Страница:
– Что это?
– Позже. Я попытаюсь вернуться через несколько часов. Всего лишь несколько часов. Только обещай мне, что спрячешь это. Никому не показывай его и, ради Бога, не нажимай желтую кнопку.
– Почему?
– Потому что ты попадешь туда, куда бы ты не захотела попасть.
Она заморгала в недоумении.
– Попаду?
– Я объясню тебе, но не сейчас.
– Почему ты не можешь взять это с собой?
– Два пояса на одном теле – это аномалия, которая приведет к разрыву энергетического поля, и одному Богу известно, где я окажусь и в каком виде.
– Я не понимаю. О чем ты говоришь?
– Позже. Но, Лаура, если по каким-то причинам я не смогу вернуться, ты должна быть настороже.
– В каком смысле?
– Ты должна вооружиться. Им нет причины приходить за тобой, если они возьмут меня, но они могут это сделать. Для того, чтобы преподать мне урок, чтобы причинить мне боль. Они разживаются на мести. И если они придут за тобой… их будет несколько и они будут хорошо вооружены.
– Кто же ты, черт возьми?
Не ответив, он встал ни ноги, сморщившись от боли в коленке. Он бросил на нее последний долгий взгляд и отвернулся, оставив ее на земле, в холоде и снегу, около изрешеченного пулями «джипа», с испуганным ребенком на руках и мертвым мужем.
Медленно он вышел на середину дороги, где, казалось, белый снег излучал больше света, чем небо. Она позвала его, но он не обратил внимания на ее крик.
Он сунул разряженный пистолет в кобуру под бушлат. Он потянулся рукой под рубашку, нащупал желтую кнопку на своем поясе и заколебался.
Они послали Кокошку, чтобы тот остановил его. Теперь они, должно быть, с нетерпением ждут его. Его сразу же арестуют. Возможно, ему никогда больше не удастся попасть на Дорогу Молнии и вернуться к Лауре, как он обещал.
Соблазн остаться был велик.
Если он останется, они пришлют еще кого-нибудь убить его, и он проведет остаток жизни в бегах то от одного наемного убийцы, то от другого – в то время, как изменения в мире будут так ужасны. С другой стороны, если он вернется, у него будет шаткий шанс уничтожить институт. Доктор Пенловски и другие, очевидно, знают все об его вмешательстве в естественный поток событий в жизни этой женщины, но возможно они ничего не знают о взрывчатке на чердаке и на первом этаже института. В этом случае, если они дадут ему возможность войти в его кабинет на секунду, он может нажать потайную кнопку и взорвать все к дьяволу. Но скорее всего они уже обнаружили взрывчатку. Но пока был хоть какой-то шанс навсегда покончить с этим проектом и закрыть Дорогу Молнии, он обязан вернуться в институт, даже если больше никогда не увидит Лауру.
С наступлением сумерек шторм, казалось, все усиливался. На склонах гор ветер гнул и ломал ветви сосен, его завывания были похожи на рев огромного существа, карабкавшегося по горному склону. Снег стал сухим и мелким, превратившись в льдинки, которые, казалось, сотрут с земли все живое, оставив лишь бескрайнюю пустынную равнину.
Не вынимая руки из-под рубашки, Стефан трижды нажал на желтую кнопку. С отвращением и страхом он вернулся в свое время.
Держа рыдающего Криса, Лаура сидела на земле за «джипом» и смотрела на своего спасителя, который ковылял по снегу мимо «понтиака» Кокошки.
Он остановился на середине дороги и долго стоял к ней спиной, пока не случилось невероятное. Сначала воздух стал тяжелым: она чувствовала страшное давление, чего она не ощущала никогда раньше, как будто атмосфера Земли была уплотнена каким-то космическим катаклизмом. Неожиданно стало трудно дышать. Воздух наполнился странным запахом, и через несколько секунд она поняла, что пахло разогревшимися электрическими проводами и горелой изоляцией. Такой запах стоял в их кухне несколько недель назад, когда перегорел тостер; этот запах смешивался с резким запахом озона, который присутствовал в воздухе при любом сильном шторме. Давление все росло, пока она не почувствовала себя придавленной к земле, воздух клокотал и бурлил, словно вода. Со звуком, похожим на звук вылетающей из шампанского пробки, ее спаситель исчез в пурпурно-серых зимних сумерках. С этим хлопком одновременно налетел сильный порыв ветра, как будто кто-то включил гигантский вентилятор. На какое-то мгновение она почувствовала себя словно в вакууме, было почти нечем дышать. Потом это страшное давление исчезло, в воздухе снова запахло снегом и соснами, все стало на свои места.
Но для нее не все можно было вернуть на свое место.
Ночь была очень темной. Без Данни, это была темнейшая ночь в ее жизни. Только один луч света оставлял слабую надежду на счастье: Крис. Он был единственным светом во тьме.
Вскоре на холме появилась машина. Фары едва пробивали плотный поток снега.
Она с трудом встала на ноги, и, держа Криса, вышла на дорогу. Она махала рукой, призывая на помощь.
Когда машина притормозила, она неожиданно испугалась, что появится еще один убийца с автоматом.
Никогда больше она не будет чувствовать себя в безопасности.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
– Позже. Я попытаюсь вернуться через несколько часов. Всего лишь несколько часов. Только обещай мне, что спрячешь это. Никому не показывай его и, ради Бога, не нажимай желтую кнопку.
– Почему?
– Потому что ты попадешь туда, куда бы ты не захотела попасть.
Она заморгала в недоумении.
– Попаду?
– Я объясню тебе, но не сейчас.
– Почему ты не можешь взять это с собой?
– Два пояса на одном теле – это аномалия, которая приведет к разрыву энергетического поля, и одному Богу известно, где я окажусь и в каком виде.
– Я не понимаю. О чем ты говоришь?
– Позже. Но, Лаура, если по каким-то причинам я не смогу вернуться, ты должна быть настороже.
– В каком смысле?
– Ты должна вооружиться. Им нет причины приходить за тобой, если они возьмут меня, но они могут это сделать. Для того, чтобы преподать мне урок, чтобы причинить мне боль. Они разживаются на мести. И если они придут за тобой… их будет несколько и они будут хорошо вооружены.
– Кто же ты, черт возьми?
Не ответив, он встал ни ноги, сморщившись от боли в коленке. Он бросил на нее последний долгий взгляд и отвернулся, оставив ее на земле, в холоде и снегу, около изрешеченного пулями «джипа», с испуганным ребенком на руках и мертвым мужем.
Медленно он вышел на середину дороги, где, казалось, белый снег излучал больше света, чем небо. Она позвала его, но он не обратил внимания на ее крик.
Он сунул разряженный пистолет в кобуру под бушлат. Он потянулся рукой под рубашку, нащупал желтую кнопку на своем поясе и заколебался.
Они послали Кокошку, чтобы тот остановил его. Теперь они, должно быть, с нетерпением ждут его. Его сразу же арестуют. Возможно, ему никогда больше не удастся попасть на Дорогу Молнии и вернуться к Лауре, как он обещал.
Соблазн остаться был велик.
Если он останется, они пришлют еще кого-нибудь убить его, и он проведет остаток жизни в бегах то от одного наемного убийцы, то от другого – в то время, как изменения в мире будут так ужасны. С другой стороны, если он вернется, у него будет шаткий шанс уничтожить институт. Доктор Пенловски и другие, очевидно, знают все об его вмешательстве в естественный поток событий в жизни этой женщины, но возможно они ничего не знают о взрывчатке на чердаке и на первом этаже института. В этом случае, если они дадут ему возможность войти в его кабинет на секунду, он может нажать потайную кнопку и взорвать все к дьяволу. Но скорее всего они уже обнаружили взрывчатку. Но пока был хоть какой-то шанс навсегда покончить с этим проектом и закрыть Дорогу Молнии, он обязан вернуться в институт, даже если больше никогда не увидит Лауру.
С наступлением сумерек шторм, казалось, все усиливался. На склонах гор ветер гнул и ломал ветви сосен, его завывания были похожи на рев огромного существа, карабкавшегося по горному склону. Снег стал сухим и мелким, превратившись в льдинки, которые, казалось, сотрут с земли все живое, оставив лишь бескрайнюю пустынную равнину.
Не вынимая руки из-под рубашки, Стефан трижды нажал на желтую кнопку. С отвращением и страхом он вернулся в свое время.
Держа рыдающего Криса, Лаура сидела на земле за «джипом» и смотрела на своего спасителя, который ковылял по снегу мимо «понтиака» Кокошки.
Он остановился на середине дороги и долго стоял к ней спиной, пока не случилось невероятное. Сначала воздух стал тяжелым: она чувствовала страшное давление, чего она не ощущала никогда раньше, как будто атмосфера Земли была уплотнена каким-то космическим катаклизмом. Неожиданно стало трудно дышать. Воздух наполнился странным запахом, и через несколько секунд она поняла, что пахло разогревшимися электрическими проводами и горелой изоляцией. Такой запах стоял в их кухне несколько недель назад, когда перегорел тостер; этот запах смешивался с резким запахом озона, который присутствовал в воздухе при любом сильном шторме. Давление все росло, пока она не почувствовала себя придавленной к земле, воздух клокотал и бурлил, словно вода. Со звуком, похожим на звук вылетающей из шампанского пробки, ее спаситель исчез в пурпурно-серых зимних сумерках. С этим хлопком одновременно налетел сильный порыв ветра, как будто кто-то включил гигантский вентилятор. На какое-то мгновение она почувствовала себя словно в вакууме, было почти нечем дышать. Потом это страшное давление исчезло, в воздухе снова запахло снегом и соснами, все стало на свои места.
Но для нее не все можно было вернуть на свое место.
Ночь была очень темной. Без Данни, это была темнейшая ночь в ее жизни. Только один луч света оставлял слабую надежду на счастье: Крис. Он был единственным светом во тьме.
Вскоре на холме появилась машина. Фары едва пробивали плотный поток снега.
Она с трудом встала на ноги, и, держа Криса, вышла на дорогу. Она махала рукой, призывая на помощь.
Когда машина притормозила, она неожиданно испугалась, что появится еще один убийца с автоматом.
Никогда больше она не будет чувствовать себя в безопасности.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВНУТРЕННИЙ ОГОНЬ
ГЛАВА 1
Всубботу, 13 августа 1988 года, через семь месяцев после гибели Данни, Тельма Акерсон приехала в домик в горах на четыре дня.
Лаура тренировалась в стрельбе на заднем дворе из своего «смит» и «весона» 38-го калибра. Она перезарядила револьвер, поставила барабан на место и изготовилась к стрельбе по мишени, когда услышала шум приближающегося по дороге автомобиля. Она подняла бинокль с земли и посмотрела на машину, чтобы удостовериться, что это не был нежданный незнакомец. Увидев за рулем Тельму, она положила бинокль и продолжила стрельбу по мишени – в виде человеческого торса и головы.
Сидя рядом на траве, Крис достал еще шесть патронов из коробки и приготовился протянуть их ей, когда она выстрелит последний патрон из барабана.
День был жарким, ясным и сухим. Сотни диких цветов росли по краю двора, где мох уступил место дикорастущей траве и деревьям. Еще недавно на траве пели и резвились птицы, но выстрелы спугнули их.
Смерть мужа должна была ассоциироваться с домом в горах, но вместо этого она продала дом в Оранж Кантри и переехала с Крисом в Сан-Бернардино.
Она знала, что случившееся с ними в январе на дороге могло произойти снова где угодно. Дом не был виноват в этом; ошибка лежала в ее судьбе, в таинственных силах, которые принесли беду в ее жизнь. Интуитивно она знала, что если бы спаситель не спас ее на заснеженной дороге, он вошел бы в ее жизнь в любой другой кризисный момент. И в этот момент появился бы ужасный Кокошка с автоматом, и трагические события могли бы быть хуже.
Их другой дом хранил больше воспоминаний о Данни, чем этот каменный дом в Бич Би. Ей было легче пережить скорбь в горах, чем в Оранж Кантри.
Кроме того, как ни странно, в горах она чувствовала себя в большей безопасности. В густонаселенных пригородах Оранж Кантри, где жило больше двух миллионов человек, враг мог бы затеряться в толпе и подойти слишком близко. В горах, тем не менее, странник был заметным издалека, так как дом стоял почти в центре тридцатиакрового пустого пространства.
И она не забыла предупреждения своего спасителя: «Вооружись. Будь готова. Если они придут за тобой… их будет несколько».
Когда Лаура выстрелила последний патрон и выбросила пустые гильзы, Крис протянул ей еще шесть патронов. Он снял свою шапку и побежал к мишени, чтобы проверить ее меткость.
За мишенью находилась высокая насыпь, которой раньше не было. Позади нее начинался молодой сосновый лес, ее собственность, поэтому особой необходимости в насыпи не было, но она не хотела кого-нибудь застрелить случайно.
Крис прикрепил новую мишень и вернулся к Лауре со старой.
– Четыре попадания из шести, мама. Два смертельных попадания и две раны, но, кажется, ты слишком берешь влево.
– Я попробую исправиться.
– Ты просто устала, и это все, – сказал Крис. Трава вокруг нее была усеяна стопятидесятью пустыми гильзами. Ее запястья, руки, плечи и шея ныли от многочисленной отдачи, но она хотела разрядить еще один барабан, чтобы закончить на сегодня.
Возле дома хлопнула дверца машины Тельмы.
Крис снова надел шапку, предохраняющую его уши, и поднял бинокль, в который он смотрел на мишень в то время, как мать стреляла.
Печаль снова нахлынула на Лауру, когда она посмотрела на сына, не потому, что он остался без отца, а потому, что ребенку, которому через два месяца исполнялось восемь лет, уже была известна опасность, что несла в себе его жизнь. Она старалась изо всех сил сделать его жизнь веселее: они по-прежнему играли в выдуманного сэра Томми Тода, хотя Крис больше не верил, что Томми существовал на самом деле; они читали книги из огромной персональной библиотеки Криса; и даже стрельбу по мишени она пыталась сделать игрой, а не необходимостью для своей защиты. Их жизнь, опечаленная невозвратимой потерей, еще больше обострялась страхом перед неизвестностью. Этой реальности она не могла спрятать от Криса, и жизнь наложила на него свой отпечаток.
Крис опустил бинокль и посмотрел на нее, так как она не стреляла. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. Его открытая улыбка всегда разбивала ей сердце.
Она повернулась к мишени, подняла револьвер, держа его обеими руками, и нажала на курок.
Когда Лаура сделала четыре выстрела, Тельма подошла к ней сзади. Она стояла, заткнув уши пальцами и морщась.
Лаура выстрелила еще два раза и сняла наушники. Крис бросился к мишени. Эхо выстрелов все еще отдавалось в горах, когда она повернулась к Тельме и обняла ее.
– К чему эта пальба? – спросила Тельма.– Ты собираешься писать сценарий для Клинта Иствуда? Нет, лучше напиши женский эквивалент Клинта – Дирти Харриет. А я сыграю ее так круто, что Богарт наложит в штаны.
– Я приму это во внимание, – сказала Лаура, – но, честно говоря, Клинт мне нравится больше.
– Эй, да у тебя еще есть чувство юмора, Шан.
– А ты думала иначе? Тельма нахмурилась.
– Я не знаю, что и думать, когда ты палишь из револьвера со зверской физиономией.
– Это самозащита, – сказала Лаура.– Каждая порядочная девушка должна знать ее.
– И как часто ты это делаешь? – спросила Тельма, увидев множество гильз, сверкающих на траве.
– Три раза в неделю по два часа. Крис вернулся с мишенью.
– Привет, тетя Тельма. Мама, ты попала в яблочко четыре из шести, одно ранение и один промах.
– В яблочко? – сказала Тельма.– Я все еще беру влево? – спросила Лаура мальчика.
Он показал мишень.
– Уже не так много, как в последний раз. Тельма сказала:
– Эй, Кристофер Робин, это все что я заслуживаю – «Привет, тетя Тельма»?
Крис положил мишень на целую стопку старых мишеней, подошел к Тельме, обнял ее и поцеловал. Не увидев обычного панковского стиля, он спросил:
– Что с тобой случилось, тетя Тельма? Ты выглядишь нормальной.
– Я выгляжу нормальной? Что это – комплимент или оскорбление? Ты должен запомнить, малыш, что даже если твоя старая тетка Тельма и выглядит нормальной, она не такая. Она гениальный комик, ослепительная умница и живая легенда. Как бы то ни было, я решила, что время панков прошло.
Они попросили Тельму помочь им собрать пустые гильзы.
– Мама прекрасный стрелок, – сказал Крис с гордостью.
– Еще бы, здесь столько латуни, что хватит отлить пуговицы на все мундиры целой армии амазонских воинов.
Когда они вошли в дом, Лаура заперла кухонную дверь на два засова. Она опустила жалюзи на окнах так, что их никто не мог видеть.
Тельма с интересом наблюдала за ее деятельностью, но ничего не сказала.
Крис поставил по видеомагнитофону «Охотников за исчезнувшим ковчегом», сел перед телевизором с коробкой хрустящих палочек и бутылкой кока-колы. В смежной кухне Лаура с Тельмой сидели за обеденным столом и пили кофе, после чего Лаура разобрала револьвер и принялась его чистить.
Кухня была большой, но ее делало меньшей большое количество темного дуба, большой медный вытяжной шкаф и медные котлы, висевшие на крючьях. Пол был покрыт кафельной плиткой. Это был тот тип кухни, в которой герои телевизионных сериалов переживали свои семейные неурядицы в тридцатиминутном шоу каждую неделю. Даже для Лауры это казалось неподходящим местом для чистки оружия, предназначенного для убийства.
– Ты действительно боишься? – спросила Тельма.
– Конечно.
– Но Данни был убит только потому, что вы случайно оказались в одном месте с этими торговцами наркотиками. Те люди ведь исчезли?
– Может быть, нет.
– Но если бы они боялись, что ты узнаешь их, они давно бы уже попытались тебя убить.
– Я не давала им шансов для этого.
– Ты должна успокоиться, малышка. Ты не можешь жить до конца своих дней, ожидая, что кто-нибудь нападет на тебя из кустов. Конечно, ты можешь хранить оружие в доме. Возможно, это мудро. Но разве ты не собираешься больше появляться в обществе? Ты ведь не можешь повсюду таскать с собой револьвер.
– Могу. У меня есть разрешение.
– Разрешение на ношение этой пушки?
– Я ношу револьвер в своей сумочке.
– Господи, откуда у тебя это разрешение?
– Мой муж был убит при странных обстоятельствах неизвестными людьми. Те головорезы пытались убить и меня с сыном – и они по-прежнему на свободе. В довершение ко всему, я богатая и известная писательница. Было бы странно, если бы я не получила этого разрешения.
Тельма некоторое время молчала, пила кофе и смотрела, как Лаура чистила револьвер. Наконец она сказала:
– Ты так серьезно говоришь об этом и так напряженно. Прошло семь месяцев с тех пор… как погиб Данни. Но ты так взвинчена, словно в тебя стреляли вчера. Ты не сможешь выдержать такого напряжения. Это приведет к сумасшествию. К паранойе. Ты должна понять, что не сможешь быть начеку всю свою жизнь, каждую минуту.
– Я смогу, потому что должна быть такой.
– Да? А что же сейчас? Твой револьвер разобран. Что, если какие-то варвары с наколками начнут выламывать кухонную дверь.
Кухонные стулья стояли на мягком паласе, поэтому когда Лаура соскочила со стула, она беззвучно очутилась возле холодильника. Из одного из ящиков она достала точно такой же револьвер 38-го калибра. Тельма произнесла:
– Так, значит, я сижу в настоящем арсенале? Лаура положила второй револьвер обратно в ящик.
– Пойдем на экскурсию.
Тельма пошла за ней в кладовую. На обратной стороне двери в кладовую висел автомат «узи».
– Но ведь это автомат. Разве его разрешено иметь?
– Получив одобрение федеральных властей, ты можешь купить его в оружейном магазине, хотя разрешается иметь только полуавтомат; автоматическое оружие запрещено.
Тельма посмотрела на нее и вздохнула.
– И это, конечно, автомат?
– Да. Это полностью автоматическое оружие. Он куплен не в магазине, а у подпольных торговцев оружием.
– Ты с ума сошла, Шан. Точно.
Она повела Тельму в столовую и показала револьвер, который был прикреплен ко дну стола. В гостиной еще один револьвер был прикреплен ко дну маленького столика, стоявшего возле дивана. Второй автомат «узи» висел на обратной стороне двери в прихожей. Револьверы были также спрятаны в ящике стола в кабинете на первом этаже, в кабинете на втором этаже, в шкафчике в ванной и в тумбочке в спальне. В спальне находился и третий «узи».
Вытаращившись на «узи», который Лаура достала из-под кровати, Тельма сказала:
– Если бы я не знала тебя так хорошо, Шан, я бы сочла тебя душевнобольной. Но теперь я понимаю, что, значит, у тебя действительно есть причины бояться. Но как Крис относится ко всем этим пушкам?
– Он знает, что их нельзя трогать, и ему можно доверять. Многие шведские семьи держат дома оружие, так как мужское население должно быть готово к защите своей страны, и тем не менее у них самое маленькое в мире количество несчастных случаев, связанных с огнестрельным оружием. Потому что оружие связано с их жизнью. Детей учат уважать его с малых лет. Я верю Крису.
Когда Лаура снова положила «узи» под кровать, Тельма сказала:
– Как тебе удалось найти подпольного торговца оружием?
– Я богата, ты помнишь это?
– И за деньги можно купить все? О'кэй, может, это и так. Но как такая великосветская дама, как ты, вышла на торговца оружием? Мне кажется, они не посещают балета?
– Мне приходилось изучать теневой мир для своих романов Тельма. Я узнала, как найти то, что хочешь.
Тельма молчала, когда они вернулись на кухню. Из комнаты Криса доносилась героическая музыка, которая сопровождала Индиана Джонса в его подвигах. Пока Лаура сидела за столом и продолжала чистить револьвер, Тельма приготовила для них еще кофе.
– Давай поговорим начистоту, малыш. Если действительно существует опасность, которая требует такого количества оружия, то тебе не справиться с ней одной. Почему ты не наймешь телохранителей?
– Я никому не верю. Никому, кроме тебя и Криса. За исключением еще отца Данни, но он во Флориде.
– Но ты не можешь оставаться одна…
Чистя шомполом ствол револьвера, Лаура сказала:
– Да, я боюсь, но я чувствую себя гораздо лучше, когда я готова к этому. Всю свою жизнь я теряю людей, которых люблю. Я ничего не делала и только страдала. К дьяволу все. Теперь я буду сражаться. Если кто-то захочет отнять у меня Криса, ему придется иметь дело со мной, а уж я постараюсь устроить ему настоящую войну.
– Лаура, я знаю, через что ты прошла. Но послушай, если ты была бы психиатром, я бы сказала тебе, что ты можешь сражаться против реальной угрозы, но против рока ты беспомощна. Ты не сможешь обмануть провидение, малыш. Ты не можешь играть в покер с Богом и надеяться на выигрыш только потому, что в твоей сумочке лежит револьвер 38-го калибра. Да, твой Данни погиб, и ты могла сказать, что Нина Доквейлер не умерла б, если бы кто-нибудь пристрелил Угря раньше, но в жизни не так много случаев, когда ты можешь помочь тем, кого любишь, с револьвером в руках. Твоя мать умерла при родах. Твой отец умер от сердечного приступа. Рути сгорела в огне. То, что ты научилась защищать себя, это хорошо, но ты должна смотреть в будущее, не должна терять чувство юмора, не должна замыкаться, иначе можешь попасть в заведение, где обитатели разговаривают с деревьями и пожирают пуговицы от своих рубашек. Прости Господи, но если Крис заболеет раком? Ты готова пристрелить любого, кто коснется его, но ты не сможешь убить рак из револьвера. Я боюсь, что ты так помешалась на его защите, что при любой другой опасности, которой ты не ожидаешь, растеряешься, и я беспокоюсь за тебя, малыш.
Лаура кивнула и почувствовала прилив нежности к своей подруге.
– Ты права, Тельма. У тебя здравый рассудок. Тридцать три года я только страдала и теперь решила сражаться, как только умею. Если рак поразит меня или Криса, я найму лучших в мире специалистов, я буду искать самые лучшие способы лечения. Но если все будет напрасно, если, например, Крис умрет от рака, это будет моим поражением. Борьба не исключает страданий. Я могу сражаться, но если я потерплю поражение, я буду по-прежнему страдать.
Долгое время Тельма смотрела на нее. Наконец она кивнула.
– Это то, что я надеялась услышать. О'кэй. Конец дискуссии. Вернемся к другим вещам, о которых я надеялась услышать. Когда ты планируешь купить танк, Шан?
– Их пришлют в понедельник.
– А бомбы, гранаты и базуки?
– Во вторник. Как насчет фильма с Эдди Мерфи?
– Мы заключили контракт два дня назад, – сказала Тельма.
– Прекрасно. Оказывается, моя Тельма собирается сниматься в одном фильме с Эдди Мерфи?
– Твоя Тельма собирается промелькнуть в фильме с Эдди Мерфи. Мне пока не дают главной роли.
– Ты была четвертой в списке ролей в фильме со
Стивом Мартином, третьей – в картине с Чеви Чейзом. На этот раз ты будешь второй, так? А сколько раз ты была хозяйкой ночного шоу? Раз восемь, не так ли? Смирись с этим. Ты звезда.
– Ты, может быть, чуть преувеличила. Но разве это не судьба, Шан? Мы обе вышли из ничего, из приюта Маклярой, и добрались до каких-то вершин. Странно?
– Ничего странного, – сказала Лаура.– Проходя через жизненные трудности, становишься опытной, а опыт – это успех. И жизнь.
Лаура тренировалась в стрельбе на заднем дворе из своего «смит» и «весона» 38-го калибра. Она перезарядила револьвер, поставила барабан на место и изготовилась к стрельбе по мишени, когда услышала шум приближающегося по дороге автомобиля. Она подняла бинокль с земли и посмотрела на машину, чтобы удостовериться, что это не был нежданный незнакомец. Увидев за рулем Тельму, она положила бинокль и продолжила стрельбу по мишени – в виде человеческого торса и головы.
Сидя рядом на траве, Крис достал еще шесть патронов из коробки и приготовился протянуть их ей, когда она выстрелит последний патрон из барабана.
День был жарким, ясным и сухим. Сотни диких цветов росли по краю двора, где мох уступил место дикорастущей траве и деревьям. Еще недавно на траве пели и резвились птицы, но выстрелы спугнули их.
Смерть мужа должна была ассоциироваться с домом в горах, но вместо этого она продала дом в Оранж Кантри и переехала с Крисом в Сан-Бернардино.
Она знала, что случившееся с ними в январе на дороге могло произойти снова где угодно. Дом не был виноват в этом; ошибка лежала в ее судьбе, в таинственных силах, которые принесли беду в ее жизнь. Интуитивно она знала, что если бы спаситель не спас ее на заснеженной дороге, он вошел бы в ее жизнь в любой другой кризисный момент. И в этот момент появился бы ужасный Кокошка с автоматом, и трагические события могли бы быть хуже.
Их другой дом хранил больше воспоминаний о Данни, чем этот каменный дом в Бич Би. Ей было легче пережить скорбь в горах, чем в Оранж Кантри.
Кроме того, как ни странно, в горах она чувствовала себя в большей безопасности. В густонаселенных пригородах Оранж Кантри, где жило больше двух миллионов человек, враг мог бы затеряться в толпе и подойти слишком близко. В горах, тем не менее, странник был заметным издалека, так как дом стоял почти в центре тридцатиакрового пустого пространства.
И она не забыла предупреждения своего спасителя: «Вооружись. Будь готова. Если они придут за тобой… их будет несколько».
Когда Лаура выстрелила последний патрон и выбросила пустые гильзы, Крис протянул ей еще шесть патронов. Он снял свою шапку и побежал к мишени, чтобы проверить ее меткость.
За мишенью находилась высокая насыпь, которой раньше не было. Позади нее начинался молодой сосновый лес, ее собственность, поэтому особой необходимости в насыпи не было, но она не хотела кого-нибудь застрелить случайно.
Крис прикрепил новую мишень и вернулся к Лауре со старой.
– Четыре попадания из шести, мама. Два смертельных попадания и две раны, но, кажется, ты слишком берешь влево.
– Я попробую исправиться.
– Ты просто устала, и это все, – сказал Крис. Трава вокруг нее была усеяна стопятидесятью пустыми гильзами. Ее запястья, руки, плечи и шея ныли от многочисленной отдачи, но она хотела разрядить еще один барабан, чтобы закончить на сегодня.
Возле дома хлопнула дверца машины Тельмы.
Крис снова надел шапку, предохраняющую его уши, и поднял бинокль, в который он смотрел на мишень в то время, как мать стреляла.
Печаль снова нахлынула на Лауру, когда она посмотрела на сына, не потому, что он остался без отца, а потому, что ребенку, которому через два месяца исполнялось восемь лет, уже была известна опасность, что несла в себе его жизнь. Она старалась изо всех сил сделать его жизнь веселее: они по-прежнему играли в выдуманного сэра Томми Тода, хотя Крис больше не верил, что Томми существовал на самом деле; они читали книги из огромной персональной библиотеки Криса; и даже стрельбу по мишени она пыталась сделать игрой, а не необходимостью для своей защиты. Их жизнь, опечаленная невозвратимой потерей, еще больше обострялась страхом перед неизвестностью. Этой реальности она не могла спрятать от Криса, и жизнь наложила на него свой отпечаток.
Крис опустил бинокль и посмотрел на нее, так как она не стреляла. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. Его открытая улыбка всегда разбивала ей сердце.
Она повернулась к мишени, подняла револьвер, держа его обеими руками, и нажала на курок.
Когда Лаура сделала четыре выстрела, Тельма подошла к ней сзади. Она стояла, заткнув уши пальцами и морщась.
Лаура выстрелила еще два раза и сняла наушники. Крис бросился к мишени. Эхо выстрелов все еще отдавалось в горах, когда она повернулась к Тельме и обняла ее.
– К чему эта пальба? – спросила Тельма.– Ты собираешься писать сценарий для Клинта Иствуда? Нет, лучше напиши женский эквивалент Клинта – Дирти Харриет. А я сыграю ее так круто, что Богарт наложит в штаны.
– Я приму это во внимание, – сказала Лаура, – но, честно говоря, Клинт мне нравится больше.
– Эй, да у тебя еще есть чувство юмора, Шан.
– А ты думала иначе? Тельма нахмурилась.
– Я не знаю, что и думать, когда ты палишь из револьвера со зверской физиономией.
– Это самозащита, – сказала Лаура.– Каждая порядочная девушка должна знать ее.
– И как часто ты это делаешь? – спросила Тельма, увидев множество гильз, сверкающих на траве.
– Три раза в неделю по два часа. Крис вернулся с мишенью.
– Привет, тетя Тельма. Мама, ты попала в яблочко четыре из шести, одно ранение и один промах.
– В яблочко? – сказала Тельма.– Я все еще беру влево? – спросила Лаура мальчика.
Он показал мишень.
– Уже не так много, как в последний раз. Тельма сказала:
– Эй, Кристофер Робин, это все что я заслуживаю – «Привет, тетя Тельма»?
Крис положил мишень на целую стопку старых мишеней, подошел к Тельме, обнял ее и поцеловал. Не увидев обычного панковского стиля, он спросил:
– Что с тобой случилось, тетя Тельма? Ты выглядишь нормальной.
– Я выгляжу нормальной? Что это – комплимент или оскорбление? Ты должен запомнить, малыш, что даже если твоя старая тетка Тельма и выглядит нормальной, она не такая. Она гениальный комик, ослепительная умница и живая легенда. Как бы то ни было, я решила, что время панков прошло.
Они попросили Тельму помочь им собрать пустые гильзы.
– Мама прекрасный стрелок, – сказал Крис с гордостью.
– Еще бы, здесь столько латуни, что хватит отлить пуговицы на все мундиры целой армии амазонских воинов.
Когда они вошли в дом, Лаура заперла кухонную дверь на два засова. Она опустила жалюзи на окнах так, что их никто не мог видеть.
Тельма с интересом наблюдала за ее деятельностью, но ничего не сказала.
Крис поставил по видеомагнитофону «Охотников за исчезнувшим ковчегом», сел перед телевизором с коробкой хрустящих палочек и бутылкой кока-колы. В смежной кухне Лаура с Тельмой сидели за обеденным столом и пили кофе, после чего Лаура разобрала револьвер и принялась его чистить.
Кухня была большой, но ее делало меньшей большое количество темного дуба, большой медный вытяжной шкаф и медные котлы, висевшие на крючьях. Пол был покрыт кафельной плиткой. Это был тот тип кухни, в которой герои телевизионных сериалов переживали свои семейные неурядицы в тридцатиминутном шоу каждую неделю. Даже для Лауры это казалось неподходящим местом для чистки оружия, предназначенного для убийства.
– Ты действительно боишься? – спросила Тельма.
– Конечно.
– Но Данни был убит только потому, что вы случайно оказались в одном месте с этими торговцами наркотиками. Те люди ведь исчезли?
– Может быть, нет.
– Но если бы они боялись, что ты узнаешь их, они давно бы уже попытались тебя убить.
– Я не давала им шансов для этого.
– Ты должна успокоиться, малышка. Ты не можешь жить до конца своих дней, ожидая, что кто-нибудь нападет на тебя из кустов. Конечно, ты можешь хранить оружие в доме. Возможно, это мудро. Но разве ты не собираешься больше появляться в обществе? Ты ведь не можешь повсюду таскать с собой револьвер.
– Могу. У меня есть разрешение.
– Разрешение на ношение этой пушки?
– Я ношу револьвер в своей сумочке.
– Господи, откуда у тебя это разрешение?
– Мой муж был убит при странных обстоятельствах неизвестными людьми. Те головорезы пытались убить и меня с сыном – и они по-прежнему на свободе. В довершение ко всему, я богатая и известная писательница. Было бы странно, если бы я не получила этого разрешения.
Тельма некоторое время молчала, пила кофе и смотрела, как Лаура чистила револьвер. Наконец она сказала:
– Ты так серьезно говоришь об этом и так напряженно. Прошло семь месяцев с тех пор… как погиб Данни. Но ты так взвинчена, словно в тебя стреляли вчера. Ты не сможешь выдержать такого напряжения. Это приведет к сумасшествию. К паранойе. Ты должна понять, что не сможешь быть начеку всю свою жизнь, каждую минуту.
– Я смогу, потому что должна быть такой.
– Да? А что же сейчас? Твой револьвер разобран. Что, если какие-то варвары с наколками начнут выламывать кухонную дверь.
Кухонные стулья стояли на мягком паласе, поэтому когда Лаура соскочила со стула, она беззвучно очутилась возле холодильника. Из одного из ящиков она достала точно такой же револьвер 38-го калибра. Тельма произнесла:
– Так, значит, я сижу в настоящем арсенале? Лаура положила второй револьвер обратно в ящик.
– Пойдем на экскурсию.
Тельма пошла за ней в кладовую. На обратной стороне двери в кладовую висел автомат «узи».
– Но ведь это автомат. Разве его разрешено иметь?
– Получив одобрение федеральных властей, ты можешь купить его в оружейном магазине, хотя разрешается иметь только полуавтомат; автоматическое оружие запрещено.
Тельма посмотрела на нее и вздохнула.
– И это, конечно, автомат?
– Да. Это полностью автоматическое оружие. Он куплен не в магазине, а у подпольных торговцев оружием.
– Ты с ума сошла, Шан. Точно.
Она повела Тельму в столовую и показала револьвер, который был прикреплен ко дну стола. В гостиной еще один револьвер был прикреплен ко дну маленького столика, стоявшего возле дивана. Второй автомат «узи» висел на обратной стороне двери в прихожей. Револьверы были также спрятаны в ящике стола в кабинете на первом этаже, в кабинете на втором этаже, в шкафчике в ванной и в тумбочке в спальне. В спальне находился и третий «узи».
Вытаращившись на «узи», который Лаура достала из-под кровати, Тельма сказала:
– Если бы я не знала тебя так хорошо, Шан, я бы сочла тебя душевнобольной. Но теперь я понимаю, что, значит, у тебя действительно есть причины бояться. Но как Крис относится ко всем этим пушкам?
– Он знает, что их нельзя трогать, и ему можно доверять. Многие шведские семьи держат дома оружие, так как мужское население должно быть готово к защите своей страны, и тем не менее у них самое маленькое в мире количество несчастных случаев, связанных с огнестрельным оружием. Потому что оружие связано с их жизнью. Детей учат уважать его с малых лет. Я верю Крису.
Когда Лаура снова положила «узи» под кровать, Тельма сказала:
– Как тебе удалось найти подпольного торговца оружием?
– Я богата, ты помнишь это?
– И за деньги можно купить все? О'кэй, может, это и так. Но как такая великосветская дама, как ты, вышла на торговца оружием? Мне кажется, они не посещают балета?
– Мне приходилось изучать теневой мир для своих романов Тельма. Я узнала, как найти то, что хочешь.
Тельма молчала, когда они вернулись на кухню. Из комнаты Криса доносилась героическая музыка, которая сопровождала Индиана Джонса в его подвигах. Пока Лаура сидела за столом и продолжала чистить револьвер, Тельма приготовила для них еще кофе.
– Давай поговорим начистоту, малыш. Если действительно существует опасность, которая требует такого количества оружия, то тебе не справиться с ней одной. Почему ты не наймешь телохранителей?
– Я никому не верю. Никому, кроме тебя и Криса. За исключением еще отца Данни, но он во Флориде.
– Но ты не можешь оставаться одна…
Чистя шомполом ствол револьвера, Лаура сказала:
– Да, я боюсь, но я чувствую себя гораздо лучше, когда я готова к этому. Всю свою жизнь я теряю людей, которых люблю. Я ничего не делала и только страдала. К дьяволу все. Теперь я буду сражаться. Если кто-то захочет отнять у меня Криса, ему придется иметь дело со мной, а уж я постараюсь устроить ему настоящую войну.
– Лаура, я знаю, через что ты прошла. Но послушай, если ты была бы психиатром, я бы сказала тебе, что ты можешь сражаться против реальной угрозы, но против рока ты беспомощна. Ты не сможешь обмануть провидение, малыш. Ты не можешь играть в покер с Богом и надеяться на выигрыш только потому, что в твоей сумочке лежит револьвер 38-го калибра. Да, твой Данни погиб, и ты могла сказать, что Нина Доквейлер не умерла б, если бы кто-нибудь пристрелил Угря раньше, но в жизни не так много случаев, когда ты можешь помочь тем, кого любишь, с револьвером в руках. Твоя мать умерла при родах. Твой отец умер от сердечного приступа. Рути сгорела в огне. То, что ты научилась защищать себя, это хорошо, но ты должна смотреть в будущее, не должна терять чувство юмора, не должна замыкаться, иначе можешь попасть в заведение, где обитатели разговаривают с деревьями и пожирают пуговицы от своих рубашек. Прости Господи, но если Крис заболеет раком? Ты готова пристрелить любого, кто коснется его, но ты не сможешь убить рак из револьвера. Я боюсь, что ты так помешалась на его защите, что при любой другой опасности, которой ты не ожидаешь, растеряешься, и я беспокоюсь за тебя, малыш.
Лаура кивнула и почувствовала прилив нежности к своей подруге.
– Ты права, Тельма. У тебя здравый рассудок. Тридцать три года я только страдала и теперь решила сражаться, как только умею. Если рак поразит меня или Криса, я найму лучших в мире специалистов, я буду искать самые лучшие способы лечения. Но если все будет напрасно, если, например, Крис умрет от рака, это будет моим поражением. Борьба не исключает страданий. Я могу сражаться, но если я потерплю поражение, я буду по-прежнему страдать.
Долгое время Тельма смотрела на нее. Наконец она кивнула.
– Это то, что я надеялась услышать. О'кэй. Конец дискуссии. Вернемся к другим вещам, о которых я надеялась услышать. Когда ты планируешь купить танк, Шан?
– Их пришлют в понедельник.
– А бомбы, гранаты и базуки?
– Во вторник. Как насчет фильма с Эдди Мерфи?
– Мы заключили контракт два дня назад, – сказала Тельма.
– Прекрасно. Оказывается, моя Тельма собирается сниматься в одном фильме с Эдди Мерфи?
– Твоя Тельма собирается промелькнуть в фильме с Эдди Мерфи. Мне пока не дают главной роли.
– Ты была четвертой в списке ролей в фильме со
Стивом Мартином, третьей – в картине с Чеви Чейзом. На этот раз ты будешь второй, так? А сколько раз ты была хозяйкой ночного шоу? Раз восемь, не так ли? Смирись с этим. Ты звезда.
– Ты, может быть, чуть преувеличила. Но разве это не судьба, Шан? Мы обе вышли из ничего, из приюта Маклярой, и добрались до каких-то вершин. Странно?
– Ничего странного, – сказала Лаура.– Проходя через жизненные трудности, становишься опытной, а опыт – это успех. И жизнь.
ГЛАВА 2
Стефан покинул снежную ночь в горах Сан-Бернардино и мгновение спустя очутился внутри цилиндра на другом конце Дороги Молнии.
Этот цилиндр напоминал те, что были популярны в парках развлечений, только его внутренние стены были сделаны из полированной меди вместо дерева и он не вращался под ногами Стефана. Цилиндр был восемь футов в диаметре и двенадцать футов высотой. Он спустился по ступенькам в главную лабораторию института, где ожидал увидеть вооруженных людей.
Лаборатория была пуста.
Удивленный, он стоял в своем мокром бушлате посреди лаборатории и озирался, не веря своим глазам. Три стены из четырех были заняты от пола до потолка множеством приборов, которые светились и щелкали. Основной свет был выключен, и в комнате было довольно мрачно. Огромные ворота в цилиндр, стоящий посреди множества вспышек светло-зеленых и оранжевых огней, никогда не закрывались; если их закрыть, то для открытия понадобится большое количество энергии и времени, хотя закрыть их можно было относительно легко. В эти дни, когда основная работа сфокусирована на самой машине времени, институтский персонал посещал главную лабораторию только для текущего обслуживания приборов. Если бы все было иначе, Стефану никогда не удалось бы держать все в секрете, ему не удалось бы осуществлять эти путешествия во времени, чтобы вмешаться в жизнь Лауры. Однако это все равно было необычно – застать лабораторию совершенно пустой, особенно сейчас, когда они послали Кокошку вслед за ним и, конечно, когда должны были ждать сообщений от Кокошки. Они должны были предусмотреть провал Кокошки и возвращение не того человека из 1988 года, во всяком случае, они должны были оставить охрану до разрешения воздавшейся ситуации. Где же секретная полиция в своей черной униформе? Где же те ружья, с которыми он готовился встретиться?
Он посмотрел на большие часы на стене и увидел, что было шесть минут двенадцатого по местному времени. Так и должно было быть. Он отправился в путешествие без пяти минут одиннадцать утра и каждое путешествие длилось одиннадцать минут. Никто не знал, почему, но независимо от того, сколько путешественник находился в другом времени, по местному времени проходило только одиннадцать минут. Он находился в Сан-Бернардино почти полтора часа, но это заняло только одиннадцать минут его собственной жизни. Если бы он даже остался с Лаурой на несколько месяцев, прежде чем нажал бы желтую кнопку, включающую маяк, то вернулся бы в институт через одиннадцать минут после времени отбытия.
Но где же власти, ружья и обозленные коллеги? Узнав о его вмешательстве в жизнь Лауры и послав за ним и за Лаурой Кокошку, почему они не могли подождать всего одиннадцать минут, чтобы узнать результат конфронтации?
Стефан снял сапоги, бушлат, наплечную кобуру и запихал все это за оборудование. Он оставил свой лабораторный халат в укромном месте, прежде чем отправился в другое время, и теперь он облачился в него.
Смущенный отсутствием враждебных встречающих он вышел в коридор, где его, возможно, и ждали неприятности.
Этот цилиндр напоминал те, что были популярны в парках развлечений, только его внутренние стены были сделаны из полированной меди вместо дерева и он не вращался под ногами Стефана. Цилиндр был восемь футов в диаметре и двенадцать футов высотой. Он спустился по ступенькам в главную лабораторию института, где ожидал увидеть вооруженных людей.
Лаборатория была пуста.
Удивленный, он стоял в своем мокром бушлате посреди лаборатории и озирался, не веря своим глазам. Три стены из четырех были заняты от пола до потолка множеством приборов, которые светились и щелкали. Основной свет был выключен, и в комнате было довольно мрачно. Огромные ворота в цилиндр, стоящий посреди множества вспышек светло-зеленых и оранжевых огней, никогда не закрывались; если их закрыть, то для открытия понадобится большое количество энергии и времени, хотя закрыть их можно было относительно легко. В эти дни, когда основная работа сфокусирована на самой машине времени, институтский персонал посещал главную лабораторию только для текущего обслуживания приборов. Если бы все было иначе, Стефану никогда не удалось бы держать все в секрете, ему не удалось бы осуществлять эти путешествия во времени, чтобы вмешаться в жизнь Лауры. Однако это все равно было необычно – застать лабораторию совершенно пустой, особенно сейчас, когда они послали Кокошку вслед за ним и, конечно, когда должны были ждать сообщений от Кокошки. Они должны были предусмотреть провал Кокошки и возвращение не того человека из 1988 года, во всяком случае, они должны были оставить охрану до разрешения воздавшейся ситуации. Где же секретная полиция в своей черной униформе? Где же те ружья, с которыми он готовился встретиться?
Он посмотрел на большие часы на стене и увидел, что было шесть минут двенадцатого по местному времени. Так и должно было быть. Он отправился в путешествие без пяти минут одиннадцать утра и каждое путешествие длилось одиннадцать минут. Никто не знал, почему, но независимо от того, сколько путешественник находился в другом времени, по местному времени проходило только одиннадцать минут. Он находился в Сан-Бернардино почти полтора часа, но это заняло только одиннадцать минут его собственной жизни. Если бы он даже остался с Лаурой на несколько месяцев, прежде чем нажал бы желтую кнопку, включающую маяк, то вернулся бы в институт через одиннадцать минут после времени отбытия.
Но где же власти, ружья и обозленные коллеги? Узнав о его вмешательстве в жизнь Лауры и послав за ним и за Лаурой Кокошку, почему они не могли подождать всего одиннадцать минут, чтобы узнать результат конфронтации?
Стефан снял сапоги, бушлат, наплечную кобуру и запихал все это за оборудование. Он оставил свой лабораторный халат в укромном месте, прежде чем отправился в другое время, и теперь он облачился в него.
Смущенный отсутствием враждебных встречающих он вышел в коридор, где его, возможно, и ждали неприятности.
ГЛАВА 3
В полтретьего воскресного утра Лаура сидела за печатной машинкой в своем кабинете, смежном со спальней. Одетая в пижаму и халат, она пила яблочный сок и работала над своей новой книгой. Единственный свет в комнате излучала настольная лампа, сфокусированная на отпечатанных еще вчера страницах. Рядом с машинкой на столе лежал револьвер.
Дверь в темный коридор была открыта. Она никогда не закрывала двери, кроме двери в ванную, потому что закрытые двери могли заглушить шаги врагов. Дом был снабжен надежной новейшей сигнализацией, но все же она оставляла двери открытыми, на всякий случай.
Она слышала шаги Тельмы по коридору и обернулась как раз тогда, когда Тельма появилась в дверях.
– Прости, если я произвела шум, который побеспокоил тебя.
– Ничего. Я часто работаю в ночных клубах. Я уже выспалась. А что с тобой? Ты все время встаешь в это время?
– Я не могу спать дольше. Мне хватает четыре-пять часов. Вместо того чтобы просто лежать в постели, я встаю и пишу.
Тельма придвинула стул, села и закинула ноги на стол Лауры. Ее любовь к цветастым ночным сорочкам осталась с детства: на ней была просторная шелковая пижама с красными, зелеными, синими и желтыми абстрактными квадратиками и кружочками.
– Мне нравится, что ты по-прежнему носишь кроличьи шлепанцы, – сказала Лаура.– Это доказывает твое постоянство как личности.
– Такая уж я. Постоянная. Я не нашла кроличьих шлепанцев моего размера, поэтому купила пару взрослых шлепанцев и пару детских, оторвала глаза и уши от детских и пришила к взрослым. Что ты пишешь?
– Очередную скучную книжонку.
– Наверное, с ней будет весело провести уик-энд на пляже?
Лаура вздохнула и расслабилась на стуле с высокой спинкой.
– Это роман о смерти, о несправедливости смерти. Это дурацкая затея потому, что я взялась объяснять то, что не подлежит объяснению. Я пытаюсь объяснить смерть своим читателям потому, что, может быть, только тогда я пойму ее сама. Эта книга о том, что мы должны сражаться даже тогда, когда смерть неотвратима, о том, что мы должны сражаться и страдать. Это черная, тусклая, печальная скорбная и волнующая книга.
Дверь в темный коридор была открыта. Она никогда не закрывала двери, кроме двери в ванную, потому что закрытые двери могли заглушить шаги врагов. Дом был снабжен надежной новейшей сигнализацией, но все же она оставляла двери открытыми, на всякий случай.
Она слышала шаги Тельмы по коридору и обернулась как раз тогда, когда Тельма появилась в дверях.
– Прости, если я произвела шум, который побеспокоил тебя.
– Ничего. Я часто работаю в ночных клубах. Я уже выспалась. А что с тобой? Ты все время встаешь в это время?
– Я не могу спать дольше. Мне хватает четыре-пять часов. Вместо того чтобы просто лежать в постели, я встаю и пишу.
Тельма придвинула стул, села и закинула ноги на стол Лауры. Ее любовь к цветастым ночным сорочкам осталась с детства: на ней была просторная шелковая пижама с красными, зелеными, синими и желтыми абстрактными квадратиками и кружочками.
– Мне нравится, что ты по-прежнему носишь кроличьи шлепанцы, – сказала Лаура.– Это доказывает твое постоянство как личности.
– Такая уж я. Постоянная. Я не нашла кроличьих шлепанцев моего размера, поэтому купила пару взрослых шлепанцев и пару детских, оторвала глаза и уши от детских и пришила к взрослым. Что ты пишешь?
– Очередную скучную книжонку.
– Наверное, с ней будет весело провести уик-энд на пляже?
Лаура вздохнула и расслабилась на стуле с высокой спинкой.
– Это роман о смерти, о несправедливости смерти. Это дурацкая затея потому, что я взялась объяснять то, что не подлежит объяснению. Я пытаюсь объяснить смерть своим читателям потому, что, может быть, только тогда я пойму ее сама. Эта книга о том, что мы должны сражаться даже тогда, когда смерть неотвратима, о том, что мы должны сражаться и страдать. Это черная, тусклая, печальная скорбная и волнующая книга.