Страница:
Я посоветовал Эплби долго и нудно твердить о нем Хэкеру, пока тому не надоест. Эплби, однако, считает, что это не так легко сделать. Возможно, он прав.(Сэр Хамфри, естественно, не имел возможности ознакомиться с этим отчетом, поскольку государственным служащим такие документы никогда – кроме чрезвычайных обстоятельств – не показывают.
Тогда я предложил ему несколько других вариантов. Например, испытанный прием с профсоюзами: сказать Хэкеру, что они этого не потерпят. Эплби возразил, что профсоюзы с радостью ухватятся за эту идею. Вполне вероятно, но какое это имеет отношение к делу?
Я также порекомендовал ему настроить должным образом жену министра и одновременно позаботиться о том, чтобы план Хэкера не прошел в кабинете. Эплби согласился испробовать все эти варианты. Больше всего меня тревожит, что он сам оказался не в состоянии ничего придумать.
Пожалуй, за ним следует понаблюдать. Не обсудить ли с ПМ вопрос о его досрочной отставке?»
Само собой разумеется, что и Хэкер ничего не знал о содержании беседы в клубе «Атенеум».
Вот в такой обстановке секретности и развивается наша демократия. Только в Уайтхолле вместо слова «секретность» предпочитают говорить «сдержанность», считая это главной доблестью. – Ред.)
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
1 ноября
Сегодня утром сэр Хамфри зашел ко мне, уселся и заявил такое, чего я от него еще не слышал.– Господин министр, я пришел к выводу, что вы правы.
Он бессчетное количество раз имел возможность убедиться в моей правоте, но только сейчас, без малого через год нашей совместной работы, похоже, начинает принимать меня всерьез.
Я сразу насторожился и попросил его пояснить свою мысль. Хотя просить сэра Хамфри пояснить свою мысль нередко означает совершить большую ошибку.
– Господин министр, я целиком и полностью разделяю ваши взгляды и готов приложить все усилия, чтобы претворить их в жизнь. Я положительно против дискриминации женщин и положительно за положительную дискриминацию в их пользу.
Как ни странно, мне удалось выловить суть из этой словесной чепухи.
– Насколько мне известно, – добавил сэр Хамфри, к моему удивлению, – на высшем уровне формируется мнение в пользу такого подхода.
Очевидно, он имел в виду премьер-министра. Добрые вести!
Затем, еще больше удивив меня, он предложил распространить принцип равных возможностей не только на государственную службу, но и на политику. Насколько ему известно, пояснил он, из шестисот пятидесяти членов парламента только двадцать три – женщины. Чуть поколебавшись, я согласился с его доводом о недопустимости такого положения, но добавил, что, увы, с этим ничего уже не поделаешь.
По мнению Хамфри, это соотношение безусловно свидетельствует о дискриминации женщин со стороны политических партий.
– Без сомнения, дискриминация присутствует уже в самом процессе выдвижения кандидатов.
Я инстинктивно встал на защиту политических партий.
– И да, и нет. Видите ли, Хамфри, женщине очень трудно быть членом парламента: долгие, утомительные заседания, дебаты до позднего вечера, постоянные разъезды по стране… Сразу проблемы с домом, с мужем…
– Свинка у детей, – подсказал он.
Я понял: он просто надо мной издевается. И пытается выставить меня женоненавистником. Бред, конечно, о чем я и сказал ему в недвусмысленных выражениях.
После небольшой паузы мы продолжили разговор, но уже о конкретных делах. Я спросил его, с чего мы начнем осуществление нашего плана.
Хамфри заметил, что первым препятствием наверняка станут профсоюзы: они этого не допустят.
«Странно, с чего бы», – подумал я и предложил заранее переговорить с ними.
Сэр Хамфри всполошился.
– Нет, нет, нет, – запротестовал он, – ни в коем случае! Лучше не ворошить это осиное гнездо!
Мне было непонятно почему. Либо мой постоянный заместитель с болезненным предубеждением относится к профсоюзам, либо это просто тактический ход с целью запугать меня. Я подозреваю последнее. (Как видно, Хэкер уже начинал понимать, что к чему. – Ред.)
Как я ни настаивал, Хамфри так и не объяснил толком, почему нельзя напрямую переговорить с профсоюзами, и поспешно сменил тему.
– С вашего позволения, господин министр, подойдем к вопросу реалистически…
Я перебил его.
– Реалистически в том смысле, что наш план надо сразу положить под сукно?
– Что вы, вовсе нет! – оскорбился он. – Но, может, имеет смысл сделать небольшую паузу, чтобы перегруппировать силы… передышку, в ходе которой можно трезво оценить ситуацию, обсудить альтернативные пути, поразмышлять и прийти к зрелым выводам…
Я снова его прервал.
– Иными словами, вы все-таки предлагаете положить наш план под сукно.
Это был уже не вопрос. Я без колебаний разрубил этот гордиев узел. Беру штурвал в свои руки и не сверну с избранного пути, о чем и заявил сэру Хамфри.
– Через четыре года мы доведем норму представительства женщин в государственной службе до двадцати пяти процентов. Через четыре года! И для начала я добьюсь назначения Сары Хэррисон на должность заместителя постоянного заместителя.
Мой постоянный заместитель ужасно расстроился.
– Нет, господин министр! – с отчаянием воскликнул он. – Не делайте этого! Ваше решение ошибочно!
Любопытно слышать это из уст человека, который несколько минут назад начал разговор словами: «Господин министр, я пришел к выводу, что вы правы».
– Меня никто и ничто не заставит изменить решение. Это вопрос принципа, – твердо сказал я и добавил, что в ближайшие дни переговорю со своими коллегами в кабинете. Они наверняка поддержат меня в расчете на голоса женщин.
– Мне показалось, вы настаивали, что это вопрос принципа, а не голосов, господин министр, – язвительно заметил Хамфри.
Умник нашелся! Я разъяснил ему, что имел в виду своих коллег по кабинету. Для меня же это безусловно вопрос принципа.
Очень плодотворная встреча. Вряд ли он сумеет помешать реализации моего гуманного плана.
2 ноября
У меня произошел очень странный разговор с Энни по дороге в партийный центр, куда мы были приглашены на прием.В 17.30 она заехала за мной в министерство. Однако ей пришлось подождать: последнее совещание закончилось позднее обычного, а потом мне, как назло, надо было подписать множество срочных бумаг.
Кстати, процесс подписания документов сам по себе довольно забавен. Бернард раскладывает их в три или четыре ряда во всю длину стола, за которым во время заседаний усаживается по двенадцать человек с каждой стороны. Затем я быстро двигаюсь вдоль стола, на ходу ставя свою подпись. Так получается быстрее. Бернард следом за мной собирает подписанные документы и сдвигает на край стола следующий ряд. Ну, и так далее.
Естественно, я не имею возможности не только внимательно читать, но даже бегло просматривать все бумаги. Поэтому полностью доверяю Бернарду. Правда, иногда мне приходит в голову тревожная мысль: при такой спешке я могу подписать все, что угодно.
Однако лучше не отвлекаться. Пока мы с Бернардом занимались документами, Энни пила кофе в кабинете у Хамфри. Ужасно милый жест с его стороны – проявить заботу о моей жене вместо того, чтобы преспокойно читать газету в шестичасовом поезде на Хейзлмир. Очевидно, Энни ему нравится. К тому же, он наверняка убежден в полезности светских бесед с женой министра.
Но потом, в машине, как я уже отмечал, с Энни происходило что-то неладное. Она держалась холодно, отчужденно и даже не пожелала ответить на мой естественный вопрос, что случилось. Может, она обиделась, что ей пришлось так долго ждать? Да еще в компании с Хамфри, по ее мнению, невыносимо скучным человеком. Что ж, за счастье быть женой преуспевающего политика надо платить!
(Небольшой отрывок из личного дневника сэра Хамфри Эплби проливает свет на истинные причины плохого настроения миссис Хэкер. – Ред.)
«Сегодня в конце рабочего дня имел удовольствие побеседовать с миссис Хэкер в своем кабинете за рюмочкой «шерри». Министра задержали срочные дела. И возникли они отнюдь не случайно. Я заранее позаботился, чтобы совещание продлилось дольше обычного.(Как мы имели возможность убедиться ранее, сэр Арнольд Робинсон и сэр Хамфри Эплби практически не сомневались, что сумеют «провалить» предложение Хэкера в кабинете, если до этого дойдет дело.
Я незаметно перевел разговор на тему о предстоящих изменениях в системе государственной службы. Как и следовало ожидать, этот вопрос ее очень интересовал.
Она тут же спросила меня: «Кстати, а как дела с повышением этой женщины, о которой недавно упоминал Джим?»
Я с нескрываемым восторгом принялся рассказывать ей, что у министра исключительный нюх на таланты, а Сара – настоящий талант, к тому же на редкость мила – просто чаровница!
Затем я выразил искреннее восхищение новым поколением женщин в системе государственной службы, особенно в сравнении со старыми грымзами – нашими ветеранами. В заключение я в целях объективности добавил, что хотя большинство представительниц нового поколения, конечно, далеко не так красивы, как Сара, зато уж в женственности им никак не откажешь. Ни одной.
Энтузиазм миссис Хэкер по поводу повышения Сары Хэррисон таял буквально на глазах. Она заметила, что Хэкер никогда не говорил ей о внешности Сары.
Я понимающе рассмеялся и начал уверять ее, что министр, очевидно, просто не разглядел, хотя поверить в такое было бы, честно говоря, довольно трудно. Я не жалел красок, Сара представала эдакой Элизабет Тейлор Уйатхолла. Ее красота бросается в глаза, ее нельзя не заметить, особенно господину министру, который проводит с нею столько времени… И будет проводить еще больше, когда ее повысят.
У меня сложилось впечатление, что теперь в этом вопросе министр не найдет поддержки у собственной половины».
Что давало им такую уверенность? Неофициальные встречи постоянных заместителей, регулярно проводившиеся в 70-90-х годах по средам у секретаря кабинета, причем – забавная, если не сказать «необычная», деталь – без повестки и без протокола.
Постоянные заместители просто «заглядывали» к секретарю кабинета и заодно обсуждали вопросы, представлявшие взаимный интерес. В результате они были всегда прекрасно информированы о проблемах, которые их министрам предстояло решать на заседании кабинета в четверг, то есть на следующее утро. К тому же у каждого из них оставался в запасе практически целый день, чтобы в зависимости от конкретных потребностей настроить своего министра «за» или «против».
В личном дневнике сэра Хамфри мы нашли подробную запись того, что происходило на очередной встрече постоянных заместителей в интересующую нас среду. – Ред.)
«Я проинформировал своих коллег о намерении Хэкера повысить норму представительства женщин на ответственных постах государственной службы до двадцати пяти процентов, а со временем довести ее до пятидесяти. Короче говоря, равенство.(«Интересный» – еще один ругательный эпитет государственной службы наряду с такими, как «оригинальный» или «дерзновенный». – Ред.)
Мои коллеги сочли предложение Хэкера интересным.
Арнольд с самого начала задал беседе правильный тон, высказав мнение, что стремление относиться к женщинам, как к равным, справедливо и достойно всяческого уважения. «В принципе, мы все должны согласиться с тем, что такие задачи перед собой надо ставить и по мере возможности решать», – заключил он.
Все без возражений согласились, что, в принципе, ставить и решать такие задачи справедливо и достойно всяческого уважения.
Затем Арнольд по очереди опросил некоторых моих коллег на предмет выяснения их возможностей для претворения в жизнь великолепной инициативы Хэкера в своих министерствах.
Билл (сэр Уильям Картер – постоянный заместитель министра иностранных дел и по делам Содружества. – Ред.) сказал, что он, естественно, целиком и полностью согласен с вышеизложенным. По его убеждению, государственная служба должна пойти на некоторую дискриминацию в пользу женщин. Однако вместе с тем он вынужден с сожалением констатировать, что по вполне очевидным причинам для МИДДСа это исключено. Ведь не могут же они посылать женщин-послов, например, в Иран или другие мусульманские страны. Откровенно говоря, большинство стран «третьего мира» отстают от нас в вопросе женского равноправия. А поскольку наши дипломаты получают новые назначения каждые три года и к тому же постоянно общаются с представителями исламских государств здесь, в собственной стране, то вывод не вызывает сомнений: предложение Хэкера для МИДДСа, увы, неприемлемо. Вместе с тем он хотел бы еще раз подчеркнуть, что снимает шляпу перед начинанием, как таковым.
Йен (сэр Йен Симпсон – постоянный заместитель министра внутренних дел. – Ред.) с энтузиазмом высказался в поддержку этого принципа. По его убеждению, мы все только выиграем от «женского прикосновения». Более того, некоторые проблемы женщины вообще решают лучше, чем мужчины. Он в этом не сомневается. Но, к сожалению, для МВД придется сделать исключение: не женщинам же поручать руководить полицией или управлять тюрьмами. Да вряд ли они и сами захотят этого.
Мы все единодушно согласились, что так оно и есть.
По мнению Питера (сэр Питер Уэйнрайт – постоянный заместитель министра обороны. – Ред.), то же самое, увы, относится и к министерству обороны. В самом деле, можно ли себе представить, чтобы женщины командовали генералами и адмиралами? И уж совсем невозможно представить женщину в роли начальника службы безопасности.
«Да, оборона все-таки остается уделом мужчин, – согласился Арнольд.
– Равно как и промышленность, занятость… Обламывать всех этих профсоюзных баронов, прямо скажем, не женское дело».
А Джон (сэр Джон Кендрик – постоянный заместитель министра здравоохранения и социального обеспечения. – Ред.) откровенно порадовал всех, сообщив, что женщины представлены весьма широко в руководстве его министерства. Там работают две из четырех женщин – заместителей постоянных заместителей во всем Уайтхолле.
Ни одна из них, само собой разумеется, не может рассчитывать на должность постоянного заместителя, так как обе являются врачами, ведающими чисто медицинскими вопросами. Вместе с тем женщины составляют восемьдесят процентов технического персонала министерства и работают очень хорошо. Джон также добавил, что, в принципе, поддерживает прекрасную идею выдвижения женщин на самые высокие посты.
Арнольд подвел итог высказанным точкам зрения: в принципе, мы все – безоговорочно! – за равные права для женщин, но при этом считаем необходимым отметить наличие особых условий в ряде отдельных министерств.
Я снова поднял вопрос о нормах представительства и выразил свое несогласие с ними.
Мое возражение встретило немедленную и единодушную поддержку собравшихся. По общему мнению, предложение Хэкера лишено здравого смысла – типичный бред политика.
Я высказал свой главный аргумент: мы должны всегда иметь право выдвигать лучшего человека, невзирая на пол.
Далее я отметил – конечно, выступая с позиций ревностного поборника женского равноправия, – что основная трудность заключается в правильном отборе контингента. Например, замужние женщины с детьми не способны отдавать себя работе без остатка, в то время как незамужние, да еще без детей, редко бывают гармонически развитыми личностями и не обладают достаточным пониманием жизненных проблем.
Все дружно согласились, что наличие семьи – важный фактор и что старой деве трудно стать гармонически развитой личностью.
Резюмируя, я высказал веское сомнение в возможности найти такую гармонически развитую личность – замужнюю женщину с любящим мужем и тремя детьми, которая бы смогла и захотела посвятить буквально все свое время – день и ночь – делам государственной службы.
Наше обсуждение продлилось довольно долго, что безусловно свидетельствует о внимании Арнольда к данному вопросу. В заключение он попросил всех присутствовавших обеспечить негативное отношение министров к предложению Хэкера в кабинете, прибегнув для этого к ссылкам на «особые условия» каждого отдельного ведомства. Вместе с тем он настоятельно попросил нас всех активно ратовать за принцип равных возможностей на любом уровне.
Я только добавил, что, поскольку мой министр видит в привлечении женщин одно из средств достижения большего разнообразия на вершине государственной службы, моим коллегам следует довести до своих министров простую мысль: говоря объективно, более разнообразных людей, чем мы, трудно найти.
Все единодушно согласились, что мы действительно представляем страну в самом широчайшем смысле».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
4 ноября
Сегодня состоялось заседание кабинета, завершившееся для меня весьма неожиданно.Я выдвинул предложение о повышении норм представительства женщин на высших постах государственной службы. Мои коллеги согласились с ним в принципе. Правда, затем все по очереди заявили о его неприемлемости для своих министерств. «В силу особых условий». В конечном итоге меня никто не поддержал.
Что еще более странно: я не ощущаю прежней поддержки со стороны Энни. Не в вопросе о нормах, как таковых, а в вопросе повышения Сары Хэррисон. Честно говоря, такой реакции я от нее не ожидал. Стоит только заговорить о Саре, как она тут же замыкается, уходит в себя. Поворот на 180 градусов. Потрясающе!
И все-таки, особенно учитывая мою неудачу в кабинете, повышение Сары Хэррисон – единственное, чего я реально могу добиться в ближайшее время. Мы с Хамфри договорились побеседовать с ней завтра. Я полон решимости довести дело до победного конца.
5 ноября
Крах идеи равных возможностей! На душе горечь досады против всего этого дела в целом и против женщин в частности. Во всяком случае, против одной из них.Сегодня до встречи с Сарой я сказал сэру Хамфри, что мы обязаны сделать первый шаг, хотя бы один шажок в этом направлении, зажечь искорку… (Читатель уже знает: 5 ноября – день Гая Фокса. – Ред.)
– Даже факел! – отозвался он. Что бы это могло значить?
В кабинет вошла Сара. Я в общих чертах изложил ей суть вопроса. У нас в МАДе имеется вакантная должность заместителя постоянного заместителя министра, на которую мы с сэром Хамфри хотим ее рекомендовать, учитывая ее выдающиеся способности и несмотря даже на то, что она моложе всех остальных работников ее ранга.
Реакция Сары показалась нам несколько странной.
– О! – удивленно воскликнула она. – Просто не знаю, что и сказать. – И весело рассмеялась.
«Что тут смешного?» – подумали мы с Хамфри.
– А ничего и не надо говорить, – сказал я.
– Вполне достаточно простого «спасибо», – добавил сэр Хамфри.
Она по-прежнему мило улыбалась, но слова ее прозвучали для меня, словно взрыв бомбы.
– Нет, то есть… я имею в виду… о боже! Послушайте, все получилось как-то нелепо… я думала… то есть я хотела сказать вам об этом на следующей неделе… я ухожу из государственной службы…
Я чуть не свалился со стула от изумления. Хамфри, судя по его растерянному виду, тоже.
– Что? – с трудом выдавил я.
– Ухожу?… Из государственной службы?… – тупо переспросил Хамфри.
– Да, – подтвердила она. – Так что спасибо вам. Нет-нет, на самом деле спасибо.
Придя в себя, Хамфри поинтересовался, все ли у нее в порядке с детьми, в семье.
Бернард пробормотал что-то насчет свинки.
Я попросил его заткнуться.
Сара сказала, что переходит на работу в коммерческий банк. Одним из директоров.
Она будет зарабатывать больше меня. Возможно, даже больше сэра Хамфри!
Я с немым укором посмотрел на нее.
– Ваше решение для нас страшный удар, Сара. Я хочу… точнее, мы с Хамфри хотим, чтобы вы знали: я веду неравный бой за равные возможности для женщин в Уайтхолле, и вы… в общем, вы могли бы стать моим троянским конем, понимаете?
Она объяснила, чем вызвано ее решение.
– Если говорить откровенно, господин министр, то мне нужна работа, где я не тратила бы бесконечные дни на бессмысленное перекладывание с места на место бумажек, на сообщение не имеющей никакого отношения к делу информации людям, для которых она не представляет никакого интереса. Мне нужна работа, где требуются конкретные результаты, а не процесс сам по себе. Я устала от энергичного ничегонеделания. Мне бы хотелось иметь возможность указать на что-нибудь пальцем и сказать: «Это сделала я!»
Непроизвольная ирония ее слов меня восхитила. Да, кто-кто, а я ее понимаю.
Чего нельзя сказать о сэре Хамфри. С его лица не сходило выражение полного недоумения.
– Мне не понятно… – начал он. Сара улыбнулась.
– Знаю. Потому и ухожу.
Я поспешил заверить ее, что мне-то все понятно, но тем не менее спросил:
– Уж не хотите ли вы сказать, что управлять такой страной, как Британия, – недостаточно важное дело?
– Нет, очень важное. Просто мне пока не встретился человек, который бы действительно занимался этим… А бесконечные интриги?
Я спросил, что она имеет в виду.
– Ну, скажем, вашу идею с троянским конем, – не задумываясь, ответила Сара. – Признайтесь, вас ведь пытались припугнуть: дескать, профсоюзы горой встанут против моего назначения?
Ну и дела! Неужели опять утечка?
– Откуда вам это известно?
Мой естественный вопрос привел ее в восторг. Она даже не пыталась скрыть своего удовольствия.
– Ниоткуда. Просто знаю, как здесь делаются дела.
Мы оба посмотрели на сэра Хамфри, у которого хватило совести чуть-чуть покраснеть.
После небольшой паузы я предпринял еще одну попытку переубедить ее.
– Послушайте, Сара, неужели вы не понимаете, какую битву мне пришлось выдержать ради вашего назначения?
В ее глазах вспыхнул злой огонек. Она вся как бы подобралась, словно тигрица перед прыжком, и я впервые за время нашего знакомства почти физически ощутил ту внутреннюю жесткость, благодаря которой она так многого добилась в жизни. И характер, и чувство собственного достоинства. «Я что-то сказал не так», – мелькнула в голове мысль.
– Вот как? – язвительно спросила она. – Но я ведь не просила вас биться за меня. Мне совсем не хочется быть частью двадцатипятипроцентной нормы. Женщины – не низшие существа и не нуждаются в подачках! Боюсь, вы такой же патерналист и шовинист, как и все остальные. Я ухожу туда, где ко мне будут относиться как к равной, где меня будут ценить не за принадлежность к полу, а за личные качества!
Конечно же, мои слова ее оскорбили. Я вдруг отчетливо понял: моя борьба обречена на поражение.
– Я могу идти? – вежливо спросила Сара.
Задерживать ее не имело смысла, поэтому я, извинившись за свою неловкость – хотя мне до сих пор не ясно, как все это получилось, – отпустил ее.
– Ничего странного, господин министр, – она снова улыбнулась. – И… спасибо. Я знаю, вы оба хотели, как лучше.
– Женщины! – извиняющимся тоном произнес я, когда дверь за ней закрылась.
– Да, господин министр, – в тон мне пробормотал сэр Хамфри и печально покачал головой: «А что я говорил!»
(На этом дело отнюдь не закончилось. Как явствует из недавно опубликованных материалов, Хэкер еще долго боролся за свою двадцатипятипроцентную квоту – по крайней мере, несколько недель. А неделя в политике – срок немалый! Надеемся, вы помните это изречение сэра Гарольда Вильсона?
Изобретательность сэра Хамфри в последующих эпизодах борьбы за «равные возможности», как и следовало ожидать, была непревзойденной. В частности, он предупредил Хэкера, что Управление по вопросам расовых отношений по своим каналам узнало о предполагаемой квоте для женщин и если в государственной службе будет установлена норма представительства женщин, то ее придется вводить и для черных.
Энтузиазм Хэкера заметно поубавился. Расистом он, конечно, не был, но, как политик, отчетливо понимал: если борьба за равные возможности для женщин сулит новые голоса избирателей, то борьба за равные возможности для черных – скорее всего, потерю старых.
Через несколько дней Хэкер вновь поднял вопрос о «группах меньшинств – женщинах, черных, тред-юнионистах и т.п.» (выражение Хэкера).
Сэр Хамфри объяснил ему, что женщины и тред-юнионисты не входят в эту категорию, хотя им также свойственно параноидальное восприятие действительности, отличающее любую группу меньшинства.
В результате Хэкер сам пришел в тому, что предлагал раньше Эплби: приступить к созданию равных возможностей для женщин и черных… при приеме на работу практикантов государственной службы.
Хэкер также согласился с необходимостью создания специального межведомственного комитета для изучения вопроса о повышении эффективности методов отбора практикантов для работы в системе государственной службы. Свои рекомендации комитет должен представить через четыре года. Правда, к тому времени Хэкер, скорее всего, не будет министром. – Ред.)