прийти ко мне за советом, как приходит ребенок к отцу с вопросом, что ему делать дальше. Теперь ты, видишь ли, хочешь, чтобы я предсказал твою судьбу и объяснил, как тебе быть дальше, потому что сам не понимаешь этого. – Сказав все это, тенгол ехидно рассмеялся. Затем лицо карлика снова стало угрюмым и серьезным.
– О Беовульф, – сказал он, – слушай же меня. Я вижу будущее, но могу сказать тебе не больше того, что ты и так знаешь. Ты со своими воинами, собрав в кулак все свои силы, мужество и воинское искусство, напал на логово чудовищ в пустыне ужасов. Неудачу же ты потерпел не потому, что они обманули тебя. Ты обманул себя сам, потому что поступил не так, как должен поступать настоящий герой.
Эти слова я выслушал с изумлением, потому что с моей точки зрения, героизма в нашем сегодняшнем походе было хоть отбавляй.
– Нет, нет, благородный Беовульф, – продолжал тенгол, – ты придумал себе неправильное задание, и в глубине своей героической души ты знаешь, что оно было недостойно тебя. Недостойным было и твое сражение против огненного червя – дракона Коргона. Вот почему оно и стоило жизни твоим воинам. Скажи мне, как далеко заходят твои планы?
Беовульф все так же молча сидел возле гнома и ничего не ответил на его вопрос.
– Главный противник настоящего героя, – сказал гном, – не тот, с кем он сражается. Самое важное – преодолеть себя. Что толку было бы, если бы ты напал на вендолов в их логове и убил бы многих из них во сне? Скольких бы ты ни убил, война с ними на этом бы не закончилась. Трудно справиться с человеком, если в схватке отрубать ему по одному пальцу. Чтобы убить человека, нужно поразить его в голову или в сердце. То же относится и к вендолам. Все это ты знаешь и без меня, и поэтому мой совет тебе не нужен.
Такие дерзкие речи произносил сморщенный карлик, сидя перед могучим Беовульфом и раскачиваясь взад-вперед. А тот лишь смиренно склонил голову и сидел молча, ничего не отвечая и дожидаясь, когда тенгол снова обратится к нему.
– То, что ты сделал, достойно обычного человека, – продолжал тенгол, – а не настоящего героя. Герой совершает то, на что обычный человек не отважится. Чтобы расправиться с вендолами, ты должен ударить в их голову и сердце: ты должен одолеть их мать, ту, что правит в пещерах грома.
Значения этих слов я в тот момент не понял.
– Ты сам знаешь все это, потому что так было всегда, с тех пор, как на земле появились люди. Желаешь ли ты, чтобы твои храбрые воины погибли один за другим? Или ты все же ударишь в сердце вендолов и расправишься с их матерью в пещерах? Это не пророчество: я лишь говорю тебе о выборе между судьбой обычного человека и героя.
На эти слова Беовульф что-то ответил, но очень тихо; к тому же его голос заглушал ветер, завывающий в туннеле у входа в пещеру гномов. Что сказал Беовульф, мне разобрать не удалось, но вскоре снова послышался голос гнома:
– Что ж, Беовульф, это ответ героя, и другого я от тебя не ожидал. Ты сам все решил, и я лишь могу помочь тебе осуществить это.
В этот момент откуда-то из темных глубин пещеры к нам подошли еще несколько карликов. В руках они держали какие-то предметы.
– Это длинные веревки, – сказал тенгол, – сделанные из шкур тюленей, добытых по первой воде сразу после схода льда. Эти веревки помогут тебе добраться до морского входа в пещеры грома.
– Благодарю тебя, – сказал Беовульф.
– А это, – продолжал тенгол, – семь кинжалов, выкованных и закаленных при помощи магических заклинаний. Они для тебя и твоих воинов. В туннелях пещер грома длинные мечи не будут лучшим оружием. Возьми же наши клинки, и они помогут тебе исполнить то, что ты задумал.
Беовульф принял кинжалы и еще раз поблагодарил гнома. Затем он встал и спросил:
– Когда лучше приступать к этому делу?
– Вчера лучше, чем сегодня, – ответил тенгол, – а завтра лучше, чем послезавтра. Так что торопись и постарайся исполнить то, что задумал, с храбрым сердцем и твердой рукой.
– А что будет дальше, если у нас все получится? – спросил Беовульф.
– Тогда народу вендолов будет нанесена смертельная рана. В агонии пожиратели мертвых еще попытаются нанести последний удар, но это будет лишь их последняя судорога. Потом в этой стране надолго воцарится мир и покой, и солнечный свет придет сюда. Твое же имя всегда будут славить во всех домах и замках по северным странам.
– Так воспевают деяния и подвиги тех, кто погиб, – спокойно заметил Беовульф.
–Ты прав, – сказал гном и снова засмеялся тоненьким детским смехом. – Так воспевают подвиги погибших людей и живых героев, но никогда не будут воспеты обычные поступки обычных людей, живы они или умерли. Впрочем, ты и сам все это знаешь.
Беовульф направился к выходу из пещеры и роздал каждому из нас по кинжалу, выкованному гномами. Мы спустились по острым камням к подножью скал и уже к вечеру вернулись в земли короля Ротгара.
Все это было на самом деле, и я видел это своими глазами.
Но неожиданно Беовульф повел наш отряд не к поселению, а в другую сторону, по направлению к высоким, изрезанным ветрами и омываемым океанскими волнами скалам. Я подъехал к Хергеру и спросил его, зачем мы едем к этим безжизненным камням. На это он мне ответил, что мы должны найти живущих там гномов, с которыми Беовульф хочет о чем-то посоветоваться.
Эти слова меня очень заинтересовали. До тех пор я за все время пребывания среди викингов не видел ни одного карлика и не слышал, чтобы они были включены каким-то образом в структуру общества. В отличие от других стран, я никогда не замечал гномов или карликов в поселках викингов, у подножья тронов их королей и на шумных пиршествах, не видел, чтобы кто-либо из них был казначеем или вел чьи-либо денежные расчеты. В общем, ни разу я не видел, чтобы здесь они выполняли работу, которую в других местах часто поручают карликам[37]. Никто из норманнов никогда не уминал гномов в разговорах со мной, и я даже предположил, что у этих великанов[38] никогда не рождаются дети маленького роста.
Через некоторое время мы подъехали вплотную к скалам и спешились. Идти дальше по грудам камней можно было только пешком. Следуя за Беовульфом и его воинами, я вдруг услышал какое-то шипение и, посмотрев в ту сторону, увидел, что в нескольких местах из-под земли вырываются струи пара. Как оказалось, по этим струям пара легче всего обнаружить пещеры гномов. Зайдя в одну из них, мы сразу же встретились с ее обитателями.
Внешне северные гномы выглядят так: они обыкновенного для карликов роста и отличаются лишь непропорционально большими головами и странными чертами лица, из-за которых все они производят впечатление глубоких старцев. Нам встретились гномы как мужского, так и женского пола, и все они выглядели очень старыми. Все мужчины носят бороды и выглядят угрюмо; у женщин также растут волосы на подбородках, что делает их мужеподобными. Все гномы носят одежды из меха, в основном из соболя; каждый подпоясывается широким кожаным ремнем, украшенным золотыми пластинками.
Гномы встретили нас очень вежливо и без всяких видимых признаков страха. Хергер сказал, что они обладают магическими способностями и поэтому могут не бояться никого из людей, живущих на земле. Зато, по его словам, они с большой опаской относятся к лошадям, и поэтому даже если к их пещере можно подъехать верхом, лучше оставить лошадей подальше от входа в их жилище. Хергер еще сказал, что большая часть колдовских сил гнома заключена в поясе, и если гном его потеряет, то готов на все, чтобы получить пояс обратно.
Кроме того, Хергер сообщил мне вот что: гномы неспроста выглядят такими старыми. Дело в том, что гном живет гораздо дольше обычных людей. Еще он сказал, что гномы зрелы уже с самой ранней юности; даже у младенцев растут волосы на лобке, а половые органы имеют необычайно большие размеры. По этим признакам родители могут догадаться, что их младенец родился гномом, а значит, обладает сверхъестественными способностями, и его следует отвести в горы, чтобы он жил и воспитывался среди себе подобных. Сделав это, родители возносят хвалу богам и приносят им в жертву какое-либо животное, потому что рождение гнома в семье считается событием, приносящим удачу в будущем.
Таковы, по словам Хергера, верования северных народов. Я не знаю, что в его рассказе истинно, а что ложно, и передаю читателю лишь то, что мне рассказали.
В пещере я увидел, что шипящий пар вырывается из больших котлов, в которые прямо при нас гномы опускали только что выкованные раскаленные клинки. Здесь, на Севере, гномы считаются общепризнанными мастерами по изготовлению оружия.
Я обратил внимание на то, что воины Беовульфа заинтересованно и даже жадно рассматривали заготовки и уже почти готовые мечи, находившиеся в пещере; при этом суровые мужчины напомнили мне женщин, зашедших на базаре в лавку, где продаются изысканные шелка.
Беовульф о чем-то расспросил этих существ, и его направили в самую глубокую часть пещеры, где сидел в отдалении от всех наиболее старый из виденных нами гномов. И борода, и волосы у него были белы как снег, а лицо сплошь изрезано глубокими морщинами. Этого гнома его собратья называют «тенгол», что в переводе означает – судья, отделяющий добро от зла, а также – предсказывающий судьбу.
Гном-тенгол, по всей видимости, действительности обладал какими-то колдовскими способностями, потому что, когда мы подошли к нему, он тут же приветствовал Беовульфа по имени. Жестом он пригласил нашего командира сесть рядом с ним. Мы же остались стоять на некотором расстоянии.
Беовульф не стал подносить тенголу никаких подарков; норманны не считают себя чем-либо обязанными этим карликам: в этой стране полагают, что все, что гномы могут дать людям благодаря своему колдовскому дару, должно быть предоставлено бесплатно, и никто из норманнов никогда ничего не дарит гному за предсказание судьбы или какое-нибудь заклинание. Итак, Беовульф сел рядом с тенголом, тот пристально посмотрел на него, а потом закрыл глаза и начал говорить, раскачиваясь на стуле. Голос у тенгола был высокий, почти писклявый, как у ребенка. Хергер пересказал мне его слова вот каким образом:
– О Беовульф, ты великий воин, но ты встретил противника, равного тебе по силе. Это демоны тумана, пожиратели мертвых. Сражаться с ними придется не на жизнь, а на смерть, и чтобы одержать победу, тебе потребуются все твои силы и вся мудрость.
В таком духе он продолжал говорить еще некоторое время, продолжая при этом раскачиваться взад-вперед. Суть его слов сводилась к тому, что Беовульф действительно встретился с трудным противником, что я и без него прекрасно знал, а уж тем более это было понятно самому Беовульфу. Но Беовульф вел себя терпеливо.
Еще я заметил, что Беовульф не обижался, когда гном начинал подшучивать над ним, что происходило неоднократно. Так, например, гном сказал:
–Ты пришел ко мне, потому что напал со своими людьми на логово демонов в топкой пустыне ужаса и ничего при этом не добился. Ты так поступил по своему разумению, а теперь решил прийти ко мне за советом, как приходит ребенок к отцу с вопросом, что ему делать дальше. Теперь ты, видишь ли, хочешь, чтобы я предсказал твою судьбу и объяснил, как тебе быть дальше, потому что сам не понимаешь этого. – Сказав все это, тенгол ехидно рассмеялся. Затем лицо карлика снова стало угрюмым и серьезным.
– О Беовульф, – сказал он, – слушай же меня. Я вижу будущее, но могу сказать тебе не больше того, что ты и так знаешь. Ты со своими воинами, собрав в кулак все свои силы, мужество и воинское искусство, напал на логово чудовищ в пустыне ужасов. Неудачу же ты потерпел не потому, что они обманули тебя. Ты обманул себя сам, потому что поступил не так, как должен поступать настоящий герой.
Эти слова я выслушал с изумлением, потому что с моей точки зрения, героизма в нашем сегодняшнем походе было хоть отбавляй.
– Нет, нет, благородный Беовульф, – продолжал тенгол, – ты придумал себе неправильное задание, и в глубине своей героической души ты знаешь, что оно было недостойно тебя. Недостойным было и твое сражение против огненного червя – дракона Коргона. Вот почему оно и стоило жизни твоим воинам. Скажи мне, как далеко заходят твои планы?
Беовульф все так же молча сидел возле гнома и ничего не ответил на его вопрос.
– Главный противник настоящего героя, – сказал гном, – не тот, с кем он сражается. Самое важное – преодолеть себя. Что толку было бы, если бы ты напал на вендолов в их логове и убил бы многих из них во сне? Скольких бы ты ни убил, война с ними на этом бы не закончилась. Трудно справиться с человеком, если в схватке отрубать ему по одному пальцу. Чтобы убить человека, нужно поразить его в голову или в сердце. То же относится и к вендолам. Все это ты знаешь и без меня, и поэтому мой совет тебе не нужен.
Такие дерзкие речи произносил сморщенный карлик, сидя перед могучим Беовульфом и раскачиваясь взад-вперед. А тот лишь смиренно склонил голову и сидел молча, ничего не отвечая и дожидаясь, когда тенгол снова обратится к нему.
– То, что ты сделал, достойно обычного человека, – продолжал тенгол, – а не настоящего героя. Герой совершает то, на что обычный человек не отважится. Чтобы расправиться с вендолами, ты должен ударить в их голову и сердце: ты должен одолеть их мать, ту, что правит в пещерах грома.
Значения этих слов я в тот момент не понял.
– Ты сам знаешь все это, потому что так было всегда, с тех пор, как на земле появились люди. Желаешь ли ты, чтобы твои храбрые воины погибли один за другим? Или ты все же ударишь в сердце вендолов и расправишься с их матерью в пещерах? Это не пророчество: я лишь говорю тебе о выборе между судьбой обычного человека и героя.
На эти слова Беовульф что-то ответил, но очень тихо; к тому же его голос заглушал ветер, завывающий в туннеле у входа в пещеру гномов. Что сказал Беовульф, мне разобрать не удалось, но вскоре снова послышался голос гнома:
– Что ж, Беовульф, это ответ героя, и другого я от тебя не ожидал. Ты сам все решил, и я лишь могу помочь тебе осуществить это.
В этот момент откуда-то из темных глубин пещеры к нам подошли еще несколько карликов. В руках они держали какие-то предметы.
– Это длинные веревки, – сказал тенгол, – сделанные из шкур тюленей, добытых по первой воде сразу после схода льда. Эти веревки помогут тебе добраться до морского входа в пещеры грома.
– Благодарю тебя, – сказал Беовульф.
– А это, – продолжал тенгол, – семь кинжалов, выкованных и закаленных при помощи магических заклинаний. Они для тебя и твоих воинов. В туннелях пещер грома длинные мечи не будут лучшим оружием. Возьми же наши клинки, и они помогут тебе исполнить то, что ты задумал.
Беовульф принял кинжалы и еще раз поблагодарил гнома. Затем он встал и спросил:
– Когда лучше приступать к этому делу?
– Вчера лучше, чем сегодня, – ответил тенгол, – а завтра лучше, чем послезавтра. Так что торопись и постарайся исполнить то, что задумал, с храбрым сердцем и твердой рукой.
– А что будет дальше, если у нас все получится? – спросил Беовульф.
– Тогда народу вендолов будет нанесена смертельная рана. В агонии пожиратели мертвых еще попытаются нанести последний удар, но это будет лишь их последняя судорога. Потом в этой стране надолго воцарится мир и покой, и солнечный свет придет сюда. Твое же имя всегда будут славить во всех домах и замках по северным странам.
– Так воспевают деяния и подвиги тех, кто погиб, – спокойно заметил Беовульф.
–Ты прав, – сказал гном и снова засмеялся тоненьким детским смехом. – Так воспевают подвиги погибших людей и живых героев, но никогда не будут воспеты обычные поступки обычных людей, живы они или умерли. Впрочем, ты и сам все это знаешь.
Беовульф направился к выходу из пещеры и роздал каждому из нас по кинжалу, выкованному гномами. Мы спустились по острым камням к подножью скал и уже к вечеру вернулись в земли короля Ротгара.
Все это было на самом деле, и я видел это своими глазами.
СОБЫТИЯ НОЧИ ПЕРЕД АТАКОЙ
В ту ночь тумана не было; сначала легкая дымка спустилась с холмов, но вскоре вновь отступила к деревьям, словно не решившись выползти на равнину. В главном зале дворца короля Ротгара был устроен большой пир, к которому Беовульф и его воины охотно присоединились. Были зарезаны и поданы на стол два больших рогатых барана[39]. Немало было выпито и меда. Сам Беовульф за время пиршества овладел как минимум полудюжиной девушек, а может, и больше. Тем не менее, несмотря на все старание и желание веселиться от души, я не видел искренней радости в глазах его воинов. Я замечал, как время от времени они озабоченно посматривали в тот угол, где были аккуратно сложены мотки веревок из тюленьей шкуры и подаренные гномами кинжалы.
В тот раз я также присоединился к общему веселью, ибо чувствовал себя теперь одним из них. По крайней мере, я провел среди них так много времени, что вполне мог ощущать себя своим. А в ту ночь мне вообще на какое-то время показалось, что я родился норманном.
Хергер под воздействием большого количества выпитого меда рассказал мне без намеков и умолчаний то, что ему было известно о матери вендолов. Вот что он сказал:
– Мать вендолов очень стара и живет в пещерах грома. Эти пещеры находятся в скалах неподалеку отсюда. В пещеры ведут два входа – один с суши, а другой с моря. Вход со стороны суши охраняется вендолами, которые защищают свою владычицу – старую мать племени; мы не можем проникнуть в пещеры грома со стороны суши, это было бы равносильно самоубийству. Поэтому мы должны напасть с моря.
Я поинтересовался у него:
–А кто она, эта мать вендолов? Какая она?
Хергер сказал, что никто из норманнов не знает этого точно, но среди них считается, что она очень старая, старше, чем те старухи, которых норманны называют ангелами смерти; а еще говорят, что она жутко уродлива и омерзительна на вид; еще у нее на голове венок из живых змей; а еще – она обладает огромной силой, превосходящей силу любого мужчины. Хергер также сказал, что вендолы спрашивают у нее совета по всем возникающим у них вопросам
[40]. Поведав мне это, Хергер отвернулся от меня и уснул.
Затем произошло следующее: глубокой ночью, когда празднование уже подходило к концу и многие воины либо спали, либо готовились отойти ко сну, Беовульф сел на скамью рядом со мной. Отхлебнув меда из рога, он обратился ко мне. Как я заметил, пьян он не был и начал говорить по-норманнски медленно и простыми словами, чтобы я понял его мысль.
Сначала он спросил меня:
– Ты понял, что сказал гном-тенгол?
Я ответил, что понял благодаря Хергеру, который теперь храпел возле нас. На это Беовульф заметил:
– Тогда ты знаешь, что мне суждено умереть. – Эти слова он произнес спокойно, твердым голосом и глядя на меня совершенно ясными глазами. Я не знал, какими словами ответить, но в конце концов вспомнил известную мне норманнскую пословицу: «Не верь пророчеству, пока оно не сбылось»[41].
В тот раз я также присоединился к общему веселью, ибо чувствовал себя теперь одним из них. По крайней мере, я провел среди них так много времени, что вполне мог ощущать себя своим. А в ту ночь мне вообще на какое-то время показалось, что я родился норманном.
Хергер под воздействием большого количества выпитого меда рассказал мне без намеков и умолчаний то, что ему было известно о матери вендолов. Вот что он сказал:
– Мать вендолов очень стара и живет в пещерах грома. Эти пещеры находятся в скалах неподалеку отсюда. В пещеры ведут два входа – один с суши, а другой с моря. Вход со стороны суши охраняется вендолами, которые защищают свою владычицу – старую мать племени; мы не можем проникнуть в пещеры грома со стороны суши, это было бы равносильно самоубийству. Поэтому мы должны напасть с моря.
Я поинтересовался у него:
–А кто она, эта мать вендолов? Какая она?
Хергер сказал, что никто из норманнов не знает этого точно, но среди них считается, что она очень старая, старше, чем те старухи, которых норманны называют ангелами смерти; а еще говорят, что она жутко уродлива и омерзительна на вид; еще у нее на голове венок из живых змей; а еще – она обладает огромной силой, превосходящей силу любого мужчины. Хергер также сказал, что вендолы спрашивают у нее совета по всем возникающим у них вопросам
[40]. Поведав мне это, Хергер отвернулся от меня и уснул.
Затем произошло следующее: глубокой ночью, когда празднование уже подходило к концу и многие воины либо спали, либо готовились отойти ко сну, Беовульф сел на скамью рядом со мной. Отхлебнув меда из рога, он обратился ко мне. Как я заметил, пьян он не был и начал говорить по-норманнски медленно и простыми словами, чтобы я понял его мысль.
Сначала он спросил меня:
– Ты понял, что сказал гном-тенгол?
Я ответил, что понял благодаря Хергеру, который теперь храпел возле нас. На это Беовульф заметил:
– Тогда ты знаешь, что мне суждено умереть. – Эти слова он произнес спокойно, твердым голосом и глядя на меня совершенно ясными глазами. Я не знал, какими словами ответить, но в конце концов вспомнил известную мне норманнскую пословицу: «Не верь пророчеству, пока оно не сбылось»[41].