Страница:
– Потом мы купим билеты на пакетбот до Порфа.
– Может быть, его придется дожидаться?
– Это уж как повезет. Между Лекенбрейгом и Порфом идет оживленная торговля, и купцы все время плавают туда и обратно. Значение имеет другое: наши преследователи знают, что мы должны спуститься на побережье, и наверняка последуют за нами. Они могут догнать нас, пока мы дожидаемся корабля.
Я попытался сделать так, чтобы мы меньше привлекали к себе внимание: переоделся в поношенную дорожную одежду Гэрровина, выкрасил свои рыжие волосы соком ягод кеф, который обычно использовался в тарнах для нанесения темных узоров на глиняную посуду, и сбрил бороду. Вот с чем я ничего не мог поделать, так это с веснушками. Быть горцем – значит быть веснушчатым… Флейм покладисто спрятала свои золотые волосы под шарфом и стала носить тунику без пояса, хоть это и не помогало скрыть ее соблазнительные формы. А вот замаскировать рост и зеленые глаза Блейз было невозможно; к тому же она категорически отказалась спрятать меч и портупею и резко отчитала меня, когда я это предложил. Правда, издали ее можно было бы принять за мужчину, и Следопыт укреплял такое впечатление: женщина едва ли выбрала бы себе подобного любимца.
Обе женщины принялись убеждать меня в том, что все эти предосторожности на самом деле не нужны: с помощью иллюзий можно добиться ничуть не худшего результата. Я не обратил на их слова никакого внимания, как и на веселый взгляд, которым они обменялись. Труднее было не замечать неожиданного запаха благовоний, который каждый раз, как только мы встречались на дороге с кем-нибудь, окутывал Флейм.
Мы продолжали тащиться по жаре, страдая от отраженного песком безжалостного солнечного света и жалея о том, что нам нельзя было взять с собой селверов. Около полудня мы остановились на отдых у одного из прудов, радуясь, что удалось найти одинокое дерево и укрыться в его тени.
– В одном ты прав, Гилфитер, – сказала Блейз, растянувшись на песке у воды, – здешние окрестности – адская пустыня, похожая на косу Гортан. Как ты думаешь, воду из пруда можно пить?
Не дожидаясь моего ответа, она напилась. Топлива для того, чтобы вскипятить воду, у нас не было, а пить хотелось. Когда, вытирая воду с подбородка, Блейз устремила на меня решительный взгляд, я понял, что теперь мне не отвертеться: предстоял серьезный разговор. До сих пор мне удавалось избежать его, каждый раз ускоряя шаг, как только Блейз заговаривала о моем нюхе; кончилось тем, что Флейм предложила ей завязать язык узлом:
– Проклятие, каждый раз, когда мне хочется отдохнуть, ты начинаешь приставать к Келу, и он вскакивает и предлагает нам поторопиться. Будь так добра, держи рот на замке. Мне нужно хоть раз спокойно посидеть и расслабиться.
На этот раз Блейз явно не собиралась позволить мне уклониться от разговора.
– Я желаю знать, что такого особенного в обонянии горцев, Гилфитер. Это может оказаться важным. И я хочу объяснить тебе, что может сделать силв-магия.
Я напился из пруда, потом уселся, прислонившись спиной к стволу дерева.
– Мы не любим говорить о своих способностях с чужаками, – наконец ответил я. – Наше чутье – наша защита.
– Я готова поклясться, что никому не расскажу о том, что услышу от тебя.
– Я тоже, – сказала Флейм, – хотя бы ради того, чтобы этот разговор наконец состоялся и больше не висел у нас над душой.
– Да тут не о чем на самом деле рассказывать. Мы просто обладаем более чуткими носами, чем другие.
– Насколько чуткими? – спросила Блейз, пристально глядя на меня. – Что ты чуешь прямо сейчас?
– Во-первых, скажите мне, что вы сами чуете, – предложил я.
Обе женщины глубоко втянули воздух. Как ни странно, то же самое сделал Руарт. Он сидел на мешке Блейз, как всегда, с интересом наблюдая за всем происходящим.
– Следопыта, – в один голос сказали Флейм и Блейз и расхохотались. – Да что в этом нового? – добавила Флейм. – Это несчастное животное всегда воняет.
– Больше ничего? – спросил я. Последовала новая попытка принюхаться.
– Мазь, которой я намазала Следопыта, – сказала Блейз. – Мой собственный пот. Твой пот. От пруда пахнет сыростью. Вот и все, пожалуй.
– Дерево тоже пахнет, – сказала Флейм. – Смолой или еще чем-то растительным.
– Больше ничего? – еще раз спросил я. Они покачали головами.
– Так что же чуешь ты? – с любопытством повторила Блейз. Она непременно хотела это узнать.
– Все, что нас окружает. Песок, наши тела, дерево, содержимое наших мешков. В коре живут муравьи. – Я указал на дорогу, по которой нам предстояло идти. – Впереди есть какие-то люди. Это, конечно, не горцы, их-то я сразу бы отличил. Мы пахнем совсем не так, как остальные, может быть, потому, что не едим мяса. Среди тех людей несколько женщин. По крайней мере у одной из них младенчик: я чую грудное молоко. У кого-то из мужчин плохие зубы. У людей есть животное… животное, которое ест растения. Вол, должно быть: здесь их часто запрягают в тележки. Еще у них несколько кошек и куры. Наверное, впереди ферма: я различаю запах готовящейся еды… рыбы, водорослей, томатов.
– И далеко они от нас?
Я пожал плечами.
– Зависит от ветра. Может быть, в миле. За фермой вдалеке – море. Если я сосредоточусь, я его чую. Сильнее всего оттуда доносятся запахи порта: деготь, мокрые паруса, гниющее дерево. А город смердит выгребными ямами и помоями.
– Значит, ты и в самом деле мог найти по запаху свой тарн в тумане! Ты не теряешься во всем этом изобилии? – спросила Флейм, зачарованно глядя на меня. – Ощущать вонь Следопыта достаточно противно; не могу себе представить, каково это: чуять все, что тебя окружает. – Эта девушка с Цирказе постоянно удивляла меня: она так много замечала, видела любые мелочи и то, как они влияют на людей. Блейз хотела выяснить, как можно воспользоваться моими талантами, она же просто беспокоилась за меня.
– Хм-м, – протянула Блейз, – вонь всех выгребных ям Лекенбрейга разом, должно быть, нелегко вынести.
– Ну, это воспринимается как… как шум где-то вдалеке. Вот мы сейчас разговариваем, и ты не обращаешь внимания на шелест листьев у тебя над головой и стрекотание цикад. С запахами точно так же. Я не хочу нюхать выгребные ямы, поэтому я закрываю для вони свое сознание, если уж не могу избавить от нее нос.
– А как нюх служит горцам для защиты? – спросила Блейз.
– Никто не может подкрасться к нам незамеченным. Как громкий шум разбудил бы тебя ночью, так и неожиданный запах разбудит меня, а то и весь тарн. В прошлом это служило нам хорошую службу, когда чужаки пытались захватить нашу землю или наши стада.
– Какой прок в предостережении, если вы все равно не станете сражаться? Вы ведь не воюете? – не отставала от меня Блейз.
– Нет. Нам и не нужно воевать: мы исчезаем в лугах. Достаточно свистнуть селверам… Огромное стадо, подчиняющееся звукам, которых человеческое ухо не слышит, может быть очень… очень опасным. Селверы к тому же не любят чужаков. Ты и представить себе не можешь, насколько странно, что Скандор позволил тебе сесть на себя… Так или иначе, ни один чужак долго на Небесной равнине не задерживался. Нас никогда не удавалось завоевать.
– Ты различаешь разных людей по запаху? Твой отец ведь определил, кто к вам едет, верно?
– Ну да. Ты, может быть, никогда не забываешь лиц. Мы никогда не забываем запах, и у каждого человека он свой. Если я встречу тебя через десять лет, я вспомню, как пахнет твое тело. Твой аромат незабываем, Блейз Полукровка.
Флейм хихикнула.
– А не намекает ли он, что от тебя воняет?
Блейз не обратила на подначку внимания.
– Нет, Гилфитер, ты не все нам рассказал. Гэрровин как-то обмолвился, что чует страх. Ты не только улавливаешь человеческий запах, ты улавливаешь эмоции. Чужие эмоции.
Флейм бросила на меня изумленный взгляд.
– Ты хочешь сказать, что можешь определить… э-э… нравишься ты мне или нет?
Я ухмыльнулся.
– Это неприлично! – возмутилась Флейм.
– Не тревожься. Таких тонкостей я не улавливаю. Вот если бы ты меня ненавидела или сильно желала… или хотела причинить вред – тогда другое дело. Оттенки не всегда бывают ясны.
Блейз задумчиво склонила голову.
– А как насчет обмана? Можешь ты определить, когда человек лжет?
– Иногда могу. – Я помолчал. – Практически всегда могу, если человек лжет с умыслом, пытается обмануть. Только это отличить и ты можешь, мне кажется, хоть и не обладаешь тонким нюхом.
В благодарность за такой своеобразный комплимент Блейз слегка улыбнулась.
– Думаю, ты опасный человек, Келвин Гилфитер. Ты, наверное, знаешь обо мне много больше, чем мне хотелось бы.
Я улыбнулся в ответ, постаравшись сохранить равнодушное выражение лица. Блейз, конечно, в будущем в моем присутствии станет вести себя осторожнее, да что толку? Мой нос говорил мне о людях, даже таких сдержанных, как Блейз, гораздо больше, чем ее глаза и инстинкты.
– Ты должен быть дьявольски искусным врачом, – тихо проговорила Блейз. – Ты носом чуешь болезнь. – Как всегда, она сразу уловила то, что было для меня всего важнее. На Небесной равнине мы, врачи, говорим пациентам, что они больны, а не наоборот. – Значит, – продолжала Блейз, – ты сможешь сказать нам, когда погоня доберется до Лекенбрейга?
Я кивнул.
– Да. Я запомнил запах. Вы этого не знаете, но проводники из Гара несколько раз приводили чужаков совсем близко к нашему лагерю, а потом сворачивали в сторону. – Так делалось, несомненно, намеренно: проводники хотели показать мне, что я в их власти, а моя свобода зависит от их великодушия. Но также они хотели, чтобы я мог узнать своих преследователей, потому что я был горцем, а те, кто хотел меня поймать, – нет.
– Сколько их всего?
– Двое жрецов-феллиан и десять стражников плюс восемь гвардейцев повелителя. Проводники из Гара не сопровождают их на побережье, конечно.
– Ты можешь отличить феллиан от людей повелителя?
– О да. Эти дурацкие шляпы феллиан, когда намокнут, имеют специфический запах. К тому же…
– Да?
– Религиозный фанатизм тоже имеет свой запах, особенно когда феллиане начинают молиться. А теперь не пора ли нам в путь?
– Нет еще, – ответила Блейз к нескрываемой радости Флейм. – Я хочу, чтобы ты понял, на что способна Флейм… на что способен любой силв. Поэтому-то мы можем особенно не беспокоиться о погоне, если ты предупредишь нас, когда преследователи окажутся рядом, а это ты, похоже, сделать сможешь. Из нас получилась хорошая команда: силв, создающий иллюзии, двое обладающих Взглядом – птица, которая может многое разведать, и я со своим мечом на случай потасовки, а также нос, который чует все на свете.
– Я ни в какую команду не вхожу, – ответил я возмущенно. – Пойми ты это наконец. Я отправляюсь в Амкабрейг на Порфе, чтобы забрать сундук с лекарствами, когда его туда пришлют, а оттуда – на Брет. Вот и все. Меня не интересуют ваши дела. Вы вдвоем разрушили мою жизнь, и чем скорее мы расстанемся, тем лучше.
Блейз и бровью не повела.
– Тем не менее я хочу показать тебе, на что годится силв-магия.
– Пока не увидит, не поверит, – усмехнулась Флейм, и у меня возникло неприятное ощущение, что я каким-то образом оказался в их власти. Я носом чуял, как они наслаждаются ситуацией.
Идти по жаре было все труднее. Даже Следопыт еле тащился, жадно пил из каждого пруда, мимо которого мы проходили, и иногда залезал в воду целиком, чтобы охладиться. Потом он отряхивался, обдавая нас брызгами. Пройдя несколько миль, мы приблизились к небольшому селению, которое я учуял еще во время привала. Оно состояло из нескольких хижин, кое-как слепленных из покрытых битумом пальмовых листьев; камни, которыми они были придавлены, не удержали бы их при сильном ветре; наверняка хижины уже не раз сносили осенние бури.
– Деревушка нам подойдет, – сказала Блейз. – Давай-ка убедим этого толстокожего скептика, что магия существует. Спрячь нас, Флейм. Говорить тоже будешь ты.
– Надеюсь, обладающих Взглядом там нет?
– Насколько я могу судить, ни одного.
В воздухе неожиданно разлилось благоухание: тот самый липкий запах, который иногда окутывал цирказеанку.
– Я готова, – сказала она, – пошли.
Чем ближе мы подходили к хижинам, тем сильнее становился запах. Я нисколько не сомневался, что его каким-то образом испускает Флейм. Может быть, так пахнет ее пот? Но каким образом она усиливает запах по желанию? Ученый во мне испытывал любопытство.
Когда мы подошли, в пыли перед хижинами играли несколько курносых детишек. У одного из них оказались больные легкие, и дольше нескольких месяцев он без должного лечения не протянул бы. Пыхтя, он кинулся в хижину, как только заметил нас, и принялся звать мать.
– Мама, мама, тут дама пришла!
На его крик, впрочем, откликнулась не женщина: из хижины вышли пять или шесть мужчин. Все они были сутулыми и тощими – как и следовало ожидать при постоянном недоедании и тяжелой работе. По опыту своих прежних путешествий я знал, что они скорее всего старатели: бедняки занимались промывкой отвалов песка, извлекая с помощью своих плоских тазов – дулангов – оставшиеся крупицы руды. Это была тяжелая и неблагодарная работа.
Блейз одной рукой ухватила за шкирку Следопыта, а другой – меня и оттащила немного назад. Я уже открыл рот, чтобы предостеречь ее – запах этих людей мне не нравился, – но она жестом велела мне молчать, а сама опустила на землю свой мешок и беззвучно извлекла из ножен меч. Ни один из мужчин даже не взглянул в нашу сторону; все они не сводили глаз с Флейм. Что ж, тут ничего удивительного не было: так на их месте поступил бы всякий.
Флейм улыбнулась, ничуть не обескураженная недружелюбным приемом, и любезно спросила:
– Не скажете ли вы мне, добрые люди, эта ли дорога ведет в Амкенбрейг?
– Ну и дела, – хищно ухмыльнулся один из мужчин. Он пах, как травяной лев, учуявший добычу. – Хорошенькая девчонка и бродит тут совсем одна! Что скажете, братцы?
– Оставь девку в покое, – раздался голос из хижины. В дверях стояла пожилая женщина, за юбку которой цеплялись несколько детей. Это прозвучало скорее как хныканье, а не приказ, и никто из мужчин на него внимания не обратил.
– Не попросить ли нам красотку задержаться? – хихикнул самый старший из них и потянулся к Флейм; однако каким-то образом его рука ухватила только воздух.
Остальные решили, что он дурачится, но я явственно почуял его изумление. Я смущенно переступил с ноги на ногу. Все происходящее мне не нравилось. Рядом со мной Блейз стояла совершенно спокойно, одной рукой опираясь на рукоять меча, другой все еще удерживая Следопыта. Я не мог учуять никаких эмоций ни с ее стороны, ни со стороны Флейм. Обе женщины были спокойны, как вода пруда в безветренный день.
– Вот что я тебе скажу, – заговорил первый мужчина – по-видимому, предводитель этой шайки, – мы, так и быть, укажем тебе дорогу, только сперва поцелуй-ка каждого из нас.
Один из парней загоготал:
– Уж я-то знаю, куда она меня поцелует! – и сопроводил свои слова непристойным жестом – на случай, если кто-то не понял его похабной шутки.
Я сделал шаг вперед, но Блейз снова схватила меня за руку и дернула назад. В результате я споткнулся о собственную ногу и тяжело плюхнулся на землю. В течение нескольких секунд я, как рыба, выброшенная на берег, ловил ртом воздух и смотрел на развернувшуюся передо мной сцену сквозь пелену слез.
Флейм небрежно – парень должен был заметить ее движение – пнула охальника между ног. Я так и не понял, почему он не увернулся, но так или иначе боль согнула его пополам.
– Вот сюда? – любезно поинтересовалась Флейм. Женщина поспешно утащила детей в хижину. Остальные почему-то по-прежнему не обращали внимания ни на меня, ни на Блейз, ни на Следопыта. Я все еще пытался отдышаться, а Блейз с трудом удерживала своего пса, отчаянно рвавшегося в бой; его оскаленные зубы не сулили ничего хорошего любому противнику, до которого ему удалось бы дотянуться. И по-прежнему никто из мужчин даже не смотрел в нашу сторону… Блейз помогла мне подняться на ноги.
– Прошу прощения. Я не хотела тебя уронить, – шепнула она мне в ухо.
Вся компания вытаращила глаза на пострадавшего, словно не понимая, каким образом он оказался на земле. Предводитель, не обращая внимания на остальных, попытался схватить Флейм. Она не спеша сделала шаг в сторону и отошла туда, где стояли мы.
Как это ни удивительно, мужчины по-прежнему в нашу сторону не смотрели; они как будто даже не заметили, что Флейм удалилась от них. Предводитель снова схватил воздух, потом в ужасе отшатнулся. Старик завизжал. Приятель валявшегося на земле парня набрался смелости и потянулся к чему-то, что, должно быть, мерещилось ему в воздухе. Не сумев коснуться ничего материального, он в ужасе завопил:
– Это призрак! Берегитесь! Он высосет из всех нас души!
Вся компания, не задумываясь, обратилась в бегство. Кто-то нырнул в хижину, кто-то попытался спрятаться на задворках.
– Ну что, пошли дальше? – спокойно спросила Блейз.
– Итак, – спросил я, когда мы отошли на какое-то расстояние от селения, – что, по-вашему, там произошло? – Я старался говорить равнодушно, но на самом деле я был потрясен.
– Флейм создала иллюзию самой себя, которая выглядела как настоящий человек, а нас заставила раствориться в воздухе. Совсем невидимыми мы, правда, не стали: если бы общее внимание не было сосредоточено на иллюзии, нас даже можно было бы разглядеть; поэтому-то я и держала меч наготове. Осторожность никогда не помешает.
– Иллюзии, конечно, нематериальны, – добавила Флейм. – При желании я могу сделать их довольно плотными, но это требует массу энергии. Проще создавать их из воздуха – поэтому-то руки тех, кто пытался меня схватить, проходили сквозь тело призрака.
– А тем временем, – снова заговорила Блейз, – настоящая Флейм разговаривала с ними и огрела того дурня. Он не ожидал удара, потому что таращился на иллюзию. Это и есть две особенности силв-магии: создание иллюзий и маскировка реальности. Умелое использование иллюзий может заставить человека поверить во что угодно. Третье свойство силв-магии – создание защиты, четвертое – целительство… Есть еще куча всяких странных вещей, которые может сотворить силв-маг, например, зажечь волшебный огонь: он светит, как фонарь, но не заметен ни для кого, кто не обладает Взглядом. Очень полезное умение, кстати. Дун-магия действует иначе: она разрушает, убивает, оскверняет. Мерзость!
Им удалось заинтриговать меня, хотя я все еще не пришел в себя от всего, что мне пришлось увидеть.
– Расскажите мне поподробнее о целительстве.
– Силв может в определенной мере излечивать других людей, – кивнула Флейм. – Правда, это отнимает много сил. Если болезнь тяжелая, лучше, чтобы ее лечили несколько силвов. И мы не все можем вылечить. Для себя мы способны сделать многое – изнутри. В нашей власти даже при желании воспрепятствовать зачатию, что оказывается очень кстати. – «Особенно если тебя изнасиловали», – эти слова, не произнесенные Флейм, словно повисли между нами в воздухе.
– А что такое создание защиты? – спросил я.
– Способность установить магический барьер, сквозь который ни дун-маг, ни какое-либо другое живое существо не может пройти… за исключением обладающих Взглядом, конечно. Мы, правда, обнаружили, что от Мортреда такой барьер не защита – он слишком могуществен. Так по крайней мере было раньше: я не могла от него заслониться. Моя силв-магия при нем просто исчезала. Установить защиту я не могла совсем, и даже поддерживать иллюзию, будто моя рука цела, мне удавалось с трудом. Очень неприятное чувство, скажу я вам. – Благоухание, окружавшее Флейм, развеялось, а воспоминания вызвали душный запах страха.
Я обдумывал то, что видел в селении. Должно же быть этому научное объяснение: магии ведь не существует. Массовая галлюцинация. Да, должно быть, какой-то вид галлюцинации. Флейм при желании может испускать странный запах благовоний, а он обладает галлюциногенными свойствами. Какое-то отклонение в обмене веществ силвов… особые выделения, когда они потеют. Мои мысли разбегались. Мы, жители Небесной равнины, и так называемые обладающие Взглядом имеем иммунитет к такому воздействию, поэтому иллюзий мы не видим. Этим можно многое объяснить: почему жрец не забрал все деньги с игорного стола, почему стражники не заметили, как Флейм передала Блейз в камеру ее меч, почему нам удалось так легко скрыться после казни Джастрии.
Нет, это не магия; наука все может объяснить. Так и должно быть.
– Почему это у меня такое ощущение, что нам ни в чем не удалось тебя убедить? – через некоторое время спросила Блейз.
Я ничего не ответил.
– Великая Бездна, Гилфитер, ты упрям, как один из ваших проклятых селверов!
Она была права: я был упрям. И все же смутные сомнения не покидали меня. Трудно было объяснить, как Флейм удается управлять чужими галлюцинациями. Более того, во время демонстрации случилось кое-что, что мне совсем не понравилось. Мне не сразу удалось понять, что же это было, а когда удалось, мои сомнения еще усилились. В какой-то момент ее игрищ с иллюзией – галлюцинацией! – я ощутил болезненный укол в сознание, неприятный толчок.
Если бы я не был человеком науки, я назвал бы это прикосновением зла.
От агента по особым поручениям
Ш. айсо Фаболда,
Департамент разведки,
федеральное министерство торговли, Келлс, Достопочтенному М. айсо Кипсуону,
Президенту национального общества научных, антропологических и этнографических исследований не-келлских народов
Дорогой дядюшка!
Посылаю Вам новую порцию перевода. Надеюсь, Вам по-прежнему интересно читать воспоминания Гилфитера; бедняга все еще пытается понять изменившийся мир, в котором вынужден жить. Хоть Гилфитер мне и несимпатичен, я, по мере того как узнаю историю его жизни, начинаю ему сочувствовать.
Я подумываю о том, чтобы написать статью «Медицина на Райских островах: шаманство или наука» и представить ее на годичном собрании нашего общества – она явилась бы продолжением моих предыдущих сообщений. Вас по крайней мере это заинтересовало бы: Вы ведь спрашивали меня, насколько действенны средства, применяемые тамошними целителями, и не могли бы наши костоправы чему-нибудь у них научиться. Когда я вспоминаю того надутого старого шарлатана, который лечил меня от лихорадки пару месяцев назад, я склонен сказать «да»!
С другой стороны, мне известно, что врачи, обучавшиеся в медицинской школе Гилфитера, придают большое значение вещам, явно никакой ценности не имеющим: например, поддержанию сугубой чистоты, ради чего постоянно отскребают и себя, и все вокруг, как будто это имеет значение для успеха борьбы с болезнью или благополучных родов. Другой их излюбленный конек – особые диеты. В этом отношении они напоминают мне тетушку Росрис с ее кашками и бульонами. И еще у них есть абсолютно отвратительный обычай: использовать живых пиявок… я уж не говорю о том, что эти целители готовят снадобья из паутины и плесени. Не могу и представить себе, как человек в здравом уме может видеть во всем этом пользу.
Жители островов Хранителей много рассказывают, конечно, о чудесных исцелениях с помощью силв-магии; однако когда я попросил представить мне доказательства, я услышал в ответ, что теперь такого больше не бывает. Право же, иногда островитяне ведут себя по-детски: только и говорят о прежних временах, когда все вокруг было полно магии.
Как Вам понравился подход Гилфитера к проблеме силв– и дун-магии? Медицинская проблема! Интересно, верно? Мне очень понравилась эта его теория: она многое объяснила бы, на мой взгляд. Однако об этом мы еще поговорим.
Спешу сообщить Вам радостное известие: меня официально уведомили о том, что в экспедиции к Райским островам будут участвовать корветы «Непотопляемый» и «Стремительный», а также бригантина «Келлский воин»; я назначен главой антропологической службы, а также научным руководителем всей экспедиции! Есть, правда, и ложка дегтя в этой бочке меда: в плавание с нами отправится множество миссионеров, включая даже монахинь аутериальского ордена, и мне они подчиняться не будут. Специально для них предназначены два купеческих корабля, которые тоже включены в состав экспедиции.
До отплытия пройдет еще не меньше четырех-пяти месяцев, и за это время столько всего предстоит сделать!
Мой самый нежный и почтительный привет тетушке Росрис.
Ваш покорный племянник
Шор айсо Фаболд.
ГЛАВА 9
– Думаю, будет нелишним, если ты научишься понимать Руарта, – сказала Блейз, когда мы снова двинулись в сторону Лекенбрейга. – Да и время так пойдет быстрее.
Я огляделся. Во все стороны тянулись покрытые слепяще белым песком пустоши с чередой лишенных жизни прудов. Вдалеке виднелось еще одно нищее селение из слепленных на скорую руку хижин, а у одного из прудов – стоящие по колено в воде загорелые до черноты старатели со своими дулангами. Кое-где попадались засохшие стволы лесных гигантов, грустное напоминание о когда-то существовавшем здесь тропическом лесе. Картина эта была лишена всякой радости и больно ранила мою душу жителя Небесной равнины.
Я был согласен на все, что могло бы помочь отвлечься от этого кошмара.
– Да, – кивнул я, – хорошая мысль. – Я вытер лицо. Хотя день был безветренным, все мы были покрыты тонким слоем пыли. Капли пота, стекавшие по нашим лицам, оставляли на них темные потеки, похожие на русла ручьев на склоне холма.
– Может быть, его придется дожидаться?
– Это уж как повезет. Между Лекенбрейгом и Порфом идет оживленная торговля, и купцы все время плавают туда и обратно. Значение имеет другое: наши преследователи знают, что мы должны спуститься на побережье, и наверняка последуют за нами. Они могут догнать нас, пока мы дожидаемся корабля.
Я попытался сделать так, чтобы мы меньше привлекали к себе внимание: переоделся в поношенную дорожную одежду Гэрровина, выкрасил свои рыжие волосы соком ягод кеф, который обычно использовался в тарнах для нанесения темных узоров на глиняную посуду, и сбрил бороду. Вот с чем я ничего не мог поделать, так это с веснушками. Быть горцем – значит быть веснушчатым… Флейм покладисто спрятала свои золотые волосы под шарфом и стала носить тунику без пояса, хоть это и не помогало скрыть ее соблазнительные формы. А вот замаскировать рост и зеленые глаза Блейз было невозможно; к тому же она категорически отказалась спрятать меч и портупею и резко отчитала меня, когда я это предложил. Правда, издали ее можно было бы принять за мужчину, и Следопыт укреплял такое впечатление: женщина едва ли выбрала бы себе подобного любимца.
Обе женщины принялись убеждать меня в том, что все эти предосторожности на самом деле не нужны: с помощью иллюзий можно добиться ничуть не худшего результата. Я не обратил на их слова никакого внимания, как и на веселый взгляд, которым они обменялись. Труднее было не замечать неожиданного запаха благовоний, который каждый раз, как только мы встречались на дороге с кем-нибудь, окутывал Флейм.
Мы продолжали тащиться по жаре, страдая от отраженного песком безжалостного солнечного света и жалея о том, что нам нельзя было взять с собой селверов. Около полудня мы остановились на отдых у одного из прудов, радуясь, что удалось найти одинокое дерево и укрыться в его тени.
– В одном ты прав, Гилфитер, – сказала Блейз, растянувшись на песке у воды, – здешние окрестности – адская пустыня, похожая на косу Гортан. Как ты думаешь, воду из пруда можно пить?
Не дожидаясь моего ответа, она напилась. Топлива для того, чтобы вскипятить воду, у нас не было, а пить хотелось. Когда, вытирая воду с подбородка, Блейз устремила на меня решительный взгляд, я понял, что теперь мне не отвертеться: предстоял серьезный разговор. До сих пор мне удавалось избежать его, каждый раз ускоряя шаг, как только Блейз заговаривала о моем нюхе; кончилось тем, что Флейм предложила ей завязать язык узлом:
– Проклятие, каждый раз, когда мне хочется отдохнуть, ты начинаешь приставать к Келу, и он вскакивает и предлагает нам поторопиться. Будь так добра, держи рот на замке. Мне нужно хоть раз спокойно посидеть и расслабиться.
На этот раз Блейз явно не собиралась позволить мне уклониться от разговора.
– Я желаю знать, что такого особенного в обонянии горцев, Гилфитер. Это может оказаться важным. И я хочу объяснить тебе, что может сделать силв-магия.
Я напился из пруда, потом уселся, прислонившись спиной к стволу дерева.
– Мы не любим говорить о своих способностях с чужаками, – наконец ответил я. – Наше чутье – наша защита.
– Я готова поклясться, что никому не расскажу о том, что услышу от тебя.
– Я тоже, – сказала Флейм, – хотя бы ради того, чтобы этот разговор наконец состоялся и больше не висел у нас над душой.
– Да тут не о чем на самом деле рассказывать. Мы просто обладаем более чуткими носами, чем другие.
– Насколько чуткими? – спросила Блейз, пристально глядя на меня. – Что ты чуешь прямо сейчас?
– Во-первых, скажите мне, что вы сами чуете, – предложил я.
Обе женщины глубоко втянули воздух. Как ни странно, то же самое сделал Руарт. Он сидел на мешке Блейз, как всегда, с интересом наблюдая за всем происходящим.
– Следопыта, – в один голос сказали Флейм и Блейз и расхохотались. – Да что в этом нового? – добавила Флейм. – Это несчастное животное всегда воняет.
– Больше ничего? – спросил я. Последовала новая попытка принюхаться.
– Мазь, которой я намазала Следопыта, – сказала Блейз. – Мой собственный пот. Твой пот. От пруда пахнет сыростью. Вот и все, пожалуй.
– Дерево тоже пахнет, – сказала Флейм. – Смолой или еще чем-то растительным.
– Больше ничего? – еще раз спросил я. Они покачали головами.
– Так что же чуешь ты? – с любопытством повторила Блейз. Она непременно хотела это узнать.
– Все, что нас окружает. Песок, наши тела, дерево, содержимое наших мешков. В коре живут муравьи. – Я указал на дорогу, по которой нам предстояло идти. – Впереди есть какие-то люди. Это, конечно, не горцы, их-то я сразу бы отличил. Мы пахнем совсем не так, как остальные, может быть, потому, что не едим мяса. Среди тех людей несколько женщин. По крайней мере у одной из них младенчик: я чую грудное молоко. У кого-то из мужчин плохие зубы. У людей есть животное… животное, которое ест растения. Вол, должно быть: здесь их часто запрягают в тележки. Еще у них несколько кошек и куры. Наверное, впереди ферма: я различаю запах готовящейся еды… рыбы, водорослей, томатов.
– И далеко они от нас?
Я пожал плечами.
– Зависит от ветра. Может быть, в миле. За фермой вдалеке – море. Если я сосредоточусь, я его чую. Сильнее всего оттуда доносятся запахи порта: деготь, мокрые паруса, гниющее дерево. А город смердит выгребными ямами и помоями.
– Значит, ты и в самом деле мог найти по запаху свой тарн в тумане! Ты не теряешься во всем этом изобилии? – спросила Флейм, зачарованно глядя на меня. – Ощущать вонь Следопыта достаточно противно; не могу себе представить, каково это: чуять все, что тебя окружает. – Эта девушка с Цирказе постоянно удивляла меня: она так много замечала, видела любые мелочи и то, как они влияют на людей. Блейз хотела выяснить, как можно воспользоваться моими талантами, она же просто беспокоилась за меня.
– Хм-м, – протянула Блейз, – вонь всех выгребных ям Лекенбрейга разом, должно быть, нелегко вынести.
– Ну, это воспринимается как… как шум где-то вдалеке. Вот мы сейчас разговариваем, и ты не обращаешь внимания на шелест листьев у тебя над головой и стрекотание цикад. С запахами точно так же. Я не хочу нюхать выгребные ямы, поэтому я закрываю для вони свое сознание, если уж не могу избавить от нее нос.
– А как нюх служит горцам для защиты? – спросила Блейз.
– Никто не может подкрасться к нам незамеченным. Как громкий шум разбудил бы тебя ночью, так и неожиданный запах разбудит меня, а то и весь тарн. В прошлом это служило нам хорошую службу, когда чужаки пытались захватить нашу землю или наши стада.
– Какой прок в предостережении, если вы все равно не станете сражаться? Вы ведь не воюете? – не отставала от меня Блейз.
– Нет. Нам и не нужно воевать: мы исчезаем в лугах. Достаточно свистнуть селверам… Огромное стадо, подчиняющееся звукам, которых человеческое ухо не слышит, может быть очень… очень опасным. Селверы к тому же не любят чужаков. Ты и представить себе не можешь, насколько странно, что Скандор позволил тебе сесть на себя… Так или иначе, ни один чужак долго на Небесной равнине не задерживался. Нас никогда не удавалось завоевать.
– Ты различаешь разных людей по запаху? Твой отец ведь определил, кто к вам едет, верно?
– Ну да. Ты, может быть, никогда не забываешь лиц. Мы никогда не забываем запах, и у каждого человека он свой. Если я встречу тебя через десять лет, я вспомню, как пахнет твое тело. Твой аромат незабываем, Блейз Полукровка.
Флейм хихикнула.
– А не намекает ли он, что от тебя воняет?
Блейз не обратила на подначку внимания.
– Нет, Гилфитер, ты не все нам рассказал. Гэрровин как-то обмолвился, что чует страх. Ты не только улавливаешь человеческий запах, ты улавливаешь эмоции. Чужие эмоции.
Флейм бросила на меня изумленный взгляд.
– Ты хочешь сказать, что можешь определить… э-э… нравишься ты мне или нет?
Я ухмыльнулся.
– Это неприлично! – возмутилась Флейм.
– Не тревожься. Таких тонкостей я не улавливаю. Вот если бы ты меня ненавидела или сильно желала… или хотела причинить вред – тогда другое дело. Оттенки не всегда бывают ясны.
Блейз задумчиво склонила голову.
– А как насчет обмана? Можешь ты определить, когда человек лжет?
– Иногда могу. – Я помолчал. – Практически всегда могу, если человек лжет с умыслом, пытается обмануть. Только это отличить и ты можешь, мне кажется, хоть и не обладаешь тонким нюхом.
В благодарность за такой своеобразный комплимент Блейз слегка улыбнулась.
– Думаю, ты опасный человек, Келвин Гилфитер. Ты, наверное, знаешь обо мне много больше, чем мне хотелось бы.
Я улыбнулся в ответ, постаравшись сохранить равнодушное выражение лица. Блейз, конечно, в будущем в моем присутствии станет вести себя осторожнее, да что толку? Мой нос говорил мне о людях, даже таких сдержанных, как Блейз, гораздо больше, чем ее глаза и инстинкты.
– Ты должен быть дьявольски искусным врачом, – тихо проговорила Блейз. – Ты носом чуешь болезнь. – Как всегда, она сразу уловила то, что было для меня всего важнее. На Небесной равнине мы, врачи, говорим пациентам, что они больны, а не наоборот. – Значит, – продолжала Блейз, – ты сможешь сказать нам, когда погоня доберется до Лекенбрейга?
Я кивнул.
– Да. Я запомнил запах. Вы этого не знаете, но проводники из Гара несколько раз приводили чужаков совсем близко к нашему лагерю, а потом сворачивали в сторону. – Так делалось, несомненно, намеренно: проводники хотели показать мне, что я в их власти, а моя свобода зависит от их великодушия. Но также они хотели, чтобы я мог узнать своих преследователей, потому что я был горцем, а те, кто хотел меня поймать, – нет.
– Сколько их всего?
– Двое жрецов-феллиан и десять стражников плюс восемь гвардейцев повелителя. Проводники из Гара не сопровождают их на побережье, конечно.
– Ты можешь отличить феллиан от людей повелителя?
– О да. Эти дурацкие шляпы феллиан, когда намокнут, имеют специфический запах. К тому же…
– Да?
– Религиозный фанатизм тоже имеет свой запах, особенно когда феллиане начинают молиться. А теперь не пора ли нам в путь?
– Нет еще, – ответила Блейз к нескрываемой радости Флейм. – Я хочу, чтобы ты понял, на что способна Флейм… на что способен любой силв. Поэтому-то мы можем особенно не беспокоиться о погоне, если ты предупредишь нас, когда преследователи окажутся рядом, а это ты, похоже, сделать сможешь. Из нас получилась хорошая команда: силв, создающий иллюзии, двое обладающих Взглядом – птица, которая может многое разведать, и я со своим мечом на случай потасовки, а также нос, который чует все на свете.
– Я ни в какую команду не вхожу, – ответил я возмущенно. – Пойми ты это наконец. Я отправляюсь в Амкабрейг на Порфе, чтобы забрать сундук с лекарствами, когда его туда пришлют, а оттуда – на Брет. Вот и все. Меня не интересуют ваши дела. Вы вдвоем разрушили мою жизнь, и чем скорее мы расстанемся, тем лучше.
Блейз и бровью не повела.
– Тем не менее я хочу показать тебе, на что годится силв-магия.
– Пока не увидит, не поверит, – усмехнулась Флейм, и у меня возникло неприятное ощущение, что я каким-то образом оказался в их власти. Я носом чуял, как они наслаждаются ситуацией.
Идти по жаре было все труднее. Даже Следопыт еле тащился, жадно пил из каждого пруда, мимо которого мы проходили, и иногда залезал в воду целиком, чтобы охладиться. Потом он отряхивался, обдавая нас брызгами. Пройдя несколько миль, мы приблизились к небольшому селению, которое я учуял еще во время привала. Оно состояло из нескольких хижин, кое-как слепленных из покрытых битумом пальмовых листьев; камни, которыми они были придавлены, не удержали бы их при сильном ветре; наверняка хижины уже не раз сносили осенние бури.
– Деревушка нам подойдет, – сказала Блейз. – Давай-ка убедим этого толстокожего скептика, что магия существует. Спрячь нас, Флейм. Говорить тоже будешь ты.
– Надеюсь, обладающих Взглядом там нет?
– Насколько я могу судить, ни одного.
В воздухе неожиданно разлилось благоухание: тот самый липкий запах, который иногда окутывал цирказеанку.
– Я готова, – сказала она, – пошли.
Чем ближе мы подходили к хижинам, тем сильнее становился запах. Я нисколько не сомневался, что его каким-то образом испускает Флейм. Может быть, так пахнет ее пот? Но каким образом она усиливает запах по желанию? Ученый во мне испытывал любопытство.
Когда мы подошли, в пыли перед хижинами играли несколько курносых детишек. У одного из них оказались больные легкие, и дольше нескольких месяцев он без должного лечения не протянул бы. Пыхтя, он кинулся в хижину, как только заметил нас, и принялся звать мать.
– Мама, мама, тут дама пришла!
На его крик, впрочем, откликнулась не женщина: из хижины вышли пять или шесть мужчин. Все они были сутулыми и тощими – как и следовало ожидать при постоянном недоедании и тяжелой работе. По опыту своих прежних путешествий я знал, что они скорее всего старатели: бедняки занимались промывкой отвалов песка, извлекая с помощью своих плоских тазов – дулангов – оставшиеся крупицы руды. Это была тяжелая и неблагодарная работа.
Блейз одной рукой ухватила за шкирку Следопыта, а другой – меня и оттащила немного назад. Я уже открыл рот, чтобы предостеречь ее – запах этих людей мне не нравился, – но она жестом велела мне молчать, а сама опустила на землю свой мешок и беззвучно извлекла из ножен меч. Ни один из мужчин даже не взглянул в нашу сторону; все они не сводили глаз с Флейм. Что ж, тут ничего удивительного не было: так на их месте поступил бы всякий.
Флейм улыбнулась, ничуть не обескураженная недружелюбным приемом, и любезно спросила:
– Не скажете ли вы мне, добрые люди, эта ли дорога ведет в Амкенбрейг?
– Ну и дела, – хищно ухмыльнулся один из мужчин. Он пах, как травяной лев, учуявший добычу. – Хорошенькая девчонка и бродит тут совсем одна! Что скажете, братцы?
– Оставь девку в покое, – раздался голос из хижины. В дверях стояла пожилая женщина, за юбку которой цеплялись несколько детей. Это прозвучало скорее как хныканье, а не приказ, и никто из мужчин на него внимания не обратил.
– Не попросить ли нам красотку задержаться? – хихикнул самый старший из них и потянулся к Флейм; однако каким-то образом его рука ухватила только воздух.
Остальные решили, что он дурачится, но я явственно почуял его изумление. Я смущенно переступил с ноги на ногу. Все происходящее мне не нравилось. Рядом со мной Блейз стояла совершенно спокойно, одной рукой опираясь на рукоять меча, другой все еще удерживая Следопыта. Я не мог учуять никаких эмоций ни с ее стороны, ни со стороны Флейм. Обе женщины были спокойны, как вода пруда в безветренный день.
– Вот что я тебе скажу, – заговорил первый мужчина – по-видимому, предводитель этой шайки, – мы, так и быть, укажем тебе дорогу, только сперва поцелуй-ка каждого из нас.
Один из парней загоготал:
– Уж я-то знаю, куда она меня поцелует! – и сопроводил свои слова непристойным жестом – на случай, если кто-то не понял его похабной шутки.
Я сделал шаг вперед, но Блейз снова схватила меня за руку и дернула назад. В результате я споткнулся о собственную ногу и тяжело плюхнулся на землю. В течение нескольких секунд я, как рыба, выброшенная на берег, ловил ртом воздух и смотрел на развернувшуюся передо мной сцену сквозь пелену слез.
Флейм небрежно – парень должен был заметить ее движение – пнула охальника между ног. Я так и не понял, почему он не увернулся, но так или иначе боль согнула его пополам.
– Вот сюда? – любезно поинтересовалась Флейм. Женщина поспешно утащила детей в хижину. Остальные почему-то по-прежнему не обращали внимания ни на меня, ни на Блейз, ни на Следопыта. Я все еще пытался отдышаться, а Блейз с трудом удерживала своего пса, отчаянно рвавшегося в бой; его оскаленные зубы не сулили ничего хорошего любому противнику, до которого ему удалось бы дотянуться. И по-прежнему никто из мужчин даже не смотрел в нашу сторону… Блейз помогла мне подняться на ноги.
– Прошу прощения. Я не хотела тебя уронить, – шепнула она мне в ухо.
Вся компания вытаращила глаза на пострадавшего, словно не понимая, каким образом он оказался на земле. Предводитель, не обращая внимания на остальных, попытался схватить Флейм. Она не спеша сделала шаг в сторону и отошла туда, где стояли мы.
Как это ни удивительно, мужчины по-прежнему в нашу сторону не смотрели; они как будто даже не заметили, что Флейм удалилась от них. Предводитель снова схватил воздух, потом в ужасе отшатнулся. Старик завизжал. Приятель валявшегося на земле парня набрался смелости и потянулся к чему-то, что, должно быть, мерещилось ему в воздухе. Не сумев коснуться ничего материального, он в ужасе завопил:
– Это призрак! Берегитесь! Он высосет из всех нас души!
Вся компания, не задумываясь, обратилась в бегство. Кто-то нырнул в хижину, кто-то попытался спрятаться на задворках.
– Ну что, пошли дальше? – спокойно спросила Блейз.
– Итак, – спросил я, когда мы отошли на какое-то расстояние от селения, – что, по-вашему, там произошло? – Я старался говорить равнодушно, но на самом деле я был потрясен.
– Флейм создала иллюзию самой себя, которая выглядела как настоящий человек, а нас заставила раствориться в воздухе. Совсем невидимыми мы, правда, не стали: если бы общее внимание не было сосредоточено на иллюзии, нас даже можно было бы разглядеть; поэтому-то я и держала меч наготове. Осторожность никогда не помешает.
– Иллюзии, конечно, нематериальны, – добавила Флейм. – При желании я могу сделать их довольно плотными, но это требует массу энергии. Проще создавать их из воздуха – поэтому-то руки тех, кто пытался меня схватить, проходили сквозь тело призрака.
– А тем временем, – снова заговорила Блейз, – настоящая Флейм разговаривала с ними и огрела того дурня. Он не ожидал удара, потому что таращился на иллюзию. Это и есть две особенности силв-магии: создание иллюзий и маскировка реальности. Умелое использование иллюзий может заставить человека поверить во что угодно. Третье свойство силв-магии – создание защиты, четвертое – целительство… Есть еще куча всяких странных вещей, которые может сотворить силв-маг, например, зажечь волшебный огонь: он светит, как фонарь, но не заметен ни для кого, кто не обладает Взглядом. Очень полезное умение, кстати. Дун-магия действует иначе: она разрушает, убивает, оскверняет. Мерзость!
Им удалось заинтриговать меня, хотя я все еще не пришел в себя от всего, что мне пришлось увидеть.
– Расскажите мне поподробнее о целительстве.
– Силв может в определенной мере излечивать других людей, – кивнула Флейм. – Правда, это отнимает много сил. Если болезнь тяжелая, лучше, чтобы ее лечили несколько силвов. И мы не все можем вылечить. Для себя мы способны сделать многое – изнутри. В нашей власти даже при желании воспрепятствовать зачатию, что оказывается очень кстати. – «Особенно если тебя изнасиловали», – эти слова, не произнесенные Флейм, словно повисли между нами в воздухе.
– А что такое создание защиты? – спросил я.
– Способность установить магический барьер, сквозь который ни дун-маг, ни какое-либо другое живое существо не может пройти… за исключением обладающих Взглядом, конечно. Мы, правда, обнаружили, что от Мортреда такой барьер не защита – он слишком могуществен. Так по крайней мере было раньше: я не могла от него заслониться. Моя силв-магия при нем просто исчезала. Установить защиту я не могла совсем, и даже поддерживать иллюзию, будто моя рука цела, мне удавалось с трудом. Очень неприятное чувство, скажу я вам. – Благоухание, окружавшее Флейм, развеялось, а воспоминания вызвали душный запах страха.
Я обдумывал то, что видел в селении. Должно же быть этому научное объяснение: магии ведь не существует. Массовая галлюцинация. Да, должно быть, какой-то вид галлюцинации. Флейм при желании может испускать странный запах благовоний, а он обладает галлюциногенными свойствами. Какое-то отклонение в обмене веществ силвов… особые выделения, когда они потеют. Мои мысли разбегались. Мы, жители Небесной равнины, и так называемые обладающие Взглядом имеем иммунитет к такому воздействию, поэтому иллюзий мы не видим. Этим можно многое объяснить: почему жрец не забрал все деньги с игорного стола, почему стражники не заметили, как Флейм передала Блейз в камеру ее меч, почему нам удалось так легко скрыться после казни Джастрии.
Нет, это не магия; наука все может объяснить. Так и должно быть.
– Почему это у меня такое ощущение, что нам ни в чем не удалось тебя убедить? – через некоторое время спросила Блейз.
Я ничего не ответил.
– Великая Бездна, Гилфитер, ты упрям, как один из ваших проклятых селверов!
Она была права: я был упрям. И все же смутные сомнения не покидали меня. Трудно было объяснить, как Флейм удается управлять чужими галлюцинациями. Более того, во время демонстрации случилось кое-что, что мне совсем не понравилось. Мне не сразу удалось понять, что же это было, а когда удалось, мои сомнения еще усилились. В какой-то момент ее игрищ с иллюзией – галлюцинацией! – я ощутил болезненный укол в сознание, неприятный толчок.
Если бы я не был человеком науки, я назвал бы это прикосновением зла.
От агента по особым поручениям
Ш. айсо Фаболда,
Департамент разведки,
федеральное министерство торговли, Келлс, Достопочтенному М. айсо Кипсуону,
Президенту национального общества научных, антропологических и этнографических исследований не-келлских народов
14/2 МЕСЯЦА ДВУХ ЛУН, 1793
Дорогой дядюшка!
Посылаю Вам новую порцию перевода. Надеюсь, Вам по-прежнему интересно читать воспоминания Гилфитера; бедняга все еще пытается понять изменившийся мир, в котором вынужден жить. Хоть Гилфитер мне и несимпатичен, я, по мере того как узнаю историю его жизни, начинаю ему сочувствовать.
Я подумываю о том, чтобы написать статью «Медицина на Райских островах: шаманство или наука» и представить ее на годичном собрании нашего общества – она явилась бы продолжением моих предыдущих сообщений. Вас по крайней мере это заинтересовало бы: Вы ведь спрашивали меня, насколько действенны средства, применяемые тамошними целителями, и не могли бы наши костоправы чему-нибудь у них научиться. Когда я вспоминаю того надутого старого шарлатана, который лечил меня от лихорадки пару месяцев назад, я склонен сказать «да»!
С другой стороны, мне известно, что врачи, обучавшиеся в медицинской школе Гилфитера, придают большое значение вещам, явно никакой ценности не имеющим: например, поддержанию сугубой чистоты, ради чего постоянно отскребают и себя, и все вокруг, как будто это имеет значение для успеха борьбы с болезнью или благополучных родов. Другой их излюбленный конек – особые диеты. В этом отношении они напоминают мне тетушку Росрис с ее кашками и бульонами. И еще у них есть абсолютно отвратительный обычай: использовать живых пиявок… я уж не говорю о том, что эти целители готовят снадобья из паутины и плесени. Не могу и представить себе, как человек в здравом уме может видеть во всем этом пользу.
Жители островов Хранителей много рассказывают, конечно, о чудесных исцелениях с помощью силв-магии; однако когда я попросил представить мне доказательства, я услышал в ответ, что теперь такого больше не бывает. Право же, иногда островитяне ведут себя по-детски: только и говорят о прежних временах, когда все вокруг было полно магии.
Как Вам понравился подход Гилфитера к проблеме силв– и дун-магии? Медицинская проблема! Интересно, верно? Мне очень понравилась эта его теория: она многое объяснила бы, на мой взгляд. Однако об этом мы еще поговорим.
Спешу сообщить Вам радостное известие: меня официально уведомили о том, что в экспедиции к Райским островам будут участвовать корветы «Непотопляемый» и «Стремительный», а также бригантина «Келлский воин»; я назначен главой антропологической службы, а также научным руководителем всей экспедиции! Есть, правда, и ложка дегтя в этой бочке меда: в плавание с нами отправится множество миссионеров, включая даже монахинь аутериальского ордена, и мне они подчиняться не будут. Специально для них предназначены два купеческих корабля, которые тоже включены в состав экспедиции.
До отплытия пройдет еще не меньше четырех-пяти месяцев, и за это время столько всего предстоит сделать!
Мой самый нежный и почтительный привет тетушке Росрис.
Ваш покорный племянник
Шор айсо Фаболд.
ГЛАВА 9
РАССКАЗЧИК – КЕЛВИН
– Думаю, будет нелишним, если ты научишься понимать Руарта, – сказала Блейз, когда мы снова двинулись в сторону Лекенбрейга. – Да и время так пойдет быстрее.
Я огляделся. Во все стороны тянулись покрытые слепяще белым песком пустоши с чередой лишенных жизни прудов. Вдалеке виднелось еще одно нищее селение из слепленных на скорую руку хижин, а у одного из прудов – стоящие по колено в воде загорелые до черноты старатели со своими дулангами. Кое-где попадались засохшие стволы лесных гигантов, грустное напоминание о когда-то существовавшем здесь тропическом лесе. Картина эта была лишена всякой радости и больно ранила мою душу жителя Небесной равнины.
Я был согласен на все, что могло бы помочь отвлечься от этого кошмара.
– Да, – кивнул я, – хорошая мысль. – Я вытер лицо. Хотя день был безветренным, все мы были покрыты тонким слоем пыли. Капли пота, стекавшие по нашим лицам, оставляли на них темные потеки, похожие на русла ручьев на склоне холма.