Страница:
- Максимова, - орал в трубку Владимир, - я уже установил тебе персональную надбавку в сто процентов! Я отдам тебе свой блокнот для визиток! Я устрою тебе встречу с японцами, которые прочитали твою книгу о "деле Тупольского" и давно хотят с тобой встретиться, но не могут - я не даю им твоего телефона. Но не будь же ты гнилым артишоком, зайди в агентство хотя бы на полчаса!
- Отвали, - ласково отвечала я ему, как отвечает жена, спалившая бифштекс, голодному мужу, - обслуживай себя сам. Я в отпуске. У меня дела. Не беспокой. Точка. Целую. Таня Максимова.
- Ну погоди, - яростно промычал Потапов, - вернешься, ты ко мне. Я пропущу тебя через электромясорубку и сдам пирожки теткам у метро. Только вряд ли они смогут их выгодно продать-ты ведь и на вкус ужасна.
- О! - задохнулась я от подобного натурализма. Перспектива стать начинкой в сдобном пирожке меня потрясла до глубины души. - Де Сада, что ли, начитался? Ну, прощай. Некогда мне с тобой разговаривать...
В прихожей кто-то заковырялся в замке, дверь отворилась, и вошли Эванжелина и Лена. Интересное сочетание, подумала я. Сказочно прекрасная, богатая похитительница зеленоглазого секс-вундеркинда и скромная, трудолюбивая Золушка. Во взгляде последней читалось твердое намерение не отдавать своего будущего первого мужчину коварной американской соблазнительнице.
- Столкнулись в подъезде, - объяснила Эванжелина, робко сторонясь суровой Елены.
Вряд ли она боялась оказаться побитой, но, видно, совесть ее слегка мучила.
- Таня, посмотрите! - Лена протянула мне листок бумаги. - Я читала "Красное и черное", книгу взяла у Даши, и нашла вот эту записку...
У Дарьи мания складывать любовные послания в художественную литературу. Я развернула бумажку.
"Виктору - 5000 долларов. 13 августа вернет 6000".
Это было написано среди кружочков и завитушек, так, словно Даша машинально черкала ручкой на листке, разговаривая по телефону или думая о чем-то.
- А тринадцатого числа мы последний раз ее видели! - возбужденно заговорила Елена. - Но откуда у нее такие деньги?
Я стояла с видом сосредоточенным и самоуглубленным, и, чтобы полностью сейчас походить на Шерлока Холмса, мне не хватало только трубки.
- Что-то новенькое нашли? - заискивающе поглядывая на Лену, спросила Эванжелина. Она выползла из спальни, где сменила трикотажное платье на просторный халат в африканских мотивах. - Хотите, я поставлю чай? У нас есть... белоснежная идея фирмы "Ферреро" - "Рафаэлло". - Она достала из-за спины золотисто-белую коробку с шариками миндального печенья.
- Давно бы уже поставила, болтушка, - ответила я, недовольная, что меня оторвали от размышлений галактической важности. - Бегом давай.
За столом Эванжелина, не встречая колкостей или язвительных замечаний со стороны молчаливо страдающей соперницы, разболталась. Любая другая женщина, которая извергала бы потоки слов с таким усердием, была бы тут же причислена к категории невыносимых созданий, удобоваримых лишь с солидным резиновым кляпом во рту. Но на Эванжелину это не распространялось. Звуки ее нежного голоса, яркие губы, которые в процессе монолога принимали форму то бантика, то дудочки, то бублика, удивленные глаза - все это действовало как дурман. В конце концов даже Лена перестала хмуриться и улыбнулась.
- Эванжелина! - вдруг заорала я. - Это что же такое творится! На подоконнике лежала книжечка "Убийство Распутина", и на раскрытых страницах высилась горка семечной кожуры. Неаккуратное обращение с книгами моментально превращает меня в разъяренного птеродактиля, которому подпалили хвост.
- А что? Вот у нас в Америке: вырываешь из какого-нибудь сочинения десяток страниц, а потом в пробке на дороге читаешь. Не тащить же с собой целый фолиант! - невинно возразила Эванжелина.
Я едва удержалась, чтобы не надеть ей на голову коробку от "Рафаэлло". Лена отряхнула книгу и прочитала название:
- "Убийство..." Как вы думаете, Дашка еще жива?
Мы помолчали. Потом книговредительница снова открыла рот:
- Ой, там так интересно... Но страшно. Бедного мужика убивали в сорок шесть приемов: и ядом травили, и стреляли в него, и в прорубь кинули, а он все еще был жив! Я сначала читала как детектив, а потом подумала: ведь это он, Пуришкевич, сам и убивал. Убивал человека. И каким бы плохим этот человек ни был, как можно все так хладнокровно описывать? Я бы не смогла описать, как...
Я устрашающе зыркнула на Эванжелину. Еще не хватало, чтобы она начала распространяться о событиях годичной давности. Эванжелина, уловив мой запретительный взгляд, сдавленно замолкла. Елена спросила разрешения взять книгу: ей захотелось прочесть.
- Вы не волнуйтесь, семечки на ней я грызть не буду, - успокоила она, бросив в сторону Эванжелины уничтожающий взгляд.
Это было единственное выражение неприязни за все время визита. Эванжелинка, доедавшая последнее миндальное печенье с грустным видом маленького бегемота, которому служитель зоопарка забыл долить воды в бассейн, конечно же ничего не заметила.
В прихожей снова зазвенел звонок. Я открыла дверь и увидела Антрекота, из-за лохматой спины которого заинтересованно выглядывала полосатая кошечка с ультражелтыми глазами.
- Так, - протянула угрожающе я и осеклась: взгляд Антрекота ясно дал понять - одно слово против его юной наложницы, и я больше никогда не буду просыпаться по утрам, ощущая пяткой щекотание его влажного носа. Он соберет в чемодан банки с сардинами и килькой в томате и покинет этот дом навсегда.
- Вроде бы раньше у вас был только один кот, - заметила Елена, выходя на лестничную Площадку.
- Кот-то один. Но сколько к нему бесплатных приложений. Антрекот порядочный, конечно, не мог не жениться! - зло прошипела я.
Полосатая сожительница с невозмутимым видом прошла на кухню.
- Теперь еще и эту вот кормить, - добавила я возмущенным шепотом, боясь, что услышит Антрекот.
- Киски, - восторженно завопила на кухне Эванжелина, - сейчас я вас покормлю!
Да, там, где я бунтую и возмущаюсь, моя подруга радостно принимает жизнь во всех ее проявлениях.
***
Кукурузные торговцы испарились со своей территории у ресторана "Ночное рандеву". Очевидно, мои мудрые советы по части ненавязчивой рекламы стали последней каплей в чаше их невезучести, и кукурузники окончательно обанкротились.
Мы с Эванжелиной прохаживались туда и обратно, ожидая появления Виктора.
- Давай еще раз сходим, посмотрим, как он танцует. Мне понравилось. Очень, - говорила Эванжелина. Она надела просторную фуфайку в матросском стиле и короткие белые шорты с золотыми пуговицами-якорями по бокам, и уже по крайней мере пять проходивших мимо мужчин едва не свалились на раскаленный асфальт, пытаясь как можно дольше удерживать в поле зрения голые коленки и фигурно очерченные лодыжки Эванжелины.
- А что, если он снова улизнет? - размышляла я. - Надо было захватить с собой Андрея.
Появился Виктор и направился к "опелю". Я решительно преградила нервному стриптизеру путь своим худым и слабым телом. То, что этот ненормальный согласился пройти с нами в соседнее с рестораном летнее кафе, - целиком заслуга Эванжелины. Виктор несколько секунд откровенно разглядывал ее милое лицо, круглый, как дынька-колхозница, бюст под тонким трикотажем и загорелые ноги. А потом с высокомерным видом позволил увести себя под полосатые тенты забегаловки.
Мы разместились в удобных креслах из итальянской пластмассы, перед нами возникли вазочки с шоколадным мороженым, и Эванжелина тут же принялась есть - словно мы сюда именно для этого и пришли.
- Ты должен рассказать нам о своих отношениях с Дашей, - с разбегу выпалила я.
Виктор наблюдал за Эванжелиной.
- Я абсолютно ничего вам не должен, - резонно заметил танцор и был прав: старик Карнеги упал бы в обморок, услышав, как я пытаюсь наладить контакт с собеседником, нападая на него с первой же фразы. Но этот красивый самовлюбленный грубиян, который зарабатывал деньги, раздеваясь перед возбужденными посетительницами ресторана, вызывал у меня устойчивое чувство отвращения.
Ни один мой вопрос о Даше не получил ответа.
- Ты, может быть, еще скажешь, что не брал у нее пяти тысяч баксов! заорала я в конце концов, вскакивая с места в приступе ярости.
Виктор тоже вскочил. Эванжелина снизу испуганно смотрела на нас, переводя взгляд с одного на другого.
- Какие доллары, кретинка, ну, ты меня достала! - заорал сексапильный неврастеник.
Он двинулся вперед, схватил меня за плечо и швырнул (ну, это было совсем не трудно - пара килограммов костей и кожи) на соседний столик. Молодым бизнесменам в дорогих летних костюмах не повезло. Кофейный шарик мороженого, плавно преодолев пространство, метко приземлился на шелковый галстук одного из них, а мой локоть сдвинул бокал с коктейлем прямо на светло-зеленые брюки другого. Легкий столик отъехал на два метра. Бизнесмены застыли в отчаянии, представляя собой в этот момент полную трагизма скульптурную группу "Пионеры, пойманные при отпиливании хвоста у нейтронной бомбы, найденной в лесу", но я, слава Богу, ушиблась не сильно.
Но самое непонятное произошло в следующий момент. Эванжелина, нежный утренний цветок, симфония вечной женственности, с возмущенным криком налетела на Виктора. Через две секунды он уже пробовал на вкус горячую пыль раскаленного тротуара. Каратистка сидела на нем верхом и выкручивала танцору руки.
Бизнесмены забыли про испорченные костюмы и молча восторгались мстящей Эванжелиной. Я выждала пять минут (пусть помучается, гад!), а потом предложила подруге оставить жалкого психа и помогла ей подняться, опередив в этом деловых мальчиков. Один из бизнесменов робко протянул Эванжелине визитную карточку и осведомился, не захочет ли она стать его личным тренером по каратэ. Растерзанный, испачканный Виктор, прихрамывая, тихо и удивленно уполз к своему "опелю".
- Ты сильно ударилась? - ощупывала меня Эванжелина. - Ну и козел! Женщину бить! Может, догоним?
- На сегодня ему хватит. Эванжелина, ты меня потрясла! Ты где научилась таким смертельным приемам?
- А в Штатах богатые, как я, только тем и занимаются, что учатся защищаться. Я и стреляю из всего, что стреляет.
Мы оставили восхищенных бизнесменов слизывать мороженое с галстука и брюк и вяло поковыляли к автомобильной трассе ловить частника. Моя "шестерка" сегодня отдыхала, так как теперь из нее пошел не белый, а сизый дым, и Елена, автомобильный специалист, сказала, что, очевидно, износились поршневые кольца (или шатунные вкладыши, или еще какая-то абракадабра) и в цилиндре горит масло.
- Не понимаю, как могла Даша, такая прелестная девочка, дружить с этим типом, - удивлялась Эванжелина по дороге. - Раздевается он, конечно, красиво, но подлец неимоверный. Правда?
Правда. У меня ныло колено, локоть и плечо, как же тут не согласиться?
- Смотри, мы такие грязные и лохматые. - Эванжелина оглядела свои испорченные белые шорты. На коленках у нее теперь краснели ссадины.
Рядом зашуршали протекторы знакомого "опеля", и не успели мы опомниться, как два здоровых типа уже волокли нас в подворотню, в сумрачный проход меж двух старых домов, проход с мерзким запахом железнодорожного туалета и бурыми пятнами плесени на облупленных стенах.
Кажется, нас решили повторно лишить того, с чем мы добровольно расстались в шестнадцать лет. Эванжелина с энергичностью сперматозоида извивалась в крепких руках насильника и пыталась пробить его железобетонный пресс изящными кулаками. Я с ужасом чувствовала, что моя длинная и узкая васильковая юбка предательски скапливается на талии, и вертела головой, чтобы не ощущать гнилого прокуренного дыхания.
Где же это я читала, что один мужчина не может самостоятельно изнасиловать женщину: она в состоянии оказать ему достаточное сопротивление? Подозреваю, это такая же чушь, как и 76 процентов того, что пишем в газетах мы, журналисты.
Брюки Эванжелины превратились в плиссированную юбочку, растянутые доставшимся ей тяжеловесом, но она еще сражалась и даже подбила агрессору левый глаз. Но я... Я уже два раза получила кулаком по симпатичной морде, с изумлением понаблюдала за праздничным салютом искр, брызнувших из глаз, прокусила этому козлу предплечье (он, распалившись, даже не заметил). И когда я поняла, что самое мерзкое все же сейчас произойдет, в темный проход с солнечной улицы влетел Андрей.
В это мгновение он показался мне особенно милым, хотя и недостаточно высоким с его 187 сантиметрами роста. Первым ударом он поместил на стене дома портрет Эванжелининого собеседника. Потом длинным прыжком оказался около моего визави, развернул его к себе и врезал так... О! Как он ему врезал!
Эванжелина активно трудилась над телом своего обидчика, который с тихим стоном сполз по стене, - она в упоении пинала его острым носком туфельки. Андрей еще пару раз зверски ударил моего несостоявшегося партнера...
Раненой птицей закричали на повороте тормоза, и "опель-рекорд" с Виктором за рулем ворвался в наше тихое убежище между двумя домами. Словно разноцветные кружочки конфетти мы разлетелись в стороны, но Андрей совершил цирковой трюк, который много и охотно исполняют полицейские в видеофильмах. Он прыгнул на капот автомобиля и врезался в лобовое стекло. Стекло рухнуло миллиардом белых кубиков. Виктор затормозил, и в следующий момент его многострадальная физиономия, еще со следами упражнений на асфальте, колотилась о руль, направляемая стальной кистью Андрея...
***
- А вдруг ты не сможешь открыть дверь?
Наступило время "Санта-Барбары" - время, когда жены забывают о грязной посуде в раковине, приготовленном фарше и неглаженном белье, оставляют мужей самостоятельно ополаскивать под краном двухмесячных младенцев, напрочь выпадая из графика домашних работ.
- Не думаю, - ответил Андрей.
Мы плавно скользили по вечернему городу. Пульсирующая боль в левой скуле ежесекундно напоминала мне о веселом дневном происшествии. Мы собирались взломать квартиру Даши. Кодом подъездной двери воспользоваться не пришлось, так как она была распахнута настежь. Около крыльца крепкие жилистые мужики в легких рубашках с расстегнутыми до пупа пуговицами, с пятнами пота под мышками и на спине пилили какое-то железо. По фрикативной "г" и направлению диалога было понятно, что они приехали в Москву с Украины на заработки: поднакопить российских рублей, столь презираемых на родине, но уже ставших желанной валютой в некоторых суверенных республиках.
Андрей попросил подождать несколько минут на улице. Убедившись, что мои способности к самозащите предельно ограничены, я уже не рыпалась и вела себя как восточная женщина. Сейчас я бы с радостью надела и паранджу, чтобы скрыть от посторонних глаз фиолетовую физиономию.
- Думаешь, хорошо в этот раз заплатят? - переговаривались мужички, вгрызаясь в железную трубу с энергией бензопилы пятого поколения. - Жена заказов надавала...
- В прошлый раз капитально повезло. Помнишь красавицу из 98-й квартиры - рыжую Брижит Бардо... Она была исключительно щедра...
Я прислушалась. Это была квартира Даши, и "рыжеволосой Брижит" являлась тоже она.
- Господа, стойте, - появился из кустов очкарик с блокнотиком. - Путем некоторых математических действий я пришел к заключению, что, если вы сейчас перейдете в эту часть трубы и подпилите здесь шесть миллиметров перпендикулярно краю, а потом начнете снизу и пройдете здесь еще три миллиметра, как раз получится то, что нам надо.
Мужики кивнули - видно, очкарик был в их компании идейным лидером, безропотно перевернули трубу на другой бок и продолжили работу.
- Да, девочка не скупилась. Но как мы намучились с ее батареями! Это снять, сюда прицепить, тут у нее шкаф, тут еще что-то, через день передумала - все обратно. Женщины непостоянны, но в этом их прелесть.
- Ну, смотря какая внешность. Из кустов снова возник очкарик:
- Хорошо. Но я подсчитал, что если вы сейчас сместитесь на миллиметр влево...
Мужики бурно выдохнули воздух и вытерли пот со лбов.
- Завлаб, ты достал. Сначала определись, чего ты хочешь. Следующий раз оставим дома, будешь сопеть в пробирки и заканчивать докторскую, - сказал один из них. Но они все-таки перевернули трубу и последовали указаниям заведующего лабораторией.
В дверях подъезда показался Андрей и жестом позвал меня. Я прошмыгнула мимо украинских профессоров-тружеников и вступила на порог законспирированной Дарьиной обители.
Это была большая двухкомнатная квартира с просторной прихожей, заставленная гарнитурами из натурального дерева. В спальне стояла огромная кровать под стеганым покрывалом с коллекцией круглых подушек, на полу белела мохнатая шкура. В гостиной сияла люстра, на портьерах переливались диковинные цветы - все говорило о том, что Даша любила комфорт и не чуждалась простых мещанских радостей. Честно говоря, интерьер не позволял заподозрить у хозяина квартиры наличие тонкого вкуса. В замысловатой картине над диваном узнавался знакомый почерк - я безошибочно определила руку Валерия.
- Пива не хочешь? - Андрей оторвал меня от рассматривания трехметрового лепного потолка. - Холодильник битком.
С потолка мое внимание переместилось на обои - матовый кофейно-молочный фон в серебристо-бронзовых мазках - и на дубовый плинтус. Около плинтуса, затаившись в тени велюрового дивана, скромно лежал пейджер. Я нагнулась и взяла в руки эту игрушку, встряхнула прибор, не подававший никаких признаков жизни, и на экране вдруг на долю секунды вспыхнули и тут же погасли цифры - номер телефона.
- Нашла что-нибудь? - за моим плечом снова появился Андрей. Теперь он жевал кусок сухой соленой колбасы. Поразительная наглость - шарить в чужом холодильнике! - О, пейджер! - Андрей забрал у меня из рук Дарьину игрушку. - Итак, мне все ясно. Банкирская дочь втайне от предков содержала данное жилище. Зачем ей это было нужно, наверняка спросишь ты, моя невинная Татьяна, и я, конечно, тебе объясню. Миллионы половозрелых девиц...
- Не выношу людей, которые с умной мордой излагают трюизмы.
- Пардон? - не понял меня образованный детектив.
- Не выношу людей, которые преподносят избитые истины с видом первооткрывателя. Ты меня просвещаешь, как Фросю-трактористку из деревни Нижние Уключины.
- Извини, забыл, что у тебя диплом Сорбонны и девятнадцать иностранных языков. Но выглядишь ты сейчас действительно как Фрося трактористка, попавшая под пьяную руку сначала начальнику колхозного гаража, а потом мужу-механизатору.
Я осторожно прикоснулась к разбитой скуле и надулась. И некому пожалеть! С самого начала у людей складывается несправедливое представление обо мне как о железном прутике - все доверяют свои горести и печали, а я утешаю. А меня пожалеть - претендентов не находится.
- Ну, не хнычь, лапочка, - смягчился все-таки Андрей, - давай уходить. "Санта-Барбара" на исходе, сейчас примчится консьержка и вызовет милицию. Сиреневая ты моя девочка...
Во сне меня жестоко избивали бесчисленные стриптизеры. Я проснулась в холодном поту, скулу дергало, синяки ныли. А на здоровый сон Эванжелины ужасное нападение, которому мы сегодня подверглись, не повлияло. Она мирно сопела на своей подушке, по бокам виднелись пушистые морды Антрекота и его очередной жены. Бессовестный донжуан! Мало того что привел в дом эту полосатую развратную девку, он еще и в кровать ее беспардонно уложил греться около горячей Эванжелины.
Направляясь в ванную, чтобы заморозить скулу, я обнаружила на диване в гостиной загорелое мускулистое тело частного детектива, едва прикрытое простыней. Да что же это такое! Дом превращается в благотворительную ночлежку!
Рука Андрея дернулась во сне, ладонь сжалась в кулак с разбитыми костяшками пальцев. Видно, он и во сне бил, бил, бил наших с Эванжелиной преследователей.
Проглядывая свежие газеты, я нашла в "Аргументах и фактах" рекламное объявление фирмы "Трианэкс". Перечисление товаров сопровождалось крупно выделенным призывом: "Приходите к нам! Цены для бедных!" И это после того, как я три месяца искусно создавала образ предприятия, торгующего только престижной, высококлассной продукцией, по ценам, которые снижены исключительно из-за всепоглощающей любви к покупателю, а не из-за плохого качества товара!
Я набрала номер телефона и через секунду смогла насладиться язвительным, источающим сладкий яд лицемерного сочувствия голосом Потапова.
- Ах, душечка, как это бессовестно! Линию ей поломали, тактику нарушили! "Цены для бедных"! Кто же захочет признать себя бедным, покупая товар за доллары? Но что поделаешь, если ваше высочество так редко заглядывает в наше убогое агентство! Мы, ничтожные дилетанты, стараемся как можем, но куда нам до вас! - издевался Потапов.
"Трианэкс" вкупе с "Фантомом" были моими личными клиентами, и очевидный ляпсус размером в полполосы, да еще в такой читаемой газете, наверняка станет предметом снисходительных усмешек коллег-рекламоведов, взмывших в небеса на крыльях профессионализма.
Интересно, что всего пять лет назад причиной переживаний мог стать заголовок над редакционной передовицей "Углублять перестройку!" с незамеченной корректором предпоследней буквой "д" в глаголе. А теперь я убиваюсь по поводу неуклюжего слогана в рекламном объявлении. Tempora mutantur et nos mutamutur in illis! <Времена меняются, и мы меняемся с ними! (лат.)>.
От мрачных раздумий о неудавшейся жизни меня оторвал Андрей.
- Киска, - сказал он, склонившись зачем-то над радиатором центрального отопления и пристально его изучая, - а ведь эта батарея устроит тебе с началом отопительного сезона персональную Ниагару.
Надо сказать, что Андрей решил взять меня измором. Он продолжал действовать испробованным старинным методом, доказывая свою необходимость в доме. Он сменил замок, устранил зазоры между стеклами и рамами, установил в ванной новый смеситель, починил электроплитку, которая напрочь отказывалась работать после того, как Антрекот доигрался в догонялки со своим хвостом и уронил ее (плитку) на мою ногу.
Андрей упорно не замечал красоты Эванжелины и обращался с ней, как с товарищем по партии, - доверительно-строго, в лучших традициях демократического централизма. Ласковая, воздушная Эванжелина, которая в отличие от меня не умеет сопротивляться моральному насилию уверенных в себе мужчин, беспрекословно и кротко выполняла все его приказы.
- Не хлопай ушами, я тебе говорю, баклажан ты мой спелый, - снова попытался юноша завладеть вниманием престарелого, избитого в подворотне гения рекламного дела, - батареи этой осенью прыснут. Придется менять.
Батареи придется менять... Батареи... Что там говорили украинские гастарбайтеры про Дашкины батареи?
- Дай мне отмычку, - попросила я Андрея.
- Это еще зачем?
- Прошу. Мне надо съездить на Дашину квартиру.
- Я поеду с тобой.
Представив Андрея Дашиным братом и ублажив консьержку упаковкой ежевичного чая, мы снова проникли в квартиру. Я принялась, к удивлению озадаченного сыщика, ползать, извиваясь и виляя бедрами, под батареями.
- Ты обворожительна, малютка, в этой застенчивой позе одурманенного зяблика, - комментировал Андрей мои взбрыкивания над и под центральным отоплением, развалившись в кресле велюрового гарнитура. - Ты даже не представляешь, насколько сейчас соблазнительна. Наверное, я не выдержу и упаду нечаянно сверху. И пусть ковер смещается то вправо, то влево под нашими жаркими телами, слившимися в...
- Помоги!
Я почти нашла то, что искала. Одна из плоских батарей являла собой произведение бутафорского искусства. От нее отходила за шкаф труба, но там и заканчивалась, а сама секция - не очень тяжелая - снималась с крючков, на которых была укреплена. Внешне все смотрелось естественно. Мы сняли батарею. В углублении стены под окном стоял железный мини-сейф.
- Да-а, - изумился Андрей. - И за что мне платят деньги?
С предосторожностями, в пакете мы пронесли сейф мимо любительницы "Санта-Барбары" и ароматизированного чая. Неимоверных усилий стоило избежать расспросов о "пропавшей Дашеньке". Пришлось переключить внимание консьержки на пакет шоколадных бисквитов, конфискованный из огромного Дарьиного "Самсунга".
- ...А если там взрывчатка! - волновалась Эванжелина, когда мы приступили к вскрытию сейфа. Андрей - специалист-взломщик - орудовал щипчиками и пилкой для ногтей. Наконец замок щелкнул и металлическая дверца плавно отворилась.
- А-а! - закричала я, заглянув в ящичек.
Подруга Антрекота, не привыкшая к экстравагантной манере поведения в нашей квартире, взвилась до потолка и с прямоугольными глазами ринулась прочь из комнаты. По законам жанра сейф должен был ломиться от тугих пачек денег - долларов или, на худой конец, рублей. Но, к нашему разочарованию, он был абсолютно пуст!
***
- У меня такое чувство, что все вот-вот должно разрешиться, - сказала я, - давайте пока ничего не говорить родителям про квартиру.
На самом деле у меня не было никакой уверенности в скором завершении этой истории.
- Кстати, Андрей, ты не хотел бы съездить в Тверь и заняться поисками молодого художника?
Картина, увиденная в мастерской Валерия, не давала мне покоя. Зачем понадобилось расписывать прекрасную Дашкину шею красной эмалью? Андрей попытался возмутиться тем, что я воображаю из себя главнокомандующего, но случай с сейфом давал мне на это некоторое право, и поэтому, ворча под нос слова негодования, он подчинился.
- Отвали, - ласково отвечала я ему, как отвечает жена, спалившая бифштекс, голодному мужу, - обслуживай себя сам. Я в отпуске. У меня дела. Не беспокой. Точка. Целую. Таня Максимова.
- Ну погоди, - яростно промычал Потапов, - вернешься, ты ко мне. Я пропущу тебя через электромясорубку и сдам пирожки теткам у метро. Только вряд ли они смогут их выгодно продать-ты ведь и на вкус ужасна.
- О! - задохнулась я от подобного натурализма. Перспектива стать начинкой в сдобном пирожке меня потрясла до глубины души. - Де Сада, что ли, начитался? Ну, прощай. Некогда мне с тобой разговаривать...
В прихожей кто-то заковырялся в замке, дверь отворилась, и вошли Эванжелина и Лена. Интересное сочетание, подумала я. Сказочно прекрасная, богатая похитительница зеленоглазого секс-вундеркинда и скромная, трудолюбивая Золушка. Во взгляде последней читалось твердое намерение не отдавать своего будущего первого мужчину коварной американской соблазнительнице.
- Столкнулись в подъезде, - объяснила Эванжелина, робко сторонясь суровой Елены.
Вряд ли она боялась оказаться побитой, но, видно, совесть ее слегка мучила.
- Таня, посмотрите! - Лена протянула мне листок бумаги. - Я читала "Красное и черное", книгу взяла у Даши, и нашла вот эту записку...
У Дарьи мания складывать любовные послания в художественную литературу. Я развернула бумажку.
"Виктору - 5000 долларов. 13 августа вернет 6000".
Это было написано среди кружочков и завитушек, так, словно Даша машинально черкала ручкой на листке, разговаривая по телефону или думая о чем-то.
- А тринадцатого числа мы последний раз ее видели! - возбужденно заговорила Елена. - Но откуда у нее такие деньги?
Я стояла с видом сосредоточенным и самоуглубленным, и, чтобы полностью сейчас походить на Шерлока Холмса, мне не хватало только трубки.
- Что-то новенькое нашли? - заискивающе поглядывая на Лену, спросила Эванжелина. Она выползла из спальни, где сменила трикотажное платье на просторный халат в африканских мотивах. - Хотите, я поставлю чай? У нас есть... белоснежная идея фирмы "Ферреро" - "Рафаэлло". - Она достала из-за спины золотисто-белую коробку с шариками миндального печенья.
- Давно бы уже поставила, болтушка, - ответила я, недовольная, что меня оторвали от размышлений галактической важности. - Бегом давай.
За столом Эванжелина, не встречая колкостей или язвительных замечаний со стороны молчаливо страдающей соперницы, разболталась. Любая другая женщина, которая извергала бы потоки слов с таким усердием, была бы тут же причислена к категории невыносимых созданий, удобоваримых лишь с солидным резиновым кляпом во рту. Но на Эванжелину это не распространялось. Звуки ее нежного голоса, яркие губы, которые в процессе монолога принимали форму то бантика, то дудочки, то бублика, удивленные глаза - все это действовало как дурман. В конце концов даже Лена перестала хмуриться и улыбнулась.
- Эванжелина! - вдруг заорала я. - Это что же такое творится! На подоконнике лежала книжечка "Убийство Распутина", и на раскрытых страницах высилась горка семечной кожуры. Неаккуратное обращение с книгами моментально превращает меня в разъяренного птеродактиля, которому подпалили хвост.
- А что? Вот у нас в Америке: вырываешь из какого-нибудь сочинения десяток страниц, а потом в пробке на дороге читаешь. Не тащить же с собой целый фолиант! - невинно возразила Эванжелина.
Я едва удержалась, чтобы не надеть ей на голову коробку от "Рафаэлло". Лена отряхнула книгу и прочитала название:
- "Убийство..." Как вы думаете, Дашка еще жива?
Мы помолчали. Потом книговредительница снова открыла рот:
- Ой, там так интересно... Но страшно. Бедного мужика убивали в сорок шесть приемов: и ядом травили, и стреляли в него, и в прорубь кинули, а он все еще был жив! Я сначала читала как детектив, а потом подумала: ведь это он, Пуришкевич, сам и убивал. Убивал человека. И каким бы плохим этот человек ни был, как можно все так хладнокровно описывать? Я бы не смогла описать, как...
Я устрашающе зыркнула на Эванжелину. Еще не хватало, чтобы она начала распространяться о событиях годичной давности. Эванжелина, уловив мой запретительный взгляд, сдавленно замолкла. Елена спросила разрешения взять книгу: ей захотелось прочесть.
- Вы не волнуйтесь, семечки на ней я грызть не буду, - успокоила она, бросив в сторону Эванжелины уничтожающий взгляд.
Это было единственное выражение неприязни за все время визита. Эванжелинка, доедавшая последнее миндальное печенье с грустным видом маленького бегемота, которому служитель зоопарка забыл долить воды в бассейн, конечно же ничего не заметила.
В прихожей снова зазвенел звонок. Я открыла дверь и увидела Антрекота, из-за лохматой спины которого заинтересованно выглядывала полосатая кошечка с ультражелтыми глазами.
- Так, - протянула угрожающе я и осеклась: взгляд Антрекота ясно дал понять - одно слово против его юной наложницы, и я больше никогда не буду просыпаться по утрам, ощущая пяткой щекотание его влажного носа. Он соберет в чемодан банки с сардинами и килькой в томате и покинет этот дом навсегда.
- Вроде бы раньше у вас был только один кот, - заметила Елена, выходя на лестничную Площадку.
- Кот-то один. Но сколько к нему бесплатных приложений. Антрекот порядочный, конечно, не мог не жениться! - зло прошипела я.
Полосатая сожительница с невозмутимым видом прошла на кухню.
- Теперь еще и эту вот кормить, - добавила я возмущенным шепотом, боясь, что услышит Антрекот.
- Киски, - восторженно завопила на кухне Эванжелина, - сейчас я вас покормлю!
Да, там, где я бунтую и возмущаюсь, моя подруга радостно принимает жизнь во всех ее проявлениях.
***
Кукурузные торговцы испарились со своей территории у ресторана "Ночное рандеву". Очевидно, мои мудрые советы по части ненавязчивой рекламы стали последней каплей в чаше их невезучести, и кукурузники окончательно обанкротились.
Мы с Эванжелиной прохаживались туда и обратно, ожидая появления Виктора.
- Давай еще раз сходим, посмотрим, как он танцует. Мне понравилось. Очень, - говорила Эванжелина. Она надела просторную фуфайку в матросском стиле и короткие белые шорты с золотыми пуговицами-якорями по бокам, и уже по крайней мере пять проходивших мимо мужчин едва не свалились на раскаленный асфальт, пытаясь как можно дольше удерживать в поле зрения голые коленки и фигурно очерченные лодыжки Эванжелины.
- А что, если он снова улизнет? - размышляла я. - Надо было захватить с собой Андрея.
Появился Виктор и направился к "опелю". Я решительно преградила нервному стриптизеру путь своим худым и слабым телом. То, что этот ненормальный согласился пройти с нами в соседнее с рестораном летнее кафе, - целиком заслуга Эванжелины. Виктор несколько секунд откровенно разглядывал ее милое лицо, круглый, как дынька-колхозница, бюст под тонким трикотажем и загорелые ноги. А потом с высокомерным видом позволил увести себя под полосатые тенты забегаловки.
Мы разместились в удобных креслах из итальянской пластмассы, перед нами возникли вазочки с шоколадным мороженым, и Эванжелина тут же принялась есть - словно мы сюда именно для этого и пришли.
- Ты должен рассказать нам о своих отношениях с Дашей, - с разбегу выпалила я.
Виктор наблюдал за Эванжелиной.
- Я абсолютно ничего вам не должен, - резонно заметил танцор и был прав: старик Карнеги упал бы в обморок, услышав, как я пытаюсь наладить контакт с собеседником, нападая на него с первой же фразы. Но этот красивый самовлюбленный грубиян, который зарабатывал деньги, раздеваясь перед возбужденными посетительницами ресторана, вызывал у меня устойчивое чувство отвращения.
Ни один мой вопрос о Даше не получил ответа.
- Ты, может быть, еще скажешь, что не брал у нее пяти тысяч баксов! заорала я в конце концов, вскакивая с места в приступе ярости.
Виктор тоже вскочил. Эванжелина снизу испуганно смотрела на нас, переводя взгляд с одного на другого.
- Какие доллары, кретинка, ну, ты меня достала! - заорал сексапильный неврастеник.
Он двинулся вперед, схватил меня за плечо и швырнул (ну, это было совсем не трудно - пара килограммов костей и кожи) на соседний столик. Молодым бизнесменам в дорогих летних костюмах не повезло. Кофейный шарик мороженого, плавно преодолев пространство, метко приземлился на шелковый галстук одного из них, а мой локоть сдвинул бокал с коктейлем прямо на светло-зеленые брюки другого. Легкий столик отъехал на два метра. Бизнесмены застыли в отчаянии, представляя собой в этот момент полную трагизма скульптурную группу "Пионеры, пойманные при отпиливании хвоста у нейтронной бомбы, найденной в лесу", но я, слава Богу, ушиблась не сильно.
Но самое непонятное произошло в следующий момент. Эванжелина, нежный утренний цветок, симфония вечной женственности, с возмущенным криком налетела на Виктора. Через две секунды он уже пробовал на вкус горячую пыль раскаленного тротуара. Каратистка сидела на нем верхом и выкручивала танцору руки.
Бизнесмены забыли про испорченные костюмы и молча восторгались мстящей Эванжелиной. Я выждала пять минут (пусть помучается, гад!), а потом предложила подруге оставить жалкого психа и помогла ей подняться, опередив в этом деловых мальчиков. Один из бизнесменов робко протянул Эванжелине визитную карточку и осведомился, не захочет ли она стать его личным тренером по каратэ. Растерзанный, испачканный Виктор, прихрамывая, тихо и удивленно уполз к своему "опелю".
- Ты сильно ударилась? - ощупывала меня Эванжелина. - Ну и козел! Женщину бить! Может, догоним?
- На сегодня ему хватит. Эванжелина, ты меня потрясла! Ты где научилась таким смертельным приемам?
- А в Штатах богатые, как я, только тем и занимаются, что учатся защищаться. Я и стреляю из всего, что стреляет.
Мы оставили восхищенных бизнесменов слизывать мороженое с галстука и брюк и вяло поковыляли к автомобильной трассе ловить частника. Моя "шестерка" сегодня отдыхала, так как теперь из нее пошел не белый, а сизый дым, и Елена, автомобильный специалист, сказала, что, очевидно, износились поршневые кольца (или шатунные вкладыши, или еще какая-то абракадабра) и в цилиндре горит масло.
- Не понимаю, как могла Даша, такая прелестная девочка, дружить с этим типом, - удивлялась Эванжелина по дороге. - Раздевается он, конечно, красиво, но подлец неимоверный. Правда?
Правда. У меня ныло колено, локоть и плечо, как же тут не согласиться?
- Смотри, мы такие грязные и лохматые. - Эванжелина оглядела свои испорченные белые шорты. На коленках у нее теперь краснели ссадины.
Рядом зашуршали протекторы знакомого "опеля", и не успели мы опомниться, как два здоровых типа уже волокли нас в подворотню, в сумрачный проход меж двух старых домов, проход с мерзким запахом железнодорожного туалета и бурыми пятнами плесени на облупленных стенах.
Кажется, нас решили повторно лишить того, с чем мы добровольно расстались в шестнадцать лет. Эванжелина с энергичностью сперматозоида извивалась в крепких руках насильника и пыталась пробить его железобетонный пресс изящными кулаками. Я с ужасом чувствовала, что моя длинная и узкая васильковая юбка предательски скапливается на талии, и вертела головой, чтобы не ощущать гнилого прокуренного дыхания.
Где же это я читала, что один мужчина не может самостоятельно изнасиловать женщину: она в состоянии оказать ему достаточное сопротивление? Подозреваю, это такая же чушь, как и 76 процентов того, что пишем в газетах мы, журналисты.
Брюки Эванжелины превратились в плиссированную юбочку, растянутые доставшимся ей тяжеловесом, но она еще сражалась и даже подбила агрессору левый глаз. Но я... Я уже два раза получила кулаком по симпатичной морде, с изумлением понаблюдала за праздничным салютом искр, брызнувших из глаз, прокусила этому козлу предплечье (он, распалившись, даже не заметил). И когда я поняла, что самое мерзкое все же сейчас произойдет, в темный проход с солнечной улицы влетел Андрей.
В это мгновение он показался мне особенно милым, хотя и недостаточно высоким с его 187 сантиметрами роста. Первым ударом он поместил на стене дома портрет Эванжелининого собеседника. Потом длинным прыжком оказался около моего визави, развернул его к себе и врезал так... О! Как он ему врезал!
Эванжелина активно трудилась над телом своего обидчика, который с тихим стоном сполз по стене, - она в упоении пинала его острым носком туфельки. Андрей еще пару раз зверски ударил моего несостоявшегося партнера...
Раненой птицей закричали на повороте тормоза, и "опель-рекорд" с Виктором за рулем ворвался в наше тихое убежище между двумя домами. Словно разноцветные кружочки конфетти мы разлетелись в стороны, но Андрей совершил цирковой трюк, который много и охотно исполняют полицейские в видеофильмах. Он прыгнул на капот автомобиля и врезался в лобовое стекло. Стекло рухнуло миллиардом белых кубиков. Виктор затормозил, и в следующий момент его многострадальная физиономия, еще со следами упражнений на асфальте, колотилась о руль, направляемая стальной кистью Андрея...
***
- А вдруг ты не сможешь открыть дверь?
Наступило время "Санта-Барбары" - время, когда жены забывают о грязной посуде в раковине, приготовленном фарше и неглаженном белье, оставляют мужей самостоятельно ополаскивать под краном двухмесячных младенцев, напрочь выпадая из графика домашних работ.
- Не думаю, - ответил Андрей.
Мы плавно скользили по вечернему городу. Пульсирующая боль в левой скуле ежесекундно напоминала мне о веселом дневном происшествии. Мы собирались взломать квартиру Даши. Кодом подъездной двери воспользоваться не пришлось, так как она была распахнута настежь. Около крыльца крепкие жилистые мужики в легких рубашках с расстегнутыми до пупа пуговицами, с пятнами пота под мышками и на спине пилили какое-то железо. По фрикативной "г" и направлению диалога было понятно, что они приехали в Москву с Украины на заработки: поднакопить российских рублей, столь презираемых на родине, но уже ставших желанной валютой в некоторых суверенных республиках.
Андрей попросил подождать несколько минут на улице. Убедившись, что мои способности к самозащите предельно ограничены, я уже не рыпалась и вела себя как восточная женщина. Сейчас я бы с радостью надела и паранджу, чтобы скрыть от посторонних глаз фиолетовую физиономию.
- Думаешь, хорошо в этот раз заплатят? - переговаривались мужички, вгрызаясь в железную трубу с энергией бензопилы пятого поколения. - Жена заказов надавала...
- В прошлый раз капитально повезло. Помнишь красавицу из 98-й квартиры - рыжую Брижит Бардо... Она была исключительно щедра...
Я прислушалась. Это была квартира Даши, и "рыжеволосой Брижит" являлась тоже она.
- Господа, стойте, - появился из кустов очкарик с блокнотиком. - Путем некоторых математических действий я пришел к заключению, что, если вы сейчас перейдете в эту часть трубы и подпилите здесь шесть миллиметров перпендикулярно краю, а потом начнете снизу и пройдете здесь еще три миллиметра, как раз получится то, что нам надо.
Мужики кивнули - видно, очкарик был в их компании идейным лидером, безропотно перевернули трубу на другой бок и продолжили работу.
- Да, девочка не скупилась. Но как мы намучились с ее батареями! Это снять, сюда прицепить, тут у нее шкаф, тут еще что-то, через день передумала - все обратно. Женщины непостоянны, но в этом их прелесть.
- Ну, смотря какая внешность. Из кустов снова возник очкарик:
- Хорошо. Но я подсчитал, что если вы сейчас сместитесь на миллиметр влево...
Мужики бурно выдохнули воздух и вытерли пот со лбов.
- Завлаб, ты достал. Сначала определись, чего ты хочешь. Следующий раз оставим дома, будешь сопеть в пробирки и заканчивать докторскую, - сказал один из них. Но они все-таки перевернули трубу и последовали указаниям заведующего лабораторией.
В дверях подъезда показался Андрей и жестом позвал меня. Я прошмыгнула мимо украинских профессоров-тружеников и вступила на порог законспирированной Дарьиной обители.
Это была большая двухкомнатная квартира с просторной прихожей, заставленная гарнитурами из натурального дерева. В спальне стояла огромная кровать под стеганым покрывалом с коллекцией круглых подушек, на полу белела мохнатая шкура. В гостиной сияла люстра, на портьерах переливались диковинные цветы - все говорило о том, что Даша любила комфорт и не чуждалась простых мещанских радостей. Честно говоря, интерьер не позволял заподозрить у хозяина квартиры наличие тонкого вкуса. В замысловатой картине над диваном узнавался знакомый почерк - я безошибочно определила руку Валерия.
- Пива не хочешь? - Андрей оторвал меня от рассматривания трехметрового лепного потолка. - Холодильник битком.
С потолка мое внимание переместилось на обои - матовый кофейно-молочный фон в серебристо-бронзовых мазках - и на дубовый плинтус. Около плинтуса, затаившись в тени велюрового дивана, скромно лежал пейджер. Я нагнулась и взяла в руки эту игрушку, встряхнула прибор, не подававший никаких признаков жизни, и на экране вдруг на долю секунды вспыхнули и тут же погасли цифры - номер телефона.
- Нашла что-нибудь? - за моим плечом снова появился Андрей. Теперь он жевал кусок сухой соленой колбасы. Поразительная наглость - шарить в чужом холодильнике! - О, пейджер! - Андрей забрал у меня из рук Дарьину игрушку. - Итак, мне все ясно. Банкирская дочь втайне от предков содержала данное жилище. Зачем ей это было нужно, наверняка спросишь ты, моя невинная Татьяна, и я, конечно, тебе объясню. Миллионы половозрелых девиц...
- Не выношу людей, которые с умной мордой излагают трюизмы.
- Пардон? - не понял меня образованный детектив.
- Не выношу людей, которые преподносят избитые истины с видом первооткрывателя. Ты меня просвещаешь, как Фросю-трактористку из деревни Нижние Уключины.
- Извини, забыл, что у тебя диплом Сорбонны и девятнадцать иностранных языков. Но выглядишь ты сейчас действительно как Фрося трактористка, попавшая под пьяную руку сначала начальнику колхозного гаража, а потом мужу-механизатору.
Я осторожно прикоснулась к разбитой скуле и надулась. И некому пожалеть! С самого начала у людей складывается несправедливое представление обо мне как о железном прутике - все доверяют свои горести и печали, а я утешаю. А меня пожалеть - претендентов не находится.
- Ну, не хнычь, лапочка, - смягчился все-таки Андрей, - давай уходить. "Санта-Барбара" на исходе, сейчас примчится консьержка и вызовет милицию. Сиреневая ты моя девочка...
Во сне меня жестоко избивали бесчисленные стриптизеры. Я проснулась в холодном поту, скулу дергало, синяки ныли. А на здоровый сон Эванжелины ужасное нападение, которому мы сегодня подверглись, не повлияло. Она мирно сопела на своей подушке, по бокам виднелись пушистые морды Антрекота и его очередной жены. Бессовестный донжуан! Мало того что привел в дом эту полосатую развратную девку, он еще и в кровать ее беспардонно уложил греться около горячей Эванжелины.
Направляясь в ванную, чтобы заморозить скулу, я обнаружила на диване в гостиной загорелое мускулистое тело частного детектива, едва прикрытое простыней. Да что же это такое! Дом превращается в благотворительную ночлежку!
Рука Андрея дернулась во сне, ладонь сжалась в кулак с разбитыми костяшками пальцев. Видно, он и во сне бил, бил, бил наших с Эванжелиной преследователей.
Проглядывая свежие газеты, я нашла в "Аргументах и фактах" рекламное объявление фирмы "Трианэкс". Перечисление товаров сопровождалось крупно выделенным призывом: "Приходите к нам! Цены для бедных!" И это после того, как я три месяца искусно создавала образ предприятия, торгующего только престижной, высококлассной продукцией, по ценам, которые снижены исключительно из-за всепоглощающей любви к покупателю, а не из-за плохого качества товара!
Я набрала номер телефона и через секунду смогла насладиться язвительным, источающим сладкий яд лицемерного сочувствия голосом Потапова.
- Ах, душечка, как это бессовестно! Линию ей поломали, тактику нарушили! "Цены для бедных"! Кто же захочет признать себя бедным, покупая товар за доллары? Но что поделаешь, если ваше высочество так редко заглядывает в наше убогое агентство! Мы, ничтожные дилетанты, стараемся как можем, но куда нам до вас! - издевался Потапов.
"Трианэкс" вкупе с "Фантомом" были моими личными клиентами, и очевидный ляпсус размером в полполосы, да еще в такой читаемой газете, наверняка станет предметом снисходительных усмешек коллег-рекламоведов, взмывших в небеса на крыльях профессионализма.
Интересно, что всего пять лет назад причиной переживаний мог стать заголовок над редакционной передовицей "Углублять перестройку!" с незамеченной корректором предпоследней буквой "д" в глаголе. А теперь я убиваюсь по поводу неуклюжего слогана в рекламном объявлении. Tempora mutantur et nos mutamutur in illis! <Времена меняются, и мы меняемся с ними! (лат.)>.
От мрачных раздумий о неудавшейся жизни меня оторвал Андрей.
- Киска, - сказал он, склонившись зачем-то над радиатором центрального отопления и пристально его изучая, - а ведь эта батарея устроит тебе с началом отопительного сезона персональную Ниагару.
Надо сказать, что Андрей решил взять меня измором. Он продолжал действовать испробованным старинным методом, доказывая свою необходимость в доме. Он сменил замок, устранил зазоры между стеклами и рамами, установил в ванной новый смеситель, починил электроплитку, которая напрочь отказывалась работать после того, как Антрекот доигрался в догонялки со своим хвостом и уронил ее (плитку) на мою ногу.
Андрей упорно не замечал красоты Эванжелины и обращался с ней, как с товарищем по партии, - доверительно-строго, в лучших традициях демократического централизма. Ласковая, воздушная Эванжелина, которая в отличие от меня не умеет сопротивляться моральному насилию уверенных в себе мужчин, беспрекословно и кротко выполняла все его приказы.
- Не хлопай ушами, я тебе говорю, баклажан ты мой спелый, - снова попытался юноша завладеть вниманием престарелого, избитого в подворотне гения рекламного дела, - батареи этой осенью прыснут. Придется менять.
Батареи придется менять... Батареи... Что там говорили украинские гастарбайтеры про Дашкины батареи?
- Дай мне отмычку, - попросила я Андрея.
- Это еще зачем?
- Прошу. Мне надо съездить на Дашину квартиру.
- Я поеду с тобой.
Представив Андрея Дашиным братом и ублажив консьержку упаковкой ежевичного чая, мы снова проникли в квартиру. Я принялась, к удивлению озадаченного сыщика, ползать, извиваясь и виляя бедрами, под батареями.
- Ты обворожительна, малютка, в этой застенчивой позе одурманенного зяблика, - комментировал Андрей мои взбрыкивания над и под центральным отоплением, развалившись в кресле велюрового гарнитура. - Ты даже не представляешь, насколько сейчас соблазнительна. Наверное, я не выдержу и упаду нечаянно сверху. И пусть ковер смещается то вправо, то влево под нашими жаркими телами, слившимися в...
- Помоги!
Я почти нашла то, что искала. Одна из плоских батарей являла собой произведение бутафорского искусства. От нее отходила за шкаф труба, но там и заканчивалась, а сама секция - не очень тяжелая - снималась с крючков, на которых была укреплена. Внешне все смотрелось естественно. Мы сняли батарею. В углублении стены под окном стоял железный мини-сейф.
- Да-а, - изумился Андрей. - И за что мне платят деньги?
С предосторожностями, в пакете мы пронесли сейф мимо любительницы "Санта-Барбары" и ароматизированного чая. Неимоверных усилий стоило избежать расспросов о "пропавшей Дашеньке". Пришлось переключить внимание консьержки на пакет шоколадных бисквитов, конфискованный из огромного Дарьиного "Самсунга".
- ...А если там взрывчатка! - волновалась Эванжелина, когда мы приступили к вскрытию сейфа. Андрей - специалист-взломщик - орудовал щипчиками и пилкой для ногтей. Наконец замок щелкнул и металлическая дверца плавно отворилась.
- А-а! - закричала я, заглянув в ящичек.
Подруга Антрекота, не привыкшая к экстравагантной манере поведения в нашей квартире, взвилась до потолка и с прямоугольными глазами ринулась прочь из комнаты. По законам жанра сейф должен был ломиться от тугих пачек денег - долларов или, на худой конец, рублей. Но, к нашему разочарованию, он был абсолютно пуст!
***
- У меня такое чувство, что все вот-вот должно разрешиться, - сказала я, - давайте пока ничего не говорить родителям про квартиру.
На самом деле у меня не было никакой уверенности в скором завершении этой истории.
- Кстати, Андрей, ты не хотел бы съездить в Тверь и заняться поисками молодого художника?
Картина, увиденная в мастерской Валерия, не давала мне покоя. Зачем понадобилось расписывать прекрасную Дашкину шею красной эмалью? Андрей попытался возмутиться тем, что я воображаю из себя главнокомандующего, но случай с сейфом давал мне на это некоторое право, и поэтому, ворча под нос слова негодования, он подчинился.