Пит становился все более нетерпеливым, и все, что я мог говорить, было то, что Сунан делала уборку. Я видела, что он не верит мне, но что я могла сделать? Я едва ли смогла бы утянуть его подальше.
   В конце концов он стал очень раздраженным и сказал, что не верит мне. Он пошел прочь. Я пошла за ним, но он действительно сердился. Почему фаранги так быстро меняют их чувства? Как будто они не могут контролировать их эмоции.
   Я не знала, что сказать ему, что бы успокоить его. Я стояла в переулке и ждала, чтобы увидеть, что он сделает. Я знаю, что он любит меня, и всякий раз, когда он сердился прежде, он всегда возвращался, так я просто ждала. Через несколько минут он вернулся к дому и спросил меня, люблю ли еще я его. Что он ожидал, что я скажу? «Нет, Пит, я ненавижу Вас». Неужели он ожидал услышать от меня такое? И что затем случилось бы? Он бы расстроился, а я бы больше не получала денег. Это такой глупый вопрос. Таец никогда не спросит жену, любит ли она его. И тайская женщина тоже никогда не спросила бы ее мужа. Это один из наиболее бессмысленных вопросов, которые человек может задать. Если кто-то остается с Вами, то конечно он любит Вас. Если они не любили бы Вас, они бы ушли. Это очевидно, не так ли? Хорошо, это очевидно для меня, но это кажется не очевидным для фарангов.
   Так или иначе, он вернулся, и это все, что имело значение. Я полагала, что к этому времени Парк выбрался из комнаты, так что я сказал Питу, что можно вернуться. Пит ушел достаточно уверенным, хотя я увидела, что Пит посмотрел на ботинки около двери, и я задавалась вопросом, заметил ли он, что сандалии Парка исчезли. Иногда Парк может быть совершенно глуп. Он должен был оставить его сандалии там, где они были, но я предполагаю, что он не думал. Он взял его вещи с собой, но он также захватил мои сумки, так что я была вынуждена сообщить Питу, что я носила одежду Сунан, пока я была в Бангкоке.
   Пит продолжал осматривать комнату, как детектив, ищущий улики. Я имею в виду, что он еще хотел? Я позволила ему пройти в комнату, я сделала все, что он просил, и он все еще не был доволен. Я только довольна, что Сунан спрятала все фотографии. На большинстве фотографий был изображен Парк.
   Пит проводил меня к автобусной станции. Прежде, чем мы уехали, я велела Сунан сообщить Парку, что бы он поехал в Сурин на следующий день. Это значило, что я буду должна переносить поездку в одиночестве, но я не могла рисковать, что Пит увидит его на автобусной станции. Он мог видеть его в Нана Плаза и узнать.
   Я конечно махала Питу, пока автобус не уехал, потому что я знаю, что фарангам нравятся долгие прощания.
   Они не такие, как тайцы, Тайцы просто говорят «до свидания», и это всё, мы не делаем больше, но фарангам требуется много поцелуев и взмахов руками, и обещаний, что они не будут забыты. Я дала Парку нахлобучку на следующий день, когда он проиехал в Сурин, сказала ему, что он был глуп, что висел в окне комнаты. Я не особенно сердилась, мы видели забавную сторону в этом, наполовину высунутый из окна Парк, и Пит, сидящий у передней двери с лицом, метающим молнии. Мы рассмеялись, а потом рассказали об этом всем в деревне. Да, я считаю, что это было забавно.
   Я поговорила с Парком относительно возвращения в Сурин, когда Пит предложил, чтобы я перестала работать в «Зомби». Он не был очень доволен, но я подумала, что это действительно хорошая идея, потому что Парк будет находиться подальше от искушений Нана Плаза. Поскольку он работал диджеем в «Spicy-a-go-go» три или четыре ночи в неделю, а остальную часть времени он поводил в Плаза с его друзьями, я знаю, что он всегда болтал с другими девочками. Я имела обыкновение давать ему нахлобучку, но он бил меня и сообщал, что это его личное дело. Я часто сообщала ему, насколько я люблю его, и я даже порезала мои запястья, чтобы показать ему, насколько я несчастна, но он, казалось, не заботился тем, что я чувствовала.
   Так или иначе, когда Пит предложил мне десять тысяч бат в месяц, чтобы я оставила работу, я сказала Парку, что нельзя упускать такую хорошую возможность. Парк начал стонать о нежелании оставить его друзей в Бангкоке, но я сказала, что мы смогли бы возвращаться для встреч. Билет на автобус стоит только несколько сотен бат, и я должна была быть в Сурине, когда Пит позвонит, но мы могли бы делать что хотим в остальное время. Он сказал, что десять тысяч бат не достаточно для него, чтобы уйти с работы, и это сильно раздражало меня, потому что наибольшая сумма, которую он когда-либо зарабатывал, составляла три тысячи бат в месяц. Я оплачивала арендную плату, я давала ему деньги для выпивки и сигарет, и, черт возьми, я оплачивала его мотоцикл. Я конечно не говорила это ему в лицо, потому что он только ударил бы меня, я только приятно улыбнулась, как я улыбалась фарангам в баре, и сказала, что как только мы переедем в Сурин, я сообщу Питу, что я нуждаюсь в большем количестве денег. У Пита было доброе сердце, и если я просила, я получала это. Кроме того, это не навсегда. Через несколько месяцев, когда Пит вернется в Таиланд, я сообщу ему, что я хочу находиться возле него в Бангкоке.
ПИТ
   Я плохо спал в ту ночь, когда Джой поехала в Сурин. Я не мог вспомнить про обувь. Обувь, выстроенную в линию возле двери в комнату Сунан. Мужская обувь. И Джой вела себя так, как не имело бы смысла, если она была правдива, если она действительно любила меня. Ее действия имели смысл, только если она лгала мне. Я хотел думать, что она любила меня, я хотел верить этому больше всего на свете, но я помнил тяжелый взгляд ее глаз, когда она отказалась позволить пройти мне в комнату. Почему? Почему? Почему? Я смог придумать только одно объяснение — там был кто-то, кого она не хотела, чтобы я его увидел. Муж? Дружок?
   Образ Джой с тайским мужчиной посещал меня всю ночь.
   Я встал вскоре после рассвета. Три уборщика сидели в коридоре около моей двери, громко болтая. Я открыл дверь и спросил, могут ли они разговаривать потише, и они все улыбнусь мне. Они разбирали сушеную рыбу из сумки, и одна из женщин подержала ее передо мной. Я покачал головой и закрыл дверь. Они снова стали болтать и смеяться, поэтому я прошел в ванную и включил душ. Я не мог выбросить Джой из головы. Я представлял, как она обматывается полотенцем после душа, стараясь скрыть ее тело от меня, несмотря на то, что не было части ее тела, которого я не видел, не ласкал, не целовал. Неужели есть кто-то еще, кто пользовался ее телом так, как делал я? Кто-то еще, кто разделял ее кровать? Кто-то с нею, в Сурине?
   Я знал, что это сумасшествие, мучать себя, но знать и остановиться — две совершенно разные вещи, и я знал, что мое воображение будет тем более мучить меня, когда я вернусь в Англию. Существовал только один способ успокоить мой разум. Я должен заполучить кого-то, кто бы поехал к ней и проверил ее. Сам я не мог это сделать, в Исарне практически не было фарангов, и мой тайский язык не был достаточно хорош, чтобы задавать вопросы.
   Нашлись две фирмы частных детективов, рекламирующие себя в «Желтых Страницах» Бангкока. Я позвонил в первую, но не смог добиться толку от подошедшей к телефону женщины. Она не понимала мой тайский язык, и, похоже, не могла говорить на английском языке. Я продолжал просматривать мой словарь, чтобы найти слова «следить» и «детектив», но в конце концов она потеряла терпение и повесила трубку. Типичный Таиланд. Реклама второй фирмы перечисляла детективные услуги как одни из многих услуг, которые они предлагали, включая переводы, визы и брачные контракты. Женщина, которая ответила, говорила на хорошем английском, и как только я объяснил, что я хочу, она сказала мне, что Кун Фирафан определенно способен помочь мне.
   Его офис находился в башне на улице Суривонг, недалеко от Патпонга. Там оказалась весьма большая фирмя, имелась большая приемная, заполненная хромированной и кожаной мебелью, и эффектная секретарша, которая дала мне стакан ледяной воды, как только я сел. Я думал, что Фирафан начнет играть в игры власти со мной и продержит меня в ожидании как минимум час, наблюдая за мной, так что я был приятно удивлен, когда через десять минут секретарша сказала, что он готов принять меня.
   Фирафану было ближе к пятидесяти годам, он носил костюм-тройку и толстые очки в роговой оправе. Его рукопожатие было деловито и сухо, и он махнул в сторону кресла напротив его черного стола. Я рассказал, как я повстречал Джой, и про финансовую договоренность, которую я заключил с ней. Он скрестил свои пальцы под подбородком, когда я говорил, и смотрел на меня поверх его очков немигающими карими глазами. Сперва я немного беспокоился, раскрывая свою душу, но он не улыбался и ничего не говорил, он даже не делал пометок, он только спокойно слушал. Я рассказал ему о моих подозрениях, о том, что она не позволила мне увидеть ее комнату, что иногда она не оставалась на всю ночь, о моем чувстве, что она не была полностью честна со мной.
   Фирафан ждал, пока я не закончил, тогда он взял тонкую золотую ручку и сделал некоторые заметки в желтом блокноте. Он начал задавать вопросы. О Джой. Ее семье. Ее работе в «Зомби». Ее подругах. Я хотел спросить, сколько это будет стоить, но не было подходящего момента. Опрос продолжался почти пятнадцать минут.
   — У Вас есть фотография? — спросил он.
   Я передал полдюжины фотографий, я сделал их, когда я посетил дом Джой с Бруно. Там были фотографии Джой, Моон, Сунан, и их дома. Я также дал Фирафану листок бумаги, на котором я написал адрес Джой в Таиланде, и номер телефона в Сурине.
   — Вы думаете, что Вы сможете мне помочь? — спросил я.
   — Конечно, — сказал он, исследуя фотографии одну за другой. — Я работал над многими такими случаями.
   — Для фарангов?
   — О да. Если у нее есть муж или дружок, я смогу это выяснить. Гарантирую.
   — Сколько это будет стоить?
   Он посмотрел на меня, и я чуть не рассмеялся, потому что у него вспыхнуло в глазах то же самое, что и у Джой, когда я спросил ее, сколько денег ей нужно, чтобы она оставила работу. Я понимал детектива, цена, которую он собирался назвать, была больше, чем стоила работа, и он размышлял, сколько я могу позволить себе потратить. Это являлось обычным в Таиланде, и я оделся соответственно. Я считал, что менее вероятно много содрать с меня, если я буду одет в трикотажную рубашку, джинсы и мои старые кроссовки.
   — Вы должны понять, что такая работа не будет легкой, — сказал он. Он поднял листок бумаги, который я дал ему. — Я знаю эту деревню, это близко к границе с Камбоджой и опасное место. Незнакомцы там всегда заметны. Я должен быть очень хитер.
   Я кивнул.
   — Я должен буду поехать с двумя партнерами. Может потребоваться несколько дней.
   Я снова кивнул.
   — Я думаю, что такая работа стоит пятьдесят тысяч бат.
   Ай! Это было вдвое больше, чем я думал. Я спросил, есть ли скидки, и он пожал плечами. Я предложил двадцать пять тысяч бат, и мы договорились на тридцать тысяч. Я принес двадцать тысяч бат со мной, так что я достал их и отдал это ему, с обещанием, что я передам остальное, как только я получу его сообщение. Он пожал мне руку и проводил к двери.
   На следующий день я улетел в Лондон Британскими Авиалиниями.
ДЖИММИ
   Я выскажу Рик и Мэт всё, что я о них думаю. Я был мертвенно бледен. Кроваво мертвенно бледен. Они оба сказали мне, что она лучшая в ебле из тех, кого они когда-либо имели. Они сказали, что она ебется подобно кролику. Гарантированная ебля в три дырки, кто может желать большего? Боже, если Вы не можете доверять вашим приятелям, кому Вы можете доверять, эй? Я пошел в «Зомби», заплатил бар-файн, купил ее несколько напитков, чтобы расслабить ее, затем повел ее в квартиру. Она сходила в душ, потом я, все превосходно. Я иду в кровать с нею, и мы переходим к делу. Превосходные поцелуи, много языка, большой энтузиазм. Она сползает вниз по мне и начинает отсасывать, лучше, чем кто-либо сосал. Пока неплохо. Она облизывает мою жопу, сосет мои яйца, поцарапывает ногтями низ моих ног, сводит меня с ума. Я всегда говорил, что никто не знает то, что парень хочет, лучше, чем другой парень. Так что я притягиваю ее и шлепаю по заднице. Она переворачивается, говорит, что она предпочитает это сзади, но я хочу поцеловать ее, в то время как я ебу ее, так что я держу ее на спине. Я засовываю руку между ее ног и, ебать меня, я ощущаю член. Ебаный член!
   Я замер как мертвый. Она не сделала ебаную операцию. Я был оплеван. Катои, которые все еще имеют члены, обычно работают в верхних барах в Нана Плаза, они не работают внизу, пока хирургически не удалят член. Его член не был большим, это был обрезок, меньше моего мизинца, и столь же мягкий как спагетти. Я предполагаю, что виноваты таблетки, которые она принимала для выращивания груди, они выращивают сиськи, а член сжимается. Так или иначе, она понимает, что это неправильно. Она улыбается мне и ласкает заднюю часть моей шеи.
   — Вы не знали? — говорит она. — Я думала, что Вы знали.
   — Нет — сказал я. — Я не знал.
   Я потер это моей рукой, но не было никаких признаклв жизни. Это была мертвая штука.
   Она привлекает меня и начинает целовать снова. Она продвигает руку вниз по моей груди и захватывает мой член, и через секунду он снова встает. Она была сексуальна, хороша, даже при том, что она все еще имела морковку и два яйца. Я начинаю задыхаться, и прежде, чем я осознаю, что случается, она перекатывается со спины и встает на колени. Она пододвигает себя напротив меня, и следующий движением я засаживаю ей в жопу и начинаю двигаться как поршень. Она смотрит на меня через плечо, подбадривая меня, и я кончаю как гребаный паровоз. Это было великий трах, первый из многих той ночью. Но я вставил Рику и Мэт, когда я увидел их в Фацо. Я имею в виду, что они мои приятели, и они должны были предупредить меня. Однако, они оба поклялись слепотой, что они не знали, что она имела член. Это только показывает Вам, какими хитрыми могут быть катои. Мастера иллюзии. Ничего в Таиланде не подлинно. Вы платите за иллюзию.
   Это то, что Пит не понимает, конечно. Он думает, что это реально.
ФИРАФАН
   Я принимал несколько фарангов в моем офисе за эти годы, и у них всегда одна и та же история. Они встретили девочку в баре, они влюбились и хотят жениться на ней, но они хотят проверить, предана ли им девочка. Я думаю, что они сумасшедшие. Чего они ожидают? Барные девочки — проститутки, почему они думают, что проститутка собирается быть преданной? Они становятся проститутками не потому, что они хотят остепениться, создать семью, они становятся проститутками потому, что они хотят денег. И в основном они дают их деньги дружкам или мужьям, или они сидят на наркотиках. Большинство моих клиентов тайцы, и я делаю справедливое количество брачной работы, и на моем опыте, если один партнер подозревает, что его супруг неверен, возможно изменяет он или она. Там должно быть что-то, чтобы разжечь подозрение, так что если нет прямых фактов, то вероятно нет и измены. Но когда это касается фарангов и барных девочек, я могу гарантировать, что девочка лжет. У нее есть дружок или муж, и возможно ребенок внутри страны, о чем она не сообщает фарангу. Большинство фарангов, на которых я работал, были в Таиланде только в течение недели или около того. Они прибывают сюда в отпуск, встречают девочку, платят ей, чтобы она перестала работать, затем возвращаются туда, откуда они приехали, и поддерживают контакт с ней письмами и по телефону. Я думаю, что расстояние делает привлекательность более интенсивной, как будто они влюбились в фантазию. Как могут они ожидать от девочки с другой культурой, которая даже не говорит должным образом на их языке, что она влюбится в них за несколько дней? Насколько легковерными они могут быть?
   Пит немного отличался, потому что по крайней мере он провел в Таиланде некоторое время и мог немного говорить на тайском языке. Но это казалось еще более удивительным, что он попал под обаяние барной девочки. Он показал мне ее фотографию, и я действительно не смог увидеть, в чем ее привлекательность. Она была типичной девочкой с темной кожей и маленьким плоским носом, вообще не мой тип. Он дал мне фотографию ее дома около Сурина и адрес, затем спросил меня, сколько будет стоить, чтобы проверить ее. Я объяснил, что это не будет легким, ее деревня находится близко к границе с Камбоджой, и незнакомцы будут видны за милю, и я сказал ему, в каких деньгах я буду нуждаться. Он оставил мне депозит, дал мне его адрес и телефонный номер в Лондоне. Фактически, я сделал бы работу за значительно меньшие деньги. Я имел персональную причину для посещения Сурина. У меня есть старая подруга, которая живет там, и прошло много времени с тех пор, как я видел ее. Случай с Питом дал мне идеальный повод для встречи с ней.
ПИТ
   У меня было странное чувство, вернуться назад в Лондон после такого долгого времени в Таиланде. Я не видел мою квартиру более шести месяцев, и она не походила на жилище. Ничего нет в Лондоне. Я ощущал отсутствие шума Бангкока, высокой температуры и запахов, улыбок людей и гула города. Была куча писем в моем почтовом ящике, но ничего важного. Друг пересылал мне письма каждый месяц, и он следил за моим почтовым ящиком.
   Я немедленно отправился на работу. Компания имела маленький коммерческий офис на Ковент Гарден, и Алистер подготовил материалы по Лондонскому путеводителю, оставшиеся от предыдущего работника. Я взял такси и поехал туда. Основной материал находился на диске, и я загрузил его в мой собственный компьютер. Там был бардак, и я потратил первую неделю, систематезируя это. Скоро стало ясно, что работа займет у меня больше времени, чем ожидал Алистер, возможно три месяца.
   Я прикрепил несколько фотографий Джой на стену вокруг моего стола, которые я сделал в ее доме в Сурине. Я задавался вопросом, чем она занималась, и тосковала ли она по мне так же, как я по ней. Я договорился позвонить ей утром на второй день после того, как вернусь в Лондон.
   Разница во времени Таиланда и Англии составляла шесть часов, так что я сказал, что я позвоню в десять часов утра, что было бы четыре часа дня для нее. Лучше было планировать звонки, поскольку телефон-автомат находился в миле ее дома. Если ее там не было, то казалось бы удачей, если бы кто-нибудь ответил. Если это был кто-то, кто знал Джой, и кто готов был выслушать мой неестественный тайский язык, тогда я смог бы попросить, чтобы они пошли и позвали ее, а я перезвонил бы через час или позже. Но если бы ответил ребенок, или взрослый, который не смог понять мой тайский язык, тогда он только повесил бы трубку. Если бы я находился в Бангкоке, я мог бы попросить позвонить кого-нибудь из штата гостиницы, но в Лондоне, на растоянии более пяти тысяч миль, я мог расчитывать только на себя, так что было лучше сообщить Джой заранее, когда я собирался позвонить. Я только надеялся, что она окажется там.
   Я установил два будильника в тот день, когда я собирался позвонить, потому что накануне я работал допоздна. Чем быстрее я закончу книгу, тем скорее я смогу вернуться в Бангкок и снова увидеть Джой. Я бродил по квартире, ожидая десяти часов. Я останавливался посмотреть на фотографии Джой, симпатично улыбающуюся в камеру.
   Я начал набирать номер, как только большая стрелка приблизилась к двенадцати, и задержал дыхание, когда начались гудки. Они казались бесконечными, но я предполагаю, что прошло только десять секунд, прежде чем она ответила.
   — Савади каа. Привет. — Это была она.
   Я почти не мог поверить в это. Я внезапно чувствовал виновным навсегда сомнение относительно нее. Она сделала все, что я просил. Я попросил, чтобы она оставила работу. Она согласилась. Я попросил, чтобы она поехала и осталась с ее отцом, когда я вернулся в Англию. Она согласилась. Я попросил, чтобы она была у телефона в обусловленное время. Она согласилась.
   Мы болтали относительно моей книги, относительно того, что я делал в Лондоне, и чем она занималась. Она сказала, что ее отец купил бочки с топливом, и она продавала его литрами на обочине.
   — Я очень загорела, — сказала она. — Возможно, я Вам больше не понравлюсь.
   Я велел ей не быть глупенькой, я буду любить ее независимо от цвета ее кожи. Это один из тараканов в голове у тайцев, они предпочитают, чтобы их кожа была как можно светлее, принимая во внимание, что часто они смотрятся лучше, если их кожа смуглая. Существует огромное предубеждение у жителей Бангкока с более светлой кожей, задирающих носы перед более бедными, более темнокожими тайцами с востока страны. Каждый раз Джой, возвращаясь после пребывания в Сурине, была более темной, но я думаю, она выглядела великолепно.
   Она спросила меня, когда я вернусь в Таиланд, и я сказал, что вероятно через два месяца. Честно говоря, я был уверен, что я буду работать в Лондоне над книгой в течение трех месяцев, но я не хотел приводить ее в уныние. Двенадцать недель было долгим временем, и если бы она подумала, что я не вернусь назад, она могла бы решить вернуться в Бангкок к ее друзьями.
   Джой сказала, что она тосковала без меня и начала чмокать в трубку. Я внезапно почувствовал виновным в том, что сомневался в ней. Конечно, она любила меня, если бы она не любила меня, она осталась бы в Бангкоке.
   Я обещал позвонить ей через два дня в это же время.
   — Я люблю Вас, — было последним, что она сказала мне. Когда я повесил трубку, я ликовал. Она любит меня. Я на сто процентов уверен, что она любит меня.
БРЮС
   Джой любила Пита? Я не знаю. Я предполагаю, что стандартный ответ нашелся бы в ее образе жизни. Они ведь не жили вместе, не так ли? Черт, он платил ей, чтобы она оставалась в Сурине, за сотни миль. Она молодая девочка, двадцать один год. Она нуждалась в развлечениях, вещях, компании. Она работала в гоу-гоу баре, с большим количеством музыки, наркотиков, множества людей и движения. Как бы Вы ни смотрели на это, это более захватывающе, чем выращивание риса, не так ли? Любовь не результат платежа денег, не так ли? И это действительно то, что он делал. Несомненно, он водил ее обедать, ходил с ней в кино, спал с нею. Но он не жил с нею, не разделял свою жизнь с ее, а ведь там вырастает любовь. По моему мнению, он обращался с ней подобно с «миа ноу», с младшей женой. Она получала только маленькую часть его жизни, для девочки ее возраста этого не достаточно.
   Теперь Трой, она совершенно другая. Я знаю, что Трой любит меня. Я могу видеть, как Трой смотрит на меня, что она любит меня всем сердцем.
   Было забавно, как быстро я привык к ее наличию рядом. Во-первых, ей никогда не нравилось работать в «Spicy-a-go-go», и она придумывала причины не ходить туда. Я не возражал. Я проводил слишком много времени вне бара, когда она была там. Тот факт, что она была в доме, делал меня стремящимся прийти домой. Мы ели вместе, она отличный повар, простая острая еда, я люблю такую, и затем мы вместе смотрели телевизор. Она любила наблюдать тайские шоу, и в дружеской беседе она объясняла мне шутки. Иногда мы просто сидели и разговаривали. Ее английский язык не очень хорош, и мой тайский — так себе, но мы могли разговаривать часами. Мне она никогда не надоедала. Я рассказывал ей о моем детстве, о Нью-Касле, о том, что я планировал делать с фабрикой. Она спала в моей кровати, не для секса, действительно не для секса, я хотел быть с ней рядом. Она спала, обнимая меня, как будто боялась потерять меня.
   Она принесла некоторую одежду и вещи для кухни. Она ходила по магазинам, и всегда оставляла чеки на кухонном столе, как будто она хотела показать мне, что это не было из-за денег. Я давал ей какие-то деньги, конечно, потому что она не зарабатывала столько, сколько она тратила, и она должна была посылать деньги ее семье. Она имела двухлетнего младенца, о котором заботились ее мать и старшая сестра, пока она была в Бангкоке. Ее муж оказался ублюдком, имел обыкновение бить ее, и убежал вскоре после рождения ребенка. Теперь, как она сказала, она не любит тайских мужчин.
   Еще она готовила еду. Всегда тайские блюда, она не могла бы приобрести навык приготовления блюд фарангов. Холодильник заполнен травами и специями, и пластмассовыми банками с чем-то, что я не мог идентифицировать. Она имела обыкновение смешивать соусы и пасты, некоторые из них так жгучи, что могли прожечь ваш рот. Ее «нам прик» был лучшим, что я когда-либо вкушал. Мне нравилось наблюдать, как она готовит, она всегда была так внимательна в этом, как будто от этого зависела ее жизнь.
   Одной ночью, когда мы легли в кровать, я спросил ее, что она хочет от жизни. Она играла с моей бородой, обертывая волосы вокруг ее пальцев и мягко дергая.
   — Я хочу, чтобы хороший человек полюбил меня, — сказала она. — Я хочу, что бы кто-то заботился обо мне. Я хочу, чтобы кто-то любил меня.
   Я спросил ее, хочет ли она пойти в школу, изучать Английский язык или компьютеры, что-то, что поможет ей получить лучшую работу.
   — Я слишком глупая, — сказала она, и ударила в мое сердце, потомо что она определенно не глупа.
   Я спросил, какую работу она хотела бы делать, если она могла бы делать что-нибудь.
   — Я хочу быть вашей служанкой, — мягко сказала она. — Я хочу заботиться о Вас каждый день.
   Это было не возможно, потому что я уже имел служанку, Саравут, женщину шестидесяти лет, которая поддерживала чистоту и заботилась о стирке. Я предложил найти ей работу в фабрике сумочек. Я был уверен, что я смогу подобрать ей работу где-нибудь, или на швейных машинках, или с бумажками.
   Она помолчала некоторое время.
   — Ваша фабрика очень далеко, Брюс. Как я буду добираться туда?
   Я знал, что она хотела. Она надеялась, что я предложу ей ездить со мной каждый день, и это подразумевало бы, что она будет жить со мной все время.
   — Некоторые из людей, которые работают на фабрике, живут там, — сказал я ей. — Они имеют комнаты, и получают еду.