Купер Сьюзен. Восход тьмы

 
…Обожженный огнем, я заигрываю с ветром…
 

   Он оказался среди весенних деревьев, покрытых свежей молодой листвой, переливающейся на ярком солнце; затем среди летних деревьев с богатой листвой, которая мягко шелестела на ветру, и, наконец, среди темных зимних елок, в гущу которых не проникал даже лучик солнца. Он изучил природу деревьев, особые магические свойства, которыми наделены дуб, бук и ясень. На следующей странице Книги был только один короткий стишок:

 
Тот, кто видит цветение дикого леса,
Видит, как чибисы кружат над водной гладью,
Грезит о Незнакомцах, которые могут быть
Темными, увы!
 

   И Уилла вдруг вихрем закружило во Времени, и он узнал историю Носителей Света. Он увидел все с самого начала, когда магия открыто существовала в мире; она была силой огня и камня, силой воды и всех живых существ, и первый человек жил в ней, словно рыба в воде. Он увидел Носителей Света в те века, когда человек работал с камнем, бронзой, железом — с теми материалами, из которых были созданы великие Знаки. Он увидел, как раз за разом захватчики нападают на его островную страну, вражеские корабли волна за волной с неумолимой жестокостью обрушиваются на берег, и каждый раз набеги приносят с собой Тьму. Но захватчики становились миролюбивыми, когда узнавали эту землю и начинали любить ее, и Свет снова торжествовал. Однако Тьма всегда была где-то поблизости, то нарастая, то убывая, обретая своего нового Короля, когда кто-то из людей желал получить абсолютную власть над другими, стать могущественным и устрашающим. Королем Тьмы нельзя родиться, это не предопределено судьбой. Такие люди сами выбирают свой путь в отличие от Носителей Света, которые рождаются таковыми. Уилл видел Черного Всадника во все времена с сотворения мира.
   Он узнал о первом великом испытании, которое выпало на долю служителей Света. В течение трех веков они защищали свою землю от Тьмы под предводительством своего великого лидера, который погиб, но должен был воскреснуть и вернуться к своим сподвижникам.
   Перед Уиллом возник склон холма, заросший травой и залитый солнечным светом. На зеленом дерне холма был виден знак — круг с крестом внутри, сияющий белизной чилтернской извести. Вокруг одной из оконечностей креста он увидел людей, одетых в зеленое, они скоблили известь странными инструментами, напоминающими топоры на длинный рукоятках. Небольшие фигурки на фоне огромного знака казались еще меньше. Мальчик увидел, как одна из этих фигур отделилась от группы. Это был человек в зеленой блузе и коротком синем плаще с капюшоном, накинутым на голову. Он широко раскинул руки в стороны, в одной держа короткий меч с бронзовой рукояткой, а в другой — блестящую чашу, похожую на потир; потом вдруг обернулся и тут же исчез. И Уилл уже был на следующей странице. Он шел по тропинке в густом лесу, и под его ногами стелилась какая-то пахучая темно-зеленая трава. Затем тропка перешла в широкую дорогу, вымощенную камнем, похожим на известняк, уже изрядно стертый. Дорога вывела мальчика из леса, и вот он уже шел по высокому, обдуваемому ветрами горному хребту под серым небом, а внизу виднелась темная туманная долина. Он путешествовал в полном одиночестве, но кто-то нашептывал ему на ухо тайные слова силы для Старых дорог; он стал понимать знаки, благодаря которым в любом месте мира он мог теперь безошибочно определить, где поблизости проходила Старая дорога, будь то реальная дорога или ее видимость.
   Путешествие Уилла продолжалось, пока он не заметил, что Книга магии подошла к концу. Он увидел перед собой стих.

 
Я завладел папоротником
Благодаря тем секретам, которые узнал;
Старая математика
Знает не больше меня.
 

   На последней странице были нарисованы шесть Знаков в форме круга с перекрестьем внутри, расположенные по кругу. И на этом книга кончилась.

***

   Уилл медленно закрыл книгу и сидел, глядя перед собой. Он чувствовал себя так, словно прожил уже сто лет. Знать так много, быть способным сделать так много — казалось, это должно было привести его в восторг. Но он почему-то чувствовал тяжесть и грусть, когда думал о том, что уже произошло, и о том, что еще только должно случиться.
   Мерримен показался в дверях, он стоял и смотрел на мальчика.
   — Ах да, — произнес он спокойно, — как я и говорил тебе, дар — это ответственность, это груз. Но это реальность, Уилл. Мы Носители Света, мы рождены в Круге, и это невозможно изменить.
   Он взял книгу и дотронулся до плеча Уилла.
   — Пойдем.
   Мерримен пересек комнату и подошел к высоким старинным часам; Уилл следовал за ним, наблюдая, как он снова достает ключ из кармана и отпирает переднюю панель. Маятник по-прежнему медленно и размеренно качался, словно отстукивая ритм сердца. Но на этот раз Мерримен не проявлял особой осторожности, как будто не боялся коснуться маятника. Он двигался очень странно: как актер, который старается играть роль неповоротливого человека, или словно при замедленной съемке. Вытянув вперед руку, в которой находилась книга, он приблизил ее к часам, и качнувшийся в сторону маятник задел уголок книги. В тот же миг Уилл заметил едва уловимый сбой в ритме качания маятника. Затем мальчика резко отбросило назад, и он едва успел закрыть глаза руками. А в комнате произошел бесшумный взрыв, блеснула ослепительная вспышка света; все вокруг наполнилось гулкими раскатами грома, которые, однако, невозможно было воспринять человеческими органами чувств. Уиллу показалось, что взорвался целый мир. Он убрал руки от лица и, быстро мигая глазами, обнаружил, что прижимается к боковине кресла, за несколько метров от того места, где стоял прежде. Мерримен, распластавшись, стоял у стены рядом с ним. А тот угол, где были часы, опустел. Не было никаких повреждений, никаких следов разрушения. Только пустота.
   — Ты видел все своими глазами, — сказал Мерримен. — Книгу магии оберегали с начала времен. Эта мощная сила защищала ее от всех посягательств. При любой попытке похитить книгу и она сама, и человек, прикоснувшийся к ней, превратились бы в ничто. Только Носители Света были защищены от разрушения, хотя, как видишь, — он уныло потер свою руку, — даже нас этот взрыв разбросал в стороны. За всю историю зашита выражалась в разных формах, часы — только для этого века. Итак, мы разрушили книгу с помощью той силы, которая на протяжении веков защищала ее. И это, как ты понимаешь, единственно верный путь использования магии.
   — А где Хокинг? — спросил потрясенный Уилл.
   — На этот раз он не понадобился, — ответил Мерримен.
   — С ним все в порядке? Он выглядел…
   — Все нормально, — в голосе Мерримена слышалась напряженность, как будто он грустил о чем-то.
   Но даже новые знания не могли подсказать Уиллу, чем было вызвано состояние Мерримена.
   Они вернулись к гостям в большом зале. Гимн, который музыканты начали играть перед их уходом, только подходил к концу, и все вокруг вели себя так, словно они вышли из зала всего на минуту-другую вполне реального времени. Но потом Уилл вспомнил, что находится вовсе не в реальном времени. Он все-таки попал в прошлое, но и здесь Носители Света, по всей видимости, были способны растягивать время по своему желанию, заставлять его идти быстрее или медленнее.
   Количество людей росло, все больше гостей возвращались в зал из столовой. Уилл понял сейчас, что большинство из них были обычными людьми, и только те несколько человек, которые оставались в зале во время обновления Деревянного Знака, были Носителями Света. Только они могли быть свидетелями этого ритуала.

***

   Носители Света и сейчас находились в зале, и Уилл обернулся, чтобы лучше рассмотреть их. Но неожиданно он испытал изумление и ужас и тотчас забыл о своих наблюдениях. Его взгляд наткнулся на девушку в дальнем конце зала. Она была занята разговором с кем-то, кого он не видел. Уилл видел, как во время разговора девушка кокетливо отбросила волосы назад и весело засмеялась. Затем она наклонилась к собеседнику и стала внимательно слушать его, но потом ее фигуру заслонила другая группа гостей. К этому моменту Уилл уже понял, что это была Мэгги Барнс, доярка с фермы Доусонов. Она не просто напоминала Мэгги, как, например, эта викторианская мисс Грейторн была ранним отголоском той мисс Грейторн, которую он знал. Это была та самая Мэгги Барнс, которую он видел в своем времени.
   Он напряженно обернулся и, встретившись глазами с Меррименом, понял, что тот уже знает о происходящем. На лице мужчины не было удивления, он только слегка поморщился, словно от боли.
   — Да, — сказал он устало, — ведьма здесь. Думаю, тебе лучше какое-то время оставаться рядом со мной, Уилл Стэнтон, и мы вместе понаблюдаем за ней.
   Уилл стоял в углу зала вместе с Меррименом, вдали от взглядов окружающих. Мэгги крутилась где-то среди гостей. Они терпеливо ждали и вдруг увидели Хокинга в его аккуратном зеленом жакете; он подошел к мисс Грейторн и почтительно встал рядом с ней с видом человека, который всегда готов прийти на помощь.
   Мерримен напрягся, и Уилл снова увидел на его суровом лице гримасу боли; Мерримен словно предчувствовал, что вот-вот произойдут события, которые могут сильно ранить его чувства. Мальчик снова взглянул на Хокинга и увидел, как тот весело улыбнулся в ответ на какие-то слова мисс Грейторн. На лице маленького человека не было даже следа тех событий, которые произошли с ним в библиотеке. Он находился в прекрасном расположении духа, его глаза блестели, как драгоценные камни, и, казалось, он мог принести радость в любой мрак. Сейчас Уилл понимал, почему Хокинг был так дорог Мерримену. Но одновременно у него появилось чудовищное предчувствие надвигающейся беды.
   — Мерримен, что происходит? — хрипло спросил он.
   Мерримен посмотрел поверх голов гостей на худощавое, живое лицо Хокинга и бесстрастно произнес:
   — Это опасность, Уилл, которая может настигнуть нас из-за моих действий. Большая опасность для всего задания. Я совершил самую серьезную ошибку, которую только может совершить Носитель Света, и последствия этой ошибки вот-вот обрушатся на мою голову. Много-много веков назад меня учили, что нельзя доверять простому смертному больше, чем он может выдержать. Я знал это задолго до того, как Книга магии перешла под мою ответственность. Но по глупости я допустил эту ошибку. И сейчас ничего нельзя сделать, чтобы исправить положение, мы можем только наблюдать и ждать результатов.
   — Вы говорите о Хокинге? Это имеет отношение к его заданию здесь?
   — Заклинание защиты Книги, — ответил Мерримен с болью в голосе, — состоит из двух частей. Первую часть ты знаешь, это защита от человека, — маятник разрушит любого, кто к нему прикоснется, кроме меня или другого Носителя Света. Но я ввел еще одну часть, которая защищала книгу от Тьмы. В этой части сказано, что я смогу извлечь книгу из часов, только если другая моя рука будет лежать на плече Хокинга. Когда наступит время достать Книгу для последнего Носителя Света, Хокинг должен быть перемещен в этот век, он непременно должен присутствовать при этом.
   Уилл спросил:
   — Возможно, безопаснее было бы сделать частью заклинания Носителя Света, а не обычного человека?
   — О нет, целью было привлечь именно обычного человека. Мы в состоянии холодной войны, Уилл, и поэтому иногда приходится действовать трезво и бесстрастно. Заклинание было сплетено вокруг меня, держателя Книги. Тьма не способна уничтожить меня, потому что я Носитель Света, но она может использовать разные хитрости и уловки, чтобы заставить меня извлечь Книгу. Если это произойдет, должен быть какой-то способ, чтобы другие Носители смогли остановить меня до того, как будет слишком поздно. Они не в силах уничтожить меня, чтобы я не смог выполнить работу для Тьмы. Но человека можно уничтожить. Если бы случилось страшное и Тьма силой или хитростью заставила меня достать для нее Книгу, Свет убил бы Хокинга, не позволив мне оказать услугу Тьме. И в этом случае я не смог бы произнести заклинание освобождения, положив руку на плечо Хокинга. Это уберегло бы Книгу, она осталась бы недосягаемой для меня. Как и для Тьмы, и для всех остальных.
   — Значит, он рисковал своей жизнью, — медленно произнес Уилл, глядя, как Хокинг оживленно направился через весь зал к музыкантам.
   — Да, — подтвердил Мерримен, — служа нам, он был защищен от Тьмы, но все же его жизнь была поставлена на карту. Он согласился, потому что является моим вассалом и гордится этим. Я бы хотел быть уверенным в том, что он осознавал, на какой риск шел. Двойной риск, потому что он мог быть уничтожен сегодня мною, если бы я случайно задел маятник. Ты видел, что произошло, когда в самом конце я сделал это. Мы с тобой, Носители Света, были отброшены. А если бы Хокинг был там и я касался его плеча, он мог погибнуть в одну секунду, лишившись своей телесной оболочки, как это случилось с Книгой.
   — От него требовалась не только смелость, но и большая любовь к вам, любовь сына к отцу, — сказал Уилл, — чтобы пожертвовать собой ради вас и ради Света.
   — Но он по-прежнему только человек, — возразил Мерримен, его голос стал жестким, а на лице снова проявились следы душевной боли. — И любит он как человек, требуя доказательств любви взамен. Моей ошибкой было то, что я не предусмотрел риск последствий такой любви. И в результате через несколько минут в этой комнате Хокинг предаст меня, предаст Свет и изменит весь ход выполнения тобой задания, юный Уилл. Шок, который он получил, рискуя жизнью ради меня и ради Книги магии, был сильнее, чем его преданность. Возможно, ты видел его лицо в тот момент, когда я держал руку на его плече и доставал Книгу из-за маятника. Только в этот момент Хокинг полностью осознал, что я был готов к тому, что он может умереть. И сейчас, когда он это понял, он никогда не простит меня за то, что я не люблю его так сильно — в его представлении, — как он любит меня, своего господина. И он обернется против нас, — Мерримен указал на другой конец зала, — смотри, это уже начинается.
   Музыка заиграла громче, и гости стали разбиваться по парам для танцев. Один мужчина, которого Уилл видел в группе Носителей Света, подошел к мисс Грейторн, поклонился и предложил ей руку. Вокруг них пары сформировали восьмиугольник, приготовившись к танцу, которого Уилл не знал. Он увидел Хокинга, стоящего в нерешительности, слегка покачивавшего головой в такт музыке. Потом он заметил, как поблизости от Хокинга появилась девушка в красном платье. Это была ведьма, Мэгги Барнс.
   Она сказала что-то Хокингу, засмеялась и сделала реверанс. Хокинг вежливо улыбнулся и с сомнением покачал головой. Улыбка девушки стала еще ласковее, она кокетливо встряхнула волосами и снова заговорила с Хокингом, глядя ему прямо в глаза.
   — Ох, если бы мы только могли их слышать, — сказал Уилл.
   Мерримен молчал, он словно о чем-то глубоко задумался.
   — Ой, — воскликнул Уилл, чувствуя себя глупцом, — ну конечно.
   Должно пройти немного времени, прежде чем он привыкнет использовать свой дар. Он снова посмотрел на Хокинга и на девушку, захотел услышать их, и это произошло.
   — По правде говоря, мадам, — говорил Хокинг, — не хочу показаться неучтивым, но я не танцую.
   Мэгги взяла его за руку:
   — Это потому, что вы не в своем веке? Здесь танцуют, передвигая ногами под музыку, точно так же, как и пятьсот лет назад. Пойдемте.
   Хокинг ошеломленно посмотрел на нее, а девушка быстро увлекла его за собой, и они присоединились к остальным парам.
   — Кто вы? — прошептал Хокинг. — Вы Носитель Света?
   — Ни за что на свете, — ответила Мэгги Барнс на Старом наречии. Лицо Хокинга побелело, он застыл и не мог двинуться с места. Она мягко засмеялась и сказала по-английски: — Не будем больше об этом, иначе люди заметят. Это очень просто, смотрите за тем мужчиной, когда начнется музыка.
   Хокинг, бледный и ошеломленный, то и дело спотыкаясь, пытался преодолеть первую часть танца; постепенно он освоил шаги. Мерримен сказал на ухо Уиллу:
   — Ему было сказано, что ни одна душа здесь не будет знать о нем и что под страхом смерти он не должен говорить на Старом наречии с кем-либо, кроме тебя.
   Танцующая парочка продолжала разговор.
   — Для человека, избежавшего смерти, вы прекрасно выглядите, Хокинг.
   — Откуда вы об этом знаете, девушка? Кто вы?
   — Они готовы были принести вас в жертву. Как вы могли быть таким глупым, Хокинг?
   — Мой господин любит меня, — сказал Хокинг, но в его голосе прозвучало сомнение.
   — Он использовал вас, Хокинг. Вы ничто для него. Вам надо бы поискать господина получше, который будет заботиться о вашей жизни. И который сделает вашу жизнь очень-очень долгой, не ограничиваясь только одним веком.
   — Такой же долгой, как жизнь Носителей Света? — спросил Хокинг, и в его голосе впервые с начала разговора появилась пылкость. Уилл вспомнил оттенок зависти в словах Хокинга, когда тот говорил о своем господине; сейчас в его голосе была слышна и жадность.
   — Тьма и Всадник гораздо более добрые хозяева, чем Свет, — ласково прошептала Мэгги Барнс ему на ухо, когда первая часть танца закончилась. Хокинг снова застыл в неподвижности и смотрел на нее, пока она не оглянулась вокруг и не сказала: — Мне нужно выпить чего-нибудь прохладного.
   Хокинг подскочил на месте от радости и последовал за ней. Теперь, завоевав доверие маленького человека и найдя способ поговорить с ним наедине, ведьма получила в его лице благодарного слушателя. Уилл внезапно почувствовал дурноту из-за такого поспешного вероломства и перестал слушать разговор. Мерримен стоял позади него, мрачно глядя перед собой.
   — Дальше все пойдет своим чередом, — произнес Мерримен. — На одной чаше весов окажутся блестящие перспективы, которыми Тьма постарается привлечь Хокинга, а на другой — требования Света, которые трудно выполнять и которые будут существовать всегда. Он возненавидит путь Света, на котором я подверг риску его жизнь, не обещая никакой награды. Можно быть уверенным, Тьма не будет предъявлять таких требований — до поры до времени. На самом деле Короли Тьмы никогда не осмеливаются предложить человеку смерть, но они предлагают ему темную жизнь, — его голос слабел. — Хокинг… Мой вассал, как можешь ты пойти на это предательство?
   Уилл внезапно ощутил страх, и Мерримен понял это.
   — Все, достаточно, — сказал он. — Исход дела ясен. Хокинг будет как течь в крыше, как потайной ход в погребе. Тьма не могла касаться его, когда он был моим вассалом, точно так же теперь, когда он вассал Тьмы, он не может быть уничтожен Светом. Хокинг станет ухом Тьмы среди нас, в этом доме, который был нашей цитаделью.
   Его голос стал холодным, словно он принял неизбежное, в нем больше не чувствовалось боли.
   — Хотя ведьма смогла пробраться сюда, ей не удастся завершить свое колдовство и она будет разрушена Светом. Но с этого момента по призыву Хокинга Тьма может атаковать нас здесь или в любом другом месте. И с годами опасность будет только расти.
   Мерримен теребил пальцами свое белое кружевное жабо; его горбоносое лицо выражало теперь невиданную суровость, а от взгляда, который на долю секунду сверкнул из-под его нахмуренных бровей, кровь застыла в жилах мальчика. Это был взгляд судьи, сурового и непреклонного.
   — Этим вероломством Хокинг круто изменил свою судьбу, — беспристрастно подвел итог Мерримен, — и его участь будет до такой степени страшной, что он много раз пожалеет о том, что не умер.
   Уилл стоял, ошеломленный, охваченный жалостью и тревогой. Он не спрашивал, что случится с маленьким ясноглазым Хокингом, который подшучивал над ним, помогал ему и так недолго был его другом. Он не хотел этого знать. Вторая часть танца приближалась к концу, и танцующие пары еще раз забавно раскланивались. Уилл почувствовал себя несчастным. Холодный взгляд Мерримена смягчился, и он ласково развернул Уилла лицом к центру зала.
   Через просвет между фигурами гостей мальчик увидел группу музыкантов. Они вновь принялись играть гимн «Добрый король Венсеслас», тот самый, который играли в самом начале, когда Уилл вошел в зал через Дверь. Все собрание с воодушевлением подхватило песню, а когда низкий голос Мерримена гулко прокатился по залу, Уилл понял, что следующий куплет должен петь он.
   Мальчик набрал в легкие воздуха и поднял голову.

 
Сир, он живет очень далеко отсюда…
Под горой…
 

   Он и не заметил, как настал момент прощания. Девятнадцатый век словно и не исчезал никуда, но, продолжая петь, Уилл вдруг понял, что Время как будто моргнуло, и вот уже еще один юный голос пел вместе с ним. Они пели в унисон, и, если не видеть, как шевелятся губы обоих мальчиков, можно было поклясться, что звучит только один голос.

 
За лесной изгородью…
Около фонтана святой Агнесс…
 

 
   …и Уилл понял, что стоит в полутемном вестибюле поместья рядом с Джеймсом, Мэри и другими Стэнтонами, а одинокая флейта Пола сопровождает их пение. Он взглянул на горящую свечку, которую держал в поднятой руке на уровне груди, и увидел, что она не прогорела ни на миллиметр и выглядела точно так же, как до его путешествия во Времени.
   Они закончили петь гимн.
   Мисс Грейторн сказала:
   — Прекрасно, воистину, это прекрасно. Ничто не сравнится с «Добрым королем Венсесласом», это всегда был мой любимый гимн.
   В полумраке Уилл пытался разглядеть ее неподвижную фигуру в большом резном кресле; ее голос был старше, жестче, немного огрубел с годами, и то же самое можно было сказать о ее лице. Но в целом она как две капли воды походила на бабушку, ведь та юная мисс Грейторн в девятнадцатом веке наверняка была ее бабушкой. Или прабабушкой?
   Мисс Грейторн сообщила:
   — Певцы гимнов из Охотничьей лощины пели в этом доме «Доброго короля Венсесласа» с незапамятных времен. Даже я не помню те времена. Прекрасно, а сейчас, Пол, Робин и все остальные, как насчет рождественского пунша?
   Вопрос был традиционным, впрочем, как и ответ.
   — С удовольствием, — серьезно произнес Робин, — спасибо, мисс Грейторн. Возможно, самую малость.
   — И малышу Уиллу в этом году тоже полагается, — сказал Пол, — знаете, мисс Грейторн, ему ведь уже исполнилось одиннадцать.
   Домоправительница вышла вперед с подносом блестящих стаканов и большой чашей темно-красного пунша, и глаза всех присутствующих устремились на Мерримена, который вышел вперед, чтобы наполнить стаканы. Но Уилл не мог оторвать глаз от неожиданно ясного и молодого взгляда женщины, сидевшей в кресле с высокой спинкой.
   — Да-а, — ласково и немного рассеянно протянула мисс Грейторн, — я помню. У Уилла Стэнтона был день рождения.
   Она повернулась к Мерримену, который уже направлялся к ним, и взяла с подноса два стакана.
   — С днем рождения тебя, Уилл Стэнтон, седьмой сын седьмого сына, — произнесла мисс Грейторн. — И успеха тебе во всех твоих делах.
   — Спасибо, мэм, — поблагодарил удивленный Уилл.
   Они торжественно подняли стаканы и выпили, как обычно это делали в семье Стэнтонов один раз в году, в Рождество, когда всем детям разрешалось выпить вина за обедом.
   Мерримен обошел всех с подносом, и все, взяв стаканы, с удовольствием маленькими глотками стали пить пунш. Рождественский пунш в поместье всегда был восхитительным, хотя было известно, что его готовили по самому обычному рецепту. Пока близнецы, старшие члены семьи, почтительно подошли к мисс Грейторн, чтобы побеседовать с ней, Барбара, потянув за собой Мэри, направилась прямиком к домоправительнице мисс Хэмптон и горничной Энни, участницам театральной труппы, которую Барбара пыталась создать в деревне.
   Мерримен сказал Джеймсу:
   — Вы с младшим братом очень хорошо поете.
   Джеймс улыбнулся. Он был не выше Уилла ростом, хотя и крупнее, и окружающие нечасто тешили его самолюбие, признавая в нем старшего брата.
   — Мы поем в школьном хоре, — ответил он, — и выступаем на фестивалях искусств. В прошлом году даже в Лондоне выступали. Наш преподаватель музыки очень любит фестивали искусств.
   — А я нет, — поморщился Уилл, — все смотрят, все эти мамочки…
   — Еще бы, в Лондоне ты выступил лучше всех в своем классе, — сообщил Джеймс, — естественно, все мамаши возненавидели тебя за то, что ты опередил их драгоценных чад. Я был только пятым в своем классе, — сказал он Мерримену, — голос Уилла гораздо лучше, чем мой.
   — Ой, перестань, — попросил Уилл.
   — Да, это правда, — Джеймс был справедливым мальчиком, он всегда предпочитал реальность вымыслу. — Но это только пока наши голоса не начнут ломаться. Тогда уж никто из нас не будет хорошим певцом.
   Мерримен заметил как бы между прочим:
   — На самом деле у тебя будет прекрасный тенор. Ты сможешь петь почти профессионально. А у твоего брата будет баритон — приятный, но в целом ничего особенного.
   — Полагаю, это возможно, — сказал Джеймс вежливо, но недоверчиво. — Разумеется, сейчас никто не может утверждать наверняка.