13 ноября
   По дороге из Кардиффа, где я выступал на конференции муниципальных казначеев и мэров, немного поболтали с Бернардом.
   Он предупредил меня, что следующим шагом Хамфри в «шотландском деле» будет, очевидно, создание межведомственного комитета «для изучения вопроса».
   Готов держать пари: это – очередная уловка загнанного в угол бюрократа. Они всегда так поступают: не имея убедительных аргументов против того, что им не по душе, они создают межведомственные комитеты и заводят дело в тупик. Медленно, но верно. Бернард придерживается того же мнения.
   – Аналогичным образом действуют политики, создавая королевские комиссии, – добавил он.
   Постепенно прихожу к выводу, что этот серьезный молодой человек «далеко пойдет».
   Решил заодно спросить его, в чем кроется истинная причина столь упорного нежелания Хамфри принять мой вариант.
   – Дело в том, – с готовностью объяснил он, – что, как только мы окажемся в Шотландии, вся организация визита перейдет в ведение министра по делам Шотландии.
   По-моему, такой поворот событий должен вполне устраивать сэра Хамфри. Меньше забот. Однако Бернард поспешил разубедить меня. Оказывается, сэр Хамфри Эплби обожает бывать во дворце – при полном параде, во фраке, во всем блеске наград и знаков отличия. А в Шотландии все будет намного проще и скромнее. Меньше приемов и обедов (во всяком случае, для сэра Хамфри). Его, возможно, даже не пригласят на прощальный обед – размеры консульства Буранды в Эдинбурге более чем скромные.
   Лично я никогда не придавал значения такого рода церемониям, а для постоянных заместителей, по словам Бернарда, вся эта парадная мишура ужасно важна. Тогда я полюбопытствовал, много ли наград у сэра Хамфри.
   – Хватает, – ответил Бернард. – В рыцари[22] его посвятили давным-давно. Он – кавалер ордена Бани II степени и, говорят, в ближайшее время получит орден Бани I степени.
   – Откуда вам все это известно? – удивился я, искренне полагая, что дела, связанные с государственными наградами, окутаны непроницаемой завесой таинственности.
   – Из неофициальных источников, – уклончиво ответил Бернард.
   (Вскоре после этой беседы сэр Хамфри Эплби прислал Бернарду Вули проект программы официального визита президента Буранды, на полях которого было написано следующее:
   «Встречался с постоянным заместителем министра иностранных дел по вопросу о проведении официального визита в Шотландию.
   К сожалению, наш министр уже разговаривал об этом с его министром. Вероятно, они старые приятели.
   Похоже, кабинет единодушен в своем решении. Они уже разослали рескрипты о проведении дополнительных выборов в трех неустойчивых округах в день официального визита.
   Говорят, бурандийское консульство – это небольшое бунгало, поэтому на прощальном обеде я, очевидно, присутствовать не смогу. Лично меня это искренне радует.
   Заместитель министра иностранных дел намекнул мне, что в МВД ходят беспокойные слухи. Наш человек в Манговилле ожидает серьезных событий, вплоть до переворота.
   Не исключено, что некая дружественная африканская страна, тяготеющая к Содружеству, вот-вот превратится во враждебную МРС прокубинской ориентации. Если это произойдет, все разрешится наилучшим образом».
   Под фразой «все разрешится наилучшим образом» сэр Хамфри, надо полагать, имел в виду отмену упомянутого официального визита, а не возможность обращения еще одной центрально-африканской страны в коммунистическую веру. – Ред.)
18 ноября
   Последние несколько дней было не до дневника. Субботу с воскресеньем полностью отняли скучнейшие партийные документы. Остальное время – лавина не менее скучной министерской рутины.
   Создается впечатление, что настоящие дела до меня просто не доходят. Не то чтобы мне нечем было заняться, нет. Работы хватает: мой стол забит разными ненужными бумажками, словом – одной ерундой.
   А вчера «пустой» оказалась вообще вся вторая половина дня. Ни одной встречи, ни одного заседания. Бернард даже посоветовал сходить в палату общин, чтобы «быть в курсе ведущихся там дебатов». Более нелепого совета мне еще никто не давал!
   Сегодня после обеда, просматривая окончательный вариант программы предстоящего официального визита, включил телевизор. Лучше бы я этого не делал. В «Новостях» передали сообщение о государственном перевороте в Буранде. По мнению комментатора, переворот марксистского толка. Мировое сообщество, говорилось в сообщении, весьма обеспокоено создавшейся ситуацией в связи с бурандийской нефтью. Новым президентом провозглашен некий Селим Мохаммед, полковник, главнокомандующий вооруженными силами страны. Или, что более вероятно, он сам себя провозгласил таковым. Судьба свергнутого президента пока неизвестна.
   Совершенно потрясенный, я попросил Бернарда немедленно соединить меня с министром иностранных дел.
   – Будем каблировать? – деловито осведомился он.
   – Куда? – спросил я, как дурак.
   Впрочем, затем до меня дошло. Очередное нелепое предложение моего личного секретаря. Какой смысл шифровать телефонный разговор о том, что минуту назад передавали в программе новостей?!
   Бернард наконец-то соединил меня с Мартином.
   Невероятно, но Мартин, оказывается, не имел ни малейшего понятия о перевороте в Буранде.
   – Откуда тебе это известно? – спросил он.
   – Из теленовостей. Неужели ты ничего не знаешь? Кто из нас министр иностранных дел, черт побери?
   – Я, – сказал Мартин, – но у меня не работает телевизор.
   Я не поверил своим ушам.
   – У тебя не работает телевизор? Вы что, не получаете экспресс-информацию?
   – Конечно же, получаем, но она, как правило, приходит позже. Обычно через два-три дня. Я всегда узнаю о международных событиях по телевизору.
   Он что, шутит? Похоже, нет. Сказал ему, что официальный визит должен состояться в любом случае. От этого зависит исход дополнительных выборов в трех избирательных округах. Мартин согласен с этим.
   Прощаясь, попросил его держать меня в курсе дел.
   – Нет уж, это ты меня держи в курсе, – отозвался он. – Телевизор-то работает у тебя.
19 ноября
   С утра первым делом встретился с сэром Хамфри. Он в прекрасном расположении духа, так и сияет.
   – Вы уже наслышаны о печальных новостях, господин министр? – начал он, улыбаясь во весь рот.
   Я молча кивнул.
   – Впрочем, для нас это всего лишь небольшое неудобство, – продолжил он. – Машина, правда, запущена, – он покрутил в воздухе рукой, – но отменить приготовления к визиту в принципе не составит особого труда…
   – Исключено! – твердо сказал я.
   – Но, господин министр, у нас ведь нет выбора…
   – Есть. Я уже переговорил с министром иностранных дел. – Мне показалось, что у Хамфри чуть дернулось левое веко. – Мы возобновляем наше приглашение новому президенту.
   – Новому президенту? – ошеломленно переспросил Хамфри. – Но ведь мы еще даже не признали его правительство!
   Я тоже улыбнулся и тоже покрутил рукой в воздухе.
   – Машина запущена…
   – Но мы понятия не имеем, кто он такой, – не сдавался Хамфри.
   – Некто Мохаммед, – сообщил я.
   – Но… Этого мало! Что он из себя представляет?
   Я заметил – по-моему, довольно остроумно, – что мы не собираемся принимать его в члены «Атенеума»[23]. Нам наплевать на то, что он из себя представляет.
   Сэр Хамфри попытался было надавить на меня.
   – Господин министр, в Буранде хаос, неразбериха. Мы даже не знаем, кто стоит за новым президентом. Советы? Или Мохаммед просто еще один неистовый бурандец. Мы не имеем права подвергать такому риску наше дипломатическое реноме.
   – У правительства нет выбора, – ответил я. Тогда Хамфри избрал другую тактику.
   – Учтите, господин министр, мы не успеем подготовить необходимую документацию!
   На подобную чепуху я вообще не намерен обращать внимание. Подготовка документации – настоящая мания государственного аппарата. Мне вдруг отчетливо представилось, как сэр Хамфри Эплби, лежа на смертном одре в окружении удостоверений, страховых полисов и прочих справок, приподнимает голову и слабеющим голосом возвещает: «Господи, я не могу предстать пред тобой, у меня не готова необходимая документация!»
   Сэр Хамфри не унимался:
   – Дворец категорически настаивает, чтобы Ее Величество была исчерпывающе проинформирована по данному вопросу. А без необходимой документации это не представляется возможным.
   – Ее Величество будет на высоте! – сказал я, вставая. – Она не подведет.
   Какой ход, а? Пусть теперь попробует критиковать Ее Величество!
   Сэр Хамфри, надо отдать ему должное, вышел из затруднительного положения достойно. Он тоже поднялся.
   – Об этом не может быть и речи, – ответил он. – Мы ничего о нем не знаем. Вдруг он дурно воспитан? Вдруг он будет груб с королевой? Он ведь может… позволить себе вольности! – Хамфри изворачивался, как мог. – По протоколу он должен сфотографироваться вместе с Ее Величеством… Что если он окажется еще одним Иди Амином? Последствия могут быть ужасными.
   Должен признаться, последнее замечание Хамфри меня несколько встревожило, но… не настолько, чтобы пожертвовать выборами в трех неустойчивых округах.
   – В силу определенных государственных соображений, – возразил я, – данный визит представляется исключительно важным. Буранда – в перспективе сказочно богатая страна. Она испытывает острую нужду в морском буровом оборудовании, а у нас бездействуют верфи на Клайде. Кроме того, Буранда занимает стратегическое положение в африканской политике нашего правительства.
   – Наше правительство никогда не проводило какой-то особой африканской политики, – заметил сэр Хамфри.
   – Теперь проводит, – отрезал я. – А если за новым президентом стоят марксисты, кто лучше Ее Величества сможет перетянуть его на нашу сторону? Кроме того, народу Шотландии обещано важное мероприятие государственного значения, и мы просто не можем, не имеем права нарушить слово.
   – Не говоря уж о выборах в трех неустойчивых округах… – сухо добавил сэр Хамфри.
   – Которые не имеют к этому ни малейшего отношения, – окончил я, испепелив его взглядом.
   – Конечно же, нет, господин министр, – поспешно согласился мой постоянный заместитель, но я почему-то не уверен в искренности его ответа.
   Зазвонил телефон. Бернард снял трубку. Звонили из МИДДСа, от Мартина.
   Закончив разговор, Бернард сообщил нам, что новый президент Буранды объявил о своем намерении нанести официальный визит в Великобританию. В соответствии с договоренностью своего предшественника.
   Отлично! Значит, МИДДС наконец-то начал получать срочную информацию. Спросил Бернарда, откуда к министру поступило это сообщение. Из Манговилла?
   – Не совсем так, – ответил он. – Его шофер узнал об этом из радионовостей.
   Теперь отменить визит может только премьер-министр… по рекомендации Мартина или моей. А я твердо решил, что визит должен состояться при любых условиях. Еще одно генеральное решение. В конце концов, не так уж мало. Прекрасно!
26 ноября
   Сегодня первый день долгожданного визита. Прибытие президента Мохаммеда транслировалось по телевидению. Мы с Бернардом наблюдали встречу в аэропорту, сидя у меня в кабинете. Должен сознаться, я слегка нервничал: не окажется ли новый президент действительно «чуть диковатым»?
   Вот реактивный лайнер с яркой надписью по борту «БУРАНДАН ЭРУЭЙЗ» мягко приземлился на посадочную полосу. Я был потрясен. Наша «Бритиш эруэйз» вынуждена закладывать свои «конкорды», а крошечное африканское государство имеет собственную авиакомпанию, «джамбо-джеты»[24] и все такое прочее.
   Поинтересовался, сколько самолетов у этой «Бурандан эруэйз».
   – Ни одного, – ответил Бернард.
   – Не морочьте мне голову. Вы что, слепой?
   – Да нет же, господин министр. Самолет принадлежит Фреди Лейкеру. Они зафрахтовали его на прошлой неделе и перекрасили в свои национальные цвета…
   Похоже, большинство «неимущих» стран, то есть МРС, действуют подобным образом. Накануне открытия Генеральной Ассамблеи ООН аэропорт Кеннеди буквально забит фальшивыми флагманами небесного океана.
   – …Известен даже случай, – ухмыльнулся Бернард, – когда одна «семьсотсороксемерка» на протяжении месяца принадлежала по очереди девяти различным «авиакомпаниям». Они называли ее «мамбо-джамбо».
   Тем временем на экране телевизора не происходило ничего особенного, за исключением того, что «мамбо-джамбо» выруливал к центральному зданию аэропорта, а королева, похоже, слегка продрогла. Бернард ознакомил меня с программой дня и объяснил, что до Эдинбурга мне придется добираться ночным экспрессом (билет уже заказан), поскольку из-за вечернего голосования в палате общин я не успею на последний самолет.
   Но вот комментатор особым, чуть приглушенным голосом – как это они умеют на Би-би-си, когда речь заходит об особе королевской крови, – благоговейно объявил, что через несколько секунд мы наконец-то сможем лицезреть президента Селима.
   А из самолета вышел… Чарли. Мой старый дружище Чарли Умтали. Мы учились с ним вместе в ЛЭШе. Никакой не Селим Мохаммед, а Чарли!
   Бернард спросил, не обознался ли я. Глупейший вопрос! Разве можно забыть такого человека, как Чарли Умтали?!
   Я тут же послал за сэром Хамфри, который, узнав, в чем дело, ужасно обрадовался.
   – Слава богу, теперь мы хоть что-то знаем о новом президенте.
   В официальном досье – почти ничего: полковник Селим Мохаммед принял ислам несколько лет назад, его настоящее имя неизвестно, поэтому сведений о его прошлом собрать не удалось. Поразительно! Поразительно, как мало удается МИДДСу! Наверно, они рассчитывали выудить информацию из автомобильного приемника.
   Зато мне не составило большого труда исчерпывающе проинформировать сэра Хамфри и Бернарда о прошлом Чарли. Очень интересный человек. Страстно увлекался политической экономией. Ни в чем не терпит соперничества.
   – Тогда все в порядке, – облегченно вздохнул Бернард.
   – Почему «тогда»? – поинтересовался я.
   – Мне кажется, Бернард хотел сказать, – пришел ему на помощь сэр Хамфри, – что господин президент должен уметь себя вести, раз он учился в английском университете… пусть даже и в ЛЭШе…
   Никак не пойму, намеренно он меня оскорбляет?
   – …Да, кстати, господин министр, – продолжил он. – Вы сказали «интересный», надеюсь, не в политическом смысле?
   – И в политическом тоже. С Чарли нельзя предугадать, как все обернется. Он из тех, кто входит в турникет последним, а выходит из него первым.
   – Нет твердых убеждений? – уточнил сэр Хамфри.
   – Конечно, нет! Чарли по-настоящему предан только одному человеку – самому Чарли.
   – А-а… понятно. Политик.
   Полагаю, это была шутка. Иначе Хамфри никогда бы не позволил себе подобную грубость. Впрочем, иногда он, по-моему, говорит вполне серьезно, хотя и утверждает, что пошутил. На этот раз мне удалось поставить его на место, прибегнув к его же собственной коронной фразе.
   – Очень остроумно, Хамфри, – язвительно произнес я. – К тому же, поскольку Чарли пробудет у нас всего два дня, он вряд ли сможет причинить много вреда.
   Однако сэра Хамфри мое объяснение почему-то не успокоило.
   – Не забудьте, господин министр, – заявил он, – настаивали на его приглашении вы, а не я.
   – Извините, Хамфри, мне еще надо поработать с корреспонденцией, – сказал я, изо всех сил стараясь скрыть внезапное раздражение.
   – С вашего позволения, господин министр, – не унимался он, – я был бы вам крайне признателен, если бы вы прежде ознакомились со справкой по нашей африканской политике. – Он протянул мне увесистое досье.
   – Нет уж, благодарю. Не вижу в этом никакой необходимости, – сказал я.
   – Прекрасно, – обрадовался он. – По-моему, было бы крайне досадно, если бы незначительная путаница в африканской терминологии привела к нарушению и без того шаткого баланса сил между, скажем, ФРОЛИНА и ФРЕТИЛИН, вы согласны? – Понимая, что здесь он меня подловил, Хамфри продолжал развивать успех. – Я имею в виду, что если новый президент больше тяготеет к ЗАПУ, чем к ЗАНУ, то КАРЕКОМ и КОРЕПЕР, возможно, потребуют вовлечения ГРАПО, а это неизбежно возродит старую склоку с ЭКОСОС и ЮНИДО, что, в свою очередь, приведет к новой вспышке противоречий между МБРР и ОЭСР… И как в таком случае прикажете поступать ПЕВ?
   (ФРОЛИНА – французский акроним Фронта национального освобождения Чада; ФРЕТИЛИН – Революционный фронт за независимость Восточного Тимора; ЗАПУ – Союз африканского народа Зимбабве; ЗАНУ – Африканский национальный союз Зимбабве; КАРЕКОМ – Средиземноморский общий рынок; КОРЕПЕР – Комитет постоянных представителей Европейского сообщества; ЭКОСОС – Экономический и Социальный Совет ООН; ЮНИДО – Организация Объединенных Наций по промышленному развитию; МБРР – Международный банк реконструкции и развития; ОЭСР – Организация экономического сотрудничества и развития. ГРАПО вряд ли имеет прямое отношение к теме обсуждения, поскольку это испанский акроним антифашистской революционной группы «Первое октября».
   Не исключено, что сэр Хамфри намеренно пытался запутать своего министра. – Ред.)
   Единственное, что я понял из его шифровки, – это ПЕВ (правительство Ее Величества. – Ред.). Расчет Хамфри был точен. Нарочито небрежным тоном, как бы делая ему одолжение, я сказал, что в таком случае мне, возможно, удастся выкроить время на ознакомление с досье.
   – До встречи в поезде, – откланялся он и гордо удалился.
   Боюсь, этот раунд он выиграл по всем очкам.
   Затем Бернард напомнил мне, что я опаздываю на заседание парламента. Но корреспонденция в корзинке «для входящих», казалось, перешла на самовоспроизводство.
   – Ну а это? – беспомощно развел я руками. – Что мне делать с этим?
   – Господин министр… – сказал он и выразительно стрельнул глазами на корзину «для исходящих».
   Поняв, что иного выхода все равно нет, я поднял всю кипу писем из одной корзины и торжественно переложил ее в другую.
   При этом мною овладело странное чувство – вины и облегчения одновременно.
   Судя по всему, Бернард одобрил мой поступок. Во всяком случае, он понимающе улыбнулся.
   – Верное решение, господин министр… Как говорится, и с плеч долой.
27 ноября
   То, что произошло вчера вечером, иначе, как кошмаром, не назовешь.
   Кризис! Острейший кризис, который необходимо сегодня же разрешить. И во всем виноват я один. Что делать? – ума не приложу. Боже, помоги мне!
   Пишу эти строки в купе ночного экспресса, с ужасом думая о предстоящем.
   Но лучше все по порядку.
   Сразу после голосования в парламенте Рой отвез меня на вокзал Кингз-кросс. Времени оставалось предостаточно. Я, не торопясь, нашел свой вагон, удобно расположился, заказал проводнику чай с бисквитами и уже начал стаскивать брюки, как кто-то нервно забарабанил в дверь.
   – Кто там? – крикнул я.
   – Бернард, – послышался голос Бернарда.
   Я открыл дверь: действительно – Бернард. От волнения он тяжело дышал и непрестанно вытирал пот с лица. Таким я его еще не видел. Собственно, мне вообще никогда не доводилось видеть в подобном состоянии ни одного государственного служащего. Они всегда так удручающе невозмутимы, так безукоризненно выдержанны, что, как ни странно, ты невольно чувствуешь себя намного уверенней, когда они хоть изредка впадают в панику, как самые обыкновенные люди. Но уж если это вдруг случается, они начинают мельтешить хуже безмозглых цыплят.
   Бернард крепко прижимал к груди пачку плотных коричневых конвертов.
   – Входите, Бернард, – пригласил я его в купе, – что у вас там стряслось?
   – Прочтите, пожалуйста, вот это, господин министр, – трагическим тоном произнес он, тыча мне в грудь одним из конвертов.
   Не могу передать вам мое раздражение! Бернард без конца подсовывает мне какие-то бумаги. На сегодня с меня хватит и четырех красных кейсов, рядком выстроившихся на полу.
   Я оттолкнул от себя конверт.
   – И не подумаю.
   – Но вы должны! – Он снова ткнул конвертом мне в грудь. – Дело не терпит отлагательства.
   – Вы всегда так говорите, – заметил я, продолжая стаскивать брюки.
   Тогда Бернард, тревожно понизив голос, сказал, что в конверте – завтрашняя (уже сегодняшняя, о боже!) речь президента Селима, которую передало нам бурандийское посольство.
   Сообщение Бернарда не вызвало у меня ни малейшего интереса. Все они на один манер: счастлив посетить вашу страну, искренне признателен за радушный прием, связи между нашими странами, полезность совместного опыта, взаимовыгодное и плодотворное сотрудничество и тому подобная околесица.
   – Конечно, господин министр, этой белиберды там хватает, – согласился Бернард. – И все же вам необходимо ознакомиться хотя бы с наиболее важными фразами, которые я отметил красным карандашом. (Какая предусмотрительность!) Я уже обошел вагоны и раздал всем копии, – добавил он.
   Обошел вагоны? Раздал копии? Он, наверное, чокнулся, подумал я. Но Бернард объяснил, что этим же поездом, кроме меня и сэра Хамфри, едет ряд высокопоставленных лиц, включая министра иностранных дел, его постоянного заместителя и пресс-секретаря. Кто бы мог подумать?
   Я нехотя открыл конверт, и… меня прошиб холодный пот: эта речь ни в коем случае не должна быть произнесена!
   «…Бурандийцы испытывают чувство особой близости и понимания чаяний кельтских народов в их борьбе за свободу. Нам также пришлось вести нелегкую борьбу за освобождение от оков британского колониализма. Вспомните свое былое величие, вспомните Уильяма Уоллеса, Роберта Брюса, Баннокберн[25] и Каллоден[26]! Народ Буранды призывает шотландцев и ирландцев восстать против британского гнета, сбросить с себя ярмо империализма и присоединиться к братству свободных наций…»
   В это время в купе, постучавшись, вошел сэр Хамфри. Между прочим, в великолепном шелковом халате золотистого цвета, с красным китайским драконом на спине. Вот уж не мог даже представить своего постоянного заместителя в подобном одеянии. Рядом с ним я, наверно, выглядел не очень-то презентабельно в одной рубашке и носках.
   Бернард, извинившись, вышел.
   – Итак, господин министр, – без предисловий начал Хамфри, – похоже, нас застали врасплох.
   Я невольно бросил взгляд на свои голые ноги, а он неумолимо продолжал: ему, мол, неприятно напоминать, что он предупреждал меня, но ведь он предупреждал…
   – Как вы полагаете, нам здорово намылят шею? – перебил я.
   – Не шею, господин министр, – вежливо уточнил он, – скорее наше империалистическое ярмо.
   Я заметил, что сейчас не время для плоских острот. Лично я в сложившейся ситуации не вижу ничего смешного.
   Надо немедленно что-то предпринять. На карту поставлены результаты дополнительных выборов в трех шотландских округах! Не говоря уже о возможных последствиях для Ольстера!
   – Это катастрофа! – прошептал я.
   Сэр Хамфри и не пытался хоть как-то разрядить обстановку.
   – Безусловно, – замогильным тоном подтвердил он. – Катастрофа. Трагедия. Катаклизм. Чудовищное, неотвратимое бедствие! – Он перевел дух и бесцеремонно добавил: – Ваших рук дело.
   – Хамфри, – с упреком сказал я ему, – вам же платят за то, чтобы вы давали мне советы. Так посоветуйте что-нибудь.
   – Собственно говоря, это все равно, что давать советы капитану «Титаника» после того, как он напоролся на айсберг, – заявил сэр Хамфри.
   – Да будет вам, – не сдержался я. – Безвыходных положений не бывает. Что-то ведь можно сделать?
   – Можно спеть «Терпи со мной».
   Раздался стук в дверь, и в купе просунул голову Бернард.
   – С вами хотел бы переговорить господин министр иностранных дел.
   Вошел Мартин.
   – О, господин министр! – Сэр Хамфри был теперь сама учтивость.
   – Да, это я, – подтвердил Мартин. – Читали речь?
   Не успел я ответить, что читал, как меня опередил сэр Хамфри:
   – Да, и моего министра очень беспокоит, что правительству намылят шею… Предположительно, шотландским мылом.
   Глупые шуточки Хамфри начинают меня утомлять. Я спросил Мартина, чем он объясняет демарш Селима Мохаммеда. По его мнению, речь рассчитана на «внутреннее потребление»: президент жаждет показать себя ярым антиколониалистом перед остальными африканцами.
   Бернард снова просунул голову в купе и предложил нам подготовить проект официального заявления в ответ на речь. Прекрасная идея.
   – Я пригласил Билла Причарда, нашего пресс-секретаря, – добавил он.