Я вставила ключ в замочную скважину и в этот же момент остро ощутила, как мне не хватает бестолковой, ослепительной Эванжелины. Не виделись целый месяц, а до этого не расставались, можно сказать, почти всю жизнь. Очень кстати было бы сейчас получить от нее вызов - укрылась бы в Штатах от преследователей. Хотя вызов в Америку с оплаченным билетом - всегда кстати.
   На втором обороте ключ повернулся сам собой, дверь резко распахнулась, по инерции я влетела в квартиру и попала прямиком на роскошную грудь Эванжелины!!!
   ***
   Нежданная моя, она тут же воспользовалась моим состоянием - а у меня случился двусторонний инсульт - и стала мять меня в объятиях и окроплять светлыми слезами радости. В следующий момент из комнаты вылетела Катерина и с победоносным кличем повисла на моем плече.
   - Ты прямо как чувствовала, - вопила Эванжелина в экстазе, - мы прилетели сюрпризом! Только что из аэропорта! Тебя не узнать! Два чемодана подарков! Обратно полетим все вместе! На свадьбу! Как мы без тебя скучали! Как удачно ты появилась!
   Моя обычная подвижность меня оставила. Я стояла тупо и бесстрастно, как придорожный километровый столбик. Я отказывалась понимать, что легкомысленная Эванжелина не только сама приперлась в Москву, где за ней числился труп Дроздовцева, но и притащила за собой ребенка. И это в самый неподходящий момент, когда начались открытые боевые действия!
   - Да что с тобой, Тань? Ты что, не рада?
   Я отправила удивленную моим поведением Катю в спальню, а Эванжелину увлекла на кухню, где яростно на нее зашипела:
   - Какого черта ты сюда приехала? Эванжелина чуть не упала:
   - Но ведь... Но ты же сказала, что дело закрыли...
   Господи, дай мне терпения не убить ее на месте. Я выложила и про фотографии, и про то, как меня похитили, и про угрозу засадить Эванжелину в тюрьму...
   Услышав такие печальные новости, Эванжелина обратилась во второй километровый столбик, и теперь нас в комплекте можно было бы выставлять на обочине автомагистрали. Она хлопала глазами, и из них вот-вот должны были снова хлынуть слезы, но уже не радости, а слезы ужаса.
   - Постой, не реви! Ну, прости, это я виновата во всем! Но мы выкрутимся! Да не плачь же...
   Я бросилась к телефону. Сергей, как ни странно, оказался дома. Я в самом начале пресекла заявления об аморальности моего поведения и попросила сейчас же приехать к Эванжелине и при этом не привести за собой хвост.
   - Дело уже в такой стадии? Сейчас приеду. Марину с собой брать? Она здесь, рядом.
   ***
   - Бери.
   Марина с ее тяжелым кошельком и связями могла быть нам сейчас полезна.
   Через полчаса на Эванжелининой кухне заседал комитет по чрезвычайному положению. Я не дала Сергею порасспрашивать Эванжелину об Америке и почему она так скоро вернулась, а Эванжелине - узнать у Марины о том, кто теперь массирует ей кожу под глазами и накладывает отбеливающие маски. На эту ерунду времени не было.
   Я была основным докладчиком. Пришлось, конечно, по ходу выступления корректировать правду в целях ее максимальной приемлемости для слушателей. Вся правда их поразила бы, особенно Катю и Марину.
   Я сообщила собравшимся, что являюсь обладательницей дискеты, на которой полный перечень фамилий и координат лиц, причастных к мафиозной структуре, возглавляемой в свое время Олегом Дроздовцевым. Организация в данный момент вполне дееспособна, живет и действует и желает отобрать у меня заветную дискету. А я, по причине свойственной мне вредности, ее не отдаю. Вчера меня похитили и угрожали расправиться со всеми близкими мне людьми, но, улучив момент, я, мужественная и ловкая, убежала через окно. И теперь мы должны продумать систему самообороны.
   - Значит, надо отправить Эванжелину с Катей обратно в Америку. А мы с тобой уж как-нибудь спасемся, - сказал Сергей.
   - Но у меня обратные билеты на всех четверых, - воскликнула Эванжелина, - на шестнадцатое октября! Мы специально приехали, чтобы забрать вас на свадьбу!
   - Эванжелина, а почему вы не послали билеты почтой или не передали с кем-нибудь? - спросила Марина.
   - Но ведь нетрудно приехать! Подарки привезли, я думала, все обрадуются...
   Вот она, Эванжелина. Женщина-праздник. А последствия устраиваемых ею праздников ликвидировать приходится мне.
   - Но я никак не могу ехать, - категорично заявил Серж. - Свадьба - это прекрасно и ответственно, мы, например, еще до этого не дозрели, но до начала ноября я из Москвы - никуда. Предлагаю: Эванжелина и Катя улетают ближайшим рейсом, на котором окажутся свободные места, ты улетаешь сразу, как оформишь визу, а я потом к вам подтянусь. Билет не пропадет.
   - Я тоже сейчас никуда не поеду, - подала голос и я. - Я не считаю бегство из страны универсальным способом решения проблем.
   Вот типичный пример женской непоследовательности. Ведь всего час назад я мечтала о вызове в Америку.
   - Ты что, собралась вести партизанскую войну? Да тебя же в порошок сотрут, - возмутилась Марина. - Вам мало гранаты? Или тебе, может быть, понравилось висеть за окном третьего этажа? Быстро оформляйте визы и удирайте отсюда. Я возьму к себе Антрекота. И дискету им отдай, пусть подавятся.
   О, а про Антрекота я забыла. Нет, ну тогда я вообще никуда не поеду.
   - Ребята, я не могу так все оставить. И не хочу прятаться в Америке. Почему я не могу жить в своем городе, в своей квартире, возле своего кота только потому, что кучка наглых бандитов вообразила себя хозяевами жизни? Не сдвинусь с места. Я тоже достану гранату и стану опасной. И дискету им не отдам. Фигушки.
   Не могу сказать, что агрессивность - отличительная черта моего характера. Но если шлюзы открываются, то я выхожу из-под контроля и становлюсь даже свирепой.
   - Нет, ты или дура, или изображаешь из себя борца за справедливость! закричала Марина. - Ты же их не знаешь! Для начала они при тебе отрежут Антрекоту уши - и это будет только начало!
   Я содрогнулась, но упрямо пробубнила:
   - Не поеду.
   Ну почему я должна пулей носиться по континентам в угоду этим хамам? Если на этом материке я порчу им самочувствие, путь сами убираются хоть в Антарктиду.
   - Все, прекращаем дебаты. - Сергей хлопнул ладонями по столу и встал. - Эванжелина, поехали менять билеты. Татьяна остается. В конце концов, я тоже могу о ней позаботиться. Окна заложим мешками с песком, пару гранатометов, два "Калашникова" - и они нас живыми не возьмут.
   - Вы оба ненормальные, - сказала Марина.
   - Ну, если жизнь подкидывает такое приключение, - зачем отказываться?
   - Международные кассы до пяти. Вы уже не успеете, - объявила Катя. Придется идти завтра утром. Тань, а подарочки будешь смотреть?
   Мы с Сергеем переночевали у Эванжелины. У Марины в кассах работала знакомая, и на следующее утро, в субботу, она заехала к нам. В последний момент Эванжелина вспомнила, что "в вашей дурацкой стране" (ренегатка!) могут потребовать предъявить на авиабилет ребенка, и Катю они забрали с собой. Сергей уехал кормить Антрекота, а я осталась одна.
   Рассматривая подарки, привезенные Эванжелиной, я мысленно подводила итог прожитой неделе. В понедельник был взрыв на кухне, в среду - погром в квартире и исчезновение фотографий, в четверг - моя кратковременная изоляция от общества, в пятницу - головокружительный спуск с третьего этажа (вспоминая об этом, я не могла удержаться от самодовольной улыбки - так провести двух огромных, натренированных и вроде не совсем тупых головорезов!) и внезапный приезд Эванжелины. Если нам удастся отправить ее с Катей ближайшим рейсом обратно в Америку, можно считать, что первый раунд у мафии я выиграла: не буду больше мусолить эту злосчастную дискету, а отнесу ее Алексею Степанычу - пусть сам разбирается. А когда всех посадят чья фамилия встретится в списке, - то можно с сознанием исполненного долга ехать в Америку, развлекаться и тратить чужие денежки (Дэниэловы). Если у него еще что-то осталось на банковском счете. Подозреваю, что Эванжелина этот месяц трудилась как пчелка. Только на привезенные мне подарки можно было бы безбедно существовать два года - она скупила пол-Калифорнии: представляю, как она оторвалась в отношении собственной персоны! Очевидно, Дэниэлу пришлось строить новый подземный гараж для автомобилей, купленных Эванжелиной, а для хранения ее платьев, туфель и шуб, наверное, потребовался целый авиационный ангар.
   Я представила, как Эванжелина и Марина сейчас идут к авиакассам. Женщины-прохожие подтягиваются, должно быть, к тротуару со стульями, полагая, что начался бесплатный показ мод, а что творится с мужчинами - и думать страшно. Эванжелина надела сегодня мини. Я сначала пыталась побухтеть, что, мол, не время привлекать к себе пристальное внимание общественности, но поймала себя на нелогичности рассуждений: ведь Эванжелина даже в форменном халате и со шваброй в руках будет смотреться провокационно и провоцировать мужчин на необдуманные поступки. Не смогла я удержаться и от того, чтобы не отметить удовлетворенно, как поблекла Марина на фоне моей рецидивистки. Все познается в сравнении: целый месяц Марина олицетворяла собой идеал женской красоты, но вот вернулась Эванжелинка и расставила вещи по своим местам.
   Вскоре предмет моих неотступных размышлений возник на пороге с пакетом, из которого торчало три румяных французских батона.
   - Билеты поменяли, - отчиталась Эванжелина. - Самолет тридцатого сентября в четыре ноль-пять утра. Ближе не получилось. Тань, а может быть, все не так страшно, как тебе показалось?
   - Да, а на верхушке десятиметровой рекламы я, как танк на заборе, болталась исключительно ради собственного удовольствия? А граната? А то, что квартиру вверх дном перевернули? Кстати, где Катя?
   - У подъезда с подружкой болтает. А Марина куда-то поехала по своим делам. Знаешь, мне так стыдно - она нам помогает, а я ведь ее мужа прикончила.
   - Не переживай. Я думаю, она тебе еще и спасибо сказала бы, если б узнала.
   - Не может быть, - выдохнула Эванжелина. - Он вроде так ее любил. Когда он ко мне в косметологию за ней заезжал, он...
   Эванжелина не успела обрисовать Олега Дроздовцева с этой неизвестной мне положительной стороны, так как в дверь кто-то громко и суматошно заколотил. На пороге оказалась пожилая соседка. Фартук у нее съехал набок, а волосы растрепались. Женщина тяжело дышала.
   - Эвочка, - заголосила она, - там какие-то парни Катю схватили и увезли на машине, я бежала за ними до конца двора...
   - Номер, номер запомнили?! - закричала и я страшным голосом.
   Эванжелина взвыла, как милицейская сирена, и рванула вниз. Ах, если бы она еще и бегать могла со скоростью 90 километров в час!
   - Нет, у меня зрение, - уже плакала соседка и утиралась фартуком. Какое несчастье, что же это такое! Среди бела дня...
   Я вцепилась в женщину и стала ее трясти:
   - Ну постарайтесь вспомнить номер! Мы в милицию позвоним!
   - Ой, деточка, у меня зрение, я собаку свою с полутора метров за табуретку принимаю, я бежала за ними до конца двора, машина зеленая такая, импортная, что ли, бежала, бежала, а как из двора выехали - так сразу и исчезли среди других машин.
   Я бросила подслеповатую бегунью и помчалась во двор. Двор вымер. Ну не хочет у нас народ ввязываться не в свое дело. С той стороны двора, где дорога выходила на оживленный проспект, медленно шла Эванжелина. Она даже не плакала. Я осторожно взяла ее за руку и заглянула в лицо:
   - Эванжелина, это те же самые типы. Они ничего Кате не сделают. Мы их найдем и отдадим им дискету. Они вежливые, я знаю...
   Я вспомнила про козла рогатого и похолодела.
   ***
   Мы вдвоем сидели на диване. Эванжелина упорно молчала. По прошествии каждых девяти минут мой голос терял двадцать процентов уверенности. Через час я истощилась окончательно и уже не могла придумывать аргументы, согласно которым мы обладали 99 шансами из 100 благополучно преодолеть обстоятельства.
   Весело и шумно вломился Сергей.
   - Девчонки, - закричал он с порога, - дверь все-таки надо закрывать! Вы даже не представляете, какую операцию я провернул. Через неделю об этом будут писать все газеты. - Увидев наши траурные лица, он замолчал. - Что еще?
   - Катю украли, - простонали мы дуэтом с Эванжелиной и с мольбой уставились на Сергея. Он мужчина, он должен знать, что делать.
   Сергей медленно присел рядом с нами и вдруг яростно врезал кулаком по дивану. Облачко пыли вырвалось на свободу, свидетельствуя о том, что за время отсутствия Эванжелины ее квартиру я посещала нечасто.
   - Блин, - твердо и значительно произнес Сергей. - Значит, очень нужна им твоя дискета. Как это произошло?
   Мы рассказали.
   - Придется все-таки связаться с милицией, - пробормотал Сергей.
   - Нет! - опять синхронно вскрикнули мы с Эванжелиной.
   - Нет, - повторила я. - Они же там все дубы. Надо тихо. Нам позвонят, и мы отнесем им дискету.
   - Хорошо, - согласился Серж. - Поступим так. Эванжелина сидит у телефона и ждет звонка. Мы с тобой и с дискетой едем в тот дом, где тебя держали.
   В машине я получила от отца моего будущего ребенка по первое число. Сергей сказал, что с трудом удерживается от желания прибить меня. Почему подставила всех вокруг?
   Я сидела нахохлившись, как обиженный попугай, которого не пускают летать без ошейника, и пальцем ковыряла пластмассовую дверцу бардачка. Возразить было нечего, Сергей был прав, я подвела всех. А если бы он еще узнал о том, какую свинью я подложила Эванжелине, не уничтожив вовремя ее фотографии, то, наверное, не стал бы сдерживаться и размазал бы меня по лобовому стеклу, как мыльную пенку "Ойл оф юлэй".
   Дискета хранилась в нашей квартире. Достать ее из тайника было нетрудно.
   Дома меня встретил полудикий Антрекот: он начинает дичать через полчаса после нашего отсутствия в квартире. Я взяла его пластмассовую миску - она состояла из двух пластин, вставленных друг в друга. Не знаю, кто автор столь гениальной конструкции, но дискету я спрятала как раз между этими пластинами - она удачно разместилась там, так как антрекотовская плошка, учитывая запросы нашего кота, была сантиметров тридцать в диаметре.
   - Сейчас заедем в одно место, - сказал по дороге Сергей, - а оттуда сразу к твоему дому.
   "Одно место" оказалось страшным грязным двориком, в глубине от проспекта Вернадского. Велев мне ждать, Сергей исчез за обшарпанной дверью подъезда, исписанной из пульверизатора разноцветными надписями. В углу около желтой облупленной стены двухэтажного дома прямо на разбитый асфальт была вывалена куча помоев. Над ней роем кружились мухи, упиваясь сложным ароматом картофельных очистков, гнилых помидоров и черной плесневелой моркови. Ну и местечко!
   Сергей вышел из подъезда с каким-то увесистым пакетом. В машине он открыл бардачок и стал перекладывать в него газовые баллончики.
   - Вообще-то не дело - газ в бардачке возить: растрясет, но мы быстро. Держи, это возьмешь ты. - Он вложил мне в руку свой "рек-майа-ми". - На случай, если они дискету возьмут, а Катьку все же решат не отдавать. А это - мне. - С этими словами он засунул под мышку пистолет Макарова. - Просто и без претензий. Ну, подруга боевая, в путь. Ты у меня девочка крепкая, несмотря на субтильность, если что, можешь и по морде врезать, но лучше все-таки держись в стороне. Будем молить Бога, чтобы они оказались на месте.
   Но "их" на месте не оказалось. Мы подъехали к дому, где я упражнялась в вертикальном спуске, во всех подробностях изучили рекламу "Инкомбанка", тихо прокрались в подъезд. Заветная квартира на третьем этаже была пуста. Не осталось в ней и тахты, на которой я провела беспокойную ночь, и велюрового дивана.
   Сергей прошелся по комнатам, выглянул в "мое" окно, подергал рукой железку, которая послужила мне лестницей, покачал головой и направился к выходу. Я поплелась за ним в тоскливом разочаровании. Куда же эти подлецы увезли Катю? Возвращаясь к Эванжелине, мы надеялись, что она встретит нас известием о звонке похитителей.
   Эванжелина рванулась к нам навстречу, но тут же сникла. Я поняла, что звонка она так и не дождалась. Сергей выставлял на стол непригодившиеся газовые баллончики.
   - Надо ждать. С газом осторожнее. Это не "си-эс", быка свалит. Слушай, а что, если взять с твоей дискеты адреса и проехаться по ним? А, не пойдет. Если они за нами наблюдают, то нельзя с этой проклятой дискетой мельтешить. Будем ждать звонка.
   Часов в десять вечера приехала Марина. Когда мы выложили ей произошедшее, она секунд пятнадцать стояла замерев, видимо осмысливая, а потом из глаз ее покатились слезы. Это сыграло роль детонатора. Мы, несколько часов слонявшиеся по комнате в прострации, убитые и расстроенные, не выдержали. Второй заревела Эванжелина, выйдя из заторможенного состояния. Я первые минуты пыталась их успокоить, но сдалась. Если бы мы ревели в другой момент и по другому поводу, то я наверняка сказала бы, что вот, занимаемся полезным делом, выводим шлаки из организма. Но сейчас мне было не до обычных комментариев. Мы с Эванжелиной были здесь, мокрые и бесполезные, а наше самое дорогое сокровище находилось неизвестно где и неизвестно, что с ней там делали.
   Сергей махнул рукой и плотно закрыл за собой дверь гостиной. Три рыдающие женщины - это и Шварценеггеру не по силам вынести.
   ***
   Ночь субботы, все воскресенье прошли в напряженном ожидании. Мы не ревели только потому, что уже не было сил на слезы. Три вспухшие малиновые физиономии: несмотря ни на что, красивая у Эванжелины, в один момент постаревшая у Марины и страшная и пятнистая у меня.
   Эванжелина каждые три минуты проверяла, работает ли телефон. Марина сидела, уткнувшись лицом в спинку дивана и обхватив себя руками. Сергей уезжал и возвращался все более и более мрачный.
   Настал понедельник, сырой и хмурый, в унисон с нашим состоянием. За окном серело тяжелое небо, но дождя не было. Ветер поднимал опавшие листья, еще живые, и они кружились в воздухе, как прокламации, сброшенные с аэроплана. Температура достигла такой отметки, когда на голове начинают замерзать и жить своей отдельной жизнью уши, стреляя внутрь черепа длинными острыми иглами.
   Мы ждали, поглядывая на часы, в окно, на телефон. Мы уже согласны были звонить в милицию, но чем она могла нам помочь? Взять фотографию Кати и показать ее по телевидению? Посоветовать позвонить в больницы и морги?
   Сегодня ночью в четыре часа Эванжелина с Катей должны были сесть в "боинг" и улететь в свою Калифорнию.
   Часов в десять вечера, совсем отчаявшись, я вспомнила про Тупольского. Он предлагал мне помощь во время нашей последней встречи. Если ВэПэ работал в "Интеркоме", то, возможно, у него на компьютере стоит такая же антивирусная защита, как и у Дроздовцева. Если нам никто не звонит, значит, все-таки придется самим выходить на похитителей. Только бы сообщить им, что мы на все согласны.
   Я набрала номер Вячеслава Петровича. "Только бы не автоответчик", повторяла я про себя, как впервые согрешившая монашка вновь и вновь настойчиво повторяет слова покаяния. Ответила женщина:
   - Вячеслава Петровича нет дома, что ему передать?
   - Мне с ним встретиться надо, - взмолилась я, - прямо сейчас.
   Женщина, видимо, нисколько не удивилась моему пожеланию обязательно встретиться ночью (уже было начало двенадцатого).
   - Приезжайте, - ответила она. - У вас есть адрес?
   Если это была жена, то Петрович выбрал себе прекрасный экземпляр.
   Через сорок минут, оставив дома взволнованную троицу, проехав пол-Москвы, оживленной, яркой, я позвонила в дверь ВэПэ. Дверей было две: первая - железная и вторая - массивная дубовая.
   Мне открыли быстро, не дав как следует потрезвонить. Женщине, с которой я разговаривала по телефону, оказалось лет сорок. Она извинилась за халат, впрочем, шелковый и красивый. Из прихожей (если этот зал можно было так назвать), в коврах и с огромными диванами, на второй этаж вела лестница без перил, с широкими ступеньками из гладкого светлого дерева. Даже в моем взвинченном состоянии я отметила про себя, что Петрович живет на широкую ногу. Надо было в молодости податься на юридический факультет, а не в журналистику, подумала я, опускаясь в глубокое кресло. Где же вы ходите по ночам, Вячеслав Петрович? От нетерпения я вертелась в кресле с энергией молодого мыша, попавшего в мышеловку. Жена Тупольского проявляла ко мне удивительную терпимость. Я представила, как бы к Сержу в час ночи завалила неизвестная девица. Стала бы я ей кофе предлагать, как же.
   В пять минут второго Тупольский наконец соизволил вернуться в лоно семьи. Я слышала, как в прихожей жена тихо говорила ему обо мне. Здороваясь со мной, ВэПэ не выглядел удивленным по поводу того, что я так своеобразно поняла его приглашение "бывать в гостях".
   - Роскошные апартаменты, - сказала я после приветствия. - Вячеслав Петрович, вы просто обязаны мне помочь.
   - Ради вас, Татьяна, что угодно, - улыбнулся Тупольский, не заботясь о том, что жена находилась в зоне отчетливой слышимости. Или это не жена?
   - Лена, - крикнул ВэПэ, - принеси нам в кабинет кофе! И еще что-нибудь. Пойдемте в кабинет.
   Кабинет Тупольского ломился от книг и импортной техники. Автоответчик "Панасоник" (67 операций), компьютер, факс, ксерокс - все говорило о том, что хозяин этих предметов ведет напряженную трудовую жизнь.
   - Я вас слушаю, Татьяна.
   И я начала свой печальный рассказ. О том, что как-то раз проникла в кабинет Дроздовцева и списала у него зашифрованную дискету. О том, как хотела ее распечатать и не смогла. О том, как меня изловили два головореза и как я ловко от них сбежала. И о похищении Кати. И еще о моей надежде, что Тупольский поможет мне выйти на похитителей и обменять Катю.
   - Где у вас дискета? - спросил ВэПэ. Он ни разу не перебил меня во время моего истерически-нервного монолога.
   Я торопливо полезла в карман куртки.
   - Значит, вам так и не удалось ее распечатать или снять с нее копию, повторил он, направляясь к компьютеру.
   Я засеменила следом.
   - Нет, к сожалению, там какой-то страшный новый вирус, все боятся. Ой, осторожнее ради Бога!
   Тупольский усмехнулся и защелкнул дисковод. Постучал клавишами, и на экране появился знакомый мне текст - фамилии, адреса, счета, суммы. Я замерла.
   - Откуда вы знаете шифр?!
   Вообще-то я никогда не дергаю беспричинно лицо, чтобы избежать преждевременных морщин, но тут я вся сморщилась, как поджаренный утюгом капрон, в ожидании какого-то жутко неприятного открытия.
   Тупольский не ответил на мой вопрос.
   - Это действительно та дискета, - произнес он, просматривая страницы на экране. Одновременно его рука потянулась к телефонной трубке.
   Ми-фа-фа-ля-до-ми-фа - проиграли кнопочки "Панасоника" набираемый номер. Я уже все поняла.
   - Дима, отвези девочку домой, - приказал Тупольский в трубку. - Что? Да.
   Я бросилась грудью на стол и схватила Тупольского за руку:
   - Дайте мне с ней поговорить! Пожалуйста!! ВэПэ, как всегда, был великодушен.
   - Катя, - сдерживая вопль, позвала я в трубку, - Катя!!!
   "Панасоник" взмок от моих ладоней. Тупольский пристально наблюдал за мной, но мне уже было плевать на него.
   - Тань, привет, - ответил спокойный голос Кати. Кажется, она там что-то жевала.
   Силы меня оставили, я повисла на краю огромного полированного стола, как сдутый воздушный шарик на тополиной ветке после первомайской демонстрации.
   - Катя, как ты там?
   - Да нормально, - бодро прохрустела Катерина. - Скучно. Какой выкуп за меня потребовали?
   - Катя, они ничего тебе плохого не сделали? - замирая, спросила я.
   - Да нет вроде. Видик смотрю. Я их тут развивала, как могла. Домой охота. Как там мама? Наверное, в панике?
   - Это слишком мягко сказано... Тупольский постучал ногтем по циферблату часов:
   - Они опоздают на самолет.
   Про самолет я совсем забыла. Я наконец-то смогла расстаться с Катей. Современное дитя похищение воспринимает как нечто обыденное.
   - А я, пожалуй, сварю еще кофе, - сказал Тупольский, устав дожидаться, когда я выйду из транса, - ночь, полагаю, будет длинной.
   Я, видно, совсем не разбираюсь в людях. Порядочность и честность воплощались для меня в Тупольском, а он оказался не тем, за кого себя выдавал. Для характеристики его поведения в богатом русском языке существовало несколько емких и энергичных созвучий, но пять курсов высшего образования не позволяли мне произнести их вслух.
   Он вышел, а я метнулась к компьютеру. Конечно же вся информация была уничтожена, дискета радовала своей девственной чистотой. Но я приготовлю Тупольскому сюрприз. Достав диктофон, я настроила его на работу в режиме автоматической паузы (будет записывать, только когда звучит голос) и положила в карман рубашки. Надеюсь, ВэПэ не станет меня обыскивать?
   Ту польский вернулся, везя с собой поднос на колесах, уставленный закуской. Кажется, он не собирался со мной расставаться еще очень долго.
   - Отметим наше знакомство.
   - Да, Вячеслав Петрович, no-настоящему я узнала вас только сегодня.
   - И вам приоткрылась лишь ничтожная часть. Разочарованы?
   - Потрясена.
   Тупольский предложил мне тарталетку со шпротиной и яйцом. Несмотря на то что до этого я почти двое суток на нервной почве ничего не ела, сейчас аппетита не было, хотя на импровизированном столике присутствовали весьма заманчивые деликатесы.
   - Ну, если вам даже бутерброд из моих рук неприятно принять, берите сами.
   - Спасибо, но мне что-то не хочется.
   - Тогда коньяк?
   - Я за рулем.
   Тупольский глянул на меня так, что я подумала: за руль мне сесть больше не придется.