Они находились за пределами Верхнего Города и ехали по улицам окраинной части города, которых Соландер совершенно не знал. Вполне симпатичный район, подумал он. Много деревьев, много фонтанов, много неуловимых примет старого времени, напоминавших об эпохах Первой и Второй династий. Сложенные из белого камня здания практически не тронуты временем, хотя их возраст составлял около двух-трех тысяч лет. Многие из них были украшены лепниной. Рейт как-то упомянул, что разместил свой театр в одном из старых районов города. Вполне возможно, он где-то неподалеку. С Рейтом у Соландера отношения как-то незаметно оборвались. У обоих была своя жизнь, и пути их в последнее время не пересекались. Рейт теперь практически не общался с Верхним Городом и его обитателями, а жизнь Соландера ограничивалась домом и рабочими кабинетами Исследовательского Центра.
   Соландер изредка ходил на спектакли своего друга и иногда обсуждал их с ним. Ему стало казаться, что Рейт уже не так страстно, как раньше, мечтает об освобождении уорренцев. Хотя, честно признаться, сам он редко об этом задумывался. Тем не менее, поскольку Рейт постоянно выдавал себя не за того, кем является на самом деле, он никогда не утрачивал осторожности, благодаря которой ему до сих пор удавалось сохранять жизнь и свободу. Он ставил спектакли, зарабатывал благодаря им неплохие деньги, проводил свое свободное время так, как считал нужным, но никогда, ни на секунду не заблуждался на тот счет, что Империя якобы существует для того, чтобы ему жилось хорошо. Рейт всегда считал Совет Драконов и Харс Тикларим огромным злом. Он всегда помнил об этом и неизменно оставался начеку.
   Он мог бы многое подсказать ему, Соландеру. Например, как сохранить в тайне новое открытие. А может, посоветует, как Соландеру и Борлену скрыться.
   Соландер принялся за поиски театра. Рейт сейчас вполне может оказаться там. У Рейта в городе было три театра. Где он в данный момент находится, угадать, конечно, трудно, но в каком-нибудь из театров Соландеру непременно подскажут. Он заметил стайку хорошо одетых женщин — они стояли перед внушительных размеров зданием и о чем-то оживленно разговаривали между собой. Соландер поспешил направить аэрокар на тротуар.
   — Кто-нибудь знает, где находится театр? Тот, в котором Геллас Томерсин ставит новую пьесу Винкалиса?
   Несколько женщин захихикали и подошли к аэрокару поближе.
   — Я отведу вас и вашего товарища туда… за небольшое вознаграждение, — сказала одна из них и одарила ученых магов многообещающей вульгарной улыбкой. Соландер моментально понял, что выбрал не вполне подходящий объект для выяснения нужного вопроса. — А по пути помогу вам испытать незабываемые ощущения.
   Борлен мгновенно залился краской смущения. Его старший товарищ чувствовал себя также не слишком уверенно.
   — Я… э-э-э… конечно, заплачу вам, если вы укажете… э-э-э… дорогу, — запинаясь, произнес он. — Но мы… э-э-э… это…
   — Неужели? — рассмеялась женщина. — А я-то думала, ребята, что у вас есть какое-то новое предложение.
   На мгновение Соландер утратил дар речи и потому отрицательно покачал головой.
   — Мне не нужны ваши деньги, — снова улыбнулась женщина, причем на этот раз совершенно искренней, приятной улыбкой. — Прямо по этой дороге и после того, как проедете два перекрестка, сверните на третьем налево. Удачи вам! Но только пьеса, которую сегодня показывают, — не из лучших. Это просто новая вещь. Называется «Девушка из Зимнего Города». Она какая-то… я даже не знаю, как ее назвать. Какая-то циничная. Кажется, на этот раз автор работал без особого настроения, и она вышла какой-то бездушной и ее не сравнить с его ранними произведениями.
   Соландер поблагодарил ее и отправился в указанном направлении. Проститутки в роли театральных критиков. Неплохо. Чего ж тут удивляться! Рейт пишет пьесы и ставит их для всех без исключения, и, пожалуй, не найдется в Империи такого человека, который бы не видел их. Именно благодаря его популярности город и содержит целых три театра, в которых пьесы идут с завидной регулярностью.
 
   Луэркас вернулся домой поздно и увидел, что слуги бестолково суетятся по дому подобно муравьям в разворошенном палкой муравейнике.
   — Что случилось? — поинтересовался он.
   — Нигде не можем найти хозяйку, — ответила одна из служанок. — Она еще утром ушла куда-то. Повару сказала, что скоро вернется, и дала ему список блюд, которые следовало приготовить. Она не сказала Дорсее, куда отправляется. Ее до сих пор нет. Двухместный «пайеви» также отсутствует. Мы весь день ничего не слышали о госпоже. Обыскали весь дом в поисках какой-нибудь записки, которую она могла оставить. Мы опасаемся, что с ней случилось что-то серьезное.
   Служанка отвела взгляд в сторону, произнеся последние слова, но Луэркас все прекрасно понял. Слуги опасались, что это он мог сделать что-то с их хозяйкой.
   Луэркас кивнул. Он не позволил своему гневу выплеснуться наружу. Независимо от того, что слуги могли подумать о нем, он не стал вымещать на них злобу — многие служили его семье уже долгие годы, и он ценил их преданность.
   — Не беспокойтесь о госпоже, — сказал он. — Она, конечно, женщина беззаботная и легкомысленная, но я уверен, что с ней все в порядке. Она часто не задумывается о последствиях своих поступков или о том, что может причинить неприятности окружающим. Она ничего мне не говорила о своих планах на сегодня, но она редко делится со мной мыслями и намерениями. — Луэркас сделал извиняющий жест рукой. — Отставить поиски! Я сам займусь ими. И… спасибо, Отрин. Я не буду обязывать никого из вас, слуг, отвечать за бездумное поведение моей супруги. Передай мои слова остальным.
   Отрин кивнула и поспешила удалиться.
   Луэркасу вспомнилось то, как он вчера жестоко избил Велин. Он, конечно, вышел из себя. Обычно он старался не оставлять следов побоев, хотя обычно прилагал все усилия к тому, чтоб причинить своей жертве как можно более сильную и продолжительную боль, но при этом не оставить следов, которые могли бы вызвать у слуг сочувствие к своей несчастной хозяйке. Однако вчера он дал волю своему гневу. Луэркасу хотелось уничтожить ее, вычеркнуть из жизни.
   Луэркас устремил взгляд себе под ноги. Вообще-то каждый раз, когда он брался избивать Велин, ему хотелось убить ее. Прошлой ночью он едва не сделал это. Он восстановил нормальное дыхание и посмотрел на свои руки, на сбитые в кровь костяшки пальцев — немые свидетельства того, что он едва не совершил непоправимую ошибку.
   Он ненавидел Велин. Ненавидел за полное отсутствие вкуса, за ее ужасное прошлое. За пристрастие к представителям низших классов. Как она только могла, она, родившаяся в благородной и богатой семье, делить свое ложе с бесчисленными чадри, муфере и парвоями, не говоря уже о ее омерзительной, противоестественной склонности к родственникам?! Все это было вечным источником его недоумения и раздражения. Единственным приемлемым мужчиной в бесконечной череде ее любовников был Геллас Томерсин, но Луэркас ненавидел Гелласа больше, чем всех тех, кто не относился к сословию стольти.
   Однако несмотря на то что Луэркас ненавидел Велин, он не мог винить именно ее и только ее в своих неожиданных вспышках ненависти.
   В последние годы он довольно часто впадал в необузданную ярость и позволял себе жестоко обходиться с Велин. Однако не меньшую ненависть он испытывал и к кудесникам, с которыми вместе работал, и членам Совета Драконов, которые, увидев его, испуганно съеживались. В равной степени он испытывал дикую ярость и по отношению ко всем чужакам, которые причиняли ему даже малейшие неудобства. Луэркас не считал, что эта ярость исходит из его естества. Он всегда отличался вздорным характером, но никогда не испытывал позывов к насилию, пока не вселился в чужое тело. Всего лишь через несколько дней после того, как он наконец освободился от той жуткой пародии на человеческое тело, которое получил после трагического происшествия, случившегося с ним, он стал испытывать эти жуткие признаки необъяснимой ярости. В результате Луэркас свернул шею одному из слуг лекаря, в гости к которому пришел. Случай вышел крайне неприятный, обошедшийся ему недешево. После этого приступы ярости сделались еще более сильными и частыми.
   Луэркас был уверен в том, что его истинное тело пытается заставить его вернуться, а прекрасное новое тело, которое он похитил, желало вернуть своего прежнего обитателя. При мысли об этом его охватывал безотчетный страх. Он чувствовал, что новая плоть неудержимо тянет его в Уоррен, где в подземелье таится душа, которую он столь опрометчиво запер в темнице.
   Временами он просыпался ночью и ловил себя на том, что направляется к дверям, желая поскорее попасть в Уоррен. Луэркас очень боялся, что кто-нибудь увидит, что он, как настоящий лунатик, ходит во сне, и ломал голову над тем, какие демоны овладевают его душой, заставляя вести себя столь жутким образом. Луэркас пообещал себе, что больше никогда не станет поселяться в чужое тело, но никак не мог представить себе способ, которым ему удалось бы найти тело, которое идеально соответствовало бы его душе. Он больше ни за что не позволит, чтобы повторился тот кошмар, в котором он так долго пребывал. Однако…
   Однако он напугал самого себя. Похоже, он постепенно утрачивает самоконтроль. А скоро вообще утратит власть над самим собой. Его тело жаждало самого мерзкого: убивать, душить, пытать, уничтожать. Тело, заложником и жертвой которого он стал. Луэркас решил, что тело использовало его в своих целях и будет использовать и впредь до тех пор, пока он от него не избавится. Именно так. Он обрел злобное тело. Необходимо найти способ, который позволит раздобыть тело невинное, не имеющее ни пятнышка зла.
   Луэркас закрыл глаза, прислонился спиной к стене и стал вслушиваться в привычные звуки дома, подобные нежному колокольному перезвону, который издают все подобные дома, когда на них дул ветер.
   Он, Луэркас, — стольти. Он обладает силой, богатством и свободой. Умен, получил прекрасное образование. У него сильный характер, позволявший контролировать собственные чувства и влиять на окружающих людей. Следовало принять как данность тот факт, что Велин, однако, ему неподвластна. Последние три года он пытался убедить себя в том, что она рано или поздно научится подчиняться ему и поймет, что в доме главный он. Но она не научилась. И не научится никогда.
   А потому ему необходимо было поставить Велин на подобающее ей место, однако так, чтобы это не подставило под угрозу его финансовое состояние, и выставить ее виновной стороной конфликта. Поскольку смерти Велин он не хотел — вернее, не желал понести за это наказание или платить штраф за жестокое с ней обращение, — он придумает более приятный способ убрать ее из своей жизни.
   Утром он первым делом поговорит со своим помощником, который знает надежных людей. Один из таких людей наверняка сможет помочь ему.

Глава 14

   Рейт жалел о том, что не передал Велин кому-нибудь из своих товарищей, однако эту часть плана, который заключался в том, чтобы помочь ей убежать от Луэркаса, он должен был исполнить сам. Он рассчитывал, что все решат, будто именно он привел ее в имперский суд и попросил о свершении правосудия. Ведь это Велин вовлекла его в неприятную ситуацию. Готовность рассмотреть дело в суде должна стать его единственным алиби, когда девушка исчезнет. Зачем нужно было приводить ее в суд, если он намеревался помочь ей исчезнуть?
   Потому-то он и направлялся вместе с Велин в Суд Ландимин, ведя ее через лабиринт широких, причудливо украшенных старых коридоров в Суд Семьи. Здесь он представил свою спутницу старику, которого знал еще с детства в Доме Артиса — тот периодически обращался к нему за билетами на места получше.
   Сам Рейт лишь впервые попросил его об ответной услуге.
   — В качестве кого ты привел в суд эту женщину? — спросил старик, когда они остались наедине. Рон вздохнул.
   — В детстве мы с ней дружили. Затем она какое-то время была моей возлюбленной. Я попросил ее стать моей женой, но она ответила отказом, и поэтому наши пути разошлись. С тех пор я не получал от нее никаких известий, за исключением того дня, когда она вступила в брак с каким-то другим мужчиной. Но сегодня она появилась в моем кабинете вот в таком виде и умоляла меня помочь ей. По старой памяти я согласился.
   — А ты не имеешь отношения к этой ситуации в роли человека, который ее избил или же стал причиной того, что с ней так сурово обошелся ее супруг?
   — Моя совесть чиста, Свет. Можешь пригласить кого угодно, кто выявит все мои секреты. Я не видел ее целых три года. Сегодняшний ее приход был для меня не слишком приятен, но когда-то я испытывал к ней теплые чувства. Не хотелось бы мне снова увидеть ее такой, как сегодня.
   Судья кивнул.
   — Хорошо. Я бы ни за что не подумал бы иначе, но все равно был обязан задать тебе эти вопросы.
   Затем он отправил Рейта обратно на место и вызвал Велин. Рейт не слышал, как они разговаривали, но видел, что у Велин тряслись плечи и что она плакала. Он также видел, как она протянула свои покрытые синяками руки и, приподняв край одежды, продемонстрировала след от удара ножом или кровоподтек. Лицо судьи приобретало все более изумленное выражение. В конце концов судья попросил девушку подняться на кубустин — небольшой куб, напротив которого располагался помост. Он пробормотал какое-то заклинание, активизировавшее процесс установления истины. На помосте, напротив настоящей Велин, появилась ее копия, на этот раз вместе с Луэркасом. На лице последнего читалось откровенное безумие: лицо побагровело от ярости, зубы злобно, по-зверски оскалены. Он загнал девушку в угол, выхватил нож, а свободной рукой вцепился ей прямо в горло. Затем принялся наносить ей удары ножом, оставляя на руках и шее неглубокие порезы, из которых заструилась кровь. Он разрезал ее рубашку и принялся рисовать кровавые линии на ее груди и животе. При этом он называл ее своей возлюбленной, своей дорогой супругой, радостью его жизни. Но от его голоса у Рейта побежали по спине мурашки.
   — Достаточно, — сказал судья, когда Луэркас воткнул свой нож в спинку стоящего неподалеку стула и принялся наносить Велин удары кулаком в лицо, грудь и живот.
   Изображение исчезло, и настоящая Велин рухнула на пол, закрыла лицо руками и горько разрыдалась. Судья и Рейт с ужасом переглянулись. Судья вновь вызвал Рейта и сказал:
   — Я отдам приказ об аннулировании брака по причине невыполнения супругом условий брачного контакта. Это все, что я могу сделать, однако этого будет явно недостаточно. Она ушла без денег, и я не могу позволить ей вернуться в тот дом ни при каких обстоятельствах. Ей нужно найти себе где-нибудь временное пристанище, нужны деньги и медицинская помощь.
   — Я уже позаботился об этом. Мой личный лекарь обработает ей раны. Один из моих помощников отправит в пансионат. Остальные мои подчиненные будут охранять ее, чтобы не дать этому негодяю Луэркасу завершить его черное дело.
   Судья удовлетворенно кивнул.
   — А ты?
   Рейт посмотрел на Велин и пожал плечами.
   — Я сделаю все, чтобы о ней как следует позаботились и она ни чем не нуждалась. Но моя жизнь идет своим чередом. Со временем Велин найдет себе мужа, а может быть, и нет. В любом случае для меня нет места в ее жизни.
   Судья перевел взгляд с девушки на Рейта, затем снова посмотрел на нее. Потом уставился в пространство между ними двоими.
   — Ну, что ты на это скажешь? — поинтересовался Рейт.
   — Почему ты на меня так смотришь? — вопросом на вопрос ответила Велин. — Это ужасно…
   Похоже, судья не слышал слов, которыми обменялись молодые люди. Затем он посмотрел на обоих и сказал:
   — Велин, ты не должна больше видеться с Рейтом. Возможно, он найдет тебя, если ты ему понадобишься, но общение с тобой может представить для него серьезную угрозу и поэтому тебе следует держаться от него подальше.
   Рейт кивнул. Он остался доволен решением судьи и сообщил ему название пансионата и всю соответствующую информацию.
   Рейт объяснил, что заплатил за первую неделю пребывания там Велин, и если к концу недели она не найдет себе другого жилища, то он заплатит еще за одну неделю. Судья выписал ордер на аннулирование брака и передал его одному из своих ассистентов, младших чародеев. Вся вина за расторжение брака возлагалась на Луэркаса. Затем судья и Рейт повернулись к Велин.
   — Мой лекарь будет ждать тебя в твоих апартаментах, — сказал Рейт. — У тебя будет все необходимое: еда, деньги, крыша над головой и самый лучший врачебный уход. Надежная охрана будет обеспечивать твою личную безопасность. Пожалуйста, прими мою помощь, пока сама не сможешь позаботиться о себе.
   — Разве ты не позволишь мне остаться с тобой? — спросила Велин. — Когда мы будем рядом, ты можешь быть уверен в моей безопасности. Вместо этого ты собираешься запихнуть меня в дешевую гостиницу в Белоузе, а сам идти дальше своей дорогой. Разве не так?
   Рейт спокойно посмотрел на нее. Именно такой реакции он и ожидал и, как ни странно, остался доволен ею. Она поступила именно так, как ему было нужно, чтобы избавить его от будущих неприятных последствий.
   — Да, — ответил он. — Я простил тебя за то, что ты отвергла меня, и за то, что не любила меня. У тебя было право выбора, но ты меня не выбрала. Я смирился с этим. Но я не хочу страдать снова и не желаю умереть из-за тебя, тщетно стараясь защитить тебя от гнева Луэркаса. Ты будешь в безопасности под охраной опытных стражников. Клянусь, Луэркас тебя больше пальцем не тронет.
   — Но разве ты меня больше не любишь?
   Рейт внимательно посмотрел на нее и спокойно, придав голосу как можно больше искренности, произнес самую ужасную ложь в своей жизни:
   — Нет.
   Оставив Велин одну, он вернулся в свой кабинет. Он сделал это для того, чтобы создать себе алиби на остаток вечера и, возможно, на следующий день.
 
   Соландер вел себя в кабинете Рейта как дома, несмотря на нервные протесты секретарши или помощницы, или кем там она ему приходилась, уверявшей, что ему будет удобнее в фойе.
   Когда пришел Рейт, его товарищ сидел на подоконнике и восхищался видом из огромного окна.
   Бедняга Рейт выглядел настолько изумленным и расстроенным, что Соландер, несмотря на свои собственные проблемы, рассмеялся.
   — Что случилось, Соландер?
   — Я решил заглянуть к тебе и узнать, как у тебя дела.
   Соландер не хотел обсуждать важные вопросы в офисе Рейта, поскольку знал, что у Драконов имеются специальные приборы для наблюдения на расстоянии.
   — Вообще-то со мной мой коллега, и я подумал, не отобедать ли нам всем вместе.
   Рейт уже собирался отклонить приглашение — Соландер видел, что слова были уже готовы сорваться с его языка, — но затем на его лице появилось странное выражение, а на губах заиграла загадочная улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла, и сказал:
   — Я с радостью отобедаю с тобой и твоим коллегой. Поговорим о старых добрых временах, а я расскажу тебе о театрах, которые сейчас строю в четырех других городах. У меня сегодня весь вечер свободен. — Странная его улыбка сделалась еще шире. — Я даже знаю отличное местечко. Там всегда много народу, однако кухня просто великолепная и обслуживание безукоризненное. Я угощаю. — Он выглянул за дверь и сказал: — Отмените мои встречи на оставшуюся часть дня. Перепланируйте все, как сочтете нужным. Мой старый друг Соландер Артис пригласил меня поужинать, и я решил сводить его и его коллегу в «Обильный урожай».
   — Но как же… — начала было секретарша, однако Рейт быстрым, резким жестом остановил ее. — Вероятно, мы будем отсутствовать всю ночь. Мне внезапно ужасно захотелось хорошей еды, великолепного вина и приятной долгой беседы.
   — Да, конечно, мастер Геллас.
   Ее ответ прозвучал немного натянуто.
   Соландер забрал Борлена из фойе, и они втроем вышли из театра и зашагали по улице. У Соландера вызвало удивление то, что театр располагался в чистом и оживленном квартале. Вдоль главной улицы тянулись маленькие магазинчики и рестораны. По тротуару прогуливались хорошо одетые парочки, рассматривавшие в витринах экзотические товары, изящные шелка, изделия из кожи и прочие дорогие товары. Направляясь к выбранному Рейтом ресторану, Соландер увидел, что некоторые из этих вещей не менее красивы, чем те, что можно приобрести у дизайнеров-стольти. Низшие сословия в этой части Белоуза, похоже, практически ничем не отличались от стольти. Соландер знал, что это не должно обеспокоить и поразить его, однако его реакция оказалась именно такой — беспокойство и изумление. Рейт не являлся стольти в полном смысле этого слова, так же как и Джесс, — но они были другими. Их воспитали в традициях стольти как раз для того, чтобы они стали истинными стольти.
   Когда они втроем вошли в ресторан, Соландер понял, что сильно недооценил замечание Рейта о популярности этого заведения. Очередь вытянулась далеко на улицу, едва ли не на полквартала. Однако Рейт не обратил на очередь никакого внимания. Он прошел мимо, и люди, стоявшие в ожидании возможности попасть внутрь, махали ему и часто окликали по имени.
   Когда они вошли внутрь, какой-то мужчина встал из-за столика и направился прямо к Рейту, чтобы поприветствовать его.
   — Магистр Геллас, своим приходом сюда вы оказали нам великую честь. Вы приходите к нам не так часто, как нам хотелось бы. Мы всегда рады вас видеть. Это ваши спутники?
   Рейт утвердительно кивнул.
   — Спасибо, Уин. Нас трое. Для нас найдется отдельный столик?
   — Для вас? Всегда! Моя супруга попросила, чтобы я сразу, как только увижу вас, поблагодарил за билеты, которые вы достали для нее и ее сестры. Она сказала, что впервые за долгие годы они провели вдвоем приятный вечер и она чрезвычайно признательна вам за это.
   — Я очень рад. Дира — милая женщина. Я с удовольствием помог ей.
   — У нее есть кузина, — произнес его собеседник, провожая их в просторный зал, — потрясающая молодая женщина, которая только что закончила учебу в Ариме. Ее будущая специальность — литература, и она надеется стать современным драматургом в стиле Винкалиса. Ее речь остроумна, а манеры изящны. Она еще никому не обещала стать женой, а Дира говорит, что если вы в ближайшее время не найдете себе супругу, то увянете, превратившись из виноградины в изюмину, и это будет трагедией, достойной пера вашего друга Винкалиса. Рейт рассмеялся.
   — Пообещайте ей от моего имени, что я не увяну. Хоть я и один, но не одинок. Пусть она обо мне не беспокоится. Но я так много работаю и так часто бываю в разъездах, что у меня даже возникло опасение, что я вряд ли заинтересую какую-нибудь женщину. Если я кому-то и нужен, то только моим театрам.
   — Вот и Дира мне сказала, что вы обязательно отыщете способ избежать этого знакомства. Что ж, возможно, вы и правы. Несмотря на все женские прелести Диры, иногда я скучаю по холостяцкой жизни.
   Собеседник Рейта улыбнулся, затем провел своих гостей в другой зал, где их могли видеть все посетители основного этажа, не имея возможности слушать, о чем они разговаривают.
   — Ваш столик, господа. Сейчас к вам подойдет наш официант и порекомендует наиболее достойные блюда, специально приготовленные для сегодняшнего вечера. А я пока позову метрдотеля, специалиста по винам.
   С этими словами он ушел.
   — Здесь всегда такая атмосфера? — поинтересовался Соландер.
   — Ты имеешь в виду поклонников, лучшие места в ресторане и специальное обслуживание?
   — Именно.
   — Да, всегда, — ответил Рейт. — А иногда здесь бывает даже еще шикарнее. Здесь меня никто не беспокоит. Мне предоставляют столик подальше от главного зала, чтобы я мог спокойно есть и не слышать бесконечных вопросов о лишних билетах, о том, не является ли мой спутник знаменитым Винкалисом, не могу ли я взглянуть на их сценарии и порекомендовать их к постановке и так далее. Мне иногда кажется, что во всем Эл Артисе нет такого человека, который не мечтал бы стать драматургом.
   На короткое мгновение Соландер ощутил жгучую зависть. Это, наверное, замечательно, подумал он, вызывать восхищение у совершенно незнакомых людей, когда тебя все узнают и бегают вокруг тебя на задних лапках. Затем он представил себе, как идет куда-нибудь с женщиной, надеясь на романтический ужин в ее обществе, а вместо этого вынужден натянуто-бодро улыбаться окружающим, вести бесконечные разговоры о своей личной жизни с абсолютно незнакомыми людьми. Вся его зависть куда-то незаметно улетучилась.
   — Мне очень жаль, — сказал он. — Наверное, это довольно утомительно.
   Рейт равнодушно пожал плечами.
   — Если бы пьесы не доходили до них, меня бы просто не замечали.
   — Но разве пьесы до них доходят? То есть я хотел сказать, так, как ты на то надеялся.
   Рейт перевел взгляд с Соландера на Борлена, затем обратно на Соландера. На его лице появилась напряженная улыбка.
   — Винкалис дал мне хороший материал. Думаю, кое-что подойдет для инсценировки. Конечно же, большая часть зрителей не видит глубже поверхности театрального действа. Мы шутим — они смеются. Мы отправляем красивую девушку на смерть — они рыдают. Они не ищут в сюжете глубинного смысла. Но несколько человек в каждой толпе зрителей уходят со спектакля с задумчивым выражением лица.
   — Я видел несколько ваших пьес, — вступил разговор Борлен. — Мне посчастливилось достать билеты на некоторые ваши замечательные представления, хотя места были не слишком хорошими. Мне всегда хотелось спросить Винкалиса, специально ли он вносит элемент опасности в использование магии, или же я просто что-то не так понимаю?