— Каково ваше чувство по отношению к моему сыну? — мягко спросила она.
   Я люблю его всем сердцем.
   — Я не могу говорить об этом, — коротко ответила Мадди.
   — Если бы вам не пришлось в будущем возвращаться в тюрьму, хотели бы вы продолжить ваши отношения с ним?
   — Зачем надеяться на невозможное, миссис Килпатрик? — твердо проговорила Мадди, обращаясь скорее к себе самой. Та сделала третью попытку:
   — Если бы Ривлин попросил вас, хотели бы вы видеть нас каждый день всю оставшуюся жизнь?
   На этот вопрос Мадди могла дать ответ.
   — Да, миссис Килпатрик. Если бы Ривлин попросил, я с радостью виделась бы с вами хоть дважды в день.
   — Вы необычайно интересная женщина, мисс Маделайн Ратледж, — улыбаясь, сказала миссис Килпатрик и села на обитый плюшем диванчик. — Вы пьете спиртное?
   — С тех пор как познакомилась с Ривлином, — ответила Мадди.
   Эмили просияла и быстро подошла к столику на колесах, уставленному напитками.
   Миссис Килпатрик рассмеялась — смех у нее был музыкальный и веселый.
   — Да уж, Ривлин совратит и священника. И пьет он отнюдь не херес.
   Мир был заключен. Мадди понимала, что, займись кто-нибудь распределением ролей, ей достался бы титул победителя. Напряжение исчезло так же бесследно, как вздохи облегчения Энн и Лиз. Шарлотта и Мари откинулись на спинки кресел, Марта уронила руки на колени и расслабилась.
   — Как давно вы знаете Ривлина? — спросила Эмили, подходя с подносом, на котором стояли бокалы с темно-янтарным напитком.
   Выбрав себе бокал, Мадди ответила:
   — По правде говоря, я уже потеряла счет времени. Кажется, я знаю его всю жизнь, вернее, всю лучшую ее часть.
   — У вас замечательный костюм, — с улыбкой заметила Энн.
   Мадди припомнила страдальческие стоны Ривлина при упоминании салонных разговоров, однако она хорошо понимала, что здесь избежать этого было невозможно, поэтому вежливо ответила:
   — Благодарю вас. Ривлин купил мне его в Уичито.
   Энн широко распахнула глаза:
   — Он ходил с вами по магазинам?
   — Вы, должно быть, наставили на него пистолет? — расхохоталась Эмили.
   — Нет, это была его идея, — возразила Мадди с улыбкой, припоминая, как Ривлин просил научить его сестер быстро делать покупки, а не торчать в магазинах часами.
   — Вы должны рассказать нам, как вам удалось этого добиться. Магазины готового платья Ривлин ненавидит больше всего на свете, — сказала Лиз.
   Мадди сделала глоток хереса и пожала плечами:
   — Даю слово, я ничего не добивалась. Просто слушалась его и наблюдала, как он радуется.
   — Радуется? — повторила Энн. — Ривлин?
   — Надо уведомить церковь, — заметила Эмили, ставя опустевший поднос на столик. — Свершилось чудо.
   — Не богохульствуй, Эмили.
   — Прошу прощения, мама, — спохватилась Эмили, хотя глаза ее были полны веселого озорства.
   — Но я все же не думаю, — заговорила Шарлотта тоном, лишенным малейшего тепла, — что вы видели его в костюме и при галстуке, были свидетельницей того, как он нянчит младенцев или строит планы создания промышленной империи.
   Мадди сообразила, что своим ответом может убить двух зайцев: еще раз поставить Шарлотту на место и перевести разговор с собственной персоны на другой предмет.
   — Ривлин не заинтересован в создании промышленной империи и очень неуютно чувствует себя в строгом костюме. Как только поезд отошел на порядочное расстояние от Сент-Луиса, костюм был выброшен в окно. Что касается младенцев, он держится от них на определенном расстоянии, пока обстоятельства не вынуждают его поступить иначе. Обращается он с ними очень осторожно и при первой возможности передает кому-нибудь другому.
   Изумление на лицах слушателей было именно тем, что Мадди и надеялась увидеть.
   — Быть может, рассказать вам о младенце, который попал на наше попечение?
   Все дружно закивали, и тут уж даже Шарлотта не смогла прикинуться безразличной. Мадди усмехнулась: попались, голубушки!
 
   Одним меньше, сказал себе Ривлин, закрывая входную дверь за уезжающим родственником. Два часа — самый большой срок, на который он расстался с Мадди с тех пор, как она вошла в его жизнь, — показались ему вечностью, и желание обнять ее стало физически острым. Если мать предложит, чтобы они втроем уединились в гостиной для обстоятельного разговора, он будет вынужден просить пощады.
   Ривлин посмотрел на Мадди, которая стояла у основания лестницы, скромно сложив руки на груди, — воплощенное терпение и покорность. Хорошо бы попросту послать к черту этикет, подхватить ее на руки и унести куда-нибудь подальше.
   Миссис Килпатрик откашлялась, бросила на Ривлина один из своих печально знаменитых взглядов «только посмей» и обратилась к Мадди:
   — Сегодня был очень долгий день, и вы, вероятно, устали после вашего путешествия и всей этой семейной суеты. — Прежде чем Мадди выговорила хоть слово, она повернулась к сыну: — Я распорядилась, чтобы для мисс Ратледж приготовили розовую комнату. Стивене уже отнес туда ее вещи. Ты позаботишься о том, чтобы ей было удобно?
   Благослови тебя Боже, мама!
   — Полагаю, что справлюсь с такой задачей, — ответил Ривлин, изображая на лице полное равнодушие и подавая Мадди руку. Та приняла ее, поблагодарила хозяйку дома за гостеприимство, пожелала ей доброй ночи, и Ривлин повел ее наверх. Он слышал, как мать подошла к лестнице, и знал, что она наблюдает за ними. Даже оглядываться не стоило, чтобы проверить это. Он старался сдерживать себя всю дорогу по лестнице и потом по коридору, пока не отпер дверь и не пропустил Мадди в комнату.
   Сделав два шага, она остановилась и посмотрела на него через плечо; брови ее изогнулись дугой, а уголки губ дрогнули.
   — Я предполагала, что обои в розовой комнате будут розовые.
   — Так оно и есть, — сказал Ривлин, запирая дверь. Мадди со смехом бросилась к нему в объятия.
   — Может, нам стоит проявить хоть немножко здравого смысла?
   Наконец-то Ривлин почувствовал себя самим собой и таким чудесно живым.
   — Мадди, радость моя, то, что ты делаешь с моим здравым смыслом, можно смело назвать преступлением.
   — И как оно будет наказано?
   Он легко коснулся губами ее губ и ласково сказал:
   — Я сейчас покажу тебе это.
 
   Ривлин уснул крепко, но ненадолго: разум бодрствовал и не давал ему истинного отдыха. Поднявшись, он оделся и спустился в кабинет. Бокал бренди и хождение по обюссонскому ковру в течение часа принесли ему не больше ответов на вопросы, чем он имел, когда проснулся, — слишком велико было искушение послать все к дьяволу и бежать в Южную Америку. Он вполне мог найти способ зарабатывать на жизнь, и они оба в конце концов научились бы испанскому языку. Оставшимся в Соединенных Штатах врагам вряд ли удалось бы выследить их. Но с другой стороны, уехав, они уже не могли бы вернуться. Никогда. И никто не мог бы приехать к ним без риска навести на их след блюстителей закона.
   Ривлин вздохнул. Оставшись, им придется вести борьбу, и в связи с этим возникали многочисленные новые вопросы и новые проблемы. В ходе вечернего обсуждения ему пришло в голову, что, несмотря на все его декларации, Мадди нужно участвовать вместе с ним в сражении против Харкера, так как ее показания — неотъемлемая часть всего дела.
   Вопрос о том, как поступить с Харкером, был в основном решен за бренди и сигарами. Место действия — вокзал. Это, пожалуй, единственный логичный выбор; а вот как действовать конкретно? Остановились на том, чтобы собраться еще раз утром и в подробностях договориться об устройстве ловушки.
   Но предположим, что все сложится удачно — они оба уцелеют, а Харкер перестанет представлять для них опасность… Тогда им нужно будет добиться отмены постановления об аресте, поехать в Левенуэрт, где Мадди даст показания, а потом требовать для нее нового суда. И что же дальше? Как и раньше, мысль о том, что Мадди вряд ли останется на свободе, что она снова попадет в тюрьму, возвратила Ривлина к началу его рассуждений. Южная Америка в сравнении с этим вариантом представлялась не таким уж плохим выходом из положения, но в глубине души Ривлин понимал, что никуда они не убегут. Харкер или окажется в тюрьме, или будет убит — это лишь одна, пусть и благоприятная, сторона дела, зато другая… Он может потерять Мадди. Обстоятельства вынудят его сдержать первую часть обещания, данного Сету, после чего жизнь станет пустой и одинокой.
   Ривлин грустно улыбнулся. Впервые за годы, прошедшие с той ночи, ему предстоит по-настоящему расплачиваться за свою трагическую ошибку, и в этом заключается справедливость. Никогда еще он не испытывал такой душевной боли, которую, несомненно, заслужил. Остается только принять ее и делать все, что он может. Дай Бог, чтобы Харкер избавил его от такой судьбы.
   Ривлин сдвинул брови. Если он погибнет, Мадди останется совсем одна на белом свете. Она — все, что у него есть, и кроме него, до нее никому нет дела. Но если она снова окажется в тюрьме, никакая его забота не облегчит ее участь, не будет достаточной для того, чтобы она пережила эти восемнадцать лет в заключении.
   Негромкий звук, донесшийся от двери, отвлек Ривлина от тяжелых размышлений. Он поднял голову, надеясь увидеть Мадди…
   — Мама, — произнес он как мог приветливее, чтобы скрыть свое разочарование, — что ты делаешь в такой час?
   — Думаю.
   — О Мадди? — спросил Ривлин тихо, наливая для нее херес в бокал.
   Ему пришло в голову еще кое-что: начиная с той секунды, как Мадди скатилась с лестницы в Форт-Ларнеде, все его существование сосредоточилось вокруг нее.
   — Послушай, — снова заговорил он, — ты когда-нибудь давала обещание, которое тебе не хотелось бы выполнять?
   — У каждого из нас это бывает, — ответила миссис Килпатрик. — О каком обещании ты сожалеешь? О том, которое дал Мадди или другой женщине?
   — Не было никакой другой женщины, только она одна. А обещание я дал Сету.
   — Сет умер, мой дорогой, он не может потребовать от тебя исполнения данного ему обещания.
   — Это обещание я дал также себе, — сказал Ривлин и допил свой бренди.
   — Оно содержит в себе нечто очень важное — поэтому ты чувствуешь себя виноватым?
   — Да, поэтому.
   — А благодаря Мадди ты иногда забываешь? — Мать не стала ждать, пока он ответит, и продолжала: — Все мы люди, Ривлин, и совершаем ошибки, в которых искренне раскаиваемся. Однако величайшая трагедия состоит в том, что мы полностью попадаем во власть наших переживаний и не можем уберечься от еще больших ошибок.
   — А как насчет чести и необходимости сдержать данное слово?
   — Честь заслуживает величайшего одобрения, сын, но я знала многих и многих людей, которые использовали это понятие как способ уклониться от принятия трудных решений. Что касается данного слова… Обещания живым значат гораздо больше, чем обещания мертвым.
   — Я подумаю об этом. — Ривлин сказал так вовсе не потому, что собирался размышлять на подобную тему, а потому лишь, что хотел уйти от разговора, который считал бесполезным.
   — Иногда лучше не думать, а прислушаться к голосу сердца.
   — Ты прямо как Майра. — Усмехнувшись, Ривлин поднял пустой бокал, словно собирался произнести речь.
   — Кто такая Майра?
   Он мысленно отредактировал готовый сорваться с языка ответ и объяснил:
   — Эта женщина относится к Мадди почти как мать. Она нередко говорила мне о вреде излишних раздумий.
   Миссис Килпатрик кивнула и пригубила херес.
   — Скажи, ты любишь Мадди? — спросила она.
   — Вот и Майра задала мне этот вопрос, — ответил Ривлин, подумав при этом, что Майра и его мать составили бы замечательную парочку. К счастью, им никогда не доведется встретиться.
   — И что же?
   — Я сказал, что нет.
   — А как бы ты ответил мне на такой вопрос?
   — Никак. — Он поставил бокал на стойку бара. — Я собираюсь вернуться в постель.
   — Ты имеешь в виду — вернуться к ней, — рассмеявшись, поправила его миссис Килпатрик. — Мне известно, что ты пренебрег моим распоряжением и ваши вещи отнесли в одну комнату.
   — Что есть, то есть, мама, — бросил он через плечо, направляясь к двери. — Не думаю, что соблюдение приличий столь уж важно. Доброй ночи.
   — Могу я поделиться с тобой одним наблюдением?
   Ривлин остановился на пороге с подчеркнуто смиренным видом.
   — Сегодня вечером, когда дамы уединились в гостиной, Мадди сделала примечательное заявление. Она сказала, что понимает, насколько неподходящей парой для тебя мы ее считаем. Она была права: мы не выбрали бы ее и сделали бы большую ошибку. Вы удивительно подходите друг другу.
   Понадобилось несколько секунд, чтобы важность последних слов дошла до Ривлина.
   — Спасибо, мама.
   — Спокойной ночи, сын.
   Ривлин кивнул и удалился, от всей души желая, чтобы совместное будущее с Мадди зависело только от одобрения его матери.

Глава 21

   Нет ничего лучше, мечтала Мадди, чем пробудиться в объятиях Ривлина и сразу ощутить тепло его тела. Она улыбнулась, вспомнив то первое утро. Женщина, которая тогда подняла шум и вопила о приличиях, теперь лежала нагая рядом с тем же самым мужчиной, положив голову ему на плечо, руку — на грудь, а ногу — на бедро. Как далеко зашла эта женщина — и как она счастлива!
   Мадди теснее прижалась к Ривлину, а он крепко обнял ее.
   — Проснулась? — шепнул он, погладив ее плечо.
   — Да, и рада пробуждению. — Она прижалась губами к его груди. — Доброе утро, Ривлин.
   — Доброе утро, милая.
   Мадди щекой ощутила, как его сердце забилось сильнее и чаще.
   — Послушай, — заговорил он, продолжая поглаживать ее плечо, — что ты думаешь о Южной Америке?
   — В каком смысле? — неуверенно спросила она.
   — Как о месте, где мы сможем вместе жить.
   — Но это так далеко! — Мадди лихорадочно пыталась сообразить, как бы помягче отговорить его от несбыточных надежд.
   — Может, стоит поговорить об этом всерьез?
   — Я бы назвала это грандиозным стратегическим отступлением, — усмехнувшись, заметила она.
   — Скажем точнее: это не стратегическое отступление, это бегство.
   — А значит, необходимость постоянно скрываться. — Мадди повернулась лицом к Ривлину и оперлась на локоть. Как бы ей ни было больно, она должна говорить с ним откровенно, без всякой уклончивости, хоть это и жестоко по отношению к нему… и к ней тоже. — Ривлин, у тебя есть семья, есть дом, есть будущее, которое ты можешь строить по своей воле. Пожертвовать всем этим ради меня… — Она покачала головой. — Я не могу этого позволить. Хотя я очень польщена тем, что ты подумал о таком выходе из положения, но прошу тебя, не позволяй благородству взять верх над здравым смыслом. Мы с самого начала понимали, чем кончится наше пребывание вместе…
   — Но…
   — Нет, Ривлин, — перебила она, прижав пальцы к его губам. — Ответ всегда будет один: нет.
   Он пошевелился, чтобы высвободиться, и спросил:
   — Почему ты даже не хочешь подумать об этом?
   — Мы уже все решили раньше, — произнесла она с болью в голосе. — Пожалуйста, прислушайся ко мне на этот раз. Чего я хочу и что могу получить — совершенно разные вещи. Провести остаток жизни с тобой — для меня все равно что попасть в рай на земле, но получить это я не могу и не стану добиваться счастья при помощи обмана.
   — Обмана? — повторил он растерянно.
   — Единственный для меня способ получить возможность жить на свободе, а не в тюрьме, — это украсть твое будущее. — Ривлин собирался что-то возразить, но Мадди опередила его: — Да, я понимаю, это твой выбор. Однако настанет день, когда ты посмотришь на меня и пожалеешь, что принял такое решение.
   — Ты не можешь этого знать.
   Для нее это было так же верно, как восход солнца.
   — А как же с тем обещанием, данным тобою Сету? Останешься ли ты в мире с погибшим другом?
   — Это непростое дело, — признал Ривлин, хмуро уставившись на потолок у себя над головой. — Я осознал, что обещал ему лишь половину того, что должен был обещать в ту ночь.
   — Харкер, — догадалась Мадди. Ривлин молча кивнул, и она продолжила: — А что произойдет, если правосудие свершится так, как ты хочешь? Сможешь ли ты обрести то будущее, от которого обещал отказаться? Сможешь ли поступить так и не чувствовать себя виноватым?
   — Думаю, что да. — Ривлин по-прежнему не глядел на нее.
   — А если не сможешь?
   — Тогда, — протянул он, и сардоническая усмешка тронула его губы, — нам лучше было бы расстаться сейчас, чтобы не рисковать.
   Господи, как она жаждала попытаться, как всем сердцем хотела, чтобы они украли счастье для себя!
   — Я не сказала бы, что это легко, — грустно прошептала Мадди, — но нам необходимо сделать именно так.
   Ривлин повернулся к ней:
   — Тебя могут оправдать на повторном суде.
   — Раз в сто лет и палка стреляет! Когда настанет этот день, тогда и решим, как нам быть. А до тех пор станем жить настоящим и тем, что оно нам приносит.
   — Но ведь ты всегда так и делаешь, — заметил Ривлин. — Отказываешься хоть чуть-чуть заглянуть вперед. Почему ты не борешься за жизнь, которая тебе желанна?
   — Потому что утрата надежды куда хуже любой борьбы.
   — И ты всегда теряешь.
   Ривлин снова откинулся на подушку и, устремив взгляд в потолок, долго молчал. Мадди подвинулась и положила голову ему на грудь.
   — Могу ли я надеяться, что ты займешься со мной любовью нынче утром? — спросила она. Ривлин крепче прижал ее к себе.
   — Не думай, что я не понимаю, как ловко ты пользуешься своим телом, чтобы отвлечь меня, милая.
   — А у тебя что, есть возражения?
   Вопрос был явно риторическим: Мадди чувствовала, как его тело откликается на ее призыв. Ривлин взял ее лицо в ладони.
   — Если и есть, то я готов забыть о них.
   Сразу куда-то исчезло и прошлое, и будущее, осталось лишь настоящее — высшее наслаждение, которое могут подарить друг другу мужчина и женщина…
 
   Из блаженного забытья их вывел стук в дверь. Едва Мадди высвободилась из объятий Ривлина, как из коридора донесся голос Эмили:
   — Даем вам ровно тридцать секунд, чтобы вы привели себя в порядок, а после этого входим.
   Мадди выскочила из постели и подхватила с пола рубашку и панталоны; Ривлин последовал за ней с воплем:
   — Только посмейте!
   Она едва успела натянуть на себя рубашку, как послышался веселый голос Энн:
   — А вот и посмеем!
   — У вас осталось двадцать восемь секунд, — возвестила Эмили.
   — Черт побери! — взревел Ривлин, плюхаясь на постель и засовывая ноги в обе штанины одновременно. — Я пожалуюсь на вас матери.
   — Давай-давай, — отозвалась сестра. — Мы уж как-нибудь недельку перебьемся без десерта.
   — Лично я согласна даже на две, — хихикнула Лиз. — Это пойдет мне только на пользу.
   — Еще семнадцать секунд, — объявила Энн. — Тик-так. Теперь всего пятнадцать.
   — Это моя комната, и вы будете стоять за дверью до тех пор, пока я не разрешу вам войти! — Ривлин схватил рубашку, в то время как Мадди дрожащими пальцами завязывала на талии тесемки панталон.
   — Если бы ты оставил нашу гостью в розовой комнате, как и предполагалось, — безапелляционно заявила Эмили, — то не попал бы в такое неловкое положение и тебе не пришлось бы в спешке отыскивать свои штанишки, братец.
   — Уже половина одиннадцатого, — напомнила Лиз. — Тебе стоит поспешить.
   Мадди нырнула под одеяло и теперь могла взглянуть на ситуацию с иной точки зрения. Потихоньку улыбаясь, она наблюдала за тем, как Ривлин с мрачным видом сует руки в рукава рубашки. Подойдя к двери, он рывком распахнул ее и прорычал, обращаясь к сестрам:
   — Вы мне заплатите за это!
   Внезапно он повернулся спиной к объединенному отряду нападающих и загородил проход. Мадди зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.
   — Доброе утро, Мадди! — поздоровалась Лиз и во главе женской бригады проникла в комнату, обойдя Ривлина сбоку. — Мы принесли тебе поднос с завтраком.
   — Мужчины уже собрались в столовой и ждут твоего появления, — сообщила Энн, не глядя на покрасневшего от злости брата. — Роб Бейкер тоже здесь. Застегни рубашку и заправь подол.
   Не успел Ривлин взяться за верхнюю пуговицу, как на него напала Эмили.
   — Вот твои сапоги, — ехидно подсказала она, в то время как Лиз пристроила поднос с едой на колени Мадди. Следующий удар нанесла Энн:
   — А это твоя портупея. Марш отсюда и дай нам позаботиться о Мадди!
   Ривлин стоял, пытаясь удержать в руках и сапоги, и портупею; глаза его стали похожи на щелочки.
   — Что вы задумали? — подозрительно спросил он.
   — Нечто вроде похода по магазинам, — с саркастической усмешкой ответила Лиз.
   — Мадди шагу не сделает из этого дома! Надеюсь, я выразился ясно?
   Эмили бесстрашно вышла вперед.
   — Спасибо за ясность, но мы не безмозглые дуры. Мы всего лишь собираемся перерыть сундуки в кладовке, и в результате Мадди получит новый гардероб. К тому же нынче утром я привезла с собой Изабеллу.
   Мадди видела, что напряжение оставляет Ривлина. Выражение мальчишеской неуверенности у него на лице было таким очаровательным, что ей ужасно захотелось подбежать к нему, обнять и сказать, как сильно она его любит.
   В эту минуту в комнату величаво вплыла Шарлотта, в кильватере которой следовала Мари.
   — Будьте так любезны, дайте нам пройти!
   Ривлин немедленно посторонился, уступая дорогу старшей сестре, и встретился глазами с Мадди. На лице у него было недвусмысленно написано: «Когда они примутся за тебя, вряд ли ты найдешь это забавным».
   Мадди не сомневалась, что он прав, и в то же время прекрасно понимала, что от судьбы ей все равно не уйти. Она пожала плечами, усмехнулась и взяла чашку с кофе, а Ривлин принялся застегивать рубашку.
   — Уилл говорит, что Мадди понадобится ему позже для обсуждения ее показаний, — проинформировала всех Шарлотта, отодвигая штору; в комнату потоком хлынули лучи утреннего солнца. — Он считает, что на это уйдет час или даже больше.
   — С точки зрения мужского ума это целая вечность, — заметила Мари.
   — За это время можно Рим построить, — съязвила Эмили.
   — Любопытно, а где Марта? — Ривлин протянул руку за портупеей. — Отчего же вы и ее не привели с собой?
   — Она в большой гардеробной вместе с Изабеллой, где они отбирают вещи, — отрапортовала Эмили.
   — Ешьте побыстрее, Мадди, — поторопила Лиз, — у нас уйма дел, а времени мало. — Она повернулась к брату. — Как, ты все еще здесь?
   — Сейчас уйду! Дайте мне хотя бы обуться! — Он подхватил сапоги со стула, но тут увидел лицо Мадди и замер. — Что такое?
   — Ты такой взъерошенный и запыхавшийся — просто прелесть!
   Ривлин со стоном повернулся, сунул один сапог под мышку и вылетел из комнаты, захлопнув дверь с сотрясшим стены грохотом. Женщины разразились громким смехом.
   — Мать ему уши надерет за это, — констатировала Эмили. — Если она чего-то совершенно не переносит — так это хлопанья дверями.
   — Прекрасно, Мадди, — проговорила Шарлотта и заговорщицки подмигнула. — Я верю, что у вас есть все задатки для того, чтобы стать женщиной семьи Килпатриков.
   Мадди была потрясена. Что произошло с чопорной и недоброжелательной Шарлоттой за эту ночь? Она взглянула на Мари и убедилась, что та тоже смотрит на нее с искренним дружелюбием. Откуда такая внезапная перемена?
   Поспешив покончить с яичницей, Мадди спросила:
   — А кто такая Изабелла?
   — Моя экономка, — пояснила Эмили. — Она занималась нашим гардеробом, когда мы все жили в одном доме. Я взяла ее с собой, когда вышла замуж. Могу вас заверить — это замечательная портниха и нисколько не утратила умения шить.
   — Она творит настоящие чудеса всего лишь при помощи ножниц, иголки и нитки, — подтвердила Лиз. — Вы будете поражены, когда увидите.
   — Это что, ваш единственный корсет? — спросила Энн, беря в руки кусок материи со вставками из китового уса.
   От души надеясь, что никто ничего не скажет по поводу отсутствия шнуровки, Мадди ответила:
   — Одного мне вполне достаточно.
   — Чепуха! — возразила Мари, весьма выразительно махнув рукой. — Надо вам сказать, что этот единственный имеет вид далеко не вдохновляющий. Не сомневаюсь, что у нас в кладовой хранится не менее дюжины куда более красивых.
   — Чем больше кружева, тем лучше — мужчин это просто приводит в экстаз, — хихикнула Энн.
   — И не пытайтесь утверждать, что Ривлин в этом отношении не похож на других, — игриво добавила Эмили. — Что он сделал со шнурками? Сжег?
   — Они где-то здесь, — вспыхнув до корней волос, сказала Мадди, подумав при этом, что Ривлин был совершенно прав, утверждая, что его сестрицы непременно допекут ее.
   — А где ваш пеньюар? — Энн огляделась по сторонам. — Я что-то не вижу.
   — У меня его нет.
   — Видимо, Ривлин посчитал, что пеньюар вам не нужен, — округлив глаза, предположила Мари.
   — Мужчины просто не имеют представления о том, из чего состоит гардероб женщины. — Шарлотта наставительно подняла палец. — Вам повезло, что мы теперь заодно, Мадди.
   — Кажется, вы покончили с завтраком, — снова вмешалась в разговор Эмили. — Вылезайте из постели — пора совершить набег на отделанные кедровым деревом глубокие и темные шкафы Спринг-Хауса.
   Шарлотта рывком откинула одеяло, Лиз протянула руки, и Мадди быстро поднялась, подчиняясь необузданной воле новых подруг.
 
   Все еще держа в руках свои сапоги, Ривлин вошел в столовую.
   — Господи, — еле сдерживая смех, воскликнул Эверетт, — у тебя такой вид, словно ты спасаешься бегством от смертельной опасности!