А вот Зипа Гарри знал не так хорошо, чтобы предугадать его поведение. Их никогда не знакомили, и за целый год они успевали обменяться не больше чем парой слов. Насколько понимал Гарри, Зип и вообще не очень-то любил разговаривать. Другие ребята из команды Джимми старались держаться от него подальше. Женщинам – полупрофессионалкам, ходившим в подружках этих ребят, – он нравился, а может, они просто боялись выказать настоящее свое к нему отношение.
   Гарри собрал чемодан и сумку, засунул их в стенной шкаф в спальне и встал у окна, глядя на фары проносящихся мимо автомобилей, на темные, куда-то спешащие человеческие фигурки, стараясь сообразить, не забыл ли что-нибудь.
   Умывальные принадлежности. А что еще?
   Боже милосердный, паспорта, оба!
   Кто-то постучал в дверь.
   Гарри вздрогнул – и тут же вспомнил, что не взял пистолет, тот самый пистолет, из которого сорок семь лет назад застрелил дезертира и который удалось прихватить с собой на память. Пистолет 45-го калибра, штатное оружие армии США. И лежит он себе на полке шкафа, завернутый в полотенце и незаряженный, – а Зип стучится в дверь. Что это Зип, Гарри не сомневался.
   Первым вошел черный парень в голубой с желтыми цветочками спортивной рубашке, а за ним Томми Бакс; на сицилийце был отличный двубортный костюм и коричневый галстук со сложным узором; белая рубашка резко контрастировала со смуглой кожей. Пропуская их в комнату, Гарри отступил вбок, черная физиономия повернулась в его сторону; негр все время смотрел Гарри в лицо. Зип положил руку на плечо спутника, слегка подтолкнул его и сказал:
   – Это Кеннет.
   – Кеннет, – представился негр.
   Зип внимательно осматривал комнату.
   – Вот и я то же самое говорю. Кеннет.
   Включив лампу, он подошел к увешанной черно-белыми фотографиями стене.
   – Так это тот мужик, Кеннет? Можешь ты мне на это ответить? – бросил он через плечо.
   – Ага, это тот самый мужик. – Кеннет не сводил глаз с Гарри. – Я поставил на «Сэйнтс» и на «Хьюстон ойлерс», и там и там – по пять даймов. И выложил ему одиннадцать кусков, это, значит, вместе с комиссионными, в понедельник, тут, неподалеку, рядом с отелем. Со мной был друг, он может подтвердить.
   – Ты в жизни не видел меня, пока не заявился в эту комнату, – сказал Гарри и повернулся к Зипу: – Ты спросил Джимми, получал я когда-нибудь деньги таким вот образом? Клиенты знают, где меня искать, я не занимаюсь делами на всяких долбаных улицах. Ты спроси Джимми, – повторил он, глядя на Зипа; тот согнулся, внимательно изучая одну из фотографий.
   – Что на этой?
   Гарри подошел поближе.
   – В этих апартаментах раньше жил мужик, которому принадлежал отель. Когда-то он был фотографом. А это – кандальная команда, в Джорджии, в тридцатые годы. Заключенные, значит. – Зип кивнул. – А на этой – скипидарный лагерь, той асе поры. Видишь, скипидар капает в эти посудины, а потом его кипятят. Старик делал эти фотографии для правительства, во время депрессии[7].
   Возможно, Зип и вправду знает, о чем он говорит, возможно – нет. Гарри изо всех сил пытался показать, что чувствует себя спокойно и уверенно.
   – Старика звали Морис Золя, я был с ним знаком. Женился на бабе в два раза моложе себя; она когда-то снималась в кино. Забыл только фамилию. Да ее фотография была в газете, когда открывали новый кондоминиум[8]. Старик умер спустя год, как они поженились, а актриса продала отель Джимми Кэпу и съехала отсюда. Ну а Джимми разогнал всех старух, которые тут жили, и заменил их шлюхами. Какое-то время здесь было прямо как в женском общежитии. – Гарри через силу хихикнул. – Девки бегали по коридорам почти в чем мать родила. Теперь их тут осталось всего несколько.
   Гарри старался выглядеть спокойно, говорил, просто чтобы не молчать, чтобы держать контакт с Зипом. Чтобы привлечь его на свою сторону.
   – Вот прямо перед входом я ему их и выложил, – вмешался Кеннет. – Встретил его в «Вульфи», в субботу, и сделал ставки, а расплатился в понедельник. Вот тут, рядом с отелем, в сквере перед входом.
   – А на этой что? – спросил Зип.
   – Ты слышал, что он сказал? – возмутился Гарри. – Да он за всю свою гребаную жизнь не делал у меня ставок. Я могу назвать всех местных цветных парней, которые играют, а этого придурка я и не видел никогда. На этой? – Он взглянул на фотографию, на которую, как ему казалось, смотрел Зип. – Да тут просто слон на пляже. Реклама какая-то.
   – Долбаного слона я и сам как-нибудь различу. – Повернув голову, Зип взглянул на стоящего рядом Гарри. – Не тот снимок, а вот этот.
   С близкого расстояния казалось, что смуглое лицо Зипа состояло из одного носа; сицилиец был моложе, чем Гарри думал прежде, лет сорока с небольшим. Глаза чуть прикрыты, тяжелые веки вполне убедительно дополняли его зловещий вид.
   – Это плантация сахарного тростника на Ямайке. Видишь – копают дренажные канавы.
   – Этот.
   – Индейцы. То ли семинолы, то ли миккусуки, точно не знаю. Их можно увидеть в Тамиами, они катают туристов на лодках.
   Зип направился в спальню.
   – Там снимков нет, – сказал ему в спину Гарри и повернулся к стоящему у окна Кеннету: – Ты хоть понимаешь, что со мной делаешь? Меня же из-за тебя на хрен угробят.
   – Не надо было брать эти деньги, – сказал через плечо Кеннет. – Ничем не могу помочь.
   Он снова уставился в окно.
   Выйдя из спальни, Зип обратил внимание на стоящее перед телевизором пологое кресло «Лентяй». Он провел рукой по гладкому винилу спинки.
   – Ты спроси лучше этого типа, зачем он меня подставляет, – сказал Гарри.
   Зип сел в кресло и принялся рычагом регулировать высоту упора для ног, то выше, то ниже.
   – Вот это кресло мне нравится. Отличная штука, чтобы смотреть телик.
   – А у меня таких целых два, – встрял Кеннет. – А еще – «Волшебная оттоманка», они здорово друг к другу подходят.
   – Да какого хрена, – сказал Гарри, стараясь сдерживаться и не слишком повышать голос. – Ты спроси его про сделку с фэбээровцами. Ты же понимаешь, что именно я имею в виду?
   – Давай я лучше спрошу тебя. – Зип поднялся на ноги. – Зачем это твои чемоданы набиты одеждой? Ты что, собрался куда-нибудь?
   Что-либо объяснять было бесполезно. Зип решил, чnо пора уходить, – на том все и кончилось. Послушай, хотел сказать ему Гарри, как же можно верить этому цветному, а не мне? Я ведь двенадцать лет уже с Джимми Кэпом, а до этого еще десять с тем парнем, что был раньше. Но раз уж Зип встал с кресла...
   Гарри собирался даже упомянуть Италию – еще одно, что их сближало. Сказать Зипу, что провел в Италии четырнадцать месяцев во время Второй мировой и полюбил эту страну. Спросить его, бывал ли он в Монтекатини, неподалеку от Пизы. Рассказать, как красиво там жил, пил вино и трахал всех подряд, и так целый месяц – это когда вторую бронетанковую расформировали, а их роту передали пехоте, четыреста семьдесят третьему полку, на восполнение потерь. Рассказать Зипу эту самую свою историю – рассказать прямо в присутствии Кеннета, – как пришлось застрелить дезертира, негра из девяносто второго, – в этом полку служили одни цветные. Гарри недооценил тогда этого парня, думал – обычный солдат, влипший в неприятности; проболтался слишком долго в самоволке, теперь оттрубит срок в штрафном учебном центре и вернется в свое подразделение. Ну и, значит, они с этим солдатом вроде как свои. Поэтому когда дезертир взмахнул карабином и попытался убить Гарри, тот даже не сразу понял, что происходит. Они находились в коридоре, совсем рядом, парень замахнулся прикладом, и Гарри едва успел выстрелить из пистолета, который одолжил ему лейтенант. Пуля сбила дезертира с ног, уложила его на месте. Только потом Гарри узнал, что дезертиру было нечего терять: он изнасиловал и убил итальянку, и все дальнейшее не вызывало сомнений: трибунал, а потом расстрел.
   Спросить Зипа, бывал ли он когда-нибудь в том месте, где вешают приговоренных? Аверса? Да, что-то в этом роде.
   Спросить его... ну о чем его спрашивать? Времени, чтобы говорить, выяснять обстановку, не было. Поднявшись на ноги, Зип взмахом руки подозвал Кеннета, а потом вытолкнул его из комнаты и вышел сам. Зипу понравилось это кресло, очень хорошо сидеть в нем и смотреть телевизор – вот и все, что Гарри знал с уверенностью.
   Планируешь-планируешь на сорок семь лет вперед, а потом вдруг оказывается, что у тебя нет времени. Надо что-то делать, сию же минуту, другого шанса может и не представиться.
   Гарри вынул из шкафа пистолет, протер его, разобрал, собрал – без особых трудностей – и зарядил. Затем он взял эти три фунта металла, сунул за брючный ремень и немного походил по комнате, чтобы попривыкнуть. А потом набрал номер Джойс.
   – Мне надо с тобой поговорить.
   – В чем дело?
   – Ты можешь прийти?
   – Примерно через час. Я только что накрутила волосы.
   – Мне нужно поговорить с тобой как можно скорее.
   – Приходи тогда сам.
   Гарри задумался.
   – Гарри?
   – Хорошо. Жди.
   – В чем дело, Гарри?
   Он повесил трубку.
* * *
   Джойс жила на Меридиен, в пяти кварталах от пляжа, какие-то пятнадцать минут пешком, но сегодня Гарри чувствовал, что лучше взять машину, а не разгуливать по ночным улицам. Его «эльдорадо» восемьдесят четвертого года стоял за отелем, на Тринадцатой улице. Надо что-то сделать с этой машиной, прежде чем смываться. Записать ее, например, на Джойс. Она снималась для каталогов, платили неплохо, но занятие это было эпизодическим, то есть, то нет, и в промежутках приходилось подрабатывать официанткой, разносить коктейли. В одном каталоге Джойс представала молодой матроной в спортивном наряде, в другом – шлюхой в почти прозрачном белье и при черных подвязках, с круто завитыми волосами. Иногда Гарри открывал каталог и думал: о'кей, ну и какую же из этих моделей трахнул бы ты в первую очередь? Угадай, предложил он однажды Джойс, кого бы я выбрал девять раз из десяти? Тебя. Предложил в шутку, желая сделать ей приятное, но она промолчала и только взглянула на него как-то странно.
   Обычно он пользовался служебной дверью, ведущей в проулок, там до стоянки было совсем рядом. Однако сегодня Гарри покинул отель через главный вход, миновал ряды металлических стульев, вышел на Оушн-Драйв и внимательно, не спеша, посмотрел сначала направо, а потом налево. В «Кардосо» заняты все уличные столики, для четверга совсем неплохо. Свернув за угол отеля, он пошел к стоянке; стоянка была маленькая, всего два ряда машин, разделенные проездом, в дальнем конце – фонарь. Остановившись в проулке, Гарри вытащил пистолет, передернул затвор и снова засунул его за ремень, под спортивную куртку. «Эльдорадо» стоял третьим с конца, белый багажник далеко высовывался из ряда; Гарри подошел к машине. Мужик со стоянки много раз говорил, что готов купить эту тачку в любой момент. Сегодня его что-то не видно.
   Да, не видно, зато видно кое-что другое. Темная фигура в проезде между рядами; приближается. Это не служитель стоянки, тот коротышка, а в этом – шесть футов с лишком. Гарри очень хотелось, чтобы это был случайный прохожий, срезающий путь из переулка на Оушн-Драйв.
   – Твоя тачка? – спросил мужик издалека, футов с тридцати. Гарри никогда его раньше не видел.
   – Которая, эта?
   – Во-во, так она твоя?
   Гарри стоял рядом с правым задним фонарем «эльдорадо» и глядел на приближающегося типа поверх багажника.
   – А какое тебе дело, чья это машина? – спросил он, остро ощущая плотно прижатый к желудку пистолет.
   – Я хочу убедиться, что ты – тот, кто мне нужен, – сказал мужик и добавил: – Тебя звать Гарри?
   Пока мужик говорил, Гарри убеждал себя выхватить пистолет, сделать это сию же секунду; мужик надвигался на него точно так же, как тот дезертир из девяносто второго полка, только дезертир молчал и в руках его был карабин.
   Этот не молчал.
   – Что ты там делаешь? – спросил он. – Отливаешь, что ли? Руки заняты? – А затем добавил: – А у меня подарок для тебя, Гарри. От Джимми Кэпа.
   Его правая рука скользнула под пиджак.
   Гарри обеими руками поднял тяжелый, словно утюг, пистолет. И увидел, как мужик замер и вскинул левую, ту, что не под пиджаком, руку. Он вроде собирался что-то сказать, а может, даже и сказал, только Гарри не услышал из-за грохота. Он выстрелил из оставшегося с войны пистолета, выстрелил три раза и увидел, как мужика отшвырнуло назад, бросило на асфальт. Короткий ружейный обрез взлетел в воздух, с дребезжанием ударился о багажник «эльдорадо» и упал на мостовую.
   Гарри подошел к мужику. Белый, лет пятидесяти, старый пиджак поверх комбинезона, тяжелые рабочие ботинки. Шапочка с козырьком, чудом удержавшаяся на голове. Какой-нибудь нищий батрак из Глэйдса. Остекленевшие глаза были раскрыты, во рту виднелась искусственная челюсть, единственная более или менее приглядная часть его экипировки, – насколько можно было судить при свете уличного фонаря. Гарри не стал трогать ни убитого, ни лежащий на мостовой обрез; вернувшись в свои апартаменты, он набрал номер полицейского управления Саут-Майами-Бич и попросил позвать Бака Торреса.
   Бака не было на месте. Гарри сказал, что дело неотложное и сержант Торрес должен связаться с ним как можно скорее. Околачиваясь вокруг телефона в ожидании звонка, он почувствовал, что хочет выпить так сильно, как не хотел никогда за всю свою жизнь. Но сдержался. Он подумал было поговорить с Джойс, но тоже сдержался. В конце концов Торрес позвонил; судя по голосу, настроение его было отнюдь не радостным.
   – Я только что угробил одного типа, – сказал Гарри. – Что я теперь должен делать?
   Они поговорили несколько минут; Торрес посоветовал Гарри никуда не уходить, не делать никаких глупостей.
   – Ас чего это, ты думаешь, я позвонил тебе? Собирайся я сделать что-нибудь глупое, стал бы я тебе звонить?
   Он повесил трубку и набрал номер Джойс.
   – Нет, – сказала она, выслушав его рассказ. – Ты не... Ты что, правда?.. Знаешь, твои шуточки не очень веселые.
   К тому времени, когда за окном послышались сирены патрульных машин, голос Джойс изменился, она начала возбужденно расспрашивать, что Гарри намерен делать и чем можно ему помочь. Гарри попросил ее не принимать это слишком близко к сердцу, он не видит тут особых проблем.
   Он еще не задумывался толком, что же будет дальше. В его мозгу раз за разом прокручивалась минувшая сцена: не ударился в панику, знал, что надо делать, и сделал – Гарри прямо распирало от гордости. Он вспоминал, как вдохнул, задержал дыхание, чуть выдохнул и нажал на спуск. Три раза выстрелил и все три раза попал. Когда Гарри начал думать о будущем, он представил себе Торреса и других детективов – стоят они над трупом, качают головой и обсуждают между собой, как здорово Гарри все это проделал. Да, с Гарри Арно шутки плохи.
   Разнес мужика в клочья прежде, чем тот успел выстрелить. Все осмотрят, а потом побеседуют с ним, спросят, как в точности все было. Может, заставят подписать протокол. Попросят не отлучаться особенно: могут появиться дополнительные вопросы. А что будет потом?

Глава 3

   После двухчасовой беседы полицейские упрятали его в предварилку следственного отдела. На следующее утро Гарри сказал следователям из отдела преступлений против личности, что приготовить яичницу как следует, то есть слегка поджарить, ничуть – Господь свидетель – не труднее, чем сделать ее жесткой как подошва. Один из детективов объяснил, что яичница из кубинской забегаловки напротив; имеешь что-либо против – звони им и жалуйся.
   Гарри просто не мог поверить – столько раз говорил с ними по телефону, а теперь они вот так с ним обращаются.
   Его перевели в тюрьму округа Дэйд, объявили подозреваемым и сняли отпечатки пальцев. В тот же день, после полудня, на предварительном слушании в окружном суде он заявил о своей невиновности. И опомнится не успел, как получил обвинение в предумышленном убийстве без отягчающих; сумму залога установили аж в сто пятьдесят тысяч. Гарри не верил своим ушам.
   – Я понимаю, это только предварительное слушание, – сказал он своему адвокату, – но вы могли все-таки хотя бы упомянуть обрез, который был у этого типа.
   – Какой обрез? – спросил адвокат, сын другого адвоката, который обычно и защищал Гарри, когда его начинали таскать по судам. Сегодня папаши не было в городе. Вот так и спросил: какой обрез?
   – Тот, из которого он хотел меня убить. Неужели никто этого не понимает?
   – В протоколе осмотра места происшествия нет никакого обреза, – покачал головой адвокат.
   – А они его искали? – спросил Гарри. – Вы что, думаете, я безо всяких к тому причин убил этого типа, которого прежде никогда не видел? Или, по-вашему, я хотел его ограбить?
   Личность убитого установили: Эрл Кроу, как и думал Гарри, – из Глэйдса. Клюстон, городок на озере Окичоби.
   – А где ты был вчера ночью, когда я в тебе нуждался? – спросил Гарри у Торреса, имея в виду допрос. – Все эти ваши шпики так на меня и набросились.
   Торрес объяснил, что тут расследование убийства, а его подразделение занимается организованной преступностью.
   – Нервничаешь, верно? – Сейчас он держался значительно холоднее, чем вчера. – Да уж, понимаю. Ты был уверен, что этот мужик явился по твою душу.
   – Да так оно и было, – сказал Гарри. – Он знал мое имя.
   – Ты – личность известная.
   – Господи Иисусе, да у него же был обрез нарезного ружья. И он прямо сказал мне, от кого пришел, чтобы я не сомневался. От Джимми.
   – А у тебя был заряженный кольт 45-го калибра, – возразил Торрес. – Может, хочешь объяснить, зачем он тебе понадобился?
   – Да я же не знал этого типа.
   – Как я слышал, за последние тридцать лет у него были и предварительные аресты и сроки, – сказал Торрес. – Возможно, сумеешь сторговаться со следователем, за признание тебе снизят до непредумышленного. А то побеседуй с федералами про Джимми Кэпа. Может пойти тебе на пользу, ты же понимаешь, про что я? Мак-Кормик просил ненавязчиво тебе напомнить.
   – Сперва они меня подставляют, – взорвался Гарри, – а потом предлагают спасти мою жопу, и я что, в ножки должен им за это поклониться? Я пообещаю рассказать про Джимми историю-другую, а они сразу же найдут пропавший обрез, так, что ли?
   Энергично покачав головой, Торрес сказал, что в такую грязь никогда не полезет.
   – Ну что ж, в тюрьме мне конечно же делать нечего, – пожал плечами Гарри, – но ведь стоит мне высунуть нос на улицу – и меня тут же угробят к чертям собачьим.
   – Ты будешь под присмотром, – сказал Торрес, – но только до тех пор, пока остается хоть какая-нибудь возможность извлечь из тебя пользу. Что я могу еще сказать? Так всегда и бывает.
   После предварительного слушания Гарри вернулся в Майами, в тюрьму округа Дэйд; адвокат сказал, что тут его могут продержать до шести недель, пока не окончится следствие, но уже через три дня, в понедельник, появилась Джойс Паттон с женщиной из залоговой конторы Эй-би-си, и его освободили под залог в сто пятьдесят тысяч долларов.
   Конечно же деньги внесла не Джойс, это исключалось. По правде говоря, Гарри не знал ни одного своего знакомого, готового выложить те десять процентов, которые стоил залог, пятнадцать кусков наличными, а ведь надо еще, чтобы у этого человека было имущество на полную сумму залога, и на это имущество наложат секвестр, если Гарри не появится в суде.
   – Только не говорите мне, – сказал Гарри, – что деньги внес Джимми Кэп. Ладно?
   – А как насчет вашей жены из Палос-Хейтс, из Иллинойса? – спросила женщина из залоговой конторы.
   Гарри потребовалось порядочно времени, чтобы переварить такую новость.
   – Моя бывшая жена? – озадаченно произнес он. – Так вы хотите сказать, что она прилетела сюда и выложила вам чек на пятнадцать кусков? С того дня, как я начал заниматься букмекерством, она перестала готовить, отказалась даже появляться на кухне, пока я не подыщу себе настоящую работу. Девять лет кряду мы обедали где-нибудь на стороне. Когда стало ясно, что больше мне этого не выдержать, я переписал на нее дом в Палос-Хейтс, рядом с Чикаго, – коттедж в тюдоровском стиле, с четырьмя спальнями – и переехал сюда.
   – Ты и сейчас каждый день ешь на стороне, – заметила Джойс.
   Она явно злилась, узнав, что у Гарри прежде была жена, – он никогда об этом не рассказывал.
   Женщина из залоговой конторы – блондинка лет тридцати пяти, довольно симпатичная для такой профессии – сказала, что человек по имени Томазино Битонти принес ей чек и документ об условном отказе от прав на недвижимую собственность в Палос-Хейтс, все за подписью Терезы Ганелло. Вернула, значит, девичью фамилию.
   Вот теперь кое-что понятно. Джимми Кэп хочет вытащить его на солнышко. Своих денег ему жалко, и он послал Зипа в Палос-Хейтс, чтобы тот нажал на Терезу, заставил ее внести залог. Вот откуда только, кольнуло его беспокойство, Джимми знает, что у Гарри есть там бывшая жена? Разве что они вели на него досье и выведали, что он родился в Майами, в пятидесятые работал здесь, потом женился, а после Кефоверовского расследования преступности в Майами переехал в Чикаго, родной город Терезы. То, что Гарри вернулся в семьдесят первом, один, и занялся букмекерством, эти типы знают прекрасно, ведь именно тогда они и навязали ему это самое партнерство.
   Все это он объяснил Джойс по пути домой, на шоссе Макартура, время от времени сам себя перебивая восклицаниями: «Господи! Мне в жизни не выдержать большого срока!»
   – В тюрьме даже не с кем поговорить, там же ни с одним человеком не сойдешься интересами, – простонал Гарри.
   – Что-то я не понимаю, – уколола Джойс. – Если ты нарушаешь закон каждый день, и так всю жизнь, то должен ожидать, что когда-нибудь тебя посадят.
   Все еще злится, после того как узнала, что у него была жена. К тому времени, когда они добрались до отеля Гарри, Джойс перешла к прямым расспросам. Где он познакомился с Терезой? В Рони-Пласа, Тереза приехала туда зимой, погреться. Сколько лет были они женаты? Почти десять. На что она похожа? На аллигатора. Потом Гарри поинтересовался – какое все это, собственно говоря, имеет значение? Детей нет, эта часть жизни осталась позади как отрезанная.
   Он позвонил в Палос-Хейтс впервые за двадцать с лишним лет, чтобы поблагодарить Терезу.
   – Я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты внесла за меня залог. Сразу, как только разберусь немного, вышлю тебе чек на пятнадцать тысяч. Хотелось бы надеяться, что не доставил тебе больших хлопот.
   – Трус проклятый, букмекер дешевый... – Голос Терезы Ганелло буквально рвался из трубки; Джойс, стоящая рядом с Гарри, слышала все до последнего слова. – Сукин ты сын, ты набрался наглости прислать сюда этого громилу, чтобы он мне угрожал. Ты знаешь, что было бы с тобой, будь жив папа? Я каждый вечер возношу молитвы Господу, чтобы они заперли тебя покрепче и потеряли ключ от твоей гребаной камеры.
   – Спасибо, Тереза, было очень приятно побеседовать, – сказал Гарри и повесил трубку. – Так ты считаешь, я мог жить с такой женщиной? – спросил он Джойс. – Ведь та тоска и злость, которая у других бывает вечером, после работы, у нее – круглый день. Ведь ее любимое занятие – защемлять яйца дверью, она курсы может вести для баб, почему-либо не овладевших этим высоким искусством при рождении. Слушай, она ведь всю свою жизнь считала, что ее папаша занимается настоящим делом, торгуя копченой колбасой. Чтобы развестись с ней, мне потребовалось его разрешение. И знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Десять лет вместе! Господи Иисусе, да я бы на твоем месте и половину не выдержал».

Глава 4

   Весь понедельник и вторник телефон звонил не умолкая; друзья и клиенты – все спешили сообщить о прочитанном в газете или услышанном на улице, спрашивали, как у него дела, интересовались, продолжает ли он свой бизнес. В «Майами геральд» появилась короткая заметка с заголовком:
   «Жителю Саут-Майами-Бич предъявлено обвинение в убийстве из огнестрельного оружия».
   Заметка безнадежно похоронена на третьей странице. Так это все, что можно про него сказать, – житель? А почему не Известная Всему Саут-Майами-Бич Личность? Или Персона? Житель, Господи прости! Друзьям и клиентам Гарри объяснял, что все это ошибка, в которой скоро разберутся. Когда звонили регистраторы и курьеры, он просил их подождать день-другой – позже он сам с ними свяжется.
   Зип позвонил во вторник, уже к вечеру. Гарри не был к этому готов.
   – Ты что это еще придумал, Гарри, людей стрелять? – раздался в трубке голос со знакомым акцентом. – Ты хоть знаешь, какого мужика уложил? Ведь это Эрл, знаток рыбных мест, Джимми только с ним и ездил на озеро. Так ты собираешься позвонить Джимми, извиниться перед ним?.. Гарри?