Непосредственным толчком к войне стала смерть вифинского царя Никомеда, бывшего союзника и бывшего врага Понта. Наследников у него нет, и по уже привычной схеме, римляне объявляют о том, что покойный «завещал» свое царство Вечному городу.

Римский наместник в провинции Азия (бывшем Пергамском царстве) посылает туда целую армию чиновников и откупщиков, чтобы закрепить новое владение.

Митридат сразу начинает войну и вновь на первом этапе одерживает верх, занимая большую часть Малой Азии.

Полководцы Митридата активно действуют во Фракии и в Северном Причерноморье, понтийцы основывают города и сооружают крепости, в устье Буга и Днестра (Тираса). Только регулярный флот его насчитывает четыреста одних триер. Кроме того, Митридат весьма ловко использует для достижения своих целей, силы многочисленных пиратских шаек Средиземноморья. Их корабли помогают ему в захвате прибрежных государств. Более того, понтийский царь официально провозглашает их своими союзниками, и под его эгидой, в Киликии, создается настоящее пиратское государство. Точно такое же государство возникает и на Крите.(19,281)

Пираты стали вернейшими союзниками Митридата, наносившими Риму жестокий урон, и, вдобавок, еще и обеспечивавшие связь с союзниками в западной части Средиземного моря. Киликийские пираты вместе с регулярным флотом без труда берут под контроль почти все острова Эгейского моря.

Морские разбойники владели более чем четырьмястами прибрежных городов, множеством тайных баз и якорных стоянок, не говоря уже о разветвленной и хорошо налаженной разведывательной службе, услугами которой, несомненно, пользовался и Понт.

Пираты топят суда с продовольствием, отправляемые в голодающий Рим из Египта и Киреаники, разоряют италийские берега.

К несчастью, царь недооценивал значение флота, зачастую неоправданно сдерживая своих соратников. Предоставь он пиратским флотоводцам большую самостоятельность исход вполне мог бы быть иным.

Тем более, что Рим вынужден вести борьбу на нескольких направлениях. Еще в 82 году до н.э. вспыхивает новый очаг гражданской войны. Римский наместник на Иберийском полуострове, Квинт Серторий, собрав вокруг себя изгнанников, бежавших от сулланского террора, провозглашает независимость и объявляет войну Риму.(19,259)

Он заключает с Митридатом союз, и тот посылает ему на помощь…пиратские флотилии. Теперь Италия блокирована уже и с запада; подвоз хлеба практически прекращен, в рядах сторонников Суллы растут панические настроения и недовольство.

То тут, то там возникают новые очаги смуты.

Как и почти полтора века назад Рим стоит перед реальной угрозой войны на два фронта, и вновь, как и во времена Ганнибала, угроза Вечному Городу исходит со стороны Пиренеев. Кроме того, широкие массы населения, прежде всего италиков (хоть и формально уравненных в правах с коренными римлянами), имеют весьма веские причины для недовольства.

Ситуация опасна как никогда. В римской казне денег не хватало даже на самое необходимое, а Египет отказался предоставить Риму в кредит суда для переброски войск. Это не только финансовое, но и политическое банкротство – в победе квиритов явно сомневаются.(68,Т3,176)

Рим шлет в Испанию целую армию, командовать которой поставлен самый молодой и самый способный римский полководец Гей Помпей. Впрочем, особых успехов на поле брани он не стяжал, напротив, понес несколько поражений, а однажды едва не угодил в плен.

Тогда, Помпей решает действовать не столько силой, сколько хитростью.

Искусно играя на противоречиях между италийцами и иберами он сеет рознь в рядах восставших, тайно переманивает на свою сторону многих сподвижников Сертория. Наконец, ему удается расстроить союз повстанцев с пиратами, и с самим Митридатом. В итоге, спустя десять лет после начала восстания, в 72 году, Серторий убит заговорщиками, а мятеж если и не прекращен полностью, то, по крайней мере, уже не представляет существенной опасности.(19,259).

Тут отрекается от власти а потом скоропостижно умирает Сулла, после чего опять начинается кровавая борьба за власть. Но не только.

Помпей еще сражается с остатками армии «второго Ганнибала» (именно так именуют теперь покойного Сертория), когда «третий Ганнибал» открывает военные действия уже в самой Италии. Имя его Спартак, и оно достаточно известно, чтобы излагать здесь все перипетии этой войны. Укажем лишь, что, без помощи понтийского царя и понтийского золота тут не обошлось.

Момент на редкость удачный – в Италии практически нет боеспособных войск, государственная власть после отречения и смерти Суллы слаба как никогда.

Для борьбы с восставшими срочно отзывается армия Лукулла.

Даже после разгрома восстания и гибели Спартака, борьба не прекращается и немало вчерашних рабов продолжает сражаться с Римом в рядах пиратов.

К тому моменту пираты стали силой, фактически полновластно контролировавшей Средиземное море. Они опустошают побережье, нападают на города, громят высылаемые против них Римом и его союзниками эскадры, не говоря уже о том, что их силами фактически парализовано торговое судоходство.

В Италии пираты захватывают Популоний, Мисен и Кайету и, наконец, морские ворота Рима – Остию, где, кроме всего прочего, частью захватили, частью уничтожили консульский флот. Наконец, верх дерзости – ими похищены двое высших должностных лица Рима – преторы Секстиний и Беллин.(19,267)

Против пиратов сенат вынужден начать настоящую войну, которая поручена уже знакомому нам Гнею Помпею, получившему специально для этого полномочия диктатора.

Задействовав пятьсот спешно собранных судов и пятнадцатитысячный сухопутный корпус, Гней Помпей начинает действовать. По разработанному им плану все Средиземное море было разделено на тринадцать оперативных секторов (у римлян, видимо, были куда более точные карты, нежели обычно принято считать). Сам Помпей во главе отборной эскадры из почти полусотни кораблей, возглавил оперативный резерв. Подтвердив свою репутацию блестящего стратега, Помпей начал операцию действиями в сравнительно удобном западном Средиземноморье, одновременно перекрыв Мессинский и проливы, отрезав две крупнейшие пиратские группировки друг от друга. В течение каких-нибудь трех месяцев все было кончено.(117,399)

В ходе битвы, разыгравшейся у южного побережья Малой Азии, куда собрались все уцелевшие пираты, было потоплено около тысячи трехсот кораблей, более десяти тысяч человек погибло. Пленных набралось столько, что Помпей, ограничившись казнью только четырехсот с лишним пиратских главарей, заселил оставшимися в живых несколько городов внутренней Киликии, разрушенных войной, вменив в обязанность бывшим разбойникам охранять границу с Арменией.(19,270)

Римский сенат имел все основания быть довольным – во первых, была снята блокада морских путей, а во вторых, Митридат лишился вернейших и незаменимых союзников.

Лукулл вместе со свежими войсками возвращается на восток. Области, еще недавно приветствовавшие Митридата как освободителя, ныне покорно склоняются перед Римом.

В битве при Кизике – единственном городе Малой Азии, сохранившим верность Риму, Лукулл наносит поражение понтийской армии. Затем следует битва при Кабире, после которой Митридат – впервые в жизни погружается в отчаяние, и бежит в Армению, бросив свое царство на произвол судьбы, но находит в себе силы вернуться к борьбе.(93,131)

Лукулла сменяет Гней Помпей, отметив свое назначение на должность командующего армией на востоке второй победой под Кабиром.

В отчаянии Митридат, пользуясь услугами перебежчиков, перевооружает и обучает свою армию по латинскому образцу, копируя буквально все, вплоть до формы легионных штандартов и количества гвоздей в сапогах. Но и это не помогает – римляне, посмеиваясь, вновь и вновь громят своих эпигонов.(4,388)

Армия Помпея, преследуя Митридата, врывается в Иверийское царство, бывшее союзником Понта и предает разграблению древнюю столицу Грузии – Мцхету.

Затем настает черед Армении. С легкостью Помпей побеждает огромное войско царя Тиграна и его кавказских союзников(среди прочих разбитых врагов римлян хронисты называют и племена женщин – воительниц). Потери армянского владыки составляют едва ли не сто тысяч человек, если это, разумеется, не очередное преувеличение.

И вот, в 70 году до нашей эры, войска Помпея входят в пределы исконных понтийских земель. Вскоре пала столица Понтийского царства – Синопа.

Помпей захватывает царскую сокровищницу – 684 миллиона сестерциев (67,314). Добыча столь велика, что даже после более чем щедрых раздач войску, и фантастических присвоений высших командиров, кое-что остается и для римской казны.

Затем римляне вторгаются в Албанию Кавказскую – нынешний Азербайджан, и почти доходят до Каспийского (тогда Гирканского) моря. Наверное, Помпей видел себя наместником новой – Кавказской – провинции, но солдаты отказываются двигаться дальше, тем более, что добычи в горах и полупустынях никакой не предвидится. По возвращении, Помпей собирает в городе Амисе своего рода конференцию малоазиатских владык, на которой создается, под римским патронатом, союз, направленный против Понта. Гарантируется неприкосновенность владений мелких правителей а они, в свою очередь, дают заверения в своей преданности Риму. (19,371)

От Митридата отвернулись почти все союзники, включая зятя – глуповатого и слабовольного Тиграна, который, узнав что его родственник и друг ищет убежища в Армении, объявляет награду в сто талантов за его голову.

Двое сыновей базилевса: старший – Махар, и Ариобарзан переходят на сторону римлян.

Но война продолжается и идет с крайним ожесточением.

Митридат возвращает себе земли и города, и вновь их теряет, его армии бьются с редким мужеством, о котором далеко не все историки отзываются с должным уважением.

Закалывающие себя, чтобы избежать плена военачальники и сражающиеся насмерть воины – фанатичные дикари (когда то же самое делали квириты, это почему то подавалось как пример величия духа). Даже самоубийство жен и наложниц Митридата тот же Бенгтсон совершенно серьезно объясняет тем, что «женщины…были сыты по горло жизнью в гареме»(67,305). Как-то забывают при этом упомянуть – что ждало этих женщин, происходивших из знатнейших семей, в случае плена – еще впереди времена безумного Калигулы, когда жен и дочерей патрициев будут посылать в лупанарии в наказание мужчинам, но по отношению к женщинам «варваров» это стало привычной практикой.

Впрочем даже стоящие на этой точке зрения отдают должное противникам римлян, для которых страх смерти перестал существовать (67, 307)

65 год – вновь сражение под Кабиром. Третье по счету, и на этот раз – победоносное для понтийцев. Затем – битва при Газиуре – опять понтийцы побеждают. На поле боя остается 150 центурионов, 24 воинских трибуна, и 7 тысяч солдат (судя по всему, последняя цифра занижена как минимум раза в полтора).

Но это уже агония умирающего гиганта.

Словно злой рок преследует его. Флоты его гибнут, его союзники уничтожены или сдались на милость победителей, остатки его огромной армии скрываются в неприступных горах.

Потеряв все, Митридат кружным путем, с несколькими сотнями воинов, прорывается в Диоскурию, откуда перебирается в Боспор. По странной иронии судьбы именно на земле, где он вел самую первую войну, суждено завершиться его карьере политика и военачальника, и его всей жизни.

Наступает 63 год до нашей эры, 68 год жизни Митридата Эвпатора, 57 год его царствования.

Со дня восшествия его на престол пятьдесят раз в Риме сменялись консулы, многих из тех, кто сражался с Митридатом еще юношами, давно нет в живых, другие – почтенные седоголовые старцы, а понтийский царь все не прекращает борьбу. Хотя понтийской армии больше нет, а его союзники или пали, или предали, но старый царь не думает просить пощады.

Его столица и все его царство в руках врагов, но он все еще полновластный владыка Боспора, и располагает сильным войском. Он вновь планирует новую войну против ненавистного Рима. Ныне он возвращается к своему первоначальному плану войны с квиритами.

Поднять против Вечного Города племена Великой Степи – скифов, сарматов, синдов, массагетов. Полчища непобедимых всадников, вместе с гетами и даками, должны были обрушиться на Италию, со стороны Балканского полуострова, откуда римляне меньше всего ждали удара. (4,402)

План это в большинстве позднейших трудов, в особенности – историков «проримской школы», подвергнут осмеянию.

Однако, видный знаток античности Георг Рейнак высказался о нем так – «Кто знает, не постигла бы Рим уже тогда судьба, уготованная ему пять веков спустя, Атиллой, Германарихом и Тотиллой…»(67,318) Во всяком случае, современники (не исключая и самих римлян) считали подобный проект вполне осуществимым.

Он шлет посольство за посольством, отдает в жены кочевым царькам дочерей… Казалось, еще немного и заполыхает новая великая война, в конце которой степняки напоят в Тибре коней. Но судьба окончательно отвернулась от царя. Восстали его собственные подданные, не выдержав почти непрерывной войны, длившейся уже в течении жизни двух поколений, и возглавил восстание его любимый сын Фарнак. Осажденный в своем понтикапейском дворце на вершине горы, что ныне носит его имя, оставленный всеми, кроме нескольких верных телохранителей, Митридат Эвпатор покончил с собой, бросившись на меч. [24] Перед смертью он мог видеть римские десантные суда, блокирующие город.(4,405;19,371)

Вместе с ним добровольно приняли смерть две его младшие дочери – Митридатида и Ниса, уже просватанные невесты египетского и кипрского владык.

И только после этого Рим окончательно получил право именоваться безраздельным господином мира и сохранял это звание, без малого, еще пять веков…

Давайте поставим мысленный эксперимент и представим, что в какой то момент в результате благоприятного стечения обстоятельств, инициатива окончательно переходит к Митридату, и военное счастье покидает Рим.

На взгляд автора, наибольшая вероятность подобного развития событий имела место в период 70-73 годов, когда антиримские силы были наиболее многочисленны и сильны.

Ключевой момент тут, как представляется – восстание рабов, вернее – его успех.

Предположим, что Спартаку удалось переправиться на Сицилию, где он незамедлительно пополняет свою армию, насчитывающую и без того порядка 120 тысяч человек, множеством вчерашних рабов. К нему примыкает так же немалое число греков, ненавидящих римскую власть.

Одновременно, в сицилийские порты спешно перебазируется значительная часть пиратов как восточной, так и западной части Средиземного моря, а вместе с ними приходит и понтийский регулярный флот.

Столь мощная морская сила, и одновременно, активные действия армии Митридата, не дают возможность римлянам перебросить в Италию войска из Малой Азии.

Богатый и многолюдный остров становиться плацдармом, на котором формируется огромная армия, для военных действий непосредственно против Рима. Наряду с этим, пираты окончательно блокируют подвоз продовольствия на полуостров и, одновременно, еще активнее опустошают побережье.

Вскоре пиратский флот вместе с кораблями Митридата и Сертория, окончательно блокирует Италию и с запада и с востока. Потеряны Сицилия, Сардиния, и Корсика. В Риме начинается голод, ибо подвоз хлеба из Африки и Египта тоже перерезан. Непомерно выросли цены на продовольствие. И – как следствие этого – в Римской республике вспыхивают, одна за другой, все новые и новые смуты. Вновь готовы восстать союзники. Жители Цизальпийской Галлии вспоминают о том, что еще не так давно были свободны, а их воины грозили Риму; волнуются даже этруски.

Попытка Помпея покончить с пиратством, и хотя бы отчасти разорвать кольцо блокады, кончается поражением, римский флот окончательно уничтожен.

Вслед за этим смута вспыхивает и в Африке, где поднимаются разбитые, но непокоренные нумидийцы.

Армия Митридата тем временем вновь занимает Грецию, затем идет на север, в Иллирийскую провинцию Рима, громя не очень многочисленные гарнизоны, радостно встречаемая местными жителями, охотно вступающими в войско царя-освободителя. Одновременно все новые и новые тысячи солдат перебрасываются из портов Эллады и Малой Азии на Сицилию. Кроме того, формируется еще один флот вторжения – на восточном побережье Адриатического моря, для удара по Средней Италии.

И вот огромная армия Митридата оказывается в Италии, объединившись с войском бывших рабов, восставшими италиками и галлами. И настает день, когда потомок двух великих воителей осуществляет то, о чем только могли мечтать этруск Порсенна, галл Бренн, эпирский базилевс Пирр и пунийский суффет Ганнибал.

Рим взят, и на его руинах Митридат начинает создавать новый мир, как строил его до того сам Рим на руинах Коринфа, Карфагена, многих других городов и целых стран…

Бывшие римские союзники и латинские племена вновь становятся независимыми государствами. Вновь возникают государства марсиев, салиев, самнитов, умбров, латинов, этрусков. Воссоздается Италийский союз со столицей в Коринфии.

Все без исключения проданные в рабство жители освобожденных Митридатом земель получают свободу. Большинство из них возвращается домой, те же кто остается в бывших италийских провинциях Рима, получают землю и становятся опорой Понта. Больше всего таких людей на Сицилии, и эллинистическом юге Аппенин. В тех же местах оседает и немалая часть воинов армии Спартака. Бывшие союзники поверженного Рима объединяются в Италийский союз, одной из главных задач которого является противодействие его возможным попыткам восстановить свою гегемонию. К этому же союзу присоединяются и этруски.

В иберийских землях римское влияние быстро сходит на нет, хотя немногочисленные латинские колонисты вполне могли создать относительно небольшое государство на юге полуострова. Остальная Испания вновь рассыпается на племенные княжества, как в эпоху до римского и карфагенского завоевания. Там развивается своя, особая культура, с минимумом финикийского и италийского элемента.

Точно так же и Северная Африка распадается на ряд государств, со столицами в городах бывшего Карфагенского союза.

В состав созданного Митридатом государства входят, помимо Малой Азии, Эллады, Македонии, Колхиды, так же и Сирия, Сицилия, юг Италии (бывшая «Великая Греция») большая часть Фракии, иллирийские провинции бывшего Рима. Позднее или сам Митридат, или его наследники включают в состав своей империи все северное побережье Черного и Азовского морей. Танаис и Ольвия – прежние второразрядные греческие колонии, становятся крупнейшими торговыми центрами Восточной Европы. Через них вывозятся, кроме пшеницы, традиционного местного товара, меха, янтарь, воск, рабы. Активизируется торговый путь Север-Юг – тот, что потом был назван «из варяг в греки». Торговые связи Понта на востоке доходят до Урала. (13,95). Этот регион, бывший северной окраиной античного мира, интенсивно развивается, вовлекая в мировую торговлю громадные ресурсы, что, в свою очередь, радикально меняет всю обстановку в Восточной Европе. Греческая культура завоевывает все большее число скифов и сарматов, продвигаясь все дальше к северу – в бассейн Днепра-Борисфена, достигая верховьев Дона и севера каспийского побережья.

Позже присоединен и Египет. Эта страна в начале I до н.э. уже начала подпадать под влияние Рима, все активнее вмешивавшегося в ее внутренние дела. С его падением, слабая, вырождающаяся династия Птолемидов, разумеется, не смогла бы противостоять могуществу Понтийского царства.

Подведем промежуточный итог – победа Митридата действительно радикальнейшим образом повернула бы течение истории. Главное в том, что Митридату удается вдохнуть новую жизнь в эллинизм, уже начинающий приходить в упадок, но все еще не исчерпавший всех возможностей развития. Будущие историки, писатели и поэты не перестают восхищаться этой титанической фигурой, сумевшей опрокинуть могущественную империю потомков волчицы.

Из главнейших последствий отметим хотя бы то, что совершенно по иному развивается Западная Европа. Сейчас трудно сказать, как именно пошло бы это развитие, можно лишь сказать, что в этом случае галлы остаются галлами, бритты -бриттами, а германцы -германцами.

Но следует упомянуть еще об одном возможном последствии сокрушения Рима, связанном с практически не известными широкой публике факторами и обстоятельствами.

На них указывал уже упоминавшийся автором в начале главы Освальд Шпенглер.

По его мнению, в описываемый период в недрах эллинизма начала вызревать особая культура, именуемая им «арабской» и «магической». Эта культура, по его мнению, включала в себя довольно широкий круг явлений поздней античности, «в странах между Евфратом и Нилом», начиная от неоплатоников и заканчивая творцами Талмуда. (13,86)

«Этого молодого мира…специалисты по древней истории… просто не видят»

Древние цивилизации Сирии, Египта, Малой Азии, впитавшие в себя и греческую культуру, ассимилировав множество иных влияний от Индии до Эфиопии, рождают совершенно особую культуру, значительно отличающуюся от классического эллинизма, пусть и неразрывно с ним связанную.

«Великолепная схоластика и мистика магического стиля, которые процветают в прославленных школах всего арамейского региона: в персидских школах Ктасифона, Решаина, Гуджишапура, в иудейских школах Суры, Нехардеи…в школах прочих наций в Эдессе, Несебине, Киннесирине. Здесь расположены центры… астрономии, философии, химии и медицины…»(39,129)

Правда, Шпенглер связывал возникновение и дальнейший прогресс этой «арабской», или, как он еще выразился, «магической» культуры с событиями, происшедшими почти через полвека после гибели понтийского царя – возможной победой в гражданской войне Антония, и дальнейшей ориентализацией Рима(39,456).

И Митридат – провозвестник этого нового мира, хотя и остается – как в нашей истории, последним великим эллином, но вместе с тем открывает целую портретную галерею выдающихся деятелей, двигающих вперед возникшую благодаря ему совершенно новую ближневосточную цивилизационную общность.

Что же до судьбы самой Понтийской империи, то есть основания предполагать, что ее возникновение на месте римской, могло бы вылиться в долгий и изматывающий конфликт с Парфянским государством, так же претендовавшим одно время на власть над Востоком.

Но вместе с тем не следует забывать, что Понтийское царство почти ничем не отличалось от Парфии – оба государства были, в сущности эллинистическими монархиями. И не было бы ничего невозможного и в их объединении, скажем в результате династического брака. И тогда могла бы возродиться, спустя три века держава созданная Александром Великим, простирающаяся от Адриатики до Инда. Все дальнейшее развитие европейской, а возможно – и будущей всемирной цивилизации происходило бы под знаком эллинизма, точно так же, как в нашей реальности оно определялось господством романской культуры.

[25])