Как и в ту ночь, когда он рассказывал ей о Сете, Ривлин долго молчал. Мадди ждала, наблюдая за тем, как он борется с собой, решая, что еще может ей поведать.
   Он допил шампанское, подошел к столу и стоял, глядя на еду, но не видя ее. Глаза, обращенные в прошлое, потемнели. А колеса все выстукивали свой мотив.
   Наконец он заговорил.
   — Когда я был совсем юнцом, то мечтал завоевать мир, стать капитаном промышленности, как все те, кто окружал моего отца. — Ривлин сухо засмеялся и потянулся за бутылкой с шампанским. — Потом я с легким сердцем отправился на войну и позже пересмотрел свои взгляды.
   Он наполнил бокал, снова поставил бутылку в ведерко со льдом, поднял поднос с едой и перенес его ближе к Мадди.
   — Я помню первый вечер, проведенный дома, когда война кончилась. — Продолжая говорить, Ривлин устроился на прежнем месте. — Мои родители учинили грандиозный прием по случаю моего возвращения, пригласив на него самых больших воротил в Цинциннати и множество других гостей. Я был героем, блудным сыном, возвратившимся в родительский дом в чине капитана и с множеством хвалебных отзывов, подписанных самим генералом Грантом. У меня распухла ладонь от рукопожатий, а спина ныла от одобрительных похлопываний. Деловые партнеры моего отца готовы были положить весь мир к моим ногам и обещали мне все, о чем я мечтал мальчишкой.
   Он вздохнул и покачал головой.
   — Я стоял, глядел на всю эту суету вокруг меня и думал о том, сколько сил каждый из этих людей вложил в ничего не значащие вещи. Я жив, одет, обут и сыт, мои руки и ноги остались целыми, и я не свихнулся от ужасов войны — этого было для меня вполне достаточно. Я понимал, что мне не нужно ничего, кроме того, что у меня есть.
   Колеса ритмично стучали в такт его словам, и этот перестук эхом отзывался в сердце Мадди.
   — Я мог бы уехать на следующее утро, но все же этого не сделал, — продолжал Ривлин. Голос его теперь звучал живее. — Я остался, пытаясь, как говорится, снова подхватить лихорадку. Не вышло. Однажды в воскресенье мы все вместе сидели за обеденным столом. Не помню, о чем шел разговор, но вдруг Эмили спросила, где же ее брат, и добавила, что не знает человека, сидящего рядом с ней. Я посмотрел на всех, кто находился за столом, и понял, что они разделяют взгляд Эмили, только она осмелилась сказать об этом вслух. Мне стало ясно, что я никогда уже не приноровлюсь к ним, и они тоже это понимали. — Ривлин сделал глоток. — Тогда я вышел из-за стола и ушел из дома, а на следующее утро снова записался в армию.
   — Но ты, кажется, предпринял еще одну попытку, когда скончался твой отец…
   — Да, и убедился, что там ничего не изменилось. Я был еще более не к месту, чем в первый свой приезд, и все чувствовали себя такими же несчастными, как и я. Решив пощадить их, я опять уехал.
   — И теперь снова возвращаешься — уже в третий раз.
   — Лучше, чем прежде, все равно не будет, я это понимаю и даже думать не стал бы о возвращении, если бы у меня был иной выбор. — Ривлин посмотрел ей в глаза. — Оставайся со мной, Мадди, тогда я не буду чувствовать себя таким одиноким.
   Снова зазвучал тот же мотив, но выстукивали его уже не колеса, а сердце. Это было ошибкой, но свершилось то, что свершилось, и назад дороги нет. Она его полюбила. Он нуждается в ней, и будь у него даже тысяча сестер, она готова встретиться лицом к лицу с каждой из них в отдельности и защитить его. Пускай о ней думают что хотят — единственный, кто для нее что-то значит, это Ривлин.
   Она ничего ему не скажет — так легче уберечь его от новых сложностей, а их и без того достаточно. Пока они вместе, ее сердце станет нашептывать душе о великой тайне. В следующей жизни, которую она проведет без него, у нее будет возможность вспоминать, как близки они были к полному единению.
   Мадди поставила свой бокал на столик, взяла у Ривлина его бокал и поставила рядом со своим.
   — Я буду с тобой, — прошептала она. — Что должен сделать ты, доступно и мне.
 
   Ривлин приподнял занавеску на окне настолько, чтобы увидеть туманный восход солнца, потом опустил ее и, посмотрев на Мадди, убедился, что она все еще спит. Они вместе пересекли еще одну черту; он чувствовал это, хотя и не мог ничего объяснить.
   Ночью они отдавались друг другу иначе, нежели во время первых сближений. Они были равными в порывах страсти, не навязывая свою волю, не стараясь подчинить себе и не подчиняясь. Казалось, их уже не двое — они слились в некое единое существо. Они не спешили к завершению, словно в их власти была вечность. А под конец… Господь всемогущий! Ривлин уснул, уронив голову на грудь Мадди. Он познал не испытанную дотоле полноту катарсиса.
   Ривлин осторожно отвел с ее щеки прядь волос. Маделайн Мари Ратледж — имя даже слишком простое для такой сложной женщины. Если бы их жизненные пути пересеклись раньше!
   Мадди пошевелилась и медленно открыла глаза. Мягкая улыбка тронула ее губы.
   — Доброе утро, Ривлин.
   — Доброе утро, Мадди.
   Он легонько коснулся ее щеки.
   — Скоро мы приедем в Сент-Луис?
   — Судя по дымке на горизонте, примерно через час или два.
   — В таком случае нам пора вставать и одеваться, — без особой радости в голосе проговорила она и потянулась.
   Простыня соскользнула с ее груди, задержавшись на самых кончиках. Ривлин усмехнулся: было черт знает как приятно почувствовать прилив желания после такой бурной ночи. И вовсе им не нужен целый час для того, чтобы одеться.
 
   Проводник взлетел по ступенькам вагона еще до полной остановки поезда, толчком распахнул дверь и едва не свалился в обмороке, увидев направленное на него дуло пистолета; Ривлину даже пришлось прийти ему на помощь, ухватив за ворот рубашки. После беглого объяснения проводник все же пришел в себя. Ривлин отпустил его, позволил взять багаж, а потом они чуть ли не бегом припустились через вокзал Сент-Луиса к другому поезду, который вынужден был дожидаться, пока они сядут.
   Мадди заподозрила, что поразительная, но вполне объяснимая комбинация из чувства самосохранения, негодования и страха опоздать на поезд вынудила сопровождавшего их железнодорожника бесцеремонно пошвырять в вагон им вслед их багаж и протопать к центру платформы. В окно она видела, как он встал лицом к поезду и отчаянно замахал руками над головой. Паровоз прогудел один раз, и состав рывком тронулся в путь.
   — Это последний этап нашего путешествия, — объявил Ривлин, снимая пальто. — Чертовски здорово, что Лоренс прислал за нами один из своих вагонов, верно?
   — Лоренс — это… — начала она, направляясь к уставленному серебряной посудой столу в середине салона.
   — Пароходная и транспортная компания, — поспешил объяснить Ривлин. — Все, что движется в Огайо, обслуживается ею. Чтобы управлять всем этим, Лоренсу приходится много ездить.
   — И в весьма достойном вагоне, — заявила Мадди, приподнимая одну из куполообразных крышек. Яйца, бекон и тосты поразили ее воображение. — У нас есть завтрак!
   — Пахнет чудесно. Я сейчас. — Ривлин подошел к боковой стене вагона, перекинув через одну руку свой пиджак, а другой снимая галстук. Мадди, накрывая крышкой блюдо, наблюдала за тем, как он возится с оконными защелками.
   — Слава Богу, мне уже не надо носить этот проклятый костюм! — Ривлин высунул руку в окно и выбросил галстук. За галстуком последовал пиджак, после чего он закрыл окно и вернулся к столу. — Если бы я знал, что Лоренс позаботится о вагоне и мне не придется выпрашивать, одалживать или похищать его для нас, я бы выкинул этот чертов наряд, как только мы отъехали от Канзас-Сити. Ну, что там у нас?
   Мадди с торжествующим видом подняла крышку, и Ривлин сразу заулыбался.
   — Скорее садись, — он подвинул ей стул, — и позволь мне поухаживать за тобой.
   Мадди расправила юбку и села.
   — Расскажи мне, как это делается, тогда я буду чувствовать себя увереннее в доме твоей матушки.
   — Что ж, я готов. — Ривлин взял с подноса серебряный кофейник. — Кофе?
   — Да, пожалуйста.
   Он хотел было налить кофе в чашку, но вдруг остановился и посмотрел на Мадди с озорным блеском в глазах.
   — Это будет стоить тебе поцелуя.
   Мадди со смехом уплатила требуемую цену и, пока Ривлин выполнял свою часть сделки, наливая ей кофе, спросила:
   — А какова цена яиц, бекона и тостов?
   Он взял с подноса блюдо и держал его, пока Мадди накладывала еду себе на тарелку.
   — Чертовски здорово, что нам ехать еще целых полтора дня.
   — Нет, это просто возмутительно! — возразила Мадди, с радостью принимая игру.
   — А я считаю, что это великолепно!
   Глаза Ривлина сияли, и Мадди подумала, что никогда еще не видела его таким счастливым.

Глава 19

   Последние два дня оказались даже более восхитительными, чем она могла ожидать, думала про себя Мадди, когда поезд остановился на крошечном полустанке в нескольких милях к востоку от Цинциннати. Ей стоило бы помнить о чуде этих дней и не страшиться грядущего, но, увы, передышка кончилась.
   Впереди у нее пребывание в богатой семье и тень сенатора Джона Харкера, а вслед за этим, если она вынесет оба испытания, возвращение в Канзас-Сити, суд и восемнадцать лет тюрьмы. Мадди не хотела причинить страдание Ривлину, иначе, наверное, стоило бы броситься под колеса поезда и разом покончить со всем этим.
   — Ты, я вижу, не слишком торопишься последовать за мной, а, дорогая? — лукаво спросил Ривлин.
   — Не совсем так, — ответила она с вымученной улыбкой. — Просто я думала о том, что мне не хочется покидать этот поезд.
   — Я бы не возражал против нашего дальнейшего совместного путешествия… — Ривлин надвинул шляпу и, дождавшись, пока поезд уже остановится, открыл дверь.
   — Но настал час расплаты. — Закончив мысль, Мадди оперлась на его руки и спустилась по ступенькам. — И все же я очень довольна путешествием. Спасибо тебе.
   — Нам предстоит еще одно — в Канзас-Сити.
   Мадди не стала говорить, что теперь ему вряд ли позволят даже перевести ее через улицу, не говоря уже о сопровождении через всю страну.
 
   — Ах, черт! — воскликнул Ривлин, когда они сошли на платформу и двинулись к станции. — Эверетт все предусмотрел!
   Мадди проследила за его взглядом и увидела стоящий на улице закрытый экипаж: кучер сидел на облучке и держал в руках вожжи; еще один слуга, лет под пятьдесят, невысокий, стройный и безупречно одетый, стоял возле дверцы кареты.
   Едва Ривлин подвел к нему Мадди, как тот улыбнулся и ловко открыл дверцу.
   — Добрый вечер, мастер Ривлин. Рад видеть вас.
   — И я рад, Стивенс, — ответил Ривлин. — Позвольте представить вам мисс Маделайн Ратледж.
   Стивене наклонил голову в знак приветствия, а Ривлин добавил:
   — Мадди, этот человек служит в нашей семье с тех пор, как я еще бегал в коротких штанишках. Он знает достаточно, чтобы шантажировать меня до конца моих дней.
   — Приятно познакомиться с вами, — сказала Мадди, прекрасно понимая, что мысль о шантаже никогда бы не пришла Стивенсу в голову. — Но каким образом вы узнали, что мы сойдем с поезда именно здесь, а не в Цинциннати?
   — Мистер Бродмен получил указание от мастера Ривлина, — объяснил Стивене. — В том маловероятном случае, если бы мастер Ривлин не появился на платформе, я все равно должен был бы разыскать его и предупредить, что полиция готова к его появлению в Цинциннати.
   — За домом установлено наблюдение?
   — Это факт, недопустимый в присутствии вашей матушки.
   — Могу себе представить, — заметил Ривлин с кривой усмешкой. — Ну а как Эверетт планирует провезти нас в город?
   — Это скорее мысль мистера Карутерса, сэр. Семья собирается в Спринг-Хаусе на поздний ужин. Если кто-то поинтересуется, то предлог для ужина — возвращение вашей сестры и сенатора Биллингтона из Колумбуса. Они должны прибыть ровно через час.
   — Эверетт, разумеется, собрал весь клан?
   Стивенс с трудом сдержал улыбку.
   — Он сказал, что телеграмма на двух страницах требует именно такого собрания. Если вы и мисс Ратледж готовы занять места, мы можем трогаться в путь.
   — Привет, Янсен, — поздоровался Ривлин с кучером, когда Мадди уселась в экипаж.
   — Рад видеть вас дома, сэр.
   — Спасибо.
   Ривлин занял место на сиденье, и Стивенс захлопнул за ним дверцу. Карета слегка качнулась и через секунду мягко покатила по дороге сквозь вечерние сумерки.
   — Спринг-Хаус?
   Ривлин кивнул.
   — Это имение отец приобрел, чтобы мать могла покидать город. Со временем оно стало подобием садов в Версале.
   Мадди стало страшно.
   — Я видела изображение Версаля в книжках.
   — Это вовсе не копия дворца, — успокоил ее Ривлин, — не пугайся. — Он взял ее руки в свои. — И не бойся собравшихся там людей. По моим подсчетам, нас встретит шестеро мужчин — или семеро, если Джон привезет своего старшего сына Адама, а также семь женщин.
   Четырнадцать незнакомых людей — весело!
   — А как мне узнать, кто из них кто? Полагаю, на них не будет карточек с именами…
   — Не волнуйся, дорогая, они не кусаются.
   Отпустив руку Мадди, он провел пальцами по выпуклости ее груди, и она чуть не задохнулась — тепло прикосновения отозвалось дрожью во всем теле.
   — Думаю, тебе необходимо отвлечься, — сказал Ривлин.
   — Но мне совершенно ни к чему добавлять лишние трудности к тем, которые меня ожидают. Появиться перед твоей матерью в… в…
   — Ты хочешь сказать — в растрепанном виде?
   — Вот именно. Спасибо за подсказку.
   Ривлин рассмеялся:
   — Да будет тебе известно, дорогая, ты не первая женщина, которая появилась бы в Спринг-Хаусе с неполадками в туалете. Мне доводилось видеть, как Эм, Энни и Лиз выходили из карет своих мужей с очень розовыми щечками и в сильно помятых юбках.
   — А как насчет Шарлотты и Мари?
   — Шарлотта, как старшая дочь, унаследует положение главы семьи, когда матушка отправится в мир иной. Шар упражнялась в степенности примерно с четырнадцати лет. Мари весьма чувствительна к тому, что люди о ней думают; она всегда была такой. Полагаю, именно это качество делает ее хорошей женой для политика.
   — Она, должно быть, застенчива.
   — Вот уж нет! — фыркнул Ривлин. — Просто не желает, чтобы в суждениях о ней оказалось что-то хоть чуточку скандальное. Мари — единственная из моих сестер, к которой я отношусь с определенной долей терпения.
   — Я постараюсь никому не наступать на мозоли и не устраивать сцен, пока мы там будем, — пообещала Мадди. — С кем из мужчин я должна быть особенно осторожной, чтобы ничем не обидеть?
   Ривлин некоторое время раздумывал, потом ответил:
   — Тебе не стоит беспокоиться о мужчинах, дорогая. Держись с ними со свойственной тебе прямотой — им это понравится. Что касается мозолей и сцен… — Он крепче сжал ее руки и заговорил с подчеркнутой твердостью: — Не смей никому позволять вытирать о себя ноги. Если они попросят наступить им на мозоль, сделай такое одолжение. Если захотят сцены, устрой, да такую, чтобы они запомнили ее на всю жизнь. А если возникнет проблема, с которой ты не сможешь справиться, обратись ко мне. Все понятно?
   — Да.
   Он встанет между ней и своей семьей. Я люблю тебя, Ривлин.
   Мадди не произнесла эти слова, но не могла отказать себе в удовольствии поцеловать его.
   — Осторожнее! — Глаза Ривлина сверкнули. — Я вовсе не хотел бы, чтобы ты вышла из кареты в растрепанном виде.
 
   Карета замедлила ход, повернула вправо и, судя по звуку, начала подъем по вымощенной камнем дороге. Мадди потянулась к окну, но Ривлин удержал ее за руку.
   — Ты не хочешь, чтобы я увидела дом?
   — Все в свое время, — загадочно сказал он. — Так будет лучше.
   Мадди была не особенно рада его вмешательству, пока Стивене не открыл дверцу кареты. Они стояли в портике возле гранитных ступеней шириной по меньшей мере футов в пятнадцать. Шесть расположенных ярусом плит вели к массивным дубовым дверям, по обеим сторонам которых горели большие масляные фонари.
   Ривлин вышел из кареты первым. Он повернулся, протянул руку Мадди, и тут она услышала густой бас:
   — Ну, ты явился в самое подходящее время!
   Ривлин извлек Мадди из кареты, потом пожал протянутую руку со словами:
   — Рад снова видеть тебя, Эверетт!
   Мадди едва успела оценить медвежью грацию мужчины, как Ривлин вытолкнул ее вперед.
   — Позволь тебе представить — Эверетт Бродмен. Эверетт, это мисс Мадди Ратледж.
   — Очень приятно.
   — Я много слышала о вас, мистер Бродмен, — сказала Мадди, внезапно почувствовав себя совершенно свободно. — Спасибо, что помогли нам безопасно добраться сюда.
   Эверетт широко улыбнулся.
   — Это самое малое, что я мог сделать. Надеюсь и дальше быть полезным. Скоро мы все вместе усядемся за стол, и тогда я смогу узнать от вас все подробности вашей истории. Если не возражаете, будем обращаться друг к другу просто по имени, отбросив лишние формальности.
   — С удовольствием, — охотно согласилась Мадди. Этот человек с каждой секундой все больше нравился ей.
   — Я призываю вас держаться со всеми остальными так же свободно, как и со мной, за исключением матушки Килпатрик, разумеется. Она склонна придерживаться традиций — привилегия возраста, понимаете ли.
   Мадди продела руку под локоть Ривлина, подобрала юбку и сказала:
   — Я обязательно буду иметь это в виду, Эверетт.
   Приехавшие дошли до середины лестницы, когда Эверетт, уже стоя у дверей и взявшись за медную ручку, сказал:
   — Тебе лучше сразу и вполне ясно дать понять, как ты к ней относишься, Рив. Боюсь, Адам как раз сейчас стал таким, каким ты был в свое время.
   — Пусть Адам только попробует отбить у меня Мадди, — беспечным тоном ответил Ривлин. — Он тут же получит основательную трепку. Это полезно для закалки характера.
   Смех Эверетта загремел над лестницей. Он широко распахнул дверь и пропустил гостей вперед. Мадди не оставалось ничего иного, как только войти вместе с Ривлином в некое подобие длинной каменной пещеры, стены которой, сложенные из гранитных блоков, были увешаны большими картинами в украшенных богатой резьбой позолоченных рамах. Шаги по мраморному полу отдавались эхом от стен, пока они трое двигались к дальнему концу пещеры.
   Семейство Ривлина в полном составе ожидало их, стоя в дальнем конце богато обставленной и мягко освещенной комнаты — целая стена изысканных мужских костюмов и модных дамских платьев. Мадди тотчас почувствовала себя совершенно чужой в этом обществе и страшно растерялась.
   Ривлин крепко сжал ее руку и повел прямиком в логово львов.
   Пожилая женщина сделала несколько шагов им навстречу. Ее серебристые седые волосы сияли в свете ламп, обе руки она с улыбкой простерла вперед.
   — Ривлин, радость моя! Добро пожаловать домой, я так соскучилась по тебе! — Миссис Килпатрик подошла к сыну и заключила его в объятия. Он поцеловал мать в щеку. Она обнимала его за плечи и, видимо, не намеревалась скоро отпустить от себя, но Ривлин улучил момент, высвободился и вернулся к Мадди. Взяв за руку, он подвел ее к матери.
   — Мама, я хотел бы представить тебе мисс Маделайн Ратледж.
   Миссис Килпатрик посмотрела на Мадди оценивающим взглядом; ее вежливая улыбка была столь же холодна, как и голос, произнесший:
   — Добро пожаловать в Спринг-Хаус, мисс Ратледж.
   — Благодарю вас, миссис Килпатрик, — сказала Мадди и, чувствуя, что этого явно недостаточно, добавила: — У вас очень красивый дом.
   — Рада это слышать. Скажите, как вы познакомились с моим сыном?
   Вопрос был задан ни к чему не обязывающим тоном, но, несомненно, имел целью вывести Мадди из равновесия. Прежде чем она успела сообразить, как лучше на него ответить, в разговор вмешался Ривлин.
   — Это произошло в силу стечения неожиданных обстоятельств, — с легкой улыбкой сообщил он.
   — У меня сложилось впечатление, — возразила мать, — что твои обстоятельства в данный момент скорее следовало бы назвать тяжелыми.
   — Вполне точное определение.
   Мадди закусила губу, когда хозяйка дома слегка приподняла брови.
   — Верно ли, что причиной сложившихся обстоятельств следует считать мисс Ратледж?
   И опять тон был спокойным и вежливым, но он не мог скрыть возникшее напряжение. Мадди почувствовала это и затаила дыхание.
   — Мама, — медленно заговорил Ривлин, — пожалуйста, пойми меня правильно. Мадди и я встретились по не зависящим от нас обстоятельствам, но основа наших взаимоотношений заключается не в них. Да, мы в опасности — оба и в равной мере. Если ты не захочешь терпеть подобное у себя в доме, мы поймем тебя. Тебе лишь стоит сказать об этом прямо, и мы немедленно удалимся тем же путем, каким прибыли.
   На этот раз брови миссис Килпатрик даже не дрогнули. Она посмотрела на сына долгим взглядом и наконец произнесла с поистине королевским достоинством:
   — Тебе следует представить мисс Ратледж твоим родным.
   Его родным! Мадди совсем забыла об их существовании. Она бросила быстрый взгляд на полукруг людей, стоявших перед ними, и увидела, что внимание всех сосредоточено на сыне и на матери — они словно не замечали существования Мадди, как до этого она не замечала их.
   Ривлин быстро кивнул, и в ту же минуту от группы встречающих отделился молодой человек. С широкой улыбкой он направился к ним. Его плечи не были такими широкими, как у Ривлина, но в целом он был создан по тому же образу и подобию.
   Ривлин усмехнулся и, покрепче прижав локтем руку Мадди, сказал:
   — Эта храбрая личность — мой старший племянник Адам. Дорогой племянничек, попробуй только тронь Мадди — я тут же тебя вздую как следует.
   Казалось, юноша на мгновение утратил дар речи, и Мадди решила прийти ему на помощь:
   — Рада познакомиться с вами, Адам. Вам, наверное, часто говорят, что вы очень похожи на Ривлина. Это верно?
   — Верно, мэм. — К Адаму вернулось самообладание, и он приветливо улыбнулся.
   Следом к Мадди подошел невысокий седовласый мужчина. Положив руку Адаму на плечо, он сказал:
   — Я Джон, любимый брат Ривлина.
   В дальнейшем Ривлину не пришлось рекомендовать Мадди своих родственников по мужской линии: они представлялись сами и вступали с Мадди в разговор, который она старалась поддержать как умела. Эверетт уже был ей знаком — этакий медведь с громовым голосом и свободными манерами Альберт Тиллотсон обладал аккуратно подстриженными усами и довольно заметным брюшком. Лоренс Карутерс, мужчина с проницательными темными глазами и большими грубыми руками, оказался менее громогласной и более компактной версией Эверетта. В Уилле Сандерсоне с первого взгляда легко было угадать судью — высокий, худой и угловатый, он носил очки в металлической оправе; рыжеватые волосы поседели на висках, что придавало их обладателю вид достойный и мудрый. Сенатор Линдер Биллингтон был безупречно одет, говорил звучным голосом и казался человеком, достаточно открытым.
   Затем наступила очередь женщин. Они вели себя куда сдержаннее, чем их мужья. Супруга Джона, Марта, молча выплыла вперед и так же молча удалилась после того, как была представлена. Это произошло так быстро, что Мадди не успела составить о ней даже самого беглого впечатления. Кажется, Марта именно этого и хотела. Шарлотта была столь же сильно похожа на свою мать, как Адам — на Ривлина. Мари, высокая блондинка, не обладала легкостью в обращении, свойственной ее мужу, зато отличалась такой же, как у него, официальностью и вниманием к деталям. Элизабет, или Лиз, как она сама представилась при знакомстве, вела себя сдержанно, но улыбка была приветливой, а глаза — понимающими. Энни, щуплая и малорослая, явно считала, что мир должен лечь к ее ногам, даже если она даст ему такую команду шепотом. И наконец Эмили. Она обладала такой же неотразимой улыбкой, как у Ривлина, и такими же, как у него, искорками в глазах. В момент приветствия Эмили дружелюбно приобняла Мадди и тут же предложила погостить у нее в доме.
   — Полагаю, ужин уже подан, — сказала миссис Килпатрик, когда церемония закончилась.
   Она протянула руку, явно рассчитывая на то, что к столу ее поведет Ривлин, и когда вышла некоторая заминка, ей на выручку тут же пришел Адам. При этом хозяйка дома царственно произнесла:
   — Не забывай о хороших манерах, мой мальчик, и сними с себя оружие, прежде чем сядешь за стол.
   Судя по мимолетной усмешке Ривлина и по тому, как взлетели его брови, Мадди решила, что он вовсе не намерен подчиниться требованию матери.
   Семейство, выстроившись парами, проследовало за миссис Килпатрик. Мадди и Ривлин оказались в конце процессии. Перед тем как двинуться вперед, Ривлин наклонился, быстро поцеловал Мадди в щеку и шепнул:
   — Тебе прекрасно удалось с этим справиться, дорогая.
   — А ты уверен, что поступаешь правильно, не снимая оружие?
   — Матушка пытается проверить, как далеко может зайти. Я просто поставил ее на место.
   Эмили оглянулась через плечо и шепнула:
   — Не уступайте ни дюйма и вы, Маделайн. Если мать что и уважает, так это силу.
   Они вошли в столовую, и так как пристальное наблюдение миссис Килпатрик делало ответ невозможным, Мадди приняла совет молча. Для нее внезапно все словно превратилось в игру, в которой ей разрешено было принять участие. Мадди даже сумела улыбнуться, когда миссис Килпатрик нахмурила брови, глядя, как Эмили, прищелкнув языком, с самым независимым видом поменяла на столе карточки с обозначением мест. В результате Ривлин и Мадди оказались рядом друг с другом напротив нее и Эверетта. Шарлотта пренебрежительно хмыкнула, а Мари с недовольным видом обменялась взглядами с остальными, передвигаясь на новые позиции. Адам отодвинул от стола стул для бабушки, и та опустилась на него, давая тем самым другим участникам ужина возможность последовать ее примеру.