– На самом деле мы ходили в Лувр, – сказал ей Майк.
   – В Лувр? – с подозрением переспросила Мод Каллендер. – Правда? Снова в Лувр? Наверное, видели Мону Лизу?
   – Нет, вокруг нее было слишком много туристов, – ответила я.
   – Так всегда и бывает, – согласилась она. – Очень верное замечание.
   – Конечно, вы ходили в Лувр, – захихикала Эйприл. – На вас это прямо написано. На обоих.
   – Но ведь Лувр, кажется, закрывается гораздо раньше, – заметила Джордан.
   – Все нормально, Джордан, – успокоила ее Мод. – Я тебе потом все объясню.
   – По их остекленевшим глазам видно, как действует великое искусство, правда, Мод? – не унималась Эйприл.
   – Мы прошли всю Большую галерею, – возмутился Майк. – У нас просто синдром Стендаля.
   – Вы прошли всю Большую галерею и остались живы? Это не просто редкий случай, он достоин внесения в анналы, – расхохоталась Мод. – Знаешь, Майк, я ожидала от тебя большего.
   – Действительно прошли, черт подери! – упорствовал Майк. – Туда и обратно.
   – Говори что хочешь, – смилостивилась Мод. – Наверное, там вы и набрели на фонтан молодости. Вы оба выглядите лет на десять моложе, если только такое возможно в вашем возрасте.
   – Нет, Мод, я с тобой не согласна, – возразила Джордан. – Мне кажется, что Фрэнки с Майком выглядят… изнуренными… утомленными, почти умученными… Поздравляю, Фрэнки! Повезло тебе!
   – Не собираюсь я сидеть за одним столом с такими циничными людьми! – возмутилась наконец я. – Вы все просто ревнуете!
   – Ага! Попалась! – захлопала в ладоши Джордан.
   – Господи! – воскликнул Майк, вскидывая руки. – Неужели для вас нет ничего святого?
   Он схватил меня в охапку, и мы выскочили в холл. Они смеялись так громко, что это было похоже на истерику. И тут я поняла, что мне совершенно на это наплевать. Мне хотелось рассказать всем – кассирам, официантам, посыльным, администратору, людям в холле, всему Парижу, да и всему миру, как Фрэнки Северино и Майк Аарон любят друг друга.
 

17

   «За последние несколько дней было столько всяких волнений, что, пожалуй, можно заодно и встретиться за ленчем с Дартом Бенедиктом», – решила Джастин. Ей надоело придумывать отговорки и откладывать встречу, кроме того, она в таком состоянии, что ей просто необходимо хоть как-то отвлечься. Ей даже было слегка любопытно, почему этот человек, глава крупного агентства, так. настойчиво приглашает ее на ленч. Очевидно, что ему что-то от нее надо, иначе он не был бы так настойчив, но, во всяком случае, не было никакого намека на домогательства с его стороны. «Да если бы и был, – мрачно подумала Джастин, – Некер и Эйден уже заполнили лакуну, так что никто больше ее не интересует».
   Как Некер посмел послать ей этот безумно дорогой столик? Это же совершенно очевидная взятка, замаскированная под подарок. В этом столике все кричало о роскоши, в которой она утопала бы, если бы не упрямилась. Джастин днем не было дома, иначе она бы отослала подарочек назад. Правда, тогда его бы следовало как следует упаковать и застраховать, потому что, как заметил Эйден, вещица эта очень дорогая.
   Она не желает быть чем-нибудь обязанной Некеру! Джастин подняла почти невесомый столик и отнесла его в кладовку, которой никогда не пользовалась, и сделала вид, что его не существует.
   Но тем не менее она все время думала об этом столике. Будто Некер сам дотянулся великанской рукой до ее дома и водрузил в него столик. Он существовал, нет, жил в темной комнате и словно стоял у нее перед глазами. Она отчетливо представляла себе фарфоровые медальоны, расписанные нежными букетами цветов. А средний медальон с гербом, три башни, увенчанные короной, – забыть его невозможно. Если бы это был подарок не от Некера, она бы обязательно стала выяснять, кто был его первым владельцем.
   Если бы она увидела такой столик у антиквара, естественно, по разумной цене (правда, он был в тысячи раз изящнее вещей, которые обычно ее привлекали), она, наверное, не смогла бы устоять. «Тогда, – подумала Джастин, – она поставила бы его к себе в спальню и любовалась им».
   Может быть, даже писала бы за ним иногда и думала о женщинах, которые сидели за ним когда-то и писали письма своим возлюбленным, или приглашения на бал, или записки портнихам. Наверное, когда-то он был сделан для дамы изысканной, привыкшей к роскоши. Сомнений нет – столик сделан настоящим мастером, вынуждена была признать Джастин. И злость ее направлена не на подарок, а на дарителя.
   Она не хотела этого столика! Этот таинственный предмет словно пришел из другого мира, из жизни, ей совершенно незнакомой, ему место в музее, а не в самом обычном доме. Ну и что, что он прелестен! Этот столик вторгся в ее жизнь, чего Некер и добивался. Джастин казалось, будто он подарил ей роскошную тиару – одной рукой опустил ее на колени, а другой водрузил ей тиару на голову и сказал, что она должна носить ее каждый день, хочет она того или нет.
   Некер все рассчитал заранее, потому что послал столик еще до снегопадов, скорее всего тогда, когда позвонила Габриэль д’Анжель и сообщила, что три ее манекенщицы отобраны на конкурс Ломбарди. Его поспешность указывала на то, как уверен он в ее согласии, как легко собирается войти в ее жизнь.
   «А Эйден, он мало чем отличается от Некера», – мрачно думала Джастин, и у нее сжималось сердце. Эйден тоже вторгся в ее жизнь. Она впустила в дом незнакомого подрядчика, а потом он сломал ее печь, увез к себе и сделал ее своей рабыней. Ни один мужчина не будил в ней таких глубоких чувств. Страсть, всепоглощающая и неукротимая, охватила ее, и несколько дней она была полностью во власти этой страсти. Но разве это дает ему право вмешиваться в ее личную жизнь? Он сказал, что ему не нужно «никаких объяснений» по поводу столика, но на самом деле он ждал их.
   Но почему, черт подери, то, что ты заходишься от одного взгляда этого человека, должно означать, что тебе надо рассказывать ему все самое личное? Разве это не пример того, что мужчины добиваются одного – подчинить себе женщину? Именно поэтому она всегда боялась за девочек-манекенщиц, которые попадались иногда в лапы подобным «любителям», заставлявшим их делать такое, о чем нормальная девушка даже помыслить не может.
   Она не доверяла самой себе, поэтому не хотела больше видеть Эйдена. Она не сможет рассеять его подозрения, не рассказав о Некере. А если она примет его предложение поужинать, как он ее просит, она сможет думать только о том, прилично ли будет сразу после ужина заняться любовью. Но, призналась себе Джастин, вопросы приличия ее уже не волнуют. Можно просто быстро совокупиться на коврике у двери, сразу, как только он войдет в дом. А потом еще раз… Разум пытался убедить тело, что оно попало в страшную зависимость, но этих мыслей Джастин боялась безумно.
   Да, пожалуй, сейчас подходящий момент для встречи с Дартом Бенедиктом. Он не отец, не любовник и не друг. Он человек влиятельный, о нем ходит множество сплетен, но встретиться с ним она может совершенно спокойно. Он производит впечатление человека холодного и независимого. Совсем недавно она имела глупость считать, что тоже обладает этими качествами.
* * *
   Дарт Бенедикт был человеком, рассчитывающим все далеко вперед. Он обладал даром холодно и точно оценивать все обстоятельства не только своей, но и чужой жизни. В конце семидесятых он, блистательный молодой человек лет двадцати пяти, женился на Мэри Бет Боннер, крупной девице с совершенно непримечательной внешностью и безукоризненными манерами, наследнице богатых родителей. Мэри Бет, привыкшая только к незначительным проявлениям интереса со стороны самых скучных из молодых людей ее круга, была поражена тем, что смогла обратить на себя внимание Дарта. Он мог выбрать любую из ее подружек, даже несмотря на то, что занимался модельным бизнесом, занятием, к которому в ее консервативном окружении относились с большим подозрением.
   Кроме довольно значительного состояния, у Мэри Бет были такие достоинства, как хорошие манеры, отсутствие воображения, пониженный сексуальный интерес, любовь к сельской жизни и отличная самодисциплина, что гарантировало, насколько это возможно, что она не растолстеет и не станет алкоголичкой. Самым же главным, кроме, разумеется, ее состояния, было то, что Мэри Бет была ревностной католичкой. Чтобы жениться на ней, Дарт перешел в католичество, зная, что Мэри Бет обеспечит ему те тылы, которые он хотел иметь, – семейную жизнь, прочную и огражденную от финансовых невзгод.
   Дарт вырос в Филадельфии, и обоснованные претензии его семьи на древность рода и положение постепенно сводились на нет разводами, алкоголизмом и неудачными вложениями капитала. В последние годы учебы в Пенсильванском университете Дарт отдалился от своих родителей и занялся поисками способа надежно обеспечить свое будущее.
   За стенами аудиторий ему не было равных. Он пользовался успехом у самых недоступных девушек курса. Они ходили за ним толпой, но относились к нему не как к возможному возлюбленному, а как к другу, с которым советовались, к чьему мнению прислушивались. Дарт считал, что у него просто дар общения с женщинами. Кроме того, он был знатоком женской красоты. Он сразу отличал среди множества хорошеньких и очень хорошеньких немногих, наделенных подлинной красотой. Сексуальные аппетиты у него были неуемные, но он удовлетворял их только с хорошенькими, а не с красавицами. После окончания университета Дарт получил место в модельном агентстве, убедив двух самых красивых девушек курса заняться этим вместе с ним. Он сразу решил, что это работа для него.
   Вскоре после того, как Дарт женился на Мэри Бет, он взял у нее некоторое количество денег и открыл собственное агентство «Бенедикт». Мэри Бет обустраивала жизнь в графстве Ферфилд, а Дарт звонил ей каждый день. Поначалу он решил, что вернется к своим привычным сексуальным развлечениям где-нибудь через полгода после медового месяца, и впервые в себе ошибся. Он выдержал меньше трех недель, и сиесты с молоденькими манекенщицами в его нью-йоркской холостяцкой квартире возобновились. Но в остальном он от своих планов не отступал. Мэри Бет вскоре забеременела, ездила за покупками в Гринвич, редко бывала в Нью-Йорке и работой мужа почти не интересовалась.
   С тех пор прошло почти двадцать лет. Дарт Бенедикт и его жена Мэри Бет были столпами коннектикутского общества, у них было шестеро детей от шестнадцати до трех лет, и Мэри Бет, обожающая мужа, как в первый год их супружества, ждала еще одного ребенка. Квартирка Дарта была тщательно охраняемой тайной, и ни одна из сотен девушек, которых он туда приводил, не ожидала от отца шестерых детей большего, чем он готов был дать.
   «Жизнь удалась», – думал Дарт Бенедикт, сидя в ожидании Джастин Лоринг. Они с Мэри Бет основали настоящую династию. Кроме того, женился он так разумно, что сумел сохранить тот островок свободы, о котором другим мужчинам остается только мечтать. Наркотики – да, он иногда балуется ими, но только как знаток, готовый поделиться лучшим из лучшего с теми из своих подружек, которые сами этого хотят. А какой настоящий мужчина может отказать себе в женщинах, таких разных и таких прекрасных? Он построил всю жизнь на удовольствии и, расставаясь с девушкой, всегда направлял ее на путь бизнеса. Так что обе стороны от обмена только выигрывали.
   Лишь в одном он еще не удовлетворен. Дела у него шли в гору, но и амбиции возросли. В его агентстве было три женских подразделения, мужское и детское, филиал в Голливуде, а также контакты с агентствами Парижа и Милана. Но «Форд», «Элит» и «Люнель» опережали «Бенедикт». Он бесился от того, что владеет всего лишь четвертым из ведущих агентств мира. Быть четвертым – удел неудачника. В нем все видели человека, преуспевающего в области, которая стала сейчас на пике популярности, но сам Дарт никак не мог смириться с тем, что, работая в мире моды уже двадцать лет, он так и не стал безусловным лидером.
   «Нет, с этим нельзя смириться», – подумал он, поднимаясь навстречу Джастин.
   – Джастин, ты прекраснее, чем всегда, – сказал он совершенно искренне. Он был готов почти на все ради того, чтобы она сотрудничала с ним. Ей нет равных в работе с начинающими, а сегодня в моде совсем молоденькие модели. Недавно несколько весьма многообещающих девчонок подписали контракт с «Лоринг», а не с его агентством, потому что их мамаши решили доверить своих дочерей именно Джастин, хоть ее агентство и меньше. А у Джастин отличный нюх на находки, порой, вынужден был признать Дарт, даже лучше, чем у него. Она заключала контракты с девушками, которых он не взял, и делала из них чуть ли не звезд. Например, он отверг Эйприл Найквист, потому что решил, что такие классические блондинки сейчас мало пользуются спросом. Он решил, что рынку довольно одной Дэрил Ханна, и теперь локти себе кусал с досады.
   – А над тобой не властно время, Дарт, – сказала Джастин тоже искренне. Лет десять назад волосы Дарта начали седеть, но остались такими же густыми. Он был достаточно красив – про таких мужчин думаешь, что он должен быть отменным наездником, удить рыбу и лазать по горам.
   – Я был удивлен и польщен, когда твоя секретарша позвонила и сказала, что ты сможешь прийти на ленч. Я был уверен, что ты уже давно в Париже со своими девочками. Поздравляю, Джастин! Вот это победа! Когда я услышал, что ты всех обошла, я сначала ушам своим не поверил. Такое небольшое агентство, и вдруг – все три кандидатуры! Но, когда победа заслуженная, я первый это признаю.
   – Я была удивлена не меньше твоего, а может, и больше. – «Не пригласил же меня Дарт Бенедикт на ленч только за тем, чтобы поздравить», – подумала Джастин.
   – Слушай, а почему ты не в Париже? Я бы на твоем месте опекал своих девочек как родная мать.
   – Господи, Дарт, но не могу же я взять и бросить агентство на две недели. Фрэнки отлично со всем справится.
   – Легендарная Фрэнки Северино! Тебе повезло, что у тебя есть такая Фрэнки.
   – Наверное, да, – согласилась Джастин и обратилась к меню. «Легендарная»? Что он имеет в виду? Насколько Джастин было известно, Дарт никогда не встречался с Фрэнки. Сама она виделась с Дартом главным образом на приемах, куда их обоих приглашали. В модельном бизнесе люди предпочитают держаться подальше друг от друга.
   – Сколько еще твоих девушек будет участвовать в показах?
   – Четыре или пять… Сам знаешь, они все решают в последний момент.
   – У меня двенадцать человек улетают послезавтра в Милан. Во всяком случае, должны по плану… Когда это было, чтобы сумасшедшие держали в руках клинику, а, Джастин? Пять лет назад, нет, даже два года назад, если я говорил, что летит двенадцать девушек, двенадцать и летело. А теперь у них загруженное расписание, слишком много работы, плохо переносят перелеты. А если они не снимаются для телевидения, то, значит, заключили контракты с косметическими фирмами и не имеют права участвовать в показах. Им столько платят, что деньги их теперь будто не интересуют.
   – Не забудь про девушек, которые летают на побережье на кинопробы. – «Если Дарт решил поболтать перед тем, как перейти к делу, что ж, я охотно поддержу беседу», – решила Джастин.
   – И ты мне об этом рассказываешь! Именно это произошло с Элси, которая три года верой и правдой служила Шанель. Карл Лагерфельд всегда делал для нее свадебный наряд, так что можешь себе представить, что он испытывал, когда она в последнюю минуту отказалась. Даже захоти она вернуться, он ее больше никогда не возьмет назад.
   – Элси? А что за роль?
   – Что-то, от чего отказалась Джулия Робертс, а она отказывается от десятков сценариев. Она оставила мне записку у своего диспетчера, духу не хватило сообщить мне об этом лично.
   – Наверное, ты для них как властный папаша, – сухо заметила Джастин.
   – Может быть, – задумчиво ответил Дарт. – Но разве молоденьким девушкам не нужен отец? Посмотри на себя, Джастин. Тебе сейчас сколько, лет тридцать с небольшим? Но у тебя аура матери, той, которая печет замечательный хлеб и варит супы на всю семью. Думаю, что у тебя главное – не твои замечательные деловые способности, а то, что ты умеешь создать атмосферу доверия и спокойствия, дома, очага, поэтому твое агентство и процветает.
   – Спасибо, Дарт. Если это и так, то делаю я это неосознанно, но, может, оно и лучше. Здесь фальшивки не пройдут. – И Джастин заставила себя улыбнуться. Супы варить – еще чего!
   – Знаешь, Джастин, я за тебя немного беспокоюсь. Вот ты тут сидишь в Нью-Йорке, хотя тебе надо было бы быть в Париже и следить за тем, чтобы с девочками было все нормально. Но ты не можешь оставить агентство, потому что, кроме Фрэнки, тебе положиться не на кого. Ведь твои диспетчерши не могут руководить агентством вместо тебя, так? И знаешь, о чем мне это говорит? О том, что администрация у тебя никуда не годная. Разве ты сможешь расширить агентство в таких условиях?
   – Спасибо за заботу, Дарт, – холодно ответила Джастин. – Но мне удается мало-помалу расширяться, и эти темпы меня совершенно устраивают – мне важна надежность. И еще – я сама себе начальник, и меня это устраивает. Каждому свое.
   – Мне вполне понятны твои чувства, Джастин, я сам долго придерживался того же мнения. Но я ничего толком не добился, пока не стал нанимать нужных сотрудников, пусть это было мне не по карману, и передавать им часть своих обязанностей. Как только я думаю о том, что сам Некер выбрал всех трех манекенщиц из твоего агентства, а ты даже не поехала в Париж… Этот человек владеет двумя домами моды! Боже мой, да ты могла пристроить к нему кучу девушек, если бы сумела его обаять. Я бы не стал упускать такого шанса.
   – Дарт, а почему ты думаешь, что девушек отбирал не Ломбарди? – спросила Джастин, побледнев.
   – Мы с Марко Ломбарди старинные приятели. Можно сказать, ветераны войны за моду. Он пришел в такую ярость, когда Некер просто всучил ему твоих девочек, что не выдержал, позвонил мне и полчаса жаловался. И как ты можешь быть уверена, что наш общий друг, этот пройдоха Марко, ведет себя порядочно по отношению к ним? Откуда ты знаешь, как они сами себя ведут, а? Нам-то с тобой отлично известно про искусы Парижа, да?
   – Фрэнки держит меня в курсе, и пока что никаких проблем не было. – Джастин постаралась, чтобы голос ее звучал легко и весело. Какое право имеет этот хрыч совать нос в ее дела?
   – Что ж, честь Фрэнки и хвала, но я бы на твоем месте плюнул на Нью-Йорк и отправился в Париж. На самом деле я действительно уезжаю через несколько дней. Что прямо касается того, о чем я хотел с тобой поговорить, Джастин.
   – А я все гадала, когда же ты перейдешь к делу, – сказала Джастин, не пытаясь скрыть ироничную улыбку.
   – Ты приняла мое приглашение, и наверняка тебе любопытно, зачем это я пригласил тебя на ленч.
   – Немного любопытно, Дарт, но согласилась я главным образом из вежливости. Неприлично было столько раз отвергать твое любезное приглашение.
   – Я не стыжусь быть настойчивым, Джастин, ты же знаешь, «Бенедикт» – большое агентство. Я управляю огромной, хорошо отлаженной машиной. Мы работаем во всех отраслях моды и на комиссионных зарабатываем огромные деньги, но мне кажется, что наш потенциал еще не исчерпан. У нас есть возможности роста, и сейчас наступил самый для этого подходящий момент.
   – Так в бой, Дарт! – подбодрила его Джастин. – Вперед, к победе!
   – Будь, пожалуйста, серьезна, Джастин. Я бы хотел купить агентство «Лоринг» за очень хорошую цену и заключить с тобой долгосрочный контракт на твоих условиях, по которому бы ты работала в нем управляющей. Это обоюдовыгодное предложение. Ты получишь крупную сумму денег, будешь продолжать заниматься своим любимым делом, но с тебя будет снят груз финансовой ответственности. Не будет больше ни выплат по пятницам, ни беспокойств насчет кредита, ни забот о том, что твой лучший диспетчер уйдет и уведет с собой лучших девушек – это будут проблемы «Бенедикта», и «Бенедикт» легко с ними справится. Ты будешь делать то, что тебе так нравится, – находить способных девушек и делать из них звезд.
   – Обоюдовыгодное предложение, говоришь? А перед кем я буду отчитываться, Дарт?
   – Ты будешь руководить собственным подразделением. И, естественно, ты сможешь взять с собой Фрэнки.
   – Но перед кем я буду отчитываться?
   – Ну, в конечном счете время от времени мы с тобой будем советоваться, но в контракте будут обговорены те случаи, когда ты будешь вправе наложить вето на мои предложения.
   – Значит, отчитываться я буду перед тобой, и по некоторым пунктам за тобой же будет последнее слово. Я правильно поняла?
   – Правильно. Не могу же я выложить кучу денег за твое агентство и дать тебе абсолютный карт-бланш. Это было бы нелогично. Но нет причин, которые могли бы помешать нам прийти к решению, удовлетворяющему нас обоих.
   – Ничего не получится. Меня это не интересует, Дарт.
   – Послушай, Джастин, ты даже не обдумала как следует мое предложение. Не отвечай сейчас, взвесь все хорошенько. Позволь только спросить: неужели ты не понимаешь, что ты раба собственного агентства? Дела в нем ведутся по старинке, ты будто живешь в квартире над своей лавкой. Я же всегда могу перепоручить все своим помощникам, смотаться к Мэри Бет и расслабиться в кругу семьи. А когда у детей каникулы, мы даже устраиваем себе отпуск на месяц или даже на полтора.
   – Мне, чтобы расслабиться, достаточно уикэнда.
   – Не надо хорохориться, Джастин, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты еще очень молода и можешь выбрать приличного парня, тебе надо выйти замуж, завести детей, купить загородный дом, путешествовать. Я могу и дальше перечислять возможности, и все это так же реально, как салат, который ты сейчас ешь. Весь мир перед тобой, а ты замкнулась на своем агентстве. Это ненормально.
   – А еще я могла бы сама себе шить, Дарт. Я сама решу, как мне обустроить свою жизнь, – резко сказала Джастин. Некер, Эйден, теперь еще это дерьмо ей будет советовать!
   – Слушай, нам обоим ясно, что говорю я об этом, преследуя и собственные интересы. Мне действительно нужен твой талант, – невозмутимо продолжал Дарт. – Если ты не хочешь сразу продавать агентство, мы можем договориться иначе, стать деловыми партнерами, что избавит тебя от финансовых проблем, мне даст возможность использовать твои мозги, и ты еще будешь получать процент от прибыли, которая, я уверен, у нас будет.
   – Извини, Дарт, но я не хочу работать с партнером. Мне нравится быть независимой.
   – И я тебя за это уважаю, Джастин. Но ты же понимаешь, что под твоим началом дело, которое держится на двух женщинах. А если кому-нибудь взбредет в голову предложить Фрэнки вдвое больше, чем она получает у тебя? Она зарабатывает семьдесят пять тысяч в год и, полагаю, вполне заслуживает ста пятидесяти.
   – Откуда, черт подери, тебе известно, сколько она получает? – спросила взбешенная Джастин.
   – Я ее спрашивал. И я тот самый человек, который предложил ей вдвое больше. Можешь не говорить, что я ублюдок, бизнес есть бизнес. Я просто понял, что, если сам этого не сделаю, это сделает кто-нибудь другой.
   – Она мне ничего не рассказывала.
   – Наверное, не хотела, чтобы ты подумала, что она просит прибавки, которая тебе не по карману. Но может так случиться, Джастин, что она передумает. Как я уже говорил, настойчивость приносит свои плоды.
   – Послушай, Дарт, ты действительно хочешь узнать, почему я, несмотря на выгодные условия, которые ты предлагаешь, не хочу с тобой работать?
   – Конечно, хочу, потому что пока что это кажется довольно бессмысленным, а ты ведь разумная женщина.
   – Заниматься модельным бизнесом может только тот, кого действительно заботит, что будет с девушками, тот, кто видит в них личности, каждая из которых ценна и неповторима. Сейчас слишком многие из моделей не получают контракта, если не переспят с важным человеком из агентства, или не получают заказов, если не переспят с клиентом. Молодые женщины, идущие в модели, и так хлебают достаточно дерьма по поводу своего веса, внешности и выдержки, так что их сексуальную жизнь можно оставить в покое.
   – И как же ты можешь заниматься делом, в котором творятся такие ужасные вещи?
   – Потому что кто-то, как ты сказал по поводу Фрэнки, должен этим заниматься, и я хотя бы ограждаю их от этого.
   – Так ты у них что-то вроде матери-хранительницы? – спросил он мерзким тоном.
   – Дарт, позволь мне привести один пример. В нашем городе есть агентство, в котором девушки неофициально делятся на три группы. Есть так называемые «Неприкосновенные» – те, кто уже достаточно знаменит и может получить контракт где угодно. Их никто не беспокоит, их балуют, как принцесс, и никогда не требуют от них сексуальных услуг. Есть вторая группа – «Потенциальные». К ним приглядываются, стараются разглядеть их возможности. Если таковые имеются, они становятся «Неприкосновенными». Остальные, опять же неофициально, переводятся в третью группу, в так называемый «Батальон».
   – Откуда ты все это взяла?
   – Из «Батальона», – продолжала Джастин, – какой бы ты хорошенькой ни была, на вершину не попадешь. Им это, естественно, не объясняется, но им суждена карьера самая обыденная – работа в каталогах, иногда – для календарей, словом, всякая мелочь, нужная каждому агентству. Они не работают для высокой моды, не снимаются на телевидении, не участвуют в показах, но они зарабатывают неплохие деньги и трудятся на благо агентства, добывая нужных заказчиков…
   – Джастин, таких девушек полно в любом агентстве, включая твое собственное. Только обывателям неизвестно, сколькие из манекенщиц становятся так называемыми супермоделями – десятка два из сотен девушек или из тысяч – если считать тех, кто работает за пределами Нью-Йорка.