Страница:
— Мне нечего больше добавить, — тихо сказала Габриэлла. — Джентльмен, которого вы называете премьер-министром Британии, привел меня к себе домой, угостил теплым какао и прочитал целую лекцию о моем безнравственном образе жизни. Он буквально умолял меня покаяться и отречься от плотской греховности.
— Ну и что ты? Отреклась?
— Мне не от чего отрекаться! — возмущенно воскликнула Габриэлла. — Я честная девушка.
— Ну, разумеется, — отозвался он, улыбаясь. Питер Сент-Джеймс, граф Сэндборн, расслабившись, откинулся на спинку сиденья. Что ж, на сегодня, видимо, придется оставить расследование сексуальных притязаний Уильяма Глад стона, хотя это очень досадно. Всю ночь граф Сэндборн провел на холоде в сырой карете, надеясь собрать доказательства порочного образа жизни старика, что стало бы основанием для привлечения Королевской следственной комиссии и помогло бы свалить похотливого премьер-министра. И что же он получил? Ничего, кроме небылицы про горячее какао и пирожные в шоколадной глазури.
Питер Сент-Джеймс был очень терпелив. Он давно усвоил непреложную истину: тот, кто ждет, всегда получает искомое, и эта мудрость стала главным принципом его существования. «Ну, ничего, — сказал он себе, — ночь только началась, а у меня в руках эта надменная малышка». Граф усмехнулся и подумал, что еще сможет вытянуть из нее правду… если сумеет ослабить ее бдительность. С этим у Питера Сент-Джеймса никогда не было проблем, и красотка Гладстона вряд ли окажется исключением.
Отогнав от себя благочестивый образ сэра Уильяма, Питер сосредоточил внимание на девушке, съежившейся на противоположном сиденье. Молодая и свеженькая, на удивление выдержанная, она не шла ни в какое сравнение с теми потрепанными созданиями, которые обычно промышляют на Хей-маркете. Впрочем, премьер-министр славится своим тонким вкусом и избирательностью. Видимо, на этот раз ему просто захотелось чего-нибудь новенького.
Питер скользнул взглядом по мокрому платью девушки, которое облегало стройную фигурку, словно вторая кожа, и решил, что малышка очень недурна. Потом он перевел глаза на ее лицо и почувствовал неожиданное пробуждение плотского любопытства. Голубые глаза, нос прямой и изящный, прекрасно очерченные брови, а рот… Прелестные губы девушки были капризно надуты, что придавало ей еще большее очарование. Граф даже не сразу заметил, что эти губы шевелятся, и ему пришлось призвать на помощь свою силу воли, чтобы вслушаться в ее слова.
— Я рассказала вам все, что вы хотели узнать, — говорила между тем Габриэлла.. — И теперь прощу вас выполнить свое обещание. Отвезите домой.
— Нет, милая, ты еще не рассказала мне того, что я хочу знать, — задумчиво возразил он. Питер чувствовал, что девушка чего-то не договаривает. — Я. хочу слышать правду, и пока ты не сделаешь этого, боюсь, я не смогу расстаться с тобой.
— Правда в том, что я порядочная девушка, которая попала под дождь вдалеке от дома и подверглась нападению двух, — она замолчала, подыскивая замену нелестному термину, вертящемуся у нее на языке, и, не найдя ничего подходящего, просто сказала: — мужчин. И я настаиваю на том, чтобы вы сдержали свое слово.
— О-о, порядочная девушка, — насмешливо проговорил он. У графа не было никаких сомнений в том, что это только игра, своего рода наживка, на которую хитрая девчонка ловит своих клиентов. И нужно отдать ей должное, ведет она себя весьма и весьма убедительно. Впрочем, учитывая ее свеженькую мордашку и неподдельное возмущение, эта уловка срабатывает, пожалуй, в большинстве случаев. — А твоя уличная кличка случайно не «розовый бутон»? — язвительно спросил он.
Краска стыда залила щеки Габриэлла. Она выпрямилась и как можно надменнее проговорила:
— Значит, вы хотите узнать правду? Прекрасно! Правда в том, что мой отец богатый влиятельный человек и я собираюсь выйти замуж за… за графа.
— Ты помолвлена?! — Питер пристально посмотрел ей в глаза и расхохотался. — А у красотки богатое воображение, сочиняет прямо на ходу — добродетель, уважаемый папаша, титулованный жених… Интересно, что она еще придумает? — И кто же твой избранник? Назови мне имя и адрес этого счастливого парня, и я немедленно пошлю за ним.
— Я… я, — Габриэлла запнулась, внезапно осознав, что незнакомец унижает ее своими расспросами. — Вообще-то я еще ничего не решила, — собравшись с духом, сказала она. — Но одно я знаю наверняка: осенью я уже буду замужем. Моя мать настроена очень решительно и хочет устроить мою судьбу еще до начала сезона.
Габриэлла вздернула подбородок и отвернулась кокну с видом оскорбленной невинности. Глядя на нее, Питер Сент-Джеймс вновь не смог удержаться от смеха. Неужели эта глупышка не понимает, как абсурдно звучат ее слова? Однако надо признать, что в ее неловких попытках набить себе цену есть что-то привлекательное. А как застенчиво она пытается прикрыть грудь насквозь промокшими оборками…
Граф опустил глаза и мысленно представил себе, как снимает с девушки платье и обнажает роскошное тело под ним. А в том, что ее тело роскошно, он нисколько не сомневался. Питер вздохнул и вдруг почувствовал отвратительный запах, абсолютно не соответствующий его грезам. — Бог мой! Откуда эта вонь?
Габриэлла покраснела и поспешно спрятала ноги под сиденье, вспомнив, что угодила в какую-то грязную лужу, когда бежала от старого Уильяма. Но ее попытка ни к чему не привела. Мужчина уже обнаружил источник противного запаха, схватил девушку за ноги, сдернул туфли и выбросил их за окно.
— Фу! — брезгливо фыркнул он и отдал кучеру какое-то распоряжение.
— Куда вы меня везете! — требовательно спросила Габриэлла, возмущенная его бесцеремонностью. Он улыбнулся и пропел:
— В Le Ciel, милая. В Le Ciel!
Габрнэлла застыла. Двенадцать лет, прожитых во французской деревне, исключали ошибку. Он везет ее… на небеса!
Глава 3
— Ну и что ты? Отреклась?
— Мне не от чего отрекаться! — возмущенно воскликнула Габриэлла. — Я честная девушка.
— Ну, разумеется, — отозвался он, улыбаясь. Питер Сент-Джеймс, граф Сэндборн, расслабившись, откинулся на спинку сиденья. Что ж, на сегодня, видимо, придется оставить расследование сексуальных притязаний Уильяма Глад стона, хотя это очень досадно. Всю ночь граф Сэндборн провел на холоде в сырой карете, надеясь собрать доказательства порочного образа жизни старика, что стало бы основанием для привлечения Королевской следственной комиссии и помогло бы свалить похотливого премьер-министра. И что же он получил? Ничего, кроме небылицы про горячее какао и пирожные в шоколадной глазури.
Питер Сент-Джеймс был очень терпелив. Он давно усвоил непреложную истину: тот, кто ждет, всегда получает искомое, и эта мудрость стала главным принципом его существования. «Ну, ничего, — сказал он себе, — ночь только началась, а у меня в руках эта надменная малышка». Граф усмехнулся и подумал, что еще сможет вытянуть из нее правду… если сумеет ослабить ее бдительность. С этим у Питера Сент-Джеймса никогда не было проблем, и красотка Гладстона вряд ли окажется исключением.
Отогнав от себя благочестивый образ сэра Уильяма, Питер сосредоточил внимание на девушке, съежившейся на противоположном сиденье. Молодая и свеженькая, на удивление выдержанная, она не шла ни в какое сравнение с теми потрепанными созданиями, которые обычно промышляют на Хей-маркете. Впрочем, премьер-министр славится своим тонким вкусом и избирательностью. Видимо, на этот раз ему просто захотелось чего-нибудь новенького.
Питер скользнул взглядом по мокрому платью девушки, которое облегало стройную фигурку, словно вторая кожа, и решил, что малышка очень недурна. Потом он перевел глаза на ее лицо и почувствовал неожиданное пробуждение плотского любопытства. Голубые глаза, нос прямой и изящный, прекрасно очерченные брови, а рот… Прелестные губы девушки были капризно надуты, что придавало ей еще большее очарование. Граф даже не сразу заметил, что эти губы шевелятся, и ему пришлось призвать на помощь свою силу воли, чтобы вслушаться в ее слова.
— Я рассказала вам все, что вы хотели узнать, — говорила между тем Габриэлла.. — И теперь прощу вас выполнить свое обещание. Отвезите домой.
— Нет, милая, ты еще не рассказала мне того, что я хочу знать, — задумчиво возразил он. Питер чувствовал, что девушка чего-то не договаривает. — Я. хочу слышать правду, и пока ты не сделаешь этого, боюсь, я не смогу расстаться с тобой.
— Правда в том, что я порядочная девушка, которая попала под дождь вдалеке от дома и подверглась нападению двух, — она замолчала, подыскивая замену нелестному термину, вертящемуся у нее на языке, и, не найдя ничего подходящего, просто сказала: — мужчин. И я настаиваю на том, чтобы вы сдержали свое слово.
— О-о, порядочная девушка, — насмешливо проговорил он. У графа не было никаких сомнений в том, что это только игра, своего рода наживка, на которую хитрая девчонка ловит своих клиентов. И нужно отдать ей должное, ведет она себя весьма и весьма убедительно. Впрочем, учитывая ее свеженькую мордашку и неподдельное возмущение, эта уловка срабатывает, пожалуй, в большинстве случаев. — А твоя уличная кличка случайно не «розовый бутон»? — язвительно спросил он.
Краска стыда залила щеки Габриэлла. Она выпрямилась и как можно надменнее проговорила:
— Значит, вы хотите узнать правду? Прекрасно! Правда в том, что мой отец богатый влиятельный человек и я собираюсь выйти замуж за… за графа.
— Ты помолвлена?! — Питер пристально посмотрел ей в глаза и расхохотался. — А у красотки богатое воображение, сочиняет прямо на ходу — добродетель, уважаемый папаша, титулованный жених… Интересно, что она еще придумает? — И кто же твой избранник? Назови мне имя и адрес этого счастливого парня, и я немедленно пошлю за ним.
— Я… я, — Габриэлла запнулась, внезапно осознав, что незнакомец унижает ее своими расспросами. — Вообще-то я еще ничего не решила, — собравшись с духом, сказала она. — Но одно я знаю наверняка: осенью я уже буду замужем. Моя мать настроена очень решительно и хочет устроить мою судьбу еще до начала сезона.
Габриэлла вздернула подбородок и отвернулась кокну с видом оскорбленной невинности. Глядя на нее, Питер Сент-Джеймс вновь не смог удержаться от смеха. Неужели эта глупышка не понимает, как абсурдно звучат ее слова? Однако надо признать, что в ее неловких попытках набить себе цену есть что-то привлекательное. А как застенчиво она пытается прикрыть грудь насквозь промокшими оборками…
Граф опустил глаза и мысленно представил себе, как снимает с девушки платье и обнажает роскошное тело под ним. А в том, что ее тело роскошно, он нисколько не сомневался. Питер вздохнул и вдруг почувствовал отвратительный запах, абсолютно не соответствующий его грезам. — Бог мой! Откуда эта вонь?
Габриэлла покраснела и поспешно спрятала ноги под сиденье, вспомнив, что угодила в какую-то грязную лужу, когда бежала от старого Уильяма. Но ее попытка ни к чему не привела. Мужчина уже обнаружил источник противного запаха, схватил девушку за ноги, сдернул туфли и выбросил их за окно.
— Фу! — брезгливо фыркнул он и отдал кучеру какое-то распоряжение.
— Куда вы меня везете! — требовательно спросила Габриэлла, возмущенная его бесцеремонностью. Он улыбнулся и пропел:
— В Le Ciel, милая. В Le Ciel!
Габрнэлла застыла. Двенадцать лет, прожитых во французской деревне, исключали ошибку. Он везет ее… на небеса!
Глава 3
«Небеса», как оказалось, располагались в большом кирпичном здании, к дверям которого вела — коротенькая аллея. Это все, что Габриэлла успела заметить, пока похититель за руку тащил ее к дому. Они миновали двойные двери и по крутой лестнице поднялись наверх. Несмотря на поздний час/вся прислуга была в сборе и, судя по тому, как почтительно лакеи обращались к своему господину, Габриэлла поняла, что от этих людей она не дождется ни сочувствия, ни помощи. Затем они прошли по коридору, увешанному гобеленами, изображающими охотничьи сцены, и оказались в просторной комнате.
Девушка была в отчаянии. По пути она пыталась запомнить повороты, которые они делали, но их было так много, что у нее в голове все смешалось. Налево, направо, на половину лестничного пролета вверх, потом снова налево… или направо?
— Да, эта чудесно подойдет, — кивнул незнакомец слуге. — Принеси нам шампанского и пришли кого-нибудь развести огонь в камине. Леди необходимо согреться.
Лакей поклонился и вышел, притворив за собой дверь. Габриэллу охватила тихая паника. Не было никаких сомнений в том, что ей придется остаться с незнакомым мужчиной наедине.
— Куда вы меня привезли? — испуганно спросила она. — Что это за место?
Мужчина медлил с ответом, но Габриэлла поняла, где они находятся, прежде чем он заговорил.
Комната была богато, но безвкусно убрана. У одной стены находился огромный мраморный камин с медной решеткой, а возле другой стоял обитый бархатом диванчик, родной брат того дивана, который украшал будуар матери.
Центр комнаты занимал стол, покрытый дорогой скатертью и уставленный фарфоровыми и серебряными безделушками. Те же шелковые шторы и бархатные драпировки… Все было ясно — они в притоне.
— Это в некотором роде ресторан, — заговорил наконец мужчина. — Частное заведение, где можно хорошо поесть и развлечься… в стороне от чужих глаз.
— Я не голодна, — отрезала Габриэлла.
— Да, я помню: какао, пирожные, — усмехаясь, проговорил незнакомец.
— Если вы сейчас же не отвезете меня домой, — она сделала шаг к двери, — я доберусь сама.
— Что? Пешком? Без туфель? — он в притворном ужасе закрыл лицо руками. — Ну уж нет! Я джентльмен и никогда не прощу себе того, что отправил леди ночью домой одну.
Мужчина направился к ней, Габриэлла попятилась, наткнулась на камин и остановилась. Аккуратно поправив медную решетку, она повернулась и вызывающе посмотрела на своего похитителя. Он , оказался выше, чем она предполагала, а его широкие плечи говорили о значительной физической силе. На незнакомце был черный фрак, и узкие брюки с атласной окантовкой и атласный же жилет цвета слоновой кости. Из-под жилета виднелась белая батистовая рубашка и галстук, заколотый изящной бриллиантовой булавкой.
— Кто вы? — с трудом выдавила Габриэлла. — Чего вы хотите от меня? — Я сказала вам правду, что же вам еще нужно? Вы хотите услышать о том, как этот порочный премьер-министр воспользовался мной на кухонном столе среди какао и сладостей, а его жена и дворецкий в ужасе наблюдали за этой сценой? Но ничего подобного не было! И даже если вы заставите меня сказать что-либо подобное, это :все равно не будет правдой, — голос ее дрожал от волнения. — Я не могу обвинять человека в том, чему не была свидетелем, независимо от того, какие преступления он совершал против других.
Слова девушки заставили Питера насторожиться. Ее волнение и горячность были либо хорошо отрепетированы, либо… искренни. Секунду спустя он встряхнулся, и от его сомнении не осталось и — следа. Ну, конечно, это все игра! Она же профессионалка, специалистка по изображению добродетели и порядочности. Однако, она, похоже, стремится , к лучшей жизни, а это может стать ключом, открывающим двери, к дальнейшему сотрудничеству. Немного поразмыслив, Питер решил сменить тактику.
— Ты спрашивала, кто я, — он мило улыбнулся, по опыту зная, что ничто не оказывает на честолюбивых молодых особ такого сильного воздействия, как звучание громкого титула. — Полагаю, мне действительно пора представиться. Питер Сент-Джеймс, шестой граф Сэндборн, — он галантно поклонился. — К вашим услугам.
Питер поймал ее руку, чтобы запечатлеть поцелуй на ладони, и вдруг уловил слабый, но очень знакомый запах. Он застыл и снова сосредоточенно вдохнул. Пирожные! Боже милосердный, ее рука пахла пирожными, теми самыми — в шоколадной глазури. Питер быстро схватил вторую руку, понюхал и обнаружил, что она пахнет так же. Глаза его изумленно округлились. Теперь уже нельзя было не признать того факта, что старик, действительно, кормил девчонку пирожными. А если это так, то его предположения о ночных похождениях юной красотки разлетаются в пух и прах. Возможно и то, что сэр Уильям на этот раз отказался от своих сексуальных забав и все полчаса пичкал бедняжку лицемерной галиматьей.
Граф Сэндборн пришел в ярость. Подумать только, он потратил целый вечер и добрую половину ночи на то, чтобы поймать старого лиса за хвост, и вот теперь все его усилия сведены на нет одним лишь запахом шоколадных пирожных! Было от чего прийти в ярость.
Габриэлла отклонилась назад и посмотрела на графа, как на сумасшедшего.
— Что вы делаете? — недоуменно спросила она, пытаясь освободить руки.
— Знакомлюсь с тобой, — коротко ответил он, а про себя подумал: «Валяю дурака».
Раздражение Питера постепенно улеглось, он отпустил руки девушки и с интересом посмотрел на нее. Ее волосы, прежде висевшие мокрыми прядями, начали подсыхать, и оказалось, что они очень красивы. А в бездонных голубых глазах можно было утонуть…
Внезапно граф понял, что хочет знать об этой девушке все.
— Если ты не можешь назвать мне имя своего жениха, тогда назови свое, — предложил он. Она заколебалась, и Питер наугад назвал ей несколько имен: — Полли? Мод? А может быть, Лиззи?
— Габриэлла.
— В самом деле? — он улыбнулся, и от этой улыбки Габриэлле стало не по себе. Она подумала, что подобной улыбкой мужчины удостаивают аппетитный бифштекс, прежде чем вонзить в него вилку и нож. — Какое романтичное имя, — продолжал между тем граф. — Скажи, Габриэлла, что такая честная и добродетельная девушка, как ты, делала ночью на Хей-маркете?
Тон, которым он произнес слова «честная» и «добродетельная», покоробил ее, но она все же решила ответить.
— Заблудилась… промокла… Я попала в беду, — сказала Габриэлла и, призвав на помощь все свое самообладание, добавила: — Полагаю, мне следует поблагодарить вас, сэр, за то, что вы назвали мне имена двух моих похитителей. По крайней мере, я теперь буду знать, против кого выдвигать обвинения.
Несколько мгновений Питер озадаченно смотрел на нее, а потом весело расхохотался. Его смех снял возникшее между ними напряжение, и у обоих в глазах заплясали веселые искорки.
Веселье прервал вежливый стук в дверь, и в комнату вошли слуги. Один нес угольное ведро, а второй — ведерко со льдом для шампанского. При виде распахнутой двери сердце Габриэллы бешено забилось, но здравый смысл остудил ее горячечный порыв. Куда бы она пошла, не имея ни денег, ни туфель и не зная даже, как отсюда выбраться.
Лакеи быстро и умело сделали свое дело и тихо удалились, оставив им холодное шампанское и жаркий огонь.
Габриэлла подошла к камину и, протянув к нему руки, почувствовала, как тепло волнами растекается по телу. Прошло несколько полных блаженства минут, прежде чем она ощутила легкое прикосновение к затылку. Резко повернувшись, Габриэлла быстро проверила пуговицы на спине и обнаружила, что две верхних расстегнуты.
— Я подумал, что ты захочешь снять с себя мокрую одежду, чтобы просушить ее, — заботливо и чуть виновато проговорил Питер. — Если ты подхватишь смертельную простуду в моей компании, я себе этого никогда не прощу.
Габриэлла отшатнулась и судорожно сжала руки в кулачки. Второй раз за сегодняшнюю ночь мужчина пытается снять с нее одежду. Два похищения и два обольщения… Боже, что же еще ей придется пережить, прежде чем, наконец, настанет утро.
— Благодарю вас, но я предпочитаю держать свою одежду при себе, — с трудом сдерживая волнение, проговорила она. — А если я умру от воспаления легких, то моя смерть будет, действительно, на вашей совести, — она прищурилась и добавила: — Если, конечно, у вас есть совесть.
— О, она у меня есть, — ничуть не обидевшись, ответил Питер. — Правда, я уже много лет не получал от нее известий, но это лишь потому, что не позволяю ей вмешиваться в свои дела.
С этими словами граф пододвинул к камину кресло и усадил в него Габриэллу. Затем он опустился на одно колено рядом с ней и потянул вверх край платья, обнажив насквозь промокшие нижние юбки и икры девушки. Габриэлла ахнула и попыталась опустить подол платья. Между ними завязалась странная борьба, и Питер в конце концов отступил.
— Послушай, Габриэлла, или как там твое настоящее имя, не будь занудой. Ты ведешь себя так, будто до сих пор ни один мужчина не видел твоих ног.
— Во-первых, Габриэлла — мое настоящее имя, — краснея от возмущения и стыда, заявила она. — А во-вторых, до сих пор ни один мужчина не видел моих ног.
Отчаянные обстоятельства взывали к отчаянным мерам. Габриэлла призвала на помощь всю свою смелость и решимость, наконец, сказать этому наглецу правду.
— Раз уж вам так интересно знать, что я делала ночью на Хей-маркете, — выпалила она, — так слушайте: я повздорила с матерью и выскочила из дома, не захватив с собой ни денег, ни даже перчаток. Я шла и шла… пока не поняла, что заблудилась. Начался дождь, и я спряталась в каком-то сарае. Тут появился тот старый джентльмен, которого вы называете премьер-министром, и он втащил меня в карету, привез к себе домой и прочитал проповедь о нравственном образе жизни. Воспользовавшись случаем, я убежала, но, как выяснилось, только для того, чтобы быть похищенной вторично, на этот раз вами. Вы тоже приняли меня за уличную женщину и вот уже несколько часов обвиняете во всех смертных грехах, — Габриэлла перевела дух. — Может быть, это звучит смешно и даже глупо, но это правда. Та самая правда, которой вы так добивались. А теперь, прошу вас, отвезите меня, пожалуйста, домой.
Он поймал ее взгляд и опять поразился глубине ее голубых глаз. Было что-то интригующее в таком странном сочетании хрупкости и самообладания. Одну минуту она казалась напуганной девчонкой, а уже в следующую была самоуверенной девушкой с претензией на благородство. Но не менее поразительным было сочетание свежести и чувственности, которые она излучала. Легкие шаги, покачивания бедер, движения плеч несли в себе обещание изумительного наслаждения, и в то же время эти соблазны явно не были умышленными. Все в ней было так просто, естественно и… реально, как запах шоколадных пирожных, который нельзя подделать. Повинуясь секундному порыву, Питер снова поднес руку Габриэллы к своему лицу и вдохнул. Запах стал слабее, но он все-таки был. Пирожные.
— Ты чудесно пахнешь, — промурлыкал он, и его рука, скользнув по запястью, двинулась вверх, к плечу. — Ты вся словно в облаке роз, м-мм, и этот слабый запах лимона в волосах…
Габриэлла с удивлением и плохо скрываемым ужасом наблюдала за его романтическими авансами. Пожалуй, это было худшее из всего того, что ей пришлось пережить за сегодняшнюю ночь. Питер Сент-Джеймс, кажется, твердо намерен выступить в роли соблазнителя, но ведь это погубит все ее планы! О каком замужестве тогда может идти речь? Габриэлла замерла, и тут ей в голову пришла гениальная мысль. Разговор! Может быть, ей удастся вовлечь его в разговор и тем самым хоть на время обезопасить себя.
— Граф Сэнд… как? — спросила она, откинувшись на спинку кресла и таким образом увеличив расстояние между ними на несколько дюймов. — Назовите мне еще раз ваше имя, милорд.
— Сэндборн, — ответил он и потянулся рукой к ее щеке. — Удачливая девочка.
Подцепить премьер-министра и графа за одну ночь удается не каждой, — пробормотал он.
— Значит, вы настоящий граф? — продолжала заговаривать ему зубы Габриэлла. — Я имею в виду мантию и лист в палате лордов, — услышав в ответ что-то невразумительное, она живо воскликнула: — Ну, тогда вы наверняка очень занятой человек. Ведь у вас есть дома и собственное имение, а может быть, и охотничьи угодья. Я права?
— Права, — сказал он, приподнимая голову. Этот интерес к титулу и богатству вызвал улыбку торжества на его губах. — У меня все есть, милая. Вся положенная графу роскошь. И дома, и экипажи… имение, банковские счета, фамильные драгоценности…
— Как мило! — воскликнула Габриэлла. — Полагаю вы много путешествуете? Зиму проводите на юге Франции, ну и тому подобное.
— Да, но не часто, — пробубнил он, расстегнул манжет ее платья и приподнял рукав вверх. — Не люблю пропускать парламентских сессий.
— А может быть, дело в том, что вам просто не хочется надолго разлучаться с женой и детьми? — лукаво спросила она.
— У меня нет жены и, соответственно, нет детей, — ответил Питер, покрывая поцелуями обнаженную руку девушки.
— Очень жаль, — совершенно искренне сказала она. Габриэлла надеялась, что упоминание о жене и детях может отвлечь графа от его похотливых планов. — Ну ничего, у вас еще есть время на то, чтобы обзавестись семьей. Вам ведь, наверное, не больше… э-э тридцати пяти?
— Тридцать. Боже, какая у тебя нежная кожа, — мурлыкал Питер, совершенно не обращая внимания на болтовню девушки. Он был уверен, что она прочно сидит у него на крючке.
Одной рукой граф обнял Габриэллу за талию, лишая ее возможности отстраниться, а другой принялся нежно поглаживать ее волосы и шею.
— На ощупь, словно лепестки роз в росе, а кожа такая прохладная и шелковистая… — приговаривал он, продолжая ласкать девушку.
— Пожалуйста, ваша светлость… нет! — взмолилась Габриэлла, всерьез запаниковав оттого, что ее попытки заговорить графу зубы потерпели полный крах.
Габриэлла никак не могла вырваться из объятия Питера и совсем уже было потеряла надежду, как вдруг в голове у нее что-то щелкнуло, и она услышала голос матери. Услышала так явно, как будто Розалинда находилась в этой же комнате. Жгучая страсть… романтическая любовь… Настоящий любовник воспринимает женщину всеми органами чувств… зрением, слухом, обонянием и осязанием… У девушки мелькнула шальная мысль, что граф, видимо, учился в той же амурной школе, что и ее мать. Он нюхал, разглядывал, гладил кожу и шептал на ухо нежные словечки… и в любую секунду готов попробовать ее на вкус.
По стандартам Розалинды граф — просто образцовый любовник — красивый, властный, богатый. Стареющая куртизанка была бы очень рада увидеть свою дочь в подобной компании. Питер страстно целовал шею Габриэллы, подбираясь все ближе и ближе к губам, девушка съежилась. Неужели это именно то, чему стоит посвятить всю свою жизнь? Неужели всегда ее будут разглядывать, обнюхивать, лапать и покусывать мужчины с неистовыми страстями и громкими титулами? Страсть и титул! Как раз то, чего хочет для нее Розалинда. Мысли Габриэллы лихорадочно заметались. Может быть, это ее шанс? Может быть, это единственная возможность вырваться из-под опеки матери и заполучить право самой распоряжаться собственной судьбой?
Граф тем временем присел на краешек кресла и уже секунду спустя Габриэлла оказалась у него на коленях. Тело ее было напряжено, а мысли упрямо цеплялись за то, что это ее шанс. — Красивый, богатый… холостой, — прошептала она, уперлась руками в грудь Питера и слегка отодвинулась. — Скажите, ваша светлость… вы играете в поло?
Если бы кто-нибудь поинтересовался, зачем она задала этот вопрос, Габриэлла затруднилась бы ответить. Однако графа ее столь неподходящее к данной ситуации любопытство нисколько не удивило.
— Да, играю. У меня даже есть своя конюшня, — спокойно проговорил он и вновь с вожделением впился губами в ее шею.
— А вы часто посещаете театр? Как насчет Шекспира? Уверена, вы знаете целую уйму сонетов.
— Один или два, — пробормотал он, не отрываясь от своего весьма и весьма приятного занятия.
— Вы любите музыку, ваша светлость? — продолжала Габриэлла свой допрос. — У вас такой приятный, глубокий голос… вы поете? А может быть, играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Питер поднял голову и, нахмурившись, посмотрел на Габриэллу. Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Настал момент выложить карты на стол.
— Поло, Шекспир, сонеты, а теперь еще и музыка, — сердито сказал он, силясь увидеть смысл в этом шквале вопросов. — А ты любопытная, малышка, да?
— Да, а вы идеальный любовник, — Габриэлла сделала судорожный вдох. — Красивый, богатый и, вне всякого сомнения, большой специалист в амурных делах.
— Рад, что ты это заметила, — сухо отозвался он. — Я не был уверен, что ты обращаешь внимание на такие мелочи.
— Конечно, было бы куда лучше, если бы вы были женаты, — поспешно продолжила свою мысль Габриэлла.
— В самом деле? Почему же это? — спросил он, с изумлением глядя нее.
— О, все очень просто. Женитьба — это значит успех в делах, стабильность и… зависимость. Моя мать говорит, что мужчина, который вынужден терпеть жену, заслуживает любовницы.
Питер удивленно рассмеялся.
— Так говорит твоя мать? Судя по всему, она очень интересная женщина.
— Да, большинство мужчин думает именно так, — сказала она и осторожно поерзала, гадая, что предпримет граф, если она соскочит с его колен.
Питер заметил ее движение и истолковал его по-своему. Разумеется, не в пользу Габриэллы.
— Неудобно? Мне тоже, — заявил он и, не обращая внимания на протесты девушки, понес ее на диван.
Бесцеремонно бросив ее на подушки, он склонился над ней и придавил к шелковой обивке дивана своей грудью.
— Не-е-е-т…
— Ну же, Габриэлла, — нервно проговорил он. — Вот уж не думал, что ты такая ломака.
— Не думаю, что это разумно, ваша светлость, — прошипела Габриэлла, сильно толкнула его и отвернулась. — А если вы будете слишком настойчивы, то, уверяю, вас постигнет крайнее разочарование.
Питер окинул ее плотоядным взглядом и улыбнулся.
— Я буду разочарован только в том случае, если ты вдруг окажешься портовым грузчиком с телом, сплошь покрытым татуировками, — он рассмеялся собственной шутке и добавил: — Впрочем, судя по тому, что я вижу, это едва ли возможно. — Поверьте мне, граф, вы будете разочарованы, и вам не поможет даже ваш богатый опыт, — она судорожно вдохнула. — Как вы, наверное, могли заметить, я не очень сведуща в амурных делах. О, моя мать, конечно, пыталась проинструктировать меня, но проблема в том, что я не проявляю ни малейшего интереса к данному предмету.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — возмутился он.
Разумно это или нет, но Габриэлла решила претворить в жизнь тот шальной план, который всего — лишь наполовину сформировался у нее в голове.
— Моя история довольно банальна, но от этого она не становится менее трагичной. Если вы запасетесь терпением, я вам ее расскажу, — начала Габриэлла, но, заметив, что граф нервничает, решила подойти с другого крица. — Помните, я говорила вам, что убежала из дома, потому что повздорила с матерью? А надо вам сказать, что она очень красивая и элегантная женщина. В течение многих лет она была любовницей богатого дворянина, который…
— Стоп, стоп! — запротестовал Питер. — Я решительно не понимаю, причем здесь твоя мать?
— Моя мать имеет самое прямое отношение к… тому предложению, которое я собираюсь вам сделать.
Девушка была в отчаянии. По пути она пыталась запомнить повороты, которые они делали, но их было так много, что у нее в голове все смешалось. Налево, направо, на половину лестничного пролета вверх, потом снова налево… или направо?
— Да, эта чудесно подойдет, — кивнул незнакомец слуге. — Принеси нам шампанского и пришли кого-нибудь развести огонь в камине. Леди необходимо согреться.
Лакей поклонился и вышел, притворив за собой дверь. Габриэллу охватила тихая паника. Не было никаких сомнений в том, что ей придется остаться с незнакомым мужчиной наедине.
— Куда вы меня привезли? — испуганно спросила она. — Что это за место?
Мужчина медлил с ответом, но Габриэлла поняла, где они находятся, прежде чем он заговорил.
Комната была богато, но безвкусно убрана. У одной стены находился огромный мраморный камин с медной решеткой, а возле другой стоял обитый бархатом диванчик, родной брат того дивана, который украшал будуар матери.
Центр комнаты занимал стол, покрытый дорогой скатертью и уставленный фарфоровыми и серебряными безделушками. Те же шелковые шторы и бархатные драпировки… Все было ясно — они в притоне.
— Это в некотором роде ресторан, — заговорил наконец мужчина. — Частное заведение, где можно хорошо поесть и развлечься… в стороне от чужих глаз.
— Я не голодна, — отрезала Габриэлла.
— Да, я помню: какао, пирожные, — усмехаясь, проговорил незнакомец.
— Если вы сейчас же не отвезете меня домой, — она сделала шаг к двери, — я доберусь сама.
— Что? Пешком? Без туфель? — он в притворном ужасе закрыл лицо руками. — Ну уж нет! Я джентльмен и никогда не прощу себе того, что отправил леди ночью домой одну.
Мужчина направился к ней, Габриэлла попятилась, наткнулась на камин и остановилась. Аккуратно поправив медную решетку, она повернулась и вызывающе посмотрела на своего похитителя. Он , оказался выше, чем она предполагала, а его широкие плечи говорили о значительной физической силе. На незнакомце был черный фрак, и узкие брюки с атласной окантовкой и атласный же жилет цвета слоновой кости. Из-под жилета виднелась белая батистовая рубашка и галстук, заколотый изящной бриллиантовой булавкой.
— Кто вы? — с трудом выдавила Габриэлла. — Чего вы хотите от меня? — Я сказала вам правду, что же вам еще нужно? Вы хотите услышать о том, как этот порочный премьер-министр воспользовался мной на кухонном столе среди какао и сладостей, а его жена и дворецкий в ужасе наблюдали за этой сценой? Но ничего подобного не было! И даже если вы заставите меня сказать что-либо подобное, это :все равно не будет правдой, — голос ее дрожал от волнения. — Я не могу обвинять человека в том, чему не была свидетелем, независимо от того, какие преступления он совершал против других.
Слова девушки заставили Питера насторожиться. Ее волнение и горячность были либо хорошо отрепетированы, либо… искренни. Секунду спустя он встряхнулся, и от его сомнении не осталось и — следа. Ну, конечно, это все игра! Она же профессионалка, специалистка по изображению добродетели и порядочности. Однако, она, похоже, стремится , к лучшей жизни, а это может стать ключом, открывающим двери, к дальнейшему сотрудничеству. Немного поразмыслив, Питер решил сменить тактику.
— Ты спрашивала, кто я, — он мило улыбнулся, по опыту зная, что ничто не оказывает на честолюбивых молодых особ такого сильного воздействия, как звучание громкого титула. — Полагаю, мне действительно пора представиться. Питер Сент-Джеймс, шестой граф Сэндборн, — он галантно поклонился. — К вашим услугам.
Питер поймал ее руку, чтобы запечатлеть поцелуй на ладони, и вдруг уловил слабый, но очень знакомый запах. Он застыл и снова сосредоточенно вдохнул. Пирожные! Боже милосердный, ее рука пахла пирожными, теми самыми — в шоколадной глазури. Питер быстро схватил вторую руку, понюхал и обнаружил, что она пахнет так же. Глаза его изумленно округлились. Теперь уже нельзя было не признать того факта, что старик, действительно, кормил девчонку пирожными. А если это так, то его предположения о ночных похождениях юной красотки разлетаются в пух и прах. Возможно и то, что сэр Уильям на этот раз отказался от своих сексуальных забав и все полчаса пичкал бедняжку лицемерной галиматьей.
Граф Сэндборн пришел в ярость. Подумать только, он потратил целый вечер и добрую половину ночи на то, чтобы поймать старого лиса за хвост, и вот теперь все его усилия сведены на нет одним лишь запахом шоколадных пирожных! Было от чего прийти в ярость.
Габриэлла отклонилась назад и посмотрела на графа, как на сумасшедшего.
— Что вы делаете? — недоуменно спросила она, пытаясь освободить руки.
— Знакомлюсь с тобой, — коротко ответил он, а про себя подумал: «Валяю дурака».
Раздражение Питера постепенно улеглось, он отпустил руки девушки и с интересом посмотрел на нее. Ее волосы, прежде висевшие мокрыми прядями, начали подсыхать, и оказалось, что они очень красивы. А в бездонных голубых глазах можно было утонуть…
Внезапно граф понял, что хочет знать об этой девушке все.
— Если ты не можешь назвать мне имя своего жениха, тогда назови свое, — предложил он. Она заколебалась, и Питер наугад назвал ей несколько имен: — Полли? Мод? А может быть, Лиззи?
— Габриэлла.
— В самом деле? — он улыбнулся, и от этой улыбки Габриэлле стало не по себе. Она подумала, что подобной улыбкой мужчины удостаивают аппетитный бифштекс, прежде чем вонзить в него вилку и нож. — Какое романтичное имя, — продолжал между тем граф. — Скажи, Габриэлла, что такая честная и добродетельная девушка, как ты, делала ночью на Хей-маркете?
Тон, которым он произнес слова «честная» и «добродетельная», покоробил ее, но она все же решила ответить.
— Заблудилась… промокла… Я попала в беду, — сказала Габриэлла и, призвав на помощь все свое самообладание, добавила: — Полагаю, мне следует поблагодарить вас, сэр, за то, что вы назвали мне имена двух моих похитителей. По крайней мере, я теперь буду знать, против кого выдвигать обвинения.
Несколько мгновений Питер озадаченно смотрел на нее, а потом весело расхохотался. Его смех снял возникшее между ними напряжение, и у обоих в глазах заплясали веселые искорки.
Веселье прервал вежливый стук в дверь, и в комнату вошли слуги. Один нес угольное ведро, а второй — ведерко со льдом для шампанского. При виде распахнутой двери сердце Габриэллы бешено забилось, но здравый смысл остудил ее горячечный порыв. Куда бы она пошла, не имея ни денег, ни туфель и не зная даже, как отсюда выбраться.
Лакеи быстро и умело сделали свое дело и тихо удалились, оставив им холодное шампанское и жаркий огонь.
Габриэлла подошла к камину и, протянув к нему руки, почувствовала, как тепло волнами растекается по телу. Прошло несколько полных блаженства минут, прежде чем она ощутила легкое прикосновение к затылку. Резко повернувшись, Габриэлла быстро проверила пуговицы на спине и обнаружила, что две верхних расстегнуты.
— Я подумал, что ты захочешь снять с себя мокрую одежду, чтобы просушить ее, — заботливо и чуть виновато проговорил Питер. — Если ты подхватишь смертельную простуду в моей компании, я себе этого никогда не прощу.
Габриэлла отшатнулась и судорожно сжала руки в кулачки. Второй раз за сегодняшнюю ночь мужчина пытается снять с нее одежду. Два похищения и два обольщения… Боже, что же еще ей придется пережить, прежде чем, наконец, настанет утро.
— Благодарю вас, но я предпочитаю держать свою одежду при себе, — с трудом сдерживая волнение, проговорила она. — А если я умру от воспаления легких, то моя смерть будет, действительно, на вашей совести, — она прищурилась и добавила: — Если, конечно, у вас есть совесть.
— О, она у меня есть, — ничуть не обидевшись, ответил Питер. — Правда, я уже много лет не получал от нее известий, но это лишь потому, что не позволяю ей вмешиваться в свои дела.
С этими словами граф пододвинул к камину кресло и усадил в него Габриэллу. Затем он опустился на одно колено рядом с ней и потянул вверх край платья, обнажив насквозь промокшие нижние юбки и икры девушки. Габриэлла ахнула и попыталась опустить подол платья. Между ними завязалась странная борьба, и Питер в конце концов отступил.
— Послушай, Габриэлла, или как там твое настоящее имя, не будь занудой. Ты ведешь себя так, будто до сих пор ни один мужчина не видел твоих ног.
— Во-первых, Габриэлла — мое настоящее имя, — краснея от возмущения и стыда, заявила она. — А во-вторых, до сих пор ни один мужчина не видел моих ног.
Отчаянные обстоятельства взывали к отчаянным мерам. Габриэлла призвала на помощь всю свою смелость и решимость, наконец, сказать этому наглецу правду.
— Раз уж вам так интересно знать, что я делала ночью на Хей-маркете, — выпалила она, — так слушайте: я повздорила с матерью и выскочила из дома, не захватив с собой ни денег, ни даже перчаток. Я шла и шла… пока не поняла, что заблудилась. Начался дождь, и я спряталась в каком-то сарае. Тут появился тот старый джентльмен, которого вы называете премьер-министром, и он втащил меня в карету, привез к себе домой и прочитал проповедь о нравственном образе жизни. Воспользовавшись случаем, я убежала, но, как выяснилось, только для того, чтобы быть похищенной вторично, на этот раз вами. Вы тоже приняли меня за уличную женщину и вот уже несколько часов обвиняете во всех смертных грехах, — Габриэлла перевела дух. — Может быть, это звучит смешно и даже глупо, но это правда. Та самая правда, которой вы так добивались. А теперь, прошу вас, отвезите меня, пожалуйста, домой.
Он поймал ее взгляд и опять поразился глубине ее голубых глаз. Было что-то интригующее в таком странном сочетании хрупкости и самообладания. Одну минуту она казалась напуганной девчонкой, а уже в следующую была самоуверенной девушкой с претензией на благородство. Но не менее поразительным было сочетание свежести и чувственности, которые она излучала. Легкие шаги, покачивания бедер, движения плеч несли в себе обещание изумительного наслаждения, и в то же время эти соблазны явно не были умышленными. Все в ней было так просто, естественно и… реально, как запах шоколадных пирожных, который нельзя подделать. Повинуясь секундному порыву, Питер снова поднес руку Габриэллы к своему лицу и вдохнул. Запах стал слабее, но он все-таки был. Пирожные.
— Ты чудесно пахнешь, — промурлыкал он, и его рука, скользнув по запястью, двинулась вверх, к плечу. — Ты вся словно в облаке роз, м-мм, и этот слабый запах лимона в волосах…
Габриэлла с удивлением и плохо скрываемым ужасом наблюдала за его романтическими авансами. Пожалуй, это было худшее из всего того, что ей пришлось пережить за сегодняшнюю ночь. Питер Сент-Джеймс, кажется, твердо намерен выступить в роли соблазнителя, но ведь это погубит все ее планы! О каком замужестве тогда может идти речь? Габриэлла замерла, и тут ей в голову пришла гениальная мысль. Разговор! Может быть, ей удастся вовлечь его в разговор и тем самым хоть на время обезопасить себя.
— Граф Сэнд… как? — спросила она, откинувшись на спинку кресла и таким образом увеличив расстояние между ними на несколько дюймов. — Назовите мне еще раз ваше имя, милорд.
— Сэндборн, — ответил он и потянулся рукой к ее щеке. — Удачливая девочка.
Подцепить премьер-министра и графа за одну ночь удается не каждой, — пробормотал он.
— Значит, вы настоящий граф? — продолжала заговаривать ему зубы Габриэлла. — Я имею в виду мантию и лист в палате лордов, — услышав в ответ что-то невразумительное, она живо воскликнула: — Ну, тогда вы наверняка очень занятой человек. Ведь у вас есть дома и собственное имение, а может быть, и охотничьи угодья. Я права?
— Права, — сказал он, приподнимая голову. Этот интерес к титулу и богатству вызвал улыбку торжества на его губах. — У меня все есть, милая. Вся положенная графу роскошь. И дома, и экипажи… имение, банковские счета, фамильные драгоценности…
— Как мило! — воскликнула Габриэлла. — Полагаю вы много путешествуете? Зиму проводите на юге Франции, ну и тому подобное.
— Да, но не часто, — пробубнил он, расстегнул манжет ее платья и приподнял рукав вверх. — Не люблю пропускать парламентских сессий.
— А может быть, дело в том, что вам просто не хочется надолго разлучаться с женой и детьми? — лукаво спросила она.
— У меня нет жены и, соответственно, нет детей, — ответил Питер, покрывая поцелуями обнаженную руку девушки.
— Очень жаль, — совершенно искренне сказала она. Габриэлла надеялась, что упоминание о жене и детях может отвлечь графа от его похотливых планов. — Ну ничего, у вас еще есть время на то, чтобы обзавестись семьей. Вам ведь, наверное, не больше… э-э тридцати пяти?
— Тридцать. Боже, какая у тебя нежная кожа, — мурлыкал Питер, совершенно не обращая внимания на болтовню девушки. Он был уверен, что она прочно сидит у него на крючке.
Одной рукой граф обнял Габриэллу за талию, лишая ее возможности отстраниться, а другой принялся нежно поглаживать ее волосы и шею.
— На ощупь, словно лепестки роз в росе, а кожа такая прохладная и шелковистая… — приговаривал он, продолжая ласкать девушку.
— Пожалуйста, ваша светлость… нет! — взмолилась Габриэлла, всерьез запаниковав оттого, что ее попытки заговорить графу зубы потерпели полный крах.
Габриэлла никак не могла вырваться из объятия Питера и совсем уже было потеряла надежду, как вдруг в голове у нее что-то щелкнуло, и она услышала голос матери. Услышала так явно, как будто Розалинда находилась в этой же комнате. Жгучая страсть… романтическая любовь… Настоящий любовник воспринимает женщину всеми органами чувств… зрением, слухом, обонянием и осязанием… У девушки мелькнула шальная мысль, что граф, видимо, учился в той же амурной школе, что и ее мать. Он нюхал, разглядывал, гладил кожу и шептал на ухо нежные словечки… и в любую секунду готов попробовать ее на вкус.
По стандартам Розалинды граф — просто образцовый любовник — красивый, властный, богатый. Стареющая куртизанка была бы очень рада увидеть свою дочь в подобной компании. Питер страстно целовал шею Габриэллы, подбираясь все ближе и ближе к губам, девушка съежилась. Неужели это именно то, чему стоит посвятить всю свою жизнь? Неужели всегда ее будут разглядывать, обнюхивать, лапать и покусывать мужчины с неистовыми страстями и громкими титулами? Страсть и титул! Как раз то, чего хочет для нее Розалинда. Мысли Габриэллы лихорадочно заметались. Может быть, это ее шанс? Может быть, это единственная возможность вырваться из-под опеки матери и заполучить право самой распоряжаться собственной судьбой?
Граф тем временем присел на краешек кресла и уже секунду спустя Габриэлла оказалась у него на коленях. Тело ее было напряжено, а мысли упрямо цеплялись за то, что это ее шанс. — Красивый, богатый… холостой, — прошептала она, уперлась руками в грудь Питера и слегка отодвинулась. — Скажите, ваша светлость… вы играете в поло?
Если бы кто-нибудь поинтересовался, зачем она задала этот вопрос, Габриэлла затруднилась бы ответить. Однако графа ее столь неподходящее к данной ситуации любопытство нисколько не удивило.
— Да, играю. У меня даже есть своя конюшня, — спокойно проговорил он и вновь с вожделением впился губами в ее шею.
— А вы часто посещаете театр? Как насчет Шекспира? Уверена, вы знаете целую уйму сонетов.
— Один или два, — пробормотал он, не отрываясь от своего весьма и весьма приятного занятия.
— Вы любите музыку, ваша светлость? — продолжала Габриэлла свой допрос. — У вас такой приятный, глубокий голос… вы поете? А может быть, играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Питер поднял голову и, нахмурившись, посмотрел на Габриэллу. Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Настал момент выложить карты на стол.
— Поло, Шекспир, сонеты, а теперь еще и музыка, — сердито сказал он, силясь увидеть смысл в этом шквале вопросов. — А ты любопытная, малышка, да?
— Да, а вы идеальный любовник, — Габриэлла сделала судорожный вдох. — Красивый, богатый и, вне всякого сомнения, большой специалист в амурных делах.
— Рад, что ты это заметила, — сухо отозвался он. — Я не был уверен, что ты обращаешь внимание на такие мелочи.
— Конечно, было бы куда лучше, если бы вы были женаты, — поспешно продолжила свою мысль Габриэлла.
— В самом деле? Почему же это? — спросил он, с изумлением глядя нее.
— О, все очень просто. Женитьба — это значит успех в делах, стабильность и… зависимость. Моя мать говорит, что мужчина, который вынужден терпеть жену, заслуживает любовницы.
Питер удивленно рассмеялся.
— Так говорит твоя мать? Судя по всему, она очень интересная женщина.
— Да, большинство мужчин думает именно так, — сказала она и осторожно поерзала, гадая, что предпримет граф, если она соскочит с его колен.
Питер заметил ее движение и истолковал его по-своему. Разумеется, не в пользу Габриэллы.
— Неудобно? Мне тоже, — заявил он и, не обращая внимания на протесты девушки, понес ее на диван.
Бесцеремонно бросив ее на подушки, он склонился над ней и придавил к шелковой обивке дивана своей грудью.
— Не-е-е-т…
— Ну же, Габриэлла, — нервно проговорил он. — Вот уж не думал, что ты такая ломака.
— Не думаю, что это разумно, ваша светлость, — прошипела Габриэлла, сильно толкнула его и отвернулась. — А если вы будете слишком настойчивы, то, уверяю, вас постигнет крайнее разочарование.
Питер окинул ее плотоядным взглядом и улыбнулся.
— Я буду разочарован только в том случае, если ты вдруг окажешься портовым грузчиком с телом, сплошь покрытым татуировками, — он рассмеялся собственной шутке и добавил: — Впрочем, судя по тому, что я вижу, это едва ли возможно. — Поверьте мне, граф, вы будете разочарованы, и вам не поможет даже ваш богатый опыт, — она судорожно вдохнула. — Как вы, наверное, могли заметить, я не очень сведуща в амурных делах. О, моя мать, конечно, пыталась проинструктировать меня, но проблема в том, что я не проявляю ни малейшего интереса к данному предмету.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — возмутился он.
Разумно это или нет, но Габриэлла решила претворить в жизнь тот шальной план, который всего — лишь наполовину сформировался у нее в голове.
— Моя история довольно банальна, но от этого она не становится менее трагичной. Если вы запасетесь терпением, я вам ее расскажу, — начала Габриэлла, но, заметив, что граф нервничает, решила подойти с другого крица. — Помните, я говорила вам, что убежала из дома, потому что повздорила с матерью? А надо вам сказать, что она очень красивая и элегантная женщина. В течение многих лет она была любовницей богатого дворянина, который…
— Стоп, стоп! — запротестовал Питер. — Я решительно не понимаю, причем здесь твоя мать?
— Моя мать имеет самое прямое отношение к… тому предложению, которое я собираюсь вам сделать.