Кузнецов Владислав. Кембрийский период - все до 2 часть, 1 глава

   Викарий не слушал. Он вытаращил глаза и продолжил изучать тонкую кожу, как будто от тщательного разглядывания полузатёртые следы букв на ней могли поменяться.
   - Но как?! Их же положено хранить пять лет! - стонал он.
   - Они твои! Так ты и объясняй, как.
   - Я в королевском архиве спросил скоблёнок! И сунул во вьюк, не глядя...
   - Сэр Эдгар, от имени короля говоришь ты, - встряла Анна, - Как это понимать?
   - Я вообще ничего не понимаю в крючкотворных делах. Но если грамота бесполезно валяется, её следует выскоблить и пустить в дело. Таково моё мнение, которое и филид, хранитель архива разделяет.
   Грек схватился за голову.
   - А для чего же мы их писали?
   - Так положено на вашем греческом судилище. Грамоты как-то обеспечивают справедливость. Я не думал над этим, отец Адриан. И не собираюсь. Не моё дело.
   - Но чтобы они обеспечивали справедливость, их нужно хранить!
   - Не понимаю. Если дело решено справедливо, какие ещё записи? Ну, может, само решение... Чтоб не забыть.
   И тут раздался дуэт:
   - Пресвятая Богородица!
   - Ну сколько можно!
   Слова на разных языках. Но тон одинаков. Анна с викарием переглянулись. Грек увидел безнадёжную усталость в глазах лекарки, и, будучи истинным представителем бюрократической цивилизации, понял: ученица августы - своя. Ещё не гречанка-ромейка. Но уже не варварка.
   Анна, в отличие от грека, к непониманию роли времени за долгую ведьминскую практику привыкла. Объясняй, не объясняй, что снадобье нужно пить в день по ложке, пациенты всё норовят выжрать пузырёк с зельем в один глоток. Потом обвиняют - сглазила злая ведьма! Или жалуются, мол, не помогло. Что толку, если справедливости нужно устояться, прорасти в мире. Иначе её унесёт ветром, как носит любые слова, не закреплённые иначе, чем в памяти. Недаром даже большие нелюбители бумаги, друиды, главное высекали на дереве. Не потому же, что боялись забыть. Но придавали знанию твёрдую вещную основу. Вот и Немайн - Библию знает наизусть, но таскает с собой книгу. Правильно делает. Прочитать и сказать - вещи разные, и присягу на памяти не принесёшь...
   - Поскольку соблюдение греческого закона будет без правильной бумаги невозможно, предлагаю: судить разбойников без красивостей. По обычаю.
   Викарий остолбенел. Ученица августы - и ляпнуть такое? Хотя... Лучше не марать правильную процедуру.
   Сэр Эдгар не принять предложения не мог. Хотя опять испытал приступ раздражения. Как рану посолили. Получалось - либо он ведёт процесс, как хочет сам - но по предложению Анны, либо - под руководством грека занимается воспроизведением византийского. Не понимая, что и как.
   - Предложение принято, - объявил сэр Эдгар, - а потому, по обычаю, прежде чем повесить разбойную шваль, мы её послушаем. Недолго. Для начала - выведите вот этого, краснорожего...
   Ткнул пальцем в ирландца, который вроде командовать пытался перед сдачей...
   - Ты главный?
   - Теперь как бы я...
   - Говорить за всех можешь?
   - Если не будут против...
   Против не были. Видимо, действительно командир. Или самый уважаемый воин. Из тех, кто выжил.
   - Кто таков? Откуда? Что из Ирландии - ясно, мы слышали, на каком языке вы кричите от ужаса. Но какое королевство должно наказать за вашу дерзость? Или вы ничейные тати?
   - Я воин из пятины Мунстера, как и все мы. Ни одному королю зелёного Эрина ни я, ни мои товарищи отродясь не служили. А зовут меня...
   - Ллиувеллин. Как дедушку? Нет, Дэффид может не так понять, ты всё-таки приёмыш. А жаль... Красивое имя... - тонкий голосок сидхи, негромкий совсем, легко пробился сквозь шумливость зевак и речь ирландца.
   Все посмотрели на сидху. Перевязь так и висела пустой. Ребёнка баюкала на руках. Сытого, тихого. Сэр Эдгар стиснул зубы.
   - Продолжай, - бросил ирландцу.
   - А что продолжать? И так ясно. Только - тебе бы мы не сдались, так и знай. Немайн ирландка, с ней шанс был... Но ей, видишь, только младенчик понравился. А зря. Хорошие наёмники нужны всем. Даже сидхам.
   - Такие, как ты? - валлийский рыцарь не пытался скрыть насмешку.
   - А чем мы плохи для Немайн, если Гвину сошли!
   - Какому Гвину? - уточнил сэр Эдгар.
   - Вашему. Гвину ап Ллуду. Он нас нанял в войско. Обещал - отправить на войну. Обещал - сделать фэйри. Мы - его люди. И для его людей мы вели себя очень мирно... И даже для простых ирландских наёмников... Фениев видали? А мы тихие.
   - А уши зачем восковые? И где золото, которое вы получили в оплату службы?
   - Он нам не деньгами платил. Он обещал сделать нас фэйри... Тех, кто выживет. А если вы нас повесите, Гвин отомстит. Обязательно отомстит, иначе никто больше не пойдёт к нему в наёмники.
   - Дураки, жадные до обещаний, всегда найдутся, - заметил сэр Эдгар, - но у короля фейри репутация рыцаря. Пусть и выбравшего сторону зла. Он не откажется от своих слов. А вот ты - так и не назвавший своего имени - лжёшь. Тут ведь до главной крепости Гвина, до Кричащего холма, один переход. Поехать и спросить...
   - Не назвать ли тебя Константином? - Немайн, казалось, ничего вокруг не видела. Анна вспомнила - зрение у сидхи узкое. Точно, росомаха. у воронов обзор шире, - Да нет, нельзя, очень уж греческое...
   Викарий, который валлийского пока не понимал, оглянулся на царское имя.
   - Имя выбирает. Это тоже не понравилось, - коротко объяснил воин из клана Вилис-Тармонов, а заодно ремесленник из Кер-Мирддина, что знал местную латынь.
   Чему тут нравится... Но Константинов в семье много - традиционное имя. Должна была припомнить. Взвесить. И отбросить... Тут ему и про Гвина с фэйри перевели. Ирландский горожанин тоже знал. Торг есть торг, без языков никуда.
   - Но как такое может быть? - спросил отец Адриан, - Что значит - сделать фэйри? То есть вроде животных? Ведь бессмертные души есть только у людей и ангелов Господних. Получается, их оболочки должны служить этому колдуну. Но от человеческих душ они уже отказались...
   - Вот взять озёрных - у них душа есть? Крестим же, - заметила Анна, - и получаются люди.
   - Кельвин? Речной. Я тоже в некотором роде речная. Но это не главное. И очень уж коротко, - тонкий голосок сидхи. Совсем не хриплый...
   - Какая разница, есть ли у них душа? - спросил сэр Эдгар, - а вот разница, разбойничали они сами, или по велению короля, есть. А Гвин - король Аннона. А то и всех фэйри. Стоит вопрос - разбойники они, или пленные.
   Он задумался. Вилис-Тармон перевёл.
   - Да... Церковь в таких случаях исходит из того, что решение возносится на бога, а мы на земле делаем всё, чтобы заблудшую душу не потерять. Например, в случае, если неизвестно, был ли ребёнок крещён прежде, его крестят, не опасаясь того, что таинство свершается второй раз. Лучше крестить два раза, чем ни разу. Так и тут. У "озёрной девы" настоящей души, конечно, нет. Но если она примет святое крещение, Господь её может и наделить таковой. Разумеется, если она покажет себя достойной жизни вечной. Но мы не можем просто так крестить заново существо, уже отдавшее свою бессмертную душу дьяволу!
   - Но они могут себя оговаривать. Ирландцы вообще странные люди...
   - Верно. Тогда получится, что казнив этих грешников и самозванцев, не предложив им раскаяться, грех совершим уже мы.
   - Ну, про душу можно проверить быстро, - сказала Анна, и отцепила с пояса флягу, - Зверобой. Хорошая травка. От неё создания, говорящие, но бездушные - мучаются. Впрочем, если тварь, отказавшаяся от собственной души, чуток помучается, какой в том убыток? А, красное рыло? Рискнёшь?
   Последние слова произнесла уже по-ирландски.
   - Что за яд? - ирландец понюхал снадобье.
   - Зверобой.
   - Это которым скот травится?
   - Для людей он лекарство. Даже если ты уже не человек - ни одно говорящее создание от такого не померло.
   - А если пить не буду?
   - Помолимся за грешника, да повесим. И следующего попробовать уговорим.
   - Давай сюда.
   Вырвал флягу. Вылакал в три глотка. Утёр пасть красным рукавом. Дорогая одёжка, верно, тоже Гвин выдал. Хорошая идея - всех своих одеть одинаково, чтобы с врагами не путать. Анна решила, что непременно посоветует ввести одноцветную одежду в королевской армии. Да и ополчение обязать на службу являться не иначе. Хотя - хватит ли у короля денег, оплатить один наряд в несколько лет для всех воинов королевства? Это ж две трети всех людей! Ну, пусть хоть рыцарей оденет в пурпурные пледы, белые штаны и зелёные куртки. Зелёный всегда был цветом Диведа. А белое... белое - это Камбрия!
   - Ну, - спросил краснорожий, - что? Горькая гадость, и только.
   - На фэйри обычно действует сразу, - сообщила Анна, - а скот я травить не пробовала... Наверно, душа у тебя ещё есть.
   - Он лжёт про Гвина? - уточнил сэр Эдгар - Набег был, в конце концов, не жестоким. Свои ж валлийцы подчас гадят серьёзнее. Если про Гвина правда, солидный выкуп нас вполне устроит...
   - Не знаю. Он же, с их слов, только обещал сделать ирландцев фэйри. Но не сделал пока...
   Ссориться с Гвином не хотелось. Сэр Эдгар развязать войну не рвался. Хаживал - сопливым пацаном - под знамёнами Кадуаллона. В последнем походе. Принёс домой два золотых, три шрама да репутацию храброго и разумного воина. И напрочь утратил любовь к войне. По счастью, Кричащий холм всего в дне пути. Пришлось примириться с недолгим продолжении похода - ко Кричащему холму.
   - Если Гвин вас не признает, всех вздёрнем, - вынес вердикт сэр Эдгар, - если признает, ему надлежит выплатить возмещение за нанесённые кланам и королю обиды. И штраф. Не заплатит - всех повесим прямо перед его сидхом, и пусть злится, если хочет. А сегодня - днёвка!
   Как раз времени хватит получше разобраться, что происходит. Отправить гонца с донесением. И даже получить ответ.
   Оруженосец, гордый важным поручением, немедленно получил второй пакет - от викария преосвященному Дионисию. В коротком, но ёмком отчёте описывалось главное - поведение Немайн, как единственной христианки, не поражённой языческими пережитками. Упоминался Гвин ап Ллуд, старый соперник многих святых, который вылез вновь - вредить добрым людям по мере сил. И поминалось имя, данное Немайн приёмышу при крещении. Странное имя. "Владимир". Третье письмо принесла сидха. Для Дэффида ап Ллиувеллина.
   - Пусть знает, что стал дедушкой, - сообщила, - и снова приготовит мою старую комнату. Я пусть замуж и не вышла, но сын у меня теперь есть... Как хорошо отец Адриан детей крестит! Побрызгал сверху - и всё, и не надо из рук отдавать сокровище своё... Стой. Ты будешь скакать быстро. Будь осторожен. И осторожнее со стременами - если при падении застрянешь, будет неприятно.
   Курьер, умилённо разулыбавшись, обещал быть осторожным, взял письмо - и поднял коня в галоп, пока ещё посланий не притащили. Воины стали подозрительно приглядываться к стременам. Теперь-то всё, что изрекала сидха, снова было откровением! Снова стала светом в окошке! Однако, Немайн этого не замечала. Заорал маленький, и пришлось ей идти в палатку - осваивать науку пеленания детей...
   К вечеру краснолицый ирландец стал фиолетоволицым. Валялся по земле, прижимая одну руку к животу, другой тер уши, скрёб нос... Позвали священника, горожанина - перевести, и Анну. Та сосредоточенно готовила колесницу, ставшую из квадриги тригой, к недолгому походу. А кому ещё? Немайн только и напомнила, что надо. Еле-еле историю про ворону выслушала - пленная фэйри как раз кормила маленького, Немайн ревниво следила, стараясь не выпустить дитя из рук. А прежняя мать, конечно, и сама подержать хотела. Гвин и Мабон что-то затевают... Они и есть цапли?
   - Гадание по птицам - суеверие, караемое позором и изгнанием, - сурово напомнила сидха про осторожность в применении старого знания, отняла маленького от кормилицы, - Кэррадок - дурак. А если кто нас тронет - трогалки оторву. И голову, для верности.
   Анна убедилась - сидха вменяема. Ну, почти. Тем более, та сразу нашла ученице множество дел. И в первую очередь - стирку. А кровь на белом платье уже засохла, вот беда... Так что на работёнку по ведьминской специальности Анна согласилась скорее с облегчением. Однако, увидев страждущего, ничего удивительного не обнаружила. Так, любопытное.
   - Отравление зверобоем. Похоже, Гвин - или кто другой - души-то того... Но надо же - они не фэйри, тем становится дурно сразу. А это овцы! Или коровы... То-то им хотелось стать фэйри. Те хоть живут долго. А тут ни долгой жизни, ни спасения души.
   - Душа овец... - задумался викарий, - сам я такого вопроса не решу. Агнцы, они невинные...
   - А если козлища? Да у них просто души скота! А уж какого...
   - Да уж... Никогда с таким не встречался. И курьер уже ускакал, как назло. Хорошо, что великолепная младенца спасла, крестила. Ты его проверила?
   - Нет пока. Да и не подпускает. Ну, ей виднее. И не должно ничего с ним быть - душу нужно отдать добровольно, а какая у маленького воля?
   - В любом случае он теперь христианин, и верю, душа у него будет, и на снисхождение благодати Господней уповаю. А что с прочими делать-то? И вот именно с этим.
   - Ну, брюхо пройдёт дня через три. Как у коров. Особенно белые аннонские часто травятся, кстати. А уши... Позвали бы меня раньше, я б их глиной намазала. Но - хороши охраннички, добрый фермер раньше травницу к скотине позовёт. Теперь же - видишь, какие ожоги? Да ещё и руками разодранные... Кожи, считай, вовсе нет. Надо бы их отрезать. А этого... бывшего человека - в тёмный чулан. Он ещё неделю солнечного света бояться будет. А уши заберу, замочу в уксусе, чтобы не сгнили. Уши человека-животного!
   Про уши кер-мирддинец переводить не стал. Священнику. Хотя греха и не видел. Они же это... овечьи. А овечьи - хоть в уксусе, хоть в вине. Хоть хранить, хоть в зелье пустить. Да хоть вовсе с кашей да под пиво! Но греки - они же ненормальные. Вдруг не понравится что.
   Зато перевёл столпившимся вокруг пленным. Ещё и прибавил:
   - И ведите себя тихо. Вся ваша надежда теперь на Гвина. Потому как вам теперь не два пути - наверх или вниз, а один. Кто помрёт - будет просто гнить. И больше ничего.
   Вот тут настал вой. Ирландцы, уверившись, что их вождь потерял душу, взвыли. Многие - валились на колени, просили у Анны - глоток зелья, провериться. Надеялись.
   А надеялись оттого, что про Гвина только один человек и говорил... Ведь это со стороны Бога жестоко: за глупую - пусть жестокую и доходную шутку над соседями - совсем лишать души.
   - А нет больше, - разводила та руками, - всё, что с собой взяла, баран ваш выпил. Это ж не просто так. Это я всю ночь в июне траву собирала, потом мяла, растирала, в глиняном тигле выпаривала... Одной травы ушло двенадцать марок веса. Я думала, мне экстракта месяца на три хватит. Да и зачем вам зря мучиться, скотинки?
   Шок был слишком велик. Некоторые требовали, чтобы их повесили! Поскольку они-де лгали о работе на Гвина.
   - Мы не можем точно этого знать, а потому не примем грех на душу, - твёрдо отвечал викарий, - вдруг вы лжёте, а король фэйри вас выкупит? Вы слышали приговор. Подождите немного. Опять же, я уже отправил с гонцом письмо в столицу, и очень надеюсь, что преосвященный Дионисий даст мне добрый совет, что с вами делать. Если бы вы просто добровольно отреклись от Христа, тут было б ясно. Но вы и от семени адамова отрешиться ухитрились, Гвин там или не Гвин! Впрочем, молиться за вас не грешно - вне церкви, конечно. Просите христиан молиться за вас - это за любую тварь делать не возбраняется.
   - И повесить вас можно, - обрадовала Анна, - без исповеди и причастия, конечно.
   - А он не солжёт? - заволновался викарий насчёт Гвина, - смотри, сиятельная Анна...
   - Да какая я сиятельная?
   - Ты ученица великолепной. Ты просто не можешь быть ниже, - объяснил викарий, - Но если Гвин ложно не признает этих не-людей...
   - Будем их называть "фэйри". Животными слишком, а настоящие Добрые Соседи на эту кличку обижаются.
   - Хорошо. Этих фэйри не признает - мы их повесим. А если они правы, и вешать их необязательно? Выкупить их жизни могла бы и Церковь. Конечно, очень недорого. В надежде, что некогда бывшие христианами существа смогут вновь обрести душу. Хотя бы для Ада. Ибо даже это лучше, чем никакого посмертия вовсе...
   - А сидхи не лгут. Даже те, которые склоняются к службе Аду. Ну, наша не испорченная, как её бывший братик. Но пример хороший. Её бывает, не поймёшь, это да. Но неправду не сказала пока ни разу.
   - А где у нас ближайшая крепость Гвина?
   - Кричащий Холм. Съездим. Людей он чарами отгоняет, но Немайн, пусть крещёную, да сидху, наверняка послушают. А пленных... Я бы их под конвоем - в город отправила. Поживут пока близ предместья. Если они фэйри - пусть бы жили до первой большой вины... Но сэр Эдгар вздумал их повесить у Гвина на виду...
   Викарий понял - августу бросят в пасть к демону! С другой стороны, ни одно житие, где поминается Гвин, не оборвалось мученичеством во славу Господню.
   - К Гвину пойду я, - вид у викария стал отчаянный, и немного лихой, - он любит насмехаться над священниками. Но ни одного не убил, потому рисковать я не буду. Насколько легче принимать решение, когда оно не грозит ничем, кроме словесных поношений.
   - Почему нет, - хмыкнула Анна, - только не забудь это сэру Эдгару сказать, а то он и знать не будет...
 
   Как они летели к подножию сидха, где должен быть расположен вход во внутреннюю часть холма! Вились конские гривы и хвосты, крыльями расправились за спинами всадников плащи и пледы. "Пантера" скромно плелась позади, как и положено прикрытию, глотала пыль. То, что у сидхи на плече ребёнок, никого особо не волновало - обычное дело для воительницы. Дитя в валлийской подвеске ни копьём колоть, ни из лука стрелять не мешает.
   Наконец, у подошвы холма остановились.
   - В качестве посла отправится отец Адриан, - объявил сэр Эдгар.
   Немайн не возражала. Но - священник повернул с половины пути.
   - Не по силам мне, - признал, - Страшно. Знаю, что вера сильнее, а вот...
   И его стошнило.
   Так что спустя полчаса - сидха бодро шагала наверх. Даже напевать под нос начала, пробуя новый голос. Да, сопрано, и превысокое. И сильное - приходится сдерживаться, чтобы внизу не услышали. И всё-таки - расстояние дальше, голос громче. Негромко, не в полную силу. Но застольная песня из "Травиаты"... раньше Клирик её пел, как один из гостей - низкому баритону в Альфредах делать нечего. Впрочем, для друзей сходило. Теперь - Виолетта, безусловно. Потом - Аиду. "Ritorno Vincitor!" Голосу очень хотелось вырваться на свободу окончательно, заполнить всё. Но - пока было нельзя. Хотя Клирик и предполагал, что, прогнав с вершины холма "барабашку", попеть можно будет в открытую. Прогоняя нечисть. Вопрос - что?
   Ближе к вершине приятные размышления сменились практическими мыслями. Клирик поочередно припоминал кандидатов на роль пугалочки. Из описаний - утробное ворчание "самой земли", белесые фигуры сидхов на гребне, производящие первое осеннее камлание, дрожащая земля - он вывел, что поработали две родственные силы: текущей воды и пенного пива. Подземный ручей, например, вполне мог прорыть себе в теле холма русло, и журчать. Мог стучать, шевелясь от малейшего дуновения, сильно выветренный камень... В любом случае, искать следовало звук, а потому Немайн прекратила петь и насторожила ушки. Оставайся Клирик человеком - намучился бы с поисками. Но длинные стоячие уши хорошо различали и сами звуки, и направление, с которого они доносятся - если точно на них навести. Хорошо кошкам - ушки на макушке. А у сидхи они хоть и вращаются ничуть не хуже - и да, каждое по отдельности! - но, вот беда, торчат горизонтально. То есть поворотом можно легко определить вертикальный угол, с которого доносится звук. А направление в горизонтальной плоскости... Предстояло покрутить головой - как при игре в "холодно"-"горячо". А если источник звука скрыт под землёй - и походить. Пройтись в одну сторону. Прислушаться, есть ли звук, и не переменился ли? Ослаб, усилился, стал ниже или выше? Звук хорошо расскажет, какие породы и пустоты внизу - а значит, что нужно делать, чтобы его укротить.
   И тут взревело! Земля ушла из-под ног, на голове поднялись волосы, по коже пробежала морозная волна. Желудок взлетел к горлу, дыхание остановилось, а сердце застучало с частотой процессора. А над гребнем, обращенным в сторону залива, закачались бледные высокие тени. Ноги у сидхи подкосились, и она кубарем покатилась вниз, пересчитывая ребрами корни и булыжники. Соображения хватило только прикрыть голову руками. И остро пожалеть, что Анна вчера сняла лубки...
   Немайн повезло. Затормозила она не о булыжник. И не об ствол дерева. На её долю достался куст чертополоха. Вот тут пригодилась и длинная ряса, и фехтовально-рабочие перчатки, и высокие сапоги. Лицо спасли руки. Пара-тройка заноз не в счет.
   Некоторое время - лежала неподвижно. Потом - заплакала. И, наконец, сквозь рыдания пробился смех. Не истерический - веселый. Клирик смеялся над собой.
   - Какой я дурак, - приговаривал он под нос, выдирая из волос репьи, - Даже не дурак. Дура. Шестая блондинка в семье Дэффида! Ну как, как можно было поверить, что такие солидные, уравновешенные, мужественные люди, как Лорн и Дэффид, Гулидиен и сэр Эдгар, как лучшая ведьма округи, умница и сорвиголова Анна, будут бояться безобидного барабашки? А викарий, искренне верующий человек, решившийся на подвиг, испугался глухого шума подземной воды и повернул, не доходя до вершины?
   Немайн, выходя на ловлю привидений, вела себя беспечно. Может быть, оттого, что суметь оставить дитя - хоть и на время - было оглушающей, сияющей победой над собой? На фоне которой сумрачного настроения провожающих Клирик попросту не заметил. Как и того, что викарий перекрестил Немайн в спину. А Эгиль тайком утёр скупую мужскую слезу. Вели они себя точно техники, провожающие летчика в бой. Мол, помочь ничем больше не можем. Но - постарайся вернуться назад. И если бы Немайн не скатилась на другую сторону холма, к морю, во второй раз никуда не отпустили.
   Викинги, кстати, собирались пойти с богиней - но тут она им сообщила, что физическая сила будет бесполезна. И оставила в лагере....
   Клирик продолжал рассуждать, толку не было. Зато изнутри угрызало. Принялся копаться в себе. Оказалось: стыд. За трусость, за девичью плаксивость. И за то, что оставила ребёночка! Пусть с Анной и с родной матерью - но мало ли что... И если второе можно было пропустить по части женской физиологии, третье - сидховской, то первое попросту не имело объяснения. Особенно после боя с викингами. Тогда он полез против топора - а это страшно. По описаниям и по обморочным видениям. Наяву же было совершенно безразлично. Присутствовало теоретическое ощущение, что могут при неудаче и убить. И, наверное, убьют. Чего не хотелось. Тоже теоретически - шансы-то не считались и даже не чувствовались.
   Теперь же от короткого взгляда в сторону вершины живот прихватывало. Немайн скрипнула зубами. Подобрала рясу повыше. И начала восхождение.
   В конце концов, её прихватили врасплох. Второй раз - не выйдет! А если и получится точно так же, наблюдения будут не заполошными, а рациональными. Может, удастся понять, что там происходит, наверху. А заодно восстановить самоуважение.
   На этот раз сидху накрыло на первых шагах. У самой подошвы. Ноги подкосились, но руки судорожно вцепились в желто-зеленый летний дерн. По глазам полоснуло темными пятнами. По печенкам-селезенкам пробежал холодок. Но уже через минуту сердце Немайн стучало ровно. Животный ужас отступил.
   - Это - малый сабантуй, - сообщила "барабашке" Немайн, - это даже разочаровывает. Посмотрим, на что ты ещё способен, "братец".
   Встала. Вытерла перепачканные в коричневой влажной земле перчатки о рясу. Вырвала длинную метелку какого-то полевого злака, сунула в уголок рта. И, не торопясь, словно на прогулке, пошла наверх.
   Она проделала больше половины пути, когда душу сжало великанским кулаком. Вершину холма заволокло смертельно холодным туманом, трава под ногами стала седой. Немайн била дрожь. Но на этот раз она даже не упала. А спустя несколько секунд, когда трава снова позеленела, а туман растаял, сделала шаг вперед. Потом ещё. Потом ещё. Хотелось бежать к вершине, скорей, скорей, пока не накатило снова. Но - было нельзя. Бег - штука динамическая, неустойчивая. И если непонятное навалится до вершины, тогда - катиться вниз, как в первый раз. А в то, что его хватит еще на одну попытку восхождения, Клирик не верил.
   Когда перед глазами встали черно-зелёные скалы вершины, похожие на остатки сгнившего зуба, холм закричал снова. Прямо перед глазами встали ряды фигур в белом, дневные тени тянули бесконечные руки к Немайн.
   Сидха не побежала - но упала. И в землю вцепилась, будто на отвесной круче.
   - Выживу, - бурчала под нос Немайн, - наплюю на всё, начну учиться вышивке. Гладью, крестиком и всяко. И вообще, немецкие три "к" - правильная штука: кухня, церковь, детская!
   И поползла вперёд. На вершине было голо. Черные и бурые скалы, как гнилые зубы, торчали из вереска. Никого и ничего.
   - Я ещё тут? - удивилась Немайн, отнимая от ушей дрожащие руки, - Как странно. Но раз так... Господи, не дай попасть под это на вершине! Ну... встала. И пошла!
   Клирик был зол. По инерции - на себя. И всё повторял себе и повторял, что если не решит задачу с холмом - вернувшись в город станет обычной девчонкой. Насколько вообще позволят. А, видимо, позволят, смирятся. Выйдет замуж, будет доить коров, как озёрные... Кстати, интересное прочтение девиза: "негоже лилиям прясть". А гоже лилиям карабкаться по палеозойским отложениям? Юрской складчатости, кайнозойского подъёма? Но что же это за дрянь? Ктулху, как и первой уэльской ночью, не фтхагн. Но тогда: что это было? Неясно. Но понятно, что без плана действий и гипотез, лезть наверх больше не стоит. Для Эдгара с компанией это - магия. А с нормальной, естественной точки зрения - феномен. Скорее всего - природный... А, вот ты где. Ну, здравствуй, "братик". Как же тебе сделать прощай?