Накануне предприятия собрались в кружок, поели, помолились, принесли в жертву двух петухов - знамения были благоприятны. Тухра сказал:
   - Свидетельствую перед небом, что сокровища во дворце нажиты нечестно, что не ради корысти мы идем на такое дело и не крадем ничего, что бы давно не было украдено, - а поэтому да минует нас зависть богов.
   Вечером спрятались в колодце и начали рыть ход. Клеарх и киликиец не рыли - подлая работа, а сидели наверху. Киликиец ел ячменную лепешку с кунжутом, доел и сказал:
   - Не мудрено, что греки такие бедные. У вас нет сатрапов, кто же раздает народу хлеб?
   - Просто состоятельные люди.
   - А они-то зачем? - удивился киликиец.
   - Чтобы народ сам не взял, - ответил Клеарх.
   Клеарх взял светильник, а это был особый, разбойничий светильник, не с жиром, а с нефтью, которая освещает все вокруг и загорается от малейшего нагревания. Так вот, Клеарх взял светильник и поднес его к стенке из пестрого мрамора, прочитал искрошенные надписи и сказал:
   - А ведь этот дворец совсем недавно грабил Агесилай! И притом мы делаем то же, что спартанец, только ему за это слава, а нам крест.
   Тут вынули последнюю землю, и Клеарх с киликийцем пошли в колодец. Клеарх вылез наружу, дождался обхода стражи, закинул веревку за зубец стены, спустился в маленький дворик.
   Огляделся. Во дворик выходило две мазаные комнатки. В одной, проходной, сидел стражник и не спал, а терпеливо латал кожаный ремешок сандалии. В другой комнате на трехногом табурете лежал узел его с пожитками и ужином.
   Клеарх понял, что стражник не заснет и не уйдет, а убивать его почему-то не хотелось; Клеарх взглянул на звезды и их расположение и понял, что вряд ли успеет куда-то, кроме кладовой.
   Тут что-то потерлось о ногу грека. Клеарх вздрогнул, опустил глаза: кот, редкое животное, вроде ласки, от мышей.
   Клеарх тихо поднял разжиревшего кота и пересадил через подоконник. Тот подумал, подошел к узлу и с урчанием поволок из него куриную ножку.
   - Ах ты! Никак эта тварь добралась до курицы!
   Стражник, отложив дратву, выскочил в соседнюю комнату; Клеарх проскользнул дальше. Через мгновение вслед ему, мяукая и обиженно подняв хвост, побежал кот.
   Дверь кладовой была действительно открыта.
   Клеарх скользнул внутрь. О боги! Откуда у персов столько золота, разве, действительно, можно скопить столько золота справедливостью и мерой?
   Клеарх спустил в дыру мелкие вещи, а крупные сначала смял так, чтобы они тоже пролезли, выбрал себе красивый меч с золотой рукоятью и пошел к двери. За углом опять послышались шаги стражников.
   - Ой, - сказал кто-то, - а я дверь забыл запереть!
   Это был пьяный смотритель кладовой!
   Заскрипел замок... Клеарх понял, что утром его застигнут.
   - Мяу! - сказал он громко и стал царапать ногтем свой плащ.
   - Проклятый кот! - сказали за стеной. - Он там все платья изорвет!
   Стражники отперли дверь, полезли внутрь и затерялись с дрянным факелом меж сундуков. Клеарх выскользнул, перебежал комнаты и дворики, накинул веревку на зубец стены, влез, спустился в Колодец.
   Товарищей в колодце уже не было. Ход с той стороны обвалился.
   Клеарх молча щупал рассыпавшуюся землю. Где-то кричали петухи. Уже светало. Клеарх вылез наверх, перемахнул по веревке стену, спустился в какой-то сад, побежал меж померанцев, опять стена... Там-то и углядел его с плоской крыши стражник.
   x x x
   Дело было серьезное, Клеарха тут же привязали к столбу в присутствии самого Ариобарзана. Схватили и того стражника, что чинил ремешок, принесли кожаный коврик и стали бить от позвонка до позвонка.
   Имени своего Клеарх решил ни в коем случае не называть и потерпеть до полудня, когда начнется раздача хлеба и товарищи смогут уйти: а то, не ровен час, их поймают, узнают, что в городе он недавно, выяснят, кто такой.
   Но персидские плети, да еще в большом количестве, - вещь нестерпимая, Клеарх увидел, что не выдержит.
   Но тут стражник понял, что пришел его последний час, решил поквитаться с недругами и завопил, что, точно, пропустил вора за долю в добыче, а сквозь наружные ворота его провели Кабус и Фарх.
   "Вот негодяй, ведь ничего не знает, а невинных людей оговорил", подумал Клеарх и потерял сознание.
   Занялись Кабусом и Фархом, а грека отнесли в каменный мешок.
   - Вот, ты товарища просил...
   Когда Клеарх пришел в себя, он увидел: подземелье, молодой перс, множество крыс.
   Клеарх поглядел на перса и подумал: "Да ты никак тоже сикофант", потому что перс был грязный, а пальцы длинные и тонкие и манеры не простонародные.
   Перс стал его расспрашивать. Клеарх рассказал все, но настоящего имени своего не назвал, сказал "Онесикрит".
   Перс кивнул.
   - Все, наверное, так и было, только с этим венком тебя обманули: В этой шайке после смерти предводителя многое, наверно, хотели стать на его место и ни один не смог победить. Вот они и решили найти на время постороннего. И я думаю, этот Тухра решил так: "Если он откажется идти во дворец, я скажу, что он трус, убью его и займу его место, а если пойдет, то будет схвачен".
   Подумал и прибавил:
   - Воровские шайки подобно государствам гибнут чаще всего из-за внутренних несогласий.
   Вечером им дали немного бобовых стручков и воды, перс стал деликатно их есть, а потом вздохнул:
   - Ты, Онесикрит, когда-нибудь пробовал медовое желе или фисташки с медом, или смоквы, начиненные тертым миндалем и кунжутом?
   Клеарх вгляделся внимательнее, вздрогнул и спросил:
   - Ты кто такой?
   Юноша невесело рассмеялся:
   - Меня зовут Митрадат, я сын Ариобарзана.
   - За что же отец тебя бросил сюда?
   - Ему донесли, будто я хочу отравить его, представили яд и гадалку.
   - И он поверил?
   Перс пытался устроиться на камне поудобней, но цепь мешала ему.
   - Что ж тут невозможного?
   - Почему же он тебя не убил?
   - Хотел сначала выяснить, истинен ли донос.
   - Выяснил?
   - Ну, так донос был ложный, это было ясно с самого начала: разве о таких вещах становится известно до их совершения? Отец и доносчика уже казнил...
   Клеарх помолчал.
   - А почему же он тебя не выпустил?
   - Ну, - сказал Митрадат, - это вполне понятно. Если он меня в такое место посадил, теперь-то я должен его ненавидеть?
   С этими словами он лег спать, и Клеарх не знал, что и думать.
   Ночью, однако, задрожали запоры. Клеарх проснулся; рядом стоял Ариобарзан с факелами и слугами и говорил соседу:
   - Ты! Трус и лакомка! Я знаю, что ты отправил царю письмо с жалобой на плохое обращение. Охранник по имени Фарх, сообщник воров, вынес его под мышкой в восковом шарике! Берегись, если оно дойдет до царя! Лучше скажи, с кем из купцов ты его послал, и напиши этому купцу, чтоб отдал письмо!
   - Отец мой! - отвечал рассудительно юноша. - Трудно мне отсюда жаловаться, и я не знаю, о чем ты говоришь.
   Тут он показал на Клеарха и стал рассказывать о том, что с ним случилось.
   - Теперь ты видишь сам, - сказал он, закончив, - что этот человек держался молодцом, а его товарищи сыграли с ним скверную шутку, и я прошу тебя, отпусти его.
   Лицо Ариобарзана пошло красными пятнами, он велел принести котел с маслом, вскипятить, окунать в него веники и этими вениками хлестать грека, пока тот не запузырится.
   - Как ты смеешь, - сказал он сыну, - будучи сам в немилости, просить о милости для другого?
   Клеарха привязали к крюку в стене. Митрадат помолчал и ответил:
   - Ахура-Мазда велел говорить правильные слова и делать правильные дела. Мог ли я, зная твою справедливость, умолчать об этом человеке?
   Тут Ариобарзан велел привести того стражника, который чинил 6ашмаки. Тот, увидев кипящее масло, испугался и сознался, что никаких разбойников не знает.
   - Негодяй! - закричал сатрап. - Ахура-Мазда запрещает лгать, а ты своей ложью невинных людей обрек на смерть! Еще немного, и грех был бы на моей душе!
   Тут он повернулся к Клеарху и спросил:
   - Ты, Онесикрит, умеешь ли читать и писать?
   Клеарха отвязали от крюка, и он сказал:
   - Умею.
   - Ну так я беру тебя к своим писцам и даю одежду и еду, потому что человек, у которого нет занятия, все равно принужден будет воровать.
   Неделю Клеарх провел среди писцов. А через неделю начальник, Филолай, велел ему ходить самостоятельно и иметь дело с греческими купцами, и Клеарх понял, что рано или поздно кто-то из купцов его узнает.
   На восьмой день он купил в городе сладостей, фисташек и пальмового вина, вынул из сандалии сонный порошок, который употребляли в шайке, смешал его с вином и сладостями, взял с собой подпилок и веревку и пошел к темнице.
   - Куда идешь? - спросил стражник у ворот.
   - Молодой господин спас мне жизнь, - сказал Клеарх, - вот хочу проведать и принести угощение.
   Стражник поглядел, забрал кувшин вина и сказал:
   - С молодого господина хватит и остального.
   То же повторилось и у дверей каменной клетки.
   Юноши выждали, пока стражники заснут, распилили цепь, переоделись в платье охранников и бежали. В предместье финикийский меняла дал им лошадей, оружия и денег.
   - - Не выдаст ли он нас? - забеспокоился Клеарх.
   - Нет, - ответил Митрадат, - я слишком задолжал ему. Если я пропаду, его деньги тоже пропадут, а если я доберусь до Суз и добьюсь от царя места моего отца, то я его не забуду... А вот морем я не могу плыть. Слишком много подарков стребовал я со здешних купцов.
   Они скакали как бешеные, и Митрадат позволил себе выспаться лишь тогда, когда они оказались в Лидии.
   - А в Лидии ты отца уже не боишься? - спросил Клеарх.
   - Кшатрапаваны Лидии и Фригии - всегда враги, - ответил Митрадат, и вот, к примеру, десять лет назад дядя мой, Фарнабаз, и Тиссаферн воевали друг с другом. Кстати, эта война касалась и вас, потому что Фарнабазу сначала помогала Спарта, а Тиссаферну - Афины, а потом наоборот.
   - Да, - ответил Клеарх, - это была страшная война, только в Греции о ней говорили по-другому. Говорили, что Афины и Спарта сражаются за первенство в Элладе, а Фарнабаз, мол, сначала помогал спартанцам, а потом афинянам.
   Оба посмеялись, и потом Митрадат сказал:
   - Не станешь же ты отрицать, что афиняне были разбиты при Эгоспотамах потому, что от них сбежали все гребцы; а гребцы сбежали потому, что персы платили спартанским гребцам по четыре обола в день, а афиняне своим - по три, и то только в обещаниях; и что афиняне после этого никогда бы не оправились, если бы дядя не отстроил на свои деньги их стены и не снарядил афинянину Конону новый флот, который разбил спартанцев при Книде, и что со времен Кимонова мира войну в Греции выигрывает тот, кому помогают персы?
   Некоторое время они ехали молча, а потом Клеарх сказал:
   - Однако это безумие! Кто может быть слабее царя, у которого один сатрап воюет с другим сатрапом?
   - Напротив, - засмеялся Митрадат, - в этом сила царя. Кшатрапаваны воюют и шпионят друг за другом, и где же источник власти и осведомленности, как не в раздорах подчиненных? Однако, - прибавил Митрадат, - если наместник вздумает воевать не против соседа, а против царя, все другие наместники объединятся против него. И мой тебе совет: никогда не становись на сторону тех, если кто по безрассудству или от отчаяния взбунтовался против царя, если, конечно, не уверен, что сможешь выгодно им изменить.
   Этой ночью они заночевали в маленькой деревушке. Хозяин пошел вместе с другими на озеро ловить рыбу, а Митрадат лежал с Клеархом на плоской кровле и глядел на удивительное небо и частые звезды и думал, что от Даскилея до Суз девяносто дней пути, а до звезд во много раз больше. Еще Митрадат глядел на звезду Анахиту, которой царь недавно построил храм в Экбатанах, и ему это не совсем нравилось, так как Митрадат был посвящен во все тайны магов, а учение магов ни храмов, ни статуй не терпит.
   Митрадат продолжал дневной разговор.
   - Вот так-то, - сказал он, - сила большой страны вытекает из раздоров между равными, которые хотят отличиться в глазах царя, а хозяйственным людям до этого дела нет. А в ваших городках из раздоров между бедняками и богачами вытекает вечная слабость и нищета, и изгнания; и, клянусь Ахура-Маздой, вы делите земли и конфискуете имущества, а потом ломаете голову, почему данники персов богаче свободных эллинов. И начинаете доказывать, что свобода и бедность лучше, чем богатство и рабство! Но я скажу тебе: пока свобода не станет выгодной - какое это ваше греческое слово, - экономически выгодной, она ничего не стоит. А видал ли ты, чтоб свободные были богатыми?
   Потом помолчал и, глядя на звезды, добавил:
   - Кстати, понял ли ты, что истинной причиной гнева отца была проигранная битва? И мой план все-таки был хорош, и я бы разбил тебя, если бы не оказался трусом.
   У Клеарха похолодели кончики пальцев, и он спросил:
   - Как ты меня узнал?
   А надо сказать, что у персов есть такое божество, Фарна, в виде сияния над головой знатных и удачливых. Греки его не видят, видят только персы; и Митрадат в ту ночь увидел Фарну у головы Клеарха и все понял.
   - Что же ты, однако, не признался моему отцу?
   - Чтобы он не сварил меня в свинце или масле...
   Митрадат рассмеялся:
   - Он бы усадил тебя за свой стол и пожаловал бы тебе больше земли, чем во всей твоей Гераклее! Разве персы убивают врагов, просящих о защите? Разве царь не осыпал милостями и Фемистокла, и Алкивиада, когда народ прогнал их за то, что их победы вызывали слишком большую зависть?
   Уже светало, когда Клеарх проснулся, взял кувшин с водой и пошел по малой нужде к краю крыши. И вдруг слышит, кто-то точит нож. А голос спрашивает:
   - А за людьми управляющего уже посылали?
   - Может, сами управимся, их же всего двое?
   Собеседник возразил:
   - Нет, надо связать их и послать за людьми Фарнака. Потому что он предупреждал, чтобы мы таких вещей без его ведома не делали...
   Клеарх разбудил Митрадата и рассказал о разговоре.
   - Вот, - сказал с тоской Митрадат, - отец хочет убить меня за то, что я недостоин рода Артабаза, а лидиец хочет убить меня за то, что я - из рода Артабаза... Бежим!
   - Нет, - возразил Клеарх, - если мы убежим, они нас догонят и убьют. Надо уезжать со спокойным сердцем.
   Юноши спустились с крыши, подошли к окну и увидели, как хозяйкин сын осматривает большой нож. Тут они вскочили в окно и прирезали его и двух рабов, а женщину пожалели и привязали к столбу.
   А потом Митрадат отворил соседнюю дверь и сказал:
   - Какая досада! Я забыл тебе сказать: это ведь царская деревня, и здесь ведь ни смокву сорвать, ни свинью зарезать нельзя без ведома управляющего.
   И точно: за дверью, над желобом для стока крови, лежали два связанных борова.
   Юноши заторопились, и надо же: на выезде из деревни им попался хозяин с рыбой в корзинке.
   Клеарх сказал:
   - Мы решили ехать пораньше, и хозяйка сказала: если встретите моего мужа по дороге, попросите его проводить вас.
   У них была лишняя лошадь, и хозяин действительно ехал с ними несколько часов. Клеарх, прощаясь, дал ему две мины:
   - Ты уж извини, так получилось, что нам пришлось рано уехать...
   - Это было не самое приятное общество, - сказал Митрадат, глядя вслед провожатому.
   Клеарх ответил:
   - Этот человек вернулся бы, увидел, мертвецов, и за нами вдогонку пустилась бы вся деревня.
   Тут Митрадат подскакал к нему и хотел обнять, но место было неудобное, он перевесился с лошади и чуть не упал.
   - Не время обниматься, - сказал Клеарх.
   - Ладно, - рассмеялся Митрадат, - обниму, когда будет время. Однако в Сарды мне теперь действительно нельзя; надо в Ионию: Тирибаз человек страшный, но друг отца.
   x x x
   Кшатрапаван Ионии Тирибаз принял Митрадата, как сына, дал ему два городка на пропитание и одежду и сказал:
   - Только посмей у меня уехать в Сузы! Эта вражда пройдет быстро, если не идти с ней к царю. А то будет с тобой, как с Сохрабом.
   Митрадат рассказал Клеарху об этом ответе, и грек спросил:
   - А кто такой Сохраб?
   - Сын Ростама. Герой Ростам возвел на бирюзовый трон Кай Хосрова, а Сохраба убил как царского врага. Это не совсем так было, но царь сказал: "Мощь Ростама необозрима, если сын будет с ним плечо к плечу, что останется от моего трона?"
   - А ты что думаешь? - помолчав, спросил Клеарх.
   Кровь Митрадата все еще кипела при мысли о перенесенных пытках, он прокусил губу чуть не до крови и сказал по-гречески:
   - А я думаю, что лучше быть Эдипом, чем Сохрабом.
   Вскоре Митрадат попросил, чтобы Тирибаз внес Клеарха в список своих друзей.
   - Он - анарья, - отказался кшатрапаван.
   "Анарья" по-персидски значит то же, что "варвар" по-гречески. Тогда Митрадат велел Клеарху явиться на следующий день на пир и непременно опоздать.
   Клеарх так и сделал и, войдя, увидел, что пир уже в полном разгаре: золотые блюда, серебряные павлины, гости в тончайшем виссоне, благовония, венки, розовая вода.
   Знатный перс поднялся навстречу опоздавшему греку, поцеловал и обнял. Гости дивились, и многие негодовали.
   - Знайте же, - сказал Митрадат, - этот человек мне дороже отца, ибо отец, когда даровал мне жизнь, думал лишь о своем удовольствии, а Клеарх, спасая мою жизнь, мог утерять свою...
   Митрадат посадил Клеарха подле себя и, когда уже все поели, вымыли руки и начади пировать с вином и музыкантами, сказал ему:
   - Я обещал обнять тебя тогда, когда от этого будет прок, и, как видишь, исполнил обещание. Теперь многие будут приходить к тебе с просьбами, чтобы ты походатайствовал за них. Однако говори мне, сколько тебе дали, потому что эти люди будут норовить обмануть тебя и дать мало за то, что стоит гораздо дороже.
   Так прошел месяц, и однажды Митрадат сказал Клеарху:
   - Я слышал, что ты вчера не принял просьбы от одного финикийца и вообще ты скопил меньше денег, чем мог бы.
   Клеарх промолчал.
   - Ладно! - сказал Митрадат. - Этот финикиец действительно бесчестный человек. Возьми его к себе и делай с ним, что хочешь, пока он не признает, что должен тебе двадцать талантов. Или у вас так не делают?
   - Нет, - сказал Клеарх, - у нас так не делают. В Греции, когда разоряют богатого человека, добро отдают не другому человеку, а всему народу.
   Клеарх взял к себе финикийца, однако пытать не стал, а обращался с ним хорошо. Финикиец в благодарность отдал ему двадцать талантов золота и сказал:
   - Я буду молить за тебя того, чье имя благословенно в вечности, чтобы, когда с тобой случится то же самое, ты попал бы в руки человеку столь же милостивому.
   Эти слова запали Клеарху в сердце.
   И вот однажды, когда Клеарх отдыхал, в саду раздался крик:
   - Клянусь Зевсом, я проучу этого взяточника и негодяя! И тут же какой-то огромный человек, пьяный и с обнаженным мечом, перемахнул через глиняную стену и бросился на Клеарха. Двое рабов пытались было схватить его, человек подхватил их и шваркнул о стенку, подскочил к Клеарху, вонзил меч в низенький столик и закричал:
   - Клянусь Зевсом! Ты ответишь за все! Тирибаз послал меня и солдат в поместье Митрадата, а наглец управляющий стал жаловаться, что мы портим его рабынь! У меня под началом тысяча здоровых мужчин, как они могут обойтись без баб? А когда я окунул его в озеро, чтоб он успокоился, эта дрянь явилась со взяткой к тебе!
   Тут Клеарх расхохотался, потому что узнал греческого наемника Биона, того, которому помог бежать. А Бион, хоть и был пьян, тоже пригляделся и вскричал, пораженный:
   - Клянусь Зевсом, ты ли это! Да я всем говорил: вот человек, который может разорить всю Фригию, а то и Лидию! А ты вот славную выгоду променял на позорную!
   Через месяц поехали на несколько дней на охоту: Митрадат и Tax, внук Тирибаза. Клеарх был с ними.
   Митрадат сказал Клеарху.
   - Царь велит мне ехать в Сузы, и я не знаю, зачем. Поедешь ли ты со мной или останешься здесь? Потому что, сказать по правде, если ты поедешь со мной, я не знаю, чем эта поездка кончится, а если останешься здесь, я боюсь, что у тебя не будет поддержки.
   Клеарх оборотился к Таху и сказал:
   - Тирибаз опять собирается воевать с ионянами. Позволь мне быть у него на службе, а те деньги, что у меня есть, пойдут на наемников. Я думаю, повернулся он к Митрадату, - это самый верный способ не лишиться того добра, что ты мне дал. И еще ты можешь всегда помнить, что мой отряд в твоем распоряжении.
   На том и порешили.
   x x x
   Два года как был заключен между греками царский мир. По этому миру Спарта владычествовала над всеми греческими городами Европы, а Персия над всеми греческими городами Азии. Греки говорили, что этот мир заключил Анталкид, в Сузах говорили, что этот мир заключил царь, а в Ионии говорили, что этот мир заключил сатрап Ионии Тирибаз.
   Пока, однако, Тирибаз ездил к царю с Анталкидом, управлял Ионией его злейший враг Струф. Струф взял в союзники афинян и вместе с ними помог критскому тирану Эвагору подчинить себе весь остров. Спартанцы, впрочем, нанесли флоту афинян поражение, а на суше захватили в плен Тиграна, зятя Струфа. Иначе говоря, афиняне, уже подписавшие мир с царем, помогали по просьбе сатрапа Ионии царскому врагу Эвагору, спартанцы же, будучи в войне с царем, били его врага.
   От этого или от других причин, но азийские города не согласились с условиями мира и сказали, что бедность и свобода лучше рабства и процветания. Эфес, Родос, Самос, Книд и критский тиран, почетный гражданин Афин Эвагор вступили в союз; им помогали карийский династ Гекатомн и Афины.
   Тирибаз набирал наемников из собственных средств; средств не хватало. Ведь налоги, что получает наместник, подобны льду, что кладут перед ним на пиру: чем больше почета, тем больше рук, передающих лед. И глядишь, лед был большой, а стал маленький, а руки у всех стали влажные. Тирибаз это знал и не очень-то любил людей с влажными руками.
   Tax рассказал деду о просьбе Клеарха. Тот выпрямился, глаза его потемнели от гнева.
   - Так! Ты опять якшался с этими анарьями?
   - Только с Клеархом и другом его Митрадатом.
   - Другом или подружкой? - закричал в бешенстве наместник. - Я запрещаю упоминать имена этих двоих в моем присутствии.
   На следующий день Тирибаз заснул и увидел сон: перед ним был златорогий баран, и какой-то обнаженный человек подбежал к этому барану, схватил барана за заднюю ногу и за рог, перевернул и сломал ему шею. После этот человек убежал.
   x x x
   Тирибаз, кшатрапаван Ионии, не любил эллинов.
   Надо сказать, что царь Дарий, обустраивая царство, не имел понятия о наилучших методах правления; он упорядочил подати и меры веса, что же касается языков и законов, это он оставил на усмотрение каждой области, полагая, что закон, наилучший во всех отношениях, может оказаться наихудшим в отношении Лидии, Арахосии, Дрангианы или Бактрии.
   Поэтому Тирибазу, бывшему наместнику Армении, не нравились порядки Ионии и то, что персидская знать вместо поместий живет в греческих городах; он, однако, ничего не менял и только велел прогнать рыночных торговцев с площади перед дворцом, предназначенной для военных упражнений и игры в мяч.
   Почему-то греческие наемники шли к нему толпой, а за высокомерие почитали, как бога. Ходили, правда, нехорошие слухи, что Тирибаз не разрешил грабить. Никто, однако, не сомневался, что еще до осени покончат и с Эфесом, и с восстанием.
   Тирибаз долго не хотел даже слышать о Клеархе, но Tax, а потом и греческие командиры, особенно добряк Бион, извели его своими просьбами. Он согласился и сказал: "Я знаю, это принесет мне несчастье, но от судьбы не уйдешь".
   В начале месяца гиакинфия вдруг пришло царское распоряжение: плыть на Кипр и воевать с Эвагором. Тирибаз созвал во дворец командиров, греков и персов отдельно.
   Бион вошел и увидел, что перед домом играют в чоуган: это такая игра, в которой конники гоняют мяч. Очень похоже на немейские игры, только там, скажем, полноправные граждане бегают в полном вооружении на глазах других полноправных граждан, а в чоуган играют только знатные, и смотрят на них жены, сестры и старики.
   Один из конников подскакал к Биону и соскочил с коня. Это был Клеарх.
   - Ну что, - сказал Клеарх, - я тебе говорил, что персы воюют не для выгоды, а для славы. Так это и есть! Ведь если мы возьмем Эфес, это принесет выгоду Тирибазу; а если отправимся на Кипр, то некоторая выгода будет царю, а Тирибазу ничего, кроме славы.
   Бион изумился и спросил:
   - Не стоит ли объяснить это Тирибазу?
   Тут они обернулись и увидели, что рядом с ними стоят Тирибаз и Tax, и Tax, верно, перевел деду разговор. Наместник наклонил голову и сказал:
   - Друг мой Клеарх! Я созвал греческих командиров узнать, как у вас с припасами на дорогу, а со своей славой я сам разберусь.
   На следующий день наместник Ионии Тирибаз проснулся во вторую половину ночи, называемую уша, и долго молился, подкладывая в огонь благовония. У него шумело в ушах, и он думал, что это силы тьмы, которые в час рассвета сильнее всего смущают душу; когда он кончил молиться, ему доложили, что на площади, с которой он велел прогнать торговцев, собрались греческие наемники; он вышел на второй этаж, отогнул занавесь и стал смотреть.
   Отец, дед и прадед Тирибаза, наместники Армении, были всегда верны царю, а во дворцовых склоках не участвовали.
   Восемнадцать лет назад Кир, младший брат Артаксеркса, владыка всей Малой Азии, взбунтовался и пошел на брата войной. Царица Парисатида была всемогуща и считала младшего сына более достойным царства. Все, однако, изменилось, когда узнали, что войско Кира почти наполовину состоит из анарьев: греков, пафлагонцев, киликийцев; и мало кто встал на сторону человека, растоптавшего честь своего народа. Тирибаз оказал царю Артаксерксу немалые услуги в битве при Кунаксе, а быть благодетелем царя так же опасно, как быть его заимодавцем.