Страница:
— Что, черт возьми, вы имеете в виду?
— Хотите возложить ответственность на нее, да?
— Послушайте...
— Ну-ну, — протянул Эллери, — я же не говорю, что она не совершала самоубийства. Я просто хотел обратить наше внимание на то, что при имеющихся обстоятельствах миссис Констебль вполне могла быть убитой.
— Как? — взорвался Молей. — Как? Вы не можете без конца вытаскивать кроликов из вашей шляпы! Вы сказали...
— Я только собирался это сказать. О, следуя примитивному методу, наверняка так, но в таких случаях все надо очень тщательно доказывать. Я утверждаю, что с теоретической точки зрения кто-то мог стоять в кустах, невидимый глазу миссис Годфри и нам, и бросить в спину миссис Констебль камень — промахнуться было бы трудно, мишень уж очень большая, если вы вспомните анатомические особенности строения этой женщины.
Они встретили это гробовым молчанием. Коронер глянул на Квина с тоской. Молей грыз ногти. Затем судья проговорил:
— Известно, что Роза не слышала никаких других звуков и не видела убийцы, но ведь она смотрела прямо на миссис Констебль. Разве она не заметила бы камня, попавшего ей в спину?
— Ну да, — оживился Молей, его мрачность мгновенно улетучилась. — Вы правы, судья! Разве она не заметила бы, мистер Квин?
— Вполне могла не заметить, — Эллери пожал плечами, — но тогда может быть лишь одно мнение. Обратите внимание, я не говорю, что так все и было. Я просто хочу вас предостеречь от опасности поспешных выводов.
— Ладно. — Молей вытер лоб огромным носовым платком. — Не думаю, что есть какие-то серьезные возражения против того, что это самоубийство. Это чистой воды демагогия, которая никуда не ведет. Кроме того, у меня в уме только что сложилась полная картина всего случившегося. И вряд ли вам удастся разнести мою теорию в пух и прах, мистер Квин.
— Теорию, которая покрывает все имеющиеся у нас факты? — уточнил Эллери, явно удивленный. — Если это правда, то мне придется принести вам свои извинения, инспектор, поскольку вы, вероятно, увидели то, что ускользнуло от меня. — В его тоне не было и тени сарказма. — Ну что ж, давайте послушаем.
— Вы считаете, что знаете, кто убил Марко? — спросил судья. — Искренне надеюсь, что это так. Вот было бы здорово, и я был бы счастлив убраться отсюда как можно скорее!
— Конечно, знаю, — отозвался инспектор Молей, извлекая из кармана помятую сигару и засовывая ее в рот. — Это миссис Констебль.
Эллери не сводил глаз с инспектора, пока они не покинули спальню, провожая коронера вниз и дальше, к его машине, после чего прошли через патио в залитый лунным светом сад. В патио не оказалось ни души. Судя по квадратным боксерским челюстям, Молей не обладал особыми интеллектуальными способностями; но из своего горького опыта Эллери знал, что никогда нельзя судить о человеке по его внешности или по поверхностному знакомству. Не исключено, что Молей уловил нечто стоящее. Эллери никак не мог избавиться от ощущения, что его собственные догадки об этом деле бесплодны; поэтому он с нетерпением ждал объяснений Молея, который, казалось, намеренно тянул резину.
Инспектор не начал говорить до тех пор, пока они не достигли тихого места под темными кронами деревьев. Он посвятил целую минуту раскуриванию сигары и созерцанию того, как легкий бриз прогнал прочь облачко едкого дыма.
— Видите ли, — начал он нарочито медленно, — после того, как наша леди наложила на себя руки, все стало ясным. Должен признать, — продолжил он с преувеличенной скромностью, — что до этого я о ней почти не думал. Но такое часто случается. Вы блуждаете в тумане, потом выжидаете, и затем — бац! — что-то щелкает, и вам все сразу становится ясно. Единственное, что нужно, так это терпение.
— Которое, как уверяют знающие люди, — вздохнул Эллери, — при частом употреблении доводит до сумасшествия! Говорите, мой друг, говорите!
Молей хохотнул.
— Марко применил к миссис Констебль свой излюбленный прием, затащил ее в постель, сломил сопротивление и стал ее любовником. Возможно, ему даже не пришлось ее долго уламывать — она была в том возрасте, когда такие смазливые красавчики, как он, грезятся во сне. Однако скоро очнулась. Как только у него оказались ее письма, фотография и пленка, он выложил карты на стол: плати денежки, моя милочка! Перепуганная до смерти, миссис Констебль заплатила. Ее сердце разрывалось от горя, но она надеялась, что, заплатив требуемую им сумму, она получит назад все доказательства ее измены и все будет забыто. Так сказать, мимолетное увлечение, которое ничем не закончилось.
— Пока что, — негромко произнес Эллери, — ничего потрясающего, хотя, скорее всего, правильно. Продолжайте.
— Но мы знаем из подслушанного сегодня разговора, — продолжил инспектор спокойно, — что ее обманули. Она заплатила и не получила доказательств. Миссис Констебль снова заплатила, и снова ничего не получила... и так продолжалось до тех пор... — он нагнулся вперед, размахивая своей сигарой, — пока у нее не осталось ничего, чем бы она могла заткнуть его ненасытный зоб. Что ей оставалось делать? Она впала в отчаяние, не могла или не хотела просить помощи у мужа, а других источников дохода у нее не было. Но Марко все еще не верил этому, поэтому она и оказалась у Годфри. Он не стал бы добиваться ее присутствия здесь, если бы не был уверен, что сможет вытащить из нее еще хоть что-то. А иначе зачем она ему?
— Вы совершенно правы, — кивнул Эллери.
— Марко подготавливал почву, чтобы сорвать последний большой куш, и почему-то решил, что будет проще, если он соберет все свои жертвы вместе. В нужное время надавит на них, получит денежки, прихватит с собой Розу, — возможно, он и не собирался на ней жениться, из того, что я о нем знаю, — и будет надолго обеспечен. Годфри дорого заплатил бы, чтобы избавиться от такого зятька и вернуть свою дочь. Но что произошло? Миссис Констебль приехала сюда, потому что он ей так велел, и потому что она не могла ничего поделать с собой. Он снова потребовал денег, она начала плакаться, что у нее ничего нет, он разозлился и пригрозил, что, если она не прекратит изворачиваться, он либо отошлет все доказательства в какую-нибудь желтую газетенку, либо ее мужу. Однако миссис Констебль говорила правду — она оказалась припертой к стене. И что же она делает?
— О, — протянул Эллери. — Понятно. — Он выглядел разочарованным. — Ну так что же она делает?
— Замышляет убить его, — с триумфом провозгласил Молей. — Вернее, замышляет заказать убийство и, если все бумаги находятся при нем, выкрасть их и уничтожить. Для этой цели находит капитана Кидда, о котором она успела узнать, пока находилась здесь, и нанимает его убить Марко, но Кидд по ошибке хватает Каммера, о чем она узнает почти сразу же и тогда срочно печатает письмо и назначает Марко свидание ночью на террасе, спускается к нему, хватает бюст Колумба и тюкает Марко по макушке, после чего душит проволокой, которую приносит с собой...
— И раздевает труп? — тихо спросил Эллери.
Молей выглядел раздраженным.
— Исключительно ради пикантности! — взорвался он. — Чтобы пустить дым нам в глаза! Это ничего не значит. А если и значит, то у нее просто поехала... ну, вы понимаете, что я хотел сказать.
Судья Маклин покачал головой:
— Мой дорогой инспектор, не могу сказать, что я согласен с вами по некоторым пунктам.
— Продолжайте, — попросил Эллери. — Инспектор еще не закончил, судья. Я хотел бы выслушать все до конца.
— У меня все сходится, — обиженно буркнул Молей. — Она решила, что получила свободу. Нет никаких следов, записка уничтожена, или если она уцелела, то указывает на Розу. А миссис Констебль отправляется на поиски своих писем и всего остального. Но ничего не находит. И тогда она уходит с мыслью поискать еще раз в следующую ночь — в последнюю ночь, когда вы застукали ее вместе с миссис Мунн и миссис Годфри. Потом ей звонит какой-то тип, у которого в руках все доказательства, и вся карусель закрутилась по новой. Миссис Констебль убила Марко напрасно. На этот раз она даже не знает, кто держит ее на крючке. Таким образом, игра заканчивается, и она совершает самоубийство. Вот и все. Самоубийство миссис Констебль есть признание ее вины.
— Так все и было, э? — хмыкнул судья Маклин.
— Так все и было.
Пожилой джентльмен покачал головой.
— Помимо того, — осторожно начал он, — что в вашей теории хватает противоречий, инспектор, разве вы не видите, что эта женщина психологически не годится на роль преступника? Она была скована страхом с самой первой секунды прибытия на Испанский мыс. Это уже немолодая женщина с буржуазным воспитанием — обыкновенная домашняя хозяйка, лишенная каких-либо пороков, ограниченная с точки зрения ее морали, привязанная к дому, мужу и детям. Инцидент с Марко явился эмоциональным взрывом, который закончился так же быстро, как и начался. Такая женщина могла бы совершить преступление только в эмоциональном порыве, когда она была доведена до предела, но она никак не могла осуществить столь изощренное убийство, да еще спланированное заранее. Она не могла мыслить трезво. Уж не говоря о том, что я сильно сомневаюсь, хватило бы у нее на это ума. — И он снова покачал красивой седой головой.
— Если вы, джентльмены, закончили пикироваться, — вмешался Квин, — то не будете ли вы так добры, инспектор, ответить на несколько моих вопросов? Вам все равно придется отвечать на них газетчикам; а эта публика за словом в карман не полезет; и вы, разумеется, не хотите, чтобы вас застали, грубо говоря, со спущенными штанами.
— Валяйте, — кивнул Молей, который больше не выглядел ни торжествующим, ни раздраженным. Он сидел, кусая ногти и наклонив голову в сторону, как если бы боялся пропустить хотя бы слово.
— Во-первых, вы сказали, — отрывисто начал Эллери, — что миссис Констебль, будучи не в состоянии заплатить Марко, задумала убить его. И для осуществления этой грязной работы, как вы считаете, наняла капитана Кидда! Но позвольте вас спросить: где она взяла деньги, чтобы заплатить Кидду?
Инспектор сидел молча, разглядывая свои ногти. Потом ответил:
— Ну, я признаю, что здесь неувязка, но, может, она просто пообещала ему заплатить после того, как он выполнит работу.
Судья улыбнулся, а Эллери покачал головой:
— И из-за неуплаты обещанных денег угодить в лапы этого циклопа? Думаю, что нет, инспектор. Уж не говоря о том, что такой негодяй, как этот Кидд, мог бы кого-то убить, не получив денег вперед. Как видите, в вашей теории есть по крайней мере одно слабое место. Во-вторых, откуда миссис Констебль знала об отношениях между Марко и Розой — настолько хорошо, чтобы быть уверенной, что сработает ее ход с запиской?
— Ну, это легко. Она следила за ним, вот и узнала.
— Но Роза, — улыбнулся Эллери, — держала их отношения в большом секрете. Так что, если вам нечего возразить мне, это ваше второе слабое место.
Молей молчал.
— Но подобные вещи... — начал он немного погодя.
— И в-третьих, — сокрушенно вздохнул Эллери, — вы так и не объяснили нам причину наготы Марко. И это самое главное упущение, инспектор.
— Черт бы побрал эту наготу Марко! — прорычал Молей, вскакивая на ноги.
Эллери пожал плечами и тоже поднялся.
— К сожалению, мы не можем так просто отделаться от этого дела, инспектор. Говорю вам, у нас не может быть удовлетворяющей нас теории, пока мы доподлинно не узнаем, почему...
— Ш-ш-ш! — тихо прошептал судья.
Они одновременно услышали это. Это был женский голос, сдавленный и слабый, но прозвучал он где-то неподалеку в саду.
Они бросились в сторону крика, стараясь бежать как можно осторожнее по густой траве. Крик не повторился. Но они уловили женское бормотание, становившееся все громче по мере их приближения. Мужчины инстинктивно притаились.
Потом заглянули сквозь живую тисовую изгородь в лесок, образованный голубыми елями. Один взгляд, и мускулы инспектора Молея напряглись, дабы рвануть через изгородь. Рука Эллери сжала руку инспектора, и тот отступил назад.
Мистер А. Джозеф Мунн, южноамериканский миллионер с лицом карточного игрока, стоял разъяренный как зверь в окружении деревьев, здоровенной ладонью зажав рот жены.
Ладонь закрывала почти все ее лицо, оставляя одни лишь обезумевшие от страха глаза. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь кричать, изо всех сил колотя руками по его лицу и пиная острыми каблучками его ноги. Но он обращал на ее удары и пинки не больше внимания, чем на жужжание мухи.
В этот момент Джозеф А. Мунн не походил ни на миллионера, ни на игрока в покер. Защитный слой, который он так тщательно культивировал, исчез в гневе, маска холодного спокойствия была, наконец, сорвана, обнажая бешеную ярость. Квадратная челюсть застыла в зверином оскале. Можно было видеть, как под плотно облегающим пиджаком напряглись железные бугры мускулов на плечах и бицепсах.
— Вот вам первый урок, — прошептал Эллери, — как следует обращаться с женой. Это весьма поучительно...
Судья больно ткнул его под ребра.
— Если ты заткнешь свою пасть, — прорычал Мунн, — я тебя отпущу.
Но миссис Мунн лишь удвоила усилия, попытавшись снова крикнуть. Глаза Мунна угрожающе блеснули, и он оторвал ее от земли. Голова женщины запрокинулась, она едва не задохнулась. Бормотание прекратилось.
Он швырнул ее на траву и вытер руки о пиджак, как если бы прикоснулся к чему-то грязному. Она шлепнулась на траву и почти беззвучно, взахлеб заплакала.
— А теперь послушай меня. — Мунн едва сдерживал себя, так что его слова прозвучали достаточно явственно. — Рассказывай все без утайки. Не думай, что твой змеиный язычок сумеет и на этот раз выкрутиться. — Он зло глянул на нее.
— Джо, — простонала она, — Джо, не надо. Не убивай меня...
— Это было бы слишком хорошо для тебя! Тебя следовало бы сбросить в пропасть, ты двуличная, маленькая шлюшка!
— Д-джо...
— Прекрати джокать! Выкладывай все начистоту.
— Что... я не знаю... — Она заикалась от страха, глядя на него снизу вверх, как если бы ожидала удара и пыталась защититься от него обнаженными руками.
Он неожиданно наклонился, схватил ее за подмышку и рывком бросил на скамью; женщина шлепнулась на нее с глухим стуком. Он шагнул к ней, замахнулся и трижды ударил по одной и той же щеке. Хлесткие удары прозвучали как револьверные выстрелы. Голова миссис Мунн запрокинулась, светлые волосы растрепались. Женщина была слишком испугана, чтобы кричать или сопротивляться. Она прижала руку к щеке и полными ужаса глазами уставилась на мужа, как если бы видела впервые.
Мужчины с обеих сторон Эллери возмущенно забормотали.
— Нет! — резко остановил он их, хватая за руки.
— Говори, черт бы тебя побрал, — злобно рявкнул Мунн, отступая назад и засовывая в карманы сжатые кулаки. — Когда ты стала трахаться с этим подонком?
Она застучала зубами, не в силах говорить. Затем с трудом выдавила:
— Когда... ты... уезжал в командировку... в Аризону. Сразу после... нашей свадьбы.
— Где ты с ним познакомилась?
— На вечеринке.
— Как долго ты давала ему... — Он задохнулся, потом грязно и длинно выругался.
— Две... две недели. Пока тебя не было.
Он снова хлестнул ее по лицу. Она зарылась горевшим лицом в ладони.
— В моей квартире?!
— Д-да...
Его руки в карманах пиджака напряглись. Миссис Мунн смотрела на выпирающие бугры с застывшим ужасом.
— Ты писала ему письма?
— Только одно, — прошептала она.
— Любовное?
— Да...
— И ты сменила горничную, пока меня не было?
— Да. — В ее шепоте прозвучала странная нотка, и Мунн пристально посмотрел на нее.
Глаза Эллери сузились.
Мунн отошел обратно в рощицу и принялся расхаживать большими шагами, словно посаженное на цепь животное; лицо его стало мрачнее тучи. Тяжело дыша, женщина встревоженно следила за ним. Наконец Мунн остановился.
— Ты получишь свободу, — заявил он. — Я не собираюсь тебя убивать, понятно? Но не потому, что я размяк, ясно? Здесь отирается слишком много копов, — будь это на Западе или в Рио, я свернул бы тебе шею как цыпленку.
— О, Джо! Я не хотела сделать ничего дурного...
— Не ной! Я могу и передумать. Сколько этот ублюдок вытащил из тебя?
Она отшатнулась.
— Не бей меня больше, Джо! Почти... почти все деньги, которые ты положил на мое имя.
— Я оставил тебе десять тысяч долларов на траты, пока меня не будет. Сколько он получил от тебя?
— Восемь. — Она разглядывала свои руки.
— Это он пригласил тебя на Испанский мыс?
— Д-да.
— А я-то принял все за чистую монету. Каким идиотом я был! — со злобой сказал Мунн. — Полагаю, эта дура Констебль и наша хозяйка одного поля ягоды. С чего еще этой толстой корове прощаться с жизнью? Ты так и не получила от него назад это письмо?
— Нет. Нет, Джо. Не получила. Он обманул меня. Когда мы сюда приехали, он потребовал от меня... еще денег. Он хотел пять тысяч. У... у меня их не было. Он сказал, что я должна взять их у тебя, не то он отошлет письмо и... показания горничной тебе. Я ответила, что не посмею, а он засмеялся и сказал, что у меня нет выхода. А потом... кто-то его убил.
— И хорошо сделал. Только убивать его нужно было не так. В Южной Америке они мастера по этой части. При помощи ножа там творят настоящие чудеса. Это не ты пришила его?
— Что ты, Джо. Клянусь тебе, не я. Я... я хотела этого, но я не...
— Верю, что нет. У тебя на деле кишка тонка. Я тебя не обвиняю. Черт, у тебя пороху не хватило даже на то, чтобы сказать мне правду. Ты нашла это письмо?
— Я его искала, но... — она задрожала, — его там не было.
— Тогда оно в чьих-то руках. Кто-то тебя обскакал. — Мунн нахмурился. — Вот почему эта корова Констебль сиганула со скалы. Испугалась огласки.
— Джо. Откуда ты... это узнал? — прошептала блондинка.
— Пару часов назад позвонил какой-то гад и все мне выложил. Предложил купить письмо и показания горничной. За десять кусков. Угрожал. Но я сказал, нам не о чем говорить... вот так-то. — Он медленно поднял лицо жены вверх. — Этот ублюдок не знает Джо Мунна. Ему следовало бы обратиться прямо к тебе и заставить стянуть немного деньжат. — Его пальцы с силой впились в ее лицо. — Сели, между нами все кончено.
— Да, Джо...
— Как только с этим убийством будет покончено, я дам тебе развод.
— Да, Джо...
— Я заберу обратно все цацки, которые тебе подарил... все то барахло, которое ты, черт возьми, так любила.
— Да, Джо...
— Твое обожаемое спортивное авто отправится на свалку. Я сожгу, мать твою, ту норковую шубу, которую тебе подарил и которую ты еще ни разу не надела. Сожгу все твои тряпки до единой, Сели.
— Джо!..
— Я дам тебе пинок под зад и брошу в канаву, где тебе самое место и где ты можешь до конца своей жизни продолжать... — Дальше последовала длинная тирада на смеси американского и испанского мата, заставившая наблюдавших за этим мужчин поежиться. И все это время пальцы Мунна продолжали впиваться в исхлестанные щеки жены, а горящие гневом черные глаза не отрывались от ее глаз.
Затем он замолк и осторожно оттолкнул ее лицо назад, потом развернулся на каблуках и зашагал по дорожке в сторону дома. Она сидела на скамейке, съежившись, и дрожала, словно ей было холодно. В лунном свете темные пятна от ударов на ее лице выглядели черными. Но в ее позе им почудилась странная благодарность судьбе, как если бы она несказанно поражалась тому, что осталась живой.
— Это моя ошибка, — нахмурился Эллери, когда они, крадучись, поспешили за Мунном к дому. — Мне следовало бы предвидеть этот звонок. Но так скоро! Как я мог знать? Она, должно быть, на грани отчаяния.
— Он позвонит снова, — тяжело дыша, проговорил Молей. — Мунн практически это сказал. Мунн пошлет его ко всем чертям — он не заплатит, — но, может быть, мы сможем узнать, откуда звонили. Из того, что мы знаем, он мог звонить и изнутри дома, эти добавочные номера...
— Нет, — резко возразил Эллери. — Оставьте Мунна в покое. Нет никаких причин считать, что этот звонок можно будет проследить, так же как и первый. К тому же мы можем все испортить. У нас в запасе осталась одна лишь карта, если только уже не слишком поздно. — И он ускорил шаги.
— Миссис Годфри? — спросил судья Маклин. Но Эллери уже исчез под мавританской аркой.
Глава 13
— Хотите возложить ответственность на нее, да?
— Послушайте...
— Ну-ну, — протянул Эллери, — я же не говорю, что она не совершала самоубийства. Я просто хотел обратить наше внимание на то, что при имеющихся обстоятельствах миссис Констебль вполне могла быть убитой.
— Как? — взорвался Молей. — Как? Вы не можете без конца вытаскивать кроликов из вашей шляпы! Вы сказали...
— Я только собирался это сказать. О, следуя примитивному методу, наверняка так, но в таких случаях все надо очень тщательно доказывать. Я утверждаю, что с теоретической точки зрения кто-то мог стоять в кустах, невидимый глазу миссис Годфри и нам, и бросить в спину миссис Констебль камень — промахнуться было бы трудно, мишень уж очень большая, если вы вспомните анатомические особенности строения этой женщины.
Они встретили это гробовым молчанием. Коронер глянул на Квина с тоской. Молей грыз ногти. Затем судья проговорил:
— Известно, что Роза не слышала никаких других звуков и не видела убийцы, но ведь она смотрела прямо на миссис Констебль. Разве она не заметила бы камня, попавшего ей в спину?
— Ну да, — оживился Молей, его мрачность мгновенно улетучилась. — Вы правы, судья! Разве она не заметила бы, мистер Квин?
— Вполне могла не заметить, — Эллери пожал плечами, — но тогда может быть лишь одно мнение. Обратите внимание, я не говорю, что так все и было. Я просто хочу вас предостеречь от опасности поспешных выводов.
— Ладно. — Молей вытер лоб огромным носовым платком. — Не думаю, что есть какие-то серьезные возражения против того, что это самоубийство. Это чистой воды демагогия, которая никуда не ведет. Кроме того, у меня в уме только что сложилась полная картина всего случившегося. И вряд ли вам удастся разнести мою теорию в пух и прах, мистер Квин.
— Теорию, которая покрывает все имеющиеся у нас факты? — уточнил Эллери, явно удивленный. — Если это правда, то мне придется принести вам свои извинения, инспектор, поскольку вы, вероятно, увидели то, что ускользнуло от меня. — В его тоне не было и тени сарказма. — Ну что ж, давайте послушаем.
— Вы считаете, что знаете, кто убил Марко? — спросил судья. — Искренне надеюсь, что это так. Вот было бы здорово, и я был бы счастлив убраться отсюда как можно скорее!
— Конечно, знаю, — отозвался инспектор Молей, извлекая из кармана помятую сигару и засовывая ее в рот. — Это миссис Констебль.
* * *
Эллери не сводил глаз с инспектора, пока они не покинули спальню, провожая коронера вниз и дальше, к его машине, после чего прошли через патио в залитый лунным светом сад. В патио не оказалось ни души. Судя по квадратным боксерским челюстям, Молей не обладал особыми интеллектуальными способностями; но из своего горького опыта Эллери знал, что никогда нельзя судить о человеке по его внешности или по поверхностному знакомству. Не исключено, что Молей уловил нечто стоящее. Эллери никак не мог избавиться от ощущения, что его собственные догадки об этом деле бесплодны; поэтому он с нетерпением ждал объяснений Молея, который, казалось, намеренно тянул резину.
Инспектор не начал говорить до тех пор, пока они не достигли тихого места под темными кронами деревьев. Он посвятил целую минуту раскуриванию сигары и созерцанию того, как легкий бриз прогнал прочь облачко едкого дыма.
— Видите ли, — начал он нарочито медленно, — после того, как наша леди наложила на себя руки, все стало ясным. Должен признать, — продолжил он с преувеличенной скромностью, — что до этого я о ней почти не думал. Но такое часто случается. Вы блуждаете в тумане, потом выжидаете, и затем — бац! — что-то щелкает, и вам все сразу становится ясно. Единственное, что нужно, так это терпение.
— Которое, как уверяют знающие люди, — вздохнул Эллери, — при частом употреблении доводит до сумасшествия! Говорите, мой друг, говорите!
Молей хохотнул.
— Марко применил к миссис Констебль свой излюбленный прием, затащил ее в постель, сломил сопротивление и стал ее любовником. Возможно, ему даже не пришлось ее долго уламывать — она была в том возрасте, когда такие смазливые красавчики, как он, грезятся во сне. Однако скоро очнулась. Как только у него оказались ее письма, фотография и пленка, он выложил карты на стол: плати денежки, моя милочка! Перепуганная до смерти, миссис Констебль заплатила. Ее сердце разрывалось от горя, но она надеялась, что, заплатив требуемую им сумму, она получит назад все доказательства ее измены и все будет забыто. Так сказать, мимолетное увлечение, которое ничем не закончилось.
— Пока что, — негромко произнес Эллери, — ничего потрясающего, хотя, скорее всего, правильно. Продолжайте.
— Но мы знаем из подслушанного сегодня разговора, — продолжил инспектор спокойно, — что ее обманули. Она заплатила и не получила доказательств. Миссис Констебль снова заплатила, и снова ничего не получила... и так продолжалось до тех пор... — он нагнулся вперед, размахивая своей сигарой, — пока у нее не осталось ничего, чем бы она могла заткнуть его ненасытный зоб. Что ей оставалось делать? Она впала в отчаяние, не могла или не хотела просить помощи у мужа, а других источников дохода у нее не было. Но Марко все еще не верил этому, поэтому она и оказалась у Годфри. Он не стал бы добиваться ее присутствия здесь, если бы не был уверен, что сможет вытащить из нее еще хоть что-то. А иначе зачем она ему?
— Вы совершенно правы, — кивнул Эллери.
— Марко подготавливал почву, чтобы сорвать последний большой куш, и почему-то решил, что будет проще, если он соберет все свои жертвы вместе. В нужное время надавит на них, получит денежки, прихватит с собой Розу, — возможно, он и не собирался на ней жениться, из того, что я о нем знаю, — и будет надолго обеспечен. Годфри дорого заплатил бы, чтобы избавиться от такого зятька и вернуть свою дочь. Но что произошло? Миссис Констебль приехала сюда, потому что он ей так велел, и потому что она не могла ничего поделать с собой. Он снова потребовал денег, она начала плакаться, что у нее ничего нет, он разозлился и пригрозил, что, если она не прекратит изворачиваться, он либо отошлет все доказательства в какую-нибудь желтую газетенку, либо ее мужу. Однако миссис Констебль говорила правду — она оказалась припертой к стене. И что же она делает?
— О, — протянул Эллери. — Понятно. — Он выглядел разочарованным. — Ну так что же она делает?
— Замышляет убить его, — с триумфом провозгласил Молей. — Вернее, замышляет заказать убийство и, если все бумаги находятся при нем, выкрасть их и уничтожить. Для этой цели находит капитана Кидда, о котором она успела узнать, пока находилась здесь, и нанимает его убить Марко, но Кидд по ошибке хватает Каммера, о чем она узнает почти сразу же и тогда срочно печатает письмо и назначает Марко свидание ночью на террасе, спускается к нему, хватает бюст Колумба и тюкает Марко по макушке, после чего душит проволокой, которую приносит с собой...
— И раздевает труп? — тихо спросил Эллери.
Молей выглядел раздраженным.
— Исключительно ради пикантности! — взорвался он. — Чтобы пустить дым нам в глаза! Это ничего не значит. А если и значит, то у нее просто поехала... ну, вы понимаете, что я хотел сказать.
Судья Маклин покачал головой:
— Мой дорогой инспектор, не могу сказать, что я согласен с вами по некоторым пунктам.
— Продолжайте, — попросил Эллери. — Инспектор еще не закончил, судья. Я хотел бы выслушать все до конца.
— У меня все сходится, — обиженно буркнул Молей. — Она решила, что получила свободу. Нет никаких следов, записка уничтожена, или если она уцелела, то указывает на Розу. А миссис Констебль отправляется на поиски своих писем и всего остального. Но ничего не находит. И тогда она уходит с мыслью поискать еще раз в следующую ночь — в последнюю ночь, когда вы застукали ее вместе с миссис Мунн и миссис Годфри. Потом ей звонит какой-то тип, у которого в руках все доказательства, и вся карусель закрутилась по новой. Миссис Констебль убила Марко напрасно. На этот раз она даже не знает, кто держит ее на крючке. Таким образом, игра заканчивается, и она совершает самоубийство. Вот и все. Самоубийство миссис Констебль есть признание ее вины.
— Так все и было, э? — хмыкнул судья Маклин.
— Так все и было.
Пожилой джентльмен покачал головой.
— Помимо того, — осторожно начал он, — что в вашей теории хватает противоречий, инспектор, разве вы не видите, что эта женщина психологически не годится на роль преступника? Она была скована страхом с самой первой секунды прибытия на Испанский мыс. Это уже немолодая женщина с буржуазным воспитанием — обыкновенная домашняя хозяйка, лишенная каких-либо пороков, ограниченная с точки зрения ее морали, привязанная к дому, мужу и детям. Инцидент с Марко явился эмоциональным взрывом, который закончился так же быстро, как и начался. Такая женщина могла бы совершить преступление только в эмоциональном порыве, когда она была доведена до предела, но она никак не могла осуществить столь изощренное убийство, да еще спланированное заранее. Она не могла мыслить трезво. Уж не говоря о том, что я сильно сомневаюсь, хватило бы у нее на это ума. — И он снова покачал красивой седой головой.
— Если вы, джентльмены, закончили пикироваться, — вмешался Квин, — то не будете ли вы так добры, инспектор, ответить на несколько моих вопросов? Вам все равно придется отвечать на них газетчикам; а эта публика за словом в карман не полезет; и вы, разумеется, не хотите, чтобы вас застали, грубо говоря, со спущенными штанами.
— Валяйте, — кивнул Молей, который больше не выглядел ни торжествующим, ни раздраженным. Он сидел, кусая ногти и наклонив голову в сторону, как если бы боялся пропустить хотя бы слово.
— Во-первых, вы сказали, — отрывисто начал Эллери, — что миссис Констебль, будучи не в состоянии заплатить Марко, задумала убить его. И для осуществления этой грязной работы, как вы считаете, наняла капитана Кидда! Но позвольте вас спросить: где она взяла деньги, чтобы заплатить Кидду?
Инспектор сидел молча, разглядывая свои ногти. Потом ответил:
— Ну, я признаю, что здесь неувязка, но, может, она просто пообещала ему заплатить после того, как он выполнит работу.
Судья улыбнулся, а Эллери покачал головой:
— И из-за неуплаты обещанных денег угодить в лапы этого циклопа? Думаю, что нет, инспектор. Уж не говоря о том, что такой негодяй, как этот Кидд, мог бы кого-то убить, не получив денег вперед. Как видите, в вашей теории есть по крайней мере одно слабое место. Во-вторых, откуда миссис Констебль знала об отношениях между Марко и Розой — настолько хорошо, чтобы быть уверенной, что сработает ее ход с запиской?
— Ну, это легко. Она следила за ним, вот и узнала.
— Но Роза, — улыбнулся Эллери, — держала их отношения в большом секрете. Так что, если вам нечего возразить мне, это ваше второе слабое место.
Молей молчал.
— Но подобные вещи... — начал он немного погодя.
— И в-третьих, — сокрушенно вздохнул Эллери, — вы так и не объяснили нам причину наготы Марко. И это самое главное упущение, инспектор.
— Черт бы побрал эту наготу Марко! — прорычал Молей, вскакивая на ноги.
Эллери пожал плечами и тоже поднялся.
— К сожалению, мы не можем так просто отделаться от этого дела, инспектор. Говорю вам, у нас не может быть удовлетворяющей нас теории, пока мы доподлинно не узнаем, почему...
— Ш-ш-ш! — тихо прошептал судья.
Они одновременно услышали это. Это был женский голос, сдавленный и слабый, но прозвучал он где-то неподалеку в саду.
* * *
Они бросились в сторону крика, стараясь бежать как можно осторожнее по густой траве. Крик не повторился. Но они уловили женское бормотание, становившееся все громче по мере их приближения. Мужчины инстинктивно притаились.
Потом заглянули сквозь живую тисовую изгородь в лесок, образованный голубыми елями. Один взгляд, и мускулы инспектора Молея напряглись, дабы рвануть через изгородь. Рука Эллери сжала руку инспектора, и тот отступил назад.
Мистер А. Джозеф Мунн, южноамериканский миллионер с лицом карточного игрока, стоял разъяренный как зверь в окружении деревьев, здоровенной ладонью зажав рот жены.
Ладонь закрывала почти все ее лицо, оставляя одни лишь обезумевшие от страха глаза. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь кричать, изо всех сил колотя руками по его лицу и пиная острыми каблучками его ноги. Но он обращал на ее удары и пинки не больше внимания, чем на жужжание мухи.
В этот момент Джозеф А. Мунн не походил ни на миллионера, ни на игрока в покер. Защитный слой, который он так тщательно культивировал, исчез в гневе, маска холодного спокойствия была, наконец, сорвана, обнажая бешеную ярость. Квадратная челюсть застыла в зверином оскале. Можно было видеть, как под плотно облегающим пиджаком напряглись железные бугры мускулов на плечах и бицепсах.
— Вот вам первый урок, — прошептал Эллери, — как следует обращаться с женой. Это весьма поучительно...
Судья больно ткнул его под ребра.
— Если ты заткнешь свою пасть, — прорычал Мунн, — я тебя отпущу.
Но миссис Мунн лишь удвоила усилия, попытавшись снова крикнуть. Глаза Мунна угрожающе блеснули, и он оторвал ее от земли. Голова женщины запрокинулась, она едва не задохнулась. Бормотание прекратилось.
Он швырнул ее на траву и вытер руки о пиджак, как если бы прикоснулся к чему-то грязному. Она шлепнулась на траву и почти беззвучно, взахлеб заплакала.
— А теперь послушай меня. — Мунн едва сдерживал себя, так что его слова прозвучали достаточно явственно. — Рассказывай все без утайки. Не думай, что твой змеиный язычок сумеет и на этот раз выкрутиться. — Он зло глянул на нее.
— Джо, — простонала она, — Джо, не надо. Не убивай меня...
— Это было бы слишком хорошо для тебя! Тебя следовало бы сбросить в пропасть, ты двуличная, маленькая шлюшка!
— Д-джо...
— Прекрати джокать! Выкладывай все начистоту.
— Что... я не знаю... — Она заикалась от страха, глядя на него снизу вверх, как если бы ожидала удара и пыталась защититься от него обнаженными руками.
Он неожиданно наклонился, схватил ее за подмышку и рывком бросил на скамью; женщина шлепнулась на нее с глухим стуком. Он шагнул к ней, замахнулся и трижды ударил по одной и той же щеке. Хлесткие удары прозвучали как револьверные выстрелы. Голова миссис Мунн запрокинулась, светлые волосы растрепались. Женщина была слишком испугана, чтобы кричать или сопротивляться. Она прижала руку к щеке и полными ужаса глазами уставилась на мужа, как если бы видела впервые.
Мужчины с обеих сторон Эллери возмущенно забормотали.
— Нет! — резко остановил он их, хватая за руки.
— Говори, черт бы тебя побрал, — злобно рявкнул Мунн, отступая назад и засовывая в карманы сжатые кулаки. — Когда ты стала трахаться с этим подонком?
Она застучала зубами, не в силах говорить. Затем с трудом выдавила:
— Когда... ты... уезжал в командировку... в Аризону. Сразу после... нашей свадьбы.
— Где ты с ним познакомилась?
— На вечеринке.
— Как долго ты давала ему... — Он задохнулся, потом грязно и длинно выругался.
— Две... две недели. Пока тебя не было.
Он снова хлестнул ее по лицу. Она зарылась горевшим лицом в ладони.
— В моей квартире?!
— Д-да...
Его руки в карманах пиджака напряглись. Миссис Мунн смотрела на выпирающие бугры с застывшим ужасом.
— Ты писала ему письма?
— Только одно, — прошептала она.
— Любовное?
— Да...
— И ты сменила горничную, пока меня не было?
— Да. — В ее шепоте прозвучала странная нотка, и Мунн пристально посмотрел на нее.
Глаза Эллери сузились.
Мунн отошел обратно в рощицу и принялся расхаживать большими шагами, словно посаженное на цепь животное; лицо его стало мрачнее тучи. Тяжело дыша, женщина встревоженно следила за ним. Наконец Мунн остановился.
— Ты получишь свободу, — заявил он. — Я не собираюсь тебя убивать, понятно? Но не потому, что я размяк, ясно? Здесь отирается слишком много копов, — будь это на Западе или в Рио, я свернул бы тебе шею как цыпленку.
— О, Джо! Я не хотела сделать ничего дурного...
— Не ной! Я могу и передумать. Сколько этот ублюдок вытащил из тебя?
Она отшатнулась.
— Не бей меня больше, Джо! Почти... почти все деньги, которые ты положил на мое имя.
— Я оставил тебе десять тысяч долларов на траты, пока меня не будет. Сколько он получил от тебя?
— Восемь. — Она разглядывала свои руки.
— Это он пригласил тебя на Испанский мыс?
— Д-да.
— А я-то принял все за чистую монету. Каким идиотом я был! — со злобой сказал Мунн. — Полагаю, эта дура Констебль и наша хозяйка одного поля ягоды. С чего еще этой толстой корове прощаться с жизнью? Ты так и не получила от него назад это письмо?
— Нет. Нет, Джо. Не получила. Он обманул меня. Когда мы сюда приехали, он потребовал от меня... еще денег. Он хотел пять тысяч. У... у меня их не было. Он сказал, что я должна взять их у тебя, не то он отошлет письмо и... показания горничной тебе. Я ответила, что не посмею, а он засмеялся и сказал, что у меня нет выхода. А потом... кто-то его убил.
— И хорошо сделал. Только убивать его нужно было не так. В Южной Америке они мастера по этой части. При помощи ножа там творят настоящие чудеса. Это не ты пришила его?
— Что ты, Джо. Клянусь тебе, не я. Я... я хотела этого, но я не...
— Верю, что нет. У тебя на деле кишка тонка. Я тебя не обвиняю. Черт, у тебя пороху не хватило даже на то, чтобы сказать мне правду. Ты нашла это письмо?
— Я его искала, но... — она задрожала, — его там не было.
— Тогда оно в чьих-то руках. Кто-то тебя обскакал. — Мунн нахмурился. — Вот почему эта корова Констебль сиганула со скалы. Испугалась огласки.
— Джо. Откуда ты... это узнал? — прошептала блондинка.
— Пару часов назад позвонил какой-то гад и все мне выложил. Предложил купить письмо и показания горничной. За десять кусков. Угрожал. Но я сказал, нам не о чем говорить... вот так-то. — Он медленно поднял лицо жены вверх. — Этот ублюдок не знает Джо Мунна. Ему следовало бы обратиться прямо к тебе и заставить стянуть немного деньжат. — Его пальцы с силой впились в ее лицо. — Сели, между нами все кончено.
— Да, Джо...
— Как только с этим убийством будет покончено, я дам тебе развод.
— Да, Джо...
— Я заберу обратно все цацки, которые тебе подарил... все то барахло, которое ты, черт возьми, так любила.
— Да, Джо...
— Твое обожаемое спортивное авто отправится на свалку. Я сожгу, мать твою, ту норковую шубу, которую тебе подарил и которую ты еще ни разу не надела. Сожгу все твои тряпки до единой, Сели.
— Джо!..
— Я дам тебе пинок под зад и брошу в канаву, где тебе самое место и где ты можешь до конца своей жизни продолжать... — Дальше последовала длинная тирада на смеси американского и испанского мата, заставившая наблюдавших за этим мужчин поежиться. И все это время пальцы Мунна продолжали впиваться в исхлестанные щеки жены, а горящие гневом черные глаза не отрывались от ее глаз.
Затем он замолк и осторожно оттолкнул ее лицо назад, потом развернулся на каблуках и зашагал по дорожке в сторону дома. Она сидела на скамейке, съежившись, и дрожала, словно ей было холодно. В лунном свете темные пятна от ударов на ее лице выглядели черными. Но в ее позе им почудилась странная благодарность судьбе, как если бы она несказанно поражалась тому, что осталась живой.
* * *
— Это моя ошибка, — нахмурился Эллери, когда они, крадучись, поспешили за Мунном к дому. — Мне следовало бы предвидеть этот звонок. Но так скоро! Как я мог знать? Она, должно быть, на грани отчаяния.
— Он позвонит снова, — тяжело дыша, проговорил Молей. — Мунн практически это сказал. Мунн пошлет его ко всем чертям — он не заплатит, — но, может быть, мы сможем узнать, откуда звонили. Из того, что мы знаем, он мог звонить и изнутри дома, эти добавочные номера...
— Нет, — резко возразил Эллери. — Оставьте Мунна в покое. Нет никаких причин считать, что этот звонок можно будет проследить, так же как и первый. К тому же мы можем все испортить. У нас в запасе осталась одна лишь карта, если только уже не слишком поздно. — И он ускорил шаги.
— Миссис Годфри? — спросил судья Маклин. Но Эллери уже исчез под мавританской аркой.
Глава 13
БЕСЧЕСТНЫЕ ДЕЯНИЯ ВСПЛЫВАЮТ
Квин настойчиво постучал в дверь гостиной миссис Годфри. К его великому удивлению, ее открыл сам миллионер, который вытянул уродливую сварливую физиономию и скорчил гримасу.
— Ну и?..
— Мы должны поговорить с миссис Годфри, — начал Эллери. — По очень важному делу...
— Это личные покои моей жены, — резко ответил Годфри. — Мы миримся с вами лишь до поры до времени, пока мое терпение не лопнет. Насколько я вижу, вся ваша деятельность сводится к бесконечной болтовне и беготне туда-сюда. Не может ли это «очень важное дело» подождать до утра?
— Нет, не может, — грубо возразил инспектор Молей, хотя понятия не имел, что на уме у Эллери, и протиснулся мимо миллионера в комнату.
Стелла Годфри медленно поднялась с просторного дивана. Она была одета в нечто воздушное и полупрозрачное, не скрывающее ее стройных ног. Женщина поплотнее запахнула халатик с каким-то странным выражением глаз, которое озадачило их, — нежным, мечтательным и едва ли не умиротворенным.
Годфри, в широком домашнем халате, подошел к ней, став немного впереди, словно желая ее защитить. Все трое вошедших обменялись удивленными взглядами. В доме Годфри наконец-то воцарился мир — мир и понимание, которых прежде не было. Толстый коротышка оказался еще более непредсказуемым, чем его репутация... В этот момент они не могли не вспомнить разъяренное лицо Джозефа Мунна, когда тот навис над своей женой в саду Мунн был зверем, дикарем с примитивной психологией первобытное чувство собственности слепой яростью вырвалось наружу в порыве причинить боль, избить, уничтожить, когда на эту собственность посягнули. Но Уолтер Годфри оказался цивилизованным человеком, едва ли не чутким, способным понять другого. Долгие годы его жена, пока она оставалась верной супружеской клятве, как бы не существовала для него; и вот, когда он узнал, что она, наконец, нарушила эту клятву, он признал ее существование, простил и снова воспылал к ней чувствами! Конечно, вполне возможно, что горькая участь Лауры Констебль подтолкнула его к жене; толстуха представляла собой трагическую фигуру, и ее шокирующий конец создал в доме зловещую атмосферу. Или, возможно, близость опасности и нависшая угроза неприятностей с полицией объединили их общим страхом. Как бы там ни было, чета Годфри выглядела примирившимися голубками, в то время как союз Муннов окончательно развалился.
— Миссис Констебль, — начала Стелла Годфри, и тени под ее глазами залегли еще глубже. — Они... они унесли ее?
— Да, — мрачно буркнул Молей. — Она совершила самоубийство. По крайней мере, вы должны быть благодарны, что это не очередное убийство, которое лишь осложнило бы дело.
— Как это ужасно. — Миссис Годфри передернула плечами. — Она была такой... такой одинокой.
— Мне ужасно жаль нарушать ваш покой в столь позднее время, — вступил Эллери. — Насилие рождает насилие, и, не сомневаюсь, вы сыты всеми нами по горло. И все же, миссис Годфри, мы должны выполнить свой долг; к тому же чем более действенную помощь вы нам окажете, тем скорее сможете от нас избавиться.
— Что вы имеете в виду? — нерешительно спросила она.
— Нам кажется, что пришла пора выложить карты на стол. Ваше молчание доставило нам много хлопот, но, слава богу, нам удалось узнать почти всю правду другим способом. Поверьте мне, пожалуйста, что у вас больше нет необходимости хранить молчание.
Рука женщины упала на руку ее мужа.
— Ладно, — неожиданно уступил Годфри. — Это вполне справедливо. Как много вам известно?
— Все, что касается отношений между Марко и миссис Годфри. — В голосе Эллери прозвучала нотка сочувствия.
Миссис Годфри схватилась свободной рукой за горло.
— Откуда вы...
— Мы подслушали ваше признание мистеру Годфри. Так сказать, черная неблагодарность за ваше гостеприимство, но у нас не было выбора.
Ее глаза потухли; лицо залилось краской стыда.
— Не будем обсуждать этические проблемы случившегося, — сухо обронил Годфри. — Надеюсь, это не предназначено для публичной огласки?
— Газетчикам ничего не было сказано, — заверил их Молей. — Выкладывайте, мистер Квин, что там у вас на уме?
— Разумеется, — начал Эллери, — все это строго между нами... Миссис Годфри?
— Да? — Она подняла голову и встретила его взгляд.
— Так-то лучше, — улыбнулся Эллери. — Джон Марко шантажировал вас, я прав?
Он внимательно наблюдал за четой Годфри. Но если надеялся, что миссис Годфри придет в ужас, а миллионер впадет в ярость, то был разочарован. Совершенно очевидно, что после сцены признания в саду между ними не осталось никаких тайн. В каком-то смысле он был даже рад: это гораздо упрощало дело.
— Да, — сразу же ответила она, а мистер Годфри резко добавил:
— Она все мне рассказала, Квин. В чем дело?
— Сколько раз вы платили ему, миссис Годфри?
— Пять или шесть, я не помню. Первый раз еще в городе, потом здесь.
— Значительные суммы?
— Довольно значительные.
— Не ходите вокруг да около! — гаркнул Уолтер Годфри.
— Но ваш личный счет в банке далеко еще не пуст?
— У моей жены значительное состояние, положенное на ее собственное имя! Вы будете говорить прямо, черт вас возьми? — взорвался Годфри.
— Ну и?..
— Мы должны поговорить с миссис Годфри, — начал Эллери. — По очень важному делу...
— Это личные покои моей жены, — резко ответил Годфри. — Мы миримся с вами лишь до поры до времени, пока мое терпение не лопнет. Насколько я вижу, вся ваша деятельность сводится к бесконечной болтовне и беготне туда-сюда. Не может ли это «очень важное дело» подождать до утра?
— Нет, не может, — грубо возразил инспектор Молей, хотя понятия не имел, что на уме у Эллери, и протиснулся мимо миллионера в комнату.
Стелла Годфри медленно поднялась с просторного дивана. Она была одета в нечто воздушное и полупрозрачное, не скрывающее ее стройных ног. Женщина поплотнее запахнула халатик с каким-то странным выражением глаз, которое озадачило их, — нежным, мечтательным и едва ли не умиротворенным.
Годфри, в широком домашнем халате, подошел к ней, став немного впереди, словно желая ее защитить. Все трое вошедших обменялись удивленными взглядами. В доме Годфри наконец-то воцарился мир — мир и понимание, которых прежде не было. Толстый коротышка оказался еще более непредсказуемым, чем его репутация... В этот момент они не могли не вспомнить разъяренное лицо Джозефа Мунна, когда тот навис над своей женой в саду Мунн был зверем, дикарем с примитивной психологией первобытное чувство собственности слепой яростью вырвалось наружу в порыве причинить боль, избить, уничтожить, когда на эту собственность посягнули. Но Уолтер Годфри оказался цивилизованным человеком, едва ли не чутким, способным понять другого. Долгие годы его жена, пока она оставалась верной супружеской клятве, как бы не существовала для него; и вот, когда он узнал, что она, наконец, нарушила эту клятву, он признал ее существование, простил и снова воспылал к ней чувствами! Конечно, вполне возможно, что горькая участь Лауры Констебль подтолкнула его к жене; толстуха представляла собой трагическую фигуру, и ее шокирующий конец создал в доме зловещую атмосферу. Или, возможно, близость опасности и нависшая угроза неприятностей с полицией объединили их общим страхом. Как бы там ни было, чета Годфри выглядела примирившимися голубками, в то время как союз Муннов окончательно развалился.
— Миссис Констебль, — начала Стелла Годфри, и тени под ее глазами залегли еще глубже. — Они... они унесли ее?
— Да, — мрачно буркнул Молей. — Она совершила самоубийство. По крайней мере, вы должны быть благодарны, что это не очередное убийство, которое лишь осложнило бы дело.
— Как это ужасно. — Миссис Годфри передернула плечами. — Она была такой... такой одинокой.
— Мне ужасно жаль нарушать ваш покой в столь позднее время, — вступил Эллери. — Насилие рождает насилие, и, не сомневаюсь, вы сыты всеми нами по горло. И все же, миссис Годфри, мы должны выполнить свой долг; к тому же чем более действенную помощь вы нам окажете, тем скорее сможете от нас избавиться.
— Что вы имеете в виду? — нерешительно спросила она.
— Нам кажется, что пришла пора выложить карты на стол. Ваше молчание доставило нам много хлопот, но, слава богу, нам удалось узнать почти всю правду другим способом. Поверьте мне, пожалуйста, что у вас больше нет необходимости хранить молчание.
Рука женщины упала на руку ее мужа.
— Ладно, — неожиданно уступил Годфри. — Это вполне справедливо. Как много вам известно?
— Все, что касается отношений между Марко и миссис Годфри. — В голосе Эллери прозвучала нотка сочувствия.
Миссис Годфри схватилась свободной рукой за горло.
— Откуда вы...
— Мы подслушали ваше признание мистеру Годфри. Так сказать, черная неблагодарность за ваше гостеприимство, но у нас не было выбора.
Ее глаза потухли; лицо залилось краской стыда.
— Не будем обсуждать этические проблемы случившегося, — сухо обронил Годфри. — Надеюсь, это не предназначено для публичной огласки?
— Газетчикам ничего не было сказано, — заверил их Молей. — Выкладывайте, мистер Квин, что там у вас на уме?
— Разумеется, — начал Эллери, — все это строго между нами... Миссис Годфри?
— Да? — Она подняла голову и встретила его взгляд.
— Так-то лучше, — улыбнулся Эллери. — Джон Марко шантажировал вас, я прав?
Он внимательно наблюдал за четой Годфри. Но если надеялся, что миссис Годфри придет в ужас, а миллионер впадет в ярость, то был разочарован. Совершенно очевидно, что после сцены признания в саду между ними не осталось никаких тайн. В каком-то смысле он был даже рад: это гораздо упрощало дело.
— Да, — сразу же ответила она, а мистер Годфри резко добавил:
— Она все мне рассказала, Квин. В чем дело?
— Сколько раз вы платили ему, миссис Годфри?
— Пять или шесть, я не помню. Первый раз еще в городе, потом здесь.
— Значительные суммы?
— Довольно значительные.
— Не ходите вокруг да около! — гаркнул Уолтер Годфри.
— Но ваш личный счет в банке далеко еще не пуст?
— У моей жены значительное состояние, положенное на ее собственное имя! Вы будете говорить прямо, черт вас возьми? — взорвался Годфри.