Страница:
– Продолжай принимать пенициллин, – сказала она, – и я думаю, что все будет в порядке. Доктор Бренкшоу хороший специалист.
Пока Лаура и Стефан проводили долгое время за компьютером в понедельник и вторник, Крис смотрел телевизор и рыскал на книжных полках в поисках чего-нибудь почитать.
– Мама, что такое оргазм?
– Что ты читаешь? Дай мне это.
Иногда он заходил в кабинет и смотрел, как они работали на компьютере. После дюжины таких визитов он сказал:
– В фильме «Назад в будущее» у них была крутая машина времени, им нужно было только нажать несколько кнопок и… – он присвистнул.– Почему в настоящей жизни нет такого, как в кино?
Во вторник, 19 января, они держались подальше от окон, пока садовник убирал газон и подстригал кусты. За четыре дня он был единственным человеком, которого они видели.
– Мы в безопасности здесь, – сказал Стефан.– Очевидно, наше присутствие в этом доме никому не стало публично известно, иначе агенты гестапо уже посетили бы нас.
Тем не менее Лаура ни на секунду не отключала охранную сигнализацию. По ночам ей продолжали сниться кошмары об исчезновении из ее жизни Криса и об инвалидной коляске, уготованной для нее.
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
Пока Лаура и Стефан проводили долгое время за компьютером в понедельник и вторник, Крис смотрел телевизор и рыскал на книжных полках в поисках чего-нибудь почитать.
– Мама, что такое оргазм?
– Что ты читаешь? Дай мне это.
Иногда он заходил в кабинет и смотрел, как они работали на компьютере. После дюжины таких визитов он сказал:
– В фильме «Назад в будущее» у них была крутая машина времени, им нужно было только нажать несколько кнопок и… – он присвистнул.– Почему в настоящей жизни нет такого, как в кино?
Во вторник, 19 января, они держались подальше от окон, пока садовник убирал газон и подстригал кусты. За четыре дня он был единственным человеком, которого они видели.
– Мы в безопасности здесь, – сказал Стефан.– Очевидно, наше присутствие в этом доме никому не стало публично известно, иначе агенты гестапо уже посетили бы нас.
Тем не менее Лаура ни на секунду не отключала охранную сигнализацию. По ночам ей продолжали сниться кошмары об исчезновении из ее жизни Криса и об инвалидной коляске, уготованной для нее.
ГЛАВА 9
Они надеялись прибыть к восьми часам, что давало им кучу времени, чтобы добраться до того места, где исследователи обнаружили женщину и мальчика. Но когда лейтенант Клитманн оказался за сорок пять лет от своего времени, то обнаружил, что они опоздали на два часа. Солнце уже было высоко над горизонтом. Было слишком тепло для зимнего утра. Над головой сверкали вспышки молний и гремели раскаты грома.
Когда гром затих, Клитманн обернулся, чтобы убедиться, что фон Манстейн, Хубатч и Брачер были невредимыми. Они стояли рядом, держа в руках свои дипломаты, их солнцезащитные очки торчали из нагрудных карманов дорогих костюмов.
Проблема заключалась в том, что в тридцати футах от них две пожилые седоволосые женщины в розовых брюках и розовых блузках стояли возле белого автомобиля рядом с задней дверью в церковь и смотрели удивленно на Клитманна и его отряд.
Клитманн посмотрел вокруг и увидел, что они стояли на стоянке позади церкви. Здесь было еще две машины, не считая той, что, очевидно, принадлежала этим женщинам, но других свидетелей не было. Стоянка была окружена оградой, поэтому они должны были пройти мимо этих женщин вдоль стены церкви.
Решив, что дерзость была лучшим выходом, Клитманн направился прямо к женщинам, как будто не было ничего необычного в их материализации из голого воздуха; его люди последовали за ним. Расширенными глазами женщины смотрели на их приближение.
– Доброе утро, леди.– Как и Кригер, Клитманн научился говорить на английском с американским акцентом в надежде на службу в качестве секретного агента, но ему не удавалось скрыть иностранного акцента полностью, сколько бы он ни практиковался. Хотя его часы показывали местное время, он знал, что им нельзя больше доверять, поэтому он сказал:
– Не будете ли вы так добры сказать, сколько сейчас времени?
Они таращились на него.
– Время? – повторил он.
Одна из женщин согнула руку, посмотрела на часы и сказала:
– Сейчас десять сорок.
Они опоздали на два часа и сорок минут. Они не могли терять время на поиски автомобиля, тем более что перед ними был неплохой вариант, да еще с ключами. Клитманн был готов убить обеих женщин за машину. Но он не мог оставить их тела на стоянке: когда их найдут, полиция тут же начнет поиски машины. Ему пришлось бы запихать тела в багажник и взять их с собой. Другая женщина сказала:
– Почему вы явились к нам, вы ангелы? Клитманн подумал, в своем ли она уме. Ангелы в костюмах от Лаурсита? Потом он понял, что они находились поблизости от церкви и появились так таинственно, что было бы вполне логично для верующих женщин принять их за ангелов, несмотря на их одеяние. Может быть, не стоило тратить время на их убийство. Он сказал:
– Да, мэм, мы ангелы, и Бог нуждается в вашей машине.
Женщина с часами сказала:
– В моей «тойоте»?
– Да, мэм.– Водительская дверца была открыта, и Клитманн бросил свой дипломат на переднее сиденье.
– Мы выполняем миссию Бога, вы видели, как мы появились с небес прямо на ваших глазах и нам нужно средство передвижения.
Фон Манстейн и Брачер обошли «тойоту» с другой стороны, открыли дверцы и влезли внутрь. Другая женщина сказала:
– Ширли, твоя машина выбрана Богом.
– Бог вернет вам ее, – сказал Клитманн, – когда наша миссия будет закончена.– Помня о недостатке бензина в своем времени и не зная положения с топливом в 1989 году, он добавил: – Не имеет значения, сколько сейчас в баке бензина, он будет полон, когда мы вернем ее, и всегда полон потом.
– Но в ней картофельный салат для церковной прислуги, – сказала владелица машины.
Феликс Хубатч уже открыл заднюю дверцу со стороны водителя и нашел картофельный салат. Он вытащил его из машины и поставил возле ног женщин.
Клитманн залез в машину, закрыл дверцу, завел мотор и выехал со стоянки. Когда он посмотрел в зеркало заднего вида, прежде чем свернуть на улицу, он увидел, что женщины все еще таращились им вслед.
Когда гром затих, Клитманн обернулся, чтобы убедиться, что фон Манстейн, Хубатч и Брачер были невредимыми. Они стояли рядом, держа в руках свои дипломаты, их солнцезащитные очки торчали из нагрудных карманов дорогих костюмов.
Проблема заключалась в том, что в тридцати футах от них две пожилые седоволосые женщины в розовых брюках и розовых блузках стояли возле белого автомобиля рядом с задней дверью в церковь и смотрели удивленно на Клитманна и его отряд.
Клитманн посмотрел вокруг и увидел, что они стояли на стоянке позади церкви. Здесь было еще две машины, не считая той, что, очевидно, принадлежала этим женщинам, но других свидетелей не было. Стоянка была окружена оградой, поэтому они должны были пройти мимо этих женщин вдоль стены церкви.
Решив, что дерзость была лучшим выходом, Клитманн направился прямо к женщинам, как будто не было ничего необычного в их материализации из голого воздуха; его люди последовали за ним. Расширенными глазами женщины смотрели на их приближение.
– Доброе утро, леди.– Как и Кригер, Клитманн научился говорить на английском с американским акцентом в надежде на службу в качестве секретного агента, но ему не удавалось скрыть иностранного акцента полностью, сколько бы он ни практиковался. Хотя его часы показывали местное время, он знал, что им нельзя больше доверять, поэтому он сказал:
– Не будете ли вы так добры сказать, сколько сейчас времени?
Они таращились на него.
– Время? – повторил он.
Одна из женщин согнула руку, посмотрела на часы и сказала:
– Сейчас десять сорок.
Они опоздали на два часа и сорок минут. Они не могли терять время на поиски автомобиля, тем более что перед ними был неплохой вариант, да еще с ключами. Клитманн был готов убить обеих женщин за машину. Но он не мог оставить их тела на стоянке: когда их найдут, полиция тут же начнет поиски машины. Ему пришлось бы запихать тела в багажник и взять их с собой. Другая женщина сказала:
– Почему вы явились к нам, вы ангелы? Клитманн подумал, в своем ли она уме. Ангелы в костюмах от Лаурсита? Потом он понял, что они находились поблизости от церкви и появились так таинственно, что было бы вполне логично для верующих женщин принять их за ангелов, несмотря на их одеяние. Может быть, не стоило тратить время на их убийство. Он сказал:
– Да, мэм, мы ангелы, и Бог нуждается в вашей машине.
Женщина с часами сказала:
– В моей «тойоте»?
– Да, мэм.– Водительская дверца была открыта, и Клитманн бросил свой дипломат на переднее сиденье.
– Мы выполняем миссию Бога, вы видели, как мы появились с небес прямо на ваших глазах и нам нужно средство передвижения.
Фон Манстейн и Брачер обошли «тойоту» с другой стороны, открыли дверцы и влезли внутрь. Другая женщина сказала:
– Ширли, твоя машина выбрана Богом.
– Бог вернет вам ее, – сказал Клитманн, – когда наша миссия будет закончена.– Помня о недостатке бензина в своем времени и не зная положения с топливом в 1989 году, он добавил: – Не имеет значения, сколько сейчас в баке бензина, он будет полон, когда мы вернем ее, и всегда полон потом.
– Но в ней картофельный салат для церковной прислуги, – сказала владелица машины.
Феликс Хубатч уже открыл заднюю дверцу со стороны водителя и нашел картофельный салат. Он вытащил его из машины и поставил возле ног женщин.
Клитманн залез в машину, закрыл дверцу, завел мотор и выехал со стоянки. Когда он посмотрел в зеркало заднего вида, прежде чем свернуть на улицу, он увидел, что женщины все еще таращились им вслед.
ГЛАВА 10
День за днем они делали расчеты, а Стефан разрабатывал левую руку и плечо, стараясь вернуть подвижность мышц, насколько это возможно. В субботу, 21 января, когда заканчивалась их первая неделя пребывания в Палм-Спрингс, они закончили расчеты и получили точное время и точные координаты, необходимые Стефану для прыжков в будущее, которые он сделает, вернувшись в 1944 год.
– Теперь мне нужно еще немного времени для выздоровления, – сказал он, встав от компьютера и вращая левой рукой.
Она сказала:
– С момента ранения прошло одиннадцать дней. Ты все еще чувствуешь боль?
– Немного. Глубокая нудная боль. Она непостоянна. Но силы еще не вернулись. Я думаю, что лучше обождать еще несколько дней. Если я буду чувствовать себя нормально к среде двадцать пятого, я вернусь в институт. Это может случиться раньше, если я выздоровею быстрее, но, конечно, не позднее среды.
Этой ночью Лаура проснулась от ночного кошмара – она снова очутилась в инвалидном кресле, как завещала ей судьба в образе безликого мужчины в черном одеянии, который стирал Криса.
Из реальности, как будто мальчик был всего лишь меловым рисунком на стекле. Вся в поту, она села на кровати, прислушиваясь к шуму в доме, но ничего не услышала, кроме спокойного и тихого дыхания ее сына, лежащего рядом.
Она лежала в кровати и думала о Стефане Кригере. Он был интересным человеком, чрезвычайно сдержанным и временами непредсказуемым.
Со среды прошлой недели, когда он объяснил ей, что стал ее спасителем потому, что полюбил ее и хотел изменить ее жизнь, которую она должна была прожить, он больше ни слова не сказал о любви. Он не заявлял вновь о своих чувствах к ней, не бросал на нее многозначительных взглядов, не изображал настойчивого любовника. Высказав свои чувства однажды, он дал ей время подумать и узнать его больше, прежде чем ответить. Она предполагала, что он будет ждать годы, если понадобится, без всякого недовольства. Он обладал чрезвычайным терпением, закаленным в невзгодах.
Большую часть времени он находился в тихой и задумчивой меланхолии, причиной которой она считала тот ужас, который он видел в далекой Германии. Возможно, он чувствовал себя виновным в таких вещах, за которые никогда не будет прощен. Ведь он считал, что ему уготовано место в аду. Он ничего больше не рассказывал о своем прошлом, кроме того, что рассказал ей и Крису десять дней назад в мотеле. Однако она чувствовала, что он хотел рассказать ей все подробности того, за что чувствовал себя виновным, и того, что оправдывало его. Он ничего не собирался скрывать от нее и просто ждал ее решения.
Несмотря на всю свою печаль, он обладал достаточным чувством юмора. Он хорошо общался с Крисом и мог рассмешить его, что не часто удавалось ей. Его улыбка была теплой и добродушной.
Она по-прежнему не любила его и не думала, что когда-нибудь полюбит. Ее уверенность в этом даже удивляла ее. Лежа в темноте, она наконец нашла причину своей уверенности: она не могла полюбить его, так как он не был Дании. Ее Дании был необыкновенным человеком, и с ним она познала ту любовь, какая только могла быть в мире. В своих чувствах Стефану Кригеру приходилось соперничать с привидением Дании.
Она понимала весь пафос их положения, и ее печалило одиночество. В душе она хотела быть любимой и любить в ответ, но в отношениях со Стефаном она видела лишь его безответную страсть и свою несбывшуюся надежду.
Крис что-то пробормотал во сне и вздохнул.
«Я люблю тебя, дорогой, – подумала она.– Я так люблю тебя».
Ее сын, единственный ее ребенок, стал смыслом ее жизни и веры в будущее. Если что-нибудь случится с Крисом, Лаура знала, что не сможет найти себе места в этом мире, где так тесно переплетались трагедия и комедия.
– Теперь мне нужно еще немного времени для выздоровления, – сказал он, встав от компьютера и вращая левой рукой.
Она сказала:
– С момента ранения прошло одиннадцать дней. Ты все еще чувствуешь боль?
– Немного. Глубокая нудная боль. Она непостоянна. Но силы еще не вернулись. Я думаю, что лучше обождать еще несколько дней. Если я буду чувствовать себя нормально к среде двадцать пятого, я вернусь в институт. Это может случиться раньше, если я выздоровею быстрее, но, конечно, не позднее среды.
Этой ночью Лаура проснулась от ночного кошмара – она снова очутилась в инвалидном кресле, как завещала ей судьба в образе безликого мужчины в черном одеянии, который стирал Криса.
Из реальности, как будто мальчик был всего лишь меловым рисунком на стекле. Вся в поту, она села на кровати, прислушиваясь к шуму в доме, но ничего не услышала, кроме спокойного и тихого дыхания ее сына, лежащего рядом.
Она лежала в кровати и думала о Стефане Кригере. Он был интересным человеком, чрезвычайно сдержанным и временами непредсказуемым.
Со среды прошлой недели, когда он объяснил ей, что стал ее спасителем потому, что полюбил ее и хотел изменить ее жизнь, которую она должна была прожить, он больше ни слова не сказал о любви. Он не заявлял вновь о своих чувствах к ней, не бросал на нее многозначительных взглядов, не изображал настойчивого любовника. Высказав свои чувства однажды, он дал ей время подумать и узнать его больше, прежде чем ответить. Она предполагала, что он будет ждать годы, если понадобится, без всякого недовольства. Он обладал чрезвычайным терпением, закаленным в невзгодах.
Большую часть времени он находился в тихой и задумчивой меланхолии, причиной которой она считала тот ужас, который он видел в далекой Германии. Возможно, он чувствовал себя виновным в таких вещах, за которые никогда не будет прощен. Ведь он считал, что ему уготовано место в аду. Он ничего больше не рассказывал о своем прошлом, кроме того, что рассказал ей и Крису десять дней назад в мотеле. Однако она чувствовала, что он хотел рассказать ей все подробности того, за что чувствовал себя виновным, и того, что оправдывало его. Он ничего не собирался скрывать от нее и просто ждал ее решения.
Несмотря на всю свою печаль, он обладал достаточным чувством юмора. Он хорошо общался с Крисом и мог рассмешить его, что не часто удавалось ей. Его улыбка была теплой и добродушной.
Она по-прежнему не любила его и не думала, что когда-нибудь полюбит. Ее уверенность в этом даже удивляла ее. Лежа в темноте, она наконец нашла причину своей уверенности: она не могла полюбить его, так как он не был Дании. Ее Дании был необыкновенным человеком, и с ним она познала ту любовь, какая только могла быть в мире. В своих чувствах Стефану Кригеру приходилось соперничать с привидением Дании.
Она понимала весь пафос их положения, и ее печалило одиночество. В душе она хотела быть любимой и любить в ответ, но в отношениях со Стефаном она видела лишь его безответную страсть и свою несбывшуюся надежду.
Крис что-то пробормотал во сне и вздохнул.
«Я люблю тебя, дорогой, – подумала она.– Я так люблю тебя».
Ее сын, единственный ее ребенок, стал смыслом ее жизни и веры в будущее. Если что-нибудь случится с Крисом, Лаура знала, что не сможет найти себе места в этом мире, где так тесно переплетались трагедия и комедия.
ГЛАВА 11
В трех кварталах от церкви Эрих Клитманн припарковал белую «тойоту» на одной из боковых улочек главного торгового центра Палм-Спрингс. Множество людей прогуливались по улицам, заглядывая в витрины магазинов. Короткие юбки молодых женщин Клитманн считал не только скандальными, но и возмутительными, так как в его время женщины не демонстрировали таким образом свое тело. Железные законы национал-социалистической партии фюрера не допустят такого бесстыдного поведения; победа Гитлера повлияет на весь мир, где взгляды на мораль будут пересмотрены, где эти бесстыдные женщины смогут выставлять себя напоказ только с риском быть заключенными под стражу, где падшим морально вообще не будет места. Когда он смотрел на эти ягодицы и обтянутые груди, Клитманн безрассудно желал лечь в постель с каждой из таких женщин, несмотря на то, что Гитлер не допускал распутства.
Позади Клитманна капрал Руди фон Манстейн развернул карту Палм-Спрингс, которой их снабдила команда исследователей, что обнаружила местонахождение женщины и мальчика. Он сказал:
– Где мы нанесем удар?
Из внутреннего кармана пиджака Клитманн достал свернутый лист бумаги, который дал ему доктор Ятнер в главной лаборатории. Он развернул его и громко прочитал:
– На сто одиннадцатом дорожном маршруте, точнее в шести милях к северу от окраины главного района Палм-Спрингс, женщина будет арестована офицером калифорнийского дорожного патруля в одиннадцать двадцать, в среду двадцать пятого января. Она будет ехать в черном «бьюике». Мальчик будет с ней. Очевидно, Кригер тоже там, но мы не уверены; очевидно, он сбежит от офицера полиции, но мы не знаем, как.
Фон Манстейн уже отметил на карте маршрут, который приведет их к нужному месту.
– У нас осталось тридцать одна минута, – сказал Клитманн, посмотрев на часы на панели автомобиля.
– Это недалеко, – сказал фон Манстейн.– Нам достаточно пятнадцати минут.
– Если мы приедем раньше, – сказал Клитманн, – возможно, нам удастся убить Кригера раньше, чем он ускользнет от офицера дорожной полиции. В любом случае, мы должны успеть до ареста женщины и мальчика, так как будет гораздо сложнее достать их в тюрьме. Он повернулся и посмотрел на Брачера и Хубатча.
– Понятно?
Они оба кивнули, потом сержант Хубатч похлопал по нагрудному карману своего пиджака.
– Что с этими очками, сэр?
– А что с ними? – нетерпеливо спросил Клитманн.
– Мы должны их одеть? Помогут ли они нам смешаться с местными жителями? Я изучал людей на улице, многие из них носят темные очки, многие и не носят.
Клитманн посмотрел на пешеходов, стараясь отвлечься от соблазнительных женщин, и увидел, что Хубатч был прав. Более того, он не увидел ни одного молодого человека, одетого в «крутой стиль» молодых преуспевающих бизнесменов. Может быть, все они были в своих кабинетах в этот час. Увидев отсутствие темных дорогих костюмов, Клитманн почувствовал неуместность их одежды, хотя он и его люди сидели в машине. Из-за того, что многие пешеходы были в солнцезащитных очках, он решил, что их собственные очки придадут им хоть что-то общее с местными жителями.
Когда лейтенант надел очки, то же самое сделали фон Манстейн, Брачер и Хубатч.
– Хорошо, поехали, – сказал Клитманн.
Но прежде чем он снял ручной тормоз и включил скорость, кто-то постучал в окно водительской дверцы. Это был офицер полиции Палм-Спрингс.
Позади Клитманна капрал Руди фон Манстейн развернул карту Палм-Спрингс, которой их снабдила команда исследователей, что обнаружила местонахождение женщины и мальчика. Он сказал:
– Где мы нанесем удар?
Из внутреннего кармана пиджака Клитманн достал свернутый лист бумаги, который дал ему доктор Ятнер в главной лаборатории. Он развернул его и громко прочитал:
– На сто одиннадцатом дорожном маршруте, точнее в шести милях к северу от окраины главного района Палм-Спрингс, женщина будет арестована офицером калифорнийского дорожного патруля в одиннадцать двадцать, в среду двадцать пятого января. Она будет ехать в черном «бьюике». Мальчик будет с ней. Очевидно, Кригер тоже там, но мы не уверены; очевидно, он сбежит от офицера полиции, но мы не знаем, как.
Фон Манстейн уже отметил на карте маршрут, который приведет их к нужному месту.
– У нас осталось тридцать одна минута, – сказал Клитманн, посмотрев на часы на панели автомобиля.
– Это недалеко, – сказал фон Манстейн.– Нам достаточно пятнадцати минут.
– Если мы приедем раньше, – сказал Клитманн, – возможно, нам удастся убить Кригера раньше, чем он ускользнет от офицера дорожной полиции. В любом случае, мы должны успеть до ареста женщины и мальчика, так как будет гораздо сложнее достать их в тюрьме. Он повернулся и посмотрел на Брачера и Хубатча.
– Понятно?
Они оба кивнули, потом сержант Хубатч похлопал по нагрудному карману своего пиджака.
– Что с этими очками, сэр?
– А что с ними? – нетерпеливо спросил Клитманн.
– Мы должны их одеть? Помогут ли они нам смешаться с местными жителями? Я изучал людей на улице, многие из них носят темные очки, многие и не носят.
Клитманн посмотрел на пешеходов, стараясь отвлечься от соблазнительных женщин, и увидел, что Хубатч был прав. Более того, он не увидел ни одного молодого человека, одетого в «крутой стиль» молодых преуспевающих бизнесменов. Может быть, все они были в своих кабинетах в этот час. Увидев отсутствие темных дорогих костюмов, Клитманн почувствовал неуместность их одежды, хотя он и его люди сидели в машине. Из-за того, что многие пешеходы были в солнцезащитных очках, он решил, что их собственные очки придадут им хоть что-то общее с местными жителями.
Когда лейтенант надел очки, то же самое сделали фон Манстейн, Брачер и Хубатч.
– Хорошо, поехали, – сказал Клитманн.
Но прежде чем он снял ручной тормоз и включил скорость, кто-то постучал в окно водительской дверцы. Это был офицер полиции Палм-Спрингс.
ГЛАВА 12
Лаура чувствовала, что, так или иначе, их тяжелым испытаниям скоро придет конец. Им либо удастся уничтожить институт, либо они умрут, и она почти достигла той точки, когда страх должен был исчезнуть так же, как появился.
В среду, 25 января, Стефан все еще не чувствовал прежней гибкости мышц левой руки, но резкой боли уже не было. Он не чувствовал онемения в руке и плече, что означало, что пуля не повредила нервы. Благодаря своим ежедневным упражнениям, ему удалось вернуть больше половины силы в левой руке и плече, что было достаточно для внедрения его плана. Но Лаура видела, что он боялся предстоящего путешествия.
Он надел пояс Кокошки, который Лаура достала из сейфа в ту ночь, когда раненый Стефан появился на ее крыльце. Страх, очевидно, не покидал его, но когда Стефан надел ремень, его страх был вытеснен твердым решением.
В десять часов утра, на кухне, каждый из них, включая Криса, проглотил по две капсулы, предотвращающие пагубное действие нервно-паралитического газа вексона. Они запили защитные таблетки апельсиновым соком.
Три «узи», револьвер тридцать восьмого калибра, кольт «Коммандор Марк IV» с глушителем и небольшой пластиковый пакет с книгами были погружены в машину.
Два стальных баллона с вексоном все еще лежали в багажнике «бьюика». Изучив инструкции, вложенные в синие пластиковые пакеты, привязанные к контейнерам, Стефан решил, что ему будет достаточно одного баллона с газом. Вексон был предназначен больше для использования в помещении, – чтобы убивать врага в бараках, укрытиях и подземных бункерах, – чем против войск на поле боя. На открытом воздухе газ быстро нейтрализовался – еще быстрее при солнечном свете – и был эффективен только в радиусе двести ярдов от точки распыления. Тем не менее, газ из одного баллона мог заполнить здание в пятьдесят тысяч квадратных футов, что было достаточно для его целей.
В десять тридцать пять они сели в машину и направились по сто одиннадцатому маршруту к северу от Палм-Спрингс. Когда Лаура проверила его ремень безопасности, Крис сказал:
– Если бы эта машина была машиной времени, мы бы могли отправиться в 1944 год с комфортом.
Несколько дней назад они предприняли ночную поездку в пустыню, чтобы найти подходящее место для отправления Стефана. Они должны были знать точное географическое положение этого места, чтобы сделать расчеты, благодаря которым Стефан мог бы вернуться к ним после того, как он сделает свою работу в 1944 году.
Стефан намеревался открыть клапан цилиндра с газом перед тем, как нажать кнопку на поясе, чтобы нервно-паралитический газ начал распространяться во время его путешествия в институт, убивая каждого, кто окажется в главной лаборатории в 1944 году. Так как некоторое количество газа должно было распылиться вокруг точки его отправления, они вынуждены были сделать это в каком-нибудь уединенном месте. Улица была меньше, чем в двести ярдах от дома Гейнса, в пределах действия вексона, и они не хотели убивать невинных людей.
Кроме того, хотя газ и оставался смертельным только от сорока до шестидесяти минут, они не знали, какое действие он может оказать потом, на человека, случайно попавшего в диапазон его действия. Лаура не хотела, чтобы это вещество осталось в доме Тельмы и Джесона.
День был ясным, голубым и безветренным.
Когда они проехали пару кварталов и выехали на участок, где дорогу окружали с двух сторон высокие пальмы, Лауре показалось, что она видела какие-то странные вспышки света на небе в зеркале заднего вида. На что была похожа молния в светлом безоблачном небе? Она не могла быть такой драматичной, как на затянутом облаками небе, так как ей пришлось бы соперничать со светом солнца, может, она и должна была выглядеть как странные и короткие вспышки света.
Хотя она притормозила, «бьюик» уже въезжал в расщелину, и она ничего больше не видела в зеркале заднего вида, кроме дороги, опускавшейся с холма. Ей показалось, что она слышала и отдаленные раскаты грома, но не была уверена из-за шума воздушного кондиционера в машине. Она быстро съехала на обочину дороги, выключив вентилятор.
– Что случилось? – спросил Крис, когда она остановила машину, открыла дверцу и выскочила наружу.
Стефан открыл заднюю дверцу и тоже вылез из машины.
– Лаура?
Она смотрела на тот кусок неба, что могла видеть со дна расщелины, прикрывая глаза ладонью.
– Ты слышишь это, Стефан?
В теплом воздухе замирали последние раскаты отдаленного грома. Он сказал:
– Это может быть гул самолета.
– Нет. Когда я в последний раз думала так же, это оказались они.
В небе промелькнула последняя вспышка света. На самом деле она не видела самой молнии, разверзающей небеса, это было лишь отражение в атмосфере, слабая вспышка света на голубом сияющем небе.
– Они здесь, – сказала она.
– Да, – согласился он.
– Где-то впереди что-то остановит нас, может быть, дорожная полиция или какой-нибудь несчастный случай, который оставит публичную запись, и тогда появятся они. Стефан, мы должны повернуть, мы должны ехать обратно к дому.
– Это бесполезно, – сказал он. Крис вылез из машины.
– Он прав, мама. То, что мы сделаем, не будет иметь значения. Эти путешественники во времени появились здесь потому, что они уже заглянули в будущее и знают, где нас найти, может быть, через полтора часа, а может быть, через десять минут. Не имеет значения, поедем мы назад или вперед; они уже видели нас где-то, может быть, даже на нашем пути назад к дому.
– Как бы мы ни изменяли наши планы, мы встретимся с ними.
Судьба.
– Дерьмо! – сказала она, пнув ногой дверцу машины, от чего ей не стало легче.– Я ненавижу это. Как ты надеешься победить этих проклятых путешественников во времени? Это все равно, что играть с Богом.
Вспышек молнии больше не было. Она сказала:
– Если подумать, то вся жизнь – это игра с Богом, не так ли? Значит, в этом нет ничего страшного. Садись в машину, Крис. Давайте покончим с этим.
Пока она вела машину через западные окрестности города, нервы Лауры были натянуты, как струны. Она ждала беды со всех сторон, хотя знала, что беда придет оттуда, откуда ее меньше всего ждешь.
Без всяких инцидентов они выехали за город. Впереди оставалось десять миль по пустынной местности, прежде чем сто одиннадцатый маршрут пересечет десятый маршрут.
В среду, 25 января, Стефан все еще не чувствовал прежней гибкости мышц левой руки, но резкой боли уже не было. Он не чувствовал онемения в руке и плече, что означало, что пуля не повредила нервы. Благодаря своим ежедневным упражнениям, ему удалось вернуть больше половины силы в левой руке и плече, что было достаточно для внедрения его плана. Но Лаура видела, что он боялся предстоящего путешествия.
Он надел пояс Кокошки, который Лаура достала из сейфа в ту ночь, когда раненый Стефан появился на ее крыльце. Страх, очевидно, не покидал его, но когда Стефан надел ремень, его страх был вытеснен твердым решением.
В десять часов утра, на кухне, каждый из них, включая Криса, проглотил по две капсулы, предотвращающие пагубное действие нервно-паралитического газа вексона. Они запили защитные таблетки апельсиновым соком.
Три «узи», револьвер тридцать восьмого калибра, кольт «Коммандор Марк IV» с глушителем и небольшой пластиковый пакет с книгами были погружены в машину.
Два стальных баллона с вексоном все еще лежали в багажнике «бьюика». Изучив инструкции, вложенные в синие пластиковые пакеты, привязанные к контейнерам, Стефан решил, что ему будет достаточно одного баллона с газом. Вексон был предназначен больше для использования в помещении, – чтобы убивать врага в бараках, укрытиях и подземных бункерах, – чем против войск на поле боя. На открытом воздухе газ быстро нейтрализовался – еще быстрее при солнечном свете – и был эффективен только в радиусе двести ярдов от точки распыления. Тем не менее, газ из одного баллона мог заполнить здание в пятьдесят тысяч квадратных футов, что было достаточно для его целей.
В десять тридцать пять они сели в машину и направились по сто одиннадцатому маршруту к северу от Палм-Спрингс. Когда Лаура проверила его ремень безопасности, Крис сказал:
– Если бы эта машина была машиной времени, мы бы могли отправиться в 1944 год с комфортом.
Несколько дней назад они предприняли ночную поездку в пустыню, чтобы найти подходящее место для отправления Стефана. Они должны были знать точное географическое положение этого места, чтобы сделать расчеты, благодаря которым Стефан мог бы вернуться к ним после того, как он сделает свою работу в 1944 году.
Стефан намеревался открыть клапан цилиндра с газом перед тем, как нажать кнопку на поясе, чтобы нервно-паралитический газ начал распространяться во время его путешествия в институт, убивая каждого, кто окажется в главной лаборатории в 1944 году. Так как некоторое количество газа должно было распылиться вокруг точки его отправления, они вынуждены были сделать это в каком-нибудь уединенном месте. Улица была меньше, чем в двести ярдах от дома Гейнса, в пределах действия вексона, и они не хотели убивать невинных людей.
Кроме того, хотя газ и оставался смертельным только от сорока до шестидесяти минут, они не знали, какое действие он может оказать потом, на человека, случайно попавшего в диапазон его действия. Лаура не хотела, чтобы это вещество осталось в доме Тельмы и Джесона.
День был ясным, голубым и безветренным.
Когда они проехали пару кварталов и выехали на участок, где дорогу окружали с двух сторон высокие пальмы, Лауре показалось, что она видела какие-то странные вспышки света на небе в зеркале заднего вида. На что была похожа молния в светлом безоблачном небе? Она не могла быть такой драматичной, как на затянутом облаками небе, так как ей пришлось бы соперничать со светом солнца, может, она и должна была выглядеть как странные и короткие вспышки света.
Хотя она притормозила, «бьюик» уже въезжал в расщелину, и она ничего больше не видела в зеркале заднего вида, кроме дороги, опускавшейся с холма. Ей показалось, что она слышала и отдаленные раскаты грома, но не была уверена из-за шума воздушного кондиционера в машине. Она быстро съехала на обочину дороги, выключив вентилятор.
– Что случилось? – спросил Крис, когда она остановила машину, открыла дверцу и выскочила наружу.
Стефан открыл заднюю дверцу и тоже вылез из машины.
– Лаура?
Она смотрела на тот кусок неба, что могла видеть со дна расщелины, прикрывая глаза ладонью.
– Ты слышишь это, Стефан?
В теплом воздухе замирали последние раскаты отдаленного грома. Он сказал:
– Это может быть гул самолета.
– Нет. Когда я в последний раз думала так же, это оказались они.
В небе промелькнула последняя вспышка света. На самом деле она не видела самой молнии, разверзающей небеса, это было лишь отражение в атмосфере, слабая вспышка света на голубом сияющем небе.
– Они здесь, – сказала она.
– Да, – согласился он.
– Где-то впереди что-то остановит нас, может быть, дорожная полиция или какой-нибудь несчастный случай, который оставит публичную запись, и тогда появятся они. Стефан, мы должны повернуть, мы должны ехать обратно к дому.
– Это бесполезно, – сказал он. Крис вылез из машины.
– Он прав, мама. То, что мы сделаем, не будет иметь значения. Эти путешественники во времени появились здесь потому, что они уже заглянули в будущее и знают, где нас найти, может быть, через полтора часа, а может быть, через десять минут. Не имеет значения, поедем мы назад или вперед; они уже видели нас где-то, может быть, даже на нашем пути назад к дому.
– Как бы мы ни изменяли наши планы, мы встретимся с ними.
Судьба.
– Дерьмо! – сказала она, пнув ногой дверцу машины, от чего ей не стало легче.– Я ненавижу это. Как ты надеешься победить этих проклятых путешественников во времени? Это все равно, что играть с Богом.
Вспышек молнии больше не было. Она сказала:
– Если подумать, то вся жизнь – это игра с Богом, не так ли? Значит, в этом нет ничего страшного. Садись в машину, Крис. Давайте покончим с этим.
Пока она вела машину через западные окрестности города, нервы Лауры были натянуты, как струны. Она ждала беды со всех сторон, хотя знала, что беда придет оттуда, откуда ее меньше всего ждешь.
Без всяких инцидентов они выехали за город. Впереди оставалось десять миль по пустынной местности, прежде чем сто одиннадцатый маршрут пересечет десятый маршрут.
ГЛАВА 13
Надеясь избежать неприятностей, лейтенант Клитманн опустил стекло и улыбнулся полицейскому Палм-Спрингс, который постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание, нагнулся к водителю.
– Что случилось, офицер?
– Разве вы не видели запрещающего знака, когда парковали машину?
– Запрещающего знака? – сказал Клитманн улыбаясь и думая, о чем говорил этот чертов полицейский.
– Ну так, сэр, – сказал офицер насмешливым голосом.– Вы будете утверждать, что не видели знака?
– Да, сэр, конечно я видел его.
– Я знал, что вы не станете врать, – сказал полицейский так, как будто он знал Клитмана как честного человека, что очень смутило лейтенанта.
– Раз вы видели запрещающий знак, сэр, почему вы все-таки припарковались?
– О, я понял, – сказал Клитманн, – парковка разрешена только там, где нет такого знака. Да, конечно.
Полицейский недоуменно посмотрел на лейтенанта. Он перевел взгляд на фон Манстейна, потом на Брачера и Хубатча, улыбнулся и кивнул им.
Клитманну не нужно было смотреть на своих людей, чтобы знать, что они были на грани. Даже воздух в машине потяжелел от напряжения. Снова посмотрев на Клитманна, полицейский попытался улыбнуться и сказал:
– Похоже, вы все четверо – проповедники?
– Проповедники? – переспросил Клитманн, смущенный вопросом.
– Я обладаю некоторой дедукцией, – сказал полицейский улыбаясь.– Конечно, я не Шерлок Холмс, но на вашем бампере написано «Я люблю Бога» и «Иисус да воскреснет». В городе проходит собрание баптистов, а вы все одеты в темные костюмы.
Вот почему он знал, что Клитманн не будет врать. Он думал, что они священники из баптистской церкви.
– Вы правы, – тут же сказал Клитманн.– Мы приехали на собрание баптистов, офицер. Прошу прощения за неправильную парковку. Там, откуда я приехал, нет таких знаков. Если…
– А откуда вы? – спросил полицейский с подозрением, но пытаясь быть дружелюбным.
Клитманн много знал о Соединенных Штатах, но недостаточно для того, чтобы вести такой разговор, который он не мог контролировать. Он знал, что баптисты были в южной части страны; он не был уверен, были ли они на севере, западе или востоке, поэтому сосредоточился на южных штатах. Он сказал:
– Я из Джорджии, – прежде чем понял, как глупо это звучало на его английском с немецким акцентом.
Улыбка исчезла с лица полицейского. Посмотрев мимо Клитманна на фон Манстейна, он спросил:
– А вы откуда, сэр?
Следуя словам лейтенанта, но говоря с еще большим акцентом, фон Манстейн сказал:
– Из Джорджии.
Прежде чем их спросили, Хубатч и Брачер поспешили ответить.
– Мы тоже из Джорджии, – как будто это слово было волшебным и производило впечатление на полицейского.
Полицейский нахмурился и сказал Клитманну:
– Сэр, вы не могли бы выйти из машины на минуту?
– Конечно, офицер, – сказал Клитманн. Открывая дверь, он заметил, что полицейский немного попятился и положил правую руку на рукоятку револьвера, висевшего в кобуре.– Но мы опаздываем на молитву.
Сидящий на заднем сиденье Хубатч открыл свой дипломат и быстро достал «узи», как это, наверное, делали телохранители президента. Он не стал опускать стекло, а прислонил к нему дуло автомата и выстрелил в полицейского, не давая тому времени выхватить револьвер. Стекло машины разлетелось вдребезги. Изрешеченный по меньшей мере двадцатью пулями с такого близкого расстояния, полицейский задергался и рухнул на дорогу. Завизжали тормоза машины, пытавшейся избежать наезда на его тело. Не задевшие полицейского пули разнесли вдребезги витрину магазина на противоположной стороне улицы.
С хладнокровием и быстротой, за которые Клитманн гордился своей принадлежностью к СЕ, Мартин Брачер выскочил из «тойоты» и выпустил дополнительную очередь из «узи», чтобы добавить хаоса и дать им возможность бежать. Вдребезги разлетелись не только витрины магазинов на той стороне, где была припаркована их машина, но и магазинов, стоявших до самого перекрестка сто одиннадцатого маршрута с дорогой на Каньон. Люди кричали, падали на мостовую и искали укрытие. Клитманн видел, как пули попадали в проезжающие машины, которые начинали визжать тормозами и вилять из стороны в сторону; «мерседес» врезался в бок грузовика, а шикарный красный спортивный автомобиль выскочил на тротуар, сбил пальму и въехал в витрину магазина.
Клитманн снова сел за руль и снял ручной тормоз. Он слышал, как Брачер и Хубатч вскочили в машину, поэтому он сорвал машину с места, круто свернул налево и помчался на север. Он тут же обнаружил, что оказался на улице с односторонним движением, двигаясь ему навстречу. Ругаясь, он объезжал встречные машины. «Тойоту» резко занесло, крышка перчаточника открылась, опустошая его содержимое на колени фон Манстейна. Клитманн свернул на следующем перекрестке. В конце квартала он проскочил на красный свет, едва не задев пешеходов, и свернул налево снова в северном направлении.
– У нас осталась двадцать одна минута, – сказал фон Манстейн, показывая на приборную панель.
– Скажи, куда ехать, – сказал Клитманн.– Я заблудился.
– Вы не заблудились, – сказал фон Манстейн, сбрасывая с коленей все то, что вывалилось из перчаточника – ключи, бумажные салфетки, пару белых перчаток, пакетики с сухой горчицей и кетчупом, документы, – и раскладывая на коленях карту.
– Вы не заблудились. Эта улица пересекается с дорогой на Палм-Каньон, которая пересекается со сто одиннадцатым маршрутом.
– Что случилось, офицер?
– Разве вы не видели запрещающего знака, когда парковали машину?
– Запрещающего знака? – сказал Клитманн улыбаясь и думая, о чем говорил этот чертов полицейский.
– Ну так, сэр, – сказал офицер насмешливым голосом.– Вы будете утверждать, что не видели знака?
– Да, сэр, конечно я видел его.
– Я знал, что вы не станете врать, – сказал полицейский так, как будто он знал Клитмана как честного человека, что очень смутило лейтенанта.
– Раз вы видели запрещающий знак, сэр, почему вы все-таки припарковались?
– О, я понял, – сказал Клитманн, – парковка разрешена только там, где нет такого знака. Да, конечно.
Полицейский недоуменно посмотрел на лейтенанта. Он перевел взгляд на фон Манстейна, потом на Брачера и Хубатча, улыбнулся и кивнул им.
Клитманну не нужно было смотреть на своих людей, чтобы знать, что они были на грани. Даже воздух в машине потяжелел от напряжения. Снова посмотрев на Клитманна, полицейский попытался улыбнуться и сказал:
– Похоже, вы все четверо – проповедники?
– Проповедники? – переспросил Клитманн, смущенный вопросом.
– Я обладаю некоторой дедукцией, – сказал полицейский улыбаясь.– Конечно, я не Шерлок Холмс, но на вашем бампере написано «Я люблю Бога» и «Иисус да воскреснет». В городе проходит собрание баптистов, а вы все одеты в темные костюмы.
Вот почему он знал, что Клитманн не будет врать. Он думал, что они священники из баптистской церкви.
– Вы правы, – тут же сказал Клитманн.– Мы приехали на собрание баптистов, офицер. Прошу прощения за неправильную парковку. Там, откуда я приехал, нет таких знаков. Если…
– А откуда вы? – спросил полицейский с подозрением, но пытаясь быть дружелюбным.
Клитманн много знал о Соединенных Штатах, но недостаточно для того, чтобы вести такой разговор, который он не мог контролировать. Он знал, что баптисты были в южной части страны; он не был уверен, были ли они на севере, западе или востоке, поэтому сосредоточился на южных штатах. Он сказал:
– Я из Джорджии, – прежде чем понял, как глупо это звучало на его английском с немецким акцентом.
Улыбка исчезла с лица полицейского. Посмотрев мимо Клитманна на фон Манстейна, он спросил:
– А вы откуда, сэр?
Следуя словам лейтенанта, но говоря с еще большим акцентом, фон Манстейн сказал:
– Из Джорджии.
Прежде чем их спросили, Хубатч и Брачер поспешили ответить.
– Мы тоже из Джорджии, – как будто это слово было волшебным и производило впечатление на полицейского.
Полицейский нахмурился и сказал Клитманну:
– Сэр, вы не могли бы выйти из машины на минуту?
– Конечно, офицер, – сказал Клитманн. Открывая дверь, он заметил, что полицейский немного попятился и положил правую руку на рукоятку револьвера, висевшего в кобуре.– Но мы опаздываем на молитву.
Сидящий на заднем сиденье Хубатч открыл свой дипломат и быстро достал «узи», как это, наверное, делали телохранители президента. Он не стал опускать стекло, а прислонил к нему дуло автомата и выстрелил в полицейского, не давая тому времени выхватить револьвер. Стекло машины разлетелось вдребезги. Изрешеченный по меньшей мере двадцатью пулями с такого близкого расстояния, полицейский задергался и рухнул на дорогу. Завизжали тормоза машины, пытавшейся избежать наезда на его тело. Не задевшие полицейского пули разнесли вдребезги витрину магазина на противоположной стороне улицы.
С хладнокровием и быстротой, за которые Клитманн гордился своей принадлежностью к СЕ, Мартин Брачер выскочил из «тойоты» и выпустил дополнительную очередь из «узи», чтобы добавить хаоса и дать им возможность бежать. Вдребезги разлетелись не только витрины магазинов на той стороне, где была припаркована их машина, но и магазинов, стоявших до самого перекрестка сто одиннадцатого маршрута с дорогой на Каньон. Люди кричали, падали на мостовую и искали укрытие. Клитманн видел, как пули попадали в проезжающие машины, которые начинали визжать тормозами и вилять из стороны в сторону; «мерседес» врезался в бок грузовика, а шикарный красный спортивный автомобиль выскочил на тротуар, сбил пальму и въехал в витрину магазина.
Клитманн снова сел за руль и снял ручной тормоз. Он слышал, как Брачер и Хубатч вскочили в машину, поэтому он сорвал машину с места, круто свернул налево и помчался на север. Он тут же обнаружил, что оказался на улице с односторонним движением, двигаясь ему навстречу. Ругаясь, он объезжал встречные машины. «Тойоту» резко занесло, крышка перчаточника открылась, опустошая его содержимое на колени фон Манстейна. Клитманн свернул на следующем перекрестке. В конце квартала он проскочил на красный свет, едва не задев пешеходов, и свернул налево снова в северном направлении.
– У нас осталась двадцать одна минута, – сказал фон Манстейн, показывая на приборную панель.
– Скажи, куда ехать, – сказал Клитманн.– Я заблудился.
– Вы не заблудились, – сказал фон Манстейн, сбрасывая с коленей все то, что вывалилось из перчаточника – ключи, бумажные салфетки, пару белых перчаток, пакетики с сухой горчицей и кетчупом, документы, – и раскладывая на коленях карту.
– Вы не заблудились. Эта улица пересекается с дорогой на Палм-Каньон, которая пересекается со сто одиннадцатым маршрутом.
ГЛАВА 14
В шести милях от Палм-Спрингс, где окрестности напоминали безлюдную пустыню, Лаура повела машину вдоль обочины. Она медленно проехала еще несколько сотен ярдов, прежде чем нашла место, где насыпь обочины почти сровнялась с окружающей дорогу пустыней, что позволило ей свернуть с дороги на равнину. Кроме нескольких низкорослых кустов и жалких островков пожухлой травы, единственной растительностью здесь были сухие пучки перекати-поля, гоняемые по пустыне ветром.
Твердая почва сменилась песком, который был очень глубок местами. Так же, как в ту ночь, когда они нашли это место, Лаура поехала вдоль границы песка. Она не останавливалась, пока не отъехала от дороги на триста ярдов, что превышало радиус действия вексона. Она остановилась неподалеку от канавы двадцати футов шириной, которая была образована потоками воды во время коротких дождевых сезонов; в прошлый приезд им повезло, они не свалились в эту канаву, так как им приходилось ехать с фарами.
Твердая почва сменилась песком, который был очень глубок местами. Так же, как в ту ночь, когда они нашли это место, Лаура поехала вдоль границы песка. Она не останавливалась, пока не отъехала от дороги на триста ярдов, что превышало радиус действия вексона. Она остановилась неподалеку от канавы двадцати футов шириной, которая была образована потоками воды во время коротких дождевых сезонов; в прошлый приезд им повезло, они не свалились в эту канаву, так как им приходилось ехать с фарами.