– А, действительно, – вспомнил бывший сокурсник. – Было дело. Но все же… что, вот так раз – и бац?
– Вот так раз – и бац, – подтвердил Рад. – Что у нас в России не возможно по блату.
«По блату» – этот аргумент оказался для бывшего сокурсника в высшей степени убедительным, сняв все вопросы.
– Ну что ж, ну что ж. – В голосе бывшего сокурсника отчетливо зазвучали нотки приязни. Рад теперь был уже не тем человеком, что жил у него сторожем. – Уедешь – и все проблемы разрешены. Дотуда не дотянутся.
В густом, все еще сумеречном воздухе затянувшегося утра снова раздался всхлоп двери. Разговор Рада с бывшим сокурсником, хозяином дома, оборвался, оба они одновременно повернули на звук двери головы. На крыльце, в норковой шубке, накинутой на плечи, стягивая на груди полы шубки руками, стояла молодая жена бывшего сокурсника.
– Мальчики! – закричала она, увидев, что они обернулись к ней. – Что за безобразие! Скрести лопатами в такую рань! Прямо как по уху, никакой возможности бедной женщине подрыхнуть всласть! Серж! – обратилась она уже только к мужу, – ты ведь отправился его остановить!
Бывший сокурсник, хозяин дома, перехватил лопату за основание черенка, отчего она приняла горизонтальное положение, и пошел к крыльцу.
– Ты знаешь, – крикнул он на ходу, не отвечая на упрек жены, – наш карбонарий уезжает!
– Как это? Куда это?! – взглядывая на Рада, удивленно воскликнула Пол-Полина.
– В Таиланд! – громче, чем надо, чтобы наверняка услышала и она, и Рад у него за спиной, крикнул бывший сокурсник.
– Какая прелесть! – воскликнула Пол-Полина. Сделала несколько шагов по ступеням вниз – словно ее подхватило внезапно возникшим порывом ветра, – но тотчас остановилась, не отдав себя его воле. – А зачем? Отдыхать?
Бывший сокурсник, как и она, тоже остановился на полпути, не дойдя до крыльца.
– Да, Рад, – проговорил бывший сокурсник, оборачиваясь к нему, – скажи Пол, зачем ты в Таиланд?
– Лясы точить, – негромко сказал Рад. Что было куда ближе к правде, чем объяснение, которое получил от него бывший сокурсник.
– Родине служить! – ответил жене бывший сокурсник, то ли не расслышав Рада, то ли специально перефразировав так. Почти наверняка специально.
– Иди ты на фиг! – бросил ему Рад.
– А ты иди на фиг со своими расспросами! – ретранслировал Пол-Полине слова Рада бывший сокурсник.
Они стояли такой трехзвенной цепочкой – и будто играли в «Испорченный телефон». Будто Пол-Полина с Радом могли переговариваться только через посредство ее мужа, бывшего сокурсника Рада.
– Ты что, Рад, в самом деле на фиг меня посылаешь? – через голову мужа прокричала Пол-Полина. – Совсем озверел здесь, в отшельничестве?
– Совсем озверел? – ретранслировал Раду бывший сокурсник.
– Не без того, – согласился Рад.
– Он озверел, озверел, – подтвердил жене бывший сокурсник.
– Джени уж, во всяком случае, должен был позвонить, – произнесла с крыльца Пол-Полина.
– М-м? – посмотрел на Рада бывший сокурсник. – Слышал? Был бы нормальным человеком – позвонил.
– При чем здесь она? – спросил Рад.
– Вот действительно, при чем? – не обращаясь ни к нему, ни к жене, с картинной риторичностью возгласил бывший сокурсник.
Рад повернулся к ним обоим – и к нему, и к Пол-Полине – спиной, пригнулся к лопате – и огласил воздух ее дребезжащим скрежетанием. Лучшего способа оборвать линию «Испорченного телефона», чем работа, было не придумать. Человек, занятый работой, неприкосновенен.
– Рад! Рад! – тотчас, однако, услышал он сквозь звук лопаты. Это был голос Пол-Полины.
Делать было нечего, не оставалось ничего другого, как прекратить скрести лопатой и повернуться к ней.
– Рад, подойди! – позвала его с крыльца Пол-Полина. – А то я не могу к тебе! – Она подняла ногу и потрясла ею в воздухе, показывая, что не обута для улицы.
Проходя мимо бывшего сокурсника, Рад распорядился, словно хозяином здесь был он, а не бывший сокурсник:
– Убери машину в гараж. Чтобы уж почистить и там, где она стоит.
– Йес, сэр! – прижимая руки к бокам, вытянулся по стойке «смирно» бывший сокурсник.
– Товарищ лейтенант, – поправил его на ходу Рад.
– Есть, товарищ лейтенант! – отчеканил бывший сокурсник. Тут же добавив: – Раскомандовался…
– Рад, Рад! – сказала Пол-Полина, когда он подошел к крыльцу и остановился, глядя на нее снизу вверх. – Ну вот скажи мне, ну в самом деле, ну что такое: почему ты ни разу не позвонил Джени? Она о тебе спрашивает – а ты ни разу!
– Спрашивает? – переспросил Рад. – И что?
– Как что? Странно! Поматросил девушку – и бросил?
Раду хотелось оглушить Пол-Полину чем-нибудь вроде резидентуры, как ее мужа, но ничего подобного в голову больше не лезло.
– Да на фиг я ей нужен, – сказал он.
– Не тебе судить! – отпарировала Пол-Полина.
– Кому ж, как не мне.
– Нет, ты здесь озверел, точно озверел! – Пол-Полина, продолжая кутаться в шубку, начала перетаптываться на крыльце с ноги на ногу – будто пританцовывала; можно подумать – от холода, но на самом деле, знал Рад, это у нее было свидетельством гнева. – Ни черта уже не понимаешь. Она у меня о тебе спрашивала! И удивлялась, почему не звонишь!
– Ну вот скажи, уехал в Таиланд, потому и не звоню. – Рад чувствовал раздражение против себя. Он не нашел нужного тона, и все получалось слишком всерьез. – Будет еще спрашивать – так и скажи. Поняла?
– Поняла, поняла, – станцевала очередное па Пол-Полина. – Все я про тебя поняла. Нет, не поняла: зачем ты в Таиланд, если не отдыхать?
А, сообразил Рад, она же не знает про Дрона, ей известно лишь то, что ретранслировал по «Испорченному телефону» его бывший сокурсник, ее муж.
– Голову еду спасать, – сказал он. – Встречаться с одним человеком. Знакомым, кстати, твоей Джени. И хватит, черт побери! – вырвалось вдруг у него – так неожиданно, словно лез, карабкался на некую кручу, сорвался из-под ноги камень, и он, не успев ни за что схватиться руками, чтоб удержаться, сам таким же камнем полетел вниз. – Звонил, не звонил, озверел! Не знаешь, почему я здесь торчу?! Не знаешь?!
Пол-Полина не ответила. Стояла над ним с выражением испуга в глазах и больше не пританцовывала.
Рад повернулся и, волоча лопату за собой по земле скрежещущим хвостом, двинулся к месту, где до того чистил снег. Внутри в нем визжала и драла его в клочья кошачья стая. Ему было стыдно за свой срыв. Который не шел ни в какое сравнение со вчерашним. Вчерашнему было оправдание – беседа с французским экзистенциалистом. А сегодня без всякой беседы, просто так.
Его бывший сокурсник, хозяин дома, держа лопату на весу, легкой празднично-новогодней походкой тронулся ему навстречу.
– Иду за ключами ставить машину в гараж, как ты приказал, – ядовито проговорил бывший сокурсник, когда они проходили мимо друг друга.
– Да можешь и не ставить, что мне. Твое дело, – бесцветным голосом ответил ему Рад.
Глава пятая
– Вот так раз – и бац, – подтвердил Рад. – Что у нас в России не возможно по блату.
«По блату» – этот аргумент оказался для бывшего сокурсника в высшей степени убедительным, сняв все вопросы.
– Ну что ж, ну что ж. – В голосе бывшего сокурсника отчетливо зазвучали нотки приязни. Рад теперь был уже не тем человеком, что жил у него сторожем. – Уедешь – и все проблемы разрешены. Дотуда не дотянутся.
В густом, все еще сумеречном воздухе затянувшегося утра снова раздался всхлоп двери. Разговор Рада с бывшим сокурсником, хозяином дома, оборвался, оба они одновременно повернули на звук двери головы. На крыльце, в норковой шубке, накинутой на плечи, стягивая на груди полы шубки руками, стояла молодая жена бывшего сокурсника.
– Мальчики! – закричала она, увидев, что они обернулись к ней. – Что за безобразие! Скрести лопатами в такую рань! Прямо как по уху, никакой возможности бедной женщине подрыхнуть всласть! Серж! – обратилась она уже только к мужу, – ты ведь отправился его остановить!
Бывший сокурсник, хозяин дома, перехватил лопату за основание черенка, отчего она приняла горизонтальное положение, и пошел к крыльцу.
– Ты знаешь, – крикнул он на ходу, не отвечая на упрек жены, – наш карбонарий уезжает!
– Как это? Куда это?! – взглядывая на Рада, удивленно воскликнула Пол-Полина.
– В Таиланд! – громче, чем надо, чтобы наверняка услышала и она, и Рад у него за спиной, крикнул бывший сокурсник.
– Какая прелесть! – воскликнула Пол-Полина. Сделала несколько шагов по ступеням вниз – словно ее подхватило внезапно возникшим порывом ветра, – но тотчас остановилась, не отдав себя его воле. – А зачем? Отдыхать?
Бывший сокурсник, как и она, тоже остановился на полпути, не дойдя до крыльца.
– Да, Рад, – проговорил бывший сокурсник, оборачиваясь к нему, – скажи Пол, зачем ты в Таиланд?
– Лясы точить, – негромко сказал Рад. Что было куда ближе к правде, чем объяснение, которое получил от него бывший сокурсник.
– Родине служить! – ответил жене бывший сокурсник, то ли не расслышав Рада, то ли специально перефразировав так. Почти наверняка специально.
– Иди ты на фиг! – бросил ему Рад.
– А ты иди на фиг со своими расспросами! – ретранслировал Пол-Полине слова Рада бывший сокурсник.
Они стояли такой трехзвенной цепочкой – и будто играли в «Испорченный телефон». Будто Пол-Полина с Радом могли переговариваться только через посредство ее мужа, бывшего сокурсника Рада.
– Ты что, Рад, в самом деле на фиг меня посылаешь? – через голову мужа прокричала Пол-Полина. – Совсем озверел здесь, в отшельничестве?
– Совсем озверел? – ретранслировал Раду бывший сокурсник.
– Не без того, – согласился Рад.
– Он озверел, озверел, – подтвердил жене бывший сокурсник.
– Джени уж, во всяком случае, должен был позвонить, – произнесла с крыльца Пол-Полина.
– М-м? – посмотрел на Рада бывший сокурсник. – Слышал? Был бы нормальным человеком – позвонил.
– При чем здесь она? – спросил Рад.
– Вот действительно, при чем? – не обращаясь ни к нему, ни к жене, с картинной риторичностью возгласил бывший сокурсник.
Рад повернулся к ним обоим – и к нему, и к Пол-Полине – спиной, пригнулся к лопате – и огласил воздух ее дребезжащим скрежетанием. Лучшего способа оборвать линию «Испорченного телефона», чем работа, было не придумать. Человек, занятый работой, неприкосновенен.
– Рад! Рад! – тотчас, однако, услышал он сквозь звук лопаты. Это был голос Пол-Полины.
Делать было нечего, не оставалось ничего другого, как прекратить скрести лопатой и повернуться к ней.
– Рад, подойди! – позвала его с крыльца Пол-Полина. – А то я не могу к тебе! – Она подняла ногу и потрясла ею в воздухе, показывая, что не обута для улицы.
Проходя мимо бывшего сокурсника, Рад распорядился, словно хозяином здесь был он, а не бывший сокурсник:
– Убери машину в гараж. Чтобы уж почистить и там, где она стоит.
– Йес, сэр! – прижимая руки к бокам, вытянулся по стойке «смирно» бывший сокурсник.
– Товарищ лейтенант, – поправил его на ходу Рад.
– Есть, товарищ лейтенант! – отчеканил бывший сокурсник. Тут же добавив: – Раскомандовался…
– Рад, Рад! – сказала Пол-Полина, когда он подошел к крыльцу и остановился, глядя на нее снизу вверх. – Ну вот скажи мне, ну в самом деле, ну что такое: почему ты ни разу не позвонил Джени? Она о тебе спрашивает – а ты ни разу!
– Спрашивает? – переспросил Рад. – И что?
– Как что? Странно! Поматросил девушку – и бросил?
Раду хотелось оглушить Пол-Полину чем-нибудь вроде резидентуры, как ее мужа, но ничего подобного в голову больше не лезло.
– Да на фиг я ей нужен, – сказал он.
– Не тебе судить! – отпарировала Пол-Полина.
– Кому ж, как не мне.
– Нет, ты здесь озверел, точно озверел! – Пол-Полина, продолжая кутаться в шубку, начала перетаптываться на крыльце с ноги на ногу – будто пританцовывала; можно подумать – от холода, но на самом деле, знал Рад, это у нее было свидетельством гнева. – Ни черта уже не понимаешь. Она у меня о тебе спрашивала! И удивлялась, почему не звонишь!
– Ну вот скажи, уехал в Таиланд, потому и не звоню. – Рад чувствовал раздражение против себя. Он не нашел нужного тона, и все получалось слишком всерьез. – Будет еще спрашивать – так и скажи. Поняла?
– Поняла, поняла, – станцевала очередное па Пол-Полина. – Все я про тебя поняла. Нет, не поняла: зачем ты в Таиланд, если не отдыхать?
А, сообразил Рад, она же не знает про Дрона, ей известно лишь то, что ретранслировал по «Испорченному телефону» его бывший сокурсник, ее муж.
– Голову еду спасать, – сказал он. – Встречаться с одним человеком. Знакомым, кстати, твоей Джени. И хватит, черт побери! – вырвалось вдруг у него – так неожиданно, словно лез, карабкался на некую кручу, сорвался из-под ноги камень, и он, не успев ни за что схватиться руками, чтоб удержаться, сам таким же камнем полетел вниз. – Звонил, не звонил, озверел! Не знаешь, почему я здесь торчу?! Не знаешь?!
Пол-Полина не ответила. Стояла над ним с выражением испуга в глазах и больше не пританцовывала.
Рад повернулся и, волоча лопату за собой по земле скрежещущим хвостом, двинулся к месту, где до того чистил снег. Внутри в нем визжала и драла его в клочья кошачья стая. Ему было стыдно за свой срыв. Который не шел ни в какое сравнение со вчерашним. Вчерашнему было оправдание – беседа с французским экзистенциалистом. А сегодня без всякой беседы, просто так.
Его бывший сокурсник, хозяин дома, держа лопату на весу, легкой празднично-новогодней походкой тронулся ему навстречу.
– Иду за ключами ставить машину в гараж, как ты приказал, – ядовито проговорил бывший сокурсник, когда они проходили мимо друг друга.
– Да можешь и не ставить, что мне. Твое дело, – бесцветным голосом ответил ему Рад.
Глава пятая
В «Шереметьево» после паспортного контроля, регистрации, сдав чемодан в багаж и оставшись с одной небольшой сумкой через плечо, Рад сел в кресло поодаль от двери, через которую должна была происходить посадка, и достал из сумки взятую в дорогу книгу. Народ вокруг носился из одного магазина беспошлинной торговли в другой, это была пестрая туристическая толпа, отправляющаяся по купленным в агентствах путевкам оттягиваться на пляжах, подставить белое зимнее тело под солнечный ультрафиолет, как бы некое электрическое возбуждение облаком стояло в воздухе, – Рад, отрешась от всего, сидел, не поднимаясь, и, несмотря на мерклый свет, читал.
Книга, что он читал, была «Окаянные дни» Бунина, репринтное издание 1990 года с «ятями». Когда-то, в те самые годы, когда она вышла, он уже читал эти «дни», но, собираясь, взял из дачной библиотеки бывшего сокурсника на чтение в дорогу именно ее. Рука вытащила с полки одну книгу – и вернула на место. Вытащила другую – и тоже поставила обратно, и так третью, четвертую, пятую. А на этой вдруг замерла, взвесила ее зачем-то, хотя весу в ней было, как в пере, и в книжный строй книга уже не вернулась.
«Когда совсъмъ падаешь духомъ отъ полной безнадежности, ловишь себя на сокровенной мечтъ, что все таки настанет же когда нибудь день отмщешя и общаго, всечеловъческаго проклятая тепершнимъ днямъ. Нельзя быть безъ этой надежды. Да, но во что можно върить теперь, когда раскрылась такая несказанно страшная правда о человъкъ?» – читал Рад, удивляясь сам себе, что выбрал для дорожного чтения эту книгу, не какую другую. Дни, описанные в ней, были совсем не похожи на нынешнюю жизнь, но было что-то то ли в книге, то ли в нем самом, что читалось, как детектив, глоталось – будто иссох от жажды и вот наконец пил.
Когда объявили посадку, прежде чем включить себя в зазмеившуюся перед входом в рукав-коридор очередь, Рад из отдаления, натянув шапку козырьком на самый нос, ощупал глазами каждого, кто уже стоял в ней. Конечно, это казалось фантастикой, чтобы его бандитам было угодно собраться туда же, куда и он, и именно в это время, и взять билеты именно на этот самолет, но вместе с тем почему было не произойти фантастическому: его бывшие клиенты любили отдыхать и, судя по их разговорам, обтоптали уже все главные курорты мира, нога их не ступала разве что на Антарктический континент.
Однако его бывших клиентов в очереди вроде бы не было. Лезла на посадку, оттесняя от входа всех других, шумная группа мужчин в кожаных одеждах и с коротко стрижеными головами на крепких, напоминающих бревна шеях, но если это и были бандиты, то не его. Не было знакомых лиц ни среди пар, ни среди тех, что летели с детьми, – хотя некоторые главы семейств физиогномически вполне могли посоперничать с теми, что ломились на посадку поперед всех.
В самолете место его оказалось рядом с проходом. Рад любил сидеть у прохода, и то, что досталось такое место, укололо его отчетливой радостью. Как бы знак удачи почудился в этом. Чувство было дурацкое, и вместе с тем вполне серьезное.
Он сел, сразу пристегнулся и снова погрузился в чтение. Он вынырнул из книги лишь тогда, когда уже были в воздухе, самолет набрал высоту и стюарды со стюардессами повезли по проходам тележки с напитками. Наливали апельсиновый и яблочный сок марки «Джей-севен», молдавское красное и белое сухое вина. Бутылки с минеральной водой стояли невостребованными.
– Минералку, – сказал он, когда тележка оказалась рядом с его креслом. Хотя при том выборе напитков, что предлагался, предпочтение воды всему прочему, да для мужчины его лет, выглядело, наверное, в глазах стюарда и стюардессы довольно странным.
Впрочем, как раз в их глазах не отразилось никаких чувств, среагировал на его просьбу пассажир, сидевший перед Радом. Рад устраивал свою сумку на багажную полку одновременно с ним и обратил на того внимание еще тогда. Мало что он был богатырского сложения и роста, у него еще было и особенное лицо. Лицо человека, исполненного такого высокомерного презрения к миру, будто он заглянул ему под испод, и тот оказался убийственно непригляден. Это было лицо посвященного. «Осторожно! Здесь стоять ничего не будет», – немного погодя, когда Рад уже сидел и читал, не дал он только что подошедшему соседу по ряду поставить его сумку рядом со своей. «Что такое? – возмутился подошедший сосед. – Свободное место. А тесновато – так ничего не поделаешь». «Вот мне не нужно, чтоб тесновато, – холодно сказал „посвященный“. – У меня там ноутбук, я из-за этого ноутбука лечу, и чтоб мне давило на него!»
И вот сейчас, когда Рад попросил минералку, «посвященный» с кресла перед ним повернулся к Раду и воззрился на него с энтомологическим недоумением. Как бы увидев перед собой экземпляр насекомого, обходящегося вместо шести лапок то ли четырьмя, то ли даже двумя. Себе он заказал вина и к бесплатному бокалу взял еще бутылку красного, уже французского, а кроме того, и бутылку кубинского рома.
Книга, что он читал, была «Окаянные дни» Бунина, репринтное издание 1990 года с «ятями». Когда-то, в те самые годы, когда она вышла, он уже читал эти «дни», но, собираясь, взял из дачной библиотеки бывшего сокурсника на чтение в дорогу именно ее. Рука вытащила с полки одну книгу – и вернула на место. Вытащила другую – и тоже поставила обратно, и так третью, четвертую, пятую. А на этой вдруг замерла, взвесила ее зачем-то, хотя весу в ней было, как в пере, и в книжный строй книга уже не вернулась.
«Когда совсъмъ падаешь духомъ отъ полной безнадежности, ловишь себя на сокровенной мечтъ, что все таки настанет же когда нибудь день отмщешя и общаго, всечеловъческаго проклятая тепершнимъ днямъ. Нельзя быть безъ этой надежды. Да, но во что можно върить теперь, когда раскрылась такая несказанно страшная правда о человъкъ?» – читал Рад, удивляясь сам себе, что выбрал для дорожного чтения эту книгу, не какую другую. Дни, описанные в ней, были совсем не похожи на нынешнюю жизнь, но было что-то то ли в книге, то ли в нем самом, что читалось, как детектив, глоталось – будто иссох от жажды и вот наконец пил.
Когда объявили посадку, прежде чем включить себя в зазмеившуюся перед входом в рукав-коридор очередь, Рад из отдаления, натянув шапку козырьком на самый нос, ощупал глазами каждого, кто уже стоял в ней. Конечно, это казалось фантастикой, чтобы его бандитам было угодно собраться туда же, куда и он, и именно в это время, и взять билеты именно на этот самолет, но вместе с тем почему было не произойти фантастическому: его бывшие клиенты любили отдыхать и, судя по их разговорам, обтоптали уже все главные курорты мира, нога их не ступала разве что на Антарктический континент.
Однако его бывших клиентов в очереди вроде бы не было. Лезла на посадку, оттесняя от входа всех других, шумная группа мужчин в кожаных одеждах и с коротко стрижеными головами на крепких, напоминающих бревна шеях, но если это и были бандиты, то не его. Не было знакомых лиц ни среди пар, ни среди тех, что летели с детьми, – хотя некоторые главы семейств физиогномически вполне могли посоперничать с теми, что ломились на посадку поперед всех.
В самолете место его оказалось рядом с проходом. Рад любил сидеть у прохода, и то, что досталось такое место, укололо его отчетливой радостью. Как бы знак удачи почудился в этом. Чувство было дурацкое, и вместе с тем вполне серьезное.
Он сел, сразу пристегнулся и снова погрузился в чтение. Он вынырнул из книги лишь тогда, когда уже были в воздухе, самолет набрал высоту и стюарды со стюардессами повезли по проходам тележки с напитками. Наливали апельсиновый и яблочный сок марки «Джей-севен», молдавское красное и белое сухое вина. Бутылки с минеральной водой стояли невостребованными.
– Минералку, – сказал он, когда тележка оказалась рядом с его креслом. Хотя при том выборе напитков, что предлагался, предпочтение воды всему прочему, да для мужчины его лет, выглядело, наверное, в глазах стюарда и стюардессы довольно странным.
Впрочем, как раз в их глазах не отразилось никаких чувств, среагировал на его просьбу пассажир, сидевший перед Радом. Рад устраивал свою сумку на багажную полку одновременно с ним и обратил на того внимание еще тогда. Мало что он был богатырского сложения и роста, у него еще было и особенное лицо. Лицо человека, исполненного такого высокомерного презрения к миру, будто он заглянул ему под испод, и тот оказался убийственно непригляден. Это было лицо посвященного. «Осторожно! Здесь стоять ничего не будет», – немного погодя, когда Рад уже сидел и читал, не дал он только что подошедшему соседу по ряду поставить его сумку рядом со своей. «Что такое? – возмутился подошедший сосед. – Свободное место. А тесновато – так ничего не поделаешь». «Вот мне не нужно, чтоб тесновато, – холодно сказал „посвященный“. – У меня там ноутбук, я из-за этого ноутбука лечу, и чтоб мне давило на него!»
И вот сейчас, когда Рад попросил минералку, «посвященный» с кресла перед ним повернулся к Раду и воззрился на него с энтомологическим недоумением. Как бы увидев перед собой экземпляр насекомого, обходящегося вместо шести лапок то ли четырьмя, то ли даже двумя. Себе он заказал вина и к бесплатному бокалу взял еще бутылку красного, уже французского, а кроме того, и бутылку кубинского рома.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента