Лафой Лесли. Бесстрашная леди

   — Возможно, вы правы, — с сомнением проговорил юноша.
   — Если Каррик будет сердиться, скажи ему, что это была моя идея, — сказала она, направляясь к занавешенной одеялом двери в конюшню.
   — Вы знаете, что нравитесь ему, — заметил Мэйлер, следуя за ней.
   Глинис улыбнулась, приводя в порядок амуницию Берта.
   — Ты просто спутал его с Робертом, — спокойно возразила она, проходя к лошади Каррика.
   Мэйлер подтянул подпругу на одной из лошадей.
   — Роберту вы действительно нравитесь, но совсем не так, как Каррику.
   — Да? В чем же разница?
   — Роберт поцелует вам руку и глубоко вздохнет, прежде чем отдаст за вас свою жизнь. А Каррик кого угодно убьет ради вас, а потом увезет вас на своем коне.
   — Знаешь, Мэйлер, — сказала Глинис, влезая на лошадь, — мне кажется, ты слишком молод для таких романтических историй.
   — Мне все это говорят, — подтвердил юноша.
   — Возможно, так оно и есть?
   — Наверное. Но мне нравится смотреть на мир собственными глазами, — ответил он, усаживаясь в седло. — Мои картинки всегда выглядят более счастливыми, чем у других. А вам бы не хотелось, чтобы Каррик вас похитил?
   Боже, левое плечо невероятно сильно болело. Самое большее, что она могла сделать левой рукой, — это удержать поводья Молана. Она подвела Берта поближе к выходу.
   — Честно говоря, Мэйлер, мне совсем не хочется, чтобы меня кто-нибудь привязал к седлу и увез на закате. Я предпочитаю сама управляться с лошадью.
   Снаружи, когда лошади остановились, они услышали приглушенные мужские голоса. Издалека доносился лошадиный топот.
   — Всем девицам нравится Каррик, — продолжал мальчик.
   Не сомневаюсь в этом, — с усмешкой согласилась Глинис, прислушиваясь к доносившимся из темноты голосам. По сердитому тону Каррика она поняла, что он взбешен.
   — Куда бы мы ни приезжали, все женщины улыбаются ему, приносят подарки, приглашают в гости. — Увлеченный разговором, юноша не замечал, что происходит вокруг.
   — И он это проглатывает?
   — Что вы сказали? — переспросил юноша.
   — Я спросила, нравится ли ему их внимание? Глинис продолжала прислушиваться к голосам, но ничего не могла понять.
   — Каррик говорит на кельтском языке? — спросила она. Парень кивнул и продолжал рассуждать на интересующую его тему:
   — Он не выглядит раздраженным, когда его окружают леди, но после этого у него портится настроение, и он говорит, что все женщины ограниченные и безвкусные.
   — А ты знаешь, что значит безвкусные? — Глинис сердито приподняла бровь.
   — Нет, но Каррик очень часто так говорит.
   — Да он просто женоненавистник.
   — Что вы хотите сказать?
   — Все женоненавистники считают женщин ограниченными и безвкусными.
   В темноте она увидела, как сверкнули его белые зубы, когда он усмехнулся.
   — Думаю, именно поэтому вы нравитесь Каррику.
   — Если ты не собираешься меня обидеть, Мэйлер, тебе придется объяснить, что ты имеешь в виду.
   — Вы никогда не сдаетесь, не пасуете перед трудностями. Каррик и сам такой, вы это знаете.
   До них донесся топот копыт.
   — Если быть до конца честной с тобой, Мэйлер, я лишь заметила, что по утрам у него плохое настроение, а в остальное время дня он держится высокомерно. Не признает ничьей независимости, кроме своей собственной. — Она улыбнулась. — Поэтому сомневаюсь, чтобы я была в его вкусе.
   — Может быть, вам стоит попробовать. Я слышал, он здорово целуется.
   Глинис почувствовала, что краснеет.
   Доносившиеся из темноты голоса неожиданно смолкли. Слышен был только топот копыт вдалеке. Затем раздалась ругань, приказы Каррика на кельтском диалекте и ржание лошадей поблизости.
   — Это, вероятно, сигнал для нас, — сказала Глинис, двигаясь к выходу и ведя за собой Молана. Миновав покосившуюся дверь, она поторопилась освободить выход для Мэйлера и лошади Роберта. В этот момент к ней подбежал Каррик и схватил поводья. Примчался Роберт, разыскивая своего коня. Еще трое всадников исчезли среди деревьев.
   — Британцы обшаривают окрестности, — сообщил Каррик, вскочив в седло. — Если они обнаружат нас…
   — Мы погибнем, — договорила за него Глинис, развернув коня так, что топот копыт раздавался сзади. — Куда мы направляемся? — спросила она в то время, как Роберт и Мэйлер двинулись в сторону деревьев, росших позади коттеджа.
   — Держитесь за одного из нас, — быстро проговорил Каррик, прислушиваясь к приближающемуся топоту преследователей. — У нас нет времени объяснять.
   — Поняла. — Глинис отпустила поводья, давая возможность Берту идти по следу Роберта и Мэйлера.
   Поколебавшись долю секунды, Каррик отправился вслед за ней.
   Она прижалась к шее лошади, стараясь избежать столкновения с низко растущими ветвями, прислушиваясь к биению собственного сердца.
   Предоставив свободу лошади, Глинис погрузилась в невеселые думы. Куда, черт возьми, она попала? За что ей такое наказание? Где сейчас Каррик? Если она видит скачущих впереди, то, вероятно, британцы тоже смогут их обнаружить?
   Она продолжала скакать вслед за всадниками, досадуя, что не знает местности. Будь она дома, ничего подобного не случилось бы. Она проверяла бы сохранность заборов, искала молодых ягнят и время от времени останавливалась бы, чтобы попить кофе из термоса.
   Но она не дома и если не выберется из этой ситуации, то погибнет. Надо быть начеку.
   Скакавшие впереди Роберт, Мэйлер и еще трое всадников покинули скрывавшие их деревья и двинулись по освещенной луной равнине. Волосы на голове у нее зашевелились.
   Сподвижники Каррика выехали из леса, стараясь уйти от погони. Глинис натянула поводья. Именно здесь и можно попасть в засаду.
   Доверившись инстинкту, она выехала из тени деревьев и резко повернула Берта вправо. Продвигаясь вдоль опушки леса и стараясь не потерять из виду остальных, она отчаянно пыталась подавить охватившее ее чувство ужаса. Они все были на виду.
   «Перестань трястись как заяц, — приказывала она себе, — следуй за ними, это их дом, они знают, что делают». Но, несмотря на все доводы, она не могла избавиться от страха.
   Она оглянулась на лес, который только что покинула. Где же Каррик? Она представила его себе лежащим среди опавших листьев, раненного и беспомощного. Через секунду она повернула Берта в обратном направлении.
   В этот момент грянули ружейные выстрелы, послышалось хриплое лошадиное ржание и громкие мужские голоса. Взглянув на равнину, Глинис не увидела всадников. У нее перехватило дыхание. Она снова посмотрела в сторону леса, где оставался Каррик, потом на равнину, где никого не было. Берт переминался с ноги на ногу, не зная, в каком направлении двигаться.
   Тут она увидела всадников, удаляющихся друг от друга, но двигающихся по направлению к видневшимся на горизонте холмам. Ближе всех оказался Мэйлер, немного дальше — Роберт. Глинис пришпорила коня и бросилась догонять юношу.
   — Это была засада! — крикнул Мэйлер, когда она поравнялась с ним.
   — Где Каррик?
   — Я думал, он с вами, — ответил юноша.
   Глинис молила Бога, чтобы с Карриком ничего не случилось. Несколько секунд они мчались по каменистой равнине, земля и дерн разлетались из-под копыт. Когда раздался ружейный выстрел, лошадь юноши упала замертво. С ужасом смотрела Глинис, как сам он перевернулся на живот и покатился по камням, словно тряпичная кукла.
   — Мэйлер! — закричала она, подгоняя Берта.
   Краем глаза она видела вспышки выстрелов на фоне зеленой травы и поняла, что надо делать. Пока парень перекатывался по камням, стараясь избежать свистевших вокруг пуль, Глинис отпустила поводья и поднялась на стременах.
 
   У Каррика перехватило дыхание, когда он заметил двух британцев, появившихся из-за холма, и увидел, как упала лошадь Мэйлера. Он еще ниже пригнулся к шее Молана, побуждая его прибавить скорость, стремясь приблизиться к врагам на расстояние выстрела из пистолета, который держал в руке. Однако, подгоняя отважное животное, он понимал, что находится слишком далеко и никак не сможет помочь ни Мэйлеру, ни Малдун.
   Каррик услышал второй выстрел, увидел вспышку огня и дыма из ружья британца, и сердце его замерло. Мэйлеру удалось увернуться от пуль, врезавшихся в дерн вокруг его головы. Кровь застыла у него в жилах. Он проклинал Молана, британцев, Мэйлера, Глинис Малдун и продолжал мчаться вперед.
   В это время Глинис заставила Берта присесть, и Каррик округлил глаза, увидев, как из-под полы своего пальто она достала ружье, вскинула его на плечо и нажала на спуск. Один солдат свалился на землю, а второй поднял пистолет. Глинис снова выстрелила, и второй солдат, выронив пистолет, упал замертво.
   Затем она прицелилась прямо в грудь Каррика, но, к счастью, узнала его и опустила ружье. Она что-то сказала, осматривая окрестность, но он не расслышал из-за стука копыт. Мэйлер вскочил на ноги и побежал к ней. Когда она вытащила ногу из одного стремени и нагнулась к юноше, Каррик понял ее намерение.
   — Молодец, Малдун, — пробормотал он, направляя Молана к лошадям британцев, которые бродили вокруг убитых солдат. Он взял поводья более молодой и направился к Малдун. — Остановитесь! — крикнул он.
   Глинис придержала своего взмыленного коня. Мэйлер сидел у нее за спиной, обеими руками крепко обхватив ее за талию. Каррик поставил пойманную им лошадь между Моланом и Бертом, и вместе с Глинис они пересадили на нее мальчика.
   Встретившись взглядом с молодой женщиной, он увидел в ее глазах ярость, страх и ужас, но ни тени раскаяния. Он знал, что раскаяние придет потом, когда утихнут остальные эмоции и она останется наедине со своей совестью. Тогда она будет нуждаться в нем. И он окажется рядом, как она оказалась рядом с Мэйлером.
   Никто из них не произнес ни слова, когда они двинулись вперед. Каррик все еще держал в руке заряженный пистолет, на коленях у Глинис лежало ружье, а Мэйлер сидел в новом седле.
 
   Глинис передала Каррику повязку с нанесенным на нее неоспоримом.
   — Вы уверены, что все в порядке, Роберт? — прошептала она, вздрогнув, когда Каррик приложил повязку к ране своего кузена.
   — Это всего лишь телесное повреждение, мисс Малдун, — заверил ее Роберт сквозь стиснутые зубы. — Учитывая сложившуюся ситуацию, считаю, что мне просто повезло.
   Глинис кивнула и посмотрела на Мэйлера. Мальчик спал, свернувшись калачиком под ее грубым пальто, руки его были сжаты в кулаки и прижаты к подбородку. Пучки соломы застряли в его рыжих волосах. Она вытащила их и пригладила взъерошенные кудри.
   — Он придет в себя, Малдун, — мягко произнес Каррик, — молодые легче справляются с проблемами.
   — Я тоже так думаю, — ответила она. — Если я вам сейчас не нужна…
   Каррик ничего не ответил, накладывая повязку на ногу Роберта, только внимательно посмотрел на нее и кивнул.
   — Тогда я скоро вернусь, — закончила она.
   Берт радостно фыркнул, когда она спустилась по лестнице с чердака. Погладив его, она улыбнулась и пошутила:
   — Тебе хочется знать, о чем они там беседуют наверху, да старина?
   Он снова фыркнул и вернулся к своему овсу, а она поправила одеяло, которое Каррик набросил на Берта, чтобы он был не так сильно заметен.
   — Знаешь, Берт, — сказала она громко, — я не смогу обвинить тебя, если в следующий раз ты сбросишь меня с седла. За последние пару дней я устроила тебе настоящий ад.
   Лошадь продолжала жевать, и Глинис прислонилась к ней лбом.
   — Мне очень жаль, я действительно чувствую себя виноватой, — продолжала она уже шепотом, отодвинулась от коня и попыталась выпрямить плечи. Засунув руки в карманы джинсов, она подошла к небольшому окошку. Снаружи на востоке небо уже светлело. Она смотрела на далекие холмы, простиравшиеся за грязным двором конюшни, и думала о том, какая участь постигла остальных членов отряда Каррика. Ни он сам, ни Роберт ничего не говорили, но она знала, что они беспокоятся о Патрике и еще двоих, их могли схватить или даже убить.
   Глинис отошла от окна и тряхнула головой, чтобы прогнать тревожные мысли.
   Окинув взглядом конюшню, она решила расчесать лошадей. Их было четыре, так что работы ей хватит на несколько часов. Но когда, сжимая щетку в руке, она направилась к стойке Берта, вдруг почувствовала слабость во всем теле, руки и ноги похолодели. Спотыкаясь, она добралась до стойки Берта, выронила из рук щетку, колени подкосились, из глаз полились непрошеные слезы. В полном изнеможении она закрыла глаза, опустилась на солому и зарыдала.
 
   — Я подожду еще несколько минут и пойду разыскивать ее, — проговорил Каррик.
   — А что с ней произошло? — спросил Роберт.
   — Двое британских солдат обнаружили ее и Мэйлера в долине и убили лошадь, на которой сидел мальчик, — стараясь говорить спокойно, объяснял Каррик, упаковывая медицинские принадлежности в белую коробку Глинис.
   — А где был ты?
   — Достаточно далеко от них, чтобы помочь, — мрачно ответил Каррик. — Я мчался словно бешеный, наблюдая, как Глинис расправляется с ними.
   — И что же она сделала? — спросил Роберт с усмешкой.
   — Застрелила.
   — Застрелила? — Роберт округлил глаза о г изумления. — Каким образом?
   — Достала ружье из-под своего странного седла и выстрелила сначала в одного, потом в другого. Ей понадобилось менее двух секунд, чтобы убить обоих.
   — Это невозможно, — промолвил Роберт. — Она бы не успела перезарядить ружье.
   Каррик поднялся и прошел в угол чердака.
   — Я сейчас покажу тебе кое-что, — сказал он, возвращаясь с ружьем Глинис в руке. — Посмотри! — Он протянул кузену незнакомое оружие.
   Роберт подержал его на ладони, как бы взвешивая, и осмотрел со всех сторон.
   — Черт возьми, оно совсем легкое, — пробормотал он, — и очень изящное.
   — Одному Богу известно, сколько выстрелов оно может произвести одновременно, — сказал Каррик. — Я не хотел спрашивать. А сама она об этом ничего не сказала.
   — Она специалист в этом деле? — спросил Роберт, рассматривая прицельное устройство.
   Каррик криво усмехнулся.
   — Когда Глинис направила его на меня, я замер от ужаса. Оно действует невероятно быстро и точно, ни одного лишнего движения.
   Роберт еще раз посмотрел на ружье и, отдав его Каррику, спросил:
   — А почему мы не видели его раньше?
   Каррик тоже приподнял ружье и сквозь прицел посмотрел на потолок.
   — Оно в чехле и прикреплено к левой стороне седла. Ее длинное пальто его скрывает, когда она верхом. — Он опустил ружье и пожал плечами. — Поскольку приклад темный, его вообще не видно. Я заметил какую-то рукоятку, но мне в голову не приходило, что у нее есть оружие.
   Они обменялись взглядами, и Роберт произнес в раздумье:
   — Такая оплошность может стоит жизни.
   — Это что, тонкий намек? — спросил Каррик, откладывая ружье.
   — Ты можешь принять предсказание Сердца Дракона, — сердито бросил его кузен, — но будь я проклят, если соглашусь на такое.
   — Двадцать пять лет — это предсказанный возраст. Нельзя бороться с судьбой, — улыбнулся Каррик.
   — Черта два, с ней необходимо бороться.
   Каррик печально покачал головой, зная, что уже давно ушло то время, когда он мог позволить себе быть откровенным. Он гордо вздернул подбородок.
   — Послушай, кузен, — начал он, — я много думал об этом. Когда мы третьего дня вынуждены были убить британских солдат, ставки в игре возросли. Мне кажется, Мэйлеру пора отправляться домой. Я бы хотел, чтобы ты доставил его к родителям целым и невредимым.
   Роберт прищурился и произнес с горечью:
   — Дело близится к развязке, и ты хочешь убрать нас обоих с дороги?
   Каррик приподнял брови.
   — А ты предпочел бы остаться и наблюдать?
   — Я предпочел бы помешать этому, — резко ответил Роберт.
   — Бесполезное занятие, Роб, — со злостью проговорил Каррик. — Отправляйся домой, возьми с собой Мэйлера и оставь меня наедине с моей судьбой. Если они схватят меня, сразу забудут о том, что кто-то воевал вместе со мной.
   Роберт упрямо покачал головой:
   — Мы оставим Мэйлера у Сараид. В суматохе они только через неделю обнаружат его.
   — Давай говорить откровенно, — сказал Каррик, — я не хочу, чтобы ты оставался со мной.
   — Раньше ты не возражал против этого. Что заставило тебя передумать?
   — Два дня тому назад мы были просто занозой для британцев. Время от времени они вспоминали о нашем существовании, но большей частью предоставляли нам возможность заниматься своим делом.
   Он выпрямился и встретился взглядом с кузеном.
   — Теперь заноза загноилась, и они примут серьезные меры, чтобы избавиться от нас. Я не хочу подвергать тебя и Мэйлера опасности.
   Темные глаза Роберта засверкали, ему показалось, что он понял, в чем дело.
   — Это все из-за Глинис Малдун? — с укоризной спросил он.
   Едва сдерживая ярость, Каррик небрежно пожал плечами.
   — Не в том смысле, что ты думаешь, Роб. Ее перемещение во времени просто ускорило события, которые должны были произойти. Из-за ее появления и обстоятельств, которые при этом возникли, британцы будут теперь преследовать нас, пока не поймают.
   — Здесь нет ее вины.
   — Знаю, — согласился Каррик, нервно проведя пальцами по волосам. — Я просто хочу защитить своих близких. Теперь от патрулей не будет покоя ни днем, ни ночью.
   — И если бы нас не было с тобой, тебе не пришлось бы убегать, — резким тоном проговорил Роберт. — Ты бы сразился с ними и дал им возможность тебя убить. На том все и закончилось бы.
   — И все вокруг наконец спокойно вздохнули бы впервые с того момента, когда я появился на свет.
   Помолчав, Роберт тихо произнес:
   — Никому из нас твоя гибель не доставила бы удовольствия.
   Почему им так трудно принять то, с чем он столкнулся в свои десять лет?
   — Сколько раз мы обсуждали эту тему, Роберт?
   — Невозможно сосчитать.
   — И это привело к чему-нибудь хорошему?
   — Нет.
   Он взглянул в глаза кузену.
   — И никогда не приведет, Роберт. Оставим этот разговор. Тебе надо поспать, а мне — найти Малдун. Она уже и так слишком долго находится наедине со своими демонами.
   — Мне кажется, ты сможешь только заменить одних демонов на других, — резко произнес Роберт.
   Каррик готов был застонать, так он устал от этих разговоров.
   — Она вполне разумная женщина, наша Глинис Малдун, — ответил Каррик, — и вполне способна защитить себя от таких, как я.
   — Она заслуживает большего, чем быть просто одной из твоих легких любовных побед, Каррик.
   Осуждение было высказано весьма осторожно, но оно прозвучало. Гордость Каррика была уязвлена.
   — Ты что, неравнодушен к ней?
   Ответ Роберта был серьезным и определенным:
   — Я не в ее вкусе, и мы оба это знаем. Но мне бы хотелось, чтобы ты хоть раз взял с собой в постель сердце. Ради Бога, если ты решил умереть до конца года, узнай по крайней мере, что можно испытывать какие-то чувства по отношению к женщине, с которой занимаешься любовью.
   — Невероятно сентиментально, Роберт, — проговорил Каррик, скрывая под иронией обиду. — Но если я послушаюсь твоего совета, то „возможно, не захочу умирать.
   — И в этом нет ничего позорного.
   С трудом скрывая злость, Каррик решил оставить последнее слово за Робертом и спустился с чердака.

Глава 9

   Она сидела на соломе, прижав колени к груди и закрыв руками лицо. Стоило Каррику ее увидеть, как злость тут же испарилась. Он сел рядом с ней.
   — Я слышал, есть женщины, которые любят лошадей, Малдун, но спать с ними — это уж слишком.
   Она потерла ладонями мокрые от слез щеки.
   — Если не возражаете, — тихо промолвила она, — мне бы хотелось побыть одной.
   — Я понимаю ваше желание, — ответил Каррик, — но должен вам сказать, что это не самая лучшая идея. Когда остаешься наедине с воспоминаниями, начинает мучить совесть. А это опасно, Малдун. Потому что в следующий раз, когда возникнет необходимость, вы не сможете принять правильного решения. И последствия могут оказаться плачевными. Вас просто убьют.
   Она закрыла глаза.
   — Не знаю, что лучше, убить или быть убитой.
   — Я был бы очень расстроен. И Роберт, и Мэйлер тоже.
   — Очень скоро вы бы с этим смирились.
   Каррик молча изучал ее, видя жесткие складки у рта, опущенный подбородок. Пряди каштановых волос, выбившиеся из косы, обрамляли нежный овал лица. Он подавил желание убрать эти пряди, понимая, что ему надо сохранять дистанцию. Время тянулось медленно, и с каждой минутой ему все сильнее хотелось обнять и успокоить ее.
   — Я вижу их лица, — проговорила Глинис, подбородок у нее дрожал. — Вижу удивление на их лицах. Две матери потеряли своих сыновей, две жены потеряли мужей. Одному Богу известно, сколько осиротело детей. И все это из-за меня. Из-за того, что я сделала.
   Презрев здравый смысл, Каррик взял в ладони ее лицо и повернул к себе.
   — Посмотрите на меня, Малдун, — мягко проговорил он, — вы бы предпочли, чтобы родители Мэйлера — Ниал и Изольда — потеряли своего сына?
   Глаза ее наполнились слезами, но он продолжал:
   — Эти мужчины прожили свою жизнь, у них была любовь и, наверное, семьи. Хотели бы вы лишить этих удовольствий Мэйлера? Или себя?
   — Но… — Дрожащей рукой она попыталась смахнуть слезы с ресниц.
   У Каррика сердце разрывалось на части, но он продолжал спокойным тоном:
   — Вы могли либо сохранить жизнь себе и Мэйлеру, либо погибнуть. Вы решили защитить себя и беспомощного юношу.
   Рукавом рубашки она вытерла мокрые щеки.
   — Значит, я поступила правильно, — проговорила она, обращаясь скорее к самой себе, нежели к Каррику.
   — Да, Малдун. Вы поступили правильно. И сделали это блестяще.
   — Но я не хочу убивать людей.
   Каррик решил, что из отчаяния ее можно вывести, только встряхнув хорошенько, но в тот момент она подняла на него полные печали глаза, и он изменил свое намерение.
   — А как дела у янки?
   — Что? — переспросила она.
   — Думаете, у них есть шанс стать чемпионами?
   — В прошлом году чемпионами были Марлины. А что вы знаете о бейсболе?
   — Честно говоря, ничего, — признался он, улыбнувшись, — но когда моя мать понимала, что ее слова до меня не доходят, она начинала говорить о бейсболе. Иногда речь шла о команде «Зеленого берега», иногда о «Красных крыльях Детройта».
   — Как? И ни слова о «Могучих утках»? — Она усмехнулась. — Ква-ква.
   Но все доводы исчезли, когда он посмотрел ей в глаза. Осталось лишь непреодолимое желание. Он наклонился и прильнул губами к ее губам, почувствовав их сладость и нежность, ощущая, как сильно бьется его сердце.
   — Может быть… — прошептала она, глядя на него снизу вверх.
   — Да, может быть…
   Он еще раз поцеловал ее, уже смелее, обнял и привлек к себе. Глинис не сопротивлялась, напротив, отвечала на его ласки с таким пылом, что он задохнулся.
   Каррик подвинулся, и ее голова оказалась у него на плече, губы ее раскрывались в ответ на его молчаливую просьбу. Боже, она превосходила все его самые фантастические мечтания! Ему этого было мало, он хотел большего. Совесть подсказывала ему здравые мысли. Прислушавшись к ним, он неохотно, с большим трудом оторвался от ее губ.
   Не пытаясь высвободиться из его объятий, она серьезным, проникающим в душу взглядом смотрела на него. Поддавшись искушению, он убрал пряди волос с ее лица, ощутив тепло ее кожи.
   — Наверное, мне следует уйти, Малдун, — сказал он, прекрасно понимая, что она ждет от него большего.
   Несколько секунд она молча смотрела на него, и в глубине ее зеленых глаз видна была борьба эмоций.
   — Нет, — наконец произнесла она, — пожалуйста, останьтесь. Не могли бы вы просто подержать меня немного?
   Он провел пальцем по ее губам.
   — Но тогда, возможно, я вас снова поцелую.
   — Я переживала и худшее, — спокойно ответила она.
   — Малдун…
   — Что, де Марсо? — спросила она едва слышно.
   — Благодарю вас за то, что вы не застрелили меня.
   Она закрыла глаза, и слабая улыбка появилась у нее на губах, когда она ответила:
   — Знаете, я подумала об этом. Но потом решила, что не могу убить вас, пока не узнаю, прав ли был Мэйлер.
   — Прав в чем? — удивленно спросил он.
   — Он сказал, что вы большой специалист по части поцелуев.
   Боже, она не переставала его удивлять! И он, усмехнувшись, спросил:
   — Ну и что вы по этому поводу думаете?
   — Пока рано делать выводы, — сказала она, зевнув, — так что поживите еще немного.
   — Значит, с каждым поцелуем, — продолжал он, — я приближаю день своей гибели.
   — Возможно, но я могу изменить решение и оставить вас в живых.
   — И что тогда будет? — шепотом спросил Каррик.
   — Посмотрим, какими еще вы обладаете талантами.
   От этих слов он окончательно протрезвел. Глинис Малдун — обыкновенная женщина, твердил он себе, из плоти и крови, как и все остальные, с которыми ему приходилось иметь дело. Но он знал, что обманывает себя, что женщина, лежащая у него на коленях, в отличие от других обладает острым умом, чувством юмора и железной волей. Если у мужчины не хватает ума вовремя сбежать, он рискует остаться с разбитым сердцем. Роберт был просто сумасшедшим, думая, что можно рискнуть и почувствовать к Глинис Малдун что-нибудь, кроме уважения и дружбы.
   — Знаете, Малдун, — прошептал он, нежно целуя ее в щеку, — встретив вас, я впервые пожалел, что с самого рождения был обречен на безвременную кончину. — Он печально улыбнулся. — Однако я предпочел бы отойти в мир иной, ощущая вкус ваших губ.