– А на побережье народ, конечно, очень умный. Вы это хотите сказать?
   – Я хочу сказать, здесь очень легко свалить вину за исчезновения людей на сатану, как это делает ваша супруга.
   – Бедный сатана, – засмеялся Дионисио. – Адриана просто повторяет то, что говорят все. Разве не сатану винят всегда за все плохое? Чему же тогда удивляться?
   – Ну, для вас-то, положим, сатана не так уж и плох, – пристально глядя на него, сказал Литума.
   – Так ведь кто, как не он, научил людей наслаждаться жизнью. – В глазах Дионисио вспыхнул насмешливый огонек. – Или вы, как те фанатики, имеете что-то против земных радостей?
   – По мне, пусть хоть все лезут друг на друга и развлекаются как хотят, – ответил Литума. – Я и сам не прочь бы здесь так поразвлечься, да не с кем.
   – А почему бы вам не употребить для этого вашего помощника? Парень-то вроде ничего.
   – Этого никогда не будет, – вспыхнул Литума. – Я не гомик.
   – Да это просто шутка, господин капрал. Не сердитесь. – Трактирщик тоже встал. – Что ж, сделка, значит, не состоялась, и я остался ни с чем. Тем лучше для вас, господин капрал, еще раз повторяю вам это. И тем хуже для меня. Вдобавок теперь я в ваших руках, я же понимаю. Если вам вздумается рассказать кому-нибудь о нашем разговоре, я труп.
   Он сказал это абсолютно спокойно, будто не испытывал ни малейшего сомнения, что капрал его не выдаст.
   – Я – могила. Жаль, что мы не договорились, но это уже не моя вина. Хотя на мне эта форма, я мало что могу сделать.
   – Хочу дать вам совет. Напейтесь хорошенько и забудьте обо всем. Мое заведение всегда открыто для вас. Пока, господин капрал.
   Он небрежно махнул рукой и пошел вниз, но не по дорожке, которая вела в поселок, а в обход шахты. Литума снова опустился на освободившийся плоский камень и внезапно вспотевшими руками достал вторую за это утро сигарету. Все, что говорил ему Дионисио, кружилось теперь в голове, как те черные птицы на фоне белоснежных вершин. Безусловно, терруки имеют много пособников в поселке, в этом все дело. Вот почему так напуган Дионисио, вот почему он уедет отсюда, даже если для этого ему придется выдать нескольких своих клиентов, чтобы получить необходимые деньги. Вполне возможно, что эти трое отказались участвовать в чем-то или сотрудничать с кем-то, и за это их сбросили в шахту. Если в одну из ближайших ночей терруки подожгут пост и убьют его и Томасито, начальство пошлет их семьям похоронки с соболезнованиями, да еще их имена будут упомянуты в ежедневном приказе. Жалкое утешение.
   Он несколько раз быстро затянулся, докуривая сигарету, его настроение менялось. Вспыхнувший было гнев уступал место тоске и смятению. Нет, это не могли сделать сендеристы. Скорее уж и впрямь здесь какое-то колдовство или беспросветная темнота горцев. Он поднялся и подошел поближе к полузаваленному камнями и деревянными креплениями входу в шахту. Неужели они там? Или это лишь побасенки пьянчужки, который хотел заработать несколько солей, чтобы поскорей удрать из Наккоса? Придется ему и Томасито самим лезть в шахту и своими глазами увидеть, что там.
   Он бросил окурок и зашагал вниз. Карреньо, наверно, уже готовит завтрак. У Томасито тоже есть какая-то тайна. А иначе с чего бы он плакал по ночам? Неужели только из-за той пьюранки? Да это просто смешно. Мир катится к чертовой матери, вокруг казни, похищения, бесы, пиштако, муки, а полицейский Томас Карреньо рыдает по ночам из-за того, что его бросила какая-то бабенка. Хотя, конечно, она была первой, она лишила его невинности, и, судя по всему, она осталась единственной, кого попробовал наш простак.
* * *
   В то утро, как и всегда перед командировкой или экскурсией, госпожа д'Аркур встала затемно, за несколько секунд до того, как зазвонил будильник. Ее охватила дрожь нетерпения, которую вот уже тридцать лет она испытывала всякий раз, когда ей приходилось уезжать из города по делам или для отдыха (она, кстати, не отличала одно от другого). Быстро одевшись, она на цыпочках, чтобы не разбудить мужа, спустилась на кухню и приготовила кофе. Чемодан был собран накануне и выставлен в прихожую. Когда она уже ополаскивала чашку, в дверях кухни появился зевающий Марсело – в халате, босой, с всклокоченными волосами.
   – Как ни стараюсь не шуметь, всегда тебя бужу, – извиняющимся тоном сказала она. – А может быть, бессознательно обманываю себя, потому что в глубине души хочу, чтобы ты проснулся.
   – А я, знаешь, отдал бы все на свете, лишь бы ты не ездила в Уанкавелику. – Он снова зевнул. – Поторгуемся? У меня при себе чековая книжка.
   – Моя начальная цена – луна и звезды. – Она протянула ему чашку с кофе. – Не беспокойся. В горах я в гораздо большей безопасности, чем ты здесь, когда едешь в свой офис. По статистике, на улицах Лимы опаснее, чем в Андах.
   – Никогда не верил в статистику. – Он зевнул и потянулся. Некоторое время смотрел, как она хлопочет у буфета, где в идеальном и тщательно продуманном порядке были расставлены чашки и блюдца, разложены ложки и ложечки. – От этих твоих поездок, Гортензия, у меня откроется язва. Если раньше я не умру от инфаркта.
   – Я привезу тебе с гор свежего сыра. – Она откинула прядь со лба. – Иди досыпай, я постараюсь тебе присниться. Со мной ничего плохого не произойдет, не волнуйся.
   В этот момент к дверям дома подъехал министерский джип, и госпожа д'Аркур заторопилась: поцеловала мужа, напомнила, что надо выслать в Смитсоновский институт конверт с фотографиями Национального парка Янага-Чемильен. Марсело проводил ее до машины и, попрощавшись, как всегда, обратился к Каньясу:
   – Верни мне ее живой и невредимой, инженер.
   Улицы Лимы, еще покрытые ночной влагой, были безлюдны. Через несколько минут джип выехал на главное шоссе, но и там движение было пока слабым.
   – Ваша жена тоже так переживает, когда вы уезжаете в командировку? – спросила госпожа д'Аркур. Огни Лимы, затянутые утренним предрассветным туманом, остались позади.
   – Не без этого, – кивнул инженер. – Но моя Мирта не слишком сильна в географии, она и не подозревает, что мы едем прямо в волчье логово.
   – В волчье логово? – переспросил шофер, и джип резко вильнул. – Вы должны были предупредить меня об этом заранее. Если бы я знал, не поехал бы, я вовсе не собираюсь рисковать головой за те гроши, что мне платят.
   – Что нам платят, – засмеялся Каньяс.
   – Что вам платят, – уточнила госпожа д'Аркур. – Мне-то не платят ни сентаво. Я занимаюсь этой работой только из любви к искусству.
   – Так вам это нравится, сеньора. Вы, наверное, и сами платили бы за то, чтобы заниматься любимым делом.
   – Честно говоря, платила бы, – согласилась она. – Эта работа составляет смысл моей жизни. Возможно, потому, что растения и животные никогда меня не обманывают. А люди, наоборот, обманывают постоянно. Ведь вам тоже нравится наше дело, инженер. Иначе вы не стали бы работать в министерстве за такую мизерную зарплату.
   – Это ваша вина, сеньора. Я читал ваши статьи в «Комерсио», я вам уже говорил. И они разбудили во мне интерес к природе, желание объехать Перу и своими глазами увидеть чудеса, о которых вы писали. Вы виноваты в том, что я стал изучать агрономию, а потом окончил лесной факультет. Вас не мучат угрызения совести?
   – Тридцать лет я пропагандировала свои идеи – и вот наконец у меня появился ученик! – захлопала в ладоши госпожа д'Аркур. – Теперь могу умереть спокойно.
   – У вас много учеников, – убежденно сказал инженер Каньяс. – Вы открыли нам, как удивительна наша земля. И как плохо мы с ней обращаемся. Не думаю, что найдется хоть один перуанец, который знает свою страну так же, как вы, и который всю ее исходил и исколесил, как вы.
   – Ну, раз мы дошли до комплиментов, я тоже должна сказать вам кое-что приятное. С тех пор как вы пришли в министерство, моя жизнь изменилась. Наконец появился кто-то, кто разбирается в проблемах окружающей среды и борется с бюрократами. Говорю это не для красного словца, инженер. Благодаря вам я больше не чувствую себя, как раньше, одиночкой.
   Когда подъезжали к Матукане, из-за горных вершин вырвались первые лучи еще невидимого солнца. Утро выдалось сухое и холодное. Всю оставшуюся часть пути, пока они пересекали хребет Ла-Оройя и теплую долину Хауха, инженер и госпожа д'Аркур обсуждали, что надо сделать, чтобы заручиться дополнительной поддержкой для реализации проекта восстановления лесов на горных склонах. Проект субсидировался ФАО[25] и Голландией и уже дал первые положительные результаты. Эту первую победу они отметили несколько месяцев назад в ресторанчике в Сан-Исидро. Почти четыре года работы – отчетов, памятных записок, конференций, статей, писем, рекомендаций и прочих хлопот, – пока удалось добиться чего-то. Но теперь-то, наконец, проект уже выполняется. Общины не ограничиваются больше выращиванием кормовых культур, они теперь занимаются также посадками деревьев. Если не иссякнут фонды, из которых финансируется проект, через несколько лет густые рощи хинного дерева снова укроют тенью пещеры, исписанные магическими заклинаниями и рисунками далеких предков, и как только установится мир, сюда смогут приезжать археологи со всего света, чтобы расшифровывать их. Нужно добиться, чтобы и другие фонды, и другие страны тоже финансировали проект. Не хватает инструкторов, которые научили бы крестьян использовать вместо дров сухой помет животных для обогрева домов и приготовления пищи, надо создать опытную станцию, заложить по крайней мере десять новых питомников. В общем… Хотя госпожа д'Аркур была практичной женщиной, она порой давала волю воображению и в соответствии со своей фантазией мысленно преобразовывала действительность, которую, надо сказать, прекрасно знала, потому что постоянно боролась с нею.
   Вскоре после полудня они добрались до Уанкайо и сделали небольшую остановку, чтобы наскоро перекусить, заправить машину, проверить мотор и давление в шинах. Зашли в ресторан на углу площади.
   – Я почти уговорила посла Испании приехать сюда, – рассказывала госпожа д'Аркур инженеру. – Но в последний момент он не смог, прибыла какая-то делегация из Мадрида, не помню уже, какая. Однако он обещал, что вскоре выберется. И сказал, что постарается добиться для нас кое-какой помощи от испанского правительства. У них экология тоже входит в моду.
   – Как мне хотелось бы посмотреть Европу, – вздохнул инженер Каньяс. – Дед моей матери был из Галисии. Наверно, у меня там есть родственники.
   На следующем участке дороги они почти не могли разговаривать – джип безостановочно трясло и подбрасывало на ухабах. А между Акостамбо и Искучакой их встретили такие выбоины и ямы, что они уже были готовы повернуть обратно. Они пристегнулись ремнями, но все равно их болтало и кидало друг на друга. Машина, казалось, вот-вот развалится, но шофер только посмеивался, шутливо выкрикивал, как на корриде: «Берегись снизу!», «Внимание, разъяренный бык!» – да напевал что-то. В Уанкавелику приехали вечером. Стало холодно, и они надели свитера, шерстяные перчатки и шарфы.
   В туристской гостинице их встретил префект, получивший инструкции из Лимы. Он подождал, пока они приведут себя в порядок, и пригласил поужинать тут же, в отеле. Два техника из министерства, которые должны были сопровождать их, приехали в отель еще раньше. За ужином к ним присоединился военный комендант – невысокий человек с добродушной улыбкой. Он козырнул, пожал им руки и, сняв фуражку, обратился к госпоже д'Аркур:
   – Для меня большая честь приветствовать здесь такую известную особу. Я всегда читаю вашу страницу в «Комерсио». И знаю вашу книгу об Уайласском ущелье. Жаль, у меня нет ее сейчас при себе, чтобы взять у вас автограф.
   За ужином он сообщил, что патруль уже готов и завтра в шесть утра можно будет начинать обход.
   – Патруль? – Госпожа д'Аркур вопросительно посмотрела на инженера.
   – Но я ведь уже объяснял, что мы не хотим сопровождения, – повернулся инженер к префекту.
   – Я передал ваше пожелание коменданту, – пожал плечами префект. – Но знаете, как говорят: где есть капитан, там матрос не командует.
   – Мне очень жаль, сеньора, но я не могу позволить, чтобы вы передвигались здесь без охраны, – отозвался на его слова комендант. Он был совсем еще молод. Форма сидела на нем безукоризненно, усы были тщательно подстрижены, говорил он очень любезно. – Это опасная зона, подрывные элементы называют ее «освобожденной территорией». Слишком большая ответственность для меня. Я вам обещаю, патруль не будет ни во что вмешиваться.
   Госпожа д'Аркур удрученно вздохнула и переглянулась с инженером. Значит, ей придется убеждать коменданта. С тех пор как по этим горным краям прокатилась волна насилия, принося смятение и страх и оставляя за собой растерзанные трупы, сколько раз ей уже приходилось в подобных ситуациях объяснять свою миссию префектам, капитанам, майорам, комендантам, гражданским гвардейцам, республиканским гвардейцам, простым солдатам.
   – Мы не политики и не имеем никакого отношения к политике, комендант. Нас занимает только природа, окружающая среда, животные, растения. Мы служим не правительству, а Перу. И военным, и этим головорезам тоже. Понимаете? Если мы появимся в сопровождении солдат, у людей возникнет ложное представление о том, кто мы такие и чем занимаемся. Я вам благодарна за добрые намерения. Но в охране мы не нуждаемся, уверяю вас. Лучшая защита для нас – ходить без солдат, чтобы все видели, что нам нечего скрывать и бояться.
   Комендант, однако, не хотел уступать. Уже то, что они не прилетели на самолете, а проехали от Уанкайо до Уанкавелики на машине, уже это было безумием, ведь сколько покушений, сколько нападений происходит на этой дороге. Он извинялся, но стоял на своем. Конечно, он может показаться назойливым, но это его долг и он не хочет, чтобы его потом могли в чем-нибудь упрекнуть.
   – Мы подпишем бумагу, что берем всю ответственность на себя, – предложил инженер Каньяс. – Не посчитайте это за обиду, комендант, но для нашей работы важно, чтобы нас не отождествляли с вами.
   Госпожа д'Аркур положила конец спору, заявив, что, если офицер будет настаивать на сопровождении, она отменит экспедицию. Комендант составил акт и попросил префекта и двух техников подписать его в качестве свидетелей.
   – Вам же меньше хлопот, – утешила его, прощаясь, госпожа д'Аркур. – Но все равно, комендант, спасибо вам за заботу. Дайте мне ваш адрес, я вышлю вам мою новую книгу, которая должна выйти на днях. Это о долине Колька, в ней есть замечательные фотографии.
   На следующее утро госпожа д'Аркур отправилась на мессу в церковь Святого Себастьяна. Она долго рассматривала величественные своды колониальной эпохи, старинный алтарь, украшенный изображениями плачущих ангелов. Выехали на двух машинах – джипе и старом черном «форде», в который сели техники и префект. По дороге к шахтам Санта-Барбары им повстречался армейский патруль. Солдаты держали в руках карабины с примкнутыми штыками и, казалось, были готовы в любой момент открыть огонь. Через несколько километров дорога превратилась в какую-то бесформенную канаву, и джипу пришлось снизить скорость, чтобы не слишком отрываться от «форда». В течение двух часов они то поднимались, то опускались, пересекая полупустынную местность, где не было ничего, кроме гор, на склонах которых лишь изредка можно было увидеть несколько домов с лоскутами посадок – картофеля, ячменя, бобов. «Форд» все-таки исчез из виду.
   – Когда я проезжал тут в прошлый раз, здесь не было столько красных флагов и раскрашенных щитов по сторонам дороги, – заметил инженер Каньяс. – Должно быть, комендант говорил правду: мы в контролируемой зоне.
   – Надеюсь, это не помешает восстановлению лесов, – сказала госпожа д'Аркур. – Только этого нам недоставало. Четыре года ушло на то, чтобы пробить проект, и когда наконец-то стало получаться…
   – До сих пор я не совал нос не в свое дело, – вступил в разговор шофер. – Но если бы меня спросили, я бы сказал, что в сопровождении солдат чувствовал бы себя куда спокойнее.
   – Но тогда люди принимали бы нас за врагов, – возразила госпожа д'Аркур. – А мы не враги никому. Мы работаем и на них тоже. Понятно?
   – Мне-то понятно, – пробурчал шофер. – Хорошо бы, чтобы им тоже было понятно. Вы не видели по телеку, что они вытворяют?
   – Никогда не смотрю телевизор, – ответила госпожа д'Аркур. – Наверно, потому и чувствую себя так спокойно.
   К вечеру добрались до общины Уайльярахкра, где находился один из питомников. Местные крестьяне приходили сюда за саженцами хинного дерева, они огораживали ими свои делянки, укрепляли берега озер и рек. Центральный поселок общины с его крытой черепицей церквушкой, покосившейся колокольней, маленькой школой с глинобитными стенами и мощенной булыжником площадью был почти пуст. Но алькальд и члены муниципального совета Уайльярахкры в полном составе радушно приветствовали их, подняв свои жезлы, и вместе с ними обошли питомник, сооруженный силами самих общинников. Они явно были воодушевлены программой восстановления лесов. Раньше, говорили они, общинники жили высоко в горах, далеко друг от друга, теперь же появилась возможность поселить их вместе, дать им электрический свет, обеспечить питьевой водой. В мягком предзакатном свете перед ними открылась величественная панорама: широкий горный склон, усеянный крупными пятнами посадок, круто убегал вверх и, теряя постепенно растительность и превращаясь в голые камни, скрывался в высоких облаках. Инженер Каньяс набрал полную грудь воздуха и раскинул руки:
   – Этот пейзаж заставляет забыть все заботы, досаждавшие мне в Лиме. А вас не впечатляет, сеньора? Жаль, мы не взяли с собой бутылочку чего-нибудь крепкого для согрева.
   – А знаете, когда я увидела эту красоту в первый раз? Ровно двадцать лет назад. И как раз отсюда, с этого самого места, где мы сейчас стоим. Чудесно, правда?
   К питомнику примыкало небольшое ранчо, где можно было перекусить. Инженер и госпожа д'Аркур уже бывали там раньше и на этот раз тоже направились туда. Но от семьи, что жила там когда-то, теперь осталась одна только старушка, которая никак не могла толком объяснить, куда и почему уехали ее родичи. В доме не было ничего, кроме маленькой убогой кровати. Старуха вскоре перестала обращать внимание на пришедших и, повернувшись к ним спиной, поправляла огонь в очаге и что-то помешивала в кастрюле. Алькальд и советники разошлись по домам. Два сторожа, работавших в питомнике, заперлись на засов в сторожке. Госпожа д'Аркур и инженер остались одни. Огороженный тростниковым плетнем небольшой кораль, который, вспомнила госпожа д'Аркур, в прошлый раз был полон баранов и кур, теперь стоял совершенно пустой, колья были выворочены, плетень завалился. Над соломенной крышей ранчо полоскался привязанный к шесту кусок красной фланели.
   Когда «форд» с префектом и техниками въезжал в Уайльярахкру, в сгустившейся синеве неба сверкнули первые звезды. Инженер и госпожа д'Аркур к этому времени успели разложить вещи. В углу комнаты уже лежали спальные мешки, резиновые подушки были надуты, на портативном примусе варился кофе.
   – Мы думали, вы попали в аварию, – приветствовал их инженер. – Уже хотели ехать к вам на помощь.
   Первым из машины вышел префект. Он был совсем не похож на того добродушного и доброжелательного человека, который с шутками и прибаутками принимал их в Уанкавелике. Выяснилось, что у них лопнула шина. Но префект был не в духе по другой причине.
   – Надо немедленно возвращаться, – тоном приказа сказал он. – Мы ни в коем случае не должны оставаться здесь на ночь.
   – Выпейте лучше кофейку с печеньем и полюбуйтесь на этот вид, – успокаивающе сказал инженер. – Такой красоты вы не увидите больше нигде в мире. Не кипятитесь, дружище.
   – Да что вы несете! Вы что, ничего не понимаете? – Префект повысил голос, у него дрожал подбородок, глаза нервно щурились, будто их что-то слепило. – Вы что, не видели эти лозунги и флаги по всей дороге? Не заметили, что красный флаг висит у нас над головами? Комендант был прав. Это безрассудство. Мы не должны подвергать себя такой опасности. И в первую очередь это касается вас, сеньора.
   – Мы приехали сюда делать наше дело, оно не имеет ничего общего с политикой, – попыталась умерить его пыл госпожа д'Аркур. – Но если вы опасаетесь, можете вернуться в город.
   – Я вовсе не трус. – Голос префекта дрогнул. – Это необходимая осторожность. Мы не можем оставаться здесь на ночь. Послушайте меня, давайте уедем. Потом мы вернемся сюда с патрулем. Вы рискуете вашей жизнью и жизнью ваших людей, сеньора.
   Инженер Каньяс взглянул на техников. Они молча прислушивались к спору.
   – Вы тоже хотите вернуться?
   Техники, совсем молодые, скромно одетые люди, смущенно переглянулись, но ничего не ответили.
   – Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанными оставаться с нами, – вмешалась госпожа д'Аркур. – Если вы предпочитаете вернуться, возвращайтесь.
   – А вы остаетесь, инженер? – заговорил наконец один из них, произнося слова с северным акцентом.
   – Безусловно, – ответил тот. – Мы столько сил вложили в этот проект, так долго боролись, чтобы получить деньги от ФАО и Голландии, что теперь, когда все закрутилось, я уже не могу отступить.
   – Тогда и мы останемся, – сказал все тот же техник. – Будь что будет.
   – Мне очень жаль, но я должен уехать, – заявил префект. – Я должностное лицо, поэтому, если меня схватят, мне верный конец. Попрошу коменданта прислать патруль.
   – Ни в коем случае, – решительно возразила госпожа д'Аркур, протягивая ему руку. – Разумеется, возвращайтесь. Через пару дней увидимся в Уанкавелике. Счастливо вам доехать, и не беспокойтесь о нас. Здесь, наверху, есть нечто, что защитит нас лучше любого патруля.
   Техники забрали из машины свои одеяла и чемоданчики. Все молча смотрели, как «форд» растворяется в темноте.
   – Возвращаться одному в такое время и по таким дорогам – да это просто безумие, – пробормотал второй техник.
   Какое-то время они раскладывали вещи, устраиваясь на ночь. Потом хозяйка угостила всех острым супом, в котором плавали кусочки юкки, и улеглась на свою кровать. Техники развернули спальники, расстелили одеяла, одно около другого, развели во дворе костер. Все сидели вокруг огня, смотрели, как разгораются и множатся звезды. У техников были с собой сандвичи с ветчиной, курятиной и авокадо, а госпожа д'Аркур дала всем на десерт по плитке шоколада. Ели медленно, разговаривали, обсуждали, что будут делать завтра, говорили о родных, оставшихся в Лиме, а техник с севера – выяснилось, что он из Пакасмайо, – рассказал о своей невесте из Трухильо: в прошлом году она заняла второе место на конкурсе народной песни и танца «Маринера». Потом разговор перекинулся на бесчисленные звезды, такие яркие, когда на них смотришь с андских вершин, что рябит в глазах. Неожиданно госпожа д'Аркур сменила тему:
   – Вот уже тридцать лет езжу по Перу, и никогда мне не приходило в голову, что здесь будут происходить такие вещи.
   Инженер, техники и шофер замолчали, задумавшись над ее словами. И вскоре все, не раздеваясь, улеглись спать.
   Они пришли на заре, когда приезжие уже вставали. Около полусотни людей – мужчины, женщины, много подростков и даже дети. В большинстве своем это были крестьяне, но среди них мелькали и городские метисы. Одетые в куртки, джинсы, свитера с грубо вышитыми узорами, имитирующими украшения индейцев уаков доколониальной эпохи. На головах – шапки, вязаные шапочки, шлемы-пасамонтаньи. Плохо вооруженные: только двое или трое с автоматами Калашникова, у остальных – ружья, револьверы, охотничьи карабины, а то и просто мачете и дубинки.
   Жившая в доме старуха куда-то исчезла.
   – Нет необходимости держать нас под прицелом, – сказала госпожа д'Аркур, выходя вперед. – Мы безоружны и не собираемся бежать. Могу я переговорить с главным? Я объясню ему, чем мы здесь занимаемся.
   Ей никто не ответил. Никто не распоряжался, не слышно было команд. Но было заметно, что они хорошо обучены и действуют согласованно. Группами по два-три человека они подошли к спутникам госпожи д'Аркур, отделили их друг от друга, тщательно всех обыскали, вывернув карманы, обрывками веревки связали за спиной руки.
   – Мы вам не враги, мы не занимаемся политикой, мы работаем не на правительство, а на перуанцев, – продолжала говорить госпожа д'Аркур, вытягивая руки, чтобы легче было связать их. – Наша цель – защитить окружающую среду, природные ресурсы. Чтобы наша природа не погибла, чтобы в будущем все люди в этих горах имели пищу и работу.
   – Сеньора написала много книг о наших растениях и животных, – пояснил инженер Каньяс. – Она идеалистка. Она, как и вы, добивается лучшей жизни для наших крестьян, благодаря ей в этих местах снова будут расти деревья. А ведь это так важно для общинников, для всей Уанкавелики. Для вас и ваших детей. Это выгодно всем нам, независимо от наших политических взглядов.
   Им позволяли говорить, никто не прерывал их, но никто и не обращал внимания на их слова. Они занимались своими делами. Расставляли часовых в местах, откуда можно было наблюдать за поднимающейся снизу дорогой и за уходящей к снежным вершинам тропой. Утро было холодное, острый воздух обжигал горло. Крутые склоны окружающих гор отливали свежей зеленью.