Страница:
Окружной прокурор Делла Долл была женщиной с выразительными чертами лица и тела. На вид ей никто бы не дал ее тридцати, а то и пятидесяти лет. Деллу побаивались от Капитолия и до бара «Шепелявая швинья» в Омахе, где посетителя, оставившего маленькие чаевые, могли вывалять в кетчупе, утыкать свиными ребрышками и в таком виде протащить по всему городу.
Волосы цвета льна, крашенного хной, и бездонные глаза выдавали в Делле опытного юриста. А то-ченая шея, вдруг переходившая в пышную грудь, ошеломляла не только присяжных, но и самых отпетых преступников. Однажды, когда Делла эффектно отправила на электрический стул очередного убийцу, он в своем последнем слове с надеждой спросил:
– Мисс, а что вы делаете сегодня вечером?
Многие, особенно она сама, давно прочили Деллу в прокуроры штата. Для этого ей нужно было лишь выиграть какой-нибудь скандальный процесс. Поэтому коллеги удивились, узнав, что она будет выступать в суде захолустного городка Нью-Трэш. И не против какого-нибудь рецидивиста, а по делу божьей коровки. В мире стряпчих это объяснили капризом маститой прокурорессы. Никто не догадывался, что предстоящий суд – самый важный в ее жизни.
Волосы цвета льна, крашенного хной, и бездонные глаза выдавали в Делле опытного юриста. А то-ченая шея, вдруг переходившая в пышную грудь, ошеломляла не только присяжных, но и самых отпетых преступников. Однажды, когда Делла эффектно отправила на электрический стул очередного убийцу, он в своем последнем слове с надеждой спросил:
– Мисс, а что вы делаете сегодня вечером?
Многие, особенно она сама, давно прочили Деллу в прокуроры штата. Для этого ей нужно было лишь выиграть какой-нибудь скандальный процесс. Поэтому коллеги удивились, узнав, что она будет выступать в суде захолустного городка Нью-Трэш. И не против какого-нибудь рецидивиста, а по делу божьей коровки. В мире стряпчих это объяснили капризом маститой прокурорессы. Никто не догадывался, что предстоящий суд – самый важный в ее жизни.
Глава вторая. Грег Грог
В Нью-Трэше стоял август. Такого месяца старожилы не могли припомнить вот уже целый год. Грег Грог, как обычно, влил в себя с утра пинту ямайского рома и возился в саду. Он готовил для продажи новую розу «Звезда Нью-Трэша». Вдруг на нее села божья коровка. Он попытался стряхнуть ее, но та не улетала. Грог схватил дробовик, которым обычно отгонял ворон и налоговых инспекторов, и пальнул в наглое насекомое. Роза упала на лапу Азора. Верный пес помчался в полицию.
Через минуту к дому Грога прибыли три патрульные машины. Детективы изъяли остатки рома для следственного эксперимента. Он подтвердил, что насекомое первым напало на Грога. Тот был в ярости и требовал линчевать божью коровку.
Шериф снял с нее отпечатки лапок и установил, что коровку зовут Баг. Он хотел надеть на Бага наручники, но подходящего размера не было. Шериф заточил его в пачку из-под «Мальборо» и предупредил:
– Ты, подонок, можешь хранить молчание. Но знай, скотина: все, о чем ты молчишь, будет истолковано против тебя, ублюдок!
Назавтра самая влиятельная и единственная местная газета «Патриот Нью-Трэша» посвятила этой истории всю первую полосу. «До каких пор жучки-червячки будут безнаказанно глумиться над девственностью наших роз?!» – гневно вопрошал редактор. Он был женат на свояченице Грога и смертельно боялся ее.
Городок гудел. Здесь жили фермеры-неудачники, которые из поколения в поколение сажали на своих полях попкорн. Они верили, что когда-нибудь в Нью-Трэше откроется международный кинофестиваль и они мигом разбогатеют. Пока же единственными потребителями их попкорна были колорадские жуки. Наконец-то фермерам представился случай сорвать на ком-то зло!
После самосуда, учиненного ими в городском муравейнике, встревожился даже Джек Мак-Фингал. На местном болоте он ловил особо свирепых москитов, надевал им крохотные намордники, чтобы они не кусали кого попало, и за большие деньги тайно поставлял богатым мазохистам. Джек гордился тем, что в жилах его летучих питомцев течет кровь лучших семейств Америки. Но когда он обратился к своим клиентам за помощью, те сразу ушли в кусты. Казалось, участь Бага решена. Оставалась последняя надежда: Стив.
Через минуту к дому Грога прибыли три патрульные машины. Детективы изъяли остатки рома для следственного эксперимента. Он подтвердил, что насекомое первым напало на Грога. Тот был в ярости и требовал линчевать божью коровку.
Шериф снял с нее отпечатки лапок и установил, что коровку зовут Баг. Он хотел надеть на Бага наручники, но подходящего размера не было. Шериф заточил его в пачку из-под «Мальборо» и предупредил:
– Ты, подонок, можешь хранить молчание. Но знай, скотина: все, о чем ты молчишь, будет истолковано против тебя, ублюдок!
Назавтра самая влиятельная и единственная местная газета «Патриот Нью-Трэша» посвятила этой истории всю первую полосу. «До каких пор жучки-червячки будут безнаказанно глумиться над девственностью наших роз?!» – гневно вопрошал редактор. Он был женат на свояченице Грога и смертельно боялся ее.
Городок гудел. Здесь жили фермеры-неудачники, которые из поколения в поколение сажали на своих полях попкорн. Они верили, что когда-нибудь в Нью-Трэше откроется международный кинофестиваль и они мигом разбогатеют. Пока же единственными потребителями их попкорна были колорадские жуки. Наконец-то фермерам представился случай сорвать на ком-то зло!
После самосуда, учиненного ими в городском муравейнике, встревожился даже Джек Мак-Фингал. На местном болоте он ловил особо свирепых москитов, надевал им крохотные намордники, чтобы они не кусали кого попало, и за большие деньги тайно поставлял богатым мазохистам. Джек гордился тем, что в жилах его летучих питомцев течет кровь лучших семейств Америки. Но когда он обратился к своим клиентам за помощью, те сразу ушли в кусты. Казалось, участь Бага решена. Оставалась последняя надежда: Стив.
Глава третья. Стив Ж-ж-ж-ж
Он был единственным сыном и наследником четы Бартерс. Они вечно разъезжали по всему миру в поисках наживы. Малыш, предоставленный самому себе, поселился в чулане их огромного особняка вместе с тараканами. Мальчик быстро научился их языку. Из любви к насекомым он сменил фамилию Бартерс на Ж-ж-ж-ж. «Нью-Йорк таймс» посвятила Стиву эссе «Тараканий Маугли». Родители тотчас порвали с ним отношения, посылая лишь жалкую ежемесячную подачку в десять тысяч долларов. Стив тратил их на обувь для неимущих сороконожек.
Однажды на митинге протеста против дискриминации термитов он встретил очаровательную девушку. Она пришла в восторг от насекомых и от Стива. Вскоре девушка согласилась стать миссис Ж-ж-ж-ж и разделить с ним бремя богатства его родителей. Но, увы, этому не суждено было сбыться. Когда священник спросил Стива, согласен ли он взять эту девушку в жены, ее укусил комар. Она инстинктивно прихлопнула его. Содрогнувшись от вида невинной крови на фате, жених бросил обручальное кольцо и бежал.
С тех пор Стив жил отшельником. Ему не было еще и сорока лет, когда его родители внезапно обанкротились. Чтобы не умереть с голоду, Стиву пришлось поступить в Йель. Закончив университет всего за неделю, он получил массу предложений от лучших юридических фирм Америки. Но вместо того чтобы представлять интересы корпораций, загрязнявших окружающую среду своими деньгами, Стив предпочел защищать насекомых. Первым был иск «Дождевые черви против Ассоциации рыбной ловли». Стив красочно описал страдания невинного червячка, варварски насаживаемого на крючок. Присяжные единогласно присудили потерпевшим червям сто миллионов долларов компенсации за моральный ущерб. Доходы фирм, выпускавших крючки, сразу упали. Затем Стив с блеском выиграл процесс в защиту гражданских прав сверчков. Его пытались подкупить, на его стул подкладывали кнопки, в него стреляли жеваной бумагой из трубочки – Стив был как скала.
Но когда жена Бага, стоя на всех своих шестнадцати коленях, стала умолять его взяться за дело ее мужа, он заколебался. Во-первых, Стив знал, что божьи коровки ежегодно поедают в Америке каждую сорок седьмую розу. Во-вторых, девушку, которую он когда-то бросил, звали Делла Долл. Тогда по совету своего психоаналитика она пошла в прокуроры. Нанести ли новый удар по ее самолюбию, раздумывал Стив, или быть прихлопнутым Деллой, как тот комар в церкви?
Его размышления прервал телефонный звонок: «Подсудимый Баг скончался. Диагноз: отравление хлорофосом». Стив немедленно вылетел в Нью-Трэш. По дороге он с болью думал о судьбе маленького храбреца, попавшего под колеса юридической системы США. Стив позвонил в похоронное бюро и заказал мессу бизнес-класса. Его спросили об эпитафии на памятнике. В памяти Ж-ж-ж-ж всплыли чьи-то скорбные строки:
Однажды на митинге протеста против дискриминации термитов он встретил очаровательную девушку. Она пришла в восторг от насекомых и от Стива. Вскоре девушка согласилась стать миссис Ж-ж-ж-ж и разделить с ним бремя богатства его родителей. Но, увы, этому не суждено было сбыться. Когда священник спросил Стива, согласен ли он взять эту девушку в жены, ее укусил комар. Она инстинктивно прихлопнула его. Содрогнувшись от вида невинной крови на фате, жених бросил обручальное кольцо и бежал.
С тех пор Стив жил отшельником. Ему не было еще и сорока лет, когда его родители внезапно обанкротились. Чтобы не умереть с голоду, Стиву пришлось поступить в Йель. Закончив университет всего за неделю, он получил массу предложений от лучших юридических фирм Америки. Но вместо того чтобы представлять интересы корпораций, загрязнявших окружающую среду своими деньгами, Стив предпочел защищать насекомых. Первым был иск «Дождевые черви против Ассоциации рыбной ловли». Стив красочно описал страдания невинного червячка, варварски насаживаемого на крючок. Присяжные единогласно присудили потерпевшим червям сто миллионов долларов компенсации за моральный ущерб. Доходы фирм, выпускавших крючки, сразу упали. Затем Стив с блеском выиграл процесс в защиту гражданских прав сверчков. Его пытались подкупить, на его стул подкладывали кнопки, в него стреляли жеваной бумагой из трубочки – Стив был как скала.
Но когда жена Бага, стоя на всех своих шестнадцати коленях, стала умолять его взяться за дело ее мужа, он заколебался. Во-первых, Стив знал, что божьи коровки ежегодно поедают в Америке каждую сорок седьмую розу. Во-вторых, девушку, которую он когда-то бросил, звали Делла Долл. Тогда по совету своего психоаналитика она пошла в прокуроры. Нанести ли новый удар по ее самолюбию, раздумывал Стив, или быть прихлопнутым Деллой, как тот комар в церкви?
Его размышления прервал телефонный звонок: «Подсудимый Баг скончался. Диагноз: отравление хлорофосом». Стив немедленно вылетел в Нью-Трэш. По дороге он с болью думал о судьбе маленького храбреца, попавшего под колеса юридической системы США. Стив позвонил в похоронное бюро и заказал мессу бизнес-класса. Его спросили об эпитафии на памятнике. В памяти Ж-ж-ж-ж всплыли чьи-то скорбные строки:
Да, Стив защитит доброе имя Бага и покарает его убийц!
…Он ел одну лишь травку,
не трогал и козявку,
не трогал и козявку
и с мухами дружил…
Глава четвертая. «Встать, суд ползет!»
Делла начала свою речь с того, что попросила почтить память Бага секундой молчания. Это произвело впечатление на присяжных. Затем она упомянула зверское уничтожение блох на псе Азоре и другие факты издевательств Грога над насекомыми. Словом, Делла умело использовала все козыри защиты. Когда жюри поверило в ее непредвзятость, она заявила:
– Мистером Грогом двигал страх за свою жизнь!
– По-вашему, он напал на божью коровку в порядке самообороны? – саркастически спросил Стив. Делла кивнула и стала вызывать свидетелей обвинения. Почтенная домохозяйка вспомнила, как майский жук забрался в ухо ее бабушки и вылез лишь после того, как она просунула туда пять центов. Шериф сообщил: в поисках наживы пчелы стали собирать с цветков мака героин и доставлять его наркодилерам. Когда свидетели закончили, Делла распростерла свои красивые руки, словно желая обнять ими всех этих замечательных людей, чтобы вместе с ними вершить справедливость.
– Как видите, насекомые угрожают нам. Чтобы исключить это в будущем, прошу приговорить мистера Бага к смертной казни посмертно! – заключила она под гром аплодисментов. Все телекомпании Америки прервали свои передачи, чтобы сообщить сенсационную новость из Нью-Трэша.
– Был ли кто-нибудь из свидетелей обвинения там в момент выстрела? – уточнил Стив.
– Нет, – сказала Делла, – но акт баллистической экспертизы…
Стив прервал ее:
– Защита просит допросить свидетельницу Гертруду Твигс.
Он осторожно достал из коробочки большую светло-зеленую гусеницу и положил ее на стол. Женщины, сидевшие в первом ряду, завизжали.
– Сегодня свидетель – гусеница, а завтра судьей станет навозный жук! – издевательски крикнула Делла. – Мол, «Встать, суд ползет»?!
Вдруг все услышали взволнованный шепот гусеницы:
– Тварь я дрожащая или право имею?!
– Имеете, Труди, – Стив протянул судье папку. – Вот заключения ведущих гусенологов: мисс Твигс обладает более развитым интеллектом, чем Грег Грог, и может свидетельствовать в суде.
– Я прошу перенести дело на завтра! – со слезами воскликнула Делла.
Сердце Стива сжалось. Он кивнул и вышел, преследуемый репортерами. Они кричали наперебой:
– Правда ли, что эта гусеница – ваша дочь от внебрачной связи с сороконожкой?
– Готовы ли вы защищать честь и достоинство глистов?
Он отмахнулся от журналистов и поехал в отель. Ночью его разбудил звонок.
– Вашей свидетельнице грозит опасность! – сказал незнакомый голос и повесил трубку. Мак-Фингал снял шарф, сквозь который говорил, и бросился прочь от таксофона. Он не заметил, как за ним увязались две тени в масках.
Стив проверил комнату, где под усиленной охраной содержалась гусеница. Там было жарко и как-то странно пахло. Шериф объяснил, что сломался кондиционер, но завтра его непременно починят.
Утром гусеница была какая-то вялая и вся в пуху. Стив хотел было ее побрить, чтобы она произвела благоприятное впечатление на присяжных. Но времени уже не оставалось. Делла сразу же попросила мисс Твигс дать показания. Вся Америка прильнула к телевизорам. Даже президент, который собирался было объявить войну грабительскому режиму Монте-Карло, понял, что шансов быть услышанным у него нет, и решил отложить войну на часок.
Неожиданно гусеница скинула кокон, превратилась в бабочку и улетела. Стив перехватил торжествующий взгляд Деллы. Так вот кто устроил жару и угар!!
Делла уже видела себя губернатором штата, а то и двух. Стиву же сейчас больше всего на свете хотелось очутиться в пыльном чулане, среди верных друзей-тараканов. Но ведь он поклялся спасти насекомых от геноцида!
Стив оглядел заскорузлые лица присяжных. Вряд ли кто-нибудь из них выезжал за пределы городка или читал Плутарха в оригинале. Их мог убедить только какой-то убийственный аргумент. Убийственный…
– Так что же, уничтожим всех насекомых? – тихо начал он. – Но за ними вымрут и птицы, которым нечем будет питаться. Никогда больше вы не попробуете филе дикой утки со стаканом пшеничного виски…
В зале громко сглатывали слюну. Сделав паузу, Стив выхватил пистолет.
– Если вы истребляете насекомых, начните с меня! – закричал он. – Я их духовный собрат!
– Небось патроны холостые… – хмыкнул Грег Грог.
Вместо ответа Стив вскинул пистолет. Пуля разорвала подтяжки Грога. Подхватив падающие штаны, тот бросился к выходу. Переждав смех, Стив положил пистолет на стол:
– Стреляйте! Вас не обвинят в убийстве – вот заявление о том, что я сам попросил это сделать. Считаю до десяти. Раз, два, три…
Затаив дыхание, все смотрели на оружие.
– …девять, десять! – досчитал Стив. – Если вы не в силах прикончить даже жалкого адвоката, как можно казнить божью коровку! Кто за то, чтобы оправдать Бага и осудить Грога?
Присяжные один за другим стали поднимать руки.
– На жюри было оказано давление! Требую отложить голосование до завтра! – закричала Делла.
…Ночью Стива опять разбудил телефонный звонок.
– Берегитесь! – прошептал тот же голос. – На вас готовится поку…
Послышался тяжелый удар. «Тупым предметом по теменной части», – определил Стив и снова заснул. Телефон зазвонил снова. Это была Делла:
– Нам надо срочно поговорить. Жду у себя в номере.
Ловушка? Но даже сейчас, много лет спустя, Стив терял голову от ее голоса. Он наскоро сунул в карман портативный магнитофон, бинокль, фотоаппарат, электрическую зубную щетку, консервы, складную рацию, расписание самолетов, поездов и автобусов и помчался на ночное рандеву.
Делла остановилась в самой шикарной гостинице города «Гранд-Мотель». Она встретила его в дверях. Ее глаза сверкали. Сквозь строгий деловой пеньюар просвечивало роскошное тело. Она обняла Стива. Их губы слились в долгом поцелуе.
– Милый, подари мне обвинительный вердикт! – сквозь поцелуй простонала Делла. – Ради Стеллы! Это наша с тобой дочь. Она собирается замуж. Но если я проиграю это дело, жених бросит ее. Он – владелец фирмы «Антижук». Молю, сделай это для нашей малютки!
Ж-ж-ж-ж отстранился:
– А ты знаешь, сколько малышей осталось у Бага? Двадцать тысяч!
– Ну, Стив, погоди! – вскричала Делла.
Она разодрала свой пеньюар и закричала:
– Помогите, насилуют!
В номер ворвались шериф и десять свидетелей с письменными показаниями. Ж-ж-ж-ж сковали руки и бросили в камеру-одиночку. Его терзало чувство вины и клопы. Они не могли простить ему рокового промаха.
В эту ночь Нью-Трэш не спал. Миллионы светлячков зажгли огромную надпись «Свободу Стиву!». К маршу протеста присоединились мотыльки, кузнечики и даже консервативные жуки-богомолы. Полицейские безжалостно давили демонстрантов, но их место занимали новые и новые. Присяжные с трудом пробрались в суд. Вскоре они вынесли оправдательный вердикт Багу.
Стив хотел было зааплодировать, но на нем по-прежнему были наручники. Когда все разошлись, Делла шепнула шерифу:
– По-моему, обвиняемый Ж-ж-ж-ж пытается совершить побег…
Шериф выхватил револьвер.
– Прощай! – тихо сказал Стив. – Ловко ты придумала сказку о нашей доч…
Грохнул выстрел. Когда дым рассеялся, шериф валялся на полу с простреленной рукой. Над ним стояла девушка со стодвадцатипятизарядным «смит-и-вессоном». У девушки были лучезарные глаза, как у Деллы, и оттопыренные уши, как у Стива.
– Я – Стелла, – сказала она мелодичным голосом.
– Мы вместе будем защищать несчастных насекомых! – растрогался Стив.
– Насекомых?! – воскликнула Стелла. – A микробы? Представь, что ты симпатичный вирус. Тебе хочется тепла и ласки, а тебя мучают гадким эритромицином!
– Потом доспорите, – вмешалась Делла, – обед стынет.
…Пальцы Стива нежно ласкали роскошное тело прокурора. Вдруг они наткнулись на мелкие точечки, покрывавшие ее упругое бедро. Следы от шприца или укусы?
– После той драмы во время венчания я пристрастилась к москитам, – призналась Делла. – Но Мак-Фингал слишком много болтал. Дорогой, ты будешь пить из меня кровь?
– Если мы оговорим это в нашем брачном контракте… – улыбнулся Стив.
– Конечно! – кокетливо расхохоталась Делла.
Он достал из-под подушки контракт и что-то черкнул. Она подписала, не глядя, и они снова слились в страстном поцелуе. Делла даже не почувствовала, как Стив нежно впился в ее горло. Когда она замерла, из соседней комнаты появилась Стелла. Они быстро спрятали в мешок тело Деллы. Стив налил шампанского и протянул девушке:
– Выпьем за нашу удачу и поделим денежки!
Стелла залпом осушила свой бокал и процедила:
– Еще со школы я терпеть не могу деления…
Она подняла пистолет. Но вместо пули из дула вылетела муха.
– Зря ты их невзлюбила, детка, – усмехнулся Стив. – Хотя вирусы, конечно, надежнее. Например, бациллы чумы, которые ты сейчас выпила с шампанским.
Стелла схватилась за горло и прохрипела:
– Мои… любимые… духи…
Стив подал ее сумочку. Цепенеющей рукой она вынула оттуда флакон и брызнула на Стива. Он закричал:
– Это репеллент! Умираю…
За окном стемнело. Светлячки сплелись в надпись: «Happy end». Такой бурной августовской ночи старожилы не могли припомнить вот уже целый год.
– Мистером Грогом двигал страх за свою жизнь!
– По-вашему, он напал на божью коровку в порядке самообороны? – саркастически спросил Стив. Делла кивнула и стала вызывать свидетелей обвинения. Почтенная домохозяйка вспомнила, как майский жук забрался в ухо ее бабушки и вылез лишь после того, как она просунула туда пять центов. Шериф сообщил: в поисках наживы пчелы стали собирать с цветков мака героин и доставлять его наркодилерам. Когда свидетели закончили, Делла распростерла свои красивые руки, словно желая обнять ими всех этих замечательных людей, чтобы вместе с ними вершить справедливость.
– Как видите, насекомые угрожают нам. Чтобы исключить это в будущем, прошу приговорить мистера Бага к смертной казни посмертно! – заключила она под гром аплодисментов. Все телекомпании Америки прервали свои передачи, чтобы сообщить сенсационную новость из Нью-Трэша.
– Был ли кто-нибудь из свидетелей обвинения там в момент выстрела? – уточнил Стив.
– Нет, – сказала Делла, – но акт баллистической экспертизы…
Стив прервал ее:
– Защита просит допросить свидетельницу Гертруду Твигс.
Он осторожно достал из коробочки большую светло-зеленую гусеницу и положил ее на стол. Женщины, сидевшие в первом ряду, завизжали.
– Сегодня свидетель – гусеница, а завтра судьей станет навозный жук! – издевательски крикнула Делла. – Мол, «Встать, суд ползет»?!
Вдруг все услышали взволнованный шепот гусеницы:
– Тварь я дрожащая или право имею?!
– Имеете, Труди, – Стив протянул судье папку. – Вот заключения ведущих гусенологов: мисс Твигс обладает более развитым интеллектом, чем Грег Грог, и может свидетельствовать в суде.
– Я прошу перенести дело на завтра! – со слезами воскликнула Делла.
Сердце Стива сжалось. Он кивнул и вышел, преследуемый репортерами. Они кричали наперебой:
– Правда ли, что эта гусеница – ваша дочь от внебрачной связи с сороконожкой?
– Готовы ли вы защищать честь и достоинство глистов?
Он отмахнулся от журналистов и поехал в отель. Ночью его разбудил звонок.
– Вашей свидетельнице грозит опасность! – сказал незнакомый голос и повесил трубку. Мак-Фингал снял шарф, сквозь который говорил, и бросился прочь от таксофона. Он не заметил, как за ним увязались две тени в масках.
Стив проверил комнату, где под усиленной охраной содержалась гусеница. Там было жарко и как-то странно пахло. Шериф объяснил, что сломался кондиционер, но завтра его непременно починят.
Утром гусеница была какая-то вялая и вся в пуху. Стив хотел было ее побрить, чтобы она произвела благоприятное впечатление на присяжных. Но времени уже не оставалось. Делла сразу же попросила мисс Твигс дать показания. Вся Америка прильнула к телевизорам. Даже президент, который собирался было объявить войну грабительскому режиму Монте-Карло, понял, что шансов быть услышанным у него нет, и решил отложить войну на часок.
Неожиданно гусеница скинула кокон, превратилась в бабочку и улетела. Стив перехватил торжествующий взгляд Деллы. Так вот кто устроил жару и угар!!
Делла уже видела себя губернатором штата, а то и двух. Стиву же сейчас больше всего на свете хотелось очутиться в пыльном чулане, среди верных друзей-тараканов. Но ведь он поклялся спасти насекомых от геноцида!
Стив оглядел заскорузлые лица присяжных. Вряд ли кто-нибудь из них выезжал за пределы городка или читал Плутарха в оригинале. Их мог убедить только какой-то убийственный аргумент. Убийственный…
– Так что же, уничтожим всех насекомых? – тихо начал он. – Но за ними вымрут и птицы, которым нечем будет питаться. Никогда больше вы не попробуете филе дикой утки со стаканом пшеничного виски…
В зале громко сглатывали слюну. Сделав паузу, Стив выхватил пистолет.
– Если вы истребляете насекомых, начните с меня! – закричал он. – Я их духовный собрат!
– Небось патроны холостые… – хмыкнул Грег Грог.
Вместо ответа Стив вскинул пистолет. Пуля разорвала подтяжки Грога. Подхватив падающие штаны, тот бросился к выходу. Переждав смех, Стив положил пистолет на стол:
– Стреляйте! Вас не обвинят в убийстве – вот заявление о том, что я сам попросил это сделать. Считаю до десяти. Раз, два, три…
Затаив дыхание, все смотрели на оружие.
– …девять, десять! – досчитал Стив. – Если вы не в силах прикончить даже жалкого адвоката, как можно казнить божью коровку! Кто за то, чтобы оправдать Бага и осудить Грога?
Присяжные один за другим стали поднимать руки.
– На жюри было оказано давление! Требую отложить голосование до завтра! – закричала Делла.
…Ночью Стива опять разбудил телефонный звонок.
– Берегитесь! – прошептал тот же голос. – На вас готовится поку…
Послышался тяжелый удар. «Тупым предметом по теменной части», – определил Стив и снова заснул. Телефон зазвонил снова. Это была Делла:
– Нам надо срочно поговорить. Жду у себя в номере.
Ловушка? Но даже сейчас, много лет спустя, Стив терял голову от ее голоса. Он наскоро сунул в карман портативный магнитофон, бинокль, фотоаппарат, электрическую зубную щетку, консервы, складную рацию, расписание самолетов, поездов и автобусов и помчался на ночное рандеву.
Делла остановилась в самой шикарной гостинице города «Гранд-Мотель». Она встретила его в дверях. Ее глаза сверкали. Сквозь строгий деловой пеньюар просвечивало роскошное тело. Она обняла Стива. Их губы слились в долгом поцелуе.
– Милый, подари мне обвинительный вердикт! – сквозь поцелуй простонала Делла. – Ради Стеллы! Это наша с тобой дочь. Она собирается замуж. Но если я проиграю это дело, жених бросит ее. Он – владелец фирмы «Антижук». Молю, сделай это для нашей малютки!
Ж-ж-ж-ж отстранился:
– А ты знаешь, сколько малышей осталось у Бага? Двадцать тысяч!
– Ну, Стив, погоди! – вскричала Делла.
Она разодрала свой пеньюар и закричала:
– Помогите, насилуют!
В номер ворвались шериф и десять свидетелей с письменными показаниями. Ж-ж-ж-ж сковали руки и бросили в камеру-одиночку. Его терзало чувство вины и клопы. Они не могли простить ему рокового промаха.
В эту ночь Нью-Трэш не спал. Миллионы светлячков зажгли огромную надпись «Свободу Стиву!». К маршу протеста присоединились мотыльки, кузнечики и даже консервативные жуки-богомолы. Полицейские безжалостно давили демонстрантов, но их место занимали новые и новые. Присяжные с трудом пробрались в суд. Вскоре они вынесли оправдательный вердикт Багу.
Стив хотел было зааплодировать, но на нем по-прежнему были наручники. Когда все разошлись, Делла шепнула шерифу:
– По-моему, обвиняемый Ж-ж-ж-ж пытается совершить побег…
Шериф выхватил револьвер.
– Прощай! – тихо сказал Стив. – Ловко ты придумала сказку о нашей доч…
Грохнул выстрел. Когда дым рассеялся, шериф валялся на полу с простреленной рукой. Над ним стояла девушка со стодвадцатипятизарядным «смит-и-вессоном». У девушки были лучезарные глаза, как у Деллы, и оттопыренные уши, как у Стива.
– Я – Стелла, – сказала она мелодичным голосом.
– Мы вместе будем защищать несчастных насекомых! – растрогался Стив.
– Насекомых?! – воскликнула Стелла. – A микробы? Представь, что ты симпатичный вирус. Тебе хочется тепла и ласки, а тебя мучают гадким эритромицином!
– Потом доспорите, – вмешалась Делла, – обед стынет.
…Пальцы Стива нежно ласкали роскошное тело прокурора. Вдруг они наткнулись на мелкие точечки, покрывавшие ее упругое бедро. Следы от шприца или укусы?
– После той драмы во время венчания я пристрастилась к москитам, – призналась Делла. – Но Мак-Фингал слишком много болтал. Дорогой, ты будешь пить из меня кровь?
– Если мы оговорим это в нашем брачном контракте… – улыбнулся Стив.
– Конечно! – кокетливо расхохоталась Делла.
Он достал из-под подушки контракт и что-то черкнул. Она подписала, не глядя, и они снова слились в страстном поцелуе. Делла даже не почувствовала, как Стив нежно впился в ее горло. Когда она замерла, из соседней комнаты появилась Стелла. Они быстро спрятали в мешок тело Деллы. Стив налил шампанского и протянул девушке:
– Выпьем за нашу удачу и поделим денежки!
Стелла залпом осушила свой бокал и процедила:
– Еще со школы я терпеть не могу деления…
Она подняла пистолет. Но вместо пули из дула вылетела муха.
– Зря ты их невзлюбила, детка, – усмехнулся Стив. – Хотя вирусы, конечно, надежнее. Например, бациллы чумы, которые ты сейчас выпила с шампанским.
Стелла схватилась за горло и прохрипела:
– Мои… любимые… духи…
Стив подал ее сумочку. Цепенеющей рукой она вынула оттуда флакон и брызнула на Стива. Он закричал:
– Это репеллент! Умираю…
За окном стемнело. Светлячки сплелись в надпись: «Happy end». Такой бурной августовской ночи старожилы не могли припомнить вот уже целый год.
Исповедь нон-стоп
Подражание дамской прозе
Еще с утра я поняла, что сегодня произойдет нечто экстраординарное, поэтому, отправляясь в химчистку, надела свое полулучшее платье на тридцати костяных пуговичках, обтянутых сверху гризольдом, что неназойливо подчеркивало выразительную линию моей шеи, а под низ – карминный лифчик с брюссельскими кружевами, так удачно перешитый из бабушкиного драпового пальто, что Тонька Максимухина всегда одалживала его у меня на самые ответственные свидания, в результате чего она сделала двадцать абортов от сорока мужиков, но Тонька часто говорила мне: «Натка, держи грудь пистолетом!» – и она была стопудово права, а я все ждала Настоящего Мужчину, пахнущего интеллектом и дорогим дезодорантом, правда, Валерка вот уже какой год грозится разбогатеть и купить мне, наконец, второй итальянский сапог, хотя нам еще за первый выплачивать будь здоров, потому что зарплату ему выдавали золотыми рыбками, и однажды он решил выращивать их в аквариумах с пивом «Гиннесс», мол, выпивка и закуска в одном сосуде, но никто их не хотел покупать, спасибо Леониду – мигом договорился с синагогой и они взяли всю партию оптом на фаршированную рыбу, после чего, собственно, и начался наш бурный, но короткий роман с Леонидом, вернее, новелла, где героиня неожиданно для себя отдается герою прямо в его перламутровом «Мазератти» на скорости сто шестьдесят километров в час, а может, и в неделю, время для нас перестало существовать, а наутро Леонид сказал: «Лапуся, не надо грузить себя прошлым» и улетел в Сингапур на стрелку с вице-королем, но я до сих пор храню его прощальный презент, французские духи «Адюльтер», и только недавно одна молодая сенегалка, которой я в трудную для нее минуту подарила свой молочный зуб, невесть как сохранившийся в бабушкиной шкатулке вместе с другими фамильными ценностями, включая фото Поля Робсона, галантно пьющего за бабушкино здоровье из ее кирзового сапога, но у них в Сенегале молочный зуб считается роскошным приданым для девушки из хорошей семьи, и в благодарность она перевела мне, что это вовсе не духи, а жидкость для отпугивания акул, зато ее было хоть залейся, надо признать, что при всех недостатках Леонида в нем чувствовался масштаб, говорят, однажды на него наехала то ли налоговая полиция, то ли самосвал, и он дал зарок: если уцелеет, то построит церковь, и построил, да не одну, а целую сеть четырехзвездочных храмов, причем все они окупились уже года через полтора, а я в то время трудилась в одной небольшой фирме, которая поставляла его холдингу «Церковь Плюс» комплектующие детали типа эксклюзивных мощей, и во время наших первых, еще чисто деловых контактов я произвела на него такое впечатление своей убедительной линией бедра и деликатностью, что Леонид предлагал мне перейти к нему ночным референтом, но я не могла просто так бросить мужа, который ради меня прочел всего Харуки Мураками, в ту пору моего самого любимого писателя, хотя некоторые и находят этого Мураками монотонным, а Валерку и вовсе придурком – после того, как он затеял страхование от падения небесных тел: ведь и ежу понятно, что никакой уважающий себя метеорит отродясь не упадет в нашем Новокукуевске, не говоря уже об элитных НЛО, но Валерке так хотелось доказать всем, что он состоялся как бизнесмен, что он назанимал денег и устроил презентацию при участии делегации от Тунгусского метеорита-побратима, причем в нашем самом крутом кабаке «Тютчев», где в память о знаменитом поэте подают «Суши по-тютчевски», но когда я увидела счет из этого кабака, то поняла, что придется отдать все, что мне удалось скопить на новое платье, потому что у этого юбка заштукована уже в трех местах так вызывающе, что нельзя больше косить под эстетику бедности, а главное, этот козел пропил деньги, отложенные на компьютерную игру «Мойн Додыр», которую дети просят уже целый год, и тут я почувствовала такую аллергию на жизнь, что забросила Соньку и Саньку к маме, маму – к бабушке, а сама пошла, дыша духами «Адюльтер» и туманами, но столько ожидания было в моем взгляде, устремленном в небо, что он случайно пересекся с взглядом Чарлза У. Смайлза, первого пилота «Боинга», совершавшего рейс по маршруту Сеул – Амстердам, причем Чарлз мигом проинтуичил меня и посадил свой воздушный лайнер прямо на асфальтированную площадку у кольцевой дороги, где по выходным дням работает вещевой рынок, и вот Чарлз элегантно спускается по трапу, и я вижу, что у него глаза цвета «тающий лед», это мой самый любимый цвет, если не считать зеленого, оранжевого и, само собой, карминного, в моей душе распускается цветок любви, и все тридцать пуговичек расстегиваются сами собой, но Чарлз, как бы не замечая этого, почтительно целует мои руки, а когда я для приличия пытаюсь их отнять – то свои, мы глядим друг на друга – безотрывно, беззастенчиво, беспробудно, безмятежно, безнадежно, безотрывно, бесхитростно – и мои глаза говорят: «Чарли, во сне я иногда лечу и падаю, просыпаюсь вся в синяках…», а его глаза, улыбаясь, отвечают: «Натали, не пробовали ли вы спать с парашютом… или хотя бы с летчиком?», «Ну, будь мы знакомы подольше, хотя бы минут двадцать…», и я настолько увлеклась нашим визуальным диалогом, что прозевала коварный маневр стюардессы Дженнифер, волевой блондинки лет двадцати – сорока пяти, которая, пока «Боинг» шел на автопилоте, напропалую крутила с Чарлзом любовь в багажном отсеке, а когда тот был занят, то с бортмехаником или даже автопилотом, Дженнифер провела подсечку, и я шлепнулась в осеннюю грязь, плача от обиды и мысли о том, что опять упустила шанс найти свой любовный «Мойн Додыр», и мечтая немедленно умереть от острого дивертикулеза, о котором как-то слышала в телепередаче «Наш гость – патологоанатом», но, уже видя себя в эффектных предсмертных муках на фоне хитов Гайдна и группы «Ногу свело» с исподволь нарастающим саспенсом, я вдруг с ужасом вспомнила, что химчистка закрывается через час, но окончательно меня добила реакция Чарлза, то есть практически полное отсутствие ее, значит, мистер Смайлз просто сделал здесь остановку для дозаправки эротическими эмоциями, тут я закусила пухлую нижнюю губу, которая, я знала, придает моему лицу обиженное и в то же время слегка лукавое выражение, но сейчас мне было совсем не до лукавства, ибо в довершение моего позора откуда-то появились Санька и Сонька и яростно вцепились в брюки Чарлза, а он, решив, что это юные попрошайки, достал из кармана разговорник и старательно прочел: «Сколко стоит ваш деревьянная резнья?», я хотела было увести их прочь, но рев «Боинга» бросил меня на землю, и тут я увидела Валерку, который мчался, крича на смеси русского устного и английского матерного: «Травма от падения небесного тела! Все арестованы и оштрафованы!», и Дженнифер, попавшаяся ему на пути, была смята, но мистер Смайлз, подхватив ее, вскочил в свой лайнер и повел его на взлет, о, Чарлз, милый, почему же ты напоследок даже не взглянул на меня, хотя я лежала на земле в одной из самых стильных поз, запомнившихся мне из книжки «Камасутра» для «чайников», ну и черт с тобой, вали отсюда, если тебе твоя карьера дороже, чем сопелька моего ребенка, но в последний момент Валерка ухватился за хвост «Боинга» и каким-то чудом остановил эту махину, ну, когда мой мужик примет на грудь пива пополам с текилой, то он на все способен, короче, трап снова опустился и начались переговоры о возмещении ущерба, врач осмотрел меня и записал в протокол: «Два синяка размером с доллар, три – с полтинник, еще два по пятаку, итого побоев на три шестьдесят, плюс моральная травма тыщ на триста», господи, подумала я, неужели мы наконец-то переберемся в дом с улучшенной планировкой, и я перейду с мальчуковых вещей на нормальный прикид, и мы поедем отдыхать на какие-нибудь Острова Зеленого Носа, набежали иностранные журналисты, и я уже открыла рот, чтобы заклеймить мировой чарлизм, но тут я поймала умоляющий его взгляд и, сколько они меня ни расспрашивали, я тупо повторяла по-английски: «Ай эм случайно упала», в конце концов первый пилот всхлипнул, за ним – второй, Дженнифер заревела белугой, затем все пассажиры, их дети и служанки заплакали навзрыд, слезы поднимались все выше, вот они уже по щиколотку, по колено, по пояс, и тут Валерка неожиданно подрулил ко мне на свежекупленном мощном катере, я стала на водные лыжи и помчалась, чувствуя себя молнией, расстегивающей ширинку этому снулому миру, Валерка смеется, от него пахнет дорогим дезодорантом, я смеюсь ему в ответ, мы несемся все дальше под музыку Вивальди, и все мы будем счастливы когда-нибудь, бог даст…
Моя жизнь с искусством
Подражание мемуарам
Наша сегодняшняя собеседница – заслуженный работник андеграунда Муза Вамп-Кислухина. Она широко известна как нашумевший автор мемуаров «Пастернак в одних носках», «Дали вблизи» и других откровенных бестселлеров. Знаменитая писательница любезно согласилась дать интервью корреспонденту журнала «Эксклюзив-Sterva».
– Дорогая Муза Федоровна…
– Называйте меня просто Муся, как покойный Пласидо Доминго.
– Покойный?!
– После того, как Плася имел наглость вернуть нераспечатанным мое «Двадцать пятое прощальное письмо», он для меня умер навсегда.
– Злые языки, в частности вы сами, называют вас «Второй Анной Ахматовой»…
– Чушь! Первая – это я! Именно с меня начался самый волнующий период в современной литературе: «Силиконовый век»! Не спорю, у Ани тоже бывали милые строчки. Да кто бы их сегодня помнил, если бы я не переосмыслила ее каракули своим дискурсом?! Мои враги утверждают, что в те годы я еще пешком под стол ходила. Да, ходила. Время такое было. Но под столом у Ахматовой я провидчески собирала порванные черновики, квитанции, старые трамвайные билеты… Не зря же Мариша Цветаева так образно написала обо мне: мол, когда б вы знали, из какого типа мусора растут стихи, не ведая стыда. И мемуары тоже. Время теперь такое.
– Дорогая Муза Федоровна…
– Называйте меня просто Муся, как покойный Пласидо Доминго.
– Покойный?!
– После того, как Плася имел наглость вернуть нераспечатанным мое «Двадцать пятое прощальное письмо», он для меня умер навсегда.
– Злые языки, в частности вы сами, называют вас «Второй Анной Ахматовой»…
– Чушь! Первая – это я! Именно с меня начался самый волнующий период в современной литературе: «Силиконовый век»! Не спорю, у Ани тоже бывали милые строчки. Да кто бы их сегодня помнил, если бы я не переосмыслила ее каракули своим дискурсом?! Мои враги утверждают, что в те годы я еще пешком под стол ходила. Да, ходила. Время такое было. Но под столом у Ахматовой я провидчески собирала порванные черновики, квитанции, старые трамвайные билеты… Не зря же Мариша Цветаева так образно написала обо мне: мол, когда б вы знали, из какого типа мусора растут стихи, не ведая стыда. И мемуары тоже. Время теперь такое.