Страница:
Волкогонов ссылался на охранника Старостина, а Радзинский «уточнял» его на основании «воспоминаний» охранника Рыбина. Но чего стоят такие «воспоминания», я читателю уже на ряде примеров показал и более утомлять его не буду.
Рыбин, Старостин, Хрусталев, Лозгачев, Туков, Егоров и т.д. – можно ли верить им? Если перекрестно сравнивать их свидетельства и свидетельства других лиц, непротиворечивой картины не получишь даже в целом – не говоря уже о деталях и хронологии. Это признают, собственно, все.
Причем у каких-то, формально не соответствующих реальности воспоминаний может быть и реальная основа. Так, актер Михаил Геловани впервые сыграл Сталина в кино в 1938 году, а в последний раз – в 1950 году. Есть свидетельства, что однажды Геловани уговорил Сталина проверить точность своего грима, пройдя мимо охранников вместо Сталина. История вполне правдоподобная, но из нее вырастает целый набор уже глупых историй о якобы «двойниках» Сталина.
ВПРОЧЕМ, еще до обнародования различных «рассекреченных» якобы «воспоминаний» о смерти Сталина была написана книга Абдурахмана Авторханова «Загадка смерти Сталина», изданная в 1976 году эмигрантским издательством «Посев». Подзаголовок у нее был, как можно догадаться, соответствующий: «Заговор Берии».
Это – тот самый Авторханов, с упоминания о котором я начал главу «Сталин и Берия»… И биография этого «политолога» служит настолько мощной «информацией к размышлению», что я полностью приведу статью о нём, помещенную в первом томе Большой Российской Энциклопедии. К слову, то, что в этом томе, изданном в 2005 году научным (?) издательством «Большая Российская Энциклопедия», вообще нашлось место для биографии Авторханова, вполне характеризует само «научное» издательство «БРЭ». Сменилась всего лишь одна буква в его названии, но как резко упал уровень энциклопедической деятельности во всех – кроме полиграфии – отношениях. И прежде всего – в отношении нравственном!
Но это так, к слову. Что же до Авторханова, то БРЭ сообщает о нем вот что:
«АВТОРХАНОВ Абдурахман Геназович (лит. псевдонимы: Александр Уралов, Суровцев, профессор Темиров, Мансур) (не ранее 1908, аул Лаха-Неври Терской обл. – 24.4.1997, Ольсинг, Германия), деятель рос. Эмиграции, политолог, публицист. С 1927 чл. ВКП(б). С 1930 гл. обр. на парт, работе в Чеченской АО. Автор ряда работ по истории Чечни. Руководил авторской группой по составлению «Грамматики чеченского языка» (1933). (Заметим, что БРЭ не дает никаких данных об источниках образования этого чеченского «Кирилла и Мефодия». – С.К.).В 1937 арестован по обвинению в организации т.н. Межнационального центра, в 1940 освобожден, вновь арестован, в 1942 повторно освобожден. Тогда же направлен как представитель сов. власти для переговоров о сдаче оружия с X. Исмаиловым – лидером одной из вооруж. чеч. групп, активизировавшихся в кон. 1941 при приближении линии фронта к Чечено-Ингушетии. Перешел на его сторону, доставил в Германию документ под назв. «Меморандум Временного народно-революц. Правительства Чечено-Ингушетии». В 1943-1945 в Берлине. В 1943- 1944 чл. Северо-Кавказского нац. к-та, пропагандировавшего идеи независимости Кавказа от СССР под эгидой Германии. Редактор еженедельной газ. «Газзават». В 1949-1979 проф. и зав. кафедрой политич. наук Рус. ин-та амер. армии, который готовил специалистов по СССР (Гармиш-Партенкирхен, ФРГ). (Заметим, что период с 1945 по 1949 год из поля зрения БРЭ выпадает, хотя на эти годы, надо полагать, и падает основное образование «профессора Темирова» в американских «институтах». – С.К.).В 1950-м одновременно один из основателей и зам. директора исследоват. Ин-та по изучению истории и культуры СССР (Мюнхен, ФРГ). Занимался историей формирования и развития гос. и парт. системы в СССР, рассматривал явные и скрытые механизмы политич. репрессий. Выдвинул идею о феномене «советского колониализма»), полагал, что его целью было господство не рус. Этноса, а коммунистич. идеи. Сотрудничал с Народно-трудовым союзом.
Один из организаторов радио «Свобода» («Освобождение»), редактор его Северо-Кавказской редакции. Автор мемуаров (1983, Франкфурт-на-Майне; 2003, Москва).
Такая вот биография, знакомство даже с кратким изложением которой многое объясняет насчет того, кого репрессировали в 1937 году. Между прочим, «газзават» («газават») или «джихад» – «война на пути божьем», это священная война мусульман против неверных, в которой все немусульманские территории рассматриваются как «область войны», «дар-эль-гарб» в противоположность «области ислама» – «дар-эль-ислам». И «дар-эль-гарб» для правоверных – это перманентный театр военных действий, начало которых может последовать в любой удобный момент.
Поскольку «профессор Темиров» умер в 1997 году, то вряд ли можно сомневаться в том, что он был не только ведущим «идеологом» современной Чеченской войны, но и одним из прямых организаторов и тайных координаторов этого мини-«газзавата».
Так что уж у кого у кого, а у этого «профессора» руки точно в людской крови по плечи. И сегодня чеченские «лидеры» всего лишь пытаются реализовать давние его идеи (точнее, конечно, идеи его хозяев). Утверждения же БРЭ о том, что Авторханов что-то там «выдвинул» и что-то там «полагал», звучат даже как-то забавно… Фигуры типа Авторханова (как, впрочем, и многие нынешние «россиянские» «энциклопедисты») сами «полагать» ничего не могут, ибо их самих полагают и располагаютв любой удобной для работодателя позиции.
В этом смысле показательно то, как представила публике Авторханова редакция академического журнала «Вопросы истории» в № 1 за недоброй памяти 1991 год. Сообщив, что Абдурахман Геназович Авторханов родился в 1908 году в ауле Лаха-Неври Терской области Кавказского края, редакционная справка продолжала далее:
«По национальности он чеченец, окончил пятиклассную русскую школу, потом поступил в медресе, но вскоре был исключен за чтение запрещенной литературы и затем воспитывался в грозненском детском доме, где окончил два класса школы второй ступени. В 1924 г. был зачислен в чеченскую областную партийную школу, принят в ряды ВКП(б), учился в Грозном на Рабочем факультете, подготовительном отделении Института Красной профессуры и химическом факультете Грозненского нефтяного института, работал заведующим орготделом и отделом печати Чеченского обкома……С 1932 года Авторханов работает директором Чеченского отделения Партиздата и учится на редакторском отделении курсов марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), в Институте красной профессуры и читает лекции… в Московском педагогическом институте имени Бубнова. В 1937 г. был арестован по фальшивому обвинению, в 1940 г. освобожден, вскоре вновь арестован и в 1942 г. опять освобожден. После оккупации Северного Кавказа фашистами Авторханов был депортирован в начале 1943 года в Берлин. Там до весны 1945 г. он сотрудничал в печатных органах российской эмиграции, а по окончании войны остался в Западной Германии. С 1949 по 1979 г. преподавал политические науки в Русском институте Американской армии, стал доктором политических наук…», и т.д.
По сравнению со статьей в «БРЭ» здесь еще вполне подробно освещен «советский» период жизни Авторханова, и видно, что способного чеченского мальчишку, «потолком» которого в царской России было бы положение сельского учителя, новая Россия подняла до высот серьезного высшего образования. В «Россиянин» эти детали предпочли не подчеркивать. Зато в «Вопросах истории» были скромно обойдены как излишние те подробности жизни «депортированного» экс-марксиста во время войны, которые в январе 1991 года могли бы многих в СССР и удержать от восхищения идеями Авторханова.
Впрочем, таким же скромным в освещении пикантных деталей биографии Авторханова был тогда и «перестроечный» журнал «Слово». В №5 за 1990 год, публикуя фрагменты книги Авторханова о смерти Сталина, редакция сообщила о нем всего лишь следующее:
«А. Авторханов – уроженец Кавказа. По образованию – историк. Работал в ЦК партии (в ЦК какой партии не уточняется, ибо в ЦК ВКП(б) Авторханов не работал. – С.К.).В 1937 году репрессирован. После освобождения эмигрировал на Запад, где защитил докторскую диссертацию, стал профессором по истории России. Выпустил около десяти книг…»
А вот в 2005 году в БРЭ уже можно было расшифровать антисоветскую сторону биографии «борца с тоталитаризмом» полностью. В умолчаниях же 1990 и 1991 годов – вся будущая «россиянская» официальная «историческая» «наука».
Но это тоже – к слову.
Двинемся дальше… В энциклопедическом списке сочинений Авторханова не упоминается его книга «Загадка смерти Сталина», о которой читатель уже осведомлен, как осведомлен он и о том, что в 1991 году главы из нее были впервые опубликованы в СССР в майском (№5) номере журнала «Новый мир», издававшегося тогда тиражом в 957 тысяч экземпляров (уж не знаю, издается ли он сейчас). В то время читающая (была такая, ныне утраченная, привычка у «рабов тоталитаризма») публика знакомилась с «откровениями» Авторханова взахлёб… Что ж, тогда это еще можно было как-то понять – идеолог «газавата» писал о «запретном»…
Сегодня эту политическую халтуру можно читать лишь в целях ее препарирования. Причем то, что сей «историк» мог производить лишь «высокоученую» халтуру, можно было понять, взглянув на его фото, помещенное в №5 журнала «Слово».
Однако для многих ренегатов-«историков» в краю родных берез книги Авторханова оказались и догмой, и руководством к действию. Когда-то историк-марксист Михаил Покровский определил буржуазную историческую науку как «политику, опрокинутую в прошлое». В исполнении же Авторханова и ему подобных история – впервые, пожалуй, в истории развития человечества – оказалась политикой, опрокинутой в будущее]
И, как из гоголевской «Шинели» выросла вся последующая русская литература XIX века, так из давних авторхановских псевдонаучных опусов выросла вся «россиянская» историческая «наука» конца XX и начала XXI века… «Наука», бессовестно перевирающая и бездарно трактующая всю новейшую историю нашей Родины и вообще всего мира.
Чеченец Авторханов недаром хлебал щи в русском Институте красной профессуры и томатный суп в Русском институте американской армии. В итоге он стал вдохновителем не только чеченских боевиков, но и многих московских профессоров, которые – кто после 1991 года, а кто и до него – принялись просто перекладывать идеи этого зубра психологической войны на «новорусский» академический язык.
Тут можно помянуть и еще одного «кадра» этой войны – бывшего советского номенклатурщика-партбилетчика и перебежчика Михаила Восленского, книга «Номенклатура» которого, изданная впервые в 1980 году в Австрии и ФРГ, тоже стала для «идеологов» «перестройки» настольной. Восленский предпослал введению в свою книгу очень многозначительный эпиграф из Генриха Манна: «Сегодняшние книги – это завтрашнее дело».
Ничего не скажешь – сказано откровенно и по существу.
«Завтрашнее» «дело», программируемое книгами типа авторхановских, сегодня уже стало нашим прошлым. Но это не значит, что всёв прошлом, и поэтому в нынешней Москве множится и множится количество макулатуры, выдаваемой за обществоведческие и исторические исследования, «фундамент» которых заложен авторхановыми и восленскими. Недаром, недаром Абдурахман Авторханов хлебал советские щи и антисоветский кетчуп,…
ЕСЛИ говорить о трактовке Авторхановым процессов и событий, непосредственно относящихся к смерти Сталина, то она не то что лжива, но временами смехотворна. Чего стоит одна сцена, описанная автором «Загадки смерти Сталина» со слов якобы Ильи Эренбурга, где лицемер Берия то кричит: «Тиран умер!», то целует «тирану» руки и где против Сталина без обиняков якобы выступило все его окружение, требуя прекращения «дела врачей» и т.д.
Авторханов умеет передернуть тезис – на то он и мастер психологической войны. Но подобные мастера молодцы лишь против овец, а точнее – против социальных баранов, склонных лишь жевать предложенную им жвачку и не умеющих думать. Скажем, сей «мастер» пишет:
«При тиранических режимах политика есть искусство чередующихся интриг. Придворные интригуют, чтобы оказаться поближе к тирану, а тиран – чтобы натравливать их друг на друга: ведь придворные, постоянно соперничающие между собой, не способны организовать заговор против своего владыки.
Сталин окружил себя людьми, преданность которых обусловливалась не общественными идеалами, а лишь соображениями карьеры…», и т.д., и т.п.
Не будем много распространяться на тему о том, что «чья бы корова мычала» – уж Авторханов-то всегда жил не общественными идеалами, а соображениями карьеры и мерил тут других по себе. Но посмотрим на написанное им в отношении Сталина и его соратников по существу.
Итак, Авторханов выдвигает верный тезис о характере отношений в высшей власти при обобщенной тиранической монархии и неправомерно применяет этот тезис к ситуации СССР Сталина середины 30-х – начала 50-х годов XX века. В итоге Авторханов выдвигает уже абсолютно неверный тезис о характере власти в СССР.
Скажем, Калинин… Авторханов в своей «Технологии власти», сам не понимая того, что он пишет, сообщает, что они-де, «красные профессора», «измеряли вождей революции по несколько иному масштабу», чем «простой народ», и «с точки зрения этого масштаба» им казалось, что «Калиныч» хотя и симпатичный старичок, но как политик – чужая тень, а как теоретик – круглый нуль»… Впрочем, далее Авторханов сообщает, что профессора «готовы были снисходительно выслушать и Калинина»…
Однако просто «симпатичный старичок» вряд ли вошел бы в высшие партийные круги еще при Ленине. В начале июня 1946 года смертельно больной Калинин направил предсмертное письмо Сталину, и это письмо никак нельзя отнести к разряду лести «придворного» тирану. Зато из письма видна фигура крупного политика и незаурядного человека, у которого «болезнь и ожидание смерти не притупили… интереса к судьбам» его страны и ее ближайшему будущему.
Но и остальные члены высшего руководства большевиков не были лакействующими статистами и сталинскими захребетниками – доказывать это даже как-то неловко. К тому же в этой книге приведено, надеюсь, достаточно сведений, делающих подобные доказательства излишними.
Однако книгу Авторханова небезынтересно прочесть с карандашом в руке тогда, когда хорошо знаком с неоспоримыми документами, опубликованными – пусть и микротиражами – в последние годы. Когда книга Авторханова впервые публиковалась в СССР и даже позднее, почти все эти документы для изучения были недоступны. Сегодня же знание их однозначно убеждает в тотальной недобросовестности Авторханова, но и делает зато чтение его книги своего рода развлечением, когда можно легко сопоставить правду факта и ложь Авторханова.
Вот пример… Авторханов безапелляционно заявляет:
«Так, Сталин просто проспал радикальную революцию в мировой политике и дипломатии, в результате появления термоядерного (вообще-то, тогда лишь атомного. – С.К.)оружия. Трубадуры сталинизма не раз писали, что когда президент Трумэн на Потсдамской конференции сообщил Сталину эпохальную новость о том, что американцы изобрели беспримерное оружие – атомную (это слово Трумэн не употребил. – С.К.)бомбу, то Сталин перевел разговор на тему о погоде. Трагизм положения в том и заключался, что на Сталина эта бомба не произвела должного впечатления…»
На деле же Сталин настолько понимал значение нового фактора в мировой политике, что еще в 1943 году, в разгар тяжелейшей и опустошительной для СССР войны, ведущейся против России хозяевами «эмигрировавшего» в Берлин Авторханова, санкционировал советские «атомные» работы. И они к лету 1945 года шли уже полным ходом – еще до того, как трагедия Хиросимы и Нагасаки наглядно подтвердила всему миру, что физики в своих расчетах мощности нового оружия не ошибаются.
Как и книги его последователей, и последователей его последователей, книги Авторханова можно критически анализировать не то что постранично, но построчно. Однако мы, пожалуй, двинемся дальше… Я лишь напомню читателю, что так же, как исходной базой для всех россказней о «творце термидора» и «тиране» Сталине были опусы Троцкого, так и исходной базой всех позднейших россказней о том, что Сталин пал жертвой заговора именно Берии, был опус Авторханова. Причем он весьма точно (знал, надо полагать) указывает на ряд деталей, подтверждающих версию заговора и убийства, отмечает двойственную роль Игнатьева и т.д. Но все это – для того, чтобы отвести внимание от подлинных движущих антисталинских сил и перевести внимание на Берию.
О ТОМ, что Сталин тяжело заболел, страна узнала из опубликованного в «Правде» правительственного сообщения «о болезни Председателя Совета Министров СССР и секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина».
ЦК и Совмин извещали о «постигшем нашу партию и наш народ несчастье – тяжкой болезни товарища Сталина».
Сообщалось, что:
«В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве на своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания. Для лечения товарища Сталина привлечены лучшие медицинские силы: профессор-терапевт П.Е. Лукомский; действительные члены Академии медицинских наук СССР: профессор-певропатолог Н.В. Коновалов; профессор-терапевт А.Л. Мясников; профессор-терапевт Е.М. Тареев; профессор-невропатолог И.Н. Филимонов; профессор-невропатолог Р.А. Ткачев; профессор-невропатолог И.С. Глазунов; доцент-терапевт В.И. Иванов-Незнамов. Лечение товарища Сталина ведется под руководством Министра здравоохранения СССР т. А.Ф. Третьякова и Начальника Лечебно-Санитарного Управления Кремля т. И.И. Куперина».
Подписи этих медиков стояли под опубликованными в «Правде» бюллетенями о состоянии здоровья Сталина: на 2 часа 4 марта 1953 года (не подписан невропатологами Филимоновым и Глазуновым), на 2 часа 5 марта 1953 года, на 16 часов 5 марта 1953 года, как и под сообщением о кончине Сталина в 21 час 50 минут 5 марта.
Итак, Сталин покинул этот мир.
И теперь предстояли его похороны.
Однако тело Сталина не должно было быть предано земле, а должно было упокоиться в саркофаге Мавзолея рядом с другим саркофагом – с телом Ленина. Перед этим же предстояли сложные действия по вскрытию и медицинскому освидетельствованию тела и подготовке его к бальзамированию. Но о «медицинском» аспекте – позже.
Сейчас же коснемся аспекта траурного и политического…
Как много написано лжи и о тех днях в истории Родины!
Пишут, что многие-де радовались, «забыв», что смерти Сталина действительно радовались, но очень немногие и никто из тех, кто имел ум и сердце…
Пишут о «нехристианском»-де образе погребения, «забыв» об усыпальницах русских царей в православных соборах, о гробах с останками нескольких поколений русских дворян в фамильных усыпальницах, о простом черном гробе с телом Лермонтова, стоящем в нише подземного склепа в пензенских Тарханах…
А как часто пишут о том, что «кровавый»-де «тиран», уходя в могилу, потребовал-де «многочисленных человеческих жертв», раздавленных в людском потоке, двигавшемся к Колонному залу Дома Советов, где был выставлен гроб с телом Сталина… Пишут о второй якобы «Ходынке»…
Что ж, без каких-то жертв в те дни вряд ли обошлось бы при самой четкой организации похорон и при любых мерах безопасности. Достаточно хотя бы раз побывать в плотной, двигающейся к эскалатору в час пик толпе в московском метро, чтобы понять, что это действительно так.
Ведь проститься со Сталиным стремились не только москвичи – в столицу тогда ехали на любом подвернувшемся транспорте из разных городов и весей Советского Союза. И полностьюввести эту стихию в абсолютно четкие границы было невозможно, как невозможно было отказаться от самого акта народного прощания со Сталиным.
Да, пожалуй, единственным вариантом избежать человеческих жертв был бы полный отказ от траурной церемонии. Хотя…
Хотя как это представляют себе Авторханов, Радзинский, Волкогонов и прочие им подобные «исследователи»? Что – сразу после смерти Сталина и всех положенных медицинских освидетельствований и вскрытия надо было провести бальзамирование и сразу поместить тело в Мавзолей? Или просто предать его как можно скорее земле?
Да ведь в этом случае тоже не обошлось бы без жертв, да еще и каких! Ведь в те дни – как и в дни похорон Ленина, как в дни любых крутых исторических поворотов – в свои права вступила действительно народная стихия… Эта стихия бросила бы свои разбушевавшиеся волны к стенам ли Кремля, к Новодевичьему ли кладбищу и вообще в любое место, где упокоился бы Сталин. И эта же стихия затопила бы тех, кто лишил бы народа права попрощаться с товарищем Сталиным.
И тогда жертвы были бы действительно многочисленными.
Да, жертвы (но отнюдь не «многочисленные», конечно) были, однако сколько вокруг этого скорбного факта наворочено обывательских слухов, перешедших впоследствии и во многие «солидные» мемуары, ненадежных «свидетельств» очевидцев (по присказке криминалистов «Лжет как очевидец») и просто сознательных передержек и клеветы!
Скажем, будущий генерал КГБ Леонов, работавший тогда в Издательстве иностранной литературы и бывший в Москве в те дни, описывает их как свидетель и участник событий, но как описывает! Он пишет:
«Скорбь и горе всех моих сослуживцев (а как же сам Леонов? – С.К.)были неподдельными. Но еще больше нас убивались испанцы (политэмигранты. – С.К.).Общественный психоз (? – С.К.)в те дни вышел из берегов. Миллионы людей (явный количественный перебор, допустимый для газетчика, но не допустимый для чекиста-аналитика. – С.К.)рвались к Колонному залу, где, упокоенный наконец (?? – С.К.),лежал «вождь и учитель»…»
Уже этот тон иначе как, мягко говоря, развязным не назовешь. Но дальше – больше! Рассказывая о своей неудачной попытке попасть в Дом союзов, Леонов утверждает, что в районе Трубной площади были-де затоптаны насмерть сотни людей и констатирует: «Культ личности уносил с собой в могилу несколько сотен своих последних жертв».
Далее он ссылается на свой разговор уже в чекистскую бытность с исполнявшим тогда обязанности начальника московской милиции Н.И. Крайневым , но так и не уточняет цифру жертв,хотя Крайнов не мог ее не знать, а Леонов не мог не воспользоваться таким удобным случаем, чтобы ею не поинтересоваться. Факт, как на мой вкус, говорящий сам за себя!
В опровержение сотен, пожалуй, страниц подобной лжи я не буду ссылаться на документы тех дней – тоже не очень-то достоверные, а приведу лишь одно свидетельство, которое стоит многих других.
Почетного чекиста, полковника в отставке Владимира Федоровича Котова уже нет в живых, но в 2001 году в Нижнем Новгороде тиражом в 500 экземпляров вышли его воспоминания с простым и выразительным названием: «Это было так!» Все, знавшие полковника Котова, отмечают, что он до конца оставался честным, тщательным человеком и вдумчивым чекистом, да это видно и из его интереснейших – в том числе и в силу их бесхитростной искренности – воспоминаний.
Придя в органы госбезопасности в 1949 году молодым парнем, он в 1952 году стал курсантом Высшей школы МГБ и в марте 1953 года принимал непосредственное участие в обеспечении безопасности во время похорон Сталина.
Ниже я даю прямую цитату из его книги:
«Но вот в нашу студенческую жизнь, как и в жизнь в целом всей страны, внезапно ворвались слова официального сообщения: 5 марта 1953 г. на 73-м году жизни умер Иосиф Виссарионович Сталин… Вся жизнь в обществе как бы притихла. Нет, она не остановилась, но как бы замерла в ожидании грядущих событий.
Мне, как и всему нашему курсу, довелось участвовать в обеспечении безопасности во время похорон. Я находился в оперативном наряде, который обеспечивал пропуск в Колонный зал Дома союзов со стороны ул. Горького. Вся улица, насколько видел глаз, от Центрального телеграфа и выше, в сторону площади Маяковского, была запружена народом. У многих были слёзы на глазах. И вообще вся плотная людская масса была какой-то притихшей, со скорбным выражением лиц, а не какая-то толпа зевак.
Как не похоже это описание – не похоже прежде всего психологически – на описание генерала Леонова, фактически пренебрегшего присягой Советскому Союзу и пошедшего на идейное соглашательство с «россиянской» «Россиянией».
Полковник же Котов свидетельствует:
«При этом надо отдать должное москвичам и гостям – ими соблюдался установленный порядок передвижения и пропуска. Но желающих войти в Колонный зал со стороны нашего поста без соответствующего пропуска (вот как! - С.К.),чтобы отдать последний долг умершему вождю, было так много, что живая цепочка охраны от входа в Колонный зал «с тыла» до театра Ермоловой с трудом сдерживала людской напор, который надо было удерживать в течение трех дней, на время доступа к прощанию с И.В. Сталиным».
Как видим, в основной организованной колонне эксцессов не было, хотя какая-то неконтролируемая давка с жертвами где-то наверняка была – на этот счет можно найти сообщения в относительно достоверных мемуарах. Причем я не исключаю, что на дальних подходах к основному маршруту кем-то намеренно формировались маршруты движения с такими участками, где объективно создавались предпосылки к давке и прочему. Не исключаю я и прямых провокаций типа: «Айда, ребята, я знаю, где можно пройти!» и т.д.
Рыбин, Старостин, Хрусталев, Лозгачев, Туков, Егоров и т.д. – можно ли верить им? Если перекрестно сравнивать их свидетельства и свидетельства других лиц, непротиворечивой картины не получишь даже в целом – не говоря уже о деталях и хронологии. Это признают, собственно, все.
Причем у каких-то, формально не соответствующих реальности воспоминаний может быть и реальная основа. Так, актер Михаил Геловани впервые сыграл Сталина в кино в 1938 году, а в последний раз – в 1950 году. Есть свидетельства, что однажды Геловани уговорил Сталина проверить точность своего грима, пройдя мимо охранников вместо Сталина. История вполне правдоподобная, но из нее вырастает целый набор уже глупых историй о якобы «двойниках» Сталина.
ВПРОЧЕМ, еще до обнародования различных «рассекреченных» якобы «воспоминаний» о смерти Сталина была написана книга Абдурахмана Авторханова «Загадка смерти Сталина», изданная в 1976 году эмигрантским издательством «Посев». Подзаголовок у нее был, как можно догадаться, соответствующий: «Заговор Берии».
Это – тот самый Авторханов, с упоминания о котором я начал главу «Сталин и Берия»… И биография этого «политолога» служит настолько мощной «информацией к размышлению», что я полностью приведу статью о нём, помещенную в первом томе Большой Российской Энциклопедии. К слову, то, что в этом томе, изданном в 2005 году научным (?) издательством «Большая Российская Энциклопедия», вообще нашлось место для биографии Авторханова, вполне характеризует само «научное» издательство «БРЭ». Сменилась всего лишь одна буква в его названии, но как резко упал уровень энциклопедической деятельности во всех – кроме полиграфии – отношениях. И прежде всего – в отношении нравственном!
Но это так, к слову. Что же до Авторханова, то БРЭ сообщает о нем вот что:
«АВТОРХАНОВ Абдурахман Геназович (лит. псевдонимы: Александр Уралов, Суровцев, профессор Темиров, Мансур) (не ранее 1908, аул Лаха-Неври Терской обл. – 24.4.1997, Ольсинг, Германия), деятель рос. Эмиграции, политолог, публицист. С 1927 чл. ВКП(б). С 1930 гл. обр. на парт, работе в Чеченской АО. Автор ряда работ по истории Чечни. Руководил авторской группой по составлению «Грамматики чеченского языка» (1933). (Заметим, что БРЭ не дает никаких данных об источниках образования этого чеченского «Кирилла и Мефодия». – С.К.).В 1937 арестован по обвинению в организации т.н. Межнационального центра, в 1940 освобожден, вновь арестован, в 1942 повторно освобожден. Тогда же направлен как представитель сов. власти для переговоров о сдаче оружия с X. Исмаиловым – лидером одной из вооруж. чеч. групп, активизировавшихся в кон. 1941 при приближении линии фронта к Чечено-Ингушетии. Перешел на его сторону, доставил в Германию документ под назв. «Меморандум Временного народно-революц. Правительства Чечено-Ингушетии». В 1943-1945 в Берлине. В 1943- 1944 чл. Северо-Кавказского нац. к-та, пропагандировавшего идеи независимости Кавказа от СССР под эгидой Германии. Редактор еженедельной газ. «Газзават». В 1949-1979 проф. и зав. кафедрой политич. наук Рус. ин-та амер. армии, который готовил специалистов по СССР (Гармиш-Партенкирхен, ФРГ). (Заметим, что период с 1945 по 1949 год из поля зрения БРЭ выпадает, хотя на эти годы, надо полагать, и падает основное образование «профессора Темирова» в американских «институтах». – С.К.).В 1950-м одновременно один из основателей и зам. директора исследоват. Ин-та по изучению истории и культуры СССР (Мюнхен, ФРГ). Занимался историей формирования и развития гос. и парт. системы в СССР, рассматривал явные и скрытые механизмы политич. репрессий. Выдвинул идею о феномене «советского колониализма»), полагал, что его целью было господство не рус. Этноса, а коммунистич. идеи. Сотрудничал с Народно-трудовым союзом.
Один из организаторов радио «Свобода» («Освобождение»), редактор его Северо-Кавказской редакции. Автор мемуаров (1983, Франкфурт-на-Майне; 2003, Москва).
Такая вот биография, знакомство даже с кратким изложением которой многое объясняет насчет того, кого репрессировали в 1937 году. Между прочим, «газзават» («газават») или «джихад» – «война на пути божьем», это священная война мусульман против неверных, в которой все немусульманские территории рассматриваются как «область войны», «дар-эль-гарб» в противоположность «области ислама» – «дар-эль-ислам». И «дар-эль-гарб» для правоверных – это перманентный театр военных действий, начало которых может последовать в любой удобный момент.
Поскольку «профессор Темиров» умер в 1997 году, то вряд ли можно сомневаться в том, что он был не только ведущим «идеологом» современной Чеченской войны, но и одним из прямых организаторов и тайных координаторов этого мини-«газзавата».
Так что уж у кого у кого, а у этого «профессора» руки точно в людской крови по плечи. И сегодня чеченские «лидеры» всего лишь пытаются реализовать давние его идеи (точнее, конечно, идеи его хозяев). Утверждения же БРЭ о том, что Авторханов что-то там «выдвинул» и что-то там «полагал», звучат даже как-то забавно… Фигуры типа Авторханова (как, впрочем, и многие нынешние «россиянские» «энциклопедисты») сами «полагать» ничего не могут, ибо их самих полагают и располагаютв любой удобной для работодателя позиции.
В этом смысле показательно то, как представила публике Авторханова редакция академического журнала «Вопросы истории» в № 1 за недоброй памяти 1991 год. Сообщив, что Абдурахман Геназович Авторханов родился в 1908 году в ауле Лаха-Неври Терской области Кавказского края, редакционная справка продолжала далее:
«По национальности он чеченец, окончил пятиклассную русскую школу, потом поступил в медресе, но вскоре был исключен за чтение запрещенной литературы и затем воспитывался в грозненском детском доме, где окончил два класса школы второй ступени. В 1924 г. был зачислен в чеченскую областную партийную школу, принят в ряды ВКП(б), учился в Грозном на Рабочем факультете, подготовительном отделении Института Красной профессуры и химическом факультете Грозненского нефтяного института, работал заведующим орготделом и отделом печати Чеченского обкома……С 1932 года Авторханов работает директором Чеченского отделения Партиздата и учится на редакторском отделении курсов марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), в Институте красной профессуры и читает лекции… в Московском педагогическом институте имени Бубнова. В 1937 г. был арестован по фальшивому обвинению, в 1940 г. освобожден, вскоре вновь арестован и в 1942 г. опять освобожден. После оккупации Северного Кавказа фашистами Авторханов был депортирован в начале 1943 года в Берлин. Там до весны 1945 г. он сотрудничал в печатных органах российской эмиграции, а по окончании войны остался в Западной Германии. С 1949 по 1979 г. преподавал политические науки в Русском институте Американской армии, стал доктором политических наук…», и т.д.
По сравнению со статьей в «БРЭ» здесь еще вполне подробно освещен «советский» период жизни Авторханова, и видно, что способного чеченского мальчишку, «потолком» которого в царской России было бы положение сельского учителя, новая Россия подняла до высот серьезного высшего образования. В «Россиянин» эти детали предпочли не подчеркивать. Зато в «Вопросах истории» были скромно обойдены как излишние те подробности жизни «депортированного» экс-марксиста во время войны, которые в январе 1991 года могли бы многих в СССР и удержать от восхищения идеями Авторханова.
Впрочем, таким же скромным в освещении пикантных деталей биографии Авторханова был тогда и «перестроечный» журнал «Слово». В №5 за 1990 год, публикуя фрагменты книги Авторханова о смерти Сталина, редакция сообщила о нем всего лишь следующее:
«А. Авторханов – уроженец Кавказа. По образованию – историк. Работал в ЦК партии (в ЦК какой партии не уточняется, ибо в ЦК ВКП(б) Авторханов не работал. – С.К.).В 1937 году репрессирован. После освобождения эмигрировал на Запад, где защитил докторскую диссертацию, стал профессором по истории России. Выпустил около десяти книг…»
А вот в 2005 году в БРЭ уже можно было расшифровать антисоветскую сторону биографии «борца с тоталитаризмом» полностью. В умолчаниях же 1990 и 1991 годов – вся будущая «россиянская» официальная «историческая» «наука».
Но это тоже – к слову.
Двинемся дальше… В энциклопедическом списке сочинений Авторханова не упоминается его книга «Загадка смерти Сталина», о которой читатель уже осведомлен, как осведомлен он и о том, что в 1991 году главы из нее были впервые опубликованы в СССР в майском (№5) номере журнала «Новый мир», издававшегося тогда тиражом в 957 тысяч экземпляров (уж не знаю, издается ли он сейчас). В то время читающая (была такая, ныне утраченная, привычка у «рабов тоталитаризма») публика знакомилась с «откровениями» Авторханова взахлёб… Что ж, тогда это еще можно было как-то понять – идеолог «газавата» писал о «запретном»…
Сегодня эту политическую халтуру можно читать лишь в целях ее препарирования. Причем то, что сей «историк» мог производить лишь «высокоученую» халтуру, можно было понять, взглянув на его фото, помещенное в №5 журнала «Слово».
Однако для многих ренегатов-«историков» в краю родных берез книги Авторханова оказались и догмой, и руководством к действию. Когда-то историк-марксист Михаил Покровский определил буржуазную историческую науку как «политику, опрокинутую в прошлое». В исполнении же Авторханова и ему подобных история – впервые, пожалуй, в истории развития человечества – оказалась политикой, опрокинутой в будущее]
И, как из гоголевской «Шинели» выросла вся последующая русская литература XIX века, так из давних авторхановских псевдонаучных опусов выросла вся «россиянская» историческая «наука» конца XX и начала XXI века… «Наука», бессовестно перевирающая и бездарно трактующая всю новейшую историю нашей Родины и вообще всего мира.
Чеченец Авторханов недаром хлебал щи в русском Институте красной профессуры и томатный суп в Русском институте американской армии. В итоге он стал вдохновителем не только чеченских боевиков, но и многих московских профессоров, которые – кто после 1991 года, а кто и до него – принялись просто перекладывать идеи этого зубра психологической войны на «новорусский» академический язык.
Тут можно помянуть и еще одного «кадра» этой войны – бывшего советского номенклатурщика-партбилетчика и перебежчика Михаила Восленского, книга «Номенклатура» которого, изданная впервые в 1980 году в Австрии и ФРГ, тоже стала для «идеологов» «перестройки» настольной. Восленский предпослал введению в свою книгу очень многозначительный эпиграф из Генриха Манна: «Сегодняшние книги – это завтрашнее дело».
Ничего не скажешь – сказано откровенно и по существу.
«Завтрашнее» «дело», программируемое книгами типа авторхановских, сегодня уже стало нашим прошлым. Но это не значит, что всёв прошлом, и поэтому в нынешней Москве множится и множится количество макулатуры, выдаваемой за обществоведческие и исторические исследования, «фундамент» которых заложен авторхановыми и восленскими. Недаром, недаром Абдурахман Авторханов хлебал советские щи и антисоветский кетчуп,…
ЕСЛИ говорить о трактовке Авторхановым процессов и событий, непосредственно относящихся к смерти Сталина, то она не то что лжива, но временами смехотворна. Чего стоит одна сцена, описанная автором «Загадки смерти Сталина» со слов якобы Ильи Эренбурга, где лицемер Берия то кричит: «Тиран умер!», то целует «тирану» руки и где против Сталина без обиняков якобы выступило все его окружение, требуя прекращения «дела врачей» и т.д.
Авторханов умеет передернуть тезис – на то он и мастер психологической войны. Но подобные мастера молодцы лишь против овец, а точнее – против социальных баранов, склонных лишь жевать предложенную им жвачку и не умеющих думать. Скажем, сей «мастер» пишет:
«При тиранических режимах политика есть искусство чередующихся интриг. Придворные интригуют, чтобы оказаться поближе к тирану, а тиран – чтобы натравливать их друг на друга: ведь придворные, постоянно соперничающие между собой, не способны организовать заговор против своего владыки.
Сталин окружил себя людьми, преданность которых обусловливалась не общественными идеалами, а лишь соображениями карьеры…», и т.д., и т.п.
Не будем много распространяться на тему о том, что «чья бы корова мычала» – уж Авторханов-то всегда жил не общественными идеалами, а соображениями карьеры и мерил тут других по себе. Но посмотрим на написанное им в отношении Сталина и его соратников по существу.
Итак, Авторханов выдвигает верный тезис о характере отношений в высшей власти при обобщенной тиранической монархии и неправомерно применяет этот тезис к ситуации СССР Сталина середины 30-х – начала 50-х годов XX века. В итоге Авторханов выдвигает уже абсолютно неверный тезис о характере власти в СССР.
Скажем, Калинин… Авторханов в своей «Технологии власти», сам не понимая того, что он пишет, сообщает, что они-де, «красные профессора», «измеряли вождей революции по несколько иному масштабу», чем «простой народ», и «с точки зрения этого масштаба» им казалось, что «Калиныч» хотя и симпатичный старичок, но как политик – чужая тень, а как теоретик – круглый нуль»… Впрочем, далее Авторханов сообщает, что профессора «готовы были снисходительно выслушать и Калинина»…
Однако просто «симпатичный старичок» вряд ли вошел бы в высшие партийные круги еще при Ленине. В начале июня 1946 года смертельно больной Калинин направил предсмертное письмо Сталину, и это письмо никак нельзя отнести к разряду лести «придворного» тирану. Зато из письма видна фигура крупного политика и незаурядного человека, у которого «болезнь и ожидание смерти не притупили… интереса к судьбам» его страны и ее ближайшему будущему.
Но и остальные члены высшего руководства большевиков не были лакействующими статистами и сталинскими захребетниками – доказывать это даже как-то неловко. К тому же в этой книге приведено, надеюсь, достаточно сведений, делающих подобные доказательства излишними.
Однако книгу Авторханова небезынтересно прочесть с карандашом в руке тогда, когда хорошо знаком с неоспоримыми документами, опубликованными – пусть и микротиражами – в последние годы. Когда книга Авторханова впервые публиковалась в СССР и даже позднее, почти все эти документы для изучения были недоступны. Сегодня же знание их однозначно убеждает в тотальной недобросовестности Авторханова, но и делает зато чтение его книги своего рода развлечением, когда можно легко сопоставить правду факта и ложь Авторханова.
Вот пример… Авторханов безапелляционно заявляет:
«Так, Сталин просто проспал радикальную революцию в мировой политике и дипломатии, в результате появления термоядерного (вообще-то, тогда лишь атомного. – С.К.)оружия. Трубадуры сталинизма не раз писали, что когда президент Трумэн на Потсдамской конференции сообщил Сталину эпохальную новость о том, что американцы изобрели беспримерное оружие – атомную (это слово Трумэн не употребил. – С.К.)бомбу, то Сталин перевел разговор на тему о погоде. Трагизм положения в том и заключался, что на Сталина эта бомба не произвела должного впечатления…»
На деле же Сталин настолько понимал значение нового фактора в мировой политике, что еще в 1943 году, в разгар тяжелейшей и опустошительной для СССР войны, ведущейся против России хозяевами «эмигрировавшего» в Берлин Авторханова, санкционировал советские «атомные» работы. И они к лету 1945 года шли уже полным ходом – еще до того, как трагедия Хиросимы и Нагасаки наглядно подтвердила всему миру, что физики в своих расчетах мощности нового оружия не ошибаются.
Как и книги его последователей, и последователей его последователей, книги Авторханова можно критически анализировать не то что постранично, но построчно. Однако мы, пожалуй, двинемся дальше… Я лишь напомню читателю, что так же, как исходной базой для всех россказней о «творце термидора» и «тиране» Сталине были опусы Троцкого, так и исходной базой всех позднейших россказней о том, что Сталин пал жертвой заговора именно Берии, был опус Авторханова. Причем он весьма точно (знал, надо полагать) указывает на ряд деталей, подтверждающих версию заговора и убийства, отмечает двойственную роль Игнатьева и т.д. Но все это – для того, чтобы отвести внимание от подлинных движущих антисталинских сил и перевести внимание на Берию.
О ТОМ, что Сталин тяжело заболел, страна узнала из опубликованного в «Правде» правительственного сообщения «о болезни Председателя Совета Министров СССР и секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина».
ЦК и Совмин извещали о «постигшем нашу партию и наш народ несчастье – тяжкой болезни товарища Сталина».
Сообщалось, что:
«В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве на своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания. Для лечения товарища Сталина привлечены лучшие медицинские силы: профессор-терапевт П.Е. Лукомский; действительные члены Академии медицинских наук СССР: профессор-певропатолог Н.В. Коновалов; профессор-терапевт А.Л. Мясников; профессор-терапевт Е.М. Тареев; профессор-невропатолог И.Н. Филимонов; профессор-невропатолог Р.А. Ткачев; профессор-невропатолог И.С. Глазунов; доцент-терапевт В.И. Иванов-Незнамов. Лечение товарища Сталина ведется под руководством Министра здравоохранения СССР т. А.Ф. Третьякова и Начальника Лечебно-Санитарного Управления Кремля т. И.И. Куперина».
Подписи этих медиков стояли под опубликованными в «Правде» бюллетенями о состоянии здоровья Сталина: на 2 часа 4 марта 1953 года (не подписан невропатологами Филимоновым и Глазуновым), на 2 часа 5 марта 1953 года, на 16 часов 5 марта 1953 года, как и под сообщением о кончине Сталина в 21 час 50 минут 5 марта.
Итак, Сталин покинул этот мир.
И теперь предстояли его похороны.
Однако тело Сталина не должно было быть предано земле, а должно было упокоиться в саркофаге Мавзолея рядом с другим саркофагом – с телом Ленина. Перед этим же предстояли сложные действия по вскрытию и медицинскому освидетельствованию тела и подготовке его к бальзамированию. Но о «медицинском» аспекте – позже.
Сейчас же коснемся аспекта траурного и политического…
Как много написано лжи и о тех днях в истории Родины!
Пишут, что многие-де радовались, «забыв», что смерти Сталина действительно радовались, но очень немногие и никто из тех, кто имел ум и сердце…
Пишут о «нехристианском»-де образе погребения, «забыв» об усыпальницах русских царей в православных соборах, о гробах с останками нескольких поколений русских дворян в фамильных усыпальницах, о простом черном гробе с телом Лермонтова, стоящем в нише подземного склепа в пензенских Тарханах…
А как часто пишут о том, что «кровавый»-де «тиран», уходя в могилу, потребовал-де «многочисленных человеческих жертв», раздавленных в людском потоке, двигавшемся к Колонному залу Дома Советов, где был выставлен гроб с телом Сталина… Пишут о второй якобы «Ходынке»…
Что ж, без каких-то жертв в те дни вряд ли обошлось бы при самой четкой организации похорон и при любых мерах безопасности. Достаточно хотя бы раз побывать в плотной, двигающейся к эскалатору в час пик толпе в московском метро, чтобы понять, что это действительно так.
Ведь проститься со Сталиным стремились не только москвичи – в столицу тогда ехали на любом подвернувшемся транспорте из разных городов и весей Советского Союза. И полностьюввести эту стихию в абсолютно четкие границы было невозможно, как невозможно было отказаться от самого акта народного прощания со Сталиным.
Да, пожалуй, единственным вариантом избежать человеческих жертв был бы полный отказ от траурной церемонии. Хотя…
Хотя как это представляют себе Авторханов, Радзинский, Волкогонов и прочие им подобные «исследователи»? Что – сразу после смерти Сталина и всех положенных медицинских освидетельствований и вскрытия надо было провести бальзамирование и сразу поместить тело в Мавзолей? Или просто предать его как можно скорее земле?
Да ведь в этом случае тоже не обошлось бы без жертв, да еще и каких! Ведь в те дни – как и в дни похорон Ленина, как в дни любых крутых исторических поворотов – в свои права вступила действительно народная стихия… Эта стихия бросила бы свои разбушевавшиеся волны к стенам ли Кремля, к Новодевичьему ли кладбищу и вообще в любое место, где упокоился бы Сталин. И эта же стихия затопила бы тех, кто лишил бы народа права попрощаться с товарищем Сталиным.
И тогда жертвы были бы действительно многочисленными.
Да, жертвы (но отнюдь не «многочисленные», конечно) были, однако сколько вокруг этого скорбного факта наворочено обывательских слухов, перешедших впоследствии и во многие «солидные» мемуары, ненадежных «свидетельств» очевидцев (по присказке криминалистов «Лжет как очевидец») и просто сознательных передержек и клеветы!
Скажем, будущий генерал КГБ Леонов, работавший тогда в Издательстве иностранной литературы и бывший в Москве в те дни, описывает их как свидетель и участник событий, но как описывает! Он пишет:
«Скорбь и горе всех моих сослуживцев (а как же сам Леонов? – С.К.)были неподдельными. Но еще больше нас убивались испанцы (политэмигранты. – С.К.).Общественный психоз (? – С.К.)в те дни вышел из берегов. Миллионы людей (явный количественный перебор, допустимый для газетчика, но не допустимый для чекиста-аналитика. – С.К.)рвались к Колонному залу, где, упокоенный наконец (?? – С.К.),лежал «вождь и учитель»…»
Уже этот тон иначе как, мягко говоря, развязным не назовешь. Но дальше – больше! Рассказывая о своей неудачной попытке попасть в Дом союзов, Леонов утверждает, что в районе Трубной площади были-де затоптаны насмерть сотни людей и констатирует: «Культ личности уносил с собой в могилу несколько сотен своих последних жертв».
Далее он ссылается на свой разговор уже в чекистскую бытность с исполнявшим тогда обязанности начальника московской милиции Н.И. Крайневым , но так и не уточняет цифру жертв,хотя Крайнов не мог ее не знать, а Леонов не мог не воспользоваться таким удобным случаем, чтобы ею не поинтересоваться. Факт, как на мой вкус, говорящий сам за себя!
В опровержение сотен, пожалуй, страниц подобной лжи я не буду ссылаться на документы тех дней – тоже не очень-то достоверные, а приведу лишь одно свидетельство, которое стоит многих других.
Почетного чекиста, полковника в отставке Владимира Федоровича Котова уже нет в живых, но в 2001 году в Нижнем Новгороде тиражом в 500 экземпляров вышли его воспоминания с простым и выразительным названием: «Это было так!» Все, знавшие полковника Котова, отмечают, что он до конца оставался честным, тщательным человеком и вдумчивым чекистом, да это видно и из его интереснейших – в том числе и в силу их бесхитростной искренности – воспоминаний.
Придя в органы госбезопасности в 1949 году молодым парнем, он в 1952 году стал курсантом Высшей школы МГБ и в марте 1953 года принимал непосредственное участие в обеспечении безопасности во время похорон Сталина.
Ниже я даю прямую цитату из его книги:
«Но вот в нашу студенческую жизнь, как и в жизнь в целом всей страны, внезапно ворвались слова официального сообщения: 5 марта 1953 г. на 73-м году жизни умер Иосиф Виссарионович Сталин… Вся жизнь в обществе как бы притихла. Нет, она не остановилась, но как бы замерла в ожидании грядущих событий.
Мне, как и всему нашему курсу, довелось участвовать в обеспечении безопасности во время похорон. Я находился в оперативном наряде, который обеспечивал пропуск в Колонный зал Дома союзов со стороны ул. Горького. Вся улица, насколько видел глаз, от Центрального телеграфа и выше, в сторону площади Маяковского, была запружена народом. У многих были слёзы на глазах. И вообще вся плотная людская масса была какой-то притихшей, со скорбным выражением лиц, а не какая-то толпа зевак.
Как не похоже это описание – не похоже прежде всего психологически – на описание генерала Леонова, фактически пренебрегшего присягой Советскому Союзу и пошедшего на идейное соглашательство с «россиянской» «Россиянией».
Полковник же Котов свидетельствует:
«При этом надо отдать должное москвичам и гостям – ими соблюдался установленный порядок передвижения и пропуска. Но желающих войти в Колонный зал со стороны нашего поста без соответствующего пропуска (вот как! - С.К.),чтобы отдать последний долг умершему вождю, было так много, что живая цепочка охраны от входа в Колонный зал «с тыла» до театра Ермоловой с трудом сдерживала людской напор, который надо было удерживать в течение трех дней, на время доступа к прощанию с И.В. Сталиным».
Как видим, в основной организованной колонне эксцессов не было, хотя какая-то неконтролируемая давка с жертвами где-то наверняка была – на этот счет можно найти сообщения в относительно достоверных мемуарах. Причем я не исключаю, что на дальних подходах к основному маршруту кем-то намеренно формировались маршруты движения с такими участками, где объективно создавались предпосылки к давке и прочему. Не исключаю я и прямых провокаций типа: «Айда, ребята, я знаю, где можно пройти!» и т.д.