Ладлэм Роберт. На повестке дня - Икар

   - Итак, имя героя событий в Омане известно, - произнес Гидеон Логан, изучая изображение человека на экране. - Бог мой, в какую ловушку он угодил!
   - И это безупречный конгрессмен, - поддержал его Мандель. - Непримиримый борец с коррупцией.
   - И в то же время мужественный человек, - вмешалась миссис Лоуэлл. - Он рисковал своей жизнью ради спасения более двухсот незнакомых ему американцев и при этом не стремился получить что-либо для себя.
   - Добейся он к тому времени определенного положения в политике - у него возникло бы такое желание, - подвел итог Сандстрем.
   - Расскажите нам, пожалуйста, мистер Варак, все, что вы узнали об Эване Кендрике, - сказал Уинтерс, раскрывая свой желтый блокнот.
   Так же поступили и остальные.
   - Прежде чем я начну, - с некоторой нерешительностью в голосе произнес Варак, - должен сказать, что на прошлой неделе я летал в Колорадо, в Меса-Верде, и увидел там то, чему пока не могу дать полное объяснение. Я узнал, что в доме Кендрика живет пожилой человек. Как мне стало известно, его зовут Эммануил Вайнграсс. Он архитектор. Имеет двойное гражданство израильское и американское. Несколько месяцев назад перенес серьезную хирургическую операцию, и сейчас, будучи на положении гостя конгрессмена, поправляет там свое здоровье.
   - Какое это имеет значение? - спросил Эрик Сандстрем.
   - Я хотел бы отметить три обстоятельства. Во-первых, по моим прикидкам, этот Вайнграсс появился как бы ниоткуда вскоре после возвращения Кендрика из Омана. Во-вторых, они тесно связаны друг с другом, и, в-третьих, и это настораживает, личность старика, а также его пребывание в Меса-Верде держится в большой, но плохо соблюдаемой тайне. И в этом виноват сам Вайнграсс. То ли в силу своего возраста, то ли характера он весьма часто общается с рабочим людом, в особенности с испаноговорящим.
   - Совсем необязательно, будто это характеризует Кендрика с отрицательной стороны, - сказал с улыбкой Логан.
   - Возможно, этот старик имел какое-то отношение к операции в Омане, предположила Маргрет Лоуэлл. - И в этом тоже нет ничего плохого.
   - Пожалуй что так, - согласился Иаков Мандель.
   - Должно быть, он имеет большое влияние на Кендрика, - вновь вступил в разговор Сандстрем, делая какие-то записи в своем блокноте. - Не так ли, Милош?
   - Полагаю, что так. Я всегда считаю своим долгом информировать вас о том, чего не знаю.
   - Должен заметить, он действительно ценное приобретение, - произнес Самуил Уинтерс. - Причем во всех отношениях. Продолжайте, мистер Варак.
   - Да, сэр. Будучи совершенно уверенным в том, что никакая информация не выйдет за пределы этой комнаты, я подготовил досье на конгрессмена в виде снятого на слайды текста. - Варак нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и изображение Кендрика в арабском одеянии на улицах Маската сменилось страницей текста, напечатанного крупным шрифтом через три интервала. - Каждый слайд, - продолжал Варак, - соответствует четверти обычной страницы. Все негативы, естественно, уничтожены у нас внизу, в лаборатории. Я всесторонне, насколько возможно, изучил нашего кандидата, однако определенные детали, которые могут представлять интерес для некоторых из вас, мною опущены. Поэтому не стесняйтесь задавать мне вопросы. Я буду следить за вами, поэтому, когда прочтете весь текст и сделаете необходимые записи, кивните, и я дам следующий слайд. Перед вами как бы пройдет вся жизнь конгрессмена Эвана Кендрика, начиная со дня его рождения вплоть до минувшей недели.
   Первым заканчивал чтение Эрик Сандстрем. Маргрет Лоуэлл и Иаков Мандель боролись за честь оказаться последними, поскольку вели пространные записи, как и Гидеон Логан. Председательствующий Самуил Уинтерс почти ничего не записывал - он уже принял решение.
   Спустя три часа и десять минут Милош Варак выключил проектор. Еще через два часа и пять минут Варак закончил отвечать на вопросы и ушел.
   - Итак, принимая окончательное решение, воспользуемся приемом, предложенным нашим другом, - сказал Уинтерс. - Кивок означает согласие, покачивание - несогласие. Начнем с Иакова.
   Один за другим члены общества "Инвер Брасс" склонили головы в знак согласия.
   - Решение принято, - сказал Уинтерс. - Конгрессмен Эван Кендрик станет следующим вице-президентом Соединенных Штатов Америки. Через одиннадцать месяцев после переизбрания нынешнего президента он заменит его на этом посту. Дадим ему кодовое имя Икар, как предупреждение, чтобы он не пытался, подобно многим, слишком приблизиться к солнцу, а затем рухнуть в море. Да поможет нам Бог!
   Глава 17
   Член палаты представителей от девятого округа штата Колорадо Эван Кендрик сидел за письменным столом в своем кабинете и смотрел на строгое лицо своей секретарши, делавшей сообщение о корреспонденции, которую нужно срочно отправить, о повестке дня заседаний палаты представителей, о различных документах и общественных мероприятиях, на которых ему обязательно нужно присутствовать. Она стрекотала как пулемет, и частота издаваемого ею звука измерялась килогерцами.
   - Вот, конгрессмен, это - график работы на неделю.
   - Ты молодец, Энни. Но нельзя ли просто разослать всем письма на бланке с уведомлением о том, что я подхватил опасное инфекционное заболевание и не хочу их заразить?
   - Прекратите, Эван, - сказала Энн Малкей О'Рейли, весьма решительная особа среднего возраста, много лет проработавшая в государственных учреждениях Вашингтона. - На вас здесь наводят критику, а мне это не нравится. Знаете, о чем болтают в конгрессе? Мол, вам на все начхать, что вы тратите бешеные деньги, чтобы только познакомиться с такими же богатыми девицами, как и вы сами.
   - И ты этому веришь?
   - Как я могу в это поверить, если вы никогда никуда не ходите и ничего такого не делаете? Я бы отбила поклоны всем святым, если б вас застукали в постели с какой-нибудь сногсшибательной красоткой! Тогда бы я точно знала, что вы не паинька.
   - А если я не хочу ничего такого?
   - Но вы должны, черт возьми! Я печатала ваши предложения по ряду вопросов и заметила, что они в тысячу раз разумнее предложений восьмидесяти процентов местных политиков, однако никто почему-то не обращает на это внимания.
   - Их замалчивают, Энни! Потому что они непопулярны. И я тоже непопулярен. Меня не принимают ни в тот, ни в другой лагерь. Те несколько человек с обеих сторон, заметившие меня, навешали столько хвалебных ярлыков, что никто не обращает на них внимания. Они не в силах больше меня рекламировать и решили похоронить, но это трудно сделать, поскольку я не высказываю по этому поводу возмущения.
   - Бог свидетель, я частенько высказываю вам свое несогласие и знаю, что такое думающий человек, когда вижу, как вы работаете... Ладно, забудьте об этом! И все-таки что вы скажете по поводу моих предложений?
   - Попозже, хорошо? А Мэнни не звонил?
   - Я дважды отфутболила его. Столько дел накопилось, сами видите... А вам все некогда.
   Кендрик подался вперед, взгляд глаз стал холодным.
   - Энни, запомните на всю оставшуюся жизнь - для меня нет ничего важнее этого человека.
   - Прошу прощения, шеф! - О'Рейли опустила глаза. - Извините и вы меня! сказал Эван. - Мне не следовало повышать голос. Вы стараетесь, а я вам не помогаю. Мир?
   - Мир! Эван, я прекрасно знаю, что значит для вас мистер Вайнграсс. Я, конечно, не имела права вмешиваться. Но с другой стороны - я верчусь как белка в колесе, а с вами, конгрессмен, не так-то легко работать. - Энн О'Рейли поднялась со стула и положила папку с документами Кендрику на стол. - Тем не менее, я считаю, что вы обязаны ознакомиться с предложением вашего коллеги, сенатора от Колорадо. Кажется, он собрался взорвать вершину горы и, устроив там озеро, возвести многоэтажный кондоминиум.
   - Вот сукин сын! - воскликнул Эван, с раздражением открывая папку.
   - А я тем временем соединю вас с мистером Вайнграссом.
   - Опять называете его мистером Вайнграссом? - заметил Эван, листая страницы. - Не хотите сменить гнев на милость? Насколько я знаю, он неоднократно просил вас обращаться к нему запросто - Мэнни.
   - Иногда я так и делаю, хотя порой бывает сложно.
   - Отчего же? Уж не оттого ли, что он всегда громко кричит?
   - Да ну что вы! Разве могу я, будучи замужем за неотесанным полицейским, к тому же ирландцем, обижаться на это?
   - Тогда в чем же дело?
   - В той дурацкой шутке, которую он всякий раз повторяет. И делает это постоянно, особенно когда я обращаюсь к нему официально. "Детка, - говорит он, - давай разыграем мелодрамку, пьеску под названием "Ирландочка Энни и дружок ее Мэнни". Что на это скажешь?" - "Ничего не скажу, Мэнни", - говорю я, а он продолжает: "Бросай-ка ты, милая, это грубое животное, с которым живешь, и давай улетим отсюда. Твой мужлан поймет мою неумирающую страсть к тебе". А я отвечаю, что этот неотесанный коп и о своей-то собственной страсти не догадывается.
   - Только не рассказывайте об этом мужу, - посоветовал, усмехнувшись, Кендрик.
   - Уже рассказала. Он тут же заявил, что бежит покупать билеты на ближайший рейс. Это и понятно - они пару раз лихо наподдавались с Вайнграссом.
   - Напились, что ли? Даже не знал, что они знакомы.
   - Это моя вина, должна признать. Знакомство состоялось примерно восемь месяцев назад. Вы тогда улетели в Денвер.
   - Припоминаю. Мэнни все еще находился в больнице, и я попросил вас навестить его и передать парижскую "Интернешнл геральд трибюн".
   - Я так и сделала. Я, конечно, не красотка с обложки журнала, но, знаете ли, боюсь по вечерам ходить одна по улицам, и взяла мужа с собой. Должна же от него быть хоть какая-то польза!
   - И что дальше?
   - Эти двое забулдыг тут же нашли общий язык. Спустя пару дней я допоздна задержалась на работе, и мой благоверный решительно заявил, что пойдет в больницу один.
   - Простите, Энни, я ничего не знал об этом, - сказал, качая головой, Эван. - Я не собирался навязываться, а Мэнни и словом не обмолвился об этой истории.
   - Скорее всего, из-за флаконов с "Листерином"...
   - С чем, с чем?
   - Это средство для полоскания рта, одного цвета с шотландским виски. Сейчас позвоню ему...
   Эммануил Вайнграсс сидел на каменном выступе на вершине холма и обозревал владения Кендрика - участок земли площадью тридцать акров у подножия южных отрогов Скалистых гор. Расстегнув ковбойку с коротким рукавом, он подставил себя солнцу и наслаждался кристально чистым горным воздухом.
   Покосившись на оставшиеся после операции шрамы на груди, он вдруг подумал, кого же благодарить за свое спасение - Бога или Эвана Кендрика. Спустя пять месяцев после операции и бесконечных послеоперационных осмотров доктора наконец сказали ему, что им удалось удалить малюсенькие смертоносные клеточки, пожиравшие его жизнь. Теперь он совершенно здоров, заверили они. Одним словом, объявили об этом восьмидесятилетнему человеку, который сейчас сидит на этом камне, греет на солнышке свое бренное тело. Хотя не совсем бренное... Правда, стало легче двигаться, легче говорить, да и кашель почти перестал мучить. Живи и радуйся! Вот только скучает по сигаретам "Голуаз" и сигарам "Монте-Кристо". Врачам удалось совершить чудо. А ведь вполне могли укоротить жизнь на несколько недель, может быть, месяцев.
   Он взглянул на медсестру, стоявшую в тени дерева, рядом с неизменным электромобилем для гольфа. Она была одной из многих, которые круглосуточно сопровождали его повсюду. Интересно, вдруг подумал он, что бы она сказала, если б он предложил ей заняться любовью прямо здесь на камнях? Шутка, конечно, но, если не вздрючивать себя подобным образом, можно прокиснуть!
   - Славный денек, не правда ли? - обратился он к ней.
   - Просто чудесный, - ответила она.
   - А что вы скажете, если мы сбросим одежду и насладимся друг другом?
   Выражение ее лица не изменилось, реакция оказалась спокойной, неторопливой, даже ласковой.
   - Мистер Вайнграсс, я здесь для того, чтобы заботиться о вас, а не доводить до инфаркта.
   - Неплохо, совсем неплохо...
   В этот момент запиликал радиотелефон в электромобиле для гольфа. Она взяла трубку, после короткого разговора засмеялась и обернулась к Мэнни:
   - Мистер Вайнграсс, вас просит конгрессмен.
   - С конгрессменом вы обычно так не хихикаете, - сказал Мэнни, поднимаясь с камня. - Ставлю двадцать против пяти, это кикимора Энни.
   - Она спросила, не удавила ли я вас еще, - ответила сестра, передавая трубку Вайнграссу.
   - Эта Энни просто стерва!
   - Не забывай, мы ведь на работе, - сказал Эван Кендрик.
   - Я только хотел дать понять, что эта твоя барышня очень быстро бросает трубку.
   - Просто она догадывается, что ты ей наговоришь. Мэнни, ты звонил? Что-нибудь случилось?
   - А что, я должен звонить только тогда, когда мне очень плохо?
   - Мы условились, что ты звонишь только в исключительных случаях и что звонить тебе буду я. Так в чем дело?
   - У тебя еще остались деньги?
   - Если предложение интересное, конечно найдутся. А почему ты спрашиваешь?
   - Помнишь пристройку, которую мы сделали к западной веранде, чтобы оттуда у тебя открывался прекрасный вид?
   - Разумеется.
   - Я тут сделал несколько набросков. Не хочешь построить террасу на вершине холма? Думаю, двух стальных опор будет достаточно, чтобы удержать нагрузку. Возможно, потребуется третья, если решишь построить рядом со стеной баню из стеклоблоков.
   - Из стеклоблоков?.. Прекрасная идея... Начинай.
   - Договорились. Завтра утром приедут монтажники. Но когда строительство будет завершено, я вернусь в Париж.
   - Как скажешь, Мэнни! А про строительство смотровой площадки в месте слияния двух потоков забыл?
   - Но ты же сказал, что никому не захочется спускаться так далеко...
   - Захочется... Это будет прекрасное место для уединения и размышлений.
   - Ну-ну?.. Только эти забавы уже не для меня.
   - Ты очень любезен. Я приеду на следующей неделе и останусь на несколько дней.
   - Буду ждать! - сказал Вайнграсс, поглядывая на медсестру. - Когда приедешь, пожалуйста, избавь меня от этих страждущих сексуальных маньячек!
   Около десяти вечера Милош Варак вошел в пустынный вестибюль здания палаты представителей. Он был единственным поздним посетителем, которому согласно предварительной договоренности разрешили встретиться с конгрессменом от Алабамы Эрвином Партриджем. Варак подошел к тяжелой деревянной двери с медной табличкой в фигурной рамке и постучал. Дверь ему почти сразу же открыл приятный молодой человек лет двадцати в очках в черепаховой оправе. Кем бы он ни был, он совсем не напоминал грубоватого практичного председателя так называемой "банды" Партриджа - Комитета по расследованию, решившего выяснить, почему вооруженным силам страны достается так мало при таких больших ассигнованиях. Ребят из комитета или, как еще их называли, "ястребов", разумеется, интересовала не закупка унитазов по цене тысяча двести долларов или гаечных ключей по семьсот долларов. Это были слишком очевидные нарушения, чтобы их можно .было принимать всерьез. К тому же это, возможно, было сделано умышленно, чтобы отвлечь внимание и таким образом ограничить доступ к участию в торгах на заключение оборонных контрактов. Комитет только-только приступил к раскрытию коррупции с большим числом вовлеченных лиц, для судебного преследования которых не хватало ни людей, ни средств.
   - Я хотел бы видеть конгрессмена Партриджа, - сказал Варак, и его чешский акцент не то чтобы поразил, а скорее был неправильно истолкован молодым человеком приятной наружности, встретившим его у дверей.
   - Скажите, вы... - начал было молодой человек, по-видимому помощник конгрессмена. - Я хотел сказать, вас проверяли охранники там, внизу?
   - Если вы хотите выяснить, есть ли у меня при себе оружие, то действительно проверяли, и вам об этом известно. Вам ведь звонили из охраны. А теперь проведите меня, пожалуйста, к конгрессмену, он ждет меня.
   - Конечно-конечно, сэр. Он у себя в кабинете. Сюда, пожалуйста.
   Оробевший помощник проводил Варака до двери из темного дерева и постучал:
   - Конгрессмен, к вам посетитель.
   - Пусть проходит! - раздался из-за двери громкий голос с южным акцентом. А ты оставайся там и отвечай на телефонные звонки. Меня ни для кого нет, будь то спикер да хотя бы и президент.
   - Проходите, - сказал помощник, открывая дверь. У Варака возникло желание сказать нервному молодому человеку, что он пришел с дружественным визитом из КГБ, но решил не делать этого. Помощник находился в офисе по какой-то другой причине, поскольку вряд ли кто-либо стал звонить в здание палаты представителей в столь поздний час. Милош вошел в большую богато обставленную комнату с огромным количеством фотографий на письменном столе, стенах и маленьких столиках, причем все они так или иначе свидетельствовали о влиянии, патриотизме и высоком положении Партриджа во всех ветвях власти. Сам конгрессмен, стоящий у закрытого шторами окна, не производил такого впечатления, как на фотографиях. Это был располневший мужчина небольшого роста с самодовольным сердитым лицом и большой головой с редкими выцветшими волосами.
   - Не знаю, что вы собираетесь мне всучить, милый блондинчик, - произнес конгрессмен, решительно двигаясь Вараку навстречу, точно разъяренный петух, но, если это то, о чем я догадываюсь, я выкину вас отсюда с такой скоростью, что вы пожалеете, что не прихватили с собой парашют.
   - Я не собираюсь ничего продавать вам, сэр, просто хочу кое-что подарить, хотя это "кое-что" на самом деле стоит очень дорого.
   - Ни моим клиентам, ни тем более мне нечего скрывать.
   - А я полагаю, конгрессмен, что, скорее всего, вы захотите это сделать.
   - Ерунда! Вы сказали по телефону, будто вам стало кое-что известно, мол, кто-то упомянул о наркотиках и что мне лучше выслушать вас, поэтому я навел кое-какие справки и выяснил: то, что я должен услышать от вас, соответствует правде. Но нас не в чем упрекнуть, наша совесть чиста, как горный поток! А теперь я хочу услышать, кто послал вас и какой жулик из вашей воровской шайки посчитал, что может запугать меня подобного рода дерьмом.
   - Не думаю, сэр, что вы захотите, чтобы это, как вы выразились, дерьмо было предано широкой огласке. Эта информация имеет разрушительную силу.
   - Вы говорите, информация? Это все болтовня! Инсинуации! Слухи, сплетни! Наподобие вранья того чернокожего мальчишки, который пытался ввести в заблуждение всех этих болванов в конгрессе.
   - Никаких слухов, никаких сплетен, - сказал Милош Варак, опуская руку в нагрудный карман пиджака. - Только фотографии. - И координатор из организации "Инвер Брасс" бросил на письменный стол белый конверт.
   - Что это? - Партридж быстро поднялся, взял конверт, разорвал его и, опустившись в кресло, начал вынимать одну за другой фотографии, разглядывая их в свете настольной лампы под зеленым абажуром. Его глаза расширились, лицо побледнело, затем стало багрово-красным от возмущения.
   То, что он увидел, выходило за пределы его воображения. Группы из двух, трех и четырех полураздетых и абсолютно обнаженных молодых людей, жадно вдыхающих через соломку рассыпанные на столиках дорожки белого порошка. Повсюду шприцы, таблетки, бутылки с пивом и виски и, наконец, четкие фотографии нескольких пар, занимающихся любовью.
   - В наше время выпускаются фотоаппараты самых разных размеров, - сказал Варак. - Современные технологии позволяют умещать их в пуговицах для пиджака или рубашки.
   - Боже мой! - вскричал потрясенный Партридж. - Это же мой дом в Арлингтоне! А это...
   - Дом конгрессмена Букбиндера в Силвер-Спринг, а остальные - дома трех других членов вашего комитета. Вам слишком часто приходится бывать по делам в Вашингтоне.
   - Кто сделал эти снимки? - едва слышно произнес Партридж.
   - Я не буду отвечать на этот вопрос, могу лишь дать слово, что этот человек находится за тысячи километров отсюда, У него нет негативов и он никогда не вернется в эту страну. Скажем, это студент, приезжавший по обмену между университетами для изучения политологии.
   - Нам удалось многого достичь, а теперь все летит в трубу... Что же делать?
   - Ну отчего же, конгрессмен? - сказал Варак. - Ведь эти молодые люди являются членами вашего комитета. Они не юристы, не бухгалтеры и даже не ваши старшие помощники. Они просто не хлебнувшие лиха юнцы, ошибающиеся в этом головокружительном потоке жизни самой могущественной столицы мира. Объясните им, что их жизнь и карьера сведутся к нулю, если они не одумаются и не будут вести себя должным образом. Но зачем же прекращать работу вашего комитета?
   - Кто же нам теперь поверит? - произнес Партридж, уставясь взглядом в стену. - Мы такая же дрянь, как те, кого хотим вывести на чистую воду. Мы лицемеры.
   - Но об этом никто не узнает.
   - Ерунда! - взорвался конгрессмен из Алабамы, схвати в телефонную трубку и беспрерывно нажимая кнопку вызова. - Немедленно явись сюда! - закричал он. Когда молодой человек появился в дверях, Партридж вскочил из-за стола: - Ты, развратный ублюдок, я просил тебя сказать правду, а ты что мне наплел?
   - Я не врал! - воскликнул молодой человек, и его глаза наполнились слезами. - Вы спросили меня, что происходит, и я ответил, что теперь ничего не происходит, что все в порядке. Три или четыре недели назад мы крупно загуляли, но. когда пришли в себя, поняли, что совершили ошибку. Понимаю, что мы сваляли дурака, и все с этим согласились, но мы навредили только себе. Мы покончили не только с этим, но и со многими другими развлечениями, только вы и ваши яростные борцы за справедливость даже не хотите замечать этого. Ваши озверевшие сотрудники эксплуатируют нас по восемьдесят часов в неделю, называя при этом тупарями, а ведь это мы снабжаем вас материалами, чтобы вы потом рисовались перед камерами. Вы даже не замечаете, что теперь у вас остались одни неопытные юнцы. Все старые уже ушли, а вы даже не обратили на это внимания! Остался только я, потому что не могу уйти.
   - Теперь можешь убираться.
   - Вы чертовски правильно поступаете, великий воспитатель!
   - Как ты меня назвал?
   - Думаю, вы поняли намек, - произнес молодой человек, затем распахнул и захлопнул за собой дверь.
   - Кто это такой? - спросил Варак.
   - Эрвин Партридж-младший, - тихо ответил конгрессмен, потом сел и уставился на дверь, - Он учится на третьем курсе юридического факультета в Вирджинии. Все эти молодые люди - студенты-юристы. Мы круглосуточно использовали их в хвост и в гриву, не платя за это никаких денег и высказывая чаще неудовольствие, чем благодарность. Но мы кое-что и давали им, а они пренебрегли тем доверием, которое мы им оказали, поручив эту работу.
   - И что же вы им давали?
   - Опыт, который они никогда и нигде не приобретут, ни в судах, ни из книг по юриспруденции, только здесь. Мой сын разбирается в юридических вопросах и отлично понимает это. Он не рассказал мне о том, что может положить конец всей нашей работе. Я больше не могу ему доверять.
   - Я очень сожалею.
   - Это не ваши проблемы! - резко сказал Партридж, теперь уже твердым голосом. - Ладно, дешевый кляузник! - грубо продолжил он. - Что вы хотите получить взамен сохранения комитета? Вы сказали, что за этим ничего не кроется, хотя мне известны десятки способов намекнуть на это, не сказав ни слова. Выкладывайте, я должен взвесить все "за" и "против".
   - Сэр, мы не предлагаем вам ничего ужасного, - сказал Варак, разворачивая несколько сложенных вдвое листов бумаги и кладя их на стол перед конгрессменом. - Это краткие биографические данные с фотографией в правом верхнем углу первой страницы. Мои клиенты хотят, чтобы этот человек вошел в состав вашего комитета.
   - У вас что-то есть на него? - поинтересовался Партридж.
   - Абсолютно ничего компрометирующего, в этом отношении он безупречен. Хочу еще раз отметить, что мои клиенты ничего не скрывают, не собираются заниматься вымогательством, не будут выставлять комитету счетов или блокировать прохождение счетов комитета. Этому человеку ничего не известно о моих клиентах, а они не знакомы с ним лично. Что касается его самого, то он даже не догадывается о нашей сегодняшней встрече.
   - Тогда зачем вы хотите, чтобы он у меня работал?
   - Потому что мои клиенты считают, что он будет чрезвычайно полезен для вашего комитета.
   - Один человек не может ничего сделать, и вам это прекрасно известно, не так ли?
   - Разумеется, вы правы.
   - Если вы внедряете его, чтобы получать информацию, то у нас это невозможно. - Партридж взглянул на разбросанные по столу фотографии, собрал их, перевернул и снова бросил на стол. - По крайней мере, до сих пор было невозможно.
   Варак протянул руку и забрал фотографии.
   - Сделайте это, конгрессмен, введите его в состав комитета. В противном случае, как вы сказали, вся работа пойдет насмарку. Когда он станет членом комитета, я верну вам эти фотографии вместе с негативами.
   Глаза Партриджа были устремлены на фотографии в руках молодого человека.
   - Между прочим, у нас появилась вакансия. Вчера Букбиндер подал в отставку, по личным соображениям.
   - Мне об этом известно, - сказал Милош Варак.
   - Да кто вы, черт возьми, такой? - спросил конгрессмен, глядя прямо в глаза своему посетителю.
   - Человек, преданный интересам страны, которая его приютила, но я не занимаю высокого положения, в отличие от того, о ком идет речь.
   Партридж заглянул в лежащую перед ним объективку.
   - Эван Кендрик, девятый округ, штат Колорадо, - прочитал он. - Я почти не слышал о нем, а то, что слышал, не вызывает у меня никакого энтузиазма. Он просто никто, богатое пустое место.