Отсюда, из Пекина, куда отчетливей, чем из России, просматривался «еврейский след» во всех начинаниях СЮ. Витте, председателя Совета министров России. В частности, сооружение КВЖД велось с помощью таких финансовых воротил, как Ротшильд и Мендельсон. Крупные банкиры уже давно облюбовали Россию как промежуточный пункт для распространения своего влияния на Восток. С этой целью были созданы сначала Русско-Китайский банк, а затем и Русско-Азиатский.
   Совсем не случайно многочисленную еврейскую общину в Китае стал возглавлять выходец из России А. Кауфман.
   Как известно, Россия давала приют половине всех живущих на земле евреев. Определив так называемую черту оседлости, русские власти намеревались уберечь от проникновения этого племени в такие важные районы, как Урал, Сибирь и Дальний Восток. Этого, однако, им не удалось. Евреи исподволь, неторопливо прибрали к рукам не только внутреннюю торговлю, они завладели лесопромышленностью, золотыми приисками, пушным делом. Апоскольку граница в Забайкалье была не строгой, то в своих изобретательных гешефтах евреи легко проникали и на территорию Китая.
   С особенной силой освоение Китая началось после Портсмутского мира. Поражение России заметно увеличило мощь еврейского капитала. Всего 15 лет назад русский консул в Шанхае нашел там только одного иудея – Хаймовича. Сейчас еврейская колония Шанхая насчитывала более трех тысяч человек. Само собой, в первую голову они завладели всей торговлей этого богатого международного порта. Из Уссурийского края сюда поступали не только лес и соевое масло, но также контрабандное золото и опиум (в приморской тайге, вдали от глаз, у торговцев имелись целые плантации мака).
   Английской разведке, как определил Корнилов, такое засилье евреев сильно облегчало вербовку агентуры. Каждый иудей был обязан помогать своим единоверцам. Именно евреи, утвердившись в государственном аппарате и в армии, повседневно оказывали властное давление на китайское правительство. Как их было называть? Шпионами? Нет, вернее всего – агентами влияния. И Лавр Георгиевич снова обращался к капитальному труду философа Сун Цзы, рассуждавшего об искусстве одерживать победы над врагом без обнажения меча: «Внутренние шпионы – это те чиновники врага, которых мы используем. Среди вражеских чиновников есть такие, которые стремятся воспользоваться поражением и гибелью своего государства, чтобы проявить собственные способности».
   На мобилизацию этих способностей, как заметил Корнилов, нацеливались всевозможные общественные организации. Одна из них – «Общество по спасению китайских евреев». Интересно, от кого оно намеревалось спасать евреев? От китайцев?..
   Так русский военный агент постигал основной принцип еврейской ползучей экспансии: орать во все горло о своих несчастьях, а тем временем тихой сапой проникать во все щелочки государственного аппарата.
   С годами еврейский метод обретал все более решительный характер. В «Протоколах сионских мудрецов», в том разделе, где речь идет «о системе обуздания гоевских правительств в Европе», авторы высказываются с предельной откровенностью:
   «Одному из них мы покажем свою силу покушениями, т. е. террором, а всем, если допустить их восстание против нас, мы ответим американскими, или китайскими, или японскими пушками».
   Совсем недавно русская армия уже испытала силу японских «шимоз». Пришлось узнать России и мощь американского золота – новейший флот Японии был выстроен на деньги банкиров США. Теперь, как видно, ей предстоит испытать и смертоносный3 Заказ 306 навал многомиллионного, до поры до времени дремлющего Китая. Во всяком случае, предупреждение об этом состоялось.
   Толща океана раскачивается долго. Для этого потребны мощные подземные толчки или же свирепый шквальный ветер. Грозными толчками были «опиумные» войны и недавнее «боксерское» восстание. Сейчас как отголоски этих прошумевших бурь над просторами Китая носится ветер народного недовольства засильем иностранцев. Упор при этом делается на умы и чувства молодых китайцев – стариков уже не раскачать. Внимание русского военного агента привлекали две организации: Китайская революционная лига и гоминьдан. Как одна, так и другая главный упор делали на разжигание национализма. Доктор Сунь Ятсен, руководитель гоминьдана, обращаясь к молодым китайцам, закладывал в их души чувства превосходства желтой расы: «Если говорить об уме и талантливости народа, то китайцы с древних времен не имеют себе равных. Китайский народ унаследовал никем не превзойденную пятитысячелетнюю культуру. Соседние страны либо приносили дань Китаю и объявляли себя его вассалами, либо домогались его дружбы».
   Примечательно, что китайские националисты признавали равенство только одной культуры, столь же древней, – еврейской…
   Целые века дремлющий Китай соблюдал принцип: «сидеть на горе и наблюдать за схваткой тигров». В последние годы древняя сонливость все чаще сменялась приступами неистовой агрессивности. Тот же доктор Сунь Ятсен однажды указал на просторы плохо освоенной России и обронил, что примерно полтора миллиона гектаров русской Сибири и Приморья некогда находились под властью китайского богдыхана.
   Неужели России доведется испытать еще и мощь китайского нашествия?!
   Население Китая увеличивается с каждым годом. Скоро им станет тесно на своей земле. Избыток людской массы неминуемо спровоцирует выброс в ту сторону, где достаточно места для поселения и труда. Сомнений нет, такой стороной, и единственной, является Север. Там, за Великой Китайской стеной, лежат без всякого призора необозримые пространства.
   Мысли русского военного агента стали тревожны. Любой дипломат знает, что нет и не может быть постоянных союзников-друзей, существуют лишь постоянные интересы государства. Но каким образом эти интересы согласовать с постоянным соседством, особенно с таким, как распухающий Китай? Сейчас китайцы разговаривают на восьми разных диалектах, своего рода языках. Житель юга страны совершенно не понимает северного жителя, а западное население не имеет языка с восточным. Страшно будет, если этот «Вавилон» вдруг заговорит на одном общем языке!В интересах ли России способствовать могуществу такого грозного соседа? Ужас монгольского нашествия еще жив в генетической памяти русского народа…
   Так или примерно так размышлял Корнилов в последний год своей китайской командировки.
   Четыре года в Китае обогатили научный багаж Корнилова.
   В Китае из офицера русской стратегической разведки родился глубокий и основательный исследователь исторического прошлого народов, чьим уделом стало тесное сожительство на просторах европейских и азиатских.
   Китай и Россия… Монголы и степь – бескрайние просторы, обрывающиеся в синий океан за Гибралтаром… Ставка Хубилая в древнем и изнеженном Пекине, ханский бунчук Чагатая над дворцами и минаретами Багдада, столица батыевой Золотой Орды на берегах Итиля (Волги)…
   Из Пекина мысленному взору русского военного агента представился совершенно иной ход событий в мировой истории.
   По всему гигантскому простору Поднебесной, словно грибы после дождя, возникали разнообразные организации типа: «Товарищество Гунги», «Ассоциация Неба и Земли», «Белый лотос», «Три соединенных общества». В самом центре империи, в Пекине, обосновался орден Сан Хо Гоэн. Деятельность этих организаций, маскирующихся под замысловатыми названиями, протекала весьма скрытно. Уже в последний год своей китайской командировки Лавр Георгиевич выяснил, что верховный гроссмейстер ордена Шюа Ким Фан поддерживает постоянную связь с американским городишком Чарлстоном, а там – и об этом знали все разведки мира – обосновалась главная база мирового масонства.
   Америка… Чарлстон, Портсмут… В Портсмуте царского премьер-министра Витте заставили отдать японцам половину Сахалина и Курильскую гряду.
   Молоденькая, но чрезвычайно шустрая держава из-за океана все решительней отказывалась от политики изоляционизма и все активней заявляла о себе и о своих правах. Именно в Китае Лавр Георгиевич впервые услышал имена трех американских финансистов: Шифф, Зеликман и Варбург. Эта троица учредила специфическую организацию сугубо закрытого типа и назвала ее ложей «Бнай-Брит» («Сыны завета»). Доступ в ее ряды был далеко не каждому. Агенты этой ложи очень активно проявили себя в борьбе за право постройки железной дороги через Персию, затем прочно обосновались в султанской Турции, а уж оттуда стали простирать свои щупальца на Россию и Китай.
   Имя Якоба Шиффа все ощутимей нависало над Россией. Это он ссудил Японию деньгами и науськал январской темной ночью напасть на русскую эскадру в Порт-Артуре. Бандитский ночной налет сильно подорвал морскую мощь России на Дальнем Востоке.
   Незнание Востока, а главное – нежелание его узнать китайцы считали общим грехом европейцев. В среде просвещенной китайской знати давно укоренился твердый взгляд на всех живущих в Европе как на цивилизованных дикарей. Сравнить хотя бы основы грамоты – алфавит. Старинная китайская письменность насчитывает около ста тысяч иероглифов. Так что какое может быть сравнение!
   Новый русский военный агент жадно принялся пополнять свои знания о Востоке и этим вскоре обратил на себя внимание китайцев, особенно армейской офицерской молодежи. Кое с кем у Корнилова завязались дружеские отношения. Благодаря этому он сумел разузнать, что всем его попыткам получить разрешение на поездку в районы Равалпинди или Пешавара чинятся препятствия не где-нибудь, а в посольстве Великобритании. Англичане по-прежнему не спускали с него глаз.
   Для Корнилова, не привыкшего к праздности, вынужденное безделье представлялось истинным мучением.
   Русского полковника со скуластым коричневым лицом часто видели в тесных лавчонках возле величественной пагоды, на улочках ремесленников, заставленных игрушками и жестяной посудой, в магазинах книг и рукописей, чьи фасады украшали длинные полотнища с иероглифами.
   И разумеется, он много читал – по своему обыкновению, с карандашом в руках.
   Однажды на приеме в императорском дворце Лавр Георгиевич разговорился с молоденьким офицером Чан Кайши. Тот уезжал в Японию на учебу и был возбужден открывающимися перспективами своей карьеры.
   Перед Корниловым находился любопытный представитель военного сословия древней страны, в котором самоуверенная хлы-щеватость как бы подчеркивала признаки явного вырождения: удлиненное лицо с невыразительным подбородком, скверные зубы и редкие волосы на голове, обещавшие раннее облысение. Разговор шел на китайском языке, и Чан Кайши с первых же слов похвалил отменный выговор своего собеседника. Беседу он начал издалека, заметив, что нигде, как только на Востоке, народам удалось сохранить изначальные духовные ценности, в наши дни начисто утраченные европейцами. Он не сомневался, что именно эти сохраненные богатства духа и лягут в основу будущего миропорядка. В самом деле, разве обыкновенная грамотность и первоначальные гигиенические навыки имеют большее значение, нежели воинственность, религиозность, честность и простодушие?
   Русский военный агент, блистая парадным мундиром, любезно улыбался и не находил слов для возражений.
   Корнилову было известно, что молодые офицеры китайской армии входят в тайную организацию под названием «Китайскаяреволюционная лига». Несомненно, Чан Кайши состоял членом этой лиги и, разумеется, был там не на последних ролях. Будущие революционеры провозглашали два четких лозунга: «Каждому пахарю – свое поле!» – и самый главный: «Одна страна, одна партия, один вождь!»
   Национализм, это приходилось признавать, становился сильно действующим инструментом в политической борьбе. Офицерская молодежь Китая склоняется даже к оголтелому национализму, к настоящему культу желтой расы…
   Однако с какой стати Чан Кайши высмотрел в праздничной толчее русского военного агента и завел с ним эту ученую беседу? Лавр Георгиевич подозревал, что в намерения молоденького офицера входил какой-то расчет, поэтому он натянул маску любезности и приготовился к состязанию улыбок и недомолвок.
   Подтверждая подозрения Корнилова, его развязный собеседник отнесся к нему с восточной учтивостью, назвав его д а г э (старший брат), при этом самого себя он именовал уничижительно с я о д и (младший брат).
   Движением бровей Чан Кайши указал в сторону английского посланника, о чем-то оживленно беседующего с престарелым китайским аристократом, толстым, важным, в длинном шелковом халате. О высокой родовитости китайца свидетельствовали необыкновенно длинные ногти на пальцах – знак того, что его руки никогда не знали такого позорного занятия, как труд. Англичанин почему-то слишком горячился. Его не остужала даже величественная невозмутимость собеседника. С тонкой усмешкой Чан Кайши проговорил:
   – Англичане, как обычно, с охотой подают различные советы. Однако вся их забота рассчитана исключительно на чужих. У себя дома ни один из них не рискнет осуществить даже часть своих замечательных проектов.
   После этого беседа потекла свободнее.
   Чан Кайши напомнил русскому полковнику, что китайцы долгое время были признательны своим русским братьям за бескорыстную поддержку в их борьбе с иностранным засильем. Особенно это сказалось при заключении Симоносекского договора. Именно Россия тогда сохранила целостность Китая, не позволив иностранным хищникам приступить к территориальному разделу Китая. Любовь к русским, продолжал Чан Кайши, надежда на помощь русских были настолько велики, что одно время поговаривали, будто с Севера вот-вот явится некий «барон Иван» и восстановит великую империю Чингисхана. Что же нарушило столь сердечные отношения между старинными соседями? «Боксерское» восстание, вернее, участие России в его жестоком подавлении. Николай II позволил втянуть себя в эту позорную акцию и тем самым продемонстрировал, что Россия подло предала своегодавнишнего друга и союзника. Такие поступки не забываются вовеки!
   Продолжая беседу с приемами цветистой восточной учтивости, Чан Кайши дал понять своему собеседнику, что Россия, предав Китай, не выиграла ровным счетом ничего. Как выяснилось, он был прекрасно осведомлен о спекулятивных аферах придворной шайки Безобразова. Получение концессий и перепродажа их ловким иностранцам приносили спекулянтам гигантские барыши. А сколько перепадало в карманы прохвостов при проведении железной дороги через Маньчжурию! Куда же смотрит русское правительство? Когда же наконец стукнет кулаком сам царь? Почему они не остановят это наглое воровство? Корнилову стало неловко, когда он услышал, что супруга Безобразова, боясь ареста, заблаговременно убралась из Петербурга и принялась вить гнездышко в Швейцарии. Сам Безобразов смотрит на свои аферы в России как на доходное шабашничество. Нашарив золотую жилу, он торопится нажиться и сбежать под крылышко супруги… Что же, ради процветания таких прохвостов император Николай II и принял участие в кровавом походе на Китай?.. Трудный, невыносимо трудный разговор!
   Видимо, в намерения молодого китайского офицера входило разузнать как следует об умонастроении русского военного агента. Он вдруг упомянул о том, как изумился покойный император Александр III, когда ему в руки попал документ под названием «О присоединении к России Монголии, Тибета и Китая». Речь шла о том, что прогнившей династии Цин суждено в скором времени пасть. Русскому правительству необходимо заблаговременно подумать об усилении своего влияния на Дальнем Востоке. (Генерал Куропаткин, например, с военной прямотой предлагал «обратить Китай в Бухару» и указывал на опыт славного Скобелева.) Кульминацией этой экспансии явился бы приезд в Петербург депутации из Пекина с просьбой принять население Китая, Тибета и Маньчжурии в российское подданство. Проект был настолько смел, что осторожный и осмотрительный Александр III оставил на документе изумленную визу: «Все это так ново и фантастично, что с трудом верится в возможность успеха…» Николаю II, занявшему отцовский трон, этот проект свалился на голову по наследству. Растерявшись, он не нашел ничего лучше, как посоветоваться с Витте. Затем каким-то образом к делу подключился тибетский врач Бадмаев… Все завершилось тем, что в 1904 году в Лхасу вступили англичане и стали вновь приглядываться к Афганистану.
   Под ясным и прямым взглядом своего собеседника Лавр Георгиевич смущенно потупился. Что и говорить, Николай II не рожден настоящим самодержцем. Чиновничек, «человек 20-го числа»…Внезапный разговор двух офицеров, китайского и русского, протекал вопреки восточным канонам. Обыкновенно беседующие не торопятся – это попросту неприлично. Сидят, потягивают кальян, роняют замечания и ухитряются высказать вроде бы все, но, по сути дела, ничего нового не выдать. На этот раз корнилов-ский собеседник поразил его своей необыкновенной откровенностью. Чан Кайши с горечью поведал, что в Китае патриотические чувства объявлены атавизмом, вредным пережитком и ленивые, заплывшие жиром сановники гордятся полнейшим отсутствием национального самосознания.
   В голосе китайца зазвучали живые человеческие нотки. Лавр Георгиевич бросил на него летучий, но острый взгляд. Нет, боль национального унижения звучала натурально. Корнилов удивился. Обыкновенно китайцы умело маскируют душевные порывы. Даже при разговоре о смерти близких они обязаны улыбаться, ибо никто из посторонних не должен огорчаться чужой бедой.
   Помогая молодому человеку справиться со смущением, Корнилов заговорил о своей недавней находке в книжной лавке: он купил китайский перевод «Капитанской дочки» Пушкина и редкое издание Конфуция.
   – Конфуция? – удивился Чан Кайши. – Но это же высохший тысячелетний труп!
   Он вполне оправился от недавнего припадка откровенности, и дальнейшая беседа стала вновь напоминать искусное фехтование на словах.
   В завершение разговора Чан Кайши словно невзначай проговорился, что, по сведениям, англичане носятся с планом раздела Афганистана и предлагают императрице Цыси захватить Бадах-шан (Памир). Но разве эта провинция не принадлежит России как наследство от недавнего Кокандского ханства?
   В словах китайского офицера Корнилову послышался упрек в пассивности. Но разве он бездельничает, развлекается вместе с посольскими? Он рвется на север… так не пускают же! Смешно сказать: о том, что ныне происходит в приграничных провинциях Индии и Афганистана, он знал гораздо больше, когда тянул лямку в Туркестане. Здесь же, в Пекине, – как в клетке! А тем временем срок его пребывания в Китае истекает – скоро уже четыре года. По обычаям русской армии ему предстоит, как военному, отбыть командный ценз в войсках, в строю… Чан Кайши тонко улыбнулся и многообещающе обронил китайскую поговорку, схожую с русской: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».
   Они сердечно распрощались, а вскоре Лавр Георгиевич получил долгожданное разрешение поехать на север, в район Пешавара.
   Разговор с молодым китайским офицером, уехавшим в Японию учиться, долго не выходил у Корнилова из головы. Чего добился Чан Кайши, втянув его в беседу, вернее, в чем емуудалось заставить проговориться русского военного агента? Как будто бы ни в чем… Тогда хочешь не хочешь, а выходило, что этот разговор помог получить разрешение на поездку в Пешавар. Однако какой же в этом расчет для самого Чан Кайши?..
   Ничего не решив, Лавр Георгиевич стал собираться в дорогу.
   Англичане тщательно обставили поездку русского военного агента. Лавр Георгиевич чувствовал себя как взнузданный конь: ни шага в сторону. Даже своими острыми глазами степняка он сумел разглядеть очень немного – ровно столько, сколько ему позволили, казалось бы, сердечные, улыбчивые на все зубы хозяева. Корнилов убедился, что англичане умеют льстить не хуже самого ничтожного китайского чиновника.
   Впрочем, сквозь бархатную перчатку вынужденного гостеприимства то и дело давала себя знать железная рука давнишнего непримиримого соперника. Так, генерал Барроу, начальник английского гарнизона, сумел в первый же час за традиционным чаепитием вклеить презрительное напоминание о том, что Россия всего каких-то двести лет назад, только при Петре Великом, избавилась наконец от унизительной дани крымскому хану.
   Старый колониальный служака, генерал Барроу демонстрировал истинно азиатскую выучку. В Азии обыкновенно позволяют себе резкость и грубость только в том случае, если чувствуют за собой перевес в силе. Корнилову ничего не оставалось, как мобилизовать свою выдержку и до последней пуговицы застегнуться в мундир дипломатической вежливости. Ему во что бы то ни стало требовалось получить возможность хоть краем глаза взглянуть на оборонительные линии по Инду.
   Генерал представил русскому гостю двух своих помощников. Оба осклабились, однако имена свои произнесли невнятно. Один из них был в чине капитана. От Корнилова не укрылось, как этот капитан взглянул на старинный перстень на его мизинце – словно на давнишнего знакомого. Лавр Георгиевич понял, что этот словоохотливый и улыбчивый без всякой меры офицер представляет здесь английскую секретную службу. Скорее всего он и будет его спутником в поездке.
   «Сэр Эбан…» – так несколько раз за время разговора обращался генерал Барроу к капитану. Корнилов насторожил слух. Сомнений не оставалось: офицер-секретчик был не англичанином, а иудеем. Впрочем, об этом свидетельствовала и физиономия чернявого улыбчивого капитана, особенно выражение восточных маслянистых глаз.
   Генерал Барроу дал разрешение лишь на осмотр Пишинского укрепленного лагеря. Правда, добавил, что гость сможет присутствовать на военных маневрах. Настаивать, спорить было бесполезно. Генерал демонстрировал высокую колониальную дрессировку: сквозь его изысканную вежливость так и лучилось британское высокомерие.
 
   Это был старый агент британской секретной службы на Востоке Абба Эбан, впоследствии министр иностранных дел Израиля.
 
   Ранним утром капитан, спутник Корнилова, заехал за гостем в гостиницу. Он был одет по-дорожному, с фляжкой на ремне. Лавр Георгиевич, собираясь, оставил чемодан в номере. Он не сомневался, что в его вещах основательно пороются. Кое-какие бумаги он оставил на самом дне чемодана.
   У капитана хватило ума не корчить из себя армейского бурбона. Этим он отдавал дань проницательности своего спутника. Поэтому вся долгая дорога прошла в занимательном разговоре. Оба вспомнили о миссии Юнгесбенда, английского капитана, проникшего 15 лет назад в Кашгар и там подбившего китайские власти выставить вооруженные посты на берегу озера Яшиль-куль. На эти посты наткнулся отряд семиреченских казаков под командой полковника Ионова. Отряд поднимался в горы из Ферганской долины. Военные посты состояли из местных киргизов. Они испугались казачьего отряда. Полковник Ионов выпучил глаза на этих жалких вояк и свирепо рявкнул: «А ну прочь с русской земли!» Этим весь опасный инцидент был исчерпан. Сейчас перевал Байкара назван именем полковника Ионова…
   Маневры, которыми «угостили» русского военного агента, представляли внушительное зрелище. Наряду с двумя чисто английскими батальонами участвовали два туземных пехотных полка и один кавалерийский полк, а также артиллерийская батарея, несколько полевых госпиталей и обозные части. Лавр Георгиевич мгновенно вспомнил недавнее предостережение Чан Кайши насчет английских козней подбить китайцев на захват высокогорного Бадахшана. Похоже, это нешуточное воинство готовится к наступательной экспедиции. Уж не на Бадахшан ли?
   Своей поездкой Корнилов остался в общем-то доволен. Его удовлетворения не омрачила даже кража чемодана. Капитан, его спутник, притворно смущаясь, объявил, что в гостиничный номер Корнилова проникли воры. Однако он заверил гостя, что местные власти непременно отыщут наглых грабителей. Так оно и оказалось: чемодан вскоре нашелся, все вещи были целы, пропали лишь бумаги…
   Выслушивая извинения хозяев, Лавр Георгиевич подумал о том, что в его досье, которое давно уже ведется в Лондоне, лягут новые страницы. Ему теперь уже никак не скрыться от внимательных английских глаз. И кто предскажет, какой конец может иметь это постоянное и пристальное внимание? «Сумел» же умереть скоропостижно славный генерал Скобелев. И где умереть-то: в самом центре Москвы, в гостинице на Тверской. И от чего: от одного глотка шампанского!Как это ни странно, удачная поездка русского военного агента в Пешавар вызвала толки в придворном и дипломатическом мирке Пекина. Посол Гире дал понять Корнилову, что всякому терпению имеется предел.
   Возвращение Корнилова в Россию, как и следовало ожидать, объяснялось необходимостью отбыть командный ценз в строю.
   Лавр Георгиевич уезжал на Родину со стесненным сердцем. Моментально вспомнилось: за свою первую вылазку в Кашгар ему… объявили выговор в приказе. В сущности, ту же самую «награду» он получил и теперь. Воистину, надо уметь служить в России! Однако совсем не это занимало корниловские мысли. Его не оставляло подозрение, что вся поездка в Пешавар была подстроена и лукавый Чан Кайши сыграл при этом главную роль. Во-первых, на параде русскому военному агенту наглядно продемонстрировали силу колониальных войск (острастка на случай заварухи в Бадахшане); во-вторых, толки в окружении императрицы Цыси побудили посла Гирса расстаться наконец с назойливым полковником.