Страница:
произошла в "зале ожидания" - в убежище на "Кировской".
Сосредоточение власти в руках одного человека, воля Сталина и его
способность "выдержать характер", как мы наблюдали это в трудные дни обороны
Москвы или Сталинграда, сыграли немалую роль в достижении победы.
Сам Сталин был до крайности загружен чисто военными вопросами. Однако,
что меня больше всего удивляло в работе Ставки и лично Сталина, так это
недооценка роли организации в деле руководства войной. Теоретически он
признавал важность отработки организации всех государственных органов, но
почему-то на практике мало уделял этому внимания. Надо сказать, что еще в
предвоенный период Сталин не установил четкой разграничительной линии в
своих функциях с наркомами Обороны и Военно-Морского Флота, руководя ими.
\471\
Результатом непонятной недооценки организации со стороны Сталина хорошо
известным мне был, я бы сказал, больной вопрос о многочисленных подчинениях
и переподчинениях флотов сухопутным начальникам в ходе войны, его нежелание
до 1944 года ясно определить, что такое оперативное подчинение. Поэтому и
применялись в приказах такие выражения: "Применить к делу Черноморский
флот".
Как ни парадоксально, но только в 1944 году была издана директива о
том, что Нарком Военно-Морского Флота является и Главнокомандующим флотами.
Недооценка Сталиным вопросов организации усугублялась тем, что люди,
готовившие директивы, не всегда считались с мнением и предложениями моряков.
Недостаточно учитывая сложности таких, например, операций, как десантные, и
упрощая их, они долго держали от нас в секрете намеченные операции, не давая
нам, морякам, нужного времени для подготовки, а потом заставляли спешить.
Присутствие непосредственно на фронтах в качестве представителей Ставки
таких военачальников, как Г. К. Жуков и А. М. Василевский, приносило, на мой
взгляд, огромную пользу. На первом этапе войны это было просто необходимо,
так как требовалась непосредственная связь Ставки с фронтами и помощь
знающего замысел Ставки опытного военачальника. Вот почему представителям
Ставки было предоставлено право не только координировать действия фронтов,
но и руководить операциями. Их роль высоко оценил И. В. Сталин. Недаром едва
кто-нибудь из представителей Ставки возвращался в Москву, как Верховный уже
спрашивал, когда он снова думает выехать на фронт.
В войска посылались не только представители Ставки, но и другие
руководящие работники центрального аппарата.
Когда складывалась, допустим, тяжелая обстановка на каком-нибудь флоте,
И. В. Сталин обыкновенно спрашивал у меня:
- Кто командует флотом?
И выпытывал подробности: что за человек, давно ли на этом флоте. А
потом предлагал:
- А не послать ли туда кого-либо из ваших заместителей?
И, не дожидаясь ответа, иногда сам называл \472\ кандидатуру.
Так, в трудные для Таллинна, Одессы, Ленинграда и Севастополя дни на
флоты выезжали мои заместители И. С. Исаков, И. В. Рогов, Л. М. Галлер, Г.
И. Левченко, В. А. Алафузов.
А порой И. В. Сталин приказывал:
- Вам следует самому выехать туда и разобраться.- И сразу спрашивал: -
Когда выезжаете?
Только тогда считал вопрос исчерпанным.
В своей работе Ставка всецело опиралась на слаженный аппарат Генштаба.
Без участия этого большого высококвалифицированного аппарата Ставка не
принимала ни одного серьезного решения. В самые трудные дни 1941 года в
Ставке, как правило, можно было встретить начальника Генерального штаба
вместе с ответственными оперативными работниками. Начальник Генштаба являлся
и докладчиком и основным советником Верховного Главнокомандующего. На
основании сведений с фронтов, анализа событий он составлял свой доклад.
Как я уже заметил, Ставка в полном составе, кажется, никогда не
собиралась. И. В. Сталин предпочитал советоваться в первую очередь с теми
военачальниками, которые непосредственно принимали участие в подготовке той
или иной операции или на которых было возложено выполнение директивы Ставки.
В войну дорога каждая минута, и часто оперативные вопросы требуют срочного
решения. Проводить многолюдные совещания не было ни возможности, ни нужды.
За одним столом с военачальниками на совещаниях в Ставке или ГКО
обсуждали вопросы руководители партии и правительства, наркомы различных
отраслей промышленности, директора крупных заводов.
Сражалась вся страна, весь народ. Наркоматы авиационной, танковой
промышленности, вооружения и боеприпасов, да и другие промышленные отрасли
были своего рода трудовыми фронтами со своими командирами и бойцами.
Припоминаю послевоенные беседы с бывшими наркомами И. Ф. Тевосяном, В.
А. Малышевым, А. И. Шахуриным, И. И. Носенко.
- А ведь на заводах, пожалуй, было не легче, чем на фронте,- заметил
однажды В. А. Малышев.
Действительно, для любой крупной задуманной \473\ Ставкой или
командованием операции - наступательной или оборонительной - надо было
поставить фронту самолеты, танки, корабли, боеприпасы, продовольствие,
обмундирование - всего не перечислишь.
Решая одновременно военные и хозяйственные задачи, Ставка и ГКО как бы
сливались в единый государственный орган - гибкий, оперативный, быстро
реагирующий на обстановку. Бывая у Верховного Главнокомандующего по вопросам
оперативным, я почти всегда встречался с представителями ГКО. Они часто
присутствовали при обсуждении крупных военных операций и докладывали о
степени подготовки промышленности к задуманным планам. Помню, нередко сразу
тут же принимались решения по оборонным наркоматам.
И. В. Сталин при решении важных вопросов имел обыкновение вызывать
непосредственных исполнителей, знакомиться с их точкой зрения. Кстати,
посоветовавшись с людьми, он любил принятое решение оформить тут же, в их
присутствии, диктуя содержание будущего документа начальнику Генштаба или
Поскребышеву.
Из военных чаще всего у Верховного бывали командующие фронтами и
армиями. Но несколько раз в Ставке я видел рядовых - летчиков, танкистов,
артиллеристов: Сталин допытывался, как они относятся к новым образцам
оружия, поступающим на фронт.
Мне довелось много беседовать с А. М. Василевским, который, пожалуй,
чаще других встречался с Верховным Главнокомандующим во время разработки и
осуществления крупнейших наступательных операций наших войск.
Александр Михайлович подтверждает, что Верховный Главнокомандующий в
его присутствии вызывал для рассмотрения того или иного вопроса
руководителей с фронтов и из тыла. В приемной Верховного можно было
встретить наркомов и директоров заводов, на которых возлагались
ответственные задачи по выполнению заданий ГКО и Ставки. Сталин всегда
требовал исчерпывающих сведений по любому обсуждающемуся вопросу и не
упускал случая воспользоваться советом этих товарищей.
Мне, как моряку, хочется добавить, что Сталин внимательно следил и за
обстановкой на флотах. Он не раз вызывал меня для уточнения флотских
вопросов, когда \474\ я испрашивал разрешения на проведение той или иной
крупной операции на море. Часто он требовал от меня обстоятельного доклада,
когда шли конвои в Мурманск и Архангельск, когда принимались в Англии и
переводились в наши базы принятые в счет итальянского трофейного флота
английские и американские корабли, или думал о судьбе Балтийского флота,
когда в сентябре 1941 года положение в Питере было очень серьезным. Таких
примеров можно привести множество.
На одной встрече с читателями меня спросили: "Верно ли, будто И. В.
Сталин не любил, когда ему возражали?" Как можно было ответить коротким "да"
или "нет"? Иногда Сталин действительно не терпел возражений. Но во многих
случаях терпеливо выслушивал их, и люди, имевшие свою точку зрения, нередко
даже нравились ему. Таково не только мое мнение. В апреле 1968 года мне
довелось беседовать на эту тему с маршалом К. К. Рокоссовским. Он прямо
сказал:
- Если мне удавалось обосновать свою точку зрения, Сталин всегда
соглашался со мной.
Конечно, случалось, что Сталин прерывал докладчика, даже очень резко.
Но это бывало, когда ему казалось, что тот плохо знает суть вопроса. Сталин
любил доклады обоснованные, убедительные, продуманные.
Работал Сталин много. И в редкие минуты отдыха он не мог обойтись без
дела. Иногда разговор в служебном кабинете затягивался. Он смотрел на часы:
- Пора ужинать. Прошу ко мне.
Его квартира находилась в том же здании в Кремле, где и рабочий
кабинет. Сам он обычно пользовался внутренним ходом, а мы спускались к
вешалке, одевались и входили в квартиру через арку со двора.
Вспоминаю, с каким любопытством я впервые поднимался по ковровой
дорожке красного цвета на второй этаж. Я и не ожидал увидеть богато
обставленную большую квартиру, но все же был до крайности удивлен
скромностью обстановки. Небольшая прихожая была отделана деревом. Прямо из
нее - дверь в столовую. Все комнаты, расположенные вдоль одной стены, с
окнами на царь-пушку и Успенский собор, видны через открытые двери столовой.
В спальне - простая кровать и ничего лишнего.
Создавалось впечатление, что Сталин привык с давних пор к заведенной
обстановке, к известной всем одежде (китель, шинель, фуражка) и не любил
никаких \475\ перемен. Так, в пору, когда он носил серый полувоенный китель
с отложным воротником, я всего один раз видел его в новом кителе более
темного цвета. В конце войны он сменил свой китель на маршальский мундир,
который продолжал неизменно носить и став Генералиссимусом.
Небогатыми были и сервировка стола и меню. Мы усаживались, каждый сам
себе клал на тарелку немудреную еду, и опять продолжались те же разговоры,
что велись в служебном кабинете.
В праздник 1 Мая, в День Воздушного Флота нас приглашали на дачу. В
этом случае встречи тоже носили полуофициальный характер. Обед проходил
обычно на лужайке. Стол человек на 40-50 накрывался еще до приезда гостей,
на него ставили холодные закуски. Рядом, на отдельном столе, в баках с
закрытыми крышками стояли горячие блюда. Каждый брал свою тарелку, подходил
к бакам и выбирал по своему вкусу суп, борщ или уху. Первым это обычно делал
сам хозяин.
Стол и здесь не отличался излишествами даже в большие праздники. В
самом начале провозглашались различные тосты, а через несколько минут за
столом снова велись деловые разговоры.
По времени обед долго не затягивался, и только однажды гости, помнится,
после обеда развлекались игрой в городки и на бильярде.
Бесспорно, Сталин был гостеприимным хозяином. Деловые разговоры за
столом временами сменялись шутками, рассказами о былом. Сталин умел и
пошутить - остроумно, весело.
"Достойным Верховным Главнокомандующим" называет И. В. Сталина в своей
книге маршал Г. К. Жуков. Примерно такого же мнения и другие военачальники.
Сталин был волевым и авторитетным человеком, что очень важно для
государственного деятеля. С военной точки зрения он умел правильно оценить
обстановку на фронте, ухватить главное, звено, принять решение и добиться
его выполнения. Нужно признать, что в ходе войны он быстро освоился с ее
характером, особенностями, смело выдвигал молодых, талантливых
военачальников, прислушивался к их советам, с интересом вникал в самые
мельчайшие детали.
Я не берусь нарисовать обстоятельный портрет этой необычайно сложной
личности. Бесспорно одно: у него были и ошибки, но нельзя отрицать великих
свершений, \476\ которых добилась страна под его руководством, принижать
выдающуюся роль И. В. Сталина в годы Великой Отечественной войны.
Объективная оценка деятельности И. В. Сталина, его положительных и
отрицательных черт, содержится в известных документах ЦК КПСС.
Мне приходилось беседовать со многими людьми, которые встречались со
Сталиным, работали вместе с ним, и я не помню ни одного человека, который не
отдал бы должное его уму, знаниям, железной воле. Сталин - многогранная
натура, и рассматривать только одну грань его личности, забывать другие
черты его характера - это значит уходить от правды.
Советские войска приближались к Берлину, хотя бои принимали порой
чрезвычайно ожесточенный характер. Гитлер и его приближенные, чувствуя свой
неизбежный крах, не жалели солдатских жизней, чтобы хотя бы на несколько
дней продлить свое существование. Быстрое продвижение советских войск на
Западе считали чудом. Но это было логическое завершение всех событий второй
мировой войны. Побеждал самый передовой в истории человечества общественный
строй, самая жизнеутверждающая социалистическая идеология. Фашистский рейх
расплачивался за все злодеяния, которые он принес народам Европы.
Обстановку на приморских направлениях в ту весну определяло наступление
советских войск в Восточной Пруссии и Померании. По решению Ставки войска
2-го Белорусского фронта обходным маневром в направлении на Мариенбург, а
части 3-го Белорусского фронта фронтальным ударом на Кенигсберг при
содействии войск 2-го Прибалтийского фронта и Балтийского флота должны были
отсечь восточно-прусскую группировку врага, расчленить ее и уничтожить по
частям. Одновременно предусматривался разгром данцигско-гдынской группировки
противника.
Я уже рассказывал, как Черчилль на Крымской конференции допытывался у
Сталина, когда советские войска захватят Данциг. В этом балтийском порту
находилось тогда много недостроенных и уже готовых немецких подводных лодок.
А именно подводные лодки \477\ доставляли больше всего тревог британскому
правительству. Черчилль признавался, что в трудный период битвы за Атлантику
ничто так не беспокоило его, как угроза со стороны немецкого подводного
флота. Вот почему его волновал захват Данцига.
Дни этого порта и без того были уже сочтены: до города доносились залпы
наших орудий и "катюш"; началось поспешное бегство противника. Более шести
тысяч гитлеровцев, около половины которых составляли, можно сказать, цвет
фашистского подводного флота, погрузились на лайнер "Вильгельм Густлов".
Охранение в морс должно было обеспечить безопасность перехода лайнера от
Данцига до Киля. А между тем конвой уже поджидала советская подводная лодка.
В море свирепствовал жестокий шторм. Температура держалась на минус
семи градусах. Рубка лодки, антенны, перископы быстро обрастали льдом. А
командир лодки и его замполит уже длительное время находились на мостике.
Скрывшись во мгле, наша лодка продолжала поиск. Прошел еще час, другой.
Шторм не утихал. И вдруг обозначился силуэт очень крупного судна. Оно шло в
охранении. Это и был "Вильгельм Густлов".
За час до полуночи "С-13" атаковала неприятельское судно. Несколько
торпед одна за другой стремительно понеслись к цели. После сильного взрыва
лайнер пошел ко дну.
Гибель "Вильгельма Густлова" всполошила фашистов. В Германии был
объявлен трехдневный траур. Гитлер в ярости приказал расстрелять командира
конвоя.
Потопление "Вильгельма Густлова" явилось значительным событием даже на
фоне наших крупных побед в те дни.
Находившийся на борту лайнера и оставшийся в живых гитлеровский офицер
Гейнц Шен в книге "Гибель "Вильгельма Густлова", изданной в ФРГ,
подтверждает, что 30 января 1945 года неподалеку от Данцига "Вильгельм
Густлов" был торпедирован советской подводной лодкой, в результате чего
погибло более 5 тысяч человек. "Если считать этот случай катастрофой,- пишет
автор,- то это несомненно была самая большая катастрофа в истории
мореплавания, по сравнению с которой даже гибель "Титаника", столкнувшегося
в 1912 году с айсбергом,- ничто".
Успех лодки "С-13" был не последним. \478\
Возвращаясь на свою базу, 9 февраля 1945 года она торпедировала еще
один крупный транспорт противника - "Генерал Штойбен", на борту которого
находилось 3600 гитлеровских солдат и офицеров. Таким образом, за один
только поход экипаж лодки под командованием капитана 3 ранга Александра
Ивановича Маринеско уничтожил 8 тысяч гитлеровцев. Полноценная дивизия! Да
еще какая дивизия! Отборные офицеры, первоклассные специалисты-подводники,
эсэсовцы, фашистские бонзы...
Балтийский флот вместе с сухопутными войсками освобождал Балтийское
побережье. После занятия нашими частями Данцига, а немного позднее Пиллау в
руках гитлеровцев оставалась еще Либава - крупный порт, через который
снабжалась окруженная курляндская группировка немцев. Сначала гитлеровцы
присылали в Либаву пополнение, а после стали через этот порт эвакуировать
войска и разнообразное военное имущество. Перед моряками Балтийского флота
встала задача всеми мерами срывать эти перевозки.
Командование флота руководствовалось директивой Ставки, разработанной с
участием Главного морского штаба. Впервые в ней указывалось: "Операционной
зоной флота является все Балтийское море вплоть до проливов". Далее
говорилось, что флоту надлежит "содействовать наступающим вдоль морского
побережья войскам своей авиацией, артиллерийским огнем. Флот должен также
высаживать десанты, продолжать уничтожение в Балтийском море боевых кораблей
и транспортных судов противника". 3-й Белорусский фронт в это время
готовился к операции по разгрому кенигсбергской группировки гитлеровцев.
Балтийскому флоту (командующий В. Ф. Трибуц, член Военного совета И. К.
Смирнов и начальник штаба А. Н. Петров) предстояло принять в этой операции
самое непосредственное участие. Дело было очень важным, и я счел необходимым
побывать в эти дни на Балтийском флоте.
Походный штаб адмирала В. Ф. Трибуца располагался в Паланге. Этот
небольшой курортный поселок западнее Либавы (Лиепая) был выбран не случайно.
В этом районе проходили морские коммуникации курляндской группировки. Именно
здесь, в считанных милях от берега, наши торпедные катера и подводные лодки
наносили удары по конвоям противника. С неподалеку расположенных аэродромов
авиация флота бомбила \479\ порты, где сосредоточивались немецкие
транспорты.
Командующий флотом и начальник штаба познакомили меня с обстановкой.
Они правильно оценили, что самым уязвимым местом противника сейчас являются
его морские коммуникации, от которых, по существу, зависела судьба
окруженной курляндской группировки.
Оценили-то правильно, а сил на борьбу с конвоями противника выделили
недостаточно. Положились на торпедные катера, а противник проводил свои
конвои далеко от берега, где они стали почти недосягаемы для наших катеров.
Было решено шире использовать для ударов по вражеским коммуникациям флотскую
авиацию. Она будет совместно с подводными лодками и торпедными катерами
атаковывать конвои на всем пути - от пункта отправления до места назначения.
Решено было также наносить массированные удары с воздуха по порту Либава еще
во время формирования конвоев. А момент этот установить было нетрудно: даже
отсюда, из Паланги, просматривалось движение судов в том районе. Мы с
Трибуцем вышли на полуразрушенный длинный причал и долго наблюдали на
горизонте дымы транспортов, входящих на рейд Либавы. Хотелось немедленно
бросить туда эскадрилью бомбардировщиков-торпедоносцев. Но это было пока
рискованно. Либава сильно прикрывалась истребительной авиацией, и налеты
малыми группами самолетов привели бы лишь к лишним потерям. Командование
флота получило указание подготовить мощные авиационные удары по вражескому
порту.
Мы специально обсуждали возможность использования крупных надводных
кораблей на вражеских коммуникациях. Признали это нецелесообразным. Минная
опасность была еще слишком большой. К тому же, чтобы прикрывать надводные
корабли с воздуха на долгом пути следования к месту боевых действий,
понадобилось бы много истребителей. А их лучше было направить на обеспечение
действий бомбардировочной авиации в интересах фронта и при ударах по Либаве.
Истребители понадобятся и для прикрытия десантов, на высадке которых
настаивало командование фронта.
Вообще авиация флота действовала напряженно. Она оказывала большую
помощь сухопутным войскам. Почти ежедневно группы самолетов вылетали на
поиск и уничтожение транспортов в море. В результате с 13 января по 25
апреля 1945 года было потоплено в море \480\ и в портах 20 транспортов и 47
других судов и кораблей, в том числе крейсер, миноносец и 7 сторожевых
кораблей.
Если по числу действовавших в этом районе надводных кораблей немцы
превосходили нас, то по воздушным силам Балтийский флот теперь вдвое
превосходил противника. Правда, ощущался некоторый недостаток в ударной
авиации. Поэтому мы обратились к начальнику Генерального штаба с просьбой
усилить ВВС флота тремя дивизиями бомбардировщиков "Ту-4", "Пе2" и "Ил-4" и
одной дивизией истребителей{81}.
Так как основные события с начала 1945 года развернулись в южной части
Балтики, то в конце марта был создан Юго-Западный морской оборонительный
район (ЮЗМОР) под командованием вице-адмирала Н. И. Виноградова. На него
возлагалось содействие нашим войскам на приморских флангах, а также задача
нарушения вражеских коммуникаций в Данцигской бухте.
На побережье Балтики превосходно действовала морская железнодорожная
артиллерия. Она внесла ощутимый вклад в освобождение Мемеля (Клайпеды). Два
железнодорожных дивизиона - 406-й майора В. С. Мясникова и 407-й
подполковника Г. И. Барбакадзе
- своим огнем помогали нашим войскам отражать вражеские контратаки,
обстреливали фашистские корабли в порту, обеспечивали переправу наших войск
на косу Куриш-Нерунг, мешали противнику эвакуировать свои части морем.
Еще под Ленинградом мы убедились, какая это сила
- морские дальнобойные пушки, установленные на железнодорожных
платформах. Они обладают большими возможностями маневра, лишь бы имелись
железнодорожные пути. Железнодорожные батареи обладали дальностью стрельбы
большей, чем орудия армейцев. Они могли быстро приближаться к линии фронта и
наносить удары там, где это было всего нужнее в интересах наступающих войск.
Замечу сразу же, что морские железнодорожные батареи привлекались к
содействию сухопутным фронтам на всех приморских направлениях.
В дни Восточно-Прусской операции железнодорожная артиллерия
использовалась особенно активно. В Прибалтику перешли 5 дивизионов и 3
отдельные батареи 1-й гвардейской железнодорожной морской артиллерийской
Красносельской бригады, состоявшей из \481\ 47 орудий калибром 130 и 180
миллиметров. Под Кенигсбергом, а затем в Пиллау были развернуты 4
артиллерийских дивизиона и отдельная батарея. В их задачи входило
препятствовать движению судов противника в Кенигсбергском канале, вести
обстрел железнодорожного узла и порта, разрушать наиболее важные объекты и
оказывать поддержку войскам при прорыве обороны противника на подступах к
Кенигсбергу.
9 апреля 1945 года Кенигсберг пал. Морская артиллерия начала
содействовать войскам 3-го Белорусского фронта в прорыве оборонительных
укреплений на подходах к Фришгаузену и в овладении портом Пиллау. На ее
счету потопленные и поврежденные суда, подавленные батареи, разрушенные
опорные и штабные пункты.
В начале марта по фашистским войскам на Балтийском побережье был
нанесен еще один сокрушительный удар. Войска 1-го и 2-го Белорусских
фронтов, осуществляя стратегический замысел Ставки, расчленили немецкую
группировку армий "Висла" и в районе Кольберга вышли к морю. Чтобы выправить
положение, немецко-фашистское командование предприняло попытку перебросить
сюда часть войск из состава курляндской группировки. 21 марта из Либавы
вышел конвой в составе 5 транспортов в охранении сторожевых кораблей и
тральщиков, которые также приняли на борт войска и технику. Вражеские суда
обнаружила воздушная разведка балтийцев. Тотчас вылетела ударная группа
авиации. В течение двух дней наносились противнику торпедные, бомбовые и
штурмовые удары. В результате были потоплены 4 транспорта и 2 сторожевых
корабля.
Наша флотская авиация успешно вела борьбу на вражеских коммуникациях. С
января по май 1945 года она в общей сложности потопила 158 крупных и малых
судов и 29 повредила. Такие цифры назвали сами гитлеровцы в журнале боевых
действий группы армий "Север".
Балтийские летчики, совершавшие в первые дни войны налеты на Берлин,
столь же геройски сражались и когда боевые действия приблизились к
фашистской столице.
В это время я с особой тревогой просматривал сводки о потерях.
Ожесточенные бои шли и на земле, и на воде, и в воздухе.
Потери наши были не столь велики, но воспринимались еще тяжелее, чем
прежде. Обидно и больно терять людей, когда до победы рукой подать. \482\
Мне доложили о гибели разведчика лейтенанта Александра Курзенкова. Их
было два брата. Оба за подвиги в боях стали Героями Советского Союза. Когда
об этом узнали их земляки, трудящиеся Нарофоминского района Московской
области, они заявили, что подарят братьям новые самолеты. Организовали сбор
денег и набрали более 2 миллионов рублей - не на 2 самолета, а, пожалуй, на
две эскадрильи.
...Александр Курзенков вылетел на разведку. Далеко в море он обнаружил
фашистские транспорты с войсками. Летчик тотчас сообщил на базу о конвое и
его координаты, по его данным наши авиационные соединения атаковали врага.
Сосредоточение власти в руках одного человека, воля Сталина и его
способность "выдержать характер", как мы наблюдали это в трудные дни обороны
Москвы или Сталинграда, сыграли немалую роль в достижении победы.
Сам Сталин был до крайности загружен чисто военными вопросами. Однако,
что меня больше всего удивляло в работе Ставки и лично Сталина, так это
недооценка роли организации в деле руководства войной. Теоретически он
признавал важность отработки организации всех государственных органов, но
почему-то на практике мало уделял этому внимания. Надо сказать, что еще в
предвоенный период Сталин не установил четкой разграничительной линии в
своих функциях с наркомами Обороны и Военно-Морского Флота, руководя ими.
\471\
Результатом непонятной недооценки организации со стороны Сталина хорошо
известным мне был, я бы сказал, больной вопрос о многочисленных подчинениях
и переподчинениях флотов сухопутным начальникам в ходе войны, его нежелание
до 1944 года ясно определить, что такое оперативное подчинение. Поэтому и
применялись в приказах такие выражения: "Применить к делу Черноморский
флот".
Как ни парадоксально, но только в 1944 году была издана директива о
том, что Нарком Военно-Морского Флота является и Главнокомандующим флотами.
Недооценка Сталиным вопросов организации усугублялась тем, что люди,
готовившие директивы, не всегда считались с мнением и предложениями моряков.
Недостаточно учитывая сложности таких, например, операций, как десантные, и
упрощая их, они долго держали от нас в секрете намеченные операции, не давая
нам, морякам, нужного времени для подготовки, а потом заставляли спешить.
Присутствие непосредственно на фронтах в качестве представителей Ставки
таких военачальников, как Г. К. Жуков и А. М. Василевский, приносило, на мой
взгляд, огромную пользу. На первом этапе войны это было просто необходимо,
так как требовалась непосредственная связь Ставки с фронтами и помощь
знающего замысел Ставки опытного военачальника. Вот почему представителям
Ставки было предоставлено право не только координировать действия фронтов,
но и руководить операциями. Их роль высоко оценил И. В. Сталин. Недаром едва
кто-нибудь из представителей Ставки возвращался в Москву, как Верховный уже
спрашивал, когда он снова думает выехать на фронт.
В войска посылались не только представители Ставки, но и другие
руководящие работники центрального аппарата.
Когда складывалась, допустим, тяжелая обстановка на каком-нибудь флоте,
И. В. Сталин обыкновенно спрашивал у меня:
- Кто командует флотом?
И выпытывал подробности: что за человек, давно ли на этом флоте. А
потом предлагал:
- А не послать ли туда кого-либо из ваших заместителей?
И, не дожидаясь ответа, иногда сам называл \472\ кандидатуру.
Так, в трудные для Таллинна, Одессы, Ленинграда и Севастополя дни на
флоты выезжали мои заместители И. С. Исаков, И. В. Рогов, Л. М. Галлер, Г.
И. Левченко, В. А. Алафузов.
А порой И. В. Сталин приказывал:
- Вам следует самому выехать туда и разобраться.- И сразу спрашивал: -
Когда выезжаете?
Только тогда считал вопрос исчерпанным.
В своей работе Ставка всецело опиралась на слаженный аппарат Генштаба.
Без участия этого большого высококвалифицированного аппарата Ставка не
принимала ни одного серьезного решения. В самые трудные дни 1941 года в
Ставке, как правило, можно было встретить начальника Генерального штаба
вместе с ответственными оперативными работниками. Начальник Генштаба являлся
и докладчиком и основным советником Верховного Главнокомандующего. На
основании сведений с фронтов, анализа событий он составлял свой доклад.
Как я уже заметил, Ставка в полном составе, кажется, никогда не
собиралась. И. В. Сталин предпочитал советоваться в первую очередь с теми
военачальниками, которые непосредственно принимали участие в подготовке той
или иной операции или на которых было возложено выполнение директивы Ставки.
В войну дорога каждая минута, и часто оперативные вопросы требуют срочного
решения. Проводить многолюдные совещания не было ни возможности, ни нужды.
За одним столом с военачальниками на совещаниях в Ставке или ГКО
обсуждали вопросы руководители партии и правительства, наркомы различных
отраслей промышленности, директора крупных заводов.
Сражалась вся страна, весь народ. Наркоматы авиационной, танковой
промышленности, вооружения и боеприпасов, да и другие промышленные отрасли
были своего рода трудовыми фронтами со своими командирами и бойцами.
Припоминаю послевоенные беседы с бывшими наркомами И. Ф. Тевосяном, В.
А. Малышевым, А. И. Шахуриным, И. И. Носенко.
- А ведь на заводах, пожалуй, было не легче, чем на фронте,- заметил
однажды В. А. Малышев.
Действительно, для любой крупной задуманной \473\ Ставкой или
командованием операции - наступательной или оборонительной - надо было
поставить фронту самолеты, танки, корабли, боеприпасы, продовольствие,
обмундирование - всего не перечислишь.
Решая одновременно военные и хозяйственные задачи, Ставка и ГКО как бы
сливались в единый государственный орган - гибкий, оперативный, быстро
реагирующий на обстановку. Бывая у Верховного Главнокомандующего по вопросам
оперативным, я почти всегда встречался с представителями ГКО. Они часто
присутствовали при обсуждении крупных военных операций и докладывали о
степени подготовки промышленности к задуманным планам. Помню, нередко сразу
тут же принимались решения по оборонным наркоматам.
И. В. Сталин при решении важных вопросов имел обыкновение вызывать
непосредственных исполнителей, знакомиться с их точкой зрения. Кстати,
посоветовавшись с людьми, он любил принятое решение оформить тут же, в их
присутствии, диктуя содержание будущего документа начальнику Генштаба или
Поскребышеву.
Из военных чаще всего у Верховного бывали командующие фронтами и
армиями. Но несколько раз в Ставке я видел рядовых - летчиков, танкистов,
артиллеристов: Сталин допытывался, как они относятся к новым образцам
оружия, поступающим на фронт.
Мне довелось много беседовать с А. М. Василевским, который, пожалуй,
чаще других встречался с Верховным Главнокомандующим во время разработки и
осуществления крупнейших наступательных операций наших войск.
Александр Михайлович подтверждает, что Верховный Главнокомандующий в
его присутствии вызывал для рассмотрения того или иного вопроса
руководителей с фронтов и из тыла. В приемной Верховного можно было
встретить наркомов и директоров заводов, на которых возлагались
ответственные задачи по выполнению заданий ГКО и Ставки. Сталин всегда
требовал исчерпывающих сведений по любому обсуждающемуся вопросу и не
упускал случая воспользоваться советом этих товарищей.
Мне, как моряку, хочется добавить, что Сталин внимательно следил и за
обстановкой на флотах. Он не раз вызывал меня для уточнения флотских
вопросов, когда \474\ я испрашивал разрешения на проведение той или иной
крупной операции на море. Часто он требовал от меня обстоятельного доклада,
когда шли конвои в Мурманск и Архангельск, когда принимались в Англии и
переводились в наши базы принятые в счет итальянского трофейного флота
английские и американские корабли, или думал о судьбе Балтийского флота,
когда в сентябре 1941 года положение в Питере было очень серьезным. Таких
примеров можно привести множество.
На одной встрече с читателями меня спросили: "Верно ли, будто И. В.
Сталин не любил, когда ему возражали?" Как можно было ответить коротким "да"
или "нет"? Иногда Сталин действительно не терпел возражений. Но во многих
случаях терпеливо выслушивал их, и люди, имевшие свою точку зрения, нередко
даже нравились ему. Таково не только мое мнение. В апреле 1968 года мне
довелось беседовать на эту тему с маршалом К. К. Рокоссовским. Он прямо
сказал:
- Если мне удавалось обосновать свою точку зрения, Сталин всегда
соглашался со мной.
Конечно, случалось, что Сталин прерывал докладчика, даже очень резко.
Но это бывало, когда ему казалось, что тот плохо знает суть вопроса. Сталин
любил доклады обоснованные, убедительные, продуманные.
Работал Сталин много. И в редкие минуты отдыха он не мог обойтись без
дела. Иногда разговор в служебном кабинете затягивался. Он смотрел на часы:
- Пора ужинать. Прошу ко мне.
Его квартира находилась в том же здании в Кремле, где и рабочий
кабинет. Сам он обычно пользовался внутренним ходом, а мы спускались к
вешалке, одевались и входили в квартиру через арку со двора.
Вспоминаю, с каким любопытством я впервые поднимался по ковровой
дорожке красного цвета на второй этаж. Я и не ожидал увидеть богато
обставленную большую квартиру, но все же был до крайности удивлен
скромностью обстановки. Небольшая прихожая была отделана деревом. Прямо из
нее - дверь в столовую. Все комнаты, расположенные вдоль одной стены, с
окнами на царь-пушку и Успенский собор, видны через открытые двери столовой.
В спальне - простая кровать и ничего лишнего.
Создавалось впечатление, что Сталин привык с давних пор к заведенной
обстановке, к известной всем одежде (китель, шинель, фуражка) и не любил
никаких \475\ перемен. Так, в пору, когда он носил серый полувоенный китель
с отложным воротником, я всего один раз видел его в новом кителе более
темного цвета. В конце войны он сменил свой китель на маршальский мундир,
который продолжал неизменно носить и став Генералиссимусом.
Небогатыми были и сервировка стола и меню. Мы усаживались, каждый сам
себе клал на тарелку немудреную еду, и опять продолжались те же разговоры,
что велись в служебном кабинете.
В праздник 1 Мая, в День Воздушного Флота нас приглашали на дачу. В
этом случае встречи тоже носили полуофициальный характер. Обед проходил
обычно на лужайке. Стол человек на 40-50 накрывался еще до приезда гостей,
на него ставили холодные закуски. Рядом, на отдельном столе, в баках с
закрытыми крышками стояли горячие блюда. Каждый брал свою тарелку, подходил
к бакам и выбирал по своему вкусу суп, борщ или уху. Первым это обычно делал
сам хозяин.
Стол и здесь не отличался излишествами даже в большие праздники. В
самом начале провозглашались различные тосты, а через несколько минут за
столом снова велись деловые разговоры.
По времени обед долго не затягивался, и только однажды гости, помнится,
после обеда развлекались игрой в городки и на бильярде.
Бесспорно, Сталин был гостеприимным хозяином. Деловые разговоры за
столом временами сменялись шутками, рассказами о былом. Сталин умел и
пошутить - остроумно, весело.
"Достойным Верховным Главнокомандующим" называет И. В. Сталина в своей
книге маршал Г. К. Жуков. Примерно такого же мнения и другие военачальники.
Сталин был волевым и авторитетным человеком, что очень важно для
государственного деятеля. С военной точки зрения он умел правильно оценить
обстановку на фронте, ухватить главное, звено, принять решение и добиться
его выполнения. Нужно признать, что в ходе войны он быстро освоился с ее
характером, особенностями, смело выдвигал молодых, талантливых
военачальников, прислушивался к их советам, с интересом вникал в самые
мельчайшие детали.
Я не берусь нарисовать обстоятельный портрет этой необычайно сложной
личности. Бесспорно одно: у него были и ошибки, но нельзя отрицать великих
свершений, \476\ которых добилась страна под его руководством, принижать
выдающуюся роль И. В. Сталина в годы Великой Отечественной войны.
Объективная оценка деятельности И. В. Сталина, его положительных и
отрицательных черт, содержится в известных документах ЦК КПСС.
Мне приходилось беседовать со многими людьми, которые встречались со
Сталиным, работали вместе с ним, и я не помню ни одного человека, который не
отдал бы должное его уму, знаниям, железной воле. Сталин - многогранная
натура, и рассматривать только одну грань его личности, забывать другие
черты его характера - это значит уходить от правды.
Советские войска приближались к Берлину, хотя бои принимали порой
чрезвычайно ожесточенный характер. Гитлер и его приближенные, чувствуя свой
неизбежный крах, не жалели солдатских жизней, чтобы хотя бы на несколько
дней продлить свое существование. Быстрое продвижение советских войск на
Западе считали чудом. Но это было логическое завершение всех событий второй
мировой войны. Побеждал самый передовой в истории человечества общественный
строй, самая жизнеутверждающая социалистическая идеология. Фашистский рейх
расплачивался за все злодеяния, которые он принес народам Европы.
Обстановку на приморских направлениях в ту весну определяло наступление
советских войск в Восточной Пруссии и Померании. По решению Ставки войска
2-го Белорусского фронта обходным маневром в направлении на Мариенбург, а
части 3-го Белорусского фронта фронтальным ударом на Кенигсберг при
содействии войск 2-го Прибалтийского фронта и Балтийского флота должны были
отсечь восточно-прусскую группировку врага, расчленить ее и уничтожить по
частям. Одновременно предусматривался разгром данцигско-гдынской группировки
противника.
Я уже рассказывал, как Черчилль на Крымской конференции допытывался у
Сталина, когда советские войска захватят Данциг. В этом балтийском порту
находилось тогда много недостроенных и уже готовых немецких подводных лодок.
А именно подводные лодки \477\ доставляли больше всего тревог британскому
правительству. Черчилль признавался, что в трудный период битвы за Атлантику
ничто так не беспокоило его, как угроза со стороны немецкого подводного
флота. Вот почему его волновал захват Данцига.
Дни этого порта и без того были уже сочтены: до города доносились залпы
наших орудий и "катюш"; началось поспешное бегство противника. Более шести
тысяч гитлеровцев, около половины которых составляли, можно сказать, цвет
фашистского подводного флота, погрузились на лайнер "Вильгельм Густлов".
Охранение в морс должно было обеспечить безопасность перехода лайнера от
Данцига до Киля. А между тем конвой уже поджидала советская подводная лодка.
В море свирепствовал жестокий шторм. Температура держалась на минус
семи градусах. Рубка лодки, антенны, перископы быстро обрастали льдом. А
командир лодки и его замполит уже длительное время находились на мостике.
Скрывшись во мгле, наша лодка продолжала поиск. Прошел еще час, другой.
Шторм не утихал. И вдруг обозначился силуэт очень крупного судна. Оно шло в
охранении. Это и был "Вильгельм Густлов".
За час до полуночи "С-13" атаковала неприятельское судно. Несколько
торпед одна за другой стремительно понеслись к цели. После сильного взрыва
лайнер пошел ко дну.
Гибель "Вильгельма Густлова" всполошила фашистов. В Германии был
объявлен трехдневный траур. Гитлер в ярости приказал расстрелять командира
конвоя.
Потопление "Вильгельма Густлова" явилось значительным событием даже на
фоне наших крупных побед в те дни.
Находившийся на борту лайнера и оставшийся в живых гитлеровский офицер
Гейнц Шен в книге "Гибель "Вильгельма Густлова", изданной в ФРГ,
подтверждает, что 30 января 1945 года неподалеку от Данцига "Вильгельм
Густлов" был торпедирован советской подводной лодкой, в результате чего
погибло более 5 тысяч человек. "Если считать этот случай катастрофой,- пишет
автор,- то это несомненно была самая большая катастрофа в истории
мореплавания, по сравнению с которой даже гибель "Титаника", столкнувшегося
в 1912 году с айсбергом,- ничто".
Успех лодки "С-13" был не последним. \478\
Возвращаясь на свою базу, 9 февраля 1945 года она торпедировала еще
один крупный транспорт противника - "Генерал Штойбен", на борту которого
находилось 3600 гитлеровских солдат и офицеров. Таким образом, за один
только поход экипаж лодки под командованием капитана 3 ранга Александра
Ивановича Маринеско уничтожил 8 тысяч гитлеровцев. Полноценная дивизия! Да
еще какая дивизия! Отборные офицеры, первоклассные специалисты-подводники,
эсэсовцы, фашистские бонзы...
Балтийский флот вместе с сухопутными войсками освобождал Балтийское
побережье. После занятия нашими частями Данцига, а немного позднее Пиллау в
руках гитлеровцев оставалась еще Либава - крупный порт, через который
снабжалась окруженная курляндская группировка немцев. Сначала гитлеровцы
присылали в Либаву пополнение, а после стали через этот порт эвакуировать
войска и разнообразное военное имущество. Перед моряками Балтийского флота
встала задача всеми мерами срывать эти перевозки.
Командование флота руководствовалось директивой Ставки, разработанной с
участием Главного морского штаба. Впервые в ней указывалось: "Операционной
зоной флота является все Балтийское море вплоть до проливов". Далее
говорилось, что флоту надлежит "содействовать наступающим вдоль морского
побережья войскам своей авиацией, артиллерийским огнем. Флот должен также
высаживать десанты, продолжать уничтожение в Балтийском море боевых кораблей
и транспортных судов противника". 3-й Белорусский фронт в это время
готовился к операции по разгрому кенигсбергской группировки гитлеровцев.
Балтийскому флоту (командующий В. Ф. Трибуц, член Военного совета И. К.
Смирнов и начальник штаба А. Н. Петров) предстояло принять в этой операции
самое непосредственное участие. Дело было очень важным, и я счел необходимым
побывать в эти дни на Балтийском флоте.
Походный штаб адмирала В. Ф. Трибуца располагался в Паланге. Этот
небольшой курортный поселок западнее Либавы (Лиепая) был выбран не случайно.
В этом районе проходили морские коммуникации курляндской группировки. Именно
здесь, в считанных милях от берега, наши торпедные катера и подводные лодки
наносили удары по конвоям противника. С неподалеку расположенных аэродромов
авиация флота бомбила \479\ порты, где сосредоточивались немецкие
транспорты.
Командующий флотом и начальник штаба познакомили меня с обстановкой.
Они правильно оценили, что самым уязвимым местом противника сейчас являются
его морские коммуникации, от которых, по существу, зависела судьба
окруженной курляндской группировки.
Оценили-то правильно, а сил на борьбу с конвоями противника выделили
недостаточно. Положились на торпедные катера, а противник проводил свои
конвои далеко от берега, где они стали почти недосягаемы для наших катеров.
Было решено шире использовать для ударов по вражеским коммуникациям флотскую
авиацию. Она будет совместно с подводными лодками и торпедными катерами
атаковывать конвои на всем пути - от пункта отправления до места назначения.
Решено было также наносить массированные удары с воздуха по порту Либава еще
во время формирования конвоев. А момент этот установить было нетрудно: даже
отсюда, из Паланги, просматривалось движение судов в том районе. Мы с
Трибуцем вышли на полуразрушенный длинный причал и долго наблюдали на
горизонте дымы транспортов, входящих на рейд Либавы. Хотелось немедленно
бросить туда эскадрилью бомбардировщиков-торпедоносцев. Но это было пока
рискованно. Либава сильно прикрывалась истребительной авиацией, и налеты
малыми группами самолетов привели бы лишь к лишним потерям. Командование
флота получило указание подготовить мощные авиационные удары по вражескому
порту.
Мы специально обсуждали возможность использования крупных надводных
кораблей на вражеских коммуникациях. Признали это нецелесообразным. Минная
опасность была еще слишком большой. К тому же, чтобы прикрывать надводные
корабли с воздуха на долгом пути следования к месту боевых действий,
понадобилось бы много истребителей. А их лучше было направить на обеспечение
действий бомбардировочной авиации в интересах фронта и при ударах по Либаве.
Истребители понадобятся и для прикрытия десантов, на высадке которых
настаивало командование фронта.
Вообще авиация флота действовала напряженно. Она оказывала большую
помощь сухопутным войскам. Почти ежедневно группы самолетов вылетали на
поиск и уничтожение транспортов в море. В результате с 13 января по 25
апреля 1945 года было потоплено в море \480\ и в портах 20 транспортов и 47
других судов и кораблей, в том числе крейсер, миноносец и 7 сторожевых
кораблей.
Если по числу действовавших в этом районе надводных кораблей немцы
превосходили нас, то по воздушным силам Балтийский флот теперь вдвое
превосходил противника. Правда, ощущался некоторый недостаток в ударной
авиации. Поэтому мы обратились к начальнику Генерального штаба с просьбой
усилить ВВС флота тремя дивизиями бомбардировщиков "Ту-4", "Пе2" и "Ил-4" и
одной дивизией истребителей{81}.
Так как основные события с начала 1945 года развернулись в южной части
Балтики, то в конце марта был создан Юго-Западный морской оборонительный
район (ЮЗМОР) под командованием вице-адмирала Н. И. Виноградова. На него
возлагалось содействие нашим войскам на приморских флангах, а также задача
нарушения вражеских коммуникаций в Данцигской бухте.
На побережье Балтики превосходно действовала морская железнодорожная
артиллерия. Она внесла ощутимый вклад в освобождение Мемеля (Клайпеды). Два
железнодорожных дивизиона - 406-й майора В. С. Мясникова и 407-й
подполковника Г. И. Барбакадзе
- своим огнем помогали нашим войскам отражать вражеские контратаки,
обстреливали фашистские корабли в порту, обеспечивали переправу наших войск
на косу Куриш-Нерунг, мешали противнику эвакуировать свои части морем.
Еще под Ленинградом мы убедились, какая это сила
- морские дальнобойные пушки, установленные на железнодорожных
платформах. Они обладают большими возможностями маневра, лишь бы имелись
железнодорожные пути. Железнодорожные батареи обладали дальностью стрельбы
большей, чем орудия армейцев. Они могли быстро приближаться к линии фронта и
наносить удары там, где это было всего нужнее в интересах наступающих войск.
Замечу сразу же, что морские железнодорожные батареи привлекались к
содействию сухопутным фронтам на всех приморских направлениях.
В дни Восточно-Прусской операции железнодорожная артиллерия
использовалась особенно активно. В Прибалтику перешли 5 дивизионов и 3
отдельные батареи 1-й гвардейской железнодорожной морской артиллерийской
Красносельской бригады, состоявшей из \481\ 47 орудий калибром 130 и 180
миллиметров. Под Кенигсбергом, а затем в Пиллау были развернуты 4
артиллерийских дивизиона и отдельная батарея. В их задачи входило
препятствовать движению судов противника в Кенигсбергском канале, вести
обстрел железнодорожного узла и порта, разрушать наиболее важные объекты и
оказывать поддержку войскам при прорыве обороны противника на подступах к
Кенигсбергу.
9 апреля 1945 года Кенигсберг пал. Морская артиллерия начала
содействовать войскам 3-го Белорусского фронта в прорыве оборонительных
укреплений на подходах к Фришгаузену и в овладении портом Пиллау. На ее
счету потопленные и поврежденные суда, подавленные батареи, разрушенные
опорные и штабные пункты.
В начале марта по фашистским войскам на Балтийском побережье был
нанесен еще один сокрушительный удар. Войска 1-го и 2-го Белорусских
фронтов, осуществляя стратегический замысел Ставки, расчленили немецкую
группировку армий "Висла" и в районе Кольберга вышли к морю. Чтобы выправить
положение, немецко-фашистское командование предприняло попытку перебросить
сюда часть войск из состава курляндской группировки. 21 марта из Либавы
вышел конвой в составе 5 транспортов в охранении сторожевых кораблей и
тральщиков, которые также приняли на борт войска и технику. Вражеские суда
обнаружила воздушная разведка балтийцев. Тотчас вылетела ударная группа
авиации. В течение двух дней наносились противнику торпедные, бомбовые и
штурмовые удары. В результате были потоплены 4 транспорта и 2 сторожевых
корабля.
Наша флотская авиация успешно вела борьбу на вражеских коммуникациях. С
января по май 1945 года она в общей сложности потопила 158 крупных и малых
судов и 29 повредила. Такие цифры назвали сами гитлеровцы в журнале боевых
действий группы армий "Север".
Балтийские летчики, совершавшие в первые дни войны налеты на Берлин,
столь же геройски сражались и когда боевые действия приблизились к
фашистской столице.
В это время я с особой тревогой просматривал сводки о потерях.
Ожесточенные бои шли и на земле, и на воде, и в воздухе.
Потери наши были не столь велики, но воспринимались еще тяжелее, чем
прежде. Обидно и больно терять людей, когда до победы рукой подать. \482\
Мне доложили о гибели разведчика лейтенанта Александра Курзенкова. Их
было два брата. Оба за подвиги в боях стали Героями Советского Союза. Когда
об этом узнали их земляки, трудящиеся Нарофоминского района Московской
области, они заявили, что подарят братьям новые самолеты. Организовали сбор
денег и набрали более 2 миллионов рублей - не на 2 самолета, а, пожалуй, на
две эскадрильи.
...Александр Курзенков вылетел на разведку. Далеко в море он обнаружил
фашистские транспорты с войсками. Летчик тотчас сообщил на базу о конвое и
его координаты, по его данным наши авиационные соединения атаковали врага.