В пламени свечей фиалковые глаза Эммы оживленно блестели. Она откинула голову и рассмеялась в ответ на чью-то шутку, что позволило Алексу видеть ее длинную бледную шею, кремовые плечи и кусочек обнаженной кожи.
   Алекс нахмурился. Определенно он мог созерцать даже больше, чем часть ее обнаженной груди. Ее платье, конечно, нельзя было счесть непристойным: Эмма имела слишком хороший вкус, чтобы позволить себе выглядеть вульгарно. Но если он мог видеть ее полную грудь, то и другие мужчины тоже.
   Эта мысль еще более усугубила скверное настроение герцога, и он стал с удвоенной энергией протискиваться сквозь толпу.
   – Привет, Эмма, – сказал он, подойдя ближе.
   – Алекс, наконец-то! – Глаза Эммы наполнились искренней радостью.
   Подойдя к ней и не обращая внимания на ее собеседников, герцог завладел ее рукой и почти насильно увлек на площадку для танцев.
   – Право, Алекс, вам следовало бы перестать столь открыто проявлять свой характер, – добродушно заметила Эмма.
   – Я подумаю над этим, а пока вальс. – Герцог прислушался к звукам оркестра, и они медленно закружились по залу.
   На этот раз Эмма решила ни о чем не думать, просто наслаждаться благодатным теплом, исходившим от его объятий. Одна рука герцога легко покоилась на ее бедре, и от ее жара пламя распространялось по всему телу Эммы. Другая его рука сжимала ее руку, отчего тысяча крошечных молний ударяла в нее, проникая в самое сердце.
   Эмма закрыла глаза и невольно издала звук, зародившийся где-то глубоко в горле и походивший на довольное мяуканье: теперь она чувствовала себя совершенно довольной.
   Алекс внимательно посмотрел на нее сверху вниз: ее лицо было слегка поднято к нему, глаза закрыты. Эмма выглядела так, как выглядит женщина, только что испытавшая радость любовных объятий.
   Тело Алекса тотчас же прореагировало на это, каждый его мускул откликнулся легкой судорогой.
   – Вы что-то сказали? – спросила Эмма, открывая глаза.
   – Ничего, что можно было бы повторить публично, – усмехнулся Алекс и начал оттеснять партнершу к французским дверям, ведущим в сад Линдуортов.
   – О, это уже интересно… Что с вами такое сегодня? Что-то, несомненно, происходит.
   Прежде чем Алекс успел ответить, оркестр перестал играть, и им пришлось отойти в сторону.
   – Вы в самом деле хотите знать? – спросил герцог вкрадчиво. – Хотите?
   Эмма кивнула, вовсе не уверенная, что выбрала наилучший способ действий.
   – А вам не кажется, что каждый мужчина в этой комнате глазеет на вас? – Алекс потянул ее к дверям.
   – Вы сообщаете мне об этом каждый вечер!
   – Но на этот раз я имею право так говорить: вы вот-вот выпадете из платья!
   – А вы устраиваете мне сцену! Не понимаю, что вас так разгневало. По крайней мере половина женщин в возрасте до тридцати в платьях, гораздо более откровенных, чем мое.
   – Мне нет дела до других женщин, черт бы их побрал! И я не хочу, чтобы вы демонстрировали свои прелести всему свету!
   – Не смейте меня оскорблять и говорить со мной, как с легкомысленной женщиной! – предупредила Эмма тоном, отнюдь не обещавшим ничего хорошего.
   – А вы не искушайте меня. Вы уже два месяца водите меня за нос, и теперь я просто схожу с ума.
   В этот момент тень высокой изгороди укрывала их от взглядов танцующих.
   – Не пытайтесь обвинять меня. Вы проявляете повышенную чувствительность к фасону моего платья, а это просто глупо.
   Внезапно Алекс схватил Эмму за плечи и привлек к себе.
   – Черт возьми, вы моя, и вам пора это понять.
   Эмма озадаченно уставилась на него. Хотя все действия герцога на протяжении последних недель, несомненно, обнаруживали в нем властную натуру, впервые он так откровенно выразил свои чувства. Его зеленые глаза сверкали гневом и желанием, но Эмма прочла в его взгляде и нечто еще – отчаяние. Немудрено, что она вдруг почувствовала себя неловко.
   – Алекс, вы сами не понимаете, что говорите.
   – О Господи, если бы только это было так!
   Внезапно Алекс с силой прижал Эмму к себе, будто хотел раздавить, а его пальцы крепко вцепились в ее огненные волосы, и несколько бесконечно долгих секунд он держал ее не отпуская. Дыхание его было хриплым и неровным, будто он проиграл в мучительной внутренней борьбе.
   – Ах, Эмма, – сказал он наконец прерывающимся голосом, – если бы вы только знали, что делаете со мной!
   С этими словами Алекс еще больше приблизил к ней губы. Первое прикосновение его губ было неописуемо сладостным, и Эмма ощутила дрожь его тела, пытавшегося преодолеть страсть. Он явно ожидал ответа.
   Эмма невольно обвила его шею руками. Он нуждался в этом поощрении. И тут же его руки поползли вниз по ее спине.
   – Я так долго этого ждал, – прошептал он возле самых ее губ.
   Эмма потонула в неизведанной прежде страсти.
   – Я… я думаю, мне это нравится, – прошептала она робко, и ее пальцы словно невзначай заблудились в его густых черных волосах.
   Алекс издал звук, похожий на рычание, звук, означавший чисто мужское удовлетворение.
   – Я знал, что это будет восхитительно. Я знал, что вы мне ответите, – говорил он между поцелуями.
   Потом его губы спустились ниже, и Эмма откинула голову, еще не понимая своих чувств, но и не имея желания положить этому конец.
   – О Алекс! – послышался ее стон, и она крепче прижала его к себе.
   Герцог не преминул воспользоваться этим и снова принялся целовать ее. Его язык проник в ее рот и принялся пробовать его на вкус. Эта столь интимная ласка доставила Эмме такое чистое наслаждение, что она сама удивилась, как ей удается все еще держаться на ногах. До сих пор ей не приходило в голову, что она способна так сильно чувствовать; даже прежние поцелуи, незаконно похищенные у нее в ее спальне, и отдаленно не походили на эти. Первый поцелуй был волнующим, потому что она еще не знала Алекса, но теперь все изменилось: они оказались так близко друг от друга, что это придавало неповторимость их ласкам. Эмма хотела прикасаться к Алексу так же, как он прикасался к ней.
   Робко и нерешительно она провела языком по его нёбу, и, к ее восторгу, ответ с его стороны последовал незамедлительно. Ее имя в его устах прозвучало как хриплый стон, и Алекс мгновенно так сильно прижал ее к себе, что она ощутила его возбуждение.
   Это свидетельство его растущего желания тут же проникло в ее затуманенное страстью сознание, и Эмма поняла, что стремительно низвергается в бездну и что едва ли сможет контролировать это падение.
   – Алекс… – произнесла она едва слышно.
   Герцог принял ее призыв как новое доказательство желания.
   – Да, Эмма, да.
   Его губы уже ласкали мочку ее уха, а рука накрыла грудь. Все, что исходило от герцога, было совершенством, и Эмма могла только снова произнести его имя, на этот раз более внятно.
   – Да, дорогая?
   – Думаю, нам пора остановиться.
   Алекс испытывал муку неудовлетворенного желания. Он понимал, что Эмма права, но страсть его требовала выхода. Разумеется, они не могли заниматься любовью в саду Линдуортов, и Алекс медленно выпустил Эмму из объятий, отвернулся, стараясь овладеть собой.
   – Скажи, ты сердишься на меня?
   – Конечно, нет. – Его дыхание все еще оставалось неровным. – Только на себя.
   Эмма осторожно положила руку ему на плечо:
   – Не осуждай себя: я не меньше виновата. Я ведь могла в любой момент положить этому конец.
   Алекс вздрогнул:
   – Неужели? Разве ты не понимаешь: это все изменило.
   Эмма почувствовала, что в словах герцога кроется тайный смысл. Но все же не понимала, каким образом все может измениться.
   – Пожалуй, тебе стоит привести себя в порядок, прежде чем мы вернемся в зад, – заметил Алекс, понимая, что им обоим скандал не нужен. – Если ты завернешь за угол, то увидишь там дверь, через которую без труда сможешь добраться до ванной.
   Рука Эммы непроизвольно притронулась к голове.
   – Ладно. Ты иди, а я поправлю прическу и не покажусь раньше чем через четверть часа. – Голос ее звучал едва слышно. – Это поможет предотвратить сплетни. – Эмма быстро повернулась и скрылась за углом.

Глава 9

   – Все глупости, какие только возможно, я совершила, и это самая большая из них, – бормотала Эмма, пробираясь вдоль стены. – Позволить вытащить себя в сад, где нет ни души! Мне следовало заранее предвидеть, что случится нечто подобное. Из-за этого теперь приходится красться, как сделал бы грабитель, в надежде найти боковую дверь, которой, возможно, не существует. Мои туфли промокли, и вероятно, я порвала платье о кусты. А ведь герцог не имеет ни малейшего намерения жениться на мне!
   Тут Эмма замерла. Господи, что это она?
   – Гони от себя дурацкие мысли, Эмма Элизабет Данстер, – строго обратилась она к себе, поворачивая за угол. Ей вовсе не хотелось замуж за Алекса. Или хотелось? Впрочем, не важно: все равно это невозможно. Она собиралась вернуться в Бостон и заняться компанией отца, вот где правда. Ее избранником станет славный американский малый, который будет счастлив разделить с ней ответственность за компанию.
   Но что, если она никогда не встретит этого славного американского парня? Да и стоит ли искать, если здесь, прямо сейчас, у нее есть удивительный во всех отношениях британец?
   При мысли о герцоге, нескольких сладких минутах, проведенных с ним, Эмма решила, что ей пора проявить здравый смысл. У нее нет никаких серьезных причин думать о браке с Александром Эдвардом Риджли, герцогом Эшборном, даже несмотря на то что он отлично целуется и в его обществе она чувствует себя, как никогда, уютно. Определенно она нравится ему такой, какая есть; он не прочь подразнить ее, но его насмешки никогда не были злыми, а назвать жизнь с Алексом скучной было бы просто нечестно.
   Тем временем Алекс вернулся в зал и как раз заканчивал рассказывать лорду Эктону о жеребце, которого недавно купил, когда заметил, что его родные тоже здесь.
   – Прости, Эктон, – сказал он поспешно. – Вижу, прибыли мои мать с сестрой. Я должен пойти поздороваться с ними.
   Кивнув другу, Алекс направился к дамам.
   В Юджинии Риджли, герцогине Эшборн, дружелюбное отношение к окружающим сочеталось с неизбежным чувством юмора – это делало ее одной из самых желанных дам в свете уже много лет. Она родилась в семье графа и, став герцогиней, не приобрела снобизма – столь обычной болезни в светском обществе. Глаза Юджинии засияли, когда она увидела сына, бодро шагающего к ней.
   – Привет, мама. – Алекс нежно поцеловал ее в щеку.
   – Здравствуй, мой дорогой. Скажи мне скорее, где та милая девушка, которая выманила тебя из укрытия?
   Герцог хмыкнул.
   – По правде говоря, я не вижу ее уже полчаса. Мы протанцевали тур вальса, а потом она куда-то исчезла.
   – По-моему, она вышла в сад, – сказала Софи многозначительно.
   Алекс бросил на сестру быстрый взгляд:
   – Разве ты не решила удалиться от общества?
   Софи провела руками по бедрам, демонстрируя стройность фигуры:
   – Я беременна уже четыре месяца, и пока ничего не заметно. Ну не удача ли это?
   – Для тебя, возможно, а вот я с нетерпением ожидаю дня, когда ты раздуешься, как воздушный шар.
   – Ах ты, животное! – Софи топнула ногой, но Алекс лишь ехидно ухмыльнулся.
   – Жаль, что здесь нет Эммы, – заметила Юджиния, не обращая внимания на перепалку. – Мне так нравится ее общество. Когда ты наконец сделаешь ей предложение, Алекс?
   – А разве я собирался?
   – Готова поклясться, что ты обещал что-то в этом роде.
   – Это был мой зловредный брат-близнец, – решительно не согласился герцог.
   – Неужели? Право, дорогой, ты будешь идиотом, если упустишь ее.
   – Ну, это как сказать.
   – Тебе следует слушаться меня: я как-никак все еще твоя мать.
   Алекс ответил улыбкой:
   – Разумеется, ты знаешь меня лучше, чем я сам…
   Неожиданно в их спор вмешалась Софи:
   – Я думаю, мама, тебе следует оставить его в покое.
   – Спасибо, сестра, – с чувством отозвался Алекс.
   – В конце концов, я не думаю, что Эмма примет его предложение, даже если он попросит ее руки.
   Брови Алекса мгновенно взлетели вверх.
   – Не советую дразнить меня.
   – Да? Но сестрам полагается это делать, и все ждут именно этого от них, разве нет?
   – В данном случае это не сработает.
   – Неужели? А я думаю, отлично сработает. Ты даже зубами заскрипел, когда я предположила, что Эмма не захочет тебя в мужья.
   – О, смотрите-ка! – внезапно воскликнула герцогиня, указывая на танцевальную площадку. – Данфорд танцует с Белл Блайдон! Не пригласить ли тебе ее на следующий танец: она славная девушка, и я бы не хотела, чтобы она расстроилась, оставшись без кавалера.
   Алекс прищурился:
   – Леди Арабелла без кавалера? Ерунда! Ты просто пытаешься избавиться от меня, верно, мама?
   – Да, пытаюсь, а ты только усложняешь мне задачу.
   Алекс вздохнул, покоряясь необходимости:
   – Пожалуйста, не строй никаких козней, пока меня не будет.
   Как только Алекс оказался на безопасном расстоянии от них и не мог их подслушать, Юджиния стремительно повернулась к дочери:
   – Софи, нам следует проявлять решительность.
   – Совершенно согласна, – незамедлительно последовал ответ Софи. – Вот только я не вполне уверена, какого рода решительность нам следует проявить.
   – Ничего, я уже основательно обо всем подумала. – Юджиния хихикнула.
   – Ну, раз так… – На губах Софи появилась улыбка.
   Юджиния бросила на дочь заговорщический взгляд:
   – Думаю, нам нужно провести неделю за городом.
   – И что ты собираешься там делать? Заставить Алекса сопровождать нас в Уэстонберт и пытать его до тех пор, пока он не попросит руки Эммы?
   – Чепуха! Мы пригласим Блайдонов и, конечно, будем настаивать, чтобы они захватили свою милую племянницу.
   – А это мысль! – Софи на мгновение задумалась. – Пожалуй, там мы сможем оставлять их наедине при первой возможности.
   – Точно. Мы поспособствуем тому, чтобы они вместе отправлялись на пикники, ездили по лесу верхом и тому подобное.
   Неожиданно Софи вздохнула:
   – Боюсь, Алекс все сразу поймет…
   – И что? Конечно, все так и будет, но какое это имеет значение?
   – Он сделает что угодно, только бы остаться с ней наедине, так?
   – Именно. Может быть, он проявит инициативу и скомпрометирует ее? – Лицо Юджинии просияло.
   – Мама! – укоризненно воскликнула Софи. – Не могу поверить, что ты это сказала.
   Глаза Юджинии сделались круглыми.
   – В мои годы я нахожу все меньше смысла иметь принципы какого бы то ни было рода. К тому же, несмотря на свои залихватские манеры, Алекс – человек чести, а это значит…
   – Ничего это не значит. Ему уже двадцать девять. Не думаю, что у него осталось много принципов.
   Юджиния вспыхнула:
   – Ты что, потешаешься надо мной?
   – Ах, ради Бога…
   – Получаешь удовольствие, да?
   Софи тут же опустила глаза, словно раскаиваясь.
   – Я пытаюсь сказать, – продолжала Юджиния, – что если Алекс даже и скомпрометирует мисс Данстер…
   – Если он ее изнасилует, хочешь ты сказать? – нетерпеливо перебила Софи.
   – Короче, если такое случится в порыве страсти, ты не можешь не согласиться, что затем он сочтет долгом чести жениться на ней.
   – Не слишком ли это крутые меры, чтобы заставить твоего сына жениться? – напрямик спросила Софи: она все еще не могла поверить, что обсуждает с матерью столь щепетильные вопросы. – И потом, как насчет Эммы? Вряд ли она пришла бы в восторг от такого плана.
   Юджиния прищурилась:
   – Тебе нравится Эмма?
   – Конечно.
   – Ты хочешь, чтобы Алекс на ней женился?
   – Разумеется, хочу, ведь тогда Эмма станет моей невесткой.
   – А ты можешь вспомнить другую женщину, которая могла бы сделать твоего брата счастливее?
   – Пожалуй, нет.
   – Вот видишь. – Юджиния пожала плечами. – Цель оправдывает средства, и, как тебе известно, моя дорогая, конец – делу венец.
   – Надо же, каким ты стала стратегом! – изумилась Софи. – Но ты уверена, что он ее скомпрометирует?
   Лицо Юджинии выразило непоколебимую уверенность.
   – Несомненно, он попытается это сделать!
   – Мама!
   – Да-да, я уверена в этом, потому что могу распознать каналью в любом – даже в собственном сыне. К тому же Алекс во многом похож на своего отца.
   – Мама!
   Однако вместо ответа Юджиния неожиданно погрузилась в воспоминания:
   – Алекс родился всего через семь месяцев после нашей свадьбы, а я должна сказать, что твой отец был непревзойденным любовником.
   Софи всплеснула руками:
   – Не говори больше ничего, мама. Право, я не хочу знать интимных подробностей жизни моих родителей, которых предпочитаю считать людьми совершенно целомудренными.
   – Если бы мы были совершенно целомудренными, дорогая, – Юджиния бесцеремонно ткнула дочь пальцем в бок, – тебя сейчас на свете бы не было, и твоего братца тоже.
   – Все равно я не хочу ничего об этом слышать.
   Юджиния похлопала дочь по плечу:
   – Хорошо, если тебе будет от этого легче. – Повернувшись, она отправилась на поиски леди Уэрт.
   Тем временем Белл и Данфорд продолжали танцевать. Вальс был относительно новым развлечением, и некоторые находили его скандальным, но молодые люди получали удовольствие от танца, и не только потому, что это раздражало более степенных и чопорных членов общества. Их любовь к вальсу в значительной степени объяснялась тем, что он позволял беседовать, не поворачиваясь друг к другу спиной, и они горячо обсуждали оперу, которую недавно слушали.
   Однако неожиданно Уильям резко сменил тему разговора:
   – Вы знаете, что герцог влюблен в вашу кузину?
   В свете Белл считали одной из лучших и самых грациозных танцовщиц, но на этот раз она сбилась на один такт.
   – Он сам сказал вам об этом? – спросила она, подозрительно глядя на партнера.
   – Ну в общем, да, – признался Уильям. – Я знаю Эшборна десять лет. Поверьте, он никогда не вел себя так глупо из-за женщины.
   – Влюбленность и глупость не одно и то же, вы не находите?
   – Дело не в этом, и вы это понимаете.
   На мгновение Данфорд замолчал и с невинным видом улыбнулся Алексу, махавшему ему рукой с другого конца зала.
   – Герцог потерял рассудок из-за вашей кузины, но беда в том, что он еще прежде решил не жениться до сорока лет и ничего не предпринимать до этого возраста.
   – Это еще почему?
   – Когда Эшборн впервые появился в свете, он уже унаследовал титул, был фантастически богат…
   – И очень красив.
   – Верно. Он и сейчас вызывает у женщин почти маниакальное возбуждение, но чаще всего они надеются на богатство и герцогскую корону, а вовсе не интересуются самим Алексом. Вот это и отвратило его от их общества. – Данфорд помолчал. – Следует признать, что по большей части светские леди совершенно нелепы…
   – Да, но Эмма не из таких, и он не может этого не понимать.
   Музыка прекратилась, и Данфорд, взяв Белл за руку, отвел ее на край танцевальной площадки.
   – На каком-то этапе его жизни недоверие Алекса к женщинам приняло форму отвращения к браку, и он решил избегать его сколь возможно долго. Думаю, сейчас он уже и забыл, что так настроило его против женитьбы.
   – Поверьте, это самая большая глупость, какую мне приходилось слышать!
   Прежде чем Данфорд успел ответить, они услышали рядом низкий звучный смех.
   – Я в своей жизни слышал много глупостей; мне бы очень хотелось услышать самую большую.
   Белл опустила глаза.
   – Видите ли, Данфорд считает, что актеры в опере должны меньше петь.
   – Неужели он так считает?
   – Да, так. Он считает, что там должно быть больше речитативов.
   Разумеется, Алекс не поверил ни единому ее слову, и Белл это знала. Все же она надеялась, что герцог не слышал, как они судачили о нем; не будучи способной придумать что-нибудь лучшее, она сделала то, что, по ее мнению, следовало сделать, – одарила его очаровательной улыбкой.
   – Мать приказала мне пригласить вас на танец, – ухмыляясь сказал Алекс, откровенно не обращая внимания на замешательство Белл.
   – О! А я и понятия не имела, что моя популярность в свете упала так низко и теперь мамаши вынуждают мужчин приглашать меня.
   – Да нет же, просто Юджиния пытается избавиться от меня, чтобы вдвоем с сестрой без помех устраивать мою судьбу.
   – Полагаю, речь идет о твоем браке с Эммой, – предположил Данфорд.
   – Разумеется.
   – Тогда ты просто мог бы сдаться и попросить ее руки.
   – Согласен, – Алекс взял Белл за талию, – но увы: я не из тех, кто женится.
   Неожиданно Белл засмеялась:
   – Вам повезло: она того же сорта!
 
   В эту минуту Эмма в коридоре приземлилась на пол в самой неприглядной позе, поскольку в темноте не разглядела двери, пока не наткнулась на нее. Она даже не осмелилась издать стона и, медленно поднимаясь на ноги, вертела шеей, ощупывая себя, чтобы убедиться, что все цело.
   Потирая бок, она отчаянно жалела о том, что Линдуорты не догадались расстелить в коридоре ковер.
   Теперь было совершенно ясно, что Александр Риджли представляет опасность для ее здоровья и лучше держаться подальше от него. Она даже повторила это вслух, как вдруг…
   – Соглашаюсь от всего сердца.
   Эмма с ужасом обернулась и столкнулась лицом к лицу с элегантным мужчиной лет двадцати с песочного цвета волосами, в котором сразу узнала Энтони Вудсайда, виконта Бентона.
   Ей уже доводилось встречать этого джентльмена, и она сразу его невзлюбила: Бентон волочился за Белл уже больше года и не оставлял в покое, несмотря на ее очевидные попытки избавиться от него.
   Впрочем, в нем не было ничего отталкивающего: он имел приличные манеры и был умен, однако в натуре Бентона присутствовали некие неприятные особенности. Тон его голоса и манера смотреть, наклон головы, когда он оглядывал бальный зал, – все это вызывало у Эммы неясную тревогу, и потому его общество было ей крайне неприятно. К тому же за внешней любезностью она ощущала скрытое презрение. Американка, да к тому же не обладающая титулом, – разумеется, это не для британского джентльмена.
   Вполне естественно, Эмма не испытала большой радости, встретив Бентона в коридоре Линдуортов.
   – Добрый вечер, милорд, – сказала она, моля Бога о снисхождении. Не хватало еще, чтобы виконт увидел ее распростертой на полу.
   Однако скорее всего ее надежды были напрасны.
   – Надеюсь, ваше падение не нанесло вам большого урона? – вежливо поинтересовался виконт, не отрывая взгляда от груди Эммы. Она ощущала крайнюю неловкость и испытывала острое желание оправить платье, но не хотела давать несносному нахалу еще больший повод для насмешек.
   – Милорд, меня трогает ваше беспокойство, – произнесла она сквозь зубы. – К счастью, я в полном порядке. А теперь простите, я должна идти: родные беспокоятся обо мне.
   Эмма сделала шаг по направлению к залу, но Бентон крепко схватил ее за руку, и было совершенно ясно, что он не собирается ее отпускать.
   – Дорогая мисс Данстер, – мягкий голос виконта не соответствовал железному пожатию его руки, – я заинтригован, поверьте.
   – Меня это не интересует. Я приберегаю свое остроумие для друзей, – ответила Эмма ледяным тоном.
   – А как насчет ваших родных?
   Эмма недоуменно заморгала, не зная, что ответить на этот неожиданный вопрос.
   – У меня такое чувство, мисс Данстер, что скоро мы с вами станем ближе, чем самые близкие друзья. – Бентон внезапно отпустил ее руку, и Эмма тут же спрятала ее за спину.
   – Если вы воображаете, что я снизойду…
   Расслышав в ее голосе железную решимость, виконт рассмеялся:
   – Право, на вашем месте я не стал бы так горячиться. Вы, несомненно, привлекательны, но в вас не чувствуется хорошей породы, а я считаю это обязательным для женщины.
   Эмма невольно отступила назад, гадая, говорит ли он о ней или о скаковой лошади.
   – Я Вудсайд, а значит, могу поваляться в постели с рыжей американкой, но никогда на ней не женюсь.
   Рука Эммы взметнулась вверх, готовясь дать негодяю пощечину, но Бентон перехватил ее.
   – Не сейчас, мисс Данстер. В конце концов, я ведь собираюсь жениться на вашей кузине и с легкостью могу запретить ей общение с вами.
   Эмма рассмеялась:
   – Неужели вы всерьез думаете, что Белл выйдет за вас? Да она с трудом пересиливает отвращение, когда танцует с вами.
   Вудсайд крепче сжал ее запястье, и Эмма вздрогнула от боли. Ему же, судя по всему, была приятна ее растерянность; в тусклом освещении его бледные глаза опасно поблескивали.
   Эмма упрямо вздернула подбородок, и когда Бентон внезапно выпустил ее руку, она, шатаясь, отступила на несколько шагов назад.
   – Не стоит терять время на Эшборна, моя дорогая: он никогда не женится на такой, как вы. – Рассмеявшись, Вудсайд отвесил насмешливый поклон и исчез в темноте.
   Эмма потерла запястья. Хотя неожиданная встреча слегка выбила ее из колеи, все же она не могла оставаться здесь всю ночь и потому принялась открывать дверь за дверью в поисках ванной комнаты, стараясь делать это по возможности бесшумно.
   После пятой попытки она наконец нашла ванную, протиснулась внутрь и закрыла за собой тяжелую дверь.
   Свеча, вставленная в фонарь, тускло освещала тесное помещение. Посмотревшись в зеркало, Эмма застонала, ибо урон, нанесенный ее внешности, был поистине ужасен. Она быстро сообразила, что не обладает необходимой сноровкой для того, чтобы придать волосам должный вид, и, решительно вынув все шпильки, оставила их возле зеркала. Пусть Линдуорты думают что угодно, когда на следующий день найдут в ванной гору этих приспособлений.